Текст книги "История России. С древнейших времен до наших дней"

Итак, в 1132 году начался многовековой период раздробленности, закончившийся лишь в начале XVI века. Каковы же были причины этого явления? Можно ли было избежать его? Какое значение он имел для истории Руси?

Необходимо подчеркнуть, что это явление не было уникальным: в разное время оно наблюдалось во всех крупных странах Европы. В определенные периоды в Англии, Франции, Испании, Италии, Германии также не было единства. И Русь тоже проходит этот путь.

Среди многих предпосылок раздробленности, которые обычно называют, необходимо, вслед за С. Ф. Платоновым, отметить две основные. Первая (политическая) – существование «лествичного права», особой системы наследования княжеского престола. И вторая (экономическая) – раздробленность была необходима для развития экономики отдельных земель.

Чтобы лучше понять, что представляло собой «лествичное право», необходимо обратиться к следующему примеру.

Носителем верховной власти в Киевской державе считался весь княжеский род, а каждый отдельный князь – только временным владельцем княжества, которое доставалось ему по очереди старшинства. Ярослав Мудрый, умерший в 1054 году, оставил после себя пятерых сыновей: Изяслава, Святослава, Всеволода, Вячеслава, Игоря – и внука Ростислава от самого старшего сына Владимира (к этому времени Владимир уже умер). Перед смертью Ярослав оставил следующее распоряжение: Киев и Новгород получает старший сын Изяслав; следующий по значению город, Чернигов, отходит к Святославу; Переяславль (южный) достается Всеволоду; Вячеслав получает Смоленск; а младший, Игорь, – совсем небольшой город Владимир-Волынский. Таким образом, получалась своеобразная «лестница», где все города распределялись в зависимости от своей экономической мощи и политического значения. Поэтому такая форма наследования престола и получила название «лествичное право». Оно было «горизонтальным» принципом наследования престола, когда наследство киевского князя распределялось по старшинству между всеми.

После смерти Изяслава киевский стол должен был занять следующий брат, Святослав, княживший в Чернигове, куда из Переяславля перебирался Всеволод, и далее таким же образом передвигались из города в город все остальные. На освободившийся престол последнего города назначался, как правило, старший сын Изяслава, и процесс продолжался. Однако очень редко случалось, чтобы все наследники успели покняжить в Киеве. Согласно традиции, если князь умирал, не покняжив в Киеве, то его потомки теряли право на киевский престол и «доходили» по указанной «лестнице» только до того города, где умер их отец. Соответственно, если потомки другого князя не княжили в Чернигове, то они теряли права на Чернигов. Такие князья становились «частичными изгоями» в отношении определенного города, определенного княжества. Нередки были и «полные изгои» – те, кто не имел права занимать стол ни в одном городе, и тогда бывало, что князья-изгои жили грабежами и разбоем.

Таким образом, выстроилась очень сложная система наследования, при которой нередко старшего по возрасту родственника обходил младший, но главное – большое количество княжеских детей оставалось вообще вне этой системы, и постепенно их число все увеличивалось. Совершенно очевидно, что уже во втором поколении порядок наследования запутывался очень сильно. Если к этому еще добавить и свойства человеческого характера: зависть, злобу, мстительность, семейные счеты, вмешательство боярства отдельных городов и земель, – то разрешить любую возникшую при наследовании проблему можно было только мечом и набегом.

Следует иметь в виду и то обстоятельство, что постоянно стремившиеся в Киев князья, оказавшись в очередном городе, служившем одной из «ступенек» этой лестницы, стремились как можно скорее оставить его и двигаться дальше. Разумеется, при таком положении дел князь не слишком заботился о своем временном пристанище, не чувствовал себя хозяином, ибо в любой момент мог сняться с места. В свою очередь, и жители города не торопились в случае какой бы то ни было опасности извне умереть за своего князя, поскольку не видели в нем внимательного хозяина и правителя.

Безусловно, князья понимали губительность кровавых усобиц, разорявших Русскую землю. Свидетельством этого стали три княжеских съезда: в городе Любече (1097), в Витичеве, или Уветичах (1100), и на Долобском озере (1103). Стоит напомнить, что съезд князей (снем) был главной формой политического общения князей вплость до XIV века. Первый съезд занимался восстановлением прав потомков Святослава на черниговский стол, поскольку Святослав в свое время не оставил законных прав на Чернигов, хотя был в Чернигове. На Любечском съезде князья подтвердили и восстановили права его наследников, и потомки Святослава вновь стали черниговскими князьями. На этом съезде были сказаны известные слова: «Каждый держит отчину свою», то есть участники съезда договорились, что отныне каждый из них будет править в земле, доставшейся ему от отца. Однако вскоре после Любечского съезда разгорелась жестокая междоусобица, во время которой был ослеплен князь Василько Теребовльский. Осознавшие гибельность такого пути князья собрались на новый съезд в Уветичах, где восстанавливали взаимоотношения и целовали друг другу крест в знак присяги. В 1103 году съезд князей на Долобском озере совместно решал вопрос о борьбе с половцами, что также свидетельствовало о понимании князьями необходимости единства в деле борьбы с внешними врагами Русской земли.

Второй предпосылкой было то, что раздробленность явилась закономерным итогом экономического и политического развития раннефеодального общества Руси. Складывание в Древнерусском государстве крупных землевладений – вотчин – в условиях господства натурального хозяйства неизбежно делало их вполне самостоятельными огромными производственными комплексами, экономические связи которых ограничивались ближайшей округой. Существовавшие торговые и ремесленные потребности могли удовлетворяться в быстро развивающихся местных хозяйственных и политических центрах – городах. Подъем производительных сил на местах вызывал рост числа городов и их населения, в том числе и в тех городах, которые раньше не играли существенной экономической роли.

Формирующийся в это же время социальный слой феодальных землевладельцев стремился к установлению различных форм экономической и юридической зависимости земледельческого населения. В XI–XII веках противостояние между боярами и земледельцами носило в основном локальный характер, для разрешения возникавших проблем вполне хватало сил местных властей, и они не требовали общегосударственного вмешательства. Данные условия делали крупных землевладельцев – бояр-вотчинников – почти полностью экономически и социально независимыми от центральной власти. Местное боярство не видело необходимости делиться своими доходами с великим киевским князем и активно поддерживало в борьбе за экономическую и политическую самостоятельность властителей отдельных княжеств.

Внешне распад Киевской Руси выглядел как раздел ее территории между различными членами разросшейся княжеской семьи. По сложившейся традиции местные престолы занимали, как правило, только потомки дома Рюрика.

Наступившая раздробленность дала возможность более прочному утверждению на Руси развивающейся системы феодальных отношений. На данном этапе отдельному хозяйству справиться со своими экономическими проблемами было гораздо легче, нежели всем вместе. И каждое отдельное княжество, выделившись в процессе раздробленности, развивалось быстрее и успешнее, нежели находясь в союзе с другими землями. С этой точки зрения можно говорить об исторической прогрессивности раздробленности, в рамках которой шло дальнейшее развитие экономики и культуры. Однако распад былой единой державы имел и ряд отрицательных последствий, главным из которых было усиление уязвимости русских земель от внешней опасности, особенно в условиях возможного появления сильного противника, а также изменение общественного сознания, когда житель каждого отдельного княжества воспринимал себя не гражданином всей Русской земли, а только патриотом своего небольшого городка или княжества и не стремился на помощь своим собратьям из других земель.

Крупнейшими землями эпохи раздробленности являлись Владимиро-Суздальское (Ростово-Суздальское) и Галицко-Волынское княжества и Новгородская феодальная республика.

Владимиро-Суздальская земля занимала междуречье Оки и Волги. Древнейшими жителями этого края были славяне и финно-угорские племена, часть которых впоследствии была ассимилирована славянами. Благоприятное воздействие на экономический рост этой Залесской земли оказывал усилившийся с XI века приток славянского населения, особенно с юга Руси, под влиянием половецкой угрозы. Важнейшим занятием населения этой части Руси было земледелие, которое велось на благодатных выходах чернозема среди лесов (так называемые ополья). Заметную роль играли ремесло и связанная с Волжским путем торговля. Древнейшими городами княжества были Ростов, Суздаль и Муром, с середины XII века столицей княжества стал Владимир-на-Клязьме.

Начало установления самостоятельности Ростово-Суздальской земли произошло в правление одного из младших сыновей Владимира Мономаха – Юрия Владимировича, сделавшего своей столицей Суздаль. Юрий был сыном Владимира Мономаха. Всю жизнь он ненавидел Изяслава, своего племянника (сына своего брата Мстислава, сидевшего на киевском престоле после Владимира Мономаха), занявшего киевский престол, и долгие годы посвятил борьбе с ним. За то, что из Суздаля он пытался дотянуться до Киева, он получил прозвище Долгорукий.

Известный историк Татищев оставил нам описание внешности князя. «Сей князь, – пишет он, – был роста немалого, толстый, лицом белый, глаза невелики, нос долгий и накривленный, брада малая, великий любитель сладких пищ, жен и пития, более о веселиях, нежели о расправе и воинстве прилежал, но все оное состояло во власти и смотрении вельмож его и любимцев».

Он несколько раз захватывал Киев, бывал изгнан, опять захватывал и в самом конце жизни все-таки стал киевским князем. Однако это не значит, что он не заботился о княжестве, которым правил. Проводя активную политику в интересах своей Суздальской земли, князь стремился опираться на местное боярство, городские и церковные круги. Он выстроил под Суздалем свою резиденцию (до сих пор на высоком берегу реки стоит древний Борисоглебский храм, бывший когда-то главным храмом княжеского двора) и активно защищал границы своего княжества, создавая новые города и укрепляя уже существующие. Им был основан ряд новых городов: Дмитров, Кснятин, Переяславль, Юрьев-Польской, Городец, Звенигород (до сих пор во многих этих городах можно видеть валы, насыпанные при Юрии Долгоруком), и впервые, именно при Юрии, в 1147 году упомянута в летописи Москва.

В этом году неизвестный писец на страницах Ипатьевской летописи отметил встречу великого князя Юрия Долгорукого и Святослава, князя новгород-северского: «И прислав Гюрги и рече: „Приди ко мне, брате, в Москов“». Встреча была очень теплой и радостной, сам Юрий получил в подарок «пардуса» – не то живого барса, не то просто шкуру, что в любом случае было на Руси немалой редкостью, и на правах хозяина «наутрии же день повеле… устроити обед силен и створи честь велику им» и отпустил гостей с богатыми дарами. Таково было летописное «рождение» Москвы.

Однако существует и немало любопытных преданий, сказаний и легенд о начале города Москвы. Познакомимся с наиболее яркими и характерными из них.

Триста лет тому назад московские книжники считали основателем Москвы старейшину Мосоха, сына Иафетова, внука ветхозаветного праотца Ноя (того самого, который построил ковчег). В конце XVII века иеродиакон Тимофей Каменевич-Рвовский написал сочинение «О древностях Российского государства», в котором изложил предание, уводившее историю Москвы в глубь тысячелетий. Согласно ему, Мосох «сотворил убо себе и всему роду своему основание начальное жительства своего на преднадвысочайшем и всепрекрасном месте своем Московском над двема рекама (Москвой и Яузой)… Сию же реку (Москву) тогда сущую безъимениту бывшую от исперва… наименовал по имени своему, самого себя и жены своея, княгини прекрасныя и прелюбезныя, нарицаемыя Квы… Вторую же, меншую реку преименовал ю [ее] Мосох вместо чадородий своих честных, сына своего первородного, именуемого сице Я… и во имя дщери своея Вузы прекрасныя и прелюбезныя».

Таким образом, по преданию, первыми жителями нашей столицы стали ветхозаветный князь и члены его семьи, а название «Москва» составилось из имени Мосоха и жены его Квы. Безусловно, это всего лишь красивая легенда, которая вызывала сомнения уже вскоре после своего появления.

Немало фантастичного и в других сказаниях, которые, впрочем, не рискуют раздвигать пределы русской истории до времен Ноя. Так, известно пророчество о Киеве св. Андрея Первозванного, который, стоя на высоких горах над Днепром, предсказал появление на этом месте города и его великую будущность. Подобно ему, сказание о начале Пскова передает пророчество об этом городе святой княгини Ольги. И, конечно, о Москве, как великом городе, также пророчествовали похожим образом.

Легенда говорит, что на высоком Боровицком холме, где теперь стоит Московский Кремль, жил подвижник, старый киевский князь Букал (Букол, Вукол). И однажды во сне ему было возвещено, что на месте его жительства возникнет город Москва, и изведает этот город множество тяжких испытаний, но впоследствии будет славен. Пустынник немедленно поднялся и пошел в близлежащее село Косино, где рассказал о своем видении священнику, и оба они в храме стали молить Бога за православный народ и будущий город Москву. И вот, во время Божественной Литургии в храме явилась Матерь Божия, и храм опустился под землю, а на его месте образовалось озеро, под волнами которого не умолкает и до сих пор молитва за Москву.

Итак, мы видим в ряду основателей Москвы и библейского Мосоха, и некоего князя-отшельника Букала. И этими именами перечень не исчерпывается. Среди тех, кого связывают с основанием столицы, и киевский князь Олег, и «князь великий Данило», и «гречин [грек] Василий», и римлянин Подон, и даже некий фантастический «зверь превелик и пречуден», виденный Данилом на болоте на месте будущей Москвы. Эти легенды создавались не случайно. Возводя начало Москвы к древнейшим временам и великим людям, книжники подчеркивали величие города, его исключительность и святость, особую роль в истории. Нельзя отвергать эти предания лишь потому, что они недостоверны, – ведь в них раскрывается взгляд древних москвичей на свой город, мироощущение московских жителей. Эти сказания – один из источников гордости москвичей за свою столицу, и мы, узнав эти предания, понимаем, почему так яростно обороняли свой город его жители: богоблагодатная, древняя, святая столица не могла и не должна была погибнуть.

Обратимся теперь к иным преданиям. Возьмем первое из них – «О зачале московского княжения, како зачало бысть, а ныне великий пресловущий и преименитый царствующий град сияет» (XVII век) – и сразу перед нами в околомосковских лесах разворачивается настоящая трагедия.

По наущению неверной жены за суздальским князем Даниилом Александровичем гонятся убийцы – сыновья боярина Кучки, «злии, аки волци лютии». Выскочив на берег реки, князь заметил лодку и стал умолять перевозчика переправить его на другой берег. Не узнав князя, перевозчик начинает требовать плату вперед: «Лихи-де вы люди оманчивы, како перевезти за реку вас и удете, не заплатя перевознаго», – а у князя не было с собой ничего, даже коня своего, спасаясь, он оставил в чаще. В отчаянии князь сорвал с руки золотой перстень – все, что у него было, положил на весло, протянутое перевозчиком… и в ужасе увидел, что тот, взяв перстень, вдруг оттолкнулся веслом от берега и стал уплывать, вероломно оставив князя на берегу. Потеряв последнюю надежду, Даниил Александрович бросился бежать по берегу и вскоре наткнулся на старый могильный сруб («струбец»). Князь влез в него и вскоре задремал. Но злодейка-жена, боясь мести мужа, вспомнила, как он сам некогда советовал ей, «если случитца смерть безвестная на поле» или «от крымских людей убит буду», послать на поиски его тела любимого им пса. Взяв собаку, Кучковичи возвратились в лес. Пес, конечно, легко нашел хозяина и «нача ему радоватись ласково». Убийцы же нашли князя и, пронзив его мечами и копьями и отрубив голову, бросили на месте его тело. Но и сами не избегли кары. Брат Даниила Андрей Александрович казнил изменницу-жену и убийц Кучковичей, забрал богатства их, после чего, обратив внимание на красоту мест гибели его брата, основал здесь городок Москву.

Существует и другое сказание. Однажды уже знакомый нам князь Юрий Владимирович Долгорукий направлялся из Киева во Владимир к своему сыну Андрею и проезжал в глухом лесном краю, на берегах Москвы-реки, «села красные», принадлежавшие богатому боярину Стефану Ивановичу Кучке. Боярин был не только богат, но и горд до такой степени, что не оказал обычных почестей князю, «поносив его к тому ж». Юрий Долгорукий был не из тех, кто прощает подобные обиды. Недолго думая князь повелел «боярина ухватити и смерти предати», а его детей, малолетних сыновей Петра и Якима и дочь – красавицу Улиту, отослал во Владимир к своему сыну. После чего князь «взыде на гору и обозре с нее очима своима семо и овамо [туда и сюда]… возлюби села оныя и повеле на месте том вскоре соделати мал древян град и прозва его званием реки тоя Москва-град по имени реки, текущия под ним».

По мнению историков, из многочисленных преданий (и даже групп преданий) о начале Москвы наиболее близка к истине та группа, которая упоминает конфликт князя Юрия Долгорукого и боярина Кучки. Ведь имя боярина Кучки упоминается и в летописном рассказе об убийстве князя Андрея Боголюбского, сына Юрия.

Старший сын Юрия Долгорукого Андрей Юрьевич Боголюбский (1157–1174) родился и вырос на севере и, в отличие от отца, главной своей опорой считал родные земли. Получив от Юрия управление в Вышгороде (близ Киева), еще при жизни отца Андрей Боголюбский покинул его и со своим окружением ушел в Ростов. Уходя, он взял с собой в Ростово-Суздальскую землю знаменитый образ Богоматери, написанный, по преданию, евангелистом Лукой и переданный отцу Боголюбского константинопольским патриархом Лукой Хризовергом.

По преданию, неподалеку от Владимира лошади, везшие икону в Ростов, остановились и не хотели идти дальше. Андрей приказал раскинуть шатры, во сне ему явилась Богоматерь и приказала написать икону, на которой изобразить ее так, как она привиделась князю, а кроме того, оставить ее образ, взятый из Вышгорода, во Владимире. Наутро обоз с иконой благополучно двинулся далее, достиг Владимира, и икона была поставлена в Успенском соборе города, где находилась до конца XV века, когда была перенесена в Москву. На месте же чудесного явления Богоматери Андрей основал свою резиденцию, которая была названа «Боголюбово». Икона, привезенная князем Андреем, впоследствии стала самой почитаемой на Руси, защитницей Москвы и по месту своего первоначального пребывания получила название «Богоматерь Владимирская» (сейчас она хранится в Третьяковской галерее). Вскоре по приказанию Андрея Боголюбского был написан образ Богоматери, получивший название «Боголюбовская Богоматерь» (в настоящее время находится в соборе Княгинина монастыря во Владимире).

После смерти отца в 1159 году Андрей Боголюбский не стал занимать киевский престол, а остался в своей земле и перенес ее столицу из Ростова во Владимир-на-Клязьме. На укрепление и украшение своей столицы он не жалел средств. Неподалеку от Владимира он создал свою резиденцию Боголюбово. Окруженная каменными стенами, что было огромной редкостью, резиденция вмещала в себя роскошный княжеский дворец и прекрасный храм, украшенный золотом, драгоценными камнями и приводивший в изумление как самих жителей Владимира и Боголюбова, так и иноземных гостей. Андрей Боголюбский, находясь во Владимире, продолжал держать под своим контролем Киев и в 1169 году напал на него. Город был взят приступом «на щит», разгромлен и сожжен, чего прежде русские князья никогда не делали по отношению к Киеву. Победители два дня грабили и разоряли город и, по словам летописца, «были в Киеве тогда на всех людях стон и тоска, плач неутешный и скорбь непрестанная». Однако, взяв Киев, Андрей Боголюбский не пожелал остаться в нем, а перевел сюда своего брата Глеба из Переяславля. Сам он возвратился во Владимир-на-Клязьме. В том же году князь решил так же покорить Новгород, но потерпел сокрушительное поражение и был вынужден мирным путем договариваться с новгородцами. Переговоры имели успех – Новгород принял князя, предложенного Андреем Боголюбским.

Он продолжал укреплять и границы своей земли: благодаря ему в Москве в 1156 году появились первые (из достоверно известных), деревянные стены. Андрей Боголюбский проводил энергичную политику по укреплению сильной княжеской власти и притеснению бояр. Именно он начал активную борьбу за главенство ростово-суздальских князей в русских землях. Жесткий и властолюбивый политик, Андрей Боголюбский опирался на «младшую дружину» (служилых людей), городское население, особенно новой столицы – Владимира. Крутые и часто самовластные действия князя скоро начали вызывать недовольство в кругу крупных бояр. В результате сговора знати и представителей ближайшего окружения князя возник заговор, и в 1174 году Андрей Юрьевич был убит в своем дворце в Боголюбове.

По преданию, в заговоре принимали участие родственники убитого Юрием Долгоруким боярина Стефана Кучки, легендарного первого владельца Москвы, а также жена князя – волжская булгарка, ненавидевшая его за разорение своей родины. Договорившись со слугами князя, заговорщики выкрали меч Андрея (по преданию, принадлежавший святому князю Борису) и, войдя ночью во дворец, поднялись по лестнице и постучали в дверь его опочивальни. Князь отозвался и спросил, кто там. «Прокопий», – ответил один из заговорщиков, назвавшись именем комнатного мальчика князя. Однако князь заподозрил неладное и попытался схватить меч, но его не оказалось на месте. Тем временем заговорщики выбили двери и ворвались в опочивальню. Безоружный князь схватился с ними врукопашную и, получив несколько сильных ранений, упал. Заговорщики, думая, что князь скончался, выбежали из комнаты для того, чтобы обсудить дальнейшие планы. Тем временем Андрей Боголюбский пришел в себя и, поняв, что силы слишком неравны и спастись можно только где-нибудь укрывшись, вышел на лестничную площадку и, стеная, хватаясь за стену рукой и оставляя на ней кровавый след, стал спускаться вниз, зная, что под лестницей есть ниша, в которой можно спрятаться. Тем временем убийцы вернулись, но князя не нашли. Они бросились на лестницу и, осветив ее факелами, увидели кровавые пятна, уводившие вниз, и уже через мгновение оказались на нижней площадке. Князь успел сказать только: «Господи, в руки твои предаю дух мой» – и был пронзен мечами. Его тело было выброшено наружу, долго лежало в бурьяне за башней, и никто не решался к нему подойти. Эта башня, помнящая последние минуты жизни Андрея Боголюбского, и сейчас стоит на территории Боголюбовского монастыря под Владимиром.

До недавнего времени было известно лишь о некоторых из убийц князя (уже упоминавшийся ключник Амбал, бояре Кучковичи), однако имен остальных участников заговора никто не знал. Но в 2015 году на наружной стене Спасо-Преображенского собора в Переславле-Залесском был найден уникальный документ – надпись об убийстве князя Андрея Боголюбского, содержащая полный список убийц (больше 10 человек), проклятие им и провозглашение вечной памяти убитому князю.

После смерти Андрея Боголюбского в результате двухлетней междоусобицы на престоле оказался его младший брат – Всеволод Юрьевич, окончательно закрепивший за Владимиром-на-Клязьме статус главной княжеской столицы. Правление Всеволода Большое Гнездо (1176–1212) было периодом наивысшего политического могущества Владимиро-Суздальского княжества. Он казнил убийц своего предшественника, силой оружия разговаривал с рязанскими князьями. Под его контролем находился Новгород Великий, в зависимости оказалась Муромо-Рязанская земля. Всеволод Большое Гнездо заметно влиял на положение дел в южных русских землях и в конце XII – начале XIII века был самым сильным русским князем. Безвестный автор знаменитого «Слова о полку Игореве» писал, что многочисленные полки Всеволода могли «Волгу веслы раскропити, а Дон шеломами выльяти». После смерти Всеволода Большое Гнездо начались распри между его сыновьями за наиболее выгодные княжения во Владимиро-Суздальской земле. Во второй четверти XII века на ее территории существовало семь княжеств. Все они в конечном итоге объединились политически под главенством владимирского князя.