Текст книги "Назим Гаджиев на олимпе республиканской власти"

Глава 4
Партия «Рамгавар» – глашатай армянских территориальных притязаний и их фиаско

Известно, что национальная политика Советского государства в течение всего семидесятилетнего периода его существования зиждилась на теоретической максиме марксизма-ленинизма о пролетарском интернационализме. Однако более пристальный и глубокий взгляд на теорию марксизма, лишённый к тому же железобетонных пут догматизма, рельефно демонстрирует ошибочность самого сочетания понятий марксизма и пролетарского интернационализма. Скорее данная формулировка продуцирована ленинской мыслью о необходимости в целях обеспечения перехода человечества от капиталистической формации к социалистической применения насильственного, революционного пути. А данный путь генерирует единственный императив: установления новой для человечества сути политической власти – диктатуры пролетариата.

В контексте противопоставления пролетарского интернационализма понятию буржуазного национализма, В. И. Ленин отмечал, что он – мелкобуржуазный национализм считает интернационализм «признанием равноправия наций и только, сохраняя неприкосновенным национальный эгоизм, между тем как пролетарский интернационализм требует способности и готовности со стороны наций, осуществляющий победу над буржуазией, идти на величайшие национальные жертвы ради свержения международного капитала…»^[1]. При этом Ленин внёс ясность в вопрос о происхождении тезиса о пролетарском интернационализме, применимом лишь в самом отсталом звене цепи капиталистических стран, то бишь в России, славившейся гипертрофированными межклассовыми противоречиями, «…чем более отсталой является страна, – утверждал он, – тем сильнее в ней мелкое земельное производство, патриархальность и захолустность, неминуемо ведущие к особой силе и устойчивости самых глубоких из мелкобуржуазных предрассудков, а именно: предрассудков национального эгоизма, национальной ограниченности. Так как эти предрассудки могут исчезнуть лишь после исчезновения империализма и капитализма в передовых странах и после радикального изменения всей основы экономической жизни отсталых стран, то вымирание этих предрассудков не может не быть очень медленным. Отсюда обязательность для сознательного коммунистического пролетариата всех стран относиться с особой осторожностью и с особым вниманием к пережиткам национальных чувств в наиболее долго угнетавшихся странах и народностях, равным образом обязательность идти на известные уступки в целях более быстрого изживания указанного недоверия и указанных предрассудков. Без добровольного стремления к союзу и единству со стороны пролетариата, а затем и всех трудящихся масс всех стран и наций всего мира, дело победы над капитализмом не может быть успешно завершено»^[2].

Что ж, довольно откровенное и логичное с точки зрения интересов социалистической пролетарской революции признание! И именно оно подтверждает, что к классическому марксизму «пролетарский интернационализм» не имеет никакого отношения, ибо к тому времени в крупных империалистических цитаделях межклассовые противоречия сглаживались повышением хотя бы части рабочего класса уровня благосостояния, правда за счёт повышения степени эксплуатации колониальных ресурсов, принадлежащих метрополиям и частично в результате модернизации средств производства на основе научно-технического и технологического прогресса. В специфичных условиях экономических систем этих стран ни о какой пролетарской солидарности и тем более, пролетарском интернационализме не могло идти и речи. Более, чем рельефно господствовала доминанта солидарности внутринациональных пространств, нивелирующая любое классовое противостояния между частной собственностью на средства производства и самим производителем, что довольно иллюстративно продемонстрировала Первая Мировая война (1914–1918).

Подобную специфичность межклассовых и внутринациональных отношений в экономически развитых странах подтверждали и сами классики марксизма Карл Маркс и Фридрих Энгельс. О каком пролетарском интернационализме могла идти речь, когда 28 ноября 1865 года, предлагая Лондонской конференции набросок программы для Женевского конгресса Интернационала (Международного Товарищества рабочих), Маркс во всем разделе «III. Международная политика» ставил всего один вопрос: «О необходимости уничтожения московитского влияния в Европе путем осуществления права наций на самоопределение и восстановления Польши на демократических и социальных основах»^[3].

Множество других проблем международной политики в период жестоких колониальных войн и становления мировой системы империализма уступали место именно этому тезису Маркса.

По Марксу принцип права наций на самоопределения должен был стать исключительной прерогативой Польши и не во имя её национальных интересов, а как средство «уничтожения московитского влияния в Европе».

А его единомышленник и близкий друг Фридрих Энгельск ещё в 1882 году, то есть в том году, когда был создан Тройственный Союз в составе Германии, Австро-Венгрии и Италии, которому судьба уготовил роль инициатора первой мировой бойни в 1914 году, считал славян смертельным врагом Запада и откровенничал с Каутским: «Вы могли бы спросить меня, неужели я не питаю никакой симпатии к малым славянским народам и обломкам народов, разделенным тремя клиньями, вбитыми в славянство: немецким, мадьярским и турецким? В самом деле – чертовски мало!» ^[4]. При этом им даже особо подчеркивается, что речь идет не о классовой борьбе, а о войне народов. В июне 1849 года: «Европейская война, народная война, стучится в дверь. Через несколько недель, быть может уже через несколько дней, армии республиканского Запада и порабощенного Востока столкнутся друг с другом на немецкой земле в решающем бою»^[5].

И любое упоминание классовых интересов и тем более, пролетарского интернационализма диссонировало с теоретическими постулатами основателей марксистской концепции преобразования мира на социалистический лад. Акцентирование внимания на классовой борьбе к концу XIX столетия стало неуместно по сравнению с 1848 годом, когда по мысли классиков «призрак коммунизма гулял по Европе. И пока «существует только один вопрос» – интерес Запада как целого, а само понятие «Запад» ассоциировалось у Энгельса не в качестве единого географического фактора, а скорее всего цивилизационного, постулат об отдельной нации выпадал из комплекса воззрений на национальный вопрос в целом, и на пролетарский интернационализм, в частности.

Однако исследуемый период советской истории, не отторгал, а напротив, подчёркивал несуществующую принадлежность пролетарского интернационализма к марксизму и трактовал его современную интерпретацию, как совершенствование Лениным данного положения с учётом опыта осуществления социалистической революции в России, гражданской войны, создания материально-технической базы социалистического государства, победы Советского Союза во Второй Мировой войне и выхода социализма за рамки одного государства и трансформации его в целую мировую общественно-политическую систему.

В преддверии принятия третьей Программы партии на XXII съезде КПСС, пролетарский интернационализм обретает характер социалистического интернационализма. Его теоретическая трактовка зиждиться на положении о том, что он является принципом международных отношений, характеризующим решение межгосударственных и межнациональных проблем в социалистическом мире, а также является развитием пролетарского интернационализма. По мысли светских теоретиков социалистический интернационализм отличается прежде всего тем, что сферой его функционирования является не капиталистическая формация, а социалистический мир со складывающемся в нём межнациональными и межгосударственными отношениями, пониманием и формулировок принципов, норм этих отношений и представляет собой важнейшую часть учения марксизма-ленинизма о международном положении и интернациональной роли социалистических стран, всей мировой системы социализма в освободительной борьбы трудящихся третьего мира.

Читатель имел возможность убедиться в том, насколько далеки были эти идеи от классического марксизма. Но и в пределах самого социалистического Содружества, и в рамках Советского Союза, этот принцип был лишён реальной социальной и межнациональной почвы, о чём к тому времени свидетельствовали познаньские события в Польше и в Венгрии 1956 года, резкое падение уровня взаимоотношений сперва с Югославией, а затем и с Албанией, Китаем после хрущёвского доклада «О культе личности Сталина».

Что касается пробуксовывания в действии принципа социалистического интернационализма, то в данной книге уже были упомянуты события в Грузии 1956 года, генерированные антисталинским решением XX съезда. Но если там социалистический интернационализм продемонстрировал свою несостоятельность фрагментарно, характеризуясь эпизодичностью, то в соседней Армении демонстративное игнорирование этого основополагающего принципа социалистической идеологии было характерно в период всего существования в составе СССР, в особенности после окончания Второй Мировой войны.

В конце 1945 – начале 1946 года, принципы «железного занавеса» потеряли в отношении Армении свою силу. Двадцать первого ноября 1945 года СНК СССР принимается решение «О мероприятиях по вопросу возвращения зарубежных армян в Советскую Армению»^[6].

Подготовленный совместно с НКИД СССР проект «О практических мероприятиях по переселению армян из-за границы в Советскую Армению» 22 февраля 1946 г. утвердило и Политбюро ЦК ВКП(б)^[7]. Двадцать девятого января, 24 марта и 10 декабря 1947 г. вышли три постановления Совмина СССР по вопросу репатриации армян. Репатриацию эмигрантов и этнических переселенцев осуществляло Управление уполномоченного СНК СССР по делам репатриации. Его зарубежный аппарат представляли особые репатриационные группы, действовавшие преимущественно при советских военных миссиях и консульствах. Для решения «армянского вопроса» была образована особая комиссия во главе с зав. отделом Ближнего Востока НКИД И. Самыловским ^[8].

За 2 года, с 1946 по 1948 года в Армянскую ССР эмигрировало более 100 тыс. армян ^[9]. Подобная политическая преференциальность в отношении к Армении, собственно и инициировала армянское руководство на реанимацию вопроса о Нагорном Карабахе. Возглавлявший в те годы республику, первый секретарь ЦК КП Армении Г. Арутюнян провел в Москве соответствующий «зондаж». Его консультации вкупе с усилиями А. Микояна породили конкретные действия. Секретарь ЦК ВКП (б) Г. Маленков поинтересовался мнением первого секретаря ЦК КП Азербайджана М. Д. Багирова по поводу возможных территориальных изменений. Последний не стал демонстративно возражать, не преминув при этом заметить: «При рассмотрении вопроса о включении ИКАО в состав Армянской ССР должен быть рассмотрен и вопрос о включении в состав Азербайджанской ССР Азизбековского, Вединского и Карабаглярского районов Армянской ССР, населенных преимущественно азербайджанцами»^[10].

Армянское лобби в Москве, представленное находившимися у кормила власти А. Микояном и И. Тевосяном, вывело для себя из слов М. Багирова логическую формулу, заключающуюся в актуальности своей деятельность в векторе осуществления депортации азербайджанцев из Армении. Увы, их усилия увенчались успехом и 23 октября 1947 года Совмин СССР принял постановление за № 4083 «О переселении колхозников и другого азербайджанского населения из Армянской ССР в Кура-Араксинскую низменность Азербайджанской ССР» ^[11].

Документ не имел преамбулы и начинался таким образом: «Совет Министров постановляет: 1. Переселить в 1948–1950 гг. на добровольных началах в Кура-Араксинскую низменность Азерб. ССР 100 тыс. колхозников и др. азербайджанское население из Армянской ССР, из них: 10 тысяч человек – в 1948 году, 40 тысяч человек – в 1949 году и 50 тысяч человек – в 1950 году»^[12]. Подлинное намерение сего документа в своей полной красе раскрывалось в 11-ом пункте: «Разрешить Совету Министров Армянской ССР, освобождаемые азербайджанским населением постройки и жилые дома в связи с переселением их в Кура-Араксинскую низменность Азербайджанской ССР использовать для расселения зарубежных армян, прибывающих в Армянскую ССР»^[13].

Остаётся тайной то, каким это образом Микоян смог подтолкнуть Сталина к совершению этой акции. Тем ни менее, департационный механизм армянского лобби в Москве продолжал действовать без промедления. Так, в дополнение к вышеупомянутому постановлению. 10 марта 1948 года Советом Министром СССР принимается постановление № 754 «О мероприятиях по переселению колхозников и другого азербайджанского населения из Армянской ССР в Кура-Араксинскую низменность Азербайджанской ССР» ^[14]. Содержание данного документа подразумевала уже детализацию фактически департационного процесса азербайджанцев с территории Армянской ССР. Предполагалось создание переселенческого управления при Совмине Азербайджана. Привлекался трест «Азпереселенстрой» со строительно-монтажными конторами в Сальянах, Али-Байрамлах, Сабирабаде и Пушкино. Разрешалось Совмину республики открыть представительство в Армянской ССР, в Ереване на период переселения азербайджанцев из Армении в Азербайджан ^[15]

В то же самое время, постановление накладывало обязательство на Центросоюз по согласованию с Советом Министров Азербайджанской ССР завести в Азербайджанскую ССР строительные материалы и автомашины для продажи колхозам и колхозникам, переселяющимся из Армянской ССР в Кура-Араксинскую низменность Азербайджанской ССР ^[16].

Кроме того постановление устанавливало: «…что колхозы Армянской ССР, из которых переселяются колхозники в Кура-Араксинскую низменность Азербайджанской ССР, передают колхозам, в состав которых входят переселяющиеся колхозники, приходящееся на их долю движимое имущество (сельхозмашины, инвентарь, живое и механическое тягло, поголовье всех видов скота и птицы, пчелосемьи, транспортные средства, натуральные и другие фонды) процента переселения, а стоимость приходящегося на их долю движимого имущества (многолетние насаждения, мельницы, электростанции и другие хозяйственные и бытовые постройки) передаются колхозам в местах вселения, в сроки, установленные Советом Министров Азербайджанской ССР и Советом Министров Армянской ССР»^[17].

В развитие союзных постановлений, Совмин Азербайджана принимает постановления № 84-с от 2 февраля и № 455 от 14 апреля 1948 года. Совмин республики обратился к Совмину СССР с просьбами разрешить переселение части крестьян в другие районов, поскольку существенно недоставало земельных площадей ^[18]. Это обращение стало гласом вопиющего в пустыне, то есть было цинично проигнорировано центром.

Далее, в письме от 21 сентября 1949 года Совмин республики буквально взывал к милосердию высших союзных органов, дабы они пересмотрели ранее установленный план переселения на 1949 и 1950 гг. и разрешили бы с учётом отсутствия средств и возможностей в короткий срок принять такое большое количество переселенцев, ограничиться переселением 10 тыс. человек в 1949 году и 15 тыс. – в 1950 ^[19].

В декабре 1949 года республиканское руководство вновь обратилось с просьбой продлить сроки переселения до 1954 года и установить следующий график:

1951 г. – 10 тыс. человек

1952 г. – 20 тыс. человек

1953 г. – 20 тыс. человек

1954 г. – 15 тыс. человек ^[20]

В целом, имеются данные о том, что за 1948–1953 гг. в Азербайджан из Армении было переселено 11 тыс. 914 хозяйств или 53 тыс. человек ^[21]. Однако эти данные относятся лишь в Кура-Араксинской низменности. Имеются сведения, что только за первый год около 6 тыс. человек переселено было в другие районы республики.^[22]

Такова общая панорама отношений между двумя закавказскими советскими республиками к 1960 году и противостояние, носящее характер перманентных территориальных притязаний Армении к соседней республике, в условиях жёсткой политической системы и высокой степени централизации государственной власти Коммунистической партией в Советском Союзе. На том этапе депортационная политика армняских властей протекала в латентном режиме.

Но при этом одна «братская» республика – Армения пользовалась непрекращающейся поддержкой Центра, аж со времён Декрета Совнаркома РСФСР «О Турецкой Армении» от 29 декабря 1917 года ^[23], а другая – Азербайджанская республика вынуждена была постоянно идти на компромиссы и любая попытка обеспечить свои законные интересы и огородить себя от неприкрытого экспансионизма горе-соседей, мгновенно подвергалась инкриминированию Центра в проявлении национализма и нарушении принципов социалистического интернационализма.

Казалось, терпение азербайджанского народа было бесконечным и опиралось на традиционную толерантность, дружелюбие и душевное отношение ко всем проживающим в республике гражданам никогда не подвергавшимся каким-либо дискриминациям по национальному, этническому либо религиозному признаку. Азербайджан и в особенности его столица Баку в период существования Советского Союза являли собой феноменальную социокультурную общность множества наций и народностей, в том числе и армян, занимавших буквально во всех отраслях экономики, культуры, образования, науки солидные позиции. И даже всплески армянского национализма не могли поколебать веру азербайджанцев в необходимость сохранять дружеские отношения с армянами, как проживавшими в Азербайджане, так и в самой Армении. Было ли отношение армян адекватным отношению к ним со стороны азербайджанцев, продемонстрировала история, как исследуемого периода, так последних трех с половиной десятилетий…

Постановление бюро ЦК КП Азербайджана «О мероприятиях, связанных с подготовкой и проведением в республике 40-летия Армянской ССР» от 9 июля 1960 года^[24] было проникнуто именно таким толерантным духом, являющимся отличительной чертой азербайджанского народа. Безусловно, мероприятия подобного характера генерированы уже детализированной выше политикой КПСС по социалистическому интернационализму в целом, но то, как осуществлялось в каждой из пятнадцати республик, являлось зеркальным отражением душевного состояния каждого из народов, составлявших Союз. И насколько широка и чиста душа азербайджанского народа можно выносить суждение и на примере данного постановления и его воплощения на практике.

В преамбуле пестрели вытекающие из официальных идеологем мысли и заверения в том, что: «Вместе с трудящимися Армении 40-летие Армянской ССР будут отмечать…трудящиеся Советского Азербайджана, – ибо, – …многовековая дружба братских народов Армении и Азербайджана…находит своё яркое выражение в совместном труде рабочих, колхозников, и интеллигенции, изо дня в день крепнущих экономических и культурных связях…»^[25]

Пункты этого постановления предусматривали приуроченные 40-летию победы Советской власти в Армении мероприятия: и проведение в ноябре 1960 года торжественного заседания представителей Баку; и проведения обкомами, горкомами, райкомами партии, комсомольскими и профсоюзными организациями широкое ознакомление трудящихся республики с достижениями Армянской ССР с приглашением лекторов из Еревана; и проведение научно-исследовательскими институтами АН, Азгосуниверситетом, музеем им. Ленина, институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, институтом истории партии при ЦК КП Азербайджана научных сессий и передвижных выставок; и публикация в прессе соответствующих материалов, создание передач по радио, телевидению; и проведение фестиваля кинофильмов Армении; и широкое распространение среди трудящихся республики литературы Армении; и организация художественных выставок и концертов и даже спортивных соревнований ^[26]. И весь этот респектабельный комплекс праздничных мероприятий в честь 40-летия Армянской ССР должен был быть осуществлён под руководством утверждённой на том же заседании рабочей комиссии в составе, сливок азербайджанской государственной, научной и культурной элиты. В комиссию под председательством секретаря ЦК КП Азербайджана Назима Гаджиева вошли государственные деятели: Мамед Искендеров, Али Керимов, Тофик Аллахвердиев, Шихали Курбанов, Кямран Гусейнов, Максуд Ализаде, Абдулла Байрамов, Алиш Лемберанский, Зарифа Шукюрова, академики Юсиф Мамедалиев, Фируз Меликов, композитор Кара Караев, писатель Мехти Гусейн ^[27].

В том же духе было составлен и утвержден текст поздравления ЦК КП Армении, Президиуму Верховного Совета и Совету Министров Армянской ССР ^[28].

Примечательно, что одновременно на заседании бюро ЦК были утверждены тексты приветствий ЦК КП Азербайджана Центральным комитетам партии, Президиумам Верховных Советов и Советам Министров Литовской и Эстонской ССР в связи с двадцатилетием провозглашения Советской власти в этих республиках ^[29]. Однако этими юбилейными текстами поздравлений и было ограничено участие Азербайджана в праздниках прибалтийских республик.

Столь необъятное празднование юбилея соседней республики, несомненно, явилось олицетворением искреннего, непредвзятого взгляда на необходимость мирного, взаимоуважительного сосуществования с Арменией. Празднества 40-летия Армении в Азербайджане явилось своеобразным подарком армянскому народу.

Однако на этот душевный подарок Армения ответила, через диаспору своих зарубежных собратьев просьбой по форме и жёстким требованием по содержанию такого «подарка», который обладал взрывной силой, способной подорвать весь государственно-территориальный комплекс Азербайджана. Об этом в мельчайших подробностях будет написано ниже.

3 марта 1960 года в ЦК на имя А. Н. Гаджиева поступает обращение, составленное министром просвещения, академиком Мехти Мехти-заде ^[30]. Позволю себе сосредоточить внимание читателя лишь на основных тезисах этого документа. В нём указывалось: «…Вчера, 29 марта сего годя, в Академии наук Азербайджанской ССР проводилось мероприятие по случаю дня рождения народного поэта Азербайджана Самеда Вургуна… Собрание открыл академик Дадаш-заде. О творческой деятельности поэта сделал доклад профессор Джафар Хандан. Затем выступили поэты и писатели о Самеде Вургуне. В их числе выступил также преподаватель Азгосуниверситета Аббас Заманов. Говоря о своих воспоминаниях, А. Заманов сказал, между прочим, что какой-то знакомый из Нахичевани сообщил, будто бы, какие-то организации /а какие он не сказал/ ставят вопрос, чтобы отторгнуть Нахичеванскую АССР от Азербайджанской ССР и присоединить её к Армении… По договорённости с членами президиума собрания академик М. А. Дадаш-заде дал резкий отпор выступлению А. Заманова, указав, что это заявление необоснованно, политически неправильно и вводит в заблуждение массы…»^[31]. Далее М. Мехти-заде резюмировал составлением ряда предложений, среди которых была высказана необходимость осуждения выступления А. Заманова, как не имеющего никакого основания, рассмотрения вопросов «об упорядоченности проведении различных массовых мероприятий на литературные темы, неорганизованное проведение которых отвлекает от дела многих работников вузов и других учреждений и организаций республики»^[32].

Обращения и информации по этому поводу в ЦК КП Азербайджана и лично на имя Назима Гаджиева с почти идентичной фабулой поступили и от министра культуры Абдуллы Байрамова, и от самого академика Мамеда Дадаш-заде, и от Союза Писателей, подписанных Ильясом Эфендиевым, Зейнал Халилом и Наби Бабаевым (Хезри. – авт.), и от Госкомитета по радио и телевидению за подписью его зампреда Анвера Алибейли ^[33]. В картину, обрисованную Мехти Мехти-заде лишь вкраплялись детали, вводившие в действие словно в спектакле с драматическим сюжетом всё новые и новые персонажи, либо усугубляющие сюжетную трагичность, либо низводящую её к трагикомедии. Например, Абдулла Байрамов упомянул в своём обращении писателя Османа Сарывелли, поделившегося со своими воспоминаниями о том, как: «…С. Вургуна исключали или собирались исключать из комсомола за неряшливость и недисциплинированность. На этих примерах, – заключил Абдулла Байрамов, – О. Сарывелли хотел, якобы, показать, каким смелым, решительным был С. Вургун. Понятно, что подчёркивание таких моментов из жизни С. Вургуна в период его молодости /учёба в семинарии и в вузе/ не может служить примером для правильного воспитания молодёжи, составившей большинство участников вечера»^[34].

В информации Союза писателей, составленной на имя заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК Мамеда Зиядова 3 апреля, его руководители, предоставив список приглашённых на вечер с их стороны писателей и поэтов, категорически заявили, что «имя Аббаса Заманова – преподавателя Университета им. С. М. Кирова, выступление которого на вечере поразило и разгневало нас – писателей, в списке приглашённых, составленном нами, не значилось»^[35].

Заместитель председателя Государственного Комитета по радио и телевидению Анвер Алибейли в своей информации на имя ЦК Компартии Азербайджана, присоединяясь к общей негативной оценке выступления Аббаса Заманова на вечере памяти С. Вургуна, утверждал, о своём отсутствии в момент произнесения Замановым сей «крамолы» в связи с организацией концертной программы, в которой должны были принять участие такие известные в республике вокалистки, как Сара Гадымова, Фиренгиз Ахмедова, Сона Асланова. И лишь позже его коллеги, призванные составить репортаж о вечере, рассказали ему о сути выступления Заманова. Исходя из чего информация, переданная по радио и телевидению, обрела форму не репортажа, а краткого сообщения о мероприятии ^[36].

Назим Гаджиев, ознакомившись с содержанием этих документов, стремительно овладел ситуацией. Пройдя чекистскую школу в военное и поствоенное времена, он в своей контрразведывательной деятельности сталкивался и не с такими патовыми ситуациями, с достоинством преодолевая их. Да и потом, читатель имел возможность на документальных примерах туркменской эпопеи, дела турок-месхетинцев, защиты им интересов иранских азербайджанцев в целом, убедиться в его политической смелости, дипломатической тактичности и глубокой аналитичности ума! Хотя главное испытание всех этих его качеств было ещё впереди…

Он в рабочем порядке учреждает проверочную комиссию в составе заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации Мамеда Зиядова, заместителя заведующего отделом науки и школ Зулейхи Гусейновой и члена Союза писателей Азербайджана Новруза Гянджали, которые уже 4 апреля представили ему документ под названием «Об антипартийном выступлении члена КПСС – преподавателя АГУ им. С. М. Кирова т. Заманова А. на вечере, посвящённом памяти народного поэта Азербайджана Самеда Вургуна» ^[37]. Перечислив уже известные читателю факты, фигурировавшие на вечере, комиссию сформулировала свой вердикт: «…Выступление т. Заманова считаем политически неверным, провокационным, вредным и наносящим большой ущерб делу интернационального воспитания трудящихся и, в первую очередь, молодёжи, тем более, что большую часть участников данного вечера составляли студенты АГУ и АПИ. Всё это говорит о том, что Заманов, которому доверено почётное дело воспитания молодёжи, никаких выводов из решений IX пленума ЦК КП Азербайджана не сделал. Мы считаем, что за своё антипартийное выступление т. Заманов А. должен нести самое серьёзное наказание. В связи с этим, считаем целесообразным этот серьёзный факт сделать предметом обсуждения бюро ЦК КП Азербайджана и первичных организаций АГУ им. С. М. Кирова и Союза писателей Азербайджана»^[38].

В день обсуждения на заседании бюро ЦК вопроса о поведении Заманова на вышеописанном вечере, 5 апреля он подаёт на имя заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК Шихали Курбанова подробную объяснительную^[39]. В ней он буквально препарирует источник информации, которую сообщил во время своего выступления на вечере. В частности, им в объяснительной было поведано о его случайной встрече в деканате факультета, на котором он преподавал с тремя знакомыми «С. Алиевым, Насиром и Фархадом Зейналовым». Последний из них рассказал Аббасу Заманову о своей беседе с неким кандидатом географических наук Халилом, фамилии которого Заманов не смог вспомнить. Именно в ходе этой беседы со слов Халила, который будучи в Нахичевани при посещении областного обкома партии услышал от трёх членов бюро Нахичеванского обкома информацию о поднятии вопроса перед областным Комитетом партии. По признанию Аббаса Заманова, услышав об этом, он сперва не поверил и заявил знакомым о том, что расценивает эту информацию, как неподтверждённые слухи и такого вообще быть не может. Но эта информация его не на шутку обеспокоила. А самое главное, по утверждению автора объяснительной, во время его недавнего пребывания в командировке в Ереване, он имел возможность услышать похожую информацию, что убедило его в реальности её материализации.

Далее, Заманов покаялся лишь в том, что прежде чем сообщать эту информацию в своём выступлении на вечере, должен был посоветоваться со своей партийной организацией, но эмоции овладели им и он не удержался от вышеописанного выступления. Он признал свою ошибку в том, что должен был поделиться с товарищами этой информацией на каком-то другом форме, не имевшим отношение к юбилейному торжеству. И в итоге он сам признал свои действия, как неподобающие коммунисту и заявил о том, что любое взыскание, наложенное на него в связи с этим, будет носить справедливый характер ^[40].

В тот же на заседании бюро ЦК КП Азербайджана был рассмотрен вопрос: «Записка отдела пропаганды и агитации ЦК КП Азербайджана о вечере, посвящённом годовщине со дня рождения Самеда Вургуна» ^[41]. К трем часа дня на заседание бюро были приглашены А. Ф. Заманов, министр культуры Азербайджана А. И. Байрамов, министр просвещения – М. М. Мехти-заде, председатель Комитета по радиовещанию и телевидению при Совете Министров Азербайджанской ССР Т. С. Алиев председатель Союза писателей Азербайджана Мехти Гусейн, члены Союза Бабаев Наби, Зейнал Халил, Осман Сарывелли, академик М. А. Дадаш-заде, ректор АГУ Ш. Ф. Мехтиев, секретарь парткома АГУ А. И. Ибрагимов, проректор АГУ М. А. Алекперов, секретарь Комитета комсомола АГУ Т. Я. Курбанов, ректор АПИ им. Ленина М. Ю. Векилов и др. ^[42]

Обсуждение протекало в весьма жёстком фарватере и в итоге продуцировало постановление «О непартийном поведении члена КПСС Заманова»^[43], осуждающее выступление Заманова и ставящего вопрос о целесообразности его пребывания в рядах КПСС.

Из описанного выше вытекает вполне закономерный для нашего современника вопрос: можно ли с высоты нынешней эпохи осуждать уважаемых, умных, видных академиков, государственных деятелей, учёных, преподавателей, писателей и поэтов того времени, внесших каждый на своём месте большой вклад в развитие азербайджанского народа за их отношение к высказыванию Аббаса Заманова на вечере в честь Самеда Вургуна, происходившим более шести десятков лет тому назад?! Высказывая свою, субъективную точку зрения учёных-историков, полагаем, что подобное осуждение было бы неправомерным. Кто-то может нам возразить, дескать, были же люди, шедшие в то время против течения за идеалы Родины и народа? Согласимся и с такой постановкой вопроса, но с небольшой коррективой. Во-первых, в силу своей конкретной трудовой деятельностью подавляющее большинство из них не могли владеть оперативной информацией, раскрывающей истинное положение дел, ибо она имела в ту эпоху статус секретной либо совершенно секретной, была прерогативой ограниченной категории руководящих работников и сотрудников спецслужб. Во-вторых, в силу чистоты своих помыслов и непоколебимости веры в декларируемые партией и правительством принципы равноправия, интернационализма и гуманизма, ибо то поколение являлось продуцированием сталинской эпохи, они искренне полагались на универсальность правоты как внутренней, так и внешней политики Советского государства. В-третьих, свою роль, несомненно, сыграл и синдром страха, теплившийся тогда ещё в душах людей, как рецидив чисток партийного, советского аппаратов, в среде творческой, технической интеллигенции и рядов Вооружённых Сил в конце 30-х годов прошлого столетия.