Текст книги "Один против всех"

Это был, конечно, удар ниже пояса, но я решил Кирея не щадить. Пусть злится, пусть свирепеет, мне сейчас это только на руку.

Кирей схватил пачку, скомкал ее и швырнул в кусты. Посидел, сжимая и разжимая кулаки, потом встал и принялся расхаживать перед скамейкой.

– Не верю я! Что хочешь со мной делай – не верю!

– Курить больше нечего, – сказал я, проследив полет пачки. – А верить или не верить – это личное дело каждого. Я тебя, Кирей, не в новую религию обращаю, а говорю, что и как есть в этой жизни. Ты собирался Сергачева убить, когда в город вернешься, так я посоветую – перед тем как убивать, ты поговори с ним. Человек перед смертью многое может рассказать, да и врать не будет. И про Черных он тебе расскажет, и... – тут у меня в голове мелькнула внезапная мысль, – и про «Ворона» у него спроси, очень любопытная организация...

– Что за «Ворон» еще? – Кирей остановился, навис надо мной. – Какой такой «Ворон»?

– Так я ж почем знаю, ты у Сергачева спроси. Петр Петрович, он в курсе...

– Лады! – Кирей глянул на часы, кивнул сам себе – время есть. – А теперь говори, Кастет, чего от меня хочешь, у тебя ж наверняка план какой-нибудь есть. Не со скуки ж ты приехал на встречу, и не птичек послушать...

– План есть, – подтвердил я, – но от тебя мне пока ничего не надо. И приехал я для того, чтобы предупредить – никому не верь, Всеволод Иванович, никому, а ментам – в первую очередь!

– Когда я ментам верил? – возмутился Кирей.

– Ну знаешь, в этой истории все по-всякому оборачивается, потому и решил я тебя предупредить. Предупрежден, значит – вооружен, так говорят, правда?

– Правда, – вздохнул Кирей и добавил так неожиданно жалобно: – Пойду я, время поджимает.

– Иди, – согласился я, – и помни, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь...

Мы обменялись рукопожатиями, и Кирей устало побрел по аллее Зеленой Женщины в сторону Большой звезды.

Стареет Кирей, – подумал я, глядя ему в спину, и не удержался, похвалил себя, – здорово это я ввернул про «Ворона» и про свою поддержку Кирею, моя гвардия из трех человек, конечно, здорово поможет колдобинской преступной группировке...

– Ушел? – раздался за спиной голос Годунова.

– Ушел. У него встреча с избирателями.

Я отстегнул крошечный, с булавочную головку, микрофон и передал Годунову.

– Все слышал, Саня?

– Все.

– Как думаешь, можно ему верить?

– Думаю, можно. – Годунов улыбнулся. – Я так понимаю, что Кирею теперь и деваться некуда, только в твои объятия.

– Может быть, может быть! – я неуверенно покачал головой. – Давай сигарету, что ли, да поедем в город...

* * *

Вернувшись в гостиницу, я залез в ванну, насыпал в воду ароматических добавок и долго лежал, освобождая тело и душу от налипшей дневной грязи. Попытался прикинуть, как прошел день, прикинул и понял – прошел хорошо и, чтобы поторопить события, можно звонить в Германию, Романову.

Господин престолонаследник долго не брал трубку, занятый своими великодержавными делами, но я терпеливо ждал – время быть самостоятельным еще не пришло, пока надо доказывать верность престолу.

– Алло! – голос господина Романова был тверд и суров.

– Николай Всеволодович? Некто Костюков вас беспокоит...

– Алексей? Искренне рад. Докладывай, как дела.

– Прежде всего могу вас порадовать – большой сход воров Питера приговорил меня к смерти. Позавчера встречался со своим убийцей.

– На тебя было покушение? – Романов всерьез обеспокоился. – Ты не ранен?

– Да нет, Бог миловал. Не вдаваясь в подробности, скажу – киллеру пришлось намного хуже, чем мне, – я хмыкнул, вспомнив рассказ Кирея о том, как преследовавший меня хвост без штанов добирался до своего дома.

– Ты, Леша, береги себя, ты не мне нужен, ты нации нужен, всему российскому народу...

– Я понимаю, только вот же, в свою очередь, срочно нужны деньги. Если ты хочешь, чтобы наш план сработал, чтобы мы достигли тех целей, которые перед нами стоят, мне необходимо срочно сделать пластическую операцию. Иначе я ежедневно рискую. Я не хотел тебе говорить, отвлекать по пустякам, но теперь скажу – сегодня я виделся с Киреем...

– С Киреем? – переспросил Черных. – И... И – что? Ты жив? Здоров?

– Со мной все в порядке, – заверил я своего босса, – меня не так просто убить!

– Как я был прав, когда именно тебя избрал своим представителем, нет, наместником в России! Ты, именно ты нужен нашему движению.

В гробу я видел твое движение, подумал я, но сказал:

– Вот видишь, я нужен тебе, нужен движению, поэтому, чтобы не рисковать, необходимо срочно сделать пластическую операцию. Тогда у меня руки будут развязаны, и я смогу принести намного больше пользы всем нам!

– Конечно, конечно! – торопливо сказал Черных. – Завтра у тебя будут деньги. Ты где остановился?

– Сейчас я в «Октябрьской» гостинице. Думаю – до утра тут продержусь, в крайнем случае патронами я запасся...

– Ты береги себя, береги, утром у тебя будут деньги, наш человек тебе принесет...

– Все, я не могу больше говорить, кажется, кто-то идет!.. – я повесил трубку и закурил.

«Пистолет действительно не помешает, – подумал я, – и нужно еще встретиться с Годуновым, но сначала – ужин».

Я затушил сигарету и пошел в ресторан – белки, жиры и углеводы облекались там во вполне приемлемую форму.

* * *

После ужина я позвонил Годунову и договорился с ним о «хвосте».

Слово «хвост» в последнее время заняло значительное место в моем повседневном лексиконе. Оно произносилось вслух или мысленно в самых разных грамматических формах: я ушел от «хвоста», бандюки привесили ко мне «хвост», пойманный мной «хвост» во всем признался, и, наконец, мне надо привесить «хвост». Мне, действительно, надо было привесить «хвост» к тому человечку, что завтра принесет деньги от Романова-Черных. То, что он упоминал об организации, да и всякие другие словечки в том же духе, свидетельствовали о том, что у господина Романова здесь есть сообщники, а он, подлая гадина, мне об этом ничего не говорил.

О том, что я очень важен для нашего общего дела, – говорил, о том, что я буду его надежной правой рукой, – говорил, сегодня вот наместником обозвал, а вот о том, что в России есть какие-то люди, которые уже создали какую-то организацию и подчиняются непосредственно ему, об этом сволочь Романов умолчал. Поэтому я это узнаю сам. Я позвонил Годунову и попросил решить проблему с кадрами. «Нужен „хвост“», – коротко сказал я ему. «Будет „хвост“», – коротко ответил он, и с тем мы расстались до утра.

Ночью мне снился Романов-Черных и повторял те же слова, что я уже слышал от него в Германии...

– Гитлер был великим человеком! И не улыбайся, – крикнул мне Черных. – Ты не можешь судить о нем. Ты ничего не знаешь, а главное – не чувствуешь! Я понял, я почувствовал всю мощь его личности, и я перед ним преклоняюсь! Я самым тщательным образом изучил его жизнь, его труды, его поступки в разные периоды жизни. К сожалению, многое уже неприменимо сейчас, другая эпоха, другие люди. Но основное – стратегия, тактика, умение вести политическую борьбу – все это работает и сегодня, и этим я воспользуюсь, когда настанет пора восходить к власти в России. Главная находка Гитлера – создание альтернативного государства, многие этого не знают, почти никто. Люди вообще мало знают о жизни Великого Вождя, но я раскопал факты, сопоставил их и поразился гениальному маневру Фюрера. Ты представляешь, Алексей, задолго до того как партия Гитлера – НСДАП пришла к власти, пришла, напомню, в результате легитимных выборов, Великий Адольф начал создавать государство в государстве! Партия была еще малочисленна, ушла в подполье после неудачного Баварского путча, сам Гитлер был лишен права выступать перед массами, а он строил новое государство! Какая неколебимая вера в себя!

Черных едва не захлебнулся от восторга перед бесноватым фюрером. Замолк, молитвенно сложив руки перед холеным лицом, потом с новой силой продолжил:

– Ты спросишь, что я имею в виду, говоря об альтернативном государстве? Гитлером внутри партии были созданы все основные государственные структуры – полиция, разведка, служба агитации и пропаганды, в конце концов была даже своя армия – СА! Я сейчас занимаюсь тем же самым – строю свое маленькое государство, и когда придет пора встать во главе России, я буду во всеоружии, мои люди сразу займут все ключевые посты. Старая бюрократия будет сметена, на ее место встанет когорта несокрушимых борцов, ведомая властной рукой. То, что сейчас делает Президент – укрепление вертикали власти, административная реформа и прочее, все это мне только на руку! Именно жесткая вертикаль власти, состоящая из стальных закаленных людей, понадобится мне для создания крепкого государства. Не беспокойся, Алексей, ты уже занимаешь достойное место в моей иерархии, а с приходом к власти я смогу предоставить тебе все, что пожелаешь, любой пост, какой ты сочтешь нужным... Будь верен мне, и твоя верность вознаградится сторицей!..

* * *

Последняя фраза гудела у меня в голове все утро, безумно что-то напоминая, и только в ванной, рассматривая в зеркало двухдневную поросль на щеках и подбородке, я вспомнил: – Ну, конечно! Немного терпения, и ваша щетина превратится в золото!

Великий все-таки фильм «Подвиг разведчика»!

Глава седьмая
Ловушка для лохов

Часов в одиннадцать утра, когда я успел уже помыться, побриться и, заказав еду в номер, позавтракать, позвонил человек из гостиничной рецепции и голосом неудовлетворенной женщины сообщил, что в холле меня, господина Совкова, дожидается некий посетитель. По какой причине пришедшего ко мне человека не могут допустить в номер, я спросить не успел – трубку повесили.

О том, что я – господин Совков, я успел уже подзабыть, хотя, получая от Черных новые документы, немало повеселился над своим новым именем. Черных обиделся, сказал, что документы хорошие, чистые, и фамилия – хорошая, а русскому человеку смеяться над русской же фамилией грех. Я извинился перед ним, пообещал смыть этот грех своим потом и кровью и сразу же забыл, что господин Совков – это я.

В гостиничном холле посетителей было совсем немного – двое. Один сидел в дальнем углу, под пальмой, и увлеченно читал газету. Второй беспокойно метался по холлу, поглядывал на часы, задирая обтрепанный рукав старенькой рубашки, и напряженно всматривался в лица людей, выходящих из лифта. Все это я видел, потому что спустился вниз не на лифте, а пешочком, по лестнице, ради утреннего моциона и не только...

Хотелось со стороны взглянуть на местного представителя организации господина Черных. Взглянул и увидел то, что ожидал увидеть. Именно такие люди должны идти за господином престолонаследником. Не нашедшие себя в жизни, они ищут свое «я» в политике, если то, чем занимается господин Черных, можно назвать политикой. Но если дать этому человечку в старом пиджаке с короткими рукавами и стираной-перестираной рубашке тысячу долларов, да к тому же прикупить одежду и обувь, то он напрочь забудет о планах переустройства России, о срочной надобности изгнать иноверцев и инородцев и о воздвижении монаршего престола в царских чертогах Кремля.

Сытый и довольный, он забудет про политику и политиков, и самой ненавистной телевизионной передачей в его доме станет выпуск новостей. Так будет продолжаться до тех пор, пока не кончится подаренная неведомым спонсором тысяча, а потом... Потом он не будет искать способ заработать новую тысячу, он бросится на поиски нового спонсора, и проснутся мысли о растоптанной гордости великороссов и о врагах, которые эту гордость растоптали...

Я отделился от стены и поймал мужичка за ветхий рукав.

– Не меня ли вы ищете, любезный? – спросил я и оттопырил нижнюю губу, как это делал дуче Муссолини.

Мужичок резко остановился, словно наткнувшись на невидимую стену, посмотрел на меня снизу вверх, дернул несколько раз головой и выговорил:

– Должно быть – вас. Покажите документик, пожалуйста!

Просьба предъявить документ далась ему нелегко, он потупился и стыдливо стал рассматривать грязный ноготь, торчащий из сандалеты выпуска благословенных пятидесятых годов.

Я предъявил паспорт на имя Совкова. Мужичок дрожащей рукой взял его, прочитал фамилию и, не удосужившись сравнить фотографию с оригиналом, вернул мне документ.

– Вас... Вы... – он откровенно трепетал и благоговел. – Меня просили передать... Вот!.. – Он вытащил из кармана завернутый в газетку пакет. – Там деньги, – сказал он и добавил, снизойдя на шепот: – Доллары! Посчитайте, пожалуйста!

Я небрежно сунул пакет в карман.

– Нет, вы посчитайте! – жалобно вскричал мужичок. – Там же деньги, доллары!

– Тише! – сказал я ему. – Вы привлекаете внимание!

– Да, да, извините, я больше не буду!

Он понял, что допустил серьезный промах, возможно, поставил под угрозу нечто очень важное, касающееся судьбы России или даже персоны престолонаследника.

– Я не подумал. Извините. Готов понести... Я шел весь день... Мне сказали, что нельзя пользоваться общественным транспортом, там воры, карманники, инородцы. Конечно, русские воровать не пойдут... Я шел через весь город, чтобы принести, вовремя принести... Я ведь не опоздал? – Он с надеждой заглянул мне в глаза.

– Нет, вы все сделали правильно, вас отметят. Как вас зовут?

– Не надо! Зачем вы... Я – так, я ради дела...

– Всякий труд должен быть вознагражден! – веско сказал я.

Похоже, эта мысль была для него внове. Я разорвал газету и вытащил купюру в сто долларов.

– Это – вам, за труды. Так как вас зовут?

– Палыч, – тихо сказал он, неотрывно глядя на дензнак Соединенных Штатов Америки. – Не надо имя... Зачем имя... Кто меня по имени-то... Просто, Палыч.

Он потянулся было к купюре, потом отдернул руку.

– Я не возьму! – сказал он дрожащим голосом.

– Отчего же, вы заработали эти деньги, рисковали жизнью, сами же говорите – через весь город, пешком.

– Я их внесу в партийную кассу! – торжественно сказал он.

– Давайте присядем, Палыч, – я снова взял его за рукав и насильно усадил в кресло. – Мы же товарищи по партии, правда? И эти деньги я вам даю, как товарищ товарищу, именно вам, а не в партийную кассу. Вы знаете, я только что приехал в город, у меня здесь нет никого из знакомых и мне нужен человек, из наших, партийцев, которому я мог бы доверять. Вы меня понимаете, Палыч?

Он преданно слушал меня, наклонившись вперед и нервно перебирая пальцами.

– Может возникнуть необходимость передать кому-нибудь записку, отнести что-то по нужному адресу, ну, мало ли что, вы понимаете? Поэтому мне нужен свой человек, так сказать, доверенное лицо. Вы мне подходите, и я даю вам деньги для того, чтобы вы оделись поприличнее и хорошо питались, мне нужен здоровый, работоспособный помощник.

Его лицо прояснилось, руки спокойно легли на колени, он выпрямился в кресле.

– Это партийное задание? – спросил он.

– Это очень важное партийное задание и, к тому же, секретное. Вы понимаете, конспирация!

– Понимаю, – серьезно сказал он. – Никому ни слова. Даже товарищам из Комитета?

– Особенно им! Есть вещи, не мне вас учить...

– Конечно. Я все понял, – он решительным жестом взял деньги. – Когда первое задание, товарищ Совков?

– Оставьте мне телефон, я с вами свяжусь. Он продиктовал номер телефона, и, судя по цифрам, Палыч действительно шел через весь город, аж из Ульянки.

– Я могу идти, товарищ Совков?

– Да, вы свободны, благодарю за службу.

Он с достоинством поклонился и вышел из гостиницы. Швейцар дверь перед ним не открыл.

Человек, сидевший в дальнем углу холла, аккуратно сложил газетку и тоже поднялся. Я едва заметно кивнул головой – «хвост», присланный Годуновым, включился в работу...

* * *

Вечером я приехал в клуб «96», где была назначена встреча с Годуновым. У входа стояла очередь из людей разного пола и ориентации, мечтающих попасть в клуб.

Известный зарубежный певец давал здесь единственный концерт в городе. Я дисциплинированно встал в конец очереди и стал ждать. Спешить было особо некуда, а публика в очереди стояла прелюбопытная. Верзила Гоша, бдительно отсекающий членов клуба от простой, недостойной розово-голубого внимания публики, увидел меня, вышел из дверей и взял за руку.

– Вас ждут! – сказал он бархатным голосом и игриво подмигнул.

– Дурашка, видишь, с кем надо трахаться, – сказал кто-то за моей спиной, – а мы с тобой все в очереди, в очереди...

Я легко добрался до комнаты, где мы встречались в прошлый раз, пройдя через зал ресторана практически незамеченным. Все внимание было устремлено на пустую эстраду, где ожидалось появление великой звезды гей-культуры...

А звезда сидела тем временем в компании Годунова и пила пиво с сардельками.

– Знакомься, Леша, это певец мирового класса Мари Молмонд, сегодня он гость нашего клуба.

Я кивнул, не зная, как принято здороваться в их среде. Целоваться, даже со звездой, мне не хотелось, а вдруг эта штука – заразна...

Звезда сделала глоток пива, громко рыгнула, вытерла рот тыльной стороной ладони и поправила волосы на виске.

– Хай! – сказала звезда по-английски.

– Хай! – согласился я с ним.

Зато Годунов оказался многословнее. Он долго говорил по-английски, показывая на часы и на дверь, звезда в это время смотрела на меня и водила языком по ярко накрашенным губам.

– Тайм! – наконец рявкнул Годунов и ткнул звезде под нос часы.

– Тайм, – согласился Мари Молмонд и встал. Уже в дверях он повернулся и сказал:

– Бай-бай, бэйби! – обращаясь явно ко мне. Я неуверенно помахал рукой, лицо звезды просияло, и он выпорхнул за дверь, кокетливо взбрыкнув ножкой.

– Не надо было этого делать, – сурово сказал мне Годунов. – Теперь тебе валить надо, он не отстанет!

– Сразу, что ли, валить? – не понял я.

– Ну, не сразу, после концерта, Молмонд своих бабок не упустит. Так что давай сразу к делу.

– Давай, – согласился я, едва ли не впервые пожалев о своей неотразимой сексуальности.

– Клинику я тебе нашел, – сообщил Годунов, – клиника хорошая, мирового класса, но – подпольная. Вернее, легальная, даже известная, «Клиника на Гагаринской» называется, но операции там делают не только официально, но и «по блату», а чаще всего просто за большие бабки. Сейчас операция по перемене внешности стоит на первом месте у мужиков, как у баб – наращивание грудей. Желающих много, а мастеров – чуть. Но ты не бойся, сделают там тебе все по высшему классу и почти даром.

– «Почти даром», это сколько? – поинтересовался я. Сквалыга Черных прислал только 50 000 баксов, часть из которых я уже потратил.

– Тыщ за тридцать сделают, – заверил меня Годунов, – крайняк – за сорок. Устроит?

– Устроит, – сказал я. – А отчего мне такие льготы?

– А это не тебе, это мне, – улыбнулся Годунов, – я когда-то помог хозяину разобраться с конкурентами, и он, вроде как, теперь мне должен. Держи бумагу, там все написано, где, кто, завтра в первой половине дня будь там. Займет это неделю, от силы дней десять, так что из гостиницы выписывайся, нечего деньги зря тратить...

Я взял бумажку, посмотрел, написано все было кратко, но толково, вопросов никаких не возникало, поэтому я убрал бумажку в карман и спросил уже о другом:

– А что твой «хвост», вернулся?

– Давно вернулся, проводил твоего Палыча до их штаб-квартиры, дождался, когда он выйдет, и сразу ко мне. Организация называется «Русский путь», совершенно официальная организация, занимают небольшой особнячок в самом центре, на Фонтанке. Между прочим, раньше там психдиспансер был, а теперь на дверях табличка, бронзовая, красивая, с двухглавым орлом, надпись старинной вязью «Русский путь». Я по компьютеру нашел, они официально зарегистрированы как «Партия угнетенного русского народа „Русский путь“», существуют уже семь лет, но особенно развернулись два года назад. Появились деньги неведомо откуда, и они арендовали этот особнячок, там у них штаб-квартира, есть региональные отделения в двадцати семи городах России. Общее количество членов неизвестно. Что любопытно, последние два года, с тех пор, как у них появились средства, партия перестала выдвигать своих кандидатов на выборах. На всех выборах, любого уровня! С точки зрения политики – это нонсенс. Партия для того и существует, чтобы участвовать в политической борьбе, иметь своих представителей в Думе или в местных органах власти, а «путейцев» это вроде как и не интересует. Раньше, до 2001 года, интересовало, а теперь – нет, вроде и не их это дело – депутатами становиться. Так что тут есть над чем подумать.

– Есть, – согласился я. – А как там Молмонд, выступает еще?

Годунов открыл дверь, прислушался, в комнату просочился ангельский голосок гей-звезды.

– Пойду-ка я, пожалуй, не буду вам мешать!

Я поднялся и как бы ненароком заглянул в окно. По двору метнулась чья-то тень.

– Давай, – хлопнул меня по спине Годунов, – я тебя в клинике навещу, и ты звони, если что.

– А вы без меня ничего не предпринимайте!

– Как можно, шеф!

Я пожал Годунову руку и выскользнул в коридор.

– Господа, – раздался профессионально поставленный голос конферансье, – наш гость устал и просит вашего разрешения на время прервать концерт. Если вы пару часов подождете, то Мари Молмонд обещает быть с нами до утра!

Зал взорвался аплодисментами, а я поспешил выскользнуть из клуба.

Похоже, судьба ко мне сегодня благоволила...

* * *

Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, не дели шкуру неубитого медведя, короче – не спеши, Кастет, радоваться, день еще не кончился.

Все эти хорошие мысли, как и положено, пришли уже опосля, в гостинице, когда я лежал в ароматной ванне, осторожно передвигая с места на место слегка побитое плохими людьми тело.

А началось-то все невинно, когда я в самом благодушном состоянии духа шел из «розово-голубого» клуба «96» в свой нынешний дом – гостиницу «Октябрьская». Шел и шел себе, никого не трогая и даже не приставая к девушкам, хотя, признаться, такое желание и возникало.

Так, невинно и весело, я добрался до Ситного рынка и остановился, чтобы закурить, а закурив, обратил внимание на небольшую кучку людей, что-то оживленно обсуждавших у закрытых ворот рынка.

По въевшейся в кровь советской привычке реагировать на любую возможность разжиться дефицитом, я подошел к этой маленькой толпе. Дефицитом там и не пахло, да и чего, собственно, сейчас нет на прилавках, были бы деньги, а вот деньги-то как раз и стали для большинства дефицитом.

Но здесь, в этой небольшой кучке людей, деньги присутствовали, если и не в реальном виде, то в качестве произносимых сумм, которые по очереди выкрикивали два человека. Один, толстый потный мужчина, держал в руках бумажник и неуклонно повышал ставки, второй, а вернее, вторая, потому что это была опрятная петербургская старушка, отвечала на эти ставки, подумав, нерешительно и после каждого повышения суммы порывалась уйти.

Окружающие ее дружно уговаривали, намекая на невиданное везение и кричали, что у приезжего толстяка с минуты на минуту закончатся деньги, и тогда приз, необычайный, самый ценный из всех возможных призов в мире, достанется ей, простой питерской пенсионерке, и обеспечит ей безбедную здоровую старость, возможность путешествовать по миру, как это делают пенсионеры всех развитых стран, а может быть, и дать внукам достойное образование. Я понял, что деньги бабушку уже не интересуют, ей, питерской учительнице или библиотекарю, просто неудобно уйти, потому что она подведет всех этих замечательных людей, которые так заинтересованы в ее судьбе, так за нее болеют и так искренне желают ей победить.

Ну-ну, сказал я себе, постояв и послушав всю эту безумную ахинею. И собрался уже было уйти, потому что это был откровенный «лохотрон», а людей, в нем участвующих, я не уважал, считал за барыг, стремящихся на халяву завладеть несметными сокровищами.

Правда, бабушка на барыгу не походила, но все-таки была сама виновата, никто ее насильно не заставлял участвовать в этом безумии. И тут старушка заплакала и сказала, что денег у нее больше нет, и она поставила на кон даже стоимость комнаты, в которой она живет, потому что внучек Петенька продает ее комнату, чтобы рассчитаться с какими-то долгами, и торговалась-то она только затем, чтобы помочь внучку Петеньке и не продавать комнату, а дожить жизнь в ней, а не в богадельне, куда некредитоспособный внук ее намеревается отправить.

Но тут все загалдели, бывшие друзья и радетели ее счастья внезапно стали ее врагами, они жадно обступили бабушку и приготовились уже ее куда-то вести, чтобы получить деньги, все деньги, сполна, включая и будущую стоимость комнаты. Ради потного толстяка с растопыренным бумажником я и пальцем бы не пошевелил, но бабушку стало жалко. Спасти ее комнату от алчного внучка я не мог, но отбиться от этой саранчи можно было попытаться, и я выкинул сигарету и вступил в горячий торжествующий круг.

– Ша! – сказал я громко, очень громко, чтобы перекрыть гул и гам голосов, тихий плач старушки и визг девицы с журналом выигрышей, которая в нее вцепилась. – Тихо! Ты, сопля, отпускаешь бабулю и отходишь в сторону, так, чтобы я тебя не видел! Вы, граждане-господа, расходитесь по своим домам и думаете о своем будущем. Нельзя быть такими жадными, господа!

Несколько человек действительно ушли, но большинство осталось.

Лохотронщики, понял я, сейчас в драку полезут.

Систему лохотрона я знал, конечно, только со стороны, но мне было известно, что теперь на сцену должна выйти группа прикрытия, местные «силовики», так сказать. И верно, откуда-то возникли двое крепких парней, одетых, как обычные прохожие, чтобы не бросаться в глаза и без нужды не мешать отлаженному действу.

– Мужик, не твое это дело. Правда, не твое! Иди домой, телевизор посмотри, сейчас «Улица разбитых фонарей» начинается. Там ты все увидишь, и драки, и перестрелки, а здесь – это не твое. Уходи!

Один из парней говорил все это и медленно ко мне приближался, я видел, что драки он не хочет, его работа грамотно разрулить ситуацию, и если я сейчас уйду, они не бросятся за мной в погоню, потому что я им не нужен, им нужна старая питерская учительница и ее деньги, все ее деньги, сколько бы их ни было.

– Нет, братишка, я не уйду.

– Тогда ты здесь останешься, – спокойно сказал «братишка».

Четыре или пять женщин, лохотронская массовка, крепко держа старушку, отступили, освобождая место для своих силовиков. Чтобы они, силовики, показали зарвавшемуся прохожему мужику, кто хозяин на питерских улицах, кто командует и кто подчиняется и что реальная улица разбитых фонарей несколько отличается от той, что мелькает на всех телеканалах.

Первый удар нанес я, потому что они мне не нравились, все вместе и каждый в отдельности, они были плохие люди, а плохих людей нужно учить, переучивать, или уничтожать...

Парень, который пытался меня уговорить, оказался неплохим бойцом, удар в челюсть он пропустил, но не упал, только покачнулся и сразу бросился в бой. Бил он быстро и точно, с хорошей боксерской выучкой, но я-то школу прошел посерьезней и на ринге, и в жизни, поэтому его удары приходились в блок и предплечья, редко в корпус, даже не сбивая дыхания. Я пока не отвечал, оценивал ситуацию, смотрел краем глаза, что делает второй боец и куда пропал толстяк с бумажником. Опасным противником толстяк не был, но какую-нибудь подлянку сотворить мог.

Наконец, мой противник начал выдыхаться и немножко надломился, это чувство я знал по своему опыту на ринге – когда долгая серия ударов не приносит результата, начинают опускаться руки, в буквальном смысле этого слова.

Вот и парень открылся один раз, другой, третий и получил то, что и должен был получить – хороший удар снизу в челюсть и сразу же слева в висок. Честно говоря, я не хотел его убивать, удар в висок боксерской перчаткой не опасен, ну упал ты на ринг, полежал свои восемь секунд и начал подниматься, не страшно, не впервой...

Но перчаток-то у меня не было, бил я голой рукой, костяшками пальцев в тонкую височную кость, и парень упал, и не успел он еще коснуться асфальта, как я понял – труп. И не успел я подумать о нелепой смерти неплохого, в общем-то, боксера, как на меня налетел второй «силовик», тоже крепкий, хорошо сложенный, но без всякой правильной выучки, обычный уличный боец, из мелкой шпаны поднявшийся до участия в лохотроне. С ним я не стал изображать первенство Вооруженных сил по боксу, его я просто поймал на прием, швырнул через себя на землю и с размаху ударил ногой в живот, а когда он согнулся, добавил пяткой по лбу. Парень охнул, выплюнул из себя комок желто-зеленой массы и затих, похоже, до прибытия «Скорой помощи».

Вот тут-то и появился исчезнувший было толстяк, и не один появился, а с куском водосточной трубы в руке. Водосточные трубы делают из тонкой жести, поэтому когда он меня ударил трубой по спине, я почти ничего не почувствовал, хотя удар и пришелся на старый след от нунчаки. Я развернулся и ребром ладони повалил толстяка на землю и для пущей науки несколько раз пнул его в рыхлый живот. Толстяк кряхтел и попыток подняться с земли не предпринимал, поэтому я позволил себе оглядеться.

Лохотронская массовка разбежалась, старушка в одиночестве стояла посреди пустого тротуара, прижимая к груди черную сумочку из кожзаменителя.

Я подошел к ней.

– Вас не обидели, бабушка?

– Боже мой, им же больно! Вы плохой человек! Разве можно так бить людей!

– Ну что вы, разве это люди?

– Конечно, мы все сотворены по образу и подобию...

– Как вас зовут, бабушка?

– Алена Савельевна, – она неожиданно смутилась. – Вы меня спасли, а я вам нотации читаю, вот дура-то!

– Давайте я вас провожу домой, мало ли что...

– Да я далеко живу, в Автово. Приехала на рынок, соседка сказала, что здесь сосиски подешевле можно купить, вот я и поехала, а тут эти...

– Давайте тогда на метро пойдем, мне по пути.

Я подхватил старушку под руку, и мы не спеша пошли в сторону «Горьковской», точь-в-точь бабушка с внучком на вечерней прогулке. И ничто нашей прогулке не помешало, только, переходя дорогу, мы пропустили два желтых милицейских «козлика», которые сворачивали к Ситному рынку...