Текст книги "Современное буддийское искусство. Традиции и инновации"

Современное буддийское искусство: традиции и инновации. Сборник статей международного научного симпозиума 25 – 26 июля 2013 г., Улан-Удэ

ОТ РЕДАКТОРОВ

25 – 26 июля 2013 г. в столице Республики Бурятия г. Улан-Удэ состоялся международный научный симпозиум «Современное буддийское искусство: традиции и инновации». Организаторами выступили Институт гуманитарных наук и искусств Уральского федерального университета (Екатеринбург) и дацан «Ринпоче Багша» (Улан-Удэ).

Университет представлял департамент «Факультет искусствоведения и культурологии», где уже более 50 лет выпускают специалистов в области истории искусств, в том числе искусства Востока.

Дацан «Ринпоче Багша» был создан в 2000 г. в Улан-Удэ с благословения Его Святейшества Далай-ламы XIV досточтимым Еше Лодой Ринпоче (Ело Ринпоче IV). Комплекс дацана включает в себя ряд необычных современных объектов буддийского искусства. Так, симпозиум прошел в одном из уникальных сооружений – буддийской ступе Примирения. Официальное открытие двух ступ Примирения – сакральных сооружений, символизирующих примирение противоречий, воспитание культурных, философских и общечеловеческих ценностей, состоялось в эти же дни – 27 августа.

Научные встречи, посвященные именно искусству буддизма, совсем не часты. Главной целью симпозиума стало объединение усилий специалистов разных стран для научного осмысления вопросов, касающихся актуального состояния буддийского искусства, для выявления круга проблем, связанных с его развитием в странах, традиционно исповедовавших буддизм, а также в Европе и Америке.

Новое состояние «мира без границ» рубежа XX – XXI вв. ставит перед исследователями целый ряд вопросов. Как отражаются процессы глобализации на искусстве буддизма? Что является ядром буддийской художественной традиции, а что подвергается изменениям? Остаются ли незыблемыми традиционные принципы создания произведений искусства? Влияют ли новые технологии на идеи воплощения и способы создания буддийских произведений? Каковы методологические подходы искусствоведческой науки при рассмотрении подобных проблем?

В уникальной встрече приняли участие известные исследователи из России, Индии, Великобритании, Болгарии, представители ведущих отечественных музеев, обладающих значительными собраниями буддийского искусства. За круглым столом собрались досточтимый Ело Ринпоче, глава буддистов Республики Калмыкия Тело Тулку Ринпоче, доктор медицины Барри Керзин – личный врач Его Святейшества Далай-ламы, ученые и художники.

Симпозиум прошел в активных дискуссиях, обмене мнениями между представителями западноевропейской и восточной искусствоведческих школ. При различии подходов все участники оказались созвучны в стремлении найти и определить некие координаты, через которые в традиционное буддийское искусство входит будущее. Атмосфера дискуссии была насыщена творческим воодушевлением.

По окончании работы симпозиума российские и зарубежные участники приняли резолюцию, в которой отмечался большой эвристический потенциал подобных встреч, в связи с чем было решено сделать симпозиум, посвященный буддийскому искусству, регулярным, а место его проведения – дацан «Ринпоче Багша» – постоянным. Пространство России, где сходятся Восток и Запад, где возрождаются и развиваются традиции буддийского Учения, оказалось важным для поисков синтеза искусства, науки и религии.

Следующая подобная встреча состоится в Бурятии в 2016 г. при участии Института гуманитарных наук и искусств, факультета искусствоведения и культурологии УрФУ и дацана «Ринпоче Багша».

ПРИВЕТСТВЕННОЕ СЛОВО
К УЧАСТНИКАМ СИМПОЗИУМА

Уважаемые участники Международного научного симпозиума «Современное буддийское искусство»! Мне очень приятно, что Уральский федеральный университет, расположенный в далеком от Улан-Удэ городе Екатеринбурге, принимает столь активное участие в организации этого мероприятия.

Позвольте сказать несколько слов о том, что представляет собой Уральский федеральный университет сегодня. Екатеринбург расположен в самом сердце Уральских гор, которые разделяют Европу и Азию, но в нашем историческом случае эта граница скорее символическая, сугубо географическая, поскольку Уральские горы словно бы сшивают, объединяют две части света огромного Евразийского материка и обеспечивают межкультурные контакты и взаимодействие народов, населяющих Европу и Азию. Исторически сложилось так, что именно через территорию Урала, где расположен Екатеринбург, катились волны Великого переселения народов с Востока на Запад, затем шло обратное движение с Запада на Восток. Сегодня Екатеринбург представляет собой мегаполис, крупный финансовый, туристический, экономический и, конечно, культурный научно-образовательный центр, который расположен на пересечении Транссибирской железнодорожной магистрали и так называемого Турксиба, то есть железной дороги, которая ведет через Екатеринбург в глубины Казахстана, Узбекистана, в Центральную Азию.

Уральский федеральный университет известен как крупный научный центр, где среди прочих направлений исследований активно развиваются такие науки, как археология, археография, языковедение, фольклористика, религиоведение. Факультет искусствоведения и культурологии ведет плодотворную исследовательскую работу в области изучения восточного искусства, и в частности буддийского искусства.

Я хотел бы поблагодарить дацан Ринпоче Бакша и лично досточтимого Ело Ринпоче за то, что участникам симпозиума оказан столь теплый прием: мы имеем возможность работать в таких комфортных и современных условиях, которые будут способствовать обмену мнениями между участниками дискуссии. Особо признателен досточтимому Ело Ринпоче за то, что весной 2011 г. он посетил Екатеринбург и Уральский федеральный университет. Именно тогда, весной 2011 г., объединились два крупных университета Екатеринбурга, классический и технический. И кто знает, может быть, благодаря этому факту за те два с лишним года, которые непосредственно существует Уральский федеральный университет, мы добились больших результатов.

Лично я впервые оказался на территории Бурятии и города УланУдэ. По роду своей деятельности и своих интересов я много путешествую: Ява, Шри-Ланка, Таиланд, Камбоджа, Китай, Монголия. Но именно вчера вечером, когда досточтимый Ело Ринпоче принял нас здесь, провел экскурсию по дацану, и нам открылись эти прекрасные дали, виды на бурятскую тайгу и на Улан-Удэ, я испытал настоящий душевный подъем. Еще маленьким мальчиком прочитал я пересказ для детей великого бурятского эпоса «Гэсэр», выполненный Семеном Липкиным, и с той поры очень хотел посетить тот край, где Гэсэр совершал свои подвиги, освобождая человечество от чудовищ и невежества.

Я более чем уверен, что симпозиум пройдет очень результативно, и те научные связи, которые уже имеются, будут углублены и развиты. Позвольте мне еще раз поблагодарить всех присутствующих, отметить широкую географию участников симпозиума: Индия, США, Великобритания, Болгария, Монголия, различные культурные центры Российской Федерации.

Еще раз примите уверения в том, что Уральский федеральный университет всегда готов держать свои двери открытыми для всех участников сообщества, тех, кто занимается развитием духовности и изучает культуру мира.

Д. В. Бугров, первый проректор, директор Института гуманитарных наук и искусств УрФУ

ОБРАЩЕНИЕ
К УЧАСТНИКАМ СИМПОЗИУМА

Добрый день! Таши Делек!

В день открытия научного симпозиума «Современное буддийское искусство: традиции и инновации» я с радостью приветствую всех собравшихся здесь, на земле Бурятии, в нашем дацане для обсуждения насущных проблем современного буддийского искусства. Я не мастер официальных речей, поэтому, несколько отойдя от формальностей, хочу сказать то, что я считаю действительно важным.

Все учение Будды направлено на духовное развитие. В то же время буддийское искусство развивает доброту. И эта доброта – то, чего нам не хватает в современном мире. Полагаясь на традиции, с одной стороны, и анализируя процессы, происходящие сегодня, с другой, мы получаем целостную картину. Так же мы понимаем развитие изучаемого объекта. А благодаря тому факту, что искусство связано с духовными общечеловеческими ценностями, для нас очень важно иметь представление о ситуации в перспективе.

Я счастлив, что ведущие мировые ученые собрались здесь для того, чтобы применить этот метод для решения вопросов современного искусства. Я думаю, наш симпозиум послужит развитию общечеловеческих, гуманитарных, духовных и моральных ценностей.

Еще раз приветствую всех собравшихся и желаю вам плодотворной успешной работы!

Досточтимый Ело Ринпоче IV,

настоятель монастыря «Ринпоче Багша»

Локеш Чандра
БУДДИЙСКОЕ ИСКУССТВО: ИНТЕРНАЛИЗАЦИЯ И ИННОВАЦИЯ

Нью-Дели

© Локеш Чандра, 2015

Я сажусь изложить свои мысли об инновациях и традициях в буддийском искусстве на священной земле Бурятии, но темнеющее небо над Агинским дацаном и разрывающие мне сердце слезы, которые струятся по лицу Пандидо Хамбо-ламы, держат меня в плену культурного геноцида догмы. В зловещей тишине Его Святейшество написал на листке бумаги на тибетском: «Все сожжено, все ксилографы и тханки». Внезапно он выхватил у меня из рук бумагу, свернул ее и спрятал в своем рукаве. Сдерживаемые страдания вырвались наружу душераздирающими слезами, стекающими по спокойному лицу Хамбо, озаренному светом глубокого знания и сияющему надеждой на передачу традиции Майтрейи в ближайшем будущем, передачу, которая бы вновь гарантировала процветание Дхармы в его земле Ваджрапани.

Когда я был в Иволгинском дацане, я спросил, можно ли посетить Агинский дацан, о чьей славе я слышал еще будучи десятилетним ребенком от своего отца, профессора Рагху Вира. Наше традиционное образование на санскрите состояло в изучении грамматики, логики и поэтики, дополненных эпической поэмой «Рагхувамша» Калидасы. Санскритский текст по логике был очень сложным, поэтому отец дал мне «Буддийскую логику» Ф. И. Щербатского. Я не мог разобраться в этой гениальной работе, но меня поразил в ней один факт – Агинский дацан был местом сосредоточения колоссального знания, и однажды когданибудь я поеду туда учиться. В моем ограниченном понимании Агинский дацан был Оксфордским университетом буддийского мира, особенно после того, как университет Наланды был сожжен и стерт в порошок. Когда я был в Агинском дацане в 1970-е гг., я видел уцелевшие остатки его огромной библиотеки и прекрасные свитки тханок. Я хотел отдать дань уважения тому месту, где тысячи манускриптов стали жертвами огня. Пандито Хамбо-лама Ж. Д. Гомбоев указал на это место, остановившись на безопасном расстоянии, чтобы случайно не нарушить закон земли, и я пошел один. Я не увидел никаких следов пожара, но земля была черной. Природа не лжет. Я поклонился, взял немного земли и вернулся к Хамбо-ламе, который взял у меня священную землю и вернул ее обратно. Он был глубоко тронут и, наверное, вспоминал, с каким варварством был разрушен его родной дацан. Тщательно сдерживаемые в течение всего дня чувства, скрываемые под маской тишины и твердости, прорвались наружу вечером, когда, оставшись вдвоем, мы наблюдали за прекрасным вечерним небом, погружающимся в ночную тьму. Мы были наедине, вокруг не было никаких строений, которые могли бы быть напичканы секретными прослушивающими устройствами, и Хамбо-лама мог дать волю своим рыданиям. В те времена не было даже «свободы молчать». Вот такой была моя встреча с Агинским дацаном. Он и сейчас обитает в моих мечтах о великом будущем, которое я не увижу. Хамбо-лама подарил мне потрясающую тханку Калачакры из Агинского дацана, и я дорожу ей как светом Дхармы и как символом любви Пандито Хамбо-ламы, сияющей подобно алмазу. Это громкий львиный рык его абсолютной тишины.

Профессор П. Б. Балданжапов был моим постоянным спутником во время поездок в Бурятию. Человек глубоко верующий в душе, широко образованный исследователь, обладавший потрясающей коллекцией монгольских, маньчжурских, китайских и тибетских ксилографов и документов, он находился на постоянной службе КГБ, сопровождая меня как члена индийского парламента. Он хотел поделиться своими мыслями и рассказать мне о том, что случилось, но в молчании заключалась великая мудрость. Его талантливая дочь Ц. П. Ванникова написала книгу о буддизме в Бурятии «Земля Ваджрапани» (М., 2008). Она говорит о своей волшебной земле Бурят-Монголии в стихотворении. Вот несколько строчек из него:

 
                          Может быть, это и есть небесная Чистая Земля,
                          Возможно, рядом с Шамбалой.
                          Пустота есть сущность всего.
                          Буряг-Монголия – это Пустота.
 

На фронтисписе этой книги изображен свирепый Ваджрапани, столь милый сердцу монголов всех племен – бурятов, халкасов, ордосцев, тумэтов, калмыков и других, которые много лет назад были завоевателями мира. Страны Запада, боясь их вторжений, постоянно повторяли литанию: Domini, libera nos a Tartaris (Господи, спаси нас от татар) (ил. 1).

Так как местом проведения симпозиума стал храмовый комплекс «Ринпоче Багша» в городе Улан-Удэ, находящийся под патронажем досточтимого Ело Ринпоче, в земле Ваджрапани, то мне хотелось бы проследить эволюцию Ваджрапани в разных традициях и проанализировать инновации его иконографии в пространстве и времени. Эти иконографические трансформации поражают воображение: от фигуры эллинистического Зевса в искусстве Гандхары до свирепой демонической фигуры в Бурятии. В греческом мире Зевс был почитаем как повелитель богов и людей. Даже если город поклонялся другому божеству, Зевс занимал главенствующее место. Олимпийский храм имел колоссальную по размеру статую Зевса из золота и слоновой кости. Когда буддизм распространился в районе Гандхары, для которой были характерны ярко выраженные эллинистические традиции, Будду стал сопровождать Зевс, изображаемый как Ваджрапани, в платье, обычно носимом сопровождающим лицом, – коротком хитоне, завязанном вокруг талии (ил. 2). В правой руке он держал конский хвост на ручке для того, чтобы отгонять мух, а в левой – ваджру. Он должен был привлекать сторонников Зевса к буддизму [Marshall, р. 47, fig. 63].

Упайя (ирауа), или стратегия интериоризации, была нацелена на популяризацию буддизма. Внешнее стало внутренним благодаря принятию чужих божеств. Это было постоянным процессом. Ашока превратил святыни, посвященные местным якшам (yaksas), в буддийские чайтьи (chaitya). Таким же образом в ламаистском мире местные сабдаги (sa.bdag) стали дхармапалами. С течением времени Индра ассимилировался в культ Ваджрапани. Это очевидно, например, в скульптурном изображении Ваджрапани, вырезанном из камня в пещерах Аурангабада примерно в VII в. [Saraswati, p. IVII, fig. 164] (ил. 3).

Каменная статуя примерно X в. в музее Наланды изображает Ваджрапани, восседающего на троне, одетого в орнаменты и украшенную драгоценными камнями корону [Ibid, fig. 166]. Ланкаватара-сутра говорит о Ваджрапани как об особом спутнике Будды.

Бхаясаджаявасту Мула-сарвастивада Виная из манускриптов Гилгита указывает, что Будда рассказывал Ананде о том, что он был в Уттарапатхе или районе Транс-Гандхары в сопровождении Ваджрапани с целью усмирения и обращения в буддизм необузданного Нагараджи Апалалы.

Это свидетельство роли Зевса в распространении буддизма на северо-западе. От милостивого изображения, которое мы видим в Музее азиатского искусства в Берлине, до внушающего ужас якши в бурятской иконографии – вот какое невероятное разнообразие форм есть в буддийском искусстве. В землях тибетского буддизма он превратился в свирепую фигуру, присутствующую в нескольких сакральных сюжетах, о чем я пишу в своем словаре буддийской иконографии.

Буддийское понятие «упайя» (upaya-kansalya), или «искусные средства», отражает умение буддизма адаптировать дхарму к тому контексту, в котором она проповедуется. Будда объяснял свое учение, например, брахманам, делая ссылки на их ритуалы и традиции. Метод преподавания в соответствии со способностями слушающих был усовершенствован бодхисаттвами как одна из парамит на седьмой стадии просветления (bhumi). Упайя – это принцип множественного интеграла к деятельности Абсолюта в мире феноменов. Это привело к последовательной адаптации местных божеств и их включению в символику буддизма. Майтрейя, Будда будущего, это Митра из митраизма, сидящий в бхадрасане (bhadrasana), или бактрийской (Bhadra) позе. Митра был покровителем династии императоров Ахменидов, а позже и римских императоров. Ступа, изображенная в короне Майтрейи, обозначает государство. Бхадрасана Будды Майтрейи противопоставлена ваджрасане (vajrasana) Будды Шакьямуни. Будда Дипанкара из долины Рамьяка (совр. – Ламгхан) считался в буддийской традиции Буддой прошлого. Таким образом появилась троица Будд прошлого, настоящего и будущего (Дипанкара, Шакьямуни, Майтрейя).

Инновация являлась составной частью феноменального распространения буддизма, в рамках которого существующие религиозные порядки и Дхармадхату стали единым целым. Инновация являлась традицией для буддизма, это можно сказать и о буддийском искусстве. Даже черты лица Будды отличаются в одном регионе от другого. Бамианские колоссы были созданы на территории, где жители говорили на тохарском языке. Этот язык принадлежит к индоевропейской языковой группе, и народ, говорящий на нем, был близок эллинистическому миру, из которого ими была унаследована идея колосса, получившая название abhyuccadeva в Гандавьюха-сутре (Sanskrit Gandavyuha).

Именно открытость как категория творчества отличает буддизм от других религий. Эта культовая свобода стала прочным основанием для развития изобразительных искусств в нескольких странах и на протяжении многих веков. Чтобы пояснить эту мысль, обратимся к противоположному примеру. В IX в. немецкое духовенство выдвинуло доктрину трех языков, в соответствии с которой церковные службы могли проводиться только на древнееврейском, греческом или латинском языках. В 855 г. Кирилл в Византии разработал письменность и написал Библию в Болгарии и Словении, где приветствовали его и Мефодия. На церковном совете в Венеции Кирилл защищал право славян иметь свою собственную письменность и Библию на родном им языке. Православное богослужение так отзывается о Кирилле: «Ты обнажил топор разума против лживости трехъязычной догмы, призванной священной». В буддизме сложилась совершенно противоположная ситуация. Будда изучал шестьдесят четыре системы письма в школе, по свидетельству Лалитавистары (Lalitavistara Sutra), что подтверждает – все системы письма и языки священны. С самого начала буддизм поощрял зарождение этнических объединений и множественность способов визуальной репрезентации в качестве правильных форм духовного развития. Множество окон сердца и разума в ярком сиянии глаз стали непреходящей сущностью почитания образов в мире буддизма. Постоянно меняющиеся художественные нормы должны были наделять жизни людей божественным светом и славой. Тысячи священных текстов буддизма свидетельствуют о постоянно изменяющихся инновациях в метафорическом ландшафте разума.

Обширные панорамные изображения рая в пещерах Дунь Хуаня (Могао) запечатлели различные представления о власти и богатстве сменяющих друг друга династий. Чистая земля Амитабхи – Сукхавати, Майтрейи – Тушита, Акшобхьи – Абхирати, а Вайрочаны – Аканистха. Эти теологические и философские Чистые земли из разных сутр были обещанием каждого Будды создать его собственную землю Будды (Buddha-ksetra), которая будет сочетать самые знаменитые черты разных Чистых земель. Великолепие этих земель, их безоблачное блаженство и отсутствие страданий дали возможность художникам вводить новшества, быть «в покое, пребывая в движении». Буддийское понятие asanga («свобода от привязанностей») превратилось в неограниченную свободу в аскетичной возвышенности и возвышенной аскезе. Видимое было родом деятельности бесформенного «я». Если выразиться языком самадхи, Будда – это не образ, а то, что видится нам или предстает в нашем сознании как Будда. Буддийское искусство обретало свободу от того, что обладает формой, чтобы пробудить себя к отсутствию формы. А оставшиеся растоптанными правила – это одно из проявлений «свободы от привязанностей».

Буддийские картины – это «визуальная Дхарма», которая передает содержание сутр в форме иллюстраций. Фигуры не изображают некие внешние существа, а скорее представляют аспекты преображенного «я». Преображения достигаются медитацией. Пробужденное сознание отличают сострадание, бесстрашие и энергия, все они сокрушают смятение и превращаются во всепроникающую мудрость.

Вималакирти-сутра (vimalakirti-nirdesa) – это прославление мирянина по имени Вималакирти, который почитается в графических искусствах как источник вдохновения и приятного юмора. Он является примером духовного поиска, аскетизма духовной практики, в процессе которых наше сознание открывается навстречу постоянно расширяющимся сферам пустоты. Вималакирти обнаруживает, что даже самый истинный ученик Будды Шарипутра испытывает самодовольство от своего превосходства в мудрости. Он открывает ему (Шарипутре) потрясающую вероятность взаимопроникающих вселенных. В десятой главе написано: «Шарипутра подумал про себя: “если эти великие бодхисаттвы не прервутся перед полуднем, то когда они смогут пообедать?” Вималакирти, узнав о чем думал Шарипутра, сказал: “Шарипутра, тебе следует сосредоточиться на восьми этапах освобождения, о которых говорит Татхагата, слушать дхарму с сознанием, свободным от материальных забот. Подожди немного, и ты будешь есть такую еду, которую тебе никогда в жизни не доводилось пробовать”». Вималакирти сосредоточился, и бодхисаттвы смогли увидеть вселенную Татхагаты Сугандхакуты и обедающих рядом с ним бодхисаттв. Текст продолжается, и читать его – истинное удовольствие всем нам, кто больше интересуется внешней формой, чем глубинами буддийского искусства. Вималакирти снова обратился к Шарипутре: «Вкуси еду Татхагаты. Это амброзия, приправленная великим состраданием. Не фокусируй свое сознание на ограниченных отношениях». В пещере 61 в комплексе Могао есть настенная роспись, изображающая Татхагату Сугандхакуту, изливающего еду, «приготовленную из неистощающихся морали, концентрации и мудрости, а остатки этой пищи Татхагаты, которые содержатся в сосуде, не могут быть израсходованы полностью» (ил. 4).

В буддизме, как и в других сложившихся в Индии традициях, образ всегда конкретен (murti). Неявное (amurta) становится явным (murta) в иконическом изображении. Форма трансцендентного видения в творчестве художника приводит к тому, что его внутренний опыт трансформируется в пластическую форму. Художественная работа существует на трех уровнях: физическом (kayika), более тонком (vacika) и трансцендентном (citta). Они являются воплощениями состояний человеческого бытия. Murti требуется даршан (Darsana), конкретная форма должна стать осознанием, там где глаз и сознание сосредоточены в размышлениях. Паломничество глаза должно переродиться в дарующее блаженство видение в процессе отречения от всего.

В буддизме целостность и изменения нашего космического сознания являются взаимозависимыми категориями. Наше «сознание-сокровищница», или алая-виджняна (alaya-vijnana), представляет собой коллективную душу, где хранится опыт отдельных индивидов (mano-vijnana), который должен заново появиться в едином потоке. В манере выражения искусства классические нормы и динамика изменения должны быть гармонизированы. Воды текут, потому что у рек есть два берега. Если бы не было этих берегов, то воды не могли бы течь, а разливались и заболачивались. Буддийское искусство имеет глубокие корни и будет цвести снова и снова. Самскары (samskaras) должны укрепляться через новые формы, чтобы они продолжали существовать в нашем времени и пространстве. Буддийское искусство искрится золотом, подобно хираньявати (hiranyavati), или золотой реке, и оно продолжает освещать путь миллионам людей сегодня, и будет продолжать обновляться.

Монах Энку (1632 – 1695) был удивительным японским буддийским скульптором, чьи деревянные скульптуры рождались из-под быстрых ударов его топора, свободные от традиций иконографического канона, простые и незавершенные, но хорошо сохраняющие естественную шероховатость материала. В одной из триад, созданных мастером из цельного куска ароматного кедра, Ачала Видьяраджа как манифестация добродетельного гнева предстает как гармония искусства и природы (ил. 5). Иногда его скульптуры были вырезаны из лучинок и тонких деревяшек, отломившихся от дерева, и стали известны как koppa butsu, или «Будды из деревянных обломков». Простой в средствах, прямой и немного грубоватый стиль, в котором они вырезаны, делает их очень современными. Энку дал обет вырезать сто тысяч скульптур за время своей жизни. Это получило название laksa-puja, или «сто тысяч молитв». Ему потребовалось 28 лет, чтобы исполнить обет – к этому времени ему исполнилось 59 лет. На обратной стороне своей последней скульптуры он написал: «Сто тысяч Будд вырезано». Таким образом он выполнил первую часть своего почитания «образного восприятия», которое можно назвать sakara. Кульминацией этого должна была стать ниракара (nirakara), или внеобразное самадхи. Энку попросил, чтобы рядом с рекой Нагарой выкопали яму в земле. Он сел в нее, попросил, чтобы ее закрыли толстым слоем земли и высунул бамбуковую трубочку, чтобы можно было дышать. Постясь, напевая молитвы, звеня в колокол, он оставался заживо погребенным, пока не умер. Он достиг внеземной самадхи посредствам шуньяты (sunyata), анимиты (an.im.itta) и нирваны (nirvana). Высокие дубовые и вишневые деревья, густо оплетенные глицинией, выросли на этом месте. Люди из близлежащей деревни говорят, что из веток этих деревьев пойдет кровь, если их срезать.

Как говорил сам Энку:

 
                              С каждым днем мое сознание все чище,
                              Луна в небе и я
                              Круглые и полные.
 

Dictionary of Buddhist Iconography. New Delhi, 1999.

EdgertonF. Buddhist Hybrid Sanskrit Grammar and Dictionary. New-Haven, 1953.

Marshall J. The Buddhist Art of Gandhara. Cambridge, 1960.

Saraswati S. K. Tantrayana. Calcutta, 1977.