Текст книги "Культурист"

– Ты, это, так сильно не напрягайся. Легче войдет, – улыбнулся Финик. – О другом думай, брат славянин. Наталья Львовна совсем плоха. А близкой родни, кроме вас с матерью, у нее нет. Если не ошибаюсь.

– Ты о чем? – насторожился Невский, догадываясь, куда клонит приятель.

– О том! Мозгой шевели, морпех! Квартира в Питере, пусть и однокомнатная в «хрущобе», на дороге не валяется! Мне столько до пенсии не заработать. А очереди ждать, похоже, уже бесполезно. Придется впятером в двух комнатах корячиться. С родителями, сестрой и ее муженьком. А когда они спиногрыза родят – вообще будет труба. Знаешь, где я сейчас сплю? На кухне. Там у меня кресло раскладное. Между столом и газовой плитой. Дожил, бля.

– Я о наследстве конкретно не думал, – бросил Влад. – Как-то в падлу при живом человеке…

– Самое время, – цинично заметил Хиляйнен. – И не стоит этого стесняться. Жизнь есть жизнь. Твоя бабулька с новоселья здесь прожила, больше тридцати лет. Так, по моему разумению, лучше квартира внуку родному достанется, чем чужому дяде, вовремя сунувшему взятку. Разве не так? К тому же ситуация с Прибалтикой… И вдруг у тебя появляется такой козырный шанс зацепиться в Питере! Второго не будет!

– Да понял я, понял, – отвел взгляд Невский. – Просто… все так неожиданно. О том, что у бабушки рак, мы с мамой только вчера узнали. Накануне в Ригу тетя Света позвонила… Мама хотела сама приехать, да на работе не отпустили. Так что я в любом случае здесь недельку побуду. Потом в Ригу нужно будет смотаться. Паспорт в военкомате забрать. Куда я без паспорта? К тому же, может, ты зря торопишься. Может, все и обойдется…

– Ну, как знаешь, – буркнул Финик, вытряхивая из пачки папиросу. – Будет желание – обращайся. Помогу с документами. Сам, когда жареный петух клюнет, запаришься по конторам ходить.

– В смысле? – не понял Влад.

– В самом прямом, – хмыкнул Витька. – Я, знаешь ли, мент. Для кого-то – мусор. Для кого-то – товарищ лейтенант.

– Тоже новость. И давно? – поднял бровь Невский. Было чему удивиться. Мало кто мог подумать, что такой хулиган, как Хиляйнен, едва ли не главным девизом которого было «менты – козлы», вдруг пойдет служить в МВД.

– А с тех пор, как школу милиции закончил, – сообщил Финик. – Сейчас в Красном Селе штаны протираю. На должности опера. Так что кое-какие связи и в жилконторе, и в паспортном столе есть. Чем могу – помогу. Тебе, как другу детства, почти бесплатно. За пару пузырей счастья, три корочки хлеба и поболтать, – улыбнулся Витька и снова хлопнул Невского по плечу.

– Договорились, – в ответ Влад тоже легонько ткнул Финика. Оглянулся, услышав за спиной матюги и возню.

Поняв, что экзекуция отменяется, бывший прапоршик поднялся на ноги, поднял с пола мокрую от мочи куртку и, по-стариковски шаркая ногами, направился вверх по лестнице, домой. В груди Невского что-то больно сжалось… От ненависти к опустившемуся ниже плинтуса человеку не осталось даже следа. Что же ты творишь со своими солдатами, великая страна? Бросила парня в мясорубку чужой войны, пережевала, искалечила да и выплюнула на помойку…

А ведь на его месте запросто мог быть ты, Невский, забрось тебя судьба не на тихий север, а на раскаленный от гражданской войны юг. Как два пальца…

Влад стиснул челюсти. По лицу его пробежала судорога. Кулаки сжались.

– Оставь его, пусть сваливает, – окликнул Витька, истолковав мимику друга по-своему. Взглянув на часы, Хиляйнен заторопился:

– Все! У меня цейтнот. Иди к графине своей. Ждет, поди. Поцелуй в щечку, домой звякни, мол, добрался нормально. А я быстренько смотаюсь в интересное место – получу должок с кооперативщика одного – и часа через два зайду. С пакетиком, где будет и сладко булькать, и вкусно пахнуть. Надо же отметить твой дембель! Как считаешь, земноводный?

– Вообще-то я не бухаю, – признался Влад. Однако, заметив, как моментально и непонимающе напряглось лицо старого друга, только что добровольно предложившего помощь в оформлении документов на грядущее наследство, торопливо добавил:

– Но сегодня… так уж и быть… пять лет, как-никак. В качестве исключения!

– Вот и ладушки. Жди, я скоро! – довольно ощерился воспрявший духом Финик и, развернувшись, быстро пошел наискосок через двор. А Невский, переступив мокрое пятно в подъезде, поднялся по ступенькам, слыша, как где-то выше царапает подошвами по лестнице Ванька-«афганец», остановился у квартиры номер два, переложил «дипломат» в другую руку и надавил на кнопку звонка – ту же самую, синюю, подпаленную спичкой… Запоздало сообразив, что больная бабушка, возможно, лежит в постели и не сможет подойти к двери. Что тогда делать? Ключей у Влада не было. Одна надежда на ухаживающую за старушкой сердобольную соседку тетю Свету, живущую в квартире напротив. У нее обязательно должны быть запасные ключи. Не успел Влад подумать об этом, как за дверью послышались мягкие шаги, слишком быстрые для того, чтобы принадлежать восьмидесятилетней бабушке, кто-то остановился, прильнув к «глазку», а затем осторожный и на удивление молодой женский голос спросил:

– Кто там?

– Это Владислав, – представился Невский. – Внук Натальи Львовны.

– Подождите секундочку, – ответили после некоторой паузы; затем послышался звук удаляющихся шагов. Влад уже не сомневался: находящаяся в квартире незнакомка – точно не тетя Света – слышала его имя впервые и отошла для того, чтобы уточнить у лежащей бабушки насчет внука. Невский прождал снаружи минуты две-три и, терзаемый странными чувствами и мыслями, уже собирался снова звонить, более требовательно, но шаги послышались вновь, щелкнул, открываясь, сначала один замок, затем другой, и дверь распахнулась.

Из прихожей на него смотрела, чуть растянув губы в полуулыбке, высокая, загорелая, привлекательная блондинка лет двадцати трех. Из одежды на девушке были только узенькие белые трусики, сексуально просвечивающие из-под застегнутого на все пуговицы, с трудом скрывающего упругую грудь короткого, до колен, халатика медсестры, с мгновенно бросающейся в глаза красно-синей нашивкой с крестом и надписью «Армия спасения». На ногах девушки были мягкие домашние тапочки в виде серых пушистых зайчиков со смешными глазками. Скользнув плотоядным, изголодавшимся взглядом по соблазнительным выпуклостям женского тела, Невский добрался наконец до зайцев и невольно улыбнулся. Следящая за его реакцией блондинка улыбнулась в ответ, сделала шаг в сторону и приветливо сказала:

– Входите, пожалуйста.

– Таможня дает добро? – переступая порог, не без скрытого смысла ухмыльнулся Влад. Попутно заметив, что дверь из прихожей в комнату плотно прикрыта.

– Извините, что заставила вас ждать, но мы ведь с вами незнакомы, верно? Прежде чем впустить вас, я должна была сообщить Наталье Львовне, кто к ней пришел и как представился, – ничуть не смутившись, быстро ответила девушка. – Она, как все пожилые и одинокие люди в наше неспокойное время, очень осторожна. Я бы даже сказала – пуглива. Спрашивала, как вы выглядите, во что одеты. Я сказала, что вы очень симпатичный, спортивного вида молодой человек, лет двадцати, в парадной военной форме. С чемоданчиком. Скорее всего, только что демобилизовались. Наталья Львовна очень обрадовалась. Даже всплакнула, – оглянувшись на дверь в гостиную и перейдя на шепот, доверительно добавила девушка, сделав при этом круглые глаза. – Я такое за три месяца впервые вижу. Вообще-то она крепкая духом женщина. Настоящая графиня. И вдруг… Любит вас. Очень!

Влад кивнул, нахмурился. Потом оттаял, взглянул на блондинку. Но она, не дожидаясь, пока гость задаст следующий, вполне логичный вопрос, представилась сама, деловито протянув ладошку:

– Как зовут вас, я теперь знаю. А я – Юля. Медсестра, из христианской благотворительной миссии «Армия спасения». Ухаживаю за вашей бабушкой. Уже третий месяц. Совершенно бесплатно. Наша миссия существует на добровольные пожертвования добрых людей со всего мира и помогает тем, кто одинок, попал в беду и не может самостоятельно о себе позаботиться.

– Очень приятно, – Невский мягко стиснул теплую руку медсестры. – Честно говоря, я думал, что за бабушкой ухаживает соседка.

– Светлана Михайловна – замечательный, душевный человек! – поспешила заверить Юля. – Но она сейчас вынуждена трудиться на двух работах. Уходит рано утром, приходит после десяти вечера. И всего один выходной, воскресенье. Так что за вашей бабушкой в основном ухаживаю я. А Светлана Михайловна мне помогает. По мере сил. Вы не волнуйтесь, я… справляюсь. Правда. Неловко об этом говорить, но… – Юля смущенно опустила глаза, захлопав длинными и подкрученными, как у дорогой куклы, ресницами, – Наталья Львовна даже зовет меня доченькой. Это так приятно! Значит, наша работа, я имею в виду миссию, действительно приносит людям радость. А раз так, то мое место – здесь.

– Наверное, – пожал плечами Невский. – Если бабуля довольна – я тоже не имею ничего против. Как она? – тоже перейдя на шепот, спросил Невский. – Только не обманывай, Юль, говори правду. Мне можно.

– Честно говоря… очень слаба, – сообщила медсестра, шумно вздохнув. – Каждый день делаю инъекции обезболивающих препаратов. Импортные, очень дорогие лекарства. Нам спонсоры поставляют. В прошлом месяце делали снимок. Видимо, последний. Врач говорит, метастазы уже так разрослись, что… В общем, Наталье Львовне осталось жить от силы неделю, максимум – полторы. Мне так трудно об этом говорить, Влад. Но вы сами хотели знать правду.

– Хотел, – кивнул Невский. – Что ж… Хоть какая-то ясность.

– Болтаем здесь, в то время как бабушка вас уже, наверное, заждалась, – Юля тронула пальцами дверную ручку.

– Конечно, конечно, – Влад поставил «дипломат» на пол, быстро снял сапоги и вслед за медсестрой вошел в комнату.

За пять лет, прошедших с последнего визита Влада в этот дом, здесь ровным счетом ничего не изменилось. Не считая стоящей в углу, между секцией и стеной, раскладушки и появившегося рядом с разложенным диваном журнального столика на колесиках, с таблетками, шприцами, ампулами и водой. И еще – воздуха. Он стал неуловимо другим. Нет, не подурнел. Напротив – помещение прямо-таки сверкало чистотой и, судя по всему, достаточно часто проветривалось. Однако теперь в нем чувствовался запах лекарств, странно сочетающийся с витающим здесь же ароматом хороших женских духов и давящим, почти физически ощущаемым запахом безнадежности. Описать который словами невозможно, а можно только почувствовать, стоит только хоть раз в жизни побывать в комнате с занавешенными черной материей зеркалами или с пока еще находящимся в ней живым, но уже неизлечимо больным, доживающим последние дни человеком…

Графиня Наталья Львовна Ягужинская, по мужу Орлова, лежала на диване, укрытая до пояса теплым ватным одеялом, и была совершенно неподвижна. Только глаза – живые, умные, ясные, – странно сочетающиеся с желтым, с впалыми щеками и бескровными губами, восковым лицом, остались такими же, как прежде. Как в далеком детстве. Увидев похожую на мумию, глядящую на него так нежно и ласково бабушку, Влад невольно остановился посреди комнаты, не в силах сделать еще хотя бы шаг. Наталья Львовна, поняв, что чувствует сейчас ее повзрослевший, возмужавший, раздавшийся в плечах внук, лишь вздохнула. Спросила едва слышно, с иронией, с трудом шевеля губами:

– Что, такая страшная?

– Н-нет, – торопливо завертел головой Невский. Язык слушался с трудом. – С чего ты взяла?

– Лгать ты никогда не умел, так же, как твой отец, – нежно заметила бабушка. – Не лги и сейчас. И… между прочим… ты забыл поздороваться.

– Привет, бабуль, – Влад подошел к дивану, присел на краешек, вымученно улыбнулся и взял Наталью Львовну за руку. Кисть старушки была невесомой, представлявшей собой обтянутый прозрачной, с тонкими ниточками вен, кожей скелет.

– Я уже год не смотрюсь в зеркало, внук, – едва сжав пальцы, сообщила бабушка. Говорила она так тихо, что Владу приходилось изо всех сил напрягать слух. – Не хочу… расстраиваться. Женщина вообще… должна уходить из жизни… до того, как окончательно превратится в старуху. К сожалению… я… верю… а Бог… не разрешает…

– Если уж речь зашла о Боге, то позволь напомнить. В Библии, бабуль, написано по-другому, – подхватил Невский. – Господь никогда не дает человеку испытания, которые он не смог бы вынести. Значит, нам нужно пройти весь предначертанный путь, от начала до конца. Я прав, Юля? – Влад оглянулся на стоящую позади медсестру и подмигнул – так, чтобы этого не видела старушка.

– Абсолютно, – широко улыбнулась девушка. – У вас очень интеллигентный внук, Наталья Львовна!

– В этом он пошел в родителей, – не без гордости согласилась та. И чуть сильнее сжала ладонь Влада. – Как прошла служба? Много людей застрелил?

– Нормально прошла, – как можно нейтральнее сказал Невский. – Жив-здоров. Все в порядке.

– Я… вижу. Весь… звенишь и сверкаешь… как гусар на параде, – Наталья Львовна медленно опустила веки. Было заметно, как тяжело дается смертельно больной женщине каждое слово. В полном молчании прошло где-то полминуты. Когда Влад уже подумал, что бабушка уснула, и когда очаровашка Юля начала подавать ему недвусмысленные знаки, кивая в сторону кухни, старушка снова открыла глаза и спросила, слегка огорошив внука вопросом:

– Мать замуж не собирается? За своего… ухажера?

– Да вроде бы нет, – пробормотал Влад. – А кого ты имеешь в виду?

– Сам знаешь… кого, – бабушка снова чуть стиснула ладонь. – Он уже почти пять лет… за ней, как хвост, ходит…

– Иосиф, что ли?! – усмехнулся Невский, поняв, о ком идет речь. – Это вряд ли. Мама его не любит. С тех пор как погиб отец, она вообще на мужчин мало внимания обращает. Говорит, не хочет иметь жалкие подделки после того, как у нее был оригинал.

– Отец твой… Невский… хоть и таксист… но… хорош, – согласилась Наталья Львовна. – Но это… все блажь бабская. Нельзя… жить… прошлым… Так и передай Вере… Я знаю, что такое… оказаться одной… на старости лет. Страшно… Скажи… пусть соглашается. Она молодая еще… тридцать девять… Все будет хорошо. Может… брата тебе родит.

Влад молчал, глядя в сторону. Представить маму с коляской он мог лишь в качестве потенциальной бабушки своего сына. Но Наталья Львовна вдруг проявила удивительную настойчивость:

– Обещай… мне… внук… Скажи, я так велела. Я хочу Вере… счастья.

– Я тоже хочу ей счастья, – произнес Влад. – Если ты настаиваешь, я, конечно, передам маме твои слова, – без особого энтузиазма пообещал Невский. – А дальше пусть она сама решает.

– Вот и хорошо… – Наталья Львовна убрала руку и вновь закрыла глаза. – А теперь пусть Юля… с дороги…

– Конечно, Наталья Львовна! – мгновенно отозвалась медсестра. – Я могу накормить вашего внука салатом «оливье» и напоить клюквенным морсом! У меня и булка свежая есть! Теплая еще!

Старушка не ответила. Невский посидел рядом с бабушкой еще немного, потом поднялся, вернулся в прихожую, взял свой «дипломат» и вслед за Юлей вошел в крохотную, но уютную кухню, плотно прикрыв за собой дверь. Выдвинул было из-под раскладного стола табуретку, но передумал, садиться не стал. Подошел к окну, отдернул штору. На улице уже совсем стемнело. Девятый час вечера. Сказал тихо, глядя на окна противоположного дома:

– Спасибо тебе, Юля. Огромное. Повернулся, посмотрел в глаза медсестре.

– За что? – пожала плечами девушка. Вздохнула. Владу показалось, что еще миг – и стянутые узким полупрозрачным халатиком упругие загорелые груди соблазнительной красотки, с треском оторвав верхнюю пуговицу, выскочат на свободу. Представ во всей своей неприкрытой сексуальности. И тогда… тогда ему будет трудно, почти невозможно удержаться.

– За бабушку, – Влад не отрываясь смотрел в зеленые глаза девушки и чувствовал, как начинает стремительно возбуждаться. – За то, что ты тратишь свое время на неизлечимо больного человека. Вместо того, чтобы, – Невский сделал паузу, – заниматься более приятными делами. Как остальные красивые девушки. Дискотека. Театр. Ресторан. Пикник на природе. Отдых, одним словом. У тебя парень есть?

– Был, – не отводя глаз, как-то отрешенно призналась Юля. – Конечно. Странно оказаться девственницей в двадцать четыре года. Я и замужем успела побывать. В Москве. Сейчас… одна. С тех пор как стала работать в «Армии спасения», у меня просто не остается времени ни на что, кроме этих несчастных.

– И тебе нравится такая… жизнь? – с некоторым, понятным каждому «изголодавшемуся» мужику, сожалением, уточнил Невский. Голос его был сух и равнодушен. Словно вместо горячего огня он вдруг с удивлением обнаружил в ладонях кусок искусственного льда.

– Да, – тихо ответила девушка. – Иногда мне кажется, что я нашла свое призвание…

Влад мысленно чертыхнулся, чувствуя, как стремительно гаснет воспрянувшая страсть. Словно этот же самый пресловутый кусок льда, выскочив из ладоней, упал ему прямо в трусы. Невский снова отвернулся к окну, пытаясь сам себя успокоить:

«А что ты хотел, собственно? Это тебе не военный госпиталь в Мурманске, где ты лежал с простреленными „калашом“ ногами и заново учился ходить, сначала на костылях, затем – опираясь на плечо соседа по палате, а после – держась за стенку. Это там каждая вторая медсестра „честная давалка“. Не считая каждой первой нимфоманки. А здесь Питер. „Армия спасения“, мать ее! Кого туда берут эти святоши для ухода за тяжелыми больными? Шизанутых, во всем разочаровавшихся баб, для которых мужики – пустое место. Этаких монахинь без монастыря. А фигурка, кукольное личико и сиськи… Разве Юлька виновата, что природа создала ее такой… удивительно красивой. А еще эти умопомрачительные духи! Кажется, „Опиум“. Для кого она ими пользуется, если парня нет? Для моей бабули? Бред. Просто ей, как любой женщине, хочется хорошо выглядеть и приятно пахнуть. Но мне от этого не легче. Видимо, придется отдохнуть от этой мысли до Риги. Там найду, с кем оттянуться. Не проблема».

– Ты будешь чай или морс? – спросила хлопочущая у столика Юля.

– Лучше чай, – сказал Влад. – А морс… пусть пока стоит в холодильнике. Я чувствую, что сегодня ночью он нам еще пригодится.

– Ты о чем, Владик? Не понимаю, – кокетливо рассмеялась медсестра. В груди и паху Влада снова сладко екнуло. Нельзя же говорить таким голосом, когда у мужика от одного твоего вида мозги закипают и гормоны безо всяких стероидов так бесятся, что хоть сразу на абордаж бери. Как там, в кино? – «Вы привлекательны. Я чертовски привлекателен. Так что нам зря время терять?». Только вот сегодня, увы, не тот вариант.

– Я забыл сказать, – буркнул Невский. – Через час ко мне друг детства зайдет. С бутылкой. Если ты не возражаешь, мы посидим тихонечко здесь, на кухне. Пять лет не виделись. Я его у парадной случайно встретил, когда к вам шел. Витька Хиляйнен. В первом подъезде живет. Лейтенант милиции. Опер. Я зову его просто Финик.

– А-а, теперь, кажется, понимаю, – улыбнулась Юля. – Дембель обмыть – дело святое, так?

– Примерно…

– Ты мог бы и не спрашивать, – пожала плечами девушка. – Это же твой дом. Ну… почти твой. Вы, главное, только не слишком шумите, а то бабушку разбудите. Впрочем, если приступа нет, то она спит крепко. На удивление. Обычно раковые больные очень мало спят. И то после укола.

– Юль? – Что?

– Ты… э-э… ночуешь тоже здесь? Я видел в комнате раскладушку. Извини, что спрашиваю. Просто…

– Все в порядке. Не извиняйся. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Квартира маленькая, втроем не очень удобно, – протянув руку, Юля как бы случайно коснулась указательным пальцем локтя Влада. У Невского от этого мягкого кошечьего прикосновения аж дыхание перехватило. Сказывалось полугодичное отсутствие женской ласки. Влад не занимался любовью с весны, с тех пор как расстался с последней заполярной подружкой. Хорошенькая и милая студентка педучилища Вероника приревновала Влада к своей молодой мамочке и закатила настоящий скандал. Не без оснований закатила, если честно. Только Невский здесь был совершенно ни при чем. Он пришел в гости к девушке. С цветами. А подвыпившая разведенная женщина в отсутствие своей дочери предложила «накатить по бокалу шампусика». Накатили. Она сама села Невскому на колени. Обвила шею руками, как змея. И засосала – любо-дорого. Потом хитро улыбнулась, опустилась на колени, непослушными от возбуждения пальцами расстегнула Владу ремень на брюках, сняла штаны. Как тут будешь сопротивляться?! Не деревянный же ты Буратино все-таки!.. И тут, тихо войдя в квартиру, с занятий вернулась Вероника. Картинка была занимательная. Прямо из порнофильма. О примирении не могло быть и речи… А на следующий день из Североморска, расстреляв караул и прихватив три автомата, сбежали доведенные дедовщиной до истерики «караси». Все трое – русские из Казахстана. Часть морпеховского взвода бросили в оцепление. Беглецы, прятавшиеся по сопкам больше суток, на рассвете вышли прямо на них с Индейцем. Трое против двоих. Но они взяли сучат. Сумели. Одного, самого отмороженного, кончили, другого ранили, а третий, обгадив штаны и начав заикаться от страха, сдался сам. В результате перестрелки Антоха получил касательное ранение в плечо и в госпитале чувствовал себя этаким королем, отрываясь с медсестрами «по полной». Счастливчик. Невскому повезло гораздо меньше. Залечив ноги, в часть он вернулся лишь за два месяца до дембеля. И каждое утро, скрипя зубами от боли, бегал, упрямо прибавляя по сто метров. А по вечерам до изнеможения тренировался в спортуголке. Обещанных наград им с Индейцем так и не дали.

– Да, я здесь провожу много времени, – сказала Юля. – Иногда ночую. Но, как правило, бываю с семи утра до десяти вечера. Ночью и в воскресенье за Натальей Львовной присматривает соседка. Мы тут даже одну маленькую хитрость придумали, – улыбнулась Юля. – Светлана с получки купила в кооперативном ларьке детские игрушечные рации. Ну, знаешь, такие… «воки-токи», кажется?

– Знаю, – кивнул Влад. – И когда бабушке становится плохо, она жмет на кнопку, и тетя Света мигом прибегает сюда из своей квартиры. Очень удобно.

– Как ты догадался?! – удивленно приподняла брови девушка.

– Армия – хорошая школа, – пояснил Невский. И рассмеялся. – А если честно, то ими на Севере уже давно рыбаки пользуются, чтобы между лодками и на льду связь держать. Дешево и сердито. В зоне прямой видимости в хорошую погоду у этих игрушек до двух километров дальность действия. Надо будет себе такие купить. Я б настоящие прихватил, с аккумуляторами, да нас на КПП шмонали не по-детски. Чтобы оружие и боеприпасы в качестве трофеев не прихватили. Случалось и такое. Сейчас стволы на гражданке в цене. Необстрелянный ТТ, со склада, на подержанную «восьмерку» можно поменять.

– Да, мир сейчас жестокий, – грустно прошептала Юля и замкнулась. Положив Владу салат из эмалированной кастрюльки в тарелку и заварив чай, девушка принялась сноровисто резать булку.

– Слушай, Юль, – не выдержав молчания, фальшиво зевнул Невский. – С семи утра до десяти вечера ты здесь. Пока нет тети Светы. Получается – пятнадцать часов минимум. Плюс дорога туда-обратно. Ты, кстати, в каком районе живешь?

– На Обводном, рядом с Балтийским вокзалом, – сказала медсестра. – Хочешь спросить, сколько свободного времени у меня остается?

– Ну… в общем, да, – кивнул Влад.

– С понедельника до субботы его просто нет. Совсем. Вернуться домой, принять душ и лечь спать. В полночь. Встать в пять утра, выпить кофе, накраситься, одеться и приехать сюда. На дорогу много времени не уходит. Так получилось, что еще одна из наших сестричек из «Армии спасения» живет неподалеку от меня и сейчас как раз ухаживает за одиноким дедулей из дома напротив. Она замужем. У мужа машина. Подвозят меня, от подъезда до подъезда. Очень удобно. А воскресенье, как правило, целиком уходит на домашние дела. Я одна живу.

– И это… – приподнял брови Влад, – вся твоя жизнь?!

– Да, – спокойно ответила Юля. – Что, скучно? Я привыкла.

– Я бы от такой работы с ума сошел на второй месяц, – окончательно поняв, что с красавицей Юлей ему ничего не светит даже в перспективе, Невский перестал задумываться над каждым словом. Просто расслабился и говорил, что думал. С аппетитом принявшись за «оливье», он некоторое время молча жевал, прихлебывая обжигающий чай и кусая мягкую булку, а потом, заморив червячка, достал из стоящего под столом «дипломата» журнал, пачку «Кента», открыл окно и закурил, свесившись до пояса наружу, чтобы не сильно дымить. И понял: с ним определенно что-то происходит. Украдкой взглянул на кончики пальцев. Они едва заметно подрагивали. Все. Попал ты, брат. Не лги хоть самому себе.

– Юля… – выкурив полсигареты, не оборачиваясь, хрипло позвал Влад.

– Что? – до того с интересом листавшая купленное Невским самопальное пособие по культуризму, девушка положила его на стол, подошла, обдав Невского ароматом дорогих духов. – Ты хотел что-то спросить? У тебя такой странный голос… – И Юля совершенно неожиданно для Влада оперлась подбородком о его плечо, провела кончиками пальцев по спине. – Качаешься? Можешь не отвечать. Это даже в одежде заметно. Мне всегда нравились спортивные мужчины. С детства терпеть не могу толстых и тонких.

– По сравнению с тем, что было до службы, сейчас я просто дистрофик, – ухмыльнулся Невский. Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее. – На двенадцать килограммов легче. Я ведь фанат. Честно. Два года назад был абсолютным чемпионом Латвии. Готовился порвать всех на Кубке СССР и поехать в составе сборной на чемпионат мира в Австралию. Тренер считал, что у меня хорошие шансы не потеряться среди остальных. И я был с ним согласен. Но тут… пришла повестка. Родина-мать зовет. Все коту под хвост.

– Но ведь сейчас ты свободен, – улыбнулась девушка и вовсе уж бесцеремонно потерлась щекой о плечо Невского. – Так дерзай. В двадцать лет еще все впереди. Прости, я тебя перебила. Ты хотел что-то спросить?

– Да. Хотел, – Влад жадно затянулся, выкинул окурок в окно, выдохнул дым, резко обернулся и взял девушку за руки. Его буквально колотило. И Невский решился. Прав был герой известного фильма: «Так к чему время терять?». Да и Финик скоро придет.

– Скажи, когда ты в последний раз занималась любовью? Ведь ты н о р м а л ь н а я! Ты…

– Это нескромный вопрос, – без тени обиды произнесла Юля. И, помолчав, спросила: – Неужели я тебе нравлюсь, Владик?

– Очень, – опустил веки Невский и чуть сильнее сжал запястья девушки. – Я не шучу. Ты ведь сама знаешь, что красивая. Сто – да что там! – тысячу раз это раньше от мужиков слышала! Я понимаю, о чем ты сейчас думаешь. Дембельнулся солдатик из армии. И вдруг ты, такая чертовски сексуальная, загорелая, вся в белом. Это правда, Юля. Я не видел женщины полгода. Но… Это как в песне, знаешь: «Открылась дверь – и я в момент растаял». Сумасшествие какое-то. Ты… я хочу быть с тобой. Пусть не сейчас. Вообще хочу, понимаешь? Я…

– Не надо, Владик, – покачала головой медсестра. Но руки не высвободила, лишь отвернулась. – Ты… славный симпатичный мальчик! Хотя возраст здесь ни при чем. Ты абсолютно ничего не знаешь про меня. Умоляю, не заставляй меня чувствовать себя неловко. Мы знакомы всего полчаса, и вдруг ты говоришь такие слова. Ими… нельзя бросаться.

– Я? Да, я говорю. Но зачем ты… зная меня всего полчаса… и отлично видя, какими безумными глазами я на тебя смотрю, так ко мне прикасаешься?! Ведь я не просил тебя, – Влад пытался заглянуть Юле в глаза. Но девушка упорно прятала взгляд.

– Я… я не знаю, – прошептала она чуть слышно, не в силах смотреть на Влада. Голос ее дрогнул. – Я… не знаю, что со мной… происходит…

– Зато я знаю. То же самое, что и со мной, – Невского обдало диким жаром. Это был самый романтичный ответ «да» изо всех, какие ему приходилось слышать. Он мягко притянул к себе чисто символически сопротивляющуюся девушку, обнял за талию и решительно, неистово накрыл горячие, влажные, в последний миг призывно приоткрывшиеся губы Юлии своими. Успев в последний миг, прежде чем голову заволокло сладким туманом, не без гордости подумать: «Юлька, ты прелесть! Добровольным монашеством здесь и не пахнет. Вся эта „Армия спасения“ – лишь временное убежище мечущейся, уставшей от страданий души. Вызванных памятью о пережитом горе. Железная маска, которая вот-вот упадет, открыв красивое, милое и настоящее лицо женщины. Она фактически уже упала… Интересно, что же с тобой все-таки случилось в т о й, прошлой, жизни?»…

А Витька Хиляйнен в тот вечер так и не появился. Только через две недели Влад узнал, что Финик на самом деле приходил, как и обещал, с водкой и закуской, но, увидев через распахнутое окно кухни их с Юлей страстные объятия и поцелуи, поступил как настоящий друг, не стал мешать стремительно развивающимся отношениям приятеля с красавицей медсестрой. Что, к слову сказать, совершенно не помешало лейтенанту Хиляйнену нажраться вусмерть у себя дома с мужем сестры, свояком. Таким же опером из Красносельского РОВД, как и он, только капитаном.

Так что Влад с Юлей просидели на кухне до самого утра, попивая чай, то и дело целуясь и вполголоса рассказывая друг другу о прошлом. Юля лишь время от времени выходила в комнату, чтобы проверить, как там бабушка. Невский узнал, что муж Юли был известным предпринимателем, одним из первых в Москве, кто сразу после разрешения Горби открывать кооперативы успел сколотить огромное состояние и, по его словам, «закрыть вопрос о расходных средствах раз и навсегда». Им троим – мужу, Юле и пятимесячной дочке Алине – хватало денег на всю оставшуюся жизнь. А потом их машину остановили на Рублевском шоссе люди в милицейской форме и в упор расстреляли из автоматов. Семья, сопровождаемая машиной охраны, возвращалась в столицу с дачи. Погибли все, кроме Юли: оба телохранителя, муж, няня и спящая крохотная дочурка. Пули из автомата буквально изорвали маленькое тельце девочки на куски. А Юля, защищенная принявшим на себя все пули телохранителем, каким-то невообразимым чудом выжила в этой мясорубке. На ее теле врачи нашли всего лишь несколько порезов от стекол. Убийц, разумеется, так и не вычислили. Впавшая в глубокий ступор Юля долго лежала в психиатрической больнице, отказываясь есть и абсолютно не разговаривая. В конце концов врачи смогли вернуть ее в мир нормальных людей. Но жить в Москве, где все напоминало о разыгравшейся у нее на глазах трагедии, она не смогла. Получив от единственного компаньона мужа – по ее твердому мнению, непосредственного заказчика убийства, – огромные, по меркам обывателей, но все-таки совершенно не соизмеримые с бизнес-активами мужа «откупные», Юля, сама родом из Калининграда, подписала необходимые документы и уехала в Ленинград, где до замужества три курса проучилась в ЛГУ. Знакомый мужа, ленинградский коммерсант средней руки, через маклера помог ей подыскать и купить квартиру в центре. Она замкнулась в себе, стала каждый день подолгу проводить в церкви, посещать воскресную православную школу. А потом, увидев на улице людей в красно-синей униформе, сама предложила свои услуги только что открывшей свое представительство «Армии спасения». Хитрые святоши быстро смекнули, что к чему, при помощи психолога «раскрутили» убитую горем вдову, уговорив перевести на счет миссии половину всех доставшихся ей от мужа денежных средств. После чего отправили на курсы медсестер-сиделок. И вот уже больше года Юля ухаживает за больными стариками, как и все сестры, получая от благотворительной миссии скромное денежное пособие. А еще Невский узнал, что со дня трагической гибели мужа и дочки у Юли не было ни одного мужчины. По сравнению с этой душераздирающей историей спортивная и морпеховская биографии Влада, рассказанные им без утайки, выглядели более чем скромно. И слава Богу. До сих пор беды обходили Невского стороной, и самым большим его разочарованием за двадцать лет был неурочный призыв на службу…