Текст книги "Культура Древней и Средневековой Руси"

Камни
(Архитектура и строительная техника)

АРХИТЕКТУРА СРЕДНЕВЕКОВОЙ РУСИ – это не только стены, башни, купола, сходство и различие архитектурных форм и стилей. Архитектура Руси – это целый разнообразнейший мир, в котором отражались прежде всего человеческие чувства и эмоции, переживания и надежды на будущее. Отсутствие на Руси вплоть до XVII в. школьного, схоластического богословия, отсутствие школ как таковых возлагало на русскую архитектуру помимо эстетических задач задачи просветительные, архитектура с исчерпывающей полнотой должна была раскрывать человеку, созерцающему идею, заложенную в ее внешних и внутренних формах без расчета на предварительное знание созерцающего. «Если западный храм делил со схоластикой духовные задачи по выявлению истины, то русский храм был образом полного и всестороннего ее воплощения», – писал С. Аверинцев.

Важно обратить внимание на тот факт, что базиликальный тип храма (принятый на Западе) и крестово-купольный (принятый на Востоке) – это два принципиально разных типа храма не только внешне. Западная базилика представляет собой вытянутый объем, разделенный изнутри двумя рядами колонн на три нефа (прохода). В центре крестово-купольной композиции – купол, барабан которого утвержден на четырех столбах. Отсюда символический «крест» (проход от центральной, западной двери к алтарю и из боковых дверей к центру), который представляет собой общая композиция храма. Таким образом, можно видеть, что в основе западной базилики лежит движение – человек, входя в храм, увлекается вперед его общей вытянутой композицией и ритмом колонн. При этом он не упирается в иконостас (которого нет), а по деамбулаторию (проходу вокруг алтаря) огибает алтарь и возвращается назад, все время находясь в горизонтали, – в храме нет росписей, все скульптуры находятся на уровне движения, человек смотрит перед собой.

Схема крестово-купольного храма

В крестово-купольном храме все иначе. Вошедший в храм, сделав несколько шагов, останавливается под куполом, не будучи чем-либо побуждаем к дальнейшему движению. Продолжает движение только его взгляд, вовлекаясь в бесконечное движение фигур и сюжетов, идущих снизу вверх, по вертикали (направление, недоступное реальному движению). По точному замечанию О. Вульфа, «переход к созерцанию и есть существеннейший момент византийского религиозного познания». То есть западный храм – это воплощенное движение по времени, устремление вперед, поиск нового, активная работа ума, рассудка. Западный храм стремится сохранить, уловить случайное, временное, мгновенное. Восточный – это статика, пауза во времени, в ритме жизни, созерцание, в которое прежде всего вовлечено сердце. Он ориентирован на типическое, вечное, бесконечно существующее.

Любое изменение в общественном сознании, тревога и печаль, радость и ликование немедленно отражались в архитектурных формах храмов, их интерьеров и внешнем убранстве. Поэтому А.М. Панченко говорил о том, что в храмах домонгольской Руси «сияет радость». После первых лет татарского разгрома она угасает, вспыхивает вновь после Куликовской победы и затем сменяется новыми оттенками – тревогой, национальной гордостью, страхом Божиего наказания и радостью обретения вечного блаженства. Архитектура храма навсегда фиксировала в своих чертах внутреннюю жизнь общества.

Свобода от чертежей (если не считать примерных, предварительных набросков), привычка зодчих работать «как мера и глаз укажут», опора только на опыт поколений вносила в любую постройку очень сильное личностное начало, каждый храм нес в себе представление мастера о Боге, окружающем мире, красоте, а если это была светская постройка – его понимание уюта и удобства. Храм не мог быть поставлен без учета окружающего пейзажа, природного окружения, он не выделялся из него, а дополнял природу, символизируя своими формами универсальную соразмерность и гармонию, присущую миру земному и миру небесному.

Древнерусский зодчий черпал законы гармонии не из книг, а из окружающего мира, и именно поэтому в новгородских храмах (как в природе) трудно найти прямую линию – стены неровны, окна порой неправильной формы, трава подступает вплотную к стенам. Именно поэтому стены Московского Кремля красные, башни увенчаны зелеными шатрами – в этих стенах и башнях отразились красноватые, с зеленой кроной сосны, которые когда-то покрывали берега Москвы-реки. Древнерусские храмы, по выражению Д.С. Лихачева, были «как своеобразные маяки, освещающие огромные пространства и осваивающие эти пространства своими массивными формами».

Именно средствами архитектуры – кремлями и храмами – осваивались бескрайние пространства Руси, именно храмы несли основные представления о христианстве язычникам, храмы и часовни ставились в память о важнейших событиях, утверждая историзм как основу отношения к собственной жизни и своей стране. Только с учетом этих и многих других закономерностей можно понять истинный смысл древнерусской архитектуры, и только в этом случае она станет живым и ярким источником о жизни тысяч ушедших людей, даст возможность обогащать душу закованным в камень опытом прошлого, перестав быть собранием безжизненных «уникальных памятников древнерусского зодчества».

Не подлежит сомнению, что задолго до образования Киевского государства у восточных славян уже существовали зачатки строительных традиций. Утверждать это позволяют отрывочные летописные свидетельства, народные сказания, свидетельства иноземцев. Быстрое усвоение славянами строительных технологий, появившихся после Крещения Руси, позволяет утверждать, что славянская языческая культура обладала огромным внутренним потенциалом.

Известно, что архитектурные традиции Киевской Руси были восприняты из Византии, откуда после Крещения двинулись на Русь архитекторы, иконописцы, техники. Центром монументального зодчества этой эпохи стал Киев. Археологические раскопки и летописи свидетельствуют об обширном строительстве в Киеве уже в княжение Ольги и Владимира (X в.), когда был создан Киевский кремль с каменными крепостными стенами, княжеский дворец, множество монастырских построек. Однако, как пишут Л.А. Беляев и А.В. Чернецов, уже первые городские соборы (Спасский в Чернигове, Софийские соборы в Новгороде, Полоцке и Киеве) обнаруживают в сравнении с греческими целый ряд важный различий. Эти различия были обусловлены разницей климата, географических и социально экономических условий. Здания приходилось рассчитывать для других климатических условий и иной почвы, выбирать материалы из имевшихся на месте, учитывать навыки мастерства местных работников и местные строительные традиции и обычаи.

Спассо-Преображенский собор в Чернигове

Прежде всего нужно было охватить проповедью христианства большие массы новообращенных людей в условиях, когда сельских храмов еще не существовало, духовенства было немного и оно было преимущественно греческим, а монастыри только зарождались (христианство на Руси вообще утверждалось именно как городская религия, и только спустя продолжительное время она становится «сельской»). Именно эти факторы, судя по всему, предопределили огромные размеры первых храмов Руси (Десятинной Успенской церкви, Успенской церкви Киево-Печерской лавры, Софийских соборов). Примечательно, что с течением времени, по мере распространения христианства и увеличения числа верующих, размеры храмов уменьшаются.

Первым каменным храмом Древней Руси принято считать Десятинную Успенскую церковь (998 г. Название было связано с десятой частью доходов, отдаваемых князьями на сооружение храма), огромную по величине и роскошную по внутреннему убранству. Десятинная церковь занимала в культуре Руси особое положение. Прежде всего это проявлялось в особенности ее функций и их комплексности. Это был княжеский храм, поскольку особого (придворного) храма в Киеве у Владимира Святославича не было. Очевидно, именно поэтому в ней были похоронены и князь Владимир, и его жена Анна. Сюда же были перенесены в 1044 г. останки князей Олега и Ярополка Святославичей, убитых во время усобицы X в., а также мощи княгини Ольги. Тут же были похоронены князь Изяслав Ярославич и его внук Ростислав Мстиславич (князей Всеволодовичей в Десятинной церкви не хоронили).

Сравнивая центральную часть Десятинной церкви со Спасо-Преображенским собором Чернигова, Г.К. Вагнер приходит к выводу, что у нее были развитые хоры, считающиеся признаком княжеского храма, но предназначавшиеся не для князя, участвовавшего по примеру византийского императора в богослужении, а скорее для женщин, в том числе и из княжеской семьи. Вместе с тем Десятинная церковь была и общегородской церковью, условно говоря, «собором», статус которого требовал (помимо большой вместимости) ежедневного отправления службы, в том числе и таких служб (сорокоуст, например), которые совершались большим количеством священнослужителей, для чего было необходимо соответствующее пространство.

Однако, помимо этого, большую роль, по мнению Г.К. Вагнера, в формировании архитектурного плана Десятинной церкви сыграли исторические обстоятельства местного характера. Как первый большой храм Киева, Десятинная церковь должна была иметь вместительное помещение для приготовляющихся к крещению (оглашенных), так называемый нартекс. Как известно, у Десятинной церкви была очень развитая западная часть, придававшая храму необычайную вытянутость. Здесь могла размещаться и крещальня, и эта «миссионерская функция» заметно отличала Десятинную церковь от классического византийского храма X–XI вв.

Кроме того, Десятинная церковь, по мнению специалистов, выполняла и функции митрополичьего храма одновременно с княжеским. В связи с этим архитектура Десятинной церкви была «возвышена» до «митрополичьего уровня», что выразилось в расширении пространства храма, а также устройстве галерей с восточными помещениями, которые, очевидно, несли функции скевофилакия и мутатория – специальных помещений для переодевания патриарха и императора в константинопольской Софии. В Десятинной церкви в них, очевидно, переодевались митрополит и князь.

По предположению Н.В. Холостенко, галереи Десятинной церкви были открыты, что не только повторяло галереи византийских храмов, но и было необходимо для тех киевлян, чье сознание «было еще полно языческих переживаний». Не все горожане решались смело входить в храм, часть их по традиции оставалась вне церкви, и открытый характер галерей помогал недавним язычникам привыкнуть к богослужению, находясь условно вне стен христианского храма. Кроме того, огромные размеры храма и его украшение производили ошеломляющее впечатление на язычников. Возможно, фасад Десятинной церкви был украшен крупным рельефом Богоматери Одигитрии. К сожалению, нет никакой возможности реконструировать роспись Десятинной церкви – после разрушения церкви монголами в 1240 г. от нее не сохранилось ничего. Бесспорно, в апсиде было изображение Богоматери – об остальном можно только гадать.

По мнению Г.К. Вагнера, «значительное развитие западных частей храма позволяет предполагать, что большое внимание уделялось ветхозаветной тематике с ее историческим уклоном». Есть мнение, что Десятинная церковь имела 25 глав, которые стали главным символом «соборности» – важнейшего понятия, означавшего единство людей перед лицом Бога. Храм был разрушен монголами в 1240 г., спустя довольно продолжительное время восстановлен, неоднократно перестраивался и наконец был снесен уже в прошлом столетии. Сохранились только фундаменты, и поэтому его внешний вид можно представить лишь приблизительно.

Интенсивное строительство разворачивается в Киеве в эпоху Ярослава Мудрого (1019–1054). Ярослав создает в Киеве новый архитектурный комплекс, центром которого стал Софийский собор. Рядом располагались Ирининская и Георгиевская церкови. Весь город был обнесен новыми каменными городскими стенами, архитектурным центром которых стали Золотые ворота (сохранились их остатки) с надвратной церковью.

Софийский собор на плане Киева. 1695 г.

Огромное значение для формирования русской архитектуры имел Софийский собор, сохранившийся до наших дней и искаженный лишь снаружи барочной отделкой XVII в. Как известно, по вопросу о времени построения Софийского собора долгое время шла дискуссия. Одни исследователи относили закладку храма к 1017 г., другие – только к 1037 г., и единства мнений нет до сих пор. Необходимость его постройки была вызвана, по мнению исследователей, отсутствием у киевского митрополита собственного храма. В летописи было отмечено «заложил же (Ярослав) и церковь Святой Софии, митрополию». По преданию, храм был заложен Ярославом Мудрым на месте его победы над печенегами.

Киевская София строилась как пятинефный храм с двумя поясами галерей. Вдоль наружных галерей, вероятно, совершались крестные ходы. У них собиралось и киевское вече. Громадные хоры Софийского собора не могли предназначаться только для князя и его семейства. Скорее всего, к ним примыкали (по константинопольскому образцу) покои митрополита. Остальная часть (тоже по константинопольскому образцу) могла предназначаться для женщин. Важно отметить, что собор Софии был многоглавым (некоторые исследователи считают, что у него было 25 куполов). Эта существенная деталь дала возможность Г.К. Вагнеру утверждать, что «в многоглавой Софии проявилось, во-первых, сугубо русское начало, а во-вторых, начало «соборное», какой бы смысл в эту «соборность» ни вкладывать». Из других памятников киевского зодчества этой эпохи следует отметить Великую Успенскую церковь (1073–1083 гг.), надвратную церковь Киево-Печерской лавры (1106 г.), собор Кирилловского монастыря и др.

Вторым центром монументального зодчества Киевской Руси был Чернигов. Из восьми известных по летописям черниговских храмов уцелело пять. Древнейшим из черниговских памятников этой эпохи является Спасо-Преображенский собор, сооруженный Мстиславом Храбрым во второй четверти XI в. Согласно свидетельству «Повести временных лет», в 1036 г. храм возвели на высоту «яко на кони стояще рукою досяще». Вероятно, его сооружение было начато в 1033–1034 гг. В 1036 г. в недостроенном здании был погребен заказчик собора черниговский князь Мстислав Владимирович. Строительство было завершено в 1038–1041 гг. Неизвестно, кто возводил собор, но, по косвенным данным, можно говорить об участии в его сооружении прежде всего греческих мастеров. Спасо-Преображенский собор представляет собой четырехстолпное сооружение с увеличенным пролетом центрального продольного и поперечного нефов. Столбы храма имеют крестчатую форму. В западной части сооружения находится отдельное помещение – нартекс. Восточная, алтарная часть состоит из трех апсид. К западному фасаду храма пристроены два самостоятельных цилиндрических объема: с севера – лестничная башня, с юга – возможно крещальня. Собор возведен из плинфы и натурального камня.

В Чернигове сохранились также заслуживающие внимания собор Елецкого монастыря (1069 г.) и Борисоглебский собор (1090 г.). Несколько позднее киевского Софийского собора был сооружен храм «о семи верхах» Софии в Полоцке (1044–1066 гг.), по своему плану и архитектуре являющийся упрощенным типом киевской Софии.

В Новгороде в 1045–1050 гг. был возведен Софийский собор, до сих пор являющийся архитектурным центром кремлевского ансамбля и всего Новгорода. «Где святая София, там и Новгород», – гласила новгородская пословица. Архитектурные формы собора очень просты и монументальны, как и все новгородское зодчество. Храм имеет шесть куполов, но в этом нет нарушения традиций – один купол перекрывает башню в юго-западном углу. Внутри собора сохранились фрагменты древней росписи главного купола, фрески и замечательная мозаика в алтаре. На противоположном берегу реки Волхова, напротив кремля, стоит Николодворищенский собор с фресками (1113 г.), являвшийся центром великокняжеской резиденции – Ярославова дворища.

Еще один уникальный памятник – Георгиевский собор (1119) сохранился в Юрьевом монастыре под Новгородом. В башне собора сохранились фрески XII в. Строил храм мастер Петр, являющийся создателем еще одного новгородского памятника – собора Антониева монастыря (1116 г.). В соборе сохранились фрагменты росписи стен, среди которых в башне собора обнаружено изображение зодчего с надписью «Петр». Наиболее древним памятником Пскова, дошедшим до нас, является собор Мирожского монастыря (1130–1152 гг.). Внутренняя архитектура и роспись собора сохранились в первоначальном виде, но снаружи здание подверглось значительным перестройкам.

Памятников гражданского зодчества того времени до нас не дошло. Летописи сохранили сведения об архитектурных ансамблях городских кремлей, монастырей, дворцовых усадеб. К сожалению, юг Киевской Руси значительно пострадал от нашествий печенегов и половцев и в особенности от нашествия монголов, разрушивших в 1240 г. Киев и почти полностью истребивших киевскую культурную традицию.

Владимиро-Суздальская архитектура – это архитектура периода феодальной раздробленности. Распад государства на отдельные самостоятельные территории не привел к уничтожению византийской культурной традиции, а, напротив, стал началом ее творческой переработки и усвоения. Византийская культурная традиция, творчески переработанная в отдельных русских княжествах, привела в этот период к рождению собственно русской национальной архитектуры, настолько цельной, яркой и неповторимой, что это дало основание исследователям утверждать, что в это время на Руси начинается период предвозрождения, так и не ставший возрождением из-за нашествия монголов. Центром рождения этой новой архитектуры было Владимиро-Суздальское княжество, бывшее до того второстепенным уделом Киевского.

Князь Юрий Долгорукий развернул в Суздальско-Владимирском княжестве (его столицей был Суздаль) широкое строительство. Древнейшим памятником этого периода стал Спасо-Преображенский собор 1152–1157 гг., построенный Юрием Долгоруким в Переславле-Залесском, – небольшой белокаменный храм, в котором позднее крестили Александра Невского, Даниила Московского, а преподобный Сергий Радонежский принял в нем сан священника. В этом же году (хотя есть дата и 1157 г.) Юрий Долгорукий ставит в Кидекше (на реке Нерли) – своей загородной резиденции под Суздалем – церковь Бориса и Глеба. В это же время им были возведены Георгиевский собор в Юрьеве-Польском, церковь Георгия во Владимире и церковь Спаса в Суздале. Такого масштабного храмового строительства в течение одного года Древняя Русь ранее не знала. Кроме того, Юрий Долгорукий произвел разведку и первичное освоение каменоломен в Суздальской земле. Ю. Заграевский писал, что «по значимости для культуры и политики Руси (к сожалению, и по нагрузке на экономику) строительство Долгоруким пяти белокаменных храмов вполне сопоставимо с основанием Петербурга».

Расцвет владимиро-суздальской архитектуры пришелся на время княжения сына Юрия Долгорукого Андрея Боголюбского (1157–1174 гг.), при котором столица княжества Владимир застраивается монументальными сооружениями, из которых до нашего времени сохранились лишь расширенный Всеволодом Большое Гнездо Успенский собор и Золотые ворота ХII в., входившие в систему укреплений города.

Успенский собор во Владимире был главным кафедральным храмом Северо-Восточной Руси. Он был построен в 1158–1160 гг. по заказу князя Андрея Боголюбского после перенесения столицы княжества из Суздаля во Владимир. Собор строили приглашенные князем Андреем мастера из Южной Германии и Северной Италии, которых ему прислал император Фридрих Барбаросса. Собор был построен из белого тесаного камня. Возможно, с севера, юга и запада к нему примыкали небольшие притворы, а у углов западного фасада располагались круглые башни. Фасады были покрыты белокаменной резьбой, посередине проходил аркатурно-колончатый пояс, украшенный львиными масками и женскими головами. В 1185–1189 гг. собор был перестроен по заказу князя Всеволода Большое Гнездо. Были разобраны притворы и башни и заменены широкими галереями, для выхода на которые в стенах собора были прорублены широкие арки. В результате наружные стены собора Андрея Боголюбского оказались внутри здания. Собор получил четыре малые главы и стал пятиглавым. В 1161 и 1189 гг. собор был расписан, но эти фрески сохранились фрагментарно. В 1408 г. собор расписывал Андрей Рублев.

Стоит обратить внимание, что в период феодальной раздроблености главные соборы городов – Софийские – сменяются соборами Успенскими. Это связано с тем, что труднопонимаемый образ Софии Премудрости Божией сменяется более близким общественному сознанию Руси образом Богоматери, преломляется в нем и как вместилище и новое раскрытие софийности становится ближе Русской земле, чем София. Философ В. Соловьев называет это «растворение» Софии в Богоматери «телесностью Божественной Премудрости» и отмечает, что уже с самых первых времен русский народ, посвящая храмы Софии, придавал этой идее совершенно иное выражение, отождествляя Софию с Богоматерью и Христом, в отличие от греков, отождествлявших Софию с Логосом. «Софийное почитание Богоматери» в России подчеркивал и протоиерей С. Булгаков, отмечая, что в России празднование Софии литургически связано с памятованием о Богоматери, в связи с чем в Москве и Новгороде храмы, посвященные Успению Богоматери, «в сущности, по замыслу суть софийные храмы».

Успенский собор во Владимире

В 11 км от бывшей великокняжеской столицы Андреем Боголюбским была создана загородная резиденция князя – Боголюбово с белокаменным дворцом, храмом, входившим в дворцовый комплекс, и каменными стенами. Храм отличался необыкновенной роскошью и был отделан яшмой, позолотой, живописью и резьбой по камню. До наших дней сохранилась лестничная башня дворца (древнейшая из гражданских построек), где прошли последние минуты жизни князя Андрея Боголюбского. В километре от Боголюбова, в месте слияния рек Нерли и Клязьмы, в память о погибшем сыне Андреем Боголюбским была построена за два сезона церковь Покрова на Нерли (1165–1166 гг.) – первый Покровский храм в русской истории. Она стояла на искусственном холме, отделанном белокаменными плитами, и от пристани к нему вела белокаменная лестница с изваяниями львов. Храм венчается одной главой. Некогда она была шлемовидной и была позолочена, в настоящее же время глава черного цвета и имеет луковичную форму, которую приобрела в XVII в.

Также были возведены невиданные ранее на Руси белокаменные крепости – города Боголюбова и Покровского монастыря на Нерли, укрепления Владимира. Строительство велось из белого камня, который обходился на порядок дороже плинфяной или смешанной техники, в которой строили в огромном большинстве других русских княжеств. Н. Воронин отмечал, что масштабное строительство Боголюбского стало возможным при условии совершенствования строительной техники и развития смежных областей искусства. В целом то, что удалось сделать князьям Юрию Долгорукому и Андрею Боголюбскому в области строительства и архитектуры, можно назвать прорывом. Ю. Заграевский среди основных достижений князей называл коренную творческую переработку византийской крестово-купольной системы, сочетание в построенных храмах цельности плана с цельностью и башнеобразностью внешнего облика, которое не имело прецедентов в мире, было достигнуто идеальное сочетание критериев надежности, требуемой квалификации мастеров, площади, цельности внешнего облика и высотности. В дальнейшем именно тип храма, выработанный Долгоруким и Боголюбским, стал в Древней Руси наиболее массовым.

Говоря о владимиро-суздальской архитектуре, необходимо отметить следующую немаловажную деталь. Если представить всю схему архитектурных композиций Владимира – Боголюбова – Покрова на Нерли, то можно обратить внимание на следующую закономерность. Храм Покрова был поставлен неподалеку от точки слияния рек Нерли и Клязьмы. Как считают исследователи, на самом устье Нерли был поставлен белокаменный крест, который был виден первым с корабля, приближающегося по Клязьме к Владимиру. Далее взору плывущего по реке представлялась церковь Покрова, за нею – дворцовый комплекс Боголюбово, за которым открывалась уже панорама Владимира. Таким образом, архитектурная композиция была выстроена так, чтобы эстетически подготовить человека к восприятию очередного комплекса, провести человека по своеобразной «лестнице» образов, с тем чтобы духовно-эстетическое восприятие храма, дворцового и городского комплекса не было нарушено. Закон «постепенности» восхождения к духовному совершенству, являющийся одним из краеугольных камней духовной жизни средневекового человека (не случайно одной из самых популярных книг на Руси всегда была «Лествица» Иоанна Лествичника), распространялся и на архитектурные храмовые формы, воплощавшие в себе вечные духовные истины, рассмотрение которых также требовало постепенности, неторопливости, определенной подготовки.

Вплоть до монгольского нашествия в 1237 г. на территории Владимиро-Суздальской земли продолжают создаваться яркие памятники, каждый из которых неповторим и своеобразен. Уникален по своим резным белокаменным украшениям (которые, как считает С. Шаров-Делоне, возможно, еще и раскрашивались в разные цвета) придворный княжеский Димитриевский собор во Владимире (1194–1197 гг.). Храм был расписан в ХII в. фресками (сохранились небольшие фрагменты). В 1222–1233 гг. в Суздале строится Богородице-Рождественский собор по распоряжению князя Георгия Всеволодовича. Здание было сложено в основном из плит ноздреватого туфа, а из тесаного белого камня были выполнены архитектурные детали: полуколонки алтарных апсид, аркатурный пояс, резные порталы собора. В 1445 г. верх собора обрушился, и храм стоял в таком виде до 1528 г., пока наконец не было решено его восстановить. Вопреки обыкновению, мастера не стали разбирать старый храм до основания, а, сохранив его стены снизу до колончатого пояса, выстроили верхнюю часть собора заново из кирпича и поставили на кровле традиционные пять глав.

Вершиной, до которой поднялось искусство белокаменной резьбы и украшений, является Георгиевский собор в Юрьеве-Польском (1234–1236 гг.), законченный за год до монгольского нашествия. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском был создан по заказу удельного князя Святослава Всеволодовича. Летопись сообщала, что князь создал эту церковь «чюдну, резаным камнем, а сам бе мастер». Храм строила из белого камня артель владимиро-суздальских мастеров во главе с мастером Бакуном.

Георгиевский собор в Юрьеве-Польском

На любого зрителя, особенно первый раз приближающегося к нему, он производит неизгладимое впечатление. Стены приземистого храма с большой главой сплошь покрыты удивительными рельефами, в которых евангельские сюжеты мешаются с полуязыческим растительным орнаментом, а типичные владимирские улыбающиеся львы с длинными хвостами с развесистой кисточкой – со странными каменными масками, в которых явно проглядывают степные черты. При этом, как считает К. Романов, первоначально замысел скульптурного декора Георгиевского собора включал только горельефы. Надо помнить, что резьба по камням, уже уложенным в стену, – дело очень сложное и чреватое тем, что, если резьба по любым причинам испорчена, камень придется извлекать из кладки и заменять на другой.

Резьба по камню до его укладки в стену гораздо безопаснее и технологичнее, и если бы «ковровая» резьба входила в первоначальный замысел мастеров, то, скорее всего, способ ее изготовления был бы именно таким. А поскольку ее стали выполнять на уже возведенных стенах, то на этапе строительства храма она вряд ли была предусмотрена. Судя по всему, заказчик храма (строитель), осматривая построенный и украшенный горельефами собор, счел его недостаточно ярко украшенным и принял решение сделать на храме дополнительный декор. Работа над этим видом декора затянулась до монгольского нашествия зимой 1237–1238 гг. и поэтому не была завершена – на южной стене западного притвора остались намеченные, но незаконченные растительные орнаменты. Георгиевский собор во многом предопределил будущее развитие архитектуры Древней Руси, в частности, по его образцу был построен первый каменный храм Москвы – Успенский собор 1326–1327 гг.

Говоря об орнаментальной резьбе владимиро-суздальской эпохи, необходимо подчеркнуть, что эти орнаменты не были просто обоями, покрывающими снаружи поверхности храмов. Масштаб, динамика орнаментальной резьбы была тектоничной, точно соответствовала не только масштабу храма, но и его внутреннему содержанию, резьба усиливала, подчеркивала монументальность стены и в то же самое время гибкость, податливость материала, из которого она была сложена (в Новгороде, например, фасадная резьба не возникла, так как не позволяло качество камня, поэтому резьба «ушла» в орнаментику декоративно-прикладного искусства). Крупные формы резьбы соответствовали крупному белому камню, из которого были сложены храмы.

В 1471 г. с храмом случилась катастрофа – «во граде Юрьеве в Полском церковь камена святый Георгий, а придел святая Троица, а резаны на камени вси, и развалилися вси до земли…». К счастью, собор обрушился не весь, а по диагонали – рухнула глава, увлекая за собой восточную часть храма, в то время как северная и западная стены почти полностью уцелели. Великий князь Иван III, узнав о катастрофе, незамедлительно поручил восстановление рухнувшей постройки мастеру В.Д. Ермолину, который в том же году и приступил к работе. Восстановить собор Ермолину удалось, правда, не в первоначальных формах – была понижена высота здания, был сделан иной барабан и глава. После восстановления в 1471 г. от собора 1230–1234 гг. сохранились с запада первый ярус притвора и северная половина стены до верха аркатурно-колончатого пояса; с востока – цоколь апсид; с юга – притвор и прилегающие стены (ближе к углам они сохранились лишь до цоколя); с севера – притвор и наиболее значительная часть стен собора.

Что касается резьбы на стенах, то, собирая резные камни от рухнувших стен, он пытался понять, как они располагались, и несколько композиций ему удалось собрать. Но в целом он ставил камни в стены как попало (некоторые камни, как читают исследователи, вообще были вставлены гладкой стороной наружу и изображением внутрь), и в результате храм получил такой необычный и загадочный облик, что некоторые ученые даже были склонны видеть в этой декорации какую-то, якобы еще невыясненную, «символику» зодчих русского Средневековья. В Троицком приделе храма, располагавшегося у северо-восточного угла собора, был похоронен князь Святослав. Однако развитие владимиро-суздальской архитектуры также было прервано монгольским нашествием.