Текст книги "Мстительница"

– Знаешь, но не хочешь помочь мне?

– Если бы не хотел, – обрел он наконец голос, – то не завел бы об этом сейчас разговор. Мы бы вышли из ресторана. Сели б в машину. Доехали б до какой-нибудь дешевой гостиницы. Там сняли бы номер с огромной кроватью и душем и до девяти часов вечера неплохо проводили бы на этой кровати время. Потом ты отвезла бы меня в «Пулково», мы попрощались бы, и, скорее всего, навсегда. Так и было бы, если бы я находился в том сладком неведении, в каком до сих пор находилась ты. Или если бы я видел в тебе лишь красивую девушку, с которой не откажусь поваляться в кровати, а на следующий день уже не смогу вспомнить, как ее звали. Таких у меня было много… Очень много, – повторил Олег. Он умел говорить красиво. Настолько красиво, что его слова могли бы выдавить слезу и из булыжника. И главное – самое главное! – у меня не было ни капли сомнения, что он сейчас искренен, что он и не думает рисоваться, показать себя значительнее, чем есть. Зачем ему это, если и без того я весь день не свожу с него восхищенного взгляда? Лишнее. – Ты не такая, – признался он. – Я не хочу, чтобы ты, как другие, прошла мимо меня; чтобы уже через месяц, только-только вернувшись из Гибралтара, ты была бы подхоронена к какой-нибудь бабке на кладбище. И готов поддержать тебя в той раскорячке[36]36
  Раскорячка (уголовн.) – трудная, порой безвыходная ситуация.


[Закрыть], в которой ты оказалась.

«Спасибо, Олег, – молча поблагодарила его я. – Я безоговорочно верю тому, что ты готов оказать нам с Тамарой, двум несуразищам, посильную помощь. Я верю даже в то, что в какой-то мере я тебе небезразлична. Я вижу: ты в курсе того, что мы с Андреем должны через месяц отправиться в Гибралтар за наследством… Так признавайся, что еще знаешь насчет всей этой аферы! А знаешь ты, похоже, немало».

– Олег, мне нужна информация, – нарисовала я на лице ослепительную улыбку. Признаться, это было сейчас ой как нелегко, проще было расплакаться. – Ты готов рассказать мне все, что знаешь об этом? Или хотя бы то, что можешь мне рассказать?

– Тебе сейчас нужна не информация, Вика. – Он сосредоточенно накручивал на вилку километровые спагетти, обильно политые соевым соусом. – Ты все равно сейчас не готова ее обработать и получить от нее хоть какой-нибудь прок. Все куда проще. Тебе нужны советы. Установка, как действовать. Я готов тебе ее дать. Если, конечно, ты согласна принять ее к исполнению, если ты мне доверяешь.

Обманутая тысячекратно, я давно стала болезненно щепетильной в выборе советчиков и консультантов. Я уже миллион лет назад перестала верить в существование бескорыстных доброжелателей. Я никому не доверяла, кроме Тамары. И, пожалуй, себя самой. Но на этот раз с полной уверенностью ответила:

– Да, доверяю. – Это было действительно так. – Во сколько мне обойдется твоя установка?

– Ни во сколько.

– «Не верю», как любил говорить Станиславский. Любая, даже ничтожная, информация чего-то стоит. Так во сколько, Олег?

– Я же сказал: ни во сколько. Потому что, во-первых, сбор информации – не мой профиль. Я ею не торгую, а потому для меня западло брать за нее деньги. Вот если бы ты заказала мне того же Андрея, я бы сразу назвал тебе цену. Только, – Олег плеснул себе на дно бокала вина, – мочить его рано. Он может еще пригодиться. Так что побереги его, Вика. Будь с ним любезна, предупредительна. Приласкай, обогрей. Не дай ему почувствовать той неприязни, что ты испытываешь к нему. Это моя первая установка. Будут сейчас и другие. А пока объясню тебе, почему, во-вторых, я не возьму с тебя ни копейки за то, что сейчас расскажу. Не потому, что ты мне симпатична. И вовсе не потому, что испытываю к тебе очень теплые чувства. «Дружба дружбой, а денежки врозь», – от этого принципа я отрекаться не собираюсь, даже ради тебя. Дело в другом: той информации, которой я готов с тобой поделиться, у меня самого сейчас с гулькин нос…

– Хотя бы так, – перебила я. – Хотя бы приблизительно ты готов нарисовать мне картину того, куда меня затянули?

– Это долго. Это целый роман.

– Ты ж говорил, что с гулькин нос, – усмехнулась я, ловя Олега на слове. И мне показалось, что он немного смутился.

– Действительно, это ничто…

– Можно высосать что-то полезное и из этого «ничего».

– М-м-м, резонно, – улыбнулся Олег. И небрежным движением пальцев подозвал официанта. – Мы угробим на это весь вечер.

– Начхать. Закажи мне «американо» и какой-нибудь пирожок. И рассказывай.

– Чашку некрепкого чая с лимоном, «американо» и пиццу с беконом… Слушай, Вика. Шифруй. А вдруг ты и правда сумеешь высосать что-то полезное из этого «ничего»…

Глава вторая
Хочешь жить – умей побегать

– Виктория Энглер из Санкт-Петербурга, – коротко представляюсь я и столь же коротко излагаю суть дела. Впрочем, по этому номеру иначе не принято. – Мне нужен Олег. Срочно. Передайте ему, что дело первостепенной важности. Касается тех вопросов, что мы уже обсуждали. Номер моего телефона у него есть.

– Повторите, пожалуйста, – скрипит старикашка.

Я повторяю. Еще раз напоминаю о том, что чем скорее Олег позвонит, тем для меня будет лучше.

– Позвонит, когда сможет.

Сварливости этому деду не занимать. А вот умения быть деликатней с клиентами подзанять не мешало бы. Он опять отключается, даже не сказав: «До свидания». Впрочем, это мне глубоко параллельно, я уже переключила внимание на Тамару:

– Так что там, говоришь, за хавира на Московском проспекте?

За десять минут мы выписываем из банка данных квартир несколько вариантов, и я тут же выгоняю Томку из-за компьютера за телефон, предварительно напугав:

– С агентом стрелу забивай на сегодня…

– Полдевятого вечера, – с безысходностью в голосе перебивает она. – Пока договорюсь, пока дотуда доеду…

– Ты что, не врубаешься?!! – Мне опять не удается совладать с нервами. Наверное, накопилась усталость, а на нее наложилось возбуждение в предвкушении предстоящей войны, и теперь раздражение так и прет из меня. – Забивай стрелу на ночь!!! Говори, что согласна со всеми условиями, за срочность доплачиваешь! Напарь им с три короба, но к утру нас на этой квартире быть не должно.

Потому что уже рано утром сюда за нами могут явиться ребята облажавшегося Андрея. По моим расчетам, через два-три часа, когда в США в «Метрополитен банке» будет самый разгар рабочего дня, до Андрюши дойдет, насколько жестоко я офоршмачила его в Гибралтаре. Угадать схему, по которой он сразу после этого начнет действовать, несложно:

Первый звонок из Америки последует в «Джорж Элиот»: «Соедините, пожалуйста, с номером Виктории Энглер… Как съехала? Когда? Вчера вечером, почти следом за мной? Благодарю, извините». (Я улыбаюсь при мысли о том, что все эти переговоры бедняге Андрюше придется вести через переводчика.)

Итак, после того, как этот дракон[37]37
  Дракон (уголовн.) – нехороший человек (руг.)


[Закрыть]получит информацию из отеля, ему не составит труда рассчитать, что сутки с хвостиком – вполне достаточный для меня срок, чтобы добраться до Питера. А поэтому второй звонок будет сюда. Нет, не на эту квартиру и не на мой мобильник, чтобы пожурить меня за то, что так обошлась со своим ненаглядным Андрюшей. Второй звонок – кому-то из своих питерских людей: «Собирай пацанов и аллюром – на агалатовскую квартиру. Хватай Вику Энглер и ее белобрысую закадычку. Определи их в какой-нибудь угол, пока я не вернусь из Америки. И следи повнимательнее, чтобы не юзанули[38]38
  Юзануть (уголовн.) – сбежать.


[Закрыть]. Они в этом деле спецы. Если Энглер не будет, бери только подругу и выбивай из нее всю подноготную. Любыми путями, хоть в кислоте ее купай. Мертвая или живая, но белобрысая меня не волнует. Мне Вика нужна! За квартирой установите наружку. Отправь людей в “Пулково”. Короче, делай все, что угодно, но чтобы эта падла батистовая[39]39
  Падла батистовая (уголовн.) – очень плохой человек (руг.)


[Закрыть]мимо вас не прошмыгнула!»

– Если у тебя сейчас не выгорит с квартирой, все может полететь в тартарары. Потеряем очень конкретные гроши и наживем большой геморрой. Для этого надо лишь на часок уступить инициативу Андрюше, – ввожу я в курс наших дел Тамару, а она настойчиво тюкает тоненьким пальчиком по кнопочкам трубки домашнего радиотелефона.

– На сколько ты хоть чулканула[40]40
  Чулкануть (уголовн.) – обмануть, кинуть.


[Закрыть]этого дизеля? – интересуется она, продолжая насиловать трубку. Самое интересное, что она удосужилась поинтересоваться моими финансовыми успехами только сейчас.

– Миллиарда на два. В долларах США. Точно не знаю. На то, чтобы все подсчитать, нужен как минимум месяц.

– Два арбуза[41]41
  Арбуз (слэнг) – миллиард.


[Закрыть]«зеленых», – с полным безразличием перефразирует меня Тамара. – Академично… Алло! Алло! Молодой человек, я хотела бы срочно арендовать апартаменты…

«Апартаменты!» – Я готова расхохотаться.

Но в этот момент оживает сотовый телефон.

– Вика, привет.

– Олег! – при звуке этого голоса я не могу скрыть радости. – Как здорово, что ты так быстро позвонил!

– Просто мне передали, что у тебя сейчас неприятности, милая. Давно из Испании?

– Уже два часа, – отвечаю я, и при этом прикидываю, что даже больше. Минуты улетают со скоростью света. А вместе с минутами стремительно испаряются шансы захватить и привести к нужному мне знаменателю Андрея. Не позволить ему, вернувшись из Штатов, наломать в Петербурге большую поленницу дров. – Олег, помнишь, ты обещал, что если мне будет туго, я всегда могу рассчитывать на тебя?

– О подобном не напоминают, малышка, – недовольно замечает Олег. – Во всяком случае, мне. Если я обещал, значит, выполню. Насколько тебе сейчас туго?

– По максимуму.

– По максимуму – это в могиле или в пыточной камере. Мне кажется, что у тебя положение все же получше. Откуда звонишь? – спрашивает он и сразу спохватывается. – Если не можешь, не отвечай.

– Нет, почему же. Прежде чем за мной начнется охота, есть еще часов восемь. Поэтому я пока на старой квартире.

– Той, что в области?

– Да, в Агалатове. Но до утра мы должны отсюда стряхнуться. Иначе нам – вешалка… – я поворачиваюсь к Тамаре, и она из противоположного угла комнаты (как и я, с трубкой у уха) демонстрирует мне выставленный вверх большой палец – мол, дозвонилась, договорилась, все путем, будут нам нынешней ночью апартаменты. И то ладно!

– Что требуется от меня? – интересуется Олег. Его тон не позволяет усомниться, что чего бы я сейчас ни потребовала, он расшибется, но выполнит.

– Ты нужен мне здесь. В Питере. Возможно, надолго.

– Мои услуги очень дорого стоят, – бесцветным тоном информирует он. – Для тебя не будет никаких исключений.

«Дружба дружбой, а денежки врозь» – такая его позиция устраивает меня сейчас как нельзя лучше. Потому что наступил именно тот ледниковый период, когда в первую очередь следует позаботиться о выживании, а чувства отложить в сторону до потепления. Поэтому я отвечаю столь же бесцветно:

– Об этом ты меня как-то уже предупреждал. Так вот, я платежеспособна. Прибудешь в Питер – я объясню, что тебе предстоит. Тогда и поговорим о цене. Сейчас не до этого.

– Знаю, что мне предстоит.

– И что же? – широко улыбаюсь я. Меня всегда подкупала самоуверенность этого парня. Самоуверенность в хорошем смысле этого слова: Олег обладает чудесной способностью, как ясновидец, просчитывать многие, казалось бы, совершенно непредсказуемые ситуации.

– Мне предстоит поддерживать тебя под локоток, когда ты начнешь спотыкаться, – отвечает он, и я отмечаю, что более обтекаемой формы выражения выбрать почти невозможно. – Когда я должен быть в Питере?

– Утром. В «Пулково» я тебя встречать не рискну, мои и Дианины телефоны, возможно, уже будут к тому времени, стоять на прослушке. Так что, как только оформлю другие сим-карты, позвоню тебе сама.

– Запоминай телефон…

– И еще, – продолжаю я, занося номер Олега в «телефонную книжку». – Ты мне говорил, что предпочитаешь работать один…

– Не помню такого, – перебивает Олег, – чтоб говорил. Хотя, действительно, предпочитаю. И что же из этого?

– В одиночку ты здесь ничего сделать не сможешь. Мы с Тамарой тебе не помощницы. Так что приезжай не один.

«И зачем я несу всю эту шелуху? – спохватываюсь я. – “Учила овечка волка травку щипать”. Да неужели он и без моих дилетантских подсказок не понимает, что отправится на серьезную бойню, где один в поле не воин? Он меня, советчицу хренову, сейчас попросту обсмеет. И будет прав».

Но он отвечает абсолютно серьезно:

– Со мной будет еще один человек. Все остальное найду в Питере. У тебя еще есть, что сказать?

Я растерянно пожимаю плечами. Вроде, сказала все. Вроде, добилась всего, чего хотела добиться. Уже завтра утром Олег будет рядом со мной.

Как гора с плеч!

– Нет, все, Олег. Во сколько мне завтра тебе позвонить?

Он ненадолго задумывается, прикидывая должно быть, сколько времени займут сборы, поездка в аэропорт и перелет до Петербурга…

– Начинай дозваниваться с семи утра, – наконец произносит он. – Не отвечу – повтори звонок через четверть часа. Ну и так далее. До завтра, малышка. Поосторожней. Удачи.

Как всегда, Олег отключается настолько стремительно, что я, тугодумка, не успеваю сказать ему «До свидания». А может, у них, в Москве, так принято – не прощаться при завершении телефонного разговора?

Я откладываю трубку в сторону, а возле меня уже маячит Тамара.

– Все нормалек, есть вариант. Отправляюсь на стрелку. Договор заключу на себя. Гони хворост, бухгалтер.

– Сколько тебе? – Я заранее знаю, что услышу в ответ привычно расплывчатое: «Чем больше, тем лучше».

– Чем больше, тем лучше. – Естественно! Иначе Тамара не может! Но, как ни странно, на этот раз она еще и удосуживается уточнить: – Штуки четыре. Хавира не из дешевых. Энглер, поторопись. Я в глубоком цейтноте.

«Мы обе в глубоком цейтноте, – думаю я, доставая из сумочки упакованный в целлофан узляк[42]42
  Узляк (уголовн.) – пачка денег.


[Закрыть]из пятидесяти стодолларовых купюр. – Но, с другой стороны, пока что мы в графике. И пока все срастается так, как можно только мечтать. С Олегом договорилась. Квартира нашлась. Можно слегка перевести дух. Выпить кофе. Съесть бутерброд…»

– Короче, поехала, – объявляет Тамара и цокает каблучками по направлению к двери.

– Не гони. – Как же! Эту автомобильную экстремалку можно просить обо всем, что угодно, но не об этом. И все-таки я добавляю: – Не хватает еще, чтобы ты угодила в аварию именно сейчас.

Моя последняя фраза, как от стены горох, отлетает от захлопнувшейся за Тамарой входной двери. А уже через десять секунд за окном радостно крякает сигнализацией «Ауди». Потом взвывает еще не остывшим мотором, пронзительно взвизгивает по асфальту резиной.

Тамара срывается с места.

Тамара очень спешит.

Тамара в глубоком цейтноте.

Я, в отличие от нее, могу позволить себе немного расслабиться. Но только немного – потратить десять минут на то, чтобы сварить кофе и слепить какой-нибудь бутик. А потом – за компьютер. Часов на пять за компьютер, пока не вернется Тамара и не наступит пора двигать отсюда.

Кстати, надо еще собрать по квартире все наши манатки.

– Я же тебе говорил, что на вопрос, сколько времени займет составление крака, – виновато бурчал в телефонную трубку Лэрд, – тебе не сможет ответить и сам Господь Бог. Быть может, месяц, быть может, полгода, быть может, всю жизнь. Все не так просто в этой программе, как я надеялся. Там использованы несимметричные ключи кодирования. Надо править не сам код, а искать дыры в алгоритме информации. Для этого нужен математик. Мне придется привлечь в команду еще одного человека.

– Чтобы это понять, тебе понадобилось целых шесть дней, – недовольно заметила Тамара. – Не слишком ли расточительно ты обращаешься со своим временем? Впрочем, мне начхать на тебя. Меня беспокоят другие, куда более важные, очень серьезные люди. Они доверили тебе эту работу, но не видят пока даже намека на результат.

– Ты смотришь на то, что поручила мне, как обычный «лайнер», который имеет какое-то представление о том, как ползать по «паутине». Но никогда не пробовал написать хоть один самый простенький крак. Извини за откровенность, но ты относишься ко всему этому с дилетантским максимализмом. И требуешь, чтобы я совершил чудо. Прояви хоть немного терпения…

– Не больше недели, – жестко определила Тамара. – Через семь дней у меня должен быть подробный отчет. О том, что сделано, что не получается, почему не получается, и какая вам требуется помощь. До свидания, Лэрд.

– У тебя все?

– У меня все. А у тебя ничего. Сосредоточься, приятель. Не бухай, не бездельничай. Порадуй меня результатами. Тогда мы с тобой не поссоримся. А ссориться не рекомендую. Я умею быть очень жестокой. Успехов, Лэрд. Позвоню тебе вечером.

– Я буду ждать. До свидания, – совершенно убито просипел в ответ Аристарх, а развалившаяся в кресле напротив Тамары и внимательно вслушивавшаяся в телефонный разговор Энглер громко расхохоталась:

– Ты просто бездушная бестия! Доведешь его до сердечного приступа. Не сомневаюсь, что его уже и так не по-детски колбасит бессонница и ни о чем другом, как об этом дурацком зипе, он думать сейчас не способен. За неделю ты его затерзала. Звонишь и звонишь, душишь и душишь. Мой тебе добрый совет: ослабь пресс, а не то добьешься, что эта балана[43]43
  Балана (уголовн.) – свиное сало.


[Закрыть] начнет от тебя чулковаться по самым дальним углам. И придется искать других исполнителей.

– Боюсь, и без того придется искать кого-то другого. От этих двоих мы ничего не дождемся.

– Во-первых, не торопись. Дай мальчикам время – его у нас сейчас хоть отбавляй. А во-вторых, я сама на досуге чуть-чуть покопалась в этом зипе. Я, конечно, не профи, но в свое время кое-какие знания по взлому приобрела и заверяю тебя, что пытаться влезть в эту дискету – не сахар. За неделю или за две сделать это можно только случайно. Не все в жизни так, как в «Никите» у Люка Бессонна, – поставила дешифратор, и вот, пожалуйста, через десять минут результат. Такое бывает только в кино. А в жизни надо уметь набираться терпения и ждать.

– Самое-то паршивое как раз в другом: на то, чтобы сидеть дома, пялиться в телевизор, ходить в лес за брусникой и тупо ждать хоть каких-то событий, больше не достает никакого терпения! – поднявшись с дивана, принялась жаловаться Тамара. – Еще недели три назад я просто наслаждалась этой спокойной квартиркой: деревенская природа, беспроблемность и тишина. Это тебе не вонючий барак и постоянное ожидание удара исподтишка. Но все изменяется, и теперь меня просто тошнит от бездействия и одиночества. В Новомосковске мы хотя бы на пару мутузили твой дурацкий мешок, иногда влезали в какие-нибудь разборки, участвовали в правилах. А здесь ты погрязла в каких-то секретных делишках, целыми днями не появляешься дома и даже не думаешь рассказать мне, чем таким занимаешься. А ведь еще месяц назад мы делили все пополам! Или ты больше мне не доверяешь?!! Или я больше тебе не подруга? – Тамара, отшвырнув в сторону оказавшийся под ногами стул, принялась мерить шагами комнату.

«Будто тигрица в клетке», – молча наблюдала за все больше и больше накалявшейся подругой Виктория. И та словно услышала это сравнение.

– Чувствую себя, как львица, попавшая из саванны в тесный вольер. Там, в этой саванне, часто голодная жизнь, опасности на каждом шагу, борьба за выживание, охота и… воля, – эффектно выделила последнее слово Тамара. – В вольере – сытая спокойная жизнь… Которая уже начинает меня сводить с ума!

– Это от недостатка адреналина, – улыбнулась Виктория. – Тебе, и правда, пора выбираться наружу. В саванну, где охота, опасности и борьба за выживание. Хочешь, устрою тебе неплохое сафари?

– Если это уступка, выкуп за то, чтобы я заткнулась и не скребла тебе нервы жалобами на скуку, то не хочу. Ну а если у тебя есть для меня что-то конкретное, так чего ты молчишь? Что за сафари?

– Мой дядюшка и Светлана Петровна, – зловеще отчеканила Энглер. И с не меньшим пафосом подбила черту: – Пробил их час!

– При чем же здесь я? – Тамара перестала метаться по комнате, подняла опрокинутый стул и, оседлав его (спинкой вперед), устроилась напротив Виктории. – Ты вечно твердила, что это дело касается только тебя, что никого постороннего к своей мести ты не подпустишь и близко.

– Прошла куча времени, а со временем, как ты недавно отметила, многое изменяется. И благие намерения. И, в первую очередь, обстоятельства. У меня уже сейчас нету времени вплотную заняться подонками. А в том, что через месяц этого времени не останется вовсе, я готова поклясться на Библии. Впереди меня ждет нечто такое, о чем пока не хочу говорить даже тебе. Какие уж там дядя Игнат и Толстая Задница! Разобраться бы с новыми головняками! Но тянуть с этими недоносками я не хочу. Довольно, пожировали! Пора на стол мясника! Работу этого мясника и придется вместо меня исполнить тебе. Сыграть мою роль…

– Чего?!! Ты хочешь отдать мне…

– Тамара Астафьева! Я предполагала что-то подобное, еще когда велела Андрюше оформить на тебя ксиву с моими бывшими данными. Неужели ты тогда не задумалась, зачем это надо? А, Тамара Астафьева?

Тамара молчала.

«Конечно, задумалась… В уютном полутемном кафе на одной из узеньких улочек около Лиговки, когда Энглер карябала на салфетке свои бывшие данные.

…примерно такой расклад и возник первым делом в голове. А потом она задумывалась над этим вопросом еще не раз и не два. Вот только молчала, ждала, когда Вика сама заведет разговор на эту тему. Если вообще когда-нибудь заведет. Уж больно неправдоподобным казалось, что неуступчивая и гордая Герда, главной (и, возможно, единственной) мечтой которой на протяжении нескольких лет было отомстить троим негодяям – своему дяде, Светлане Петровне и Монучару – и при этом сделать все лично…

Исключительно лично! Без вариантов!

…вдруг возьмет и отдаст это дело кому-нибудь постороннему. Пусть даже и самой закадычной подруге…»

– Томка! Та-ма-ра! О чем задумалась? Чего замолчала?

– Пытаюсь понять…

– И уже хоть чего-нибудь поняла?

Тамара отрицательно покачала головой и опустила подбородок на спинку стула.

– За два с лишним года, что знаю тебя, – сказала она, – ты, наверное, тысячу раз заводила разговор о том, как будешь мстить этим тварям. Не спеша, изощренно, так, чтобы никто из них не издох без мучений. И притом все это ты должна претворить в жизнь сама. В одиночку. Без чьей-либо помощи. Ты столько раз говорила мне, что дала себе обет, что теперь это слово всякий раз вызывает у меня тошноту. И вдруг ты с легкостью отрекаешься от своих планов… Не понимаю.

– Попробую объяснить. Во-первых, ни о какой легкости не может идти и речи, идею отдать толстуху и дядьку тебе я рожала в великих мучениях. Сама видишь, что прошло больше месяца между тем, как еще в Новомосковске я задумалась о подобном раскладе, и сегодняшним разговором, когда довожу до тебя свое окончательное решение. Во-вторых, нарушить обет вынуждает меня не что-нибудь, а обстоятельства. Еще раз повторяю: впереди у меня очень конкретная раскорячка, а я не могу начинать войну на два фронта с риском потерпеть поражение на обоих: остаться неотомщенной и, возможно, оказаться в могиле. Приходится из двух зол выбрать наибольшее и посвятить себя борьбе с ним. А наибольшее зло – я думаю, ты это понимаешь – заключается в причине, по которой нас с тобой вытащили из Новомосковска. И никоим образом не касается ни толстухи, ни дядюшки, ни Монучара.

– Что за зло? – Тамара напряглась, выпрямилась на стуле. Глаза азартно блеснули. – Я этого ожидала, но почему ты до сих пор не сказала мне ни слова? Еще раз спрашиваю: что за секреты между нами в последнее время?

– Не секреты. И не недоверие. Просто я сама ничего еще толком не знаю, а впустую гнать пургу не хочу. Вот когда хоть что-нибудь прояснится… – Не завершив фразы, Виктория ненадолго задумалась. Тамара терпеливо ждала. – А прояснится это, скорее всего, не раньше нашей с Андрюшей поездки в Гибралтар, где я должна исполнять роль Богдановской дочки. Как это все будет выглядеть, даже не представляю. Но почти стопудово уверена, что еще три недели спокойной жизни нам обеспечены. А вот потом может начаться война. И надо к ней подготовиться. Чем я сейчас и занимаюсь. Пытаюсь хотя бы чего-нибудь выведать у Андрюши. Провожу с ним целые дни. Аккуратно, чтобы не заметил игры, делаю вид, что влюбляюсь в него. К моменту, когда все начнется, хочу убедить этого вафела в том, что я – ослепленная страстью дуреха. Ручная настолько, что из меня можно вить веревки. А Андрюше только это и надо. И он, – рассмеялась Виктория, – по мере сил и возможностей раздувает во мне этот «любовный пожар». Например, вчера торжественно заявил, что еще ни одна женщина не привлекала его так сильно, как я. Я чуть было не разоржалась.

– Уверена, что он тебе верит? – Тамара с сомнением покачала головой. – Андрей далеко не дурак.

– Я тоже не дура. А любая умная женщина всегда обведет вокруг пальца самого умного мужика, – констатировала Виктория. – Ладно, довольно об этом. Возвращаемся к нашим баранам – то бишь, к толстухе и дядюшке. Сперва о том, чего я хочу от тебя. Дальше – о том, что уже успела накопать по этому делу.

– И что же ты хочешь от меня? – Тамара расслабилась, опять оперла подбородок о спинку стула.

– Сначала тебе придется принести небольшую жертву – перекрасить волосы в черный цвет. Когда будешь встречаться с дядюшкой или толстухой, не должно возникнуть ни капли сомнения в том, что ты – это подросшая я.

– Хм, – ухмыльнулась Тамара. – Перекраситься? Хорошо, хоть не обрить башню налысо. Лады, перекрашусь. Что дальше?

– А дальше – все по сценарию, который ты слышала от меня уже тысячу раз.

Викторию приятно поразило то безразличие, с которым подруга отнеслась к ее просьбе изменить цвет волос. Ожидала если не бурных, то хотя бы каких-нибудь возражений. Но, похоже, эта хитрюга кривила душой, разыграв удивление, что ей предстоит заниматься Игнатом и Светланой Петровной. Сама, наверное, давно подготовила себя к тому, что превратиться в Тамару Астафьеву придется не только по документам, но и внешне.

– Кое-какую работу я здесь уже провела, – продолжала Виктория. – И почти ничего не добилась. Кроме того, что теперь точно знаю: на старой квартире ни дядюшка, ни толстуха уже не живут. В Пушкинском РОНО Светлана Петровна уже не работает. Была у меня мысль – смотаться к ее родителям в Неблочи. Но не хочу проявляться раньше времени, пусть Толстая Задница и дядя Игнат пока поживут в блаженном неведении – недолго им это осталось. Сама заниматься их розыском не рискнула. Куда мне, дилетантке, соваться не в свое дело – опять же засвечусь раньше времени. Да и от «ухажера» Андрюши отделаться сейчас не так просто. Словом, наняла я частного детектива. Бывший легавый, но парень, на первый взгляд, неплохой. Сама убедишься, когда завтра вас познакомлю. Мало того, что он найдет и толстуху, и дядюшку, он еще будет помогать тебе в дальнейшем. Но будь с ним повнимательнее, не сболтни этому бывшему мусору лишнего.

Тамара презрительно фыркнула: мол, кого учишь, подруга?

– Отыщутся эти мерзавцы, – не обратила внимания на ее реакцию Энглер, – не тяни, начинай сразу трепать им нервишки.

– Сначала разрушу привычный для них уклад жизни, – бесцветным тоном Тамара принялась излагать многократно слышанный ею сценарий спектакля с коротким названием «Месть». – Оставлю без хаты, без дела, без фишек. За исключением лишь того минимума, чтобы не превратились в бомжей, чтобы в них все же теплилась надежда на то, что все выправится, чтобы оставалось хоть что-нибудь, что еще можно терять. И тогда второй этап: я лишу их покоя. Встречусь с ними, представлюсь тобой и объясню, что для них приготовлено и что с ними произойдет, возможно, уже через день, а возможно, еще через год. Сроков не назову. И пусть дальше сидят на раскаленном подсрачнике. А если попробуют куда-нибудь слиться, без проблем верну их обратно.

– Не будь самоуверенна, – внимательно посмотрела на Тамару Виктория. – Если дядюшка – безвольный и глупый баран, то хитрость и изобретательность толстухи – в прямой пропорции соизмеримы с ее слоновьим весом. Дербанить себя она покорно не позволит. Жди от нее геморроев. Впрочем, не будем загадывать наперед. Еще неизвестно, что сейчас с этими форшмаками. Вместе они или давно разбежались, в Питере или где-нибудь за бугром, да и живы ли вообще… Подождем до завтра. В два часа дня у нас стрелка с Петром. Сегодня забились по телефону.

– Петром? – Тамара бросила вопросительный взгляд на подругу.

– С тем детективом. Он будет работать в паре с тобой. Про тебя я ему уже рассказала, а он доложил, что накопал целый вагон информации. Вот только по телефону не сказал ни слова. Только при личной встрече. Секретный парниша. Еще есть вопросы у львицы, из саванны угодившей в тесный вольер? – усмехнулась Виктория. – Тебя выпускают обратно на волю. Выживешь, хищница? Не подохнешь с голоду?

– Выживу. Не подохну, – Тамара потянулась так, что аж хрустнули связки. Всей душой, всем своим тренированным телом она уже была на охоте. – Кранты твоим Толстой Жопе и дядюшке. Я отвечаю. Умирать будут долго. И очень мучительно.

* * *

Из романов Чейза и Утгера, прочитанных на кичи, Тамара представляла себе частного детектива как вечно безденежного симпатичного парня лет тридцати в поношенных джинсах и линялой футболке, обрисовывающей рельефную мускулистую грудь. Офис этого детектива состоял из двух тесных невзрачных комнат с потертыми обоями и старым скрипучим паркетом, одна из которых (проходная) выполняла роль приемной, и там хозяйничала жизнерадостная блондинка неопределенного возраста, совмещающая роли и секретарши, и любовницы, и еще бог весть кого. Во второй комнате – если в этот момент не находился в засаде или не мылил кому-нибудь рожу – скучал в ожидании хоть какого-нибудь захудалого клиента сам безденежный шеф. Интерьер этой комнаты – старый письменный стол, несколько стульев и жидкий стеллаж, заставленный папками, книгами и парочкой сувениров. Содержимое единственной тумбы стола – револьвер 38-го калибра, пакет с бутербродами, несколько недокуренных контрабандных гаванских сигар и бутылка дешевого «скоча».

…Что касается частного детектива Петра, то все сошлось почти один к одному. Высокий, спортивного телосложения симпатяга лет тридцати оказался и правда одет в видавший виды «Ливайс» и футболку, правда совсем не линялую, а украшенную аляповатой эмблемой какого-то спортивного клуба.

Что же касалось офиса, то в российской действительности все оказалось иначе. Настолько, что офиса, как такового, не оказалось вообще. Петр принимал клиентов в маленькой однокомнатной квартирке, где по совместительству и проживал.

– Проходите, девчонки. Можно не разуваться. Все равно тапок нет, а у меня беспорядок, – похвастался он и только потом решил поздороваться. При этом, оценив взглядом Тамару, не преминул откровенно заметить: – Вы похожи, как две родные сестры.