Текст книги "Отель"
Автор книги: Артур Хейли
Жанр: Литература 20 века, Классика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Портье за мраморной стойкой, едва взглянув на О'Кифа, протянул ему регистрационный бланк. Магнат даже не притронулся к бумажке. Спокойным, ровным голосом он сказал:
– Моя фамилия О'Киф, я забронировал два «люкса» – один для себя, другой для мисс Дороти Лэш. – В эту минуту он увидел, как в отель вошла Додо, длинноногая, с пышным бюстом, притягивающая мужчин как магнит. Она шла – и, словно по команде, поворачивались головы, застревали в горле слова. Так было всегда и везде. О'Киф оставил Додо у машины присмотреть за багажом: ей доставляло удовольствие время от времени заниматься такими вещами. Ну а все связанное с мозговыми усилиями было выше ее возможностей.
Фамилия О'Киф произвела на портье такое же действие, как если б рядом разорвалась граната.
Он буквально одеревенел, потом расправил плечи. Встретившись взглядом с холодными серыми глазами, которые, казалось, насквозь пронзали его, портье мгновенно переменился: безразличие тотчас сменилось угодливой почтительностью. Он инстинктивно поправил галстук.
– Простите, сэр. Вы и есть мистер Кэртис О'Киф?
Магнат кивнул, на лице его мелькнула улыбка, и он сразу стал похож на того, который, сияя улыбкой, благостно смотрел на вас с полумиллиона проспектов «Вы мой гость». Экземпляр такого проспекта всегда лежал на самом видном месте в каждом номере каждой гостиницы О'Кифа. («Этот проспект предназначен для Вашего развлечения и удовольствия. Если Вы пожелаете взять его с собой, сообщите об этом портье, и мы впишем в Ваш счет 1 доллар 25 центов».)
– Пожалуйста, сэр. Я уверен, что ваши апартаменты уже готовы, сэр. Одну секунду, сэр.
Пока портье искал карточки с указанием отведенных О'Кифу номеров, магнат отступил на шаг от стойки, давая возможность подойти другим прибывшим. Всего несколько минут назад здесь было относительно спокойно, теперь начался один из приливов, какие бывают в отеле каждый день. Ко входу, залитому горячим, ярким солнцем, то и дело подкатывали автобусы и такси, доставлявшие из аэропорта людей, прибывших, как и О'Киф, утренним рейсом из Нью-Йорка. Здесь явно собирались участники съезда, как не преминул заметить О'Киф. Огромный транспарант, свешивавшийся со сводчатого потолка вестибюля, гласил:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДЕЛЕГАТЫ КОНГРЕССА АМЕРИКАНСКИХ СТОМАТОЛОГОВ!
К О'Кифу подошла Додо, за ней, как жрецы за богиней, следовали двое нагруженных чемоданами посыльных. Под яркой шляпой с большими мягкими полями, не скрывавшей, впрочем, длинных пепельно-белокурых волос, на гладком, как у ребенка, лице блестели широко раскрытые голубые глаза.
– Кэрти, говорят, здесь остановилась уйма зубных врачей.
– Рад, что ты сообщила мне об этом, – сухо заметил он. – А то я бы и не знал.
– Хм, а может, мне все же поставить наконец пломбу? Я ведь давно собиралась это сделать, но все как-то не получалось…
– Они будут здесь раскрывать собственные рты, а не смотреть в чужие.
Додо, по обыкновению, растерянно уставилась на него; что-то происходило вокруг, а что – она никак не могла взять в толк. Управляющий одним из отелей О'Кифа, не подозревая, что сам босс слышит его, сказал как-то про Додо: «У нее все мозги в титьках – беда лишь в том, что они разъединены».
О'Киф знал: кое-кто из знакомых немало удивлялся тому, что он выбрал Додо в качестве спутницы – при его богатстве и влиянии он мог пригласить на эту роль почти любую женщину. Но знакомые могли лишь догадываться о безудержном темпераменте Додо, который они наверняка недооценивали, а она, послушная его воле, умела и до предела возбудить себя, и сдержать. Ее глупость, равно как и частые промахи, выводившие других из себя, казалась О'Кифу просто забавной: вероятно, ему порой надоедало находиться среди умных, острых людей, которые непрестанно стремились помериться с ним силами.
И все же он собирался скоро расстаться с Додо. Она уже почти год была с ним – дольше многих других. А ведь под рукой находилась голливудская галактика, в которой восходящих звезд – хоть отбавляй. Конечно, он позаботится о Додо, употребит свое влияние, чтобы ей дали одну-две роли в фильмах, и, кто знает, может, ей даже посчастливится сделать карьеру. У нее отличное тело и лицо. Другие – при одних таких данных – поднимались довольно высоко.
В эту минуту портье вновь подошел к стойке.
– Все готово, сэр, – сказал он.
Кэртис О'Киф кивнул. И вслед за старшим посыльным, появившимся будто из-под земли, небольшая процессия проследовала к ожидавшему ее лифту.
6
Вскоре после того как Кэртис О'Киф и Додо направились к своим «люксам», Джулиус Милн, по прозвищу Отмычка, получил ключ от одноместного номера.
В 10.45 он позвонил в отель по прямому телефону из аэропорта Мойсант («Звоните бесплатно в лучший отель Нового Орлеана») и напомнил, что несколько дней назад забронировал номер из другого города. В ответ он получил заверение, что с его заказом все в порядке и если он немного поспешит, то его поселят без задержки.
Поскольку решение остановиться в «Сент-Грегори» созрело у Отмычки лишь несколько минут назад, он был весьма обрадован таким заверением, хотя ничуть не удивился, так как, загодя планируя свои действия, он забронировал себе комнаты во всех крупных отелях Нового Орлеана, всякий раз – на другую фамилию. В «Сент-Грегори» он назвался «Байрон Мидер», позаимствовав это имя из газеты, так как обладатель его выиграл главное пари на скачках. Это показалось ему хорошим предзнаменованием, а в приметы Отмычка свято верил.
В самом деле, он мог бы назвать несколько случаев, когда они точно сбылись. Взять хотя бы последний раз, когда он предстал перед судом. Едва он признал себя виновным, как на стул судьи вдруг упал солнечный луч, и приговор – а луч за это время никуда не сдвинулся – оказался более чем мягким: Отмычка получил всего три года, хотя ожидал не менее пяти. Да и все, что предшествовало этому признанию и приговору, кончилось успешно, видимо, по тем же причинам. Его ночные обследования комнат различных отелей Детройта прошли гладко и принесли ему немало – главным образом, как он затем решил, потому, что номера всех комнат, за исключением последней, содержали цифру два, его самую счастливую цифру. А в последней комнате, номер которой не содержал спасительного талисмана, произошла осечка: дама проснулась и подняла крик как раз в тот момент, когда Отмычка засовывал ее норковое манто в чемодан, предварительно успев запрятать во вместительные карманы пальто наличные деньги и драгоценности.
И уж конечно, только невезением – возможно, связанным с неудачным сочетанием цифр – можно объяснить то, что сыщик отеля оказался в этот момент поблизости: он услышал крики и тотчас примчался. Отмычка, будучи философом, воспринял случившееся как веление судьбы и безропотно взял все на себя, даже не пытаясь пустить в ход искусно подготовленные объяснения, почему оказался в данной комнате, а не в своей собственной, хотя это помогало ему выкручиваться – и не раз. Ничего не попишешь: если живешь ловкостью рук, приходится рисковать даже такому многоопытному специалисту, как Отмычка. Но теперь, отбыв тюремный срок (сокращенный до минимума за примерное поведение) и только недавно насладившись успешным десятидневным набегом на Канзас-Сити, Отмычка с нетерпением ожидал богатого урожая, который он снимет за две недели пребывания в Новом Орлеане.
Пока все шло хорошо.
В аэропорт Отмычка прибыл около 7.30 утра из дешевого мотеля на шоссе Шеф-Мантэр, где провел ночь. Какой красивый современный аэровокзал, подумал Отмычка, как много здесь стекла, никеля и, главное, урн для окурков, столь необходимых для его целей.
На какой-то металлической дощечке он прочитал, что аэропорт назван в честь Джона Мойсанта, жителя Нового Орлеана, пионера мировой авиации. Отмычка обратил внимание на то, что инициалы этого почтенного гражданина были такие же, как у него, и счел это добрым предзнаменованием. Да, в такой аэропорт он с гордостью прилетел бы на одном из этих огромных реактивных самолетов, и, возможно, скоро так и будет, если все пойдет, как шло раньше – до последней отсидки, которая на время вывела его из игры. И хотя Отмычка быстро наверстывал упущенное, он иногда вдруг начинал колебаться там, где прежде действовал бы хладнокровно, не задумываясь.
Впрочем, это было вполне объяснимо. Отмычка прекрасно знал: попадись он снова и предстань перед судом, тремя годами он не отделается, а получит от десяти до пятнадцати. С этим примириться уже нелегко. Когда тебе пятьдесят два, не так-то много остается лет, чтобы хватать такие сроки.
Отмычка прохаживался по аэровокзалу с самым независимым видом – стройный, хорошо одетый, с газетой под мышкой, он все время был начеку. Он производил впечатление преуспевающего бизнесмена, спокойного, уверенного в себе. Только глаза его безостановочно бегали из стороны в сторону, следя за передвижениями ранних путешественников, непрерывно прибывавших на автобусах и такси из городских отелей. Это была первая волна вылетов на север, причем довольно внушительная, недаром каждая из четырех авиакомпаний – «Юнайтед», «Нейшнл», «Истерн» и «Дельта» – отправляла реактивные самолеты в Нью-Йорк, Вашингтон, Чикаго, Майами и Лос-Анджелес.
Дважды Отмычке казалось, что вот сейчас произойдет то, чего он с таким нетерпением ждал. Но потом все лопалось. Двое мужчин, пошарив в карманах в поисках денег или билета на самолет, обнаружили там ключ от номера в гостинице, который они по ошибке прихватили с собой. Первый мужчина отыскал почтовый ящик и бросил в него ключ, следуя просьбе, выбитой ради таких случаев на пластмассовой бирке, прикрепленной к ключу. Второй вручил забытый ключ служащему авиакомпании, и тот положил его в ящик, очевидно, с целью вернуть в отель.
Очень огорчительно, но такое с Отмычкой уже бывало. И он продолжал наблюдение. Он был терпелив. Ничего, рано или поздно произойдет то, чего он ждал. Минут через десять он был вознагражден. Лысый мужчина с багровым лицом, одетый в теплое пальто, с туго набитой дорожной сумкой и фотоаппаратом, остановился у газетного киоска по пути к выходу. Расплачиваясь за журнал, он обнаружил в кармане ключ от номера и даже вскрикнул от досады. Его жена, худенькая кроткая женщина, что-то шепнула ему, но он отрезал:
– У нас нет времени.
Услышав это, Отмычка последовал за ними. Отлично! Проходя мимо урны, мужчина бросил туда ключ.
Все остальное было для Отмычки делом привычным. Он подошел к урне и швырнул туда сложенную газету, потом, словно вдруг передумав, вернулся и вытащил ее обратно. Одновременно он заглянул в урну, увидел там ключ и незаметно прихватил и его. Через несколько минут, закрывшись в кабине мужского туалета, он обнаружил, что в руках у него ключ от номера 641 в отеле «Сент-Грегори».
Через полчаса, как это часто бывает, когда начинает везти, подвернулся второй случай, завершившийся не менее успешно. Второй ключ тоже оказался из отеля «Сент-Грегори». Такое совпадение и побудило Отмычку позвонить в этот отель и подтвердить свой заказ на комнату. Он решил больше не испытывать судьбу и не мозолить глаза служащим аэровокзала. Начало было положено удачное; сегодня вечером он еще потолкается на железнодорожном вокзале, а затем денька через два-три, возможно, снова заглянет в аэропорт. Были и другие способы добывания ключей – одним из них он воспользовался накануне.
Недаром несколько лет назад нью-йоркский прокурор заявил в суде: «Во всех делах, с которыми связан этот человек, ваша честь, решающую роль играет ключ. Честное слово, я прихожу к мысли, что его следовало бы звать не Милн, а Отмычка».
Это попало в полицейские отчеты, прозвище пристало к нему, и теперь сам Отмычка употреблял его даже с гордостью. Гордость его объяснялась уверенностью в том, что при наличии времени, терпения и удачи можно к чему угодно добыть ключ.
Его весьма узкая специализация зиждилась на небрежном отношении людей к ключам, что, как он давно заметил, невероятно досаждало служащим отелей. Теоретически, уезжая и расплачиваясь по счету, постоялец должен сдать и ключ от комнаты. Но бесчисленное множество людей забывают ключи в карманах или сумках. Наиболее сознательные бросают их потом в почтовый ящик, и таким крупным отелям, как «Сент-Грегори», приходится регулярно платить почте по пятьдесят и более долларов в неделю за возвращенные ключи. Но бывают и такие клиенты, которые увозят ключи с собой или же просто выбрасывают их.
Последние и дают работу профессиональным ворам вроде Отмычки.
Из здания аэровокзала Отмычка прошел на автомобильную стоянку, где он оставил свой «фордик» пятилетней давности, купленный еще в Детройте и проделавший путь сначала в Канзас-Сити, а затем в Новый Орлеан. Для Отмычки эта машина была идеальной – неприметная, тускло-серая, она была не новой и не старой и потому не бросалась в глаза. Единственное, что его немного беспокоило, – это номерной знак штата Мичиган, ярко-зеленый на белом фоне. Машины с номерными знаками других штатов не являлись редкостью в Новом Орлеане, и все же Отмычка предпочел бы обойтись без этой отличительной черты. Он уже подумывал, не подделать ли номерной знак штата Луизиана, но это показалось ему еще большим риском. Кроме того, он был достаточно умен, чтобы не выходить за рамки своей узкой специальности.
Мотор при первом же прикосновении уверенно заурчал: сказывались результаты тщательного осмотра и ремонта, которые Отмычка произвел лично, применив все свое умение, приобретенное за казенный счет во время одного из многочисленных пребываний за решеткой.
Он проехал четырнадцать миль в направлении города, строго соблюдая положенную скорость, и повернул к «Сент-Грегори», местонахождение которого хорошо знал, так как еще накануне произвел разведку. Поставив машину близ Канал-стрит, в нескольких кварталах от отеля, Отмычка вытащил из багажника два чемодана. Остальные вещи он оставил в комнате мотеля, за которую заплатил вперед за несколько дней. Конечно, было довольно накладно держать комнату про запас, но в то же время и благоразумно. Мотель будет служить тайником для добытых вещей, а в случае провала о нем можно будет забыть. Отмычка был крайне осторожен и постарался не оставить там ни одного предмета, по которому его можно было бы опознать. Ключ от комнаты в мотеле он тщательно спрятал в карбюраторе своего «форда».
Отмычка вошел в «Сент-Грегори» с уверенным видом, отдал чемоданы швейцару и зарегистрировался как Б. У. Мидер из Энн-Арбор, штат Мичиган. Портье, увидев джентльмена в хорошо сшитом костюме, с жестким точеным лицом, явно говорившим о том, что приезжий привык повелевать, уважительно отнесся к нему и предоставил комнату 830. «Итак, – не без удовольствия подумал Отмычка, – теперь у меня уже три ключа от номеров «Сент-Грегори», об одном в отеле знают, а о двух – нет».
Комната 830, куда посыльный проводил его несколькими минутами позже, оказалась идеальной. Она была большая, комфортабельная и, главное, находилась всего в нескольких метрах от служебной лестницы, как успел по пути заметить Отмычка.
Оставшись один, он распаковал и аккуратно разложил свои вещи. Затем он решил лечь и хорошенько выспаться, чтобы приготовиться к серьезной работе, которая предстояла ему в эту ночь.
7
К тому времени как Питер Макдермотт спустился в вестибюль, Кэртис О'Киф уже разместился в своих апартаментах. Питер решил, что ему не стоит сейчас туда идти: порой чрезмерное внимание к гостю раздражает не меньше, чем недостаточное. Кроме того, официально гостя будет приветствовать Уоррен Трент, а потому, убедившись, что хозяин гостиницы извещен о приезде О'Кифа, Питер отправился в номер 555 навестить Маршу Прейскотт.
Едва открыв дверь, он услышал ее голос:
– Хорошо, что вы заглянули, а то я уже начала сомневаться, придете ли вы вообще.
На ней было платье без рукавов абрикосового цвета, за которым она, очевидно, посылала утром. Оно свободно сидело на ней. Длинные черные волосы девушки были распущены и лежали по плечам – не то что вчера, когда они были уложены в затейливую прическу, от которой, правда, мало что сохранилось. Во всем облике этой полуженщины-полуребенка было что-то манящее, даже возбуждающее.
– Простите, раньше зайти не мог. – Он одобрительно оглядел ее. – Но вижу, что вы зря время не теряли.
Она улыбнулась:
– Я подумала, что вам может понадобиться пижама.
– Она здесь просто на всякий случай – как и эта комната. Я ими пользуюсь очень редко.
– Так мне сказала горничная, – заметила Марша. – Поэтому, если вы не возражаете, я хотела бы остаться здесь по крайней мере еще на одну ночь.
– Вот как? А могу я поинтересоваться – зачем?
– Я и сама не знаю. – Они стояли друг против друга; она помедлила. – Мне хочется прийти в себя после того, что произошло вчера, а лучшего места, пожалуй, не найдешь.
Но истинной причиной (она-то это знала) было желание подольше не возвращаться в огромный пустой особняк в Садовом районе.
Он с сомнением мотнул головой:
– А как вы себя чувствуете?
– Лучше.
– Рад это слышать.
– Правда, за несколько часов такое из памяти не вычеркнешь, – призналась Марша, – и теперь я понимаю, как глупо я поступила, что вообще приехала сюда. Вы были совершенно правы.
– Я вам этого не говорил.
– Да, но подумали.
– Если и подумал, то зря: мне следовало бы помнить, что все мы порой попадаем в трудные ситуации. – Они помолчали. Затем Питер предложил: – Давайте присядем. – И когда они удобно устроились в креслах, продолжал: – Надеюсь, вы теперь расскажете мне, как все было…
– Я так и думала, что вы об этом спросите. – И с прямолинейностью, к которой он уже начал привыкать, она добавила: – Вот только не знаю, нужно ли мне это делать.
Накануне вечером, рассудила Марша, она была потрясена, уязвлена, физически измотана. Теперь же, когда потрясение прошло, она подумала, что гордость ее пострадает меньше, если она будет молчать, а не возмущаться. К тому же, протрезвев, Лайл Дюмер и его дружки, вернее всего, не захотят хвастаться тем, что они пытались совершить накануне.
– Я, конечно, не могу заставить вас говорить, – сказал Питер, – но помните, если это сойдет им с рук, то рано или поздно они попытаются повторить – не с вами, так с кем-нибудь другим. – В глазах Марши вспыхнула тревога. – Я не знаю, – продолжал он, – кто эти вчерашние ребята – ваши друзья или нет. Но даже если это ваши друзья, я не вижу оснований выгораживать их.
– Один из них был моим другом. Так по крайней мере мне казалось.
– Друзья или не друзья, – продолжал гнуть свою линию Питер, – но подумайте, что они пытались совершить и наверняка совершили бы, не окажись поблизости Ройса. А когда они поняли, что попались, все четверо кинулись наутек, словно крысы с тонущего корабля, и бросили вас.
– Вчера вечером, – сказала Марша, пытаясь его прощупать, – по-моему, вы говорили, что знаете фамилии двух ребят.
– Номер был записан за Стэнли Диксоном. Фамилия второго – Дюмер. Они там были?
Она кивнула.
– Кто же был зачинщиком?
– Кажется… Диксон.
– Ну так расскажите все по порядку.
Марша понимала, что она уже не властна сама решать, рассказывать или нет. У нее было такое чувство, будто чужая воля повелевала ею. Это было что-то новое, и, самое странное, ей это нравилось. Она покорно восстановила цепь событий, начиная с того момента, когда она покинула танцевальный зал, и кончая появлением Алоисиуса Ройса.
Лишь дважды Питер Макдермотт прерывал Маршу. Видела ли она женщин, которые находились в соседней комнате и о которых говорили Диксон и другие, спросил он. И не заметила ли она кого-либо из служащих отеля? В ответ на оба вопроса Марша отрицательно покачала головой.
Под конец у нее появилось желание рассказать ему все. Дело в том, что ничего не случилось бы, сказала Марша, если бы вчера не был день ее рождения.
Питер удивился:
– Вчера у вас был день рождения?
– Да, мне исполнилось девятнадцать.
– И вы пришли одна?
Теперь, когда она столько уже ему открыла, не было смысла что-либо утаивать. И Марша рассказала о телефонном звонке из Рима и о том, как огорчил ее отец, заявив, что не сможет приехать.
– Вы не должны на меня сердиться, – выслушав ее, сказал Питер. – Просто теперь мне легче понять, что произошло.
– Больше это не повторится. Никогда.
– Я в этом уверен. – Он перешел на деловой тон. – А теперь я собираюсь воспользоваться кое-какими сведениями, которые вы мне сообщили.
– Каким образом? – с опаской спросила она.
– Я вызову всех четверых – Диксона, Дюмера и их дружков – сюда в отель для разговора.
– Они могут не прийти.
– Придут! – Питер уже решил, что надо сделать, чтобы они пришли.
Но Марша по-прежнему не была убеждена в правильности его решения.
– Но ведь тогда многие об этом узнают! – сказала она.
– Обещаю, что после нашего разговора вероятность сплетен будет меньшая, чем теперь.
– Хорошо, – согласилась Марша. – Спасибо за все, что вы для меня сделали. – Ей почему-то стало удивительно легко.
Ну вот, все оказалось намного легче, чем он предполагал, подумал Питер. Теперь, когда в руках у него была вся информация, ему не терпелось поскорее пустить ее в ход. Хотя, пожалуй, следовало бы еще какое-то время побыть с девушкой, чтобы она окончательно успокоилась.
– Мне хотелось бы кое-что объяснить вам, мисс Прейскотт, – сказал он.
– Меня зовут Марша.
– Хорошо. А меня – Питер. – Он решил, что тут можно обойтись без формальностей, хотя ответственным служащим в отелях рекомендовалось этого избегать – подобная фамильярность была допустима лишь с завсегдатаями, хорошо знакомыми тебе постояльцами.
– В отелях, Марша, происходит многое, на что мы закрываем глаза. Но когда случается нечто подобное, мы можем быть очень строги. В том числе и к нашим служащим, если выясняется, что они к тому причастны.
Питер знал: по поводу всего, что затрагивает репутацию отеля, Уоррен Трент будет так же крут, как и он сам. Поэтому, что бы Питер ни предпринял – при условии, что он может доказать свои обвинения, – это найдет решительную поддержку со стороны хозяина.
Разговор с Маршей, по мнению Питера, дал ему все нужные козыри. Он встал и подошел к окну. Отсюда открывался вид на оживленную в эти утренние часы Канал-стрит. Все шесть рядов ее проезжей части были забиты машинами – одни двигались медленно, другие – быстро; по широким тротуарам текла толпа покупателей. Группы людей стояли в ожидании на обсаженном пальмами бульваре посреди улицы, куда, блестя алюминием, плавно подкатывали автобусы с кондиционерами. Национальная ассоциация борьбы за права цветного населения снова, как он заметил, пикетировала некоторые магазины. «Не заходите сюда. Здесь проводят политику дискриминации» – гласил один из плакатов, но были и другие. Люди с плакатами вышагивали по тротуару – поток прохожих обтекал их.
– Вы ведь новичок в Новом Орлеане, правда? – спросила Марша. Она подошла и встала рядом с ним у окна. Он ощущал исходившее от нее сладкое, нежное благоухание.
– В известной степени – да. Со временем надеюсь узнать город лучше.
– А я хорошо знаю историю этих мест, – вдруг пылко заявила она. – Хотите, просвещу вас?
– Ну что ж… Я купил кое-какие книжки. Вот только времени не хватает.
– Книжки прочитаете потом. Сначала лучше все самому увидеть или услышать. Кроме того, мне бы хотелось сделать для вас что-то, чтобы показать, как я благодарна…
– Это уж ни к чему.
– Ладно, считайте, что мне так хочется. Пожалуйста! – Она дотронулась до его локтя.
Сам не зная, разумно ли он поступает, Питер сказал:
– Это заманчивое предложение.
– Прекрасно! Значит, решено. Завтра я устраиваю дома ужин. Как бывало в добрые старые времена в Новом Орлеане. А потом мы сможем поговорить и об истории.
– Ох, нет… – запротестовал он.
– Вы хотите сказать, что завтра вы заняты?
– Ну, не совсем.
– В таком случае и это решено, – твердо заявила Марша.
Прошлое Питера, боязнь возникновения интимных отношений с молоденькой девушкой, к тому же клиенткой отеля, вынуждали его колебаться. Потом он подумал: нельзя отказаться – это будет грубо. Ничего предосудительного в том, что он принимает приглашение на ужин, нет. В конце концов, там ведь будут и другие люди.
– Если хотите, чтобы я пришел, – сказал он, – выполните одну мою просьбу.
– Какую?
– Поезжайте домой, Марша. Уйдите из отеля и поезжайте домой.
Взгляды их встретились. И он снова подумал о том, как она молода и хрупка.
– Хорошо, – сказала она. – Я сделаю так, как вы хотите.
Питер Макдермотт все еще раздумывал об этой встрече, когда спустя несколько минут вернулся к себе в кабинет. Все-таки удивительно, что такая молоденькая девушка, родившаяся с длинным перечнем преимуществ, которые на золотом блюде преподнесла ей судьба, была столь одинокой и заброшенной. Даже при том, что отец ее находится за границей, а мать бросила семью – Питер слышал о многократных браках бывшей миссис Прейскотт, – неужели нельзя обеспечить безопасность и благополучие девушки? «Если бы я был ее отцом, – подумал Питер, – или братом…»
Ход его мыслей оборвала Флора Йетс, некрасивая веснушчатая женщина, работавшая у него секретаршей. В пухлых коротких пальцах, с такой скоростью бегавших по клавишам пишущей машинки, что за ней никто не мог угнаться, Флора держала несколько листков, на которых было записано, кто звонил ему по телефону.
– Есть что-нибудь срочное? – спросил Питер, кивнув головой на бумаги.
– Более или менее. Но все это может подождать до второй половины дня.
– Хорошо, пусть ждет. Я просил кассира прислать мне счет по номеру тысяча сто двадцать шесть – двадцать семь. На имя Стэнли Диксона.
– Вот он. – Флора вытянула папку из стопки, лежавшей на столе Питера. – К нему приложена смета из столярной мастерской с указанием стоимости ремонта поврежденной мебели. Я сколола оба счета вместе.
Питер просмотрел документы. Счет за номер вместе с оплатой буфета составлял семьдесят пять долларов. В смете столяра стояла сумма в сто десять долларов.
– Узнайте номер телефона по этому адресу, – распорядился Питер, указывая на счет. – Скорее всего он зарегистрирован на имя отца.
На столе лежала сложенная газета – он до сих пор никак не мог выбрать время, чтобы ее просмотреть. Это был утренний выпуск «Таймс-Пикайюн». Пока Флора выполняла его поручение, он раскрыл газету – в глаза бросился заголовок, набранный жирным шрифтом. Произошедший накануне несчастный случай обернулся двойной трагедией: рано утром в больнице умерла мать ребенка, которого задавило машиной. Питер быстро пробежал отчет: в нем сообщались подробности того, что рассказал полицейский, когда остановил их с Кристиной на дороге. «Пока, – говорилось в отчете, – ни о машине, ни о том, кто сидел за рулем, ничего выяснить не удалось. Однако полиция склонна верить показаниям одного из прохожих, пожелавшего остаться неизвестным, который заявил, что заметил «низкую черную машину, мчавшуюся на большой скорости, через несколько секунд после несчастного случая». Полиция города и штата, добавляла «Таймс-Пикайюн», объявила по всему штату розыск поврежденного автомобиля, отвечающего описанию.
Интересно, читала ли Кристина это сообщение, подумал Питер. У него было такое чувство, словно несчастный случай имел к ним отношение, поскольку оба они, хоть и недолго, но все же были на месте происшествия.
Вошла Флора с номером телефона, и мысли Питера вернулись к более неотложным делам.
Он отбросил газету и по городскому телефону набрал указанный номер. Низкий мужской голос ответил:
– Особняк Диксонов.
– Я хотел бы поговорить с мистером Стэнли Диксоном. Он дома?
– Разрешите осведомиться, сэр, кто его просит?
Питер назвал свое имя и добавил:
– Из отеля «Сент-Грегори».
Наступило молчание; послышались удаляющиеся неторопливые шаги, затем те же шаги вернулись.
– Извините, сэр. Мистер Диксон-младший не может подойти к телефону.
Питер не стал сдерживаться:
– Тогда передайте ему вот что: если он не соизволит подойти к телефону, я немедленно позвоню его отцу.
– Наверно, так оно будет…
– Пойдите и передайте ему то, что слышали.
Питер чувствовал, что слуга колеблется. Потом до него донеслось:
– Слушаюсь, сэр. – И шаги снова удалились.
Наконец раздался щелчок, и сердитый голос произнес:
– Стэнли Диксон у телефона. В чем дело?
– Дело в вашем поведении прошлой ночью, – резко ответил Питер. – Вас удивляет мой звонок?
– Кто вы такой?
Питер снова назвал себя и сказал:
– Я уже беседовал с мисс Прейскотт. А теперь хотел бы побеседовать с вами.
– Вы уже беседуете со мной, – огрызнулся Диксон. – Что вам еще надо?
– Я хочу говорить с вами не по телефону, а в отеле, в моем кабинете. – Юнец что-то буркнул, но Питер пропустил это мимо ушей. – Так я жду вас завтра в четыре, вместе с остальными тремя. Прихватите и их с собой.
Реакция была быстрой и бурной:
– Черта с два я это сделаю! Кто бы ты там ни был, приятель, ты всего лишь гостиничный холуй, а холуи мне пока еще не приказывали. Да и вообще я бы на твоем месте поостерегся, потому как мой старик лично знаком с Уорреном Трентом.
– К вашему сведению, я уже доложил о случившемся мистеру Тренту. Он предоставил мне полную свободу действий, равно как и решение вопроса о том, надо ли возбуждать против вас уголовное дело. Хорошо, теперь я передам ему, что вы предпочитаете втянуть в это дело вашего отца. Так на этом и порешим.
– Подождите! – Слышно было, как Стэнли тяжело задышал, потом сказал уже менее враждебно: – Завтра в четыре у меня занятия.
– Придется пропустить, – сказал Питер, – и тем троим тоже. Мой кабинет – на бельэтаже. И запомните: ровно в четыре.
Положив трубку, Питер поймал себя на мысли о том, что с нетерпением ждет этой встречи.
8
Возле кровати герцогини Кройдонской валялись разрозненные страницы утренней газеты. Она уже внимательно прочитала почти все и теперь лежала, откинувшись на подушки. Мысль ее работала напряженно: герцогиня понимала, что сейчас, как никогда, ей нужна вся ее воля и находчивость.
На столике рядом с кроватью стоял поднос с завтраком – герцогиня уже поела и отодвинула его в сторону. Даже в самые тяжелые минуты она не страдала отсутствием аппетита. Это была привычка, приобретенная еще в детстве в родовом замке, бывшем аббатстве Фоллингбрук, где завтрак всегда состоял из нескольких блюд, ибо после галопа по окрестностям хотелось плотно поесть.
Герцог один позавтракал в гостиной и несколько минут назад вернулся в спальню. Как только принесли газету, он тотчас с жадностью набросился на нее. И сейчас, в красном халате, надетом поверх пижамы, нервно ходил по комнате, время от времени ероша и без того растрепанные волосы.
– Ради Бога, перестаньте ходить! – Голос его жены звенел от напряжения. – Я не могу думать, когда вы топаете тут, как жеребец на ипподроме в Эскоте.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?