Текст книги "Иные"

Глава 7

Казалось, даже птицы замолкают, когда они появляются на улицах. Люди начинали перешептываться и настороженно оглядывались в поисках виновного. Ведь стражи никому не дают шансов на ошибку. Не испытывают ни жалости, ни корысти, и их нельзя подкупить. Они хладнокровно исполняют свою работу. Считают ее не просто долгом, а честью, высшим предназначением, поэтому не проявляют к нарушителям никакого снисхождения.

Отряд, пересекающий размашистым шагом аллею, состоял из трех человек. Все в темно-синем, вооруженные, чтобы в любой момент держать ситуацию под контролем или атаковать нарушителей. Я продолжала сидеть до самой последней секунды, пока надо мной не навис старший страж, заслоняя лужайку. Меня всю трясло, онемевшие ладони лежали на коленях, а глаза смотрели прямо перед собой.

– Встань, – велел он ровным тоном.

Страх сковывал каждую мышцу, но я осмелилась посмотреть в зеленые глаза взрослого мужчины. Потом не спеша поднялась и смиренно сложила руки перед собой, стойко выдерживая его пристальное внимание.

Внезапно страж взял меня за запястье и одним плавным движением вывернул ладонь, заставляя поднять руку с кольцом. Неоновый луч поймал стык белого металла, и мужчина получил всю необходимую информацию. Я была готова к этой процедуре, знала каждый пункт протокола, а потому невозмутимо ждала ключевого вопроса, за которым последует путь до бронемашины, допрос и постановление о наказании.

Однако я ошибалась и поняла это сразу, стоило взглянуть на мужчину. Чутье посылало настойчивые сигналы – что-то не так…

– Кристин Ривер, – считал страж со своего устройства. – Похоже, вы снова забыли о положенных часах.

В его голосе не было угрозы, но зеленые глаза смотрели так, словно мужчина с первой секунды безошибочно угадал мои намерения.

– Забыла, – тихо согласилась я.

Страж медленно втянул воздух, спрятал контрольное устройство и вместо ожидаемых вопросов неожиданно приказал:

– Идемте, мисс Ривер.

Никто ко мне не притронулся, никто не зачитывал угрожающие предупреждения. Страж терпеливо дождался, когда я последую за ним, и это еще больше настораживало. Обманчивое ощущение свободы и послабления, чтобы не сеять панику и не провоцировать лишние разговоры, а главное, чтобы усыпить нашу с мамой бдительность. Однако мы не питали иллюзий – один неверный шаг, и в руках мужчин тут же окажется оружие.

Нас сопроводили до самых апартаментов. Никакого сопротивления по пути, никакой провокации – я готова была отвечать за свой проступок с самого начала. Старший страж шел впереди, мы с мамой следом за ним бок о бок, и еще два стража замыкали процессию. Все как по протоколу, за исключением одного… С меня так и не потребовали никаких объяснений.

Они проследили, чтобы мы обе оказались в нужной зоне, и включился зеленый режим. Старший страж лично закрыл двери, до последнего глядя на меня в упор. И все. Тягучая тишина и наши с мамой застывшие фигуры в прихожей.

Мы были растеряны и сбиты с толку. Так и продолжали стоять, словно в ожидании чего-то страшного. Однако ничего не происходило.

– Они это так не оставят, – произнесла мама в какой-то момент, напряженным взглядом гипнотизируя входную дверь.

И как бы я не сопротивлялась страшным мыслям, они все равно пролезли в сознание и пустили вглубь свои колючие корни.

Ночью я никак не могла уснуть. Кровать казалась жесткой и неуютной, а внутри меня так терзало беспокойство, что холодный пот выступал на коже.

Что они задумали? Что сделает Праймер, когда узнает?!

Меньше всего я хотела привлекать его внимание. Лишая нас с мамой последних часов мнимой свободы, я преследовала совершенно другую цель! Но все с самого начала пошло не так, как я ожидала, так что сейчас я почти не верила в победу.

После безуспешных попыток уснуть, я вышла из своей спальни и направилась на кухню попить воды. Дверь в мамину спальню была открыта, и я невольно замедлила шаг, заметив силуэт в проеме двери. Она сидела на кровати и смотрела на свечение озонового плаща в небе. Сверхманёвренная ловушка для дыр в озоновом слое, которая ночью создавала красивое и жуткое мерцание, служила немым напоминанием о том, как больна наша планета.

Пить перехотелось. Мое сердце сжалось от жалости: каково приходилось маме, пока я была озабочена только собой? Мы ведь одни друг у друга… От жгучих угрызений совести в горле собрался комок.

Толкнув массивную дверь, я бесшумно зашла в спальню, приблизилась к кровати и села рядом с мамой. Она продолжала отрешенно смотреть в окно, когда я ласково накрыла ее руку и уткнулась лбом в худое плечо. Спустя несколько мгновений мама наконец пришла в себя и ответила мне теплыми объятиями.

Мы ничего не говорили. Просто смотрели на свечение и плотнее прижимались друг к другу.

Я очнулась, когда комнату уже вовсю освещало солнце. Укрытая одеялом, я лежала поперек кровати… совершенно одна. Сердце замерло от недоброго предчувствия. Я спешно сползла с кровати и побежала в коридор.

Взгляд замер на таймере, который показывал 11:20 AM, и по телу тут же прошло оцепенение. Каждый день ровно в одиннадцать я должна быть на приеме у доктора! Но если сейчас я все еще здесь, значит…

Неожиданно до меня долетели какие-то звуки, а в воздухе запахло едой. Я тут же направилась на кухню, где мама вовсю готовила обед.

– Доброе утро, – слегка улыбнулась она, заметив меня в дверях. – Садись, почти готово.

– Почему ты не разбудила меня? – спросила я, напряженно наблюдая за ней.

Мама неуверенно отложила лопатку, тут же взяла фарфоровые тарелки и понесла их к столу, будто стремясь занять руки.

– Расписания не было, – произнесла она вдруг, подавляя волнение в голосе.

Расписание – это распорядок дня, суточный наряд. Мама получала его каждое утро, и мы обе были обязаны следовать ему.

– То есть как… Вообще? – уточнила я настороженно.

Она коротко кивнула, продолжая как ни в чем не бывало сервировать стол. Но я заметила, как подрагивают ее руки при каждом движении.

– Этого ты добивалась? – неожиданно спросила мама. – Потерять последние часы, чтобы не посещать врача?

По внутренностям стягивающей дорожкой спустилось смятение. Я уставилась на свои босые ноги и, тихо вздохнув, прошла к столу.

– Это был единственный способ оттянуть время, – произнесла я неуверенно, хотя в душе знала, что поступила правильно. – Теперь, по крайней мере, есть шанс, что…

– Что? – перебила вдруг мама, взглянув на меня в упор. – Есть шанс, что о тебе вдруг забудут, и мы каким-то чудом выберемся отсюда – это ты хотела сказать? Следить за процессом мутации в интересах Праймеров, Кристин. Им ничего не стоит запереть нас в четырех стенах, но они не станут действовать в ущерб себе!

– Мама, – упрямо возразила я. – Я не дура. Я знала, что рискую! Но нельзя же просто сидеть и ждать! Я просто пытаюсь сделать хоть что-нибудь, чтобы… найти выход.

Она устало опустилась на стул и покачала головой, устремив напряженный взгляд в пространство.

– Я понимаю: ты боишься, – уступчиво произнесла мама и, взяв меня за руку, заглянула в глаза. – Но нам нужно соблюдать осторожность. Все может стать еще хуже.

Внутри пульсом бился протест. Мама просто напугана, поэтому ей везде мерещится опасность! А я в тайне ликовала, что мне удалось хоть на дюйм сдвинуть бетонную стену, вдоль которой мы ходим.

– Хорошо, – успокаивающе отозвалась я. – Ты права.

– Ладно, – облегченно выдохнула мама. – Будем надеяться, что все кончится хоро…

Она замолкла на полуслове, потому что где-то в апартаментах неожиданно послышался шум. Мы обе резко обернулись к двери и вскочили на ноги.

– Что это? – раздался мой настороженный голос.

Мама ничего не ответила. Взглядом приказала мне ждать на кухне и неуверенно направилась в коридор, но замерла, едва открыв дверь. Прямо перед ней выросла живая стена. Не говоря ни слова, мощный парень в темно-синем мундире схватил маму и вытянул из кухни. Я бросилась за ней, но столкнулась с еще одним стражем, который тут же преградил мне путь.

– Что происходит?.. Куда вы ее ведете?!

Однако мне никто не собирался отвечать. Стальные руки сомкнулись на моих плечах и заставили двигаться к выходу.

Нас везли в разных бронемашинах.

Затемненные наглухо окна, рядом – суровый страж, а в воздухе царит острое ожидание неизвестности. Сердце выпрыгивало из груди, пока я лихорадочно подыскивала себе оправдание: в конце концов, ничего особенного я не сделала… Они просто хотят во всем разобраться! Возможно, назначат мне наказание в виде лишения тех или иных привилегий. Или все это задумано лишь для того, чтобы напугать нас…

Когда движение транспортера прекратилось, я перестала дышать. Со мной не церемонились: выволокли на черный асфальт возле какого-то мрачного комплекса и сразу же повели к входу. Судорожно оглядываясь, я пыталась выцепить взглядом маму, но никого, кроме стражей, дежурящих по периметру с оружием в руках, не увидела.

Внутри здание с одинаковыми коридорами напоминало бесконечный лабиринт. Но мой конвоир хорошо ориентировался и быстро привел меня к нужному сектору. Пропустил в небольшую комнату, полупустую, с оцинкованными гладкими стенами. Из мебели здесь были только стол и два стула. Жуткое место. Именно в таких комнатах, скорее всего, проводят допросы.

Страж велел мне сесть на стул и положить ладони на стол. Затем вышел из странного помещения, оставив меня в звенящей тишине.

Кровь пульсировала в ушах, и когда за спиной открылась дверь, я не сразу расслышала неспешные шаги. В стене напротив отразился мужской силуэт, и я тут же мысленно дорисовывала образ Праймера, но что-то внутри меня противилось разыгравшейся фантазии.

– Здравствуй, Кристин, – раздался незнакомый голос, прежде чем я увидела его обладателя.

Мужчина обошел стол и остановился возле второго стула. Я не сразу узнала его. Мы провели не так много времени вместе, чтобы как следует запоминать друг друга. Этот человек возглавлял группу резидентов и отвечал за мою доставку из Нэшвиля в мегаполис.

Куратор уселся напротив и, сложив руки в замок, ободряюще посмотрел на меня, словно был на моей стороне. Удивительно, но я не ощущала неловкости, хотя сидела перед ним в одной пижаме.

– Кажется, у нас возникли проблемы, – заметил он с нарочитым беспокойством.

Не знаю как, но я ощущала фальшь в каждом его слове. Мне хотелось спрятать руки под стол или скрестить их на груди, чтобы хоть как-то успокоить нервный накал. Возможно, меня не случайно усадили именно таким образом. Ведь реакции говорят о человеке куда больше, чем лучшие детекторы лжи.

– Я могу объяснить, – тихо выдохнула я.

– Не сомневаюсь, – тут же подхватил он. – Но есть ли в этом смысл? Мы оба знаем, зачем ты делаешь это.

– Нет… Вы ошибаетесь. Это просто случайность, я…

– Боюсь, я не верю в случайности, Кристин, – холодно перебил мужчина. – Человек делает ошибки, когда чувствует безнаказанность. Когда у него нет стимула. Разговоры не принесут результатов, нужны меры, чтобы эти случайности больше не повторялись.

Внутри меня все задрожало от ощущения нависшей опасности. Господи… Неужели мама была права?

– Ты боишься? – неожиданно спросил чертов куратор.

– Да, мне страшно, – честно выдавила я дрогнувшим голосом.

– Жаль, этого страха не достаточно, чтобы ты усвоила урок. Учитывая то, как быстро ты забыла об обстоятельствах, при которых мы позволили тебе приступить к выполнению своей миссии.

Прежде чем меня охватило чувство гнева из-за его попытки исказить правду о событиях, после которых я оказалась в этом аду, куратор неожиданно поднялся и направился к оцинкованной стене в глубине комнаты. Слева, ближе к углу, находился встроенный пульт, с которым резидент начал проделывать определенные манипуляции. Спустя несколько секунд стена начала рассеиваться, пока не стала совсем прозрачной, и перед нашими глазами предстало какое-то помещение.

– Подойди ко мне, – велел он, заведя руки за спину.

Я сглотнула, сделала короткой вдох и не спеша поднялась с места. Внутри все сжалось в комок, а взгляд устремился на странную установку в виде большого креста, которая находилась в центре просторного зала с темными стенами. По обе стороны от подиума, на котором располагался крест, стояли стражи, словно в ожидании приказа. Я вздрогнула, когда тяжелые руки куратора легли на мои плечи и заставили меня занять определенное место на границе двух комнат.

Еще до того, как в зал завели маму, у меня в голове острой вспышкой пронеслась мысль, что все не так очевидно, и что на самом деле этот постамент предназначается не мне. А затем я впала в ступор. Застыла как статуя, сделав резкий вдох и ударившись ладонями о толстое стекло.

Под контролем конвоя мама поднялась на подиум и остановилась у креста. Ее голова была опущена. Чуть помедлив, она завела руки за спину и стянула платье до пояса, оставшись в тонкой сорочке.

– Нет, – прорезался мой сдавленный голос, пока глаза неотрывно следили, как ее руки подняли над головой и приковали к кресту. – Нет! НЕТ. НЕТ!!! МААААААААМааааааа!!!

Я лупила по прозрачной стене, до онемения отбивая ладони, разбивая костяшки в кровь. Один из стражей встал к нам спиной и показательно распустил кожаную плеть.

Боже… Я не могла поверить своим глазам! ЧТО ЭТО?! Что за средневековые пытки?!

Отскочив от стекла, я бросилась к куратору.

– Прошу вас, остановите их! – крикнула навзрыд. – Накажите меня! Делайте со мной что угодно! Только не трогайте ее, умоляю!!!

Но он будто не слышал меня. Смотрел с таким безучастием, что кровь в жилах стыла. Не человек… не зверь… МОНСТР.

– Вернись к стеклу, – раздался предупреждающий баритон, от которого моя истерика сошла на нет. – Если закроешь глаза или отведешь взгляд, твоя мать получит гораздо больше ударов, чем положено.

Этими словами в мою грудь будто кол вогнали. Я уставилась на хладнокровного монстра, понимая, что он меня не запугивает. Так и будет!

– К стеклу, – повторил куратор стальным тоном.

И я подчинилась. Вернулась на место, едва волоча слабые ноги, и устремила дрожащий взгляд на маму.

– Первый удар, – услышала я приказ и вздрогнула, когда раздался свист, и плеть полоснула по белой коже, оставляя на спине красную отметину.

Мама вскрикнула и резко выгнулась, а у меня защемило в груди так, что с губ сорвался вой. Последовал второй удар, третий… И каждый – словно гвоздь, вбиваемый в мое тело. Губы пересохли, лицо пошло пятнами от нервного срыва, слезы скатывались по щекам одна за другой, но я продолжала смотреть. Сама того не замечая, так сильно впилась ногтями в ладони, что кожа лопнула, и капельки крови начали падать на пол, но я смотрела до конца. Смотрела, как спина матери покрывается кровоточащими полосами, уродующими ее кожу, и задыхалась от бетонной тяжести вины и обжигающего гнева.

Эти беспощадные люди сломили меня.

Они знали, что делают, умело ломали мою психику, не трогая тело. Вот почему они отпустили мою мать. Вот зачем Он это сделал…

– Такова цена твоих заблуждений, – раздался голос куратора над моим ухом, как только все закончилось, и маму в полубессознательном состоянии поволокли вон из страшной комнаты.

Атрей

Я просмотрел запись карательных мер до последней секунды. Ни разу не отвлекся, придирчиво учитывал каждую деталь, каждое слово, каждый жест. Я видел, как стойко держалась девушка, пока ее мать пороли, и невольно улавливал фантомные отголоски ее переживаний. Неудивительно, что я ощутил вибрации, даже будучи в другом полисе – настолько мощным был выброс эмоций.

Как только изображение исчезло, мое внимание переместилось на самого карателя. Он выглядел довольным и явно ждал поощрения.

– Где девушка? – задал я вопрос, прежде чем куратор успел открыть рот.

– Она находится под наблюдением, – тут же отрапортовал он. – В изоляторе… Мы ждали вас для дальнейших распоряжений.

– Ее мать?

– Ей придется какое-то время провести в лазарете.

Я перехватил исходящее от него волнение. Куратор нервничал под моим суровым взглядом.

– Мистер Форд, я… Думаю, нам нужно обсудить поведение вашей Юниты. – Он начал рыться в своем планшете, чтобы отвлечься от охватившего его волнения. – А также условия и контроль, в которых прослеживается крайнее послабление. Я бы советовал вам…

– Почему вы приняли меры без моего ведома? – прервал я этот бесконечный поток слов.

– При всем уважении, Мистер Форд, у меня есть для этого все полномочия, – сообщил он самонадеянно.

– Я спросил не из цели проявить лояльность к опекаемой. Меня не устраивают меры, которые вы применили только потому, что девушка всего лишь нарушила комендантский час.

– Что ж, – командующий вмиг занял оборонительную позицию. – Признаться, я не ожидал, что именно вы поставите под сомнение предусмотренную систему наказаний.

Задержав на мне задумчивый взгляд, он прошел к столу и начал копошиться в ящиках.

– Должен напомнить, Мистер Форд, что параграф о контроле существует до сих пор. Он включает в себя не только заботу о Юнитах. Под этот свод инструкций так же попадают опекуны, – куратор с вызовом встретил мой взгляд и протянул код с печатью, подтверждающий его слова. – Не все готовы принимать условия протокола и менять привычный уклад жизни. Не все готовы строго придерживаться правил и объективно судить о поведении Юнитов. Поэтому в наши обязанности входит сохранять баланс участия обеих сторон.

Я даже не взглянул на документ, и ему ничего не осталось, как вернуть его в стол.

– Думаю, я ответил на ваш вопрос.

– Я не услышал ничего нового, – холодно осадил я куратора. – У меня созрел другой вопрос. Какие инструкции применяются, если баланс нарушается внутри системы?

Ему не понравился ход моих мыслей.

– Не понимаю, о чем вы, – тут же напрягся куратор.

– Не все умеют справляться со своими амбициями и правильно применять полномочия, – пояснил я, отзеркалив его же слова. – Не все могут объективно осознать, когда стремление действовать во благо цели перерастает в фанатичность!

– Что это значит?

Он запнулся, потому что дверь за моей спиной открылась, и в кабинет вошли два резидента.

– Соблюдение баланса, так ты сказал? – ответил я, хладнокровно наблюдая, как на куратора надевают наручники.

Кристин

Это началось несколько часов назад. Я сидела на полу у стены и, игнорируя ноющую боль перебинтованных ладоней, на ощупь считала петли на шве вдоль замка моего платья. Старательно перебирала их одну за другой, пялясь в пространство, уклоняясь от навязчивых мыслей, как от летящих копий, которые то и дело вонзались в мое сознание.

Начиналось все незаметно. Сначала легкое волнение поселилось в районе солнечного сплетения, вроде бы незначительное, но редким пульсом напоминающее о себе. Оно не раздражало, не отвлекало, просто присутствовало во мне. Но это чувство не проходило, а постепенно усиливалось, заставляя меня прислушиваться к себе. Я никак не могла избавиться от странного ощущения, будто что-то забыла и теперь пытаюсь вспомнить, или что-то потеряла и теперь никак не могу найти…

Очень скоро это ощущение превратилось в пытку. Я уже двое суток находилась в белой комнате, напоминающей вольер, или в вольере, напоминающем белую комнату кубической формы. Здесь стояла одна кровать, на которой я так ни разу и не заснула, потому что жестокие картины мгновенно наполняли мой разум и, точно кровожадные псы, рвали сердце на части! Я давилась едой, которую мне приносили, пребывая в постоянном страхе навредить маме своим неповиновением…

Ласковая петля сомкнулась на шее.

Как же хорошо вышло у них – заковать мою волю без единой цепи! Им удалось найти идеальный рычаг давления.

Когда за мной пришли, я уже не могла усидеть на месте. Ходила от стены к стене, не в силах избавиться от назойливого ноющего чувства. Резиденты повели меня в неизвестность, но паники не было – я испытывала странную уверенность, что вот-вот увижу маму!. Должно быть, это последствия долгого пребывания в замкнутом пространстве… Желания обгоняли реальность.

Когда резиденты остановились у одной из дверей верхнего уровня, сердце забилось дробью в груди. Нет… Меня ведут не к ней! Здесь повсюду ходили важные, серьезные лица, царила строгая атмосфера, из-за чего чувство незащищенности перерастало в панику.

Скорее всего, сейчас решится моя судьба и судьба моей мамы…

Когда дверь пришла в движение, я прикрыла глаза и задержала дыхание. Однако стоило переступить порог, как что-то заставило меня приподнять ресницы и застыть. Через мое тело словно прошла волна статического заряда! И чувство, что мучило меня уже несколько часов, усилилось троекратно…

Он стоял в центре кабинета, сложив руки за спиной, точно судья, ожидающий обвиняемого для вынесения приговора. Дверь закрылась, а глаза цвета глубокого океана медленно просканировали меня от макушки до пяток.

Я готовилась, я ожидала, что рано или поздно произойдет встреча… И все равно внезапное появление Праймера здесь стало для меня полной неожиданностью.

– Садись, – велел он, кивком головы указав на высокий стул у стены.

А у меня по ногам прошла волна слабости, и нервные окончания будто парализовало.

Я боялась этого человека.

От него зависели наши судьбы, и неизвестно как он отреагирует на мой проступок и его последствия! Если, конечно, он сам не был инициатором этих последствий…

Я напряглась так, что даже моргнуть боялась. Намертво сцепив руки перед собой, я прошла к стулу, не смея взглянуть на Иного. Как только села, начала царапать ногтем подушечки пальцев, чтобы хоть как-то унять всплеск адреналина. Мне с трудом удавалось усидеть на месте в затянувшейся, нагнетающей тишине.

– Тебе не стоило этого делать, – вдруг раздалось предостерегающее замечание, и жар иголками спустился по телу.

Дыхание перехватило от резкого давления в грудной клетке. Эта издевка душила до слез – после того, через что я прошла, он читает мне нравоучения! Но теперь одного вида палки было достаточно, чтобы удержать меня от дальнейших попыток нарушать установленные правила.

– Простите… мистер Форд, позвольте мне объясниться, – с трудом выдавила я, не поднимая глаз и чувствуя себя рядом с ним раздавленной букашкой.

Мысли бились друг о друга, но я старалась изо всех сил показать, как больно мне из-за мамы, и как сильно я раскаиваюсь. Если он действительно чувствует меня, ему ничего не стоит разгадать фальшь и учуять истинную причину моей обиды – обжигающее чувство несправедливости…

– Мне не нужно твое раскаяние, – неожиданно услышала я бесчувственное признание Праймера.

Растерянно взглянула на него, но тут же опустила голову, чтобы спрятать дрожь в глазах от едкого чувство унижения.

– Однако твое раскаяние нужно другим, – добавил Иной. – И отныне ты должна об этом помнить.

Я неуверенно подняла глаза, совершенно не понимая, о чем он говорит, но нутром чуя, что ответ мне не понравится.

– Действуя вне зоны моего видения, ты не получила возможность обойти систему, а попросту осталась без защиты, – констатировал он строгим тоном. – Привлекла внимание силы, которая ведет независимый контроль – тщательно следит за дисциплиной Непорочных и чистотой исполнения протокола.

Внутренности как жгутом стянуло. До этого момента я была уверена, что весь контроль надо мной определяет только один человек! Но если нет… тогда какова роль Праймера?

– Вы… тоже подчиняетесь им?.. – спросила я вдруг, позабыв об осторожности.

– Нет, – ответил он твердо. – Однако эта система мне не принадлежит. Я – часть протокола. И если резиденты решат, что я не справляюсь с контролем или допускаю погрешности в дисциплине Юниты – они сами примут меры.

Это просто не укладывалось в голове… Оказывается, все это время угроза подстерегала меня с другой стороны! Я не думала, что Праймер несет за меня ответственность, и что он единственный, кто может дать мне защиту в этом мире… Легче было видеть в нем врага, считать Иного хладнокровным чудовищем, а не надежным щитом!

– Значит, не вы принимали решение о наказании?.. – спросила я, заранее зная ответ.

Мы находились достаточно далеко друг от друга, но я так остро чувствовала запах Праймера, будто стояла в сантиметре от него!

– Не в этом случае, – получила я достаточно прямой ответ, отметающий любые сомнения по поводу его роли в моей судьбе.

Но мысли мои уже сосредоточились на другом. Голова шла кругом, а по телу тонкими нитями проходили будоражащие импульсы… Да что, черт возьми, со мной?!

Праймер стоял как ни в чем не бывало, словно вовсе не замечая происходящего, хотя я кожей ощущала его пристальное внимание.

– Твой запах стал сильнее, – вдруг заметил он, а у меня холодок прошел по спине.

В следующую секунду я и вовсе превратилась в кокон, потому что Иной начал приближаться. Я сжалась, словно приготовилась к удару. Когда же надо мной возвысилась мощная фигура Праймера, я едва не упала со стула, а он спокойно взял в свои руки мои перебинтованные ладони.

Ток прошел от кончиков пальцев до самых плеч, и я моментально оказалась под каким-то воздействием – вся задрожала как в лихорадке, начала часто дышать, впилась жалобным взглядом в Иного.

– Ты научишься справляться с этим, – сказал он, задумчиво глядя на мои руки. – Мутация оказывает сильное воздействие на органы чувств, и ты слишком остро реагируешь на мою близость.

Меня будто ледяной водой окатило, и все внутри восстало против его слов.

– Я н-ничего не чувствую, – произнесла я на одном дыхании. – Вы… ошибаетесь.

В синих глазах пробежало что-то похожее на предупреждение. А еще мне показалось, что эта близость – испытание не только для меня. Праймера она тоже сводила с ума! Только он сдерживал себя, упрямо не желала поддаваться низменному влечению.

Неожиданно он сжал мои ладони так, что с губ сорвался тихий стон, и посмотрел мне прямо в глаза. Реальность поплыла, я вообще перестала воспринимать происходящее!. Только он, только глубокий океан и оцепенение по всему телу…

Такого раньше со мной не бывало. Никогда!

– Не пытайся себя обмануть, – услышала я властный, гипнотический баритон, чувствуя, как чужое прикосновение обжигает руки. – Чем больше сопротивляешься притяжению, тем быстрее оно подавит твой самоконтроль.

В ушах поднялся звон, а откуда-то изнутри прорвались безумные желания: неимоверно тянуло прижаться к этому человеку, вдохнуть его запах и молить, чтобы он не отпускал меня… Я безумно боялась, что совсем потеряю контроль над собой. Боялась, что Праймер почувствует мою слабость! Боже… Неужели теперь он заберет меня к себе?..

– Не бойся, – вдруг сказал Форд обнадеживающим тоном, словно услышал мои мысли. – Время еще не пришло.

С этими словами он отстранился, а я резко втянула воздух и выпуталась из паутины гипнотического состояния. Неуклюже слетела со стула и настороженно отступила от Праймера, если и не признавая, то уж точно не заблуждаясь насчет его предостережений.