Текст книги "Сильнодействующее лекарство"

– Очень мало, – ответил Сэм. – Можете считать, что ничего.

Молодой ученый кивнул:

– Эту болезнь к числу “модных” не отнесешь, по крайней мере на сегодняшний день. Существует несколько противоположных теорий относительно причин ее возникновения.

– Болеют в основном пожилые люди? – спросила Селия.

– Да, те, кому за пятьдесят. Если говорить точнее, основная возрастная группа – люди старше шестидесяти пяти. Но эта болезнь может поражать и более молодых. Зарегистрированы случаи заболевания двадцатисемилетних.

Пит-Смит отпил глоток вина, затем продолжил:

– Болезнь развивается постепенно: сначала наступают провалы в памяти. Люди начинают забывать простейшие вещи, ну, например, как завязывать шнурки, или для чего предназначен выключатель света, или где их обычное место за обеденным столом. Затем, по мере обострения болезни, эти провалы становятся все глубже. Зачастую больные перестают узнавать самых близких людей – жену или мужа. Они могут даже потерять навыки самостоятельного приема пищи, и тогда их приходится кормить. А изнемогая от жажды, не могут вспомнить, как попросить попить. Зачастую они страдают недержанием, в самых тяжелых случаях буйствуют и могут быть даже опасными. В конечном итоге они погибают от этой болезни, но длится это десять – пятнадцать лет. Сами представляете, какими страданиями оборачиваются эти годы и для них, и для тех, кто живет рядом. Пит-Смит умолк, затем продолжил:

– Что именно происходит с мозгом, можно увидеть после вскрытия. Болезнь Альцгеймера разрушает и деформирует структуру нервных тканей. Мозг засоряется крошечными частицами вещества, которое мы называем бляшками.

– Я читал кое-что о ваших исследованиях, – сказал Сэм. – Но мне хотелось, чтобы вы рассказали нам об их основном научном направлении.

– Мой подход основывается на генетике. Но поскольку эта болезнь не может моделироваться на животных – они ею не страдают, – мои опыты с животными основываются на изучении химических процессов, сопутствующих старению головного мозга. Вам, видимо, известно, что я специалист в области химии нуклеиновых кислот.

– Мои химические познания слегка устарели, – заметила Селия, – но, насколько я помню, нуклеиновые кислоты являются как бы “кирпичиками”, составляющими ДНК, из которых, в свою очередь, складываются наши гены.

– Совершенно верно и ничуть не устарели, – улыбнулся Мартин Пит-Смит. – По-видимому, будущие крупные открытия в медицине наступят именно тогда, когда мы научимся лучше понимать химические процессы в ДНК. Тогда мы будем знать, как работают гены и почему временами с ними возникают неполадки. Именно в этом направлении я и провожу свои нынешние исследования, используя в качестве подопытных животных старых и молодых крыс. Моя задача – обнаружить различия в РНК животных различного возраста, в деятельности рибонуклеиновых кислот, которые являются производным от их ДНК.

– Но ведь болезнь Альцгеймера и нормальный процесс старения между собой не связаны? – спросил его Сэм.

– На первый взгляд нет, но бывают случаи, когда они как бы накладываются друг на друга.

Пит-Смит задумался, и Селия почувствовала, что он пытается как можно проще выразить свою мысль, что было, очевидно, не так-то легко.

– Случается, что больной, страдающий этим заболеванием, рождается с патологическими изменениями в ДНК, где содержится закодированная генетическая информация. Но бывает, что человек с практически нормальной ДНК сам изменяет ее, разрушая естественную окружающую среду, собственный организм. Какое-то время с этим борется сама ДНК с помощью как бы встроенного в нее защитного механизма, но, по мере того как мы стареем, защитная система ослабевает и наконец отказывает полностью. Мои исследования направлены, в частности, на выяснение причины ослабления этой защитной функции…

Когда Пит-Смит закончил свои объяснения, Селия заметила:

– Вы прямо-таки прирожденный учитель. Вам, наверное, нравится преподавать?

Пит-Смита это замечание озадачило.

– Работая в университете, естественно, приходится и преподавать. А вообще-то мне это нравится.

“Вот и еще одна грань интересного человека”, – подумала Селия.

– Мне становится понятна суть проблемы, – сказала она. – Но как далеко вы находитесь от желаемых ответов?

– Возможно, расстояние измеряется в масштабе световых лет. А может быть, до них рукой подать. – Лицо Пит-Смита вновь озарила улыбка. – Тут уж приходится идти на риск тем, кто предоставляет субсидию.

Метрдотель принес меню, и они прервали разговор, чтобы сделать заказ.

Когда с этим было покончено, Пит-Смит сказал:

– Надеюсь, вы посетите мою лабораторию. Там мне будет легче объяснить суть моей работы.

– Мы рассчитывали на такое приглашение, – ответил Сэм. – Давайте отправимся туда сразу после завтрака. Пока они ели, Селия спросила:

– Доктор, скажите, а каково ваше положение в Кембриджском университете?

– Мое официальное звание – лектор. Это примерно то же самое, что ассистент профессора в Америке. По существу, это означает, что мне предоставлена лаборатория в здании биохимического факультета, у меня есть лаборант, который мне помогает, и я волен заниматься исследовательской работой по собственному выбору. Волен, конечно, в том случае, если смогу заручиться финансовой поддержкой, – добавил он.

– Теперь что касается субсидии, – сказал Сэм. – Насколько я помню, речь шла о сумме в шестьдесят тысяч долларов.

– Да. Причем эти деньги распределяются на три года и фактически составляют минимум, без которого я не смогу приобрести необходимое оборудование и животных, оплачивать работу трех лаборантов и проводить эксперименты. На мои личные потребности практически ничего не остается, – криво усмехнувшись, добавил Пит-Смит.

– Как бы там ни было, а сумма немалая, не так ли?

– Да, именно так, – мрачно кивнул Пит-Смит. В действительности же все было совсем наоборот. И Сэм и Селия прекрасно знали, что шестьдесят тысяч долларов фактически составляли пустяк в сравнении с ежегодными затратами на научные исследования, осуществляемые крупными фармацевтическими компаниями, в том числе и “Фелдинг-Рот”. Вопрос заключался в другом: действительно ли проект доктора Пит-Смита сулил настолько ощутимые коммерческие выгоды в будущем, чтобы оправдать подобное капиталовложение?

– У меня создалось впечатление, – заметила Селия, обращаясь к ученому, – что вы действительно полностью поглощены проблемой болезни Альцгеймера. У вас что, есть какая-то особая причина для такого интереса?

Молодой ученый не нашелся сразу что ответить. Затем, взглянув прямо в глаза Селии, сказал:

– Миссис Джордан, моей матери шестьдесят один год. Я ее единственный сын, поэтому неудивительно, что мы всегда были очень близки. Она уже четыре года страдает болезнью Альцгеймера, и ее состояние становится все более тяжелым. Мой отец делает все, что в его силах, ухаживая за ней, да и я сам навещаю ее каждый день. К несчастью, она не имеет ни малейшего представления, кто я такой.

Биохимический факультет Кембриджского университета, располагавшийся в трехэтажном кирпичном здании в стиле позднего английского Возрождения, выглядел уныло и довольно невзрачно.

Находился факультет на Теннискорт-роуд – скромной улице, где не было никаких теннисных кортов. Мартин Пит-Смит, который прибыл на их встречу на велосипеде – оказалось, это весьма распространенный способ передвижения в Кембридже, – энергично крутил педалями впереди, а Селия и Сэм следовали за ним в “ягуаре”.

У входа на факультет, где они снова встретились, Пит-Смит заметил:

– Мне кажется, вас следует предупредить, чтобы вы потом не особенно удивлялись: условия, в которых мы здесь работаем, наилучшими не назовешь. Слишком много народу и слишком мало места, – вновь быстрая улыбка, – и постоянная нехватка средств. Многие, побывав у нас впервые, поражаются, как здесь вообще можно работать!

Несмотря на это предупреждение, несколько минут спустя Селия была прямо-таки шокирована. Улучив минуту, когда Пит-Смит оставил их наедине, она шепнула Сэму:

– Здесь просто ужасно – прямо как в темнице! Как можно в таких условиях чего-то добиться?

Лаборатория помещалась в подвале. Коридоры выглядели мрачно. Несколько примыкавших к ним маленьких комнат казались грязными, неубранными и были забиты старыми приборами. Наконец они оказались в лаборатории, не больше кухоньки в каком-нибудь маленьком доме. Пит-Смит сказал, что в его распоряжении есть еще одно такое же помещение, которое к тому же он делил с другим лектором, занимавшимся здесь собственными исследованиями.

Пока они разговаривали, через комнату то и дело приходил коллега Мартина со своим помощником, что затрудняло беседу.

Лаборатория была тесно уставлена видавшими виды деревянными столами с газовыми горелками и электрическими розетками, причем последние казались смонтированными на живую нитку, что представлялось даже опасным, если учесть количество переходников и вилок. Вдоль стен стояли грубо сколоченные полки, битком набитые книгами, всевозможными бумагами и, по-видимому, вышедшим из употребления оборудованием. Селия обратила внимание на несколько старомодных реторт. Ей приходилось иметь дело с такими же девятнадцать лет назад, когда она сама занималась химией. Часть длинного стола была организована в некое подобие рабочего места. Рядом стояло жесткое виндзорское кресло. Картину дополняли несколько грязных кружек. На одном из столов стояло несколько проволочных клеток с крысами – всего их было штук двадцать.

Пол в лаборатории, видимо, давно не мыли. Узкие, располагавшиеся у притолоки окна были не чище. Сквозь них открывался вид на колеса и днища автомобилей, припаркованных снаружи. В общем, впечатление было удручающим.

– Знаешь, Селия, – сказал Сэм, – не стоит особенно унывать из-за внешнего вида. Не забывай, что здесь вершилась сама история науки. В этих комнатах работали и ходили по этим коридорам многие нобелевские лауреаты.

– Вот именно, – радостно подхватил Пит-Смит; он вернулся как раз вовремя, чтобы услышать последнее замечание Сэма.

Заметив, что Селия разглядывает старое оборудование, Мартин добавил:

– В университетских лабораториях мы никогда ничего не выбрасываем, миссис Джордан. Кто знает, что и когда может еще пригодиться. Нужда заставляет нас импровизировать и мастерить большую часть нашего оборудования из этого старья.

– То же самое происходит и в американских университетах, – заметил Сэм.

– Тем не менее, – ответил Пит-Смит, – все это наверняка резко контрастирует с лабораториями, которые вы привыкли видеть у себя в компании.

– Честно говоря, это так, – ответила Селия, зримо вообразив просторные, безупречно чистые, оборудованные всем необходимым лаборатории в помещении компании в Нью-Джерси.

– Вам нелишне будет знать. – сказал англичанин, – что мне приходится решать не только чисто научную проблему, но и преодолевать массу технических сложностей. Задача заключается в том, чтобы обнаружить передаточный механизм информации из нервных центров головного мозга в клетки, которые вырабатывают протеин и пептиды…

Разговор продолжался еще час. Сэм время от времени задавал Пит-Смиту вопросы, и Селия была поражена, насколько точно и детально он их формулировал.

Чем подробнее Пит-Смит рассказывал им о своих планах, тем больше они заражались его энтузиазмом и все более проникались к нему уважением – ясная, точная форма изложения свидетельствовала о четко организованном, упорядоченном мышлении молодого ученого.

– Попробуем подвести итог, – сказал Сэм. – Как бы вы, доктор, сформулировали конечную цель ваших исследований?

Прежде чем ответить, Пит-Смит задумался. Затем, тщательно подбирая слова, ответил:

– Моя цель – обнаружить содержащийся в тканях мозга пептид, способствующий усилению памяти у людей в молодости и перестающий со старостью вырабатываться человеческим организмом. Обнаружив и выделив такой пептид, мы должны научиться вырабатывать его. А тогда он сможет быть использован в качестве лечебного препарата с целью сведения до минимума потери памяти, забывчивости, а возможно, и для полного прекращения умственного старения.

Все это говорилось со спокойной уверенностью, без всякой внешней аффектации. Впечатление оказалось настолько сильным, что ни Сэм, ни Селия не были в состоянии прервать наступившее молчание. Невзирая на убожество окружающей обстановки, у Селии возникло чувство, что эти минуты она запомнит навсегда.

Первым заговорил Сэм:

– Доктор Пит-Смит, с этой минуты компания “Фелдинг-Рот” ассигнует на ваши исследования необходимую сумму.

– Вы хотите сказать?.. Значит, все так просто… вы уверены? – Пит-Смит был явно озадачен.

Теперь наступила очередь Сэма улыбаться.

– Как президент фармацевтической компании “Фелдинг-Рот” я располагаю определенными полномочиями. И время от времени испытываю удовольствие, когда могу воспользоваться данной мне властью. У нас есть одно условие, обычное при подобных соглашениях, – добавил Сэм. – Нам бы хотелось быть постоянно в курсе дела по мере продвижения вашей работы и сразу же получить в руки результат, который может быть вами достигнут.

– Естественно, – кивнул Пит-Смит. – Это само собой разумеется.

Казалось, он еще не успел прийти в себя от удивления. Сэм протянул руку, и они обменялись рукопожатиями.

– Поздравляю, и пусть вам сопутствует удача! Спустя полчаса на биохимическом факультете наступило время чая. По приглашению Мартина – а теперь они называли друг друга по имени – все трое поднялись этажом выше в фойе, где стояли столики на колесах с чаем и бисквитами. Пробравшись сквозь толпу сотрудников факультета, Мартин сумел найти свободный уголок для своих гостей.

– Здесь всегда так людно? – спросила Селия.

– Обычно так. – Казалось, ее вопрос развеселил Мартина. – Здесь собираются почти все. Только за чаем мы и встречаемся друг с другом.

– У меня создается впечатление, – заметил Сэм, – что у вас на факультете вообще мало возможности уединиться.

– Временами это мешает, – пожал плечами Мартин. – Но ко всему можно привыкнуть.

– Но разве столь уж необходимо к этому привыкать? – удивился Сэм и, не получив ответа на свой вопрос, понизив голос так, чтобы его не услышали стоящие рядом, добавил:

– Я вот о чем подумал, Мартин: почему бы вам не заниматься той же работой, что и сейчас, но только в отличных условиях, не испытывая недостатка в техническом оборудовании и помощи?

Слегка улыбнувшись, Мартин спросил:

– В отличных условиях? Где именно?

– Вы наверняка уже поняли, – сказал Сэм, – что я предлагаю вам покинуть Кембриджский университет и перейти к нам, в “Фелдинг-Рот”. Это сулит вам ряд преимуществ, и, кроме того, работать предстоит в Англии, где мы планируем…

– Извините! – перебил его Мартин. Ученый, казалось, был озабочен, – Могу я вам задать один вопрос?

– Конечно.

– Это – обязательное условие, при котором ваша компания согласна предоставить субсидию?

– Вовсе нет, – ответил Сэм. – Субсидию вы уже получили, она ничем не обусловлена, кроме нашей с вами договоренности.

– Спасибо. А то я уж было заволновался. – На лице Пит-Смита вновь заиграла широкая мальчишеская улыбка. – Не хочу быть резким, но думаю, что это сэкономит всем нам время, если я вам кое-что скажу. Я университетский ученый и намерен таковым оставаться и впредь. Не буду перечислять все причины, но главная из них – свобода. Под этим я подразумеваю право проводить исследования в той области, которая меня интересует вне каких-либо коммерческих интересов.

– У нас вы ее получите… – начал было Сэм, но Мартин прервал его жестом руки.

– У вас мне придется считаться с коммерческими соображениями. Разве не так, если по-честному?

– М-да, время от времени с ними приходится считаться, – признался Сэм. – Что ни говори, а мы связаны с бизнесом.

– Вот именно. Здесь же подобных соображений не существует. Лишь чистая наука, стремление к познанию. Именно в этом направлении мне бы хотелось двигаться и дальше.

Когда они вышли на улицу и подошли к взятому напрокат “ягуару”, Мартин сказал Сэму:

– Спасибо вам за все, в том числе и за предложенную работу. И вам, Селия, тоже спасибо. Но я останусь в Кембридже, который, если не считать этого здания, – тут он оглянулся и скривил гримасу, – прекрасен.

Усевшись рядом с Сэмом в машину и опустив стекло, Селия сказала Мартину:

– Кембридж действительно прекрасен. Как бы хотелось остаться здесь подольше.

– Эй, подождите! – оживился Мартин. – Сколько вы еще будете в Англии?

– Думаю, еще две недели, – ответила Селия.

– В таком случае почему бы не приехать еще на денек? Добираться к нам несложно. А я буду рад познакомить вас с городом поближе.

– Очень вам признательна, – ответила Селия. Пока Сэм заводил мотор, они условились, что Селия приедет через десять дней, в воскресенье.

По пути в Лондон Селия и Сэм сидели в машине молча, каждый думал о своем. Но когда они выбрались из Кембриджа и помчались по автостраде А—10 на юг, Селия тихо спросила:

– Скажи, ведь он тебе нужен? Ты хочешь, чтобы он возглавил наш институт?

– Конечно, хочу, – с нескрываемым огорчением ответил Сэм. – Этот парень – человек выдающийся, может быть, даже гениальный. Он самая яркая фигура из всех, кого я здесь видел. Но, Селия, – вот ведь проклятие! – нам его заполучить не удастся. Он полностью предан “чистой науке” и останется верен ей навсегда. Ты сама слышала, что он сказал, и ничто не заставит его изменить свое решение. Это факт!

– Как раз над этим-то я и ломаю голову, – задумчиво ответила Селия. – Посмотрим, так ли это.

Все последующие дни Сэм и Селия с головой ушли в различные организационные дела, связанные с открытием в Англии научно-исследовательского института компании “Фелдинг-Рот”.

Место уже было определено – Харлоу. Но работа эта, несмотря на ее необходимость, радости им не доставляла.

– Я встречался с еще несколькими кандидатами, но все они не идут ни в какое сравнение с Пит-Смитом. К сожалению, после знакомства с ним других я просто не воспринимаю, – заметил Сэм через неделю после их поездки в Кембридж.

Селия напомнила, что она снова встретится с Мартином в следующее воскресенье, в ответ на что он мрачно кивнул.

– Ты, конечно, постарайся сделать все возможное, но я особого оптимизма не испытываю. Этот парень слишком целеустремлен и предан своему делу, чтобы бросать слова на ветер. Как бы у вас ни повернулся разговор, – предупредил он Селию, – постарайся не затрагивать вопрос о деньгах; я имею в виду жалованье, которое мы готовы ему платить, если он перейдет в компанию. Он и без наших напоминаний знает, что оно значительно больше его нынешней зарплаты. Но если ты коснешься этой темы, он может подумать, будто его покупают. Еще, чего доброго, решит, что ты и я всего лишь очередная пара наглых американцев, убежденных, что все в этом мире можно купить за доллары.

– Но, Сэм, – возразила Селия, – ведь если он перейдет к нам на работу, рано или поздно все равно встанет вопрос о жалованье.

– Конечно, встанет. Но нельзя начинать разговор с денег, ибо не в них суть дела. Поверь мне, Селия, я знаю, насколько чувствительными могут быть люди такого типа. И если тебе покажется, что есть хоть малейшая надежда, что он изменит свое решение, постарайся обойтись без грубой прямолинейности, иначе все испортишь.

– Интересно знать, – спросила Селия, – какую сумму мы готовы ему платить?

Сэм задумался, потом ответил:

– Для начала мы платили бы ему в четыре или пять раз больше, чем он зарабатывает в Кембридже. Селия даже присвистнула:

– Я не подозревала, что разрыв настолько велик.

– Но ученые в университетах знают об этом. И, однако, предпочитают оставаться в академическом мире. Они считают, что в колледжах более подходящая среда для занятий наукой. Ты ведь помнишь, с каким отвращением говорил Мартин о “гнете” коммерческих соображений?

– Да, помню, – ответила Селия. – Но ведь ты спорил с ним и доказывал, что “гнет” этот не столь уж велик.

– Я призван отстаивать интересы нашей отрасли – в этом моя работа. Но если по-честному, сугубо между нами, должен признать, что все-таки прав Мартин.

– Я согласна с тобой по большинству вопросов, – ответила Селия. – Но что касается последнего, сомневаюсь.

Разговор этот, чувствовала Селия, оставлял у них обоих чувство неудовлетворенности. Она еще долго не могла успокоиться, вспоминая его, и решила, невзирая ни на что, попытаться составить “собственное мнение”.

В субботу, накануне своей поездки в Кембридж, Селия позвонила домой. Она рассказала Эндрю, в частности, и о предстоящей завтра встрече с Мартином.

– Думаешь, он может изменить свое решение? – поинтересовался Эндрю.

– Мне кажется, что это возможно, – ответила Селия. – Наверное, все будет зависеть от обстоятельств. Но у меня нет ни малейшего представления, как они сложатся. Одно я знаю наверняка: во время нашего завтрашнего разговора я постараюсь сделать все возможное, чтобы “не наломать дров”.

– Судя по тому, что ты мне рассказала, – продолжал Эндрю, – Пит-Смит – человек открытый.

– Да, весьма открытый.

– В таком случае я и тебе советую вести себя с ним так же. А если будешь хитрить, чего-то недоговаривать, только сама себе навредишь. И вообще, Селия, ходьба вокруг да около не твой стиль. Оставайся сама собой. И когда встанет вопрос – будь то о деньгах или какой-нибудь другой, – подходи к нему открыто.

– Эндрю, милый! – воскликнула Селия. – Что бы я без тебя делала?

– Надеюсь, ничего особенного, – ответил Эндрю.

И вот наступило воскресенье.

Селия, а она была одна в пустом купе первого класса для некурящих, откинулась головой на подушечку, висевшую на спинке дивана. Было раннее утро. Расслабившись, она решила еще раз все обдумать за тот час с небольшим, что занимала дорога из Лондона в Кембридж.

Эта встреча с Мартином, на первый взгляд чисто личная, могла оказаться решающей как для компании, так и для нее самой. “Только бы не испортить все глупой прямолинейностью”, – вспомнила она предупреждение Сэма.

Ритмичное постукивание колес о рельсы навевало дремоту, и дорога пролетела быстро. Когда поезд снизил скорость и медленно вполз в Кембридж, Мартин Пит-Смит уже стоял на платформе. Он приветствовал ее широкой, радостной улыбкой.

По пути с вокзала Селия взяла его под руку.

– Куда мы направляемся?

– Что, если мы сначала немного покатаемся, потом я проведу вас по территории нескольких колледжей, а закончим пикником?

– Звучит весьма заманчиво.

– Может быть, у вас есть еще какие-нибудь пожелания? Хотите посмотреть что-нибудь еще в Кембридже? Селия на какой-то миг задумалась, потом сказала:

– Да, одно желание у меня есть.

– Какое именно?

– Я хотела бы повидать вашу маму. Мартин был озадачен. Повернувшись к Селии и глядя ей в глаза, он сказал:

– Я могу вас отвезти в дом к моим родителям сразу после поездки по городу. Если вы, конечно, действительно этого хотите.

– Да, – ответила Селия, – именно этого я хочу.

Скромный домик с террасами находился в районе, именуемом Кайт. Поставив машину, Мартин подошел к двери дома и открыл ее ключом. Войдя в маленькую, плохо освещенную прихожую, он крикнул:

– Отец! Это я! И со мной гость.

Раздался звук шаркающих шагов, дверь отворилась, и на пороге появился пожилой мужчина в линялом свитере и мешковатых вельветовых брюках. Когда он подошел ближе, Селия была поражена сходством между отцом и сыном. У старшего Пит-Смита была та же крепкая, тяжеловатая фигура, что и у сына, то же обветренное лицо с квадратным подбородком, правда, морщин было больше, и, даже когда он поздоровался с Селией, на его лице появилась чуть застенчивая быстрая улыбка, прямо как у Мартина.

Но когда он заговорил, сходство пропало. Его речь изобиловала грубоватыми интонациями провинциального просторечия.

– Рад буду знакомству, – сказал он Селии. – Не знал, что ты пожалуешь, сынок. Только-только твою маманю одел. Сегодня она вовсе плоховата, – пожаловался он Мартину.

– Мы ненадолго, – ответил Мартин и добавил, обращаясь к Селии:

– Эта болезнь – тяжкое бремя для моего отца. Так чаще всего и бывает – от нее больше страдают члены семьи, чем сам больной.

Они перешли в скромную, довольно невыразительно обставленную гостиную.

– Как насчет чашечки? – спросил Селию Пит-Смит-старший.

– Имеется в виду чай, – пояснил Мартин.

– Спасибо. Чаю выпью с удовольствием, – поблагодарила Селия. – В горле пересохло после нашей экскурсии.

Пит-Смит-старший скрылся в крохотной кухне, а сам Мартин тем временем опустился на корточки перед седой женщиной, сидевшей в продавленном кресле с обивкой в цветочек. Она не пошевелилась с тех пор, как они вошли в гостиную. Мартин обнял мать и нежно поцеловал ее.

А ведь она была красивой в молодые годы, подумала Селия, и даже сейчас в ее поблекших чертах чувствовалась привлекательность. Ее волосы были аккуратно причесаны. Одета она была в простое бежевое платье. Наряд дополняла нитка бус. Казалось, что мать Мартина не осталась безразличной к поцелую сына, на губах появилось даже некое подобие улыбки, и все-таки она его явно не узнала – Мама, это я, Мартин. Твой сын, – тихим голосом проговорил Мартин. – А эта дама – Селия Джордан. Она из Америки. Я ей показывал Кембридж. Ей у нас понравилось.

– Здравствуйте, миссис Пит-Смит, – сказала Селия. – Очень вам признательна за возможность посетить ваш дом.

Казалось, в глазах седовласой женщины на какой-то миг зажегся огонек понимания, родившийся ценой мучительных усилий.

– Нет, это только так кажется, – сказал Мартин. – Боюсь, что она полностью лишилась памяти. Но все-таки это моя мать, и с ней я могу позволить себе быть просто человеком, а не ученым. Вот и пытаюсь пробиться, словно сквозь стену…

– Я вас понимаю, – сказала Селия и, чуть запнувшись, спросила:

– Скажите, Мартин, а вы не думаете, что в случае успеха, если вам удалось бы в скором времени сделать важное открытие, то, может быть, появится…

– …Возможность вылечить ее? – подхватил вопрос Мартин и тут же решительно его опроверг:

– Нет, это исключено. Ничто не способно оживить мертвые клетки мозга. На этот счет у меня нет никаких иллюзий.

Поднявшись на ноги, он с грустью посмотрел на свою мать.

– Может быть, кому-нибудь и суждено дождаться помощи в недалеком будущем. Тем, у кого болезнь не зашла так далеко.

– Вы твердо верите в успех?

– Я убежден, что ответы на некоторые вопросы будут получены если не мной, то кем-нибудь другим.

– Но ведь вам хотелось бы этого добиться самому?

– Любому ученому хочется быть первым и совершить открытие. Такова человеческая натура. Но, – тут он снова взглянул на мать, – куда важнее открыть саму причину возникновения болезни, а уж кто именно это сделает – не важно.

– Так, значит, возможно, что это открытие сделает кто-то другой, а не вы? – продолжала настаивать Селия.

– Да, – ответил Мартин, – в науке такое всегда может случиться.

Тут из кухни появился Пит-Смит-старший. Он нес поднос с чайником, чашками, блюдцами и кувшинчиком молока.

Когда он опустил поднос, Мартин обнял отца за плеча.

– Отец делает за маму буквально все: одевает, кормит ее, причесывает, ну и все остальное. Знаете, Селия, в нашей жизни всякое случалось: одно время мы не были самыми близкими друзьями. Но теперь все обстоит иначе.

– Это точно. Временами, бывало, так схватимся, аж жарко, – подтвердил отец Мартина. – Хотите молока в чай? – спросил он Селию.

– Да, пожалуйста.

– Было времечко, – сказал Пит-Смит-старший, – когда я гроша ломаного не дал бы за ихние с мамашей хлопоты с учением. Я хотел, чтоб он стал рабочим, ну, как я. Но мать настояла на своем. Все получилось по-ихнему, а парень он у нас что надо. За дом платит, и вообще забот мы с ним не знаем. – Взглянув на Мартина, он добавил:

– Да и там, в колледже, у него дела идут неплохо.

– Да, совсем неплохо, – подтвердила Селия.

– Я вам не мешаю разговорами? – спросила Селия. Она сидела, удобно откинувшись на мягком сиденье, на корме лодки. После чаепития у родителей Мартина прошло часа два.

– Что вы, вовсе нет! – Тут Мартин, который стоял в плоскодонке, оттолкнулся длинным шестом о мелкое дно, и неуклюжая посудина легко заскользила вверх по течению. За что бы он ни взялся, все у него получается ладно, – подумала Селия, вот и плоскодонкой он управляет мастерски, а это мало кому удается, если судить по другим лодкам, попадавшимся им по пути: те то и дело вихляли из стороны в сторону.

Мартин взял плоскодонку напрокат на кембриджской лодочной станции, и теперь они направлялись в Грандчестер, расположенный в трех милях к югу, на пикник вместо второго завтрака.

– Это дело сугубо личное, – сказала Селия, – и, может быть, об этом не очень удобно спрашивать. Но меня поразила разница между вами и вашим отцом. Например, ваша манера речи – я имею в виду не просто грамматику…

– Я вас понимаю, – ответил Мартин. – Когда моя мать могла разговаривать, до того как она потеряла дар речи, она говорила совсем как отец. Бернард Шоу в “Пигмалионе” назвал такую речь “вопиющим оскорблением английского языка”.

– Я помню это по “Моей прекрасной леди”, – сказала Селия. – Но вам-то как удалось избежать этого?

– Этим я тоже обязан матери. Но сначала мне бы хотелось объяснить одну особенность, необходимую для понимания этой страны. В Англии манера речи всегда была классовым барьером, определявшим социальное положение людей. И, что бы вам ни говорили, это положение сохраняется и поныне.

– Даже в научном мире, среди ученых?

– Даже среди них. Может быть, особенно среди них. Мартин несколько раз оттолкнулся шестом и лишь потом сказал:

– Моя мать понимала значение этого барьера. Именно поэтому, когда я был еще совсем маленьким мальчиком, она купила радио и заставляла меня просиживать перед ним часами, слушая, как говорят дикторы. “Ты будешь разговаривать, как они, – говорила мне мать. – Так что давай старайся подражать им. Мне и твоему папаше начинать уже поздно, а тебе в самый раз”.

– Результат налицо, – заметила Селия: манера говорить у Мартина была приятная, культурная, но при этом не слишком выразительная.

– Сегодня мой последний выходной день до возвращения домой. До чего же все было приятно, – призналась Селия в конце завтрака, когда они пили кофе.

– Ваше пребывание в Англии закончилось успешно? Селия чуть было не начала отвечать приличествующими в подобном случае общими словами, но тут вспомнила совет Эндрю.

– Нет, – сказала она.

– Почему? – удивленно спросил Мартин.

– Мы с Сэмом Хауторном нашли идеального директора для научно-исследовательского института, но он отказался от нашего предложения. А после него все остальные кандидаты кажутся второстепенными.

Наступило молчание.

– По-видимому, речь идет обо мне? – нарушил его Мартин.

– Вам это отлично известно.