Текст книги "Культура Древней и Средневековой Руси"

Внешние украшения храмов были не только из резного камня или выпуклых деталей. Очень рано, как считают, уже в Х в., на Руси было освоено производство поливных изразцов. Уже Десятинная церковь в Киеве была украшена цветными камнями и поливными изразцами, и тогда же была организована греко-русская мастерская по производству поливных изделий. Характерной для этого периода является бело-глиняная керамика с зеленой свинцовой поливой. Находки этой керамики были сделаны в Киеве, Чернигове, Смоленске, Любече, Вышгороде и других городах. Для украшения храмов в Х – ХII вв. применяли технику глазурной росписи по непрозрачной поливе. В ХIII в. начинают использовать прозрачную поливу темно-зеленого цвета. Русские мастера быстро усовершенствовали византийскую технологию производства изразцов и впервые применили поливу с металлическим блеском и роспись непрозрачными поливами. В период монголо-татарского нашествия была утрачена технология изготовления смальты, стекла, поливы, и возрождение изразцового искусства в Москве, Пскове, Дмитрове, Старице и других городах начинается только в ХV в. На Русском Севере это искусство появилось несколько позднее – в ХVI в.

Древняя фасадная керамика ХV в. была похожа на терракоту (обожженная глина без поливы), как, например, керамический пояс Духовской церкви Троице-Сергиева монастыря, терракотовый портал в Рождественском соборе Ферапонтова монастыря. Терракотовые изразцы украшали и светские постройки, например княжеские палаты в Угличе. В ХV в. итальянские зодчие, работавшие на строительстве соборов и крепостных стен в Москве, обогатили орнамент изразцов мотивами ренессансных рельефов в виде ионик, пальметт, растительного орнамента в виде акантов.

Духовская церковь Троице-Сергиева монастыря

В ХVI в. начинается использование на фасадах изразцов с упрощенным рельефом, желтого, светло-бирюзового цвета; многорядные пояса уступают место однорядным. Также появляются значительные по размерам рельефные изразцы. Так, среди украшений шатра храма Василия Блаженного на Красной площади в Москве использованы изображения многолопастных звезд, сложенных из отдельных элементов, а также керамические шары. От ХVI в. сохранился и первый барельефный изразец: Георгий Победоносец верхом на коне в витой рамке (дмитровский Успенский собор).

ХVII в. является расцветом изразцового дела в России и изразцы начинают занимать доминирующее положение в отделке фасадов светских зданий и храмов, керамическими изделиями имитируют белый резной камень. Характерными цветами, преобладавшими в изразцах XVII в., были кобальт, бирюза, ярко-желтый, коричневый, белый. Совершенно отсутствовал красный цвет. Производство изразцов было таких объемов, что в интерьерах храмов и светских зданий стали появляться керамические иконостасы, изразцовые печи, порталы, большие многоцветные фризы. Края рельефов при изготовлении слегка приподнимали – это препятствовало проникновению поливы за границу рисунка декора в процессе обжига. Наиболее яркими памятниками, украшенными огромным количеством разнообразных изразцов, являются Крутицкий терем в Москве, ансамбль Новоиерусалимского монастыря под Москвой, Тихвинская церковь, храм Иоанна Златоуста в Ярославле и др.

Крыши и купола чаще всего покрывались медью – вторым после железа по широте распространения металлом. Одно из первых письменных упоминаний, косвенно указывающих на покрытие медью, относится к ХV в. и содержится в I Новгородской летописи под 1408 г.: «Поби владыка Иоанн св. Софию свинцом, а маковицу большую, золотоверхую устрой» (золотили медь, железо, свинец не золотили). Однако очевидно, что покрытие медью употреблялось и ранее этой даты. Используя большую пластичность и мягкость меди, ее расковывали, применяя специальные инструменты, а также молоты-гладилки. Прокатывать медь не умели вплоть до XIX в.

Фундаменты зданий с древности делались из камня с применением различных технологий. Так, в Киеве в X в. княжеский дворец и Десятинная церковь стояли на каменных фундаментах, выполненных из блоков известняка с бутовой кладкой, залитой известковым раствором. Для сооружения фундаментов также использовался камень различных пород: известняки, песчаники, туфы, валуны, дикий камень и т. д. У храмов Владимиро-Суздальской Руси XII–XIII вв. использовались фундаменты из круглых блоков известняка и валунов разных размеров. Пространство между ними заполнялось щебенкой и заливалось известковым раствором. Глубина фундаментов была от 1,7 до 2 м. Фундаменты псковско-новгородских памятников ХIII – ХV вв. выполнялись из валунов с заполнением землей, песком и глиной, с заливкой верхнего ряда известковым раствором. В отдельных случаях, когда почва была сырая, в основание фундаментов укладывались деревянные лежни или забивались сваи, если же грунт был твердым, под подошву фундамента просто насыпали песок.

Памятников деревянной архитектуры ранних эпох до XIV в. несохранилось. Самая древняя постройка на территории России – Лазаревская церковь Муромского погоста ХIV в., перевезенная в музей-заповедник Кижи. Основным инструментом, с помощью которого осуществлялась любая обработка дерева – от грубой до высокохудожественной, на протяжении многих столетий оставался топор, и вплоть до ХVIII в. при обработке древесины не применяли шерхебели, рубанки и фуганки. Существует зависимость сруба от толщины бревна (чем толще бревно, тем древнее сруб). Средняя толщина бревен в деревянных русских постройках обычно была от 25 до 50 см, длина – от 7 до 12 м.

Венцы сруба рубились (вязались) несколькими способами: в «обло», в «лапу», в «охряпку», «вприсек», в «охлуп», в «замок». Наиболее распространенными были в «обло» (от слова «облый» – «круглый»), когда концы бревен накладывались внахлест и несколько выпускались, и в «лапу», когда концы бревен образовывали строгий угол. Торцы бревен гладко обрабатывались топором – при такой обработке края слоев дерева приминались и препятствовали проникновению влаги. Здесь важно помнить, что пила вошла в плотницкий обиход только в позднем Средневековье. Щели между бревнами конопатились лесным мхом. При покрытии крыш лемехом или дранкой применяли кованые гвозди. Двери, ведущие в сени, делали крепкими, на железных петлях на кованых подставках. Петли могли украшаться насечкой или просечкой (ажуром). Окна (два или три) прорубались в передней стене против входа. Это помогало создать сквозняк, если в избу попадет дым от печи.

Часть внутренних помещений, условно на уровне или выше человеческого роста, разграничивалась «грядой» – жердью, идущей от стены до стены. Полы в нижних ярусах помещений, в подклетах делались глинобитными или тесовыми. В жилых хоромах, как правило, тесовые, а в каменных палатах – либо тесовые, либо из дубового «кирпича». Крыши деревянных построек существовали трех основных типов: самцовые, стропильные и целиком сложенные из кирпича, камня или дерева. Самцовые (или безгвоздевые) и стропильные различались по технологии строительства: первые представляли собой сложную конструкцию, собранную из разных элементов без гвоздей, во втором случае крыша держалась на системе опор – стропилах, которые скреплялись гвоздями. Потолки зданий настилали по балкам и матицам.

Звоны
(Колокола и колокольный звон)

КОЛОКОЛ НА РУСИ И В РОССИИ занимал особое место. Звон колоколов был единственным публичным «звуковым» сопровождением человека, звон сопровождал человека всю жизнь. Колоколом созывали народ на богослужение, на вече, им звали на помощь, на битву, приветствовали возвращение воинов с поля брани и провожали своих близких «в путь всея земли». Колоколами давали знак заблудившемуся путнику, встречали высоких гостей, сообщали о важных событиях.

Колокол – единственный «музыкальный» инструмент, использовавшийся в литургической практике Восточнохристианской церкви (в Западной церкви во время богослужения применяется, помимо колоколов, орган). Когда именно колокола стали употребляться при христианском богослужении, установить невозможно, но первое применение колоколов при христианском богослужении (согласно преданию) – это IV в. Святитель Павлин Ноланский (353–431) во сне увидел ангела с колокольчиками, издававшими красивый и нежный звон. Эти колокольчики подсказали святому Павлину форму настоящих колоколов, которые были изготовлены и стали применяться при богослужении.

На христианском Востоке колокола появились во второй половине IX в., когда по просьбе императора Василия Македонянина (867–886) из Константинополя прислали 12 колоколов для вновь сооруженной церкви. На Руси колокола впервые появились с принятием христианства. Известно, что в Киеве были колокола при Успенской и Ирининской церквах. Арабский хронист ал Аль-Масуди (середина X в.) свидетельствовал: «Славяне разделяются на многие народы; некоторые из них суть христиане… Они имеют многие города, а также церкви, где навешивают колокола, в которые ударяют молотком, подобно тому как у нас христиане ударяют деревянной колотушкой по доске». Однако первое письменное упоминание о колоколах на Руси встречается в III Новгородской летописи под 1066 г., то есть только в XI в. Первый колокольный мастер появляется на страницах летописи впервые спустя столетие – в 1194 г. Древнейшие русские колокола лились небольшими и не имели ни надписей, ни украшений.

Этимология слова «колокол» объясняется по-разному. Многие лингвисты толкуют его как удвоение звукоподражательного корня, что дает основание вывести происхождение названия из колокольчика, который вешали на шею скоту (ботало). Звук ботала при движении животного двойной и его можно условно описать как «кол-кол» (настоящие колокола так не звучат). Использование ботал в повседневном обиходе известно с древнеславянских времен (существуют находки древних металлических ботал, представляющих собой цилиндр, один конец у которого запаян и к нему прикреплен толстый металлический стержень в качестве языка). Ботала были с древности широко распространены на Русском Севере и в Новгородской земле (в последней ботало называли «колоколка»), так что, возможно, именно там и оформилось слово «колокол».

Помимо ботал маленькие колокольчики, служившие подвесками, часто находят в славянских погребениях. Близ г. Никополя в знаменитом кургане Чертомлык были найдены 42 бронзовых колокольчика. У некоторых сохранились остатки язычков и цепочек, на них колокольчики подвешивались к бляхам. Колокольчики имеют разную форму, у некоторых есть прорези в корпусе. Судя по всему, такие колокольчики (как и широко распространенные в славянской и финно-угорской среде бубенчики) были средством оберегания себя от злых сил, возможно, они служили и атрибутом языческих молений.

Где находились колокола в храмах в период Киевской Руси, как они размещались? Нет никаких внятных свидетельств. Они могли размещаться на деревянных стойках, под кровлями храмов, на папертях. После начала нашествия татаро-монголов колокольное дело в Древней Руси остановилось и возобновилось только в XIV в. преимущественно в Москве. Когда московский князь Иван Калита подчинил Тверь, последняя в знак своей покорности выслала Калите соборный колокол. Как писал Н.М. Карамзин, «Константин и Василий Михайловичи уже не дерзали ни в чем ослушаться Иоанна и, как бы в знак своей зависимости, должны были отослать в Москву вещь по тогдашнему времени важную: соборный колокол отменной величины, коим славились тверитяне».

В XV в. в Москву прибыл знаменитый итальянский мастер, инженер и строитель Аристотель Фиораванти. Он построил Успенский собор в Московском Кремле и, помимо этого, устроил пушечный двор, где лили пушки и колокола. В начале XVI в. русские мастера уже очень хорошо освоили литейное дело. В это время формируются особый тип русских колоколов, система креплений, складывается состав колокольной меди. В 1478 г., после взятия Новгорода, великий князь Иван III снял и забрал в Москву знаменитый новгородский вечевой колокол, лишив город «голоса». По преданию, колокол разбился на пути в Москву в районе Валдая и из его осколков начали лить знаменитые валдайские колокольчики. Это всего лишь легенда – колокол был благополучно доставлен в Москву и только позднее перелит. Софийская вторая летопись сообщает: «8 февраля на соборе Князь Великий велел колокол вечный спустити и вече разорити… 5 марта на Москву пришел Князь Великий из Новгорода и колокол их вечной привезти в Москву; и привезен бысть, и вознесли его на колокольницу».

Вечевой колокол был также вывезен из Пскова. Решение московского князя забрать колокол стало для псковичей трагедией. Дьяку Долматову, который должен был забрать колокол, «псковичи, удариша челом в землю, и не могли против его ответа дата от слез и туги сердечныя. Токмо тые не испустили слез, иже младенцы, ссущие млеко. И бе тогда во Пскове плач и стонание во всех домех, друг друга обнимающе». Когда колокол спускали «начата псковичи, на колокол смотря, плакати, по своей старине и по своей воли и повезоша его на Святогорский двор к Ивану Богослову, где ныне Наместнич двор. Тоя же нощи повезе Третьяк вечной колокол к великому князю в Новгород». Но вместо этого колокола великий князь в 1518 г. прислал в качестве компенсации новый колокол.

При царе Иване Грозном и его сыне Феодоре колокольное дело в Москве быстро развивалось. Было отлито много колоколов не только для Москвы, но и для других городов. Мастером Немчиновым был отлит колокол «Благовестник» весом 1000 пудов. В это время в Москве при церквях насчитывалось уже до 5000 колоколов. Колокола в это время нередко преподносились в дар как дорогой и ценный подарок. Так, Печенгский монастырь получил от Ивана Грозного «колокола и церковную утварь». Последние Рюрикович, царь Федор Иоаннович, сам очень любил колокольный звон и подарил Соловецкому монастырю колокол в 150 пудов. Сам Иван Грозный любил звонить в колокола, находясь в Александровской слободе, «в четвертом часу утра ходил на колокольню с царевичами и Малютою Скуратовым благовестить к заутрени, братья спешили в церковь, кто не являлся, того наказывали осьмидневным заключением». С XVI в. на Руси колокола начинают выполнять роль инструмента, отмеривающего время. В это время появляются башенные часы на колокольнях с часовыми колоколами, которые отзванивают определенные часы. Такие часы были установлены в Соловецком монастыре в 1539 г., а затем на колокольне Архангельского монастыря в Великом Устюге.

При Борисе Годунове, невзирая на очень неспокойное время и непродолжительность правления, колоколам уделялось большое внимание. В 1600 г. для Успенского собора Московского Кремля был отлит новый колокол весом 3233 пуда, ставший на тот момент крупнейшим колоколом всего христианского мира и главным колоколом России. Колокол висел под навесом на Соборной площади Кремля. В колокол звонили (по разным свидетельствам) от 30 до 50 человек. Позднее, уже после Смуты, патриарх Филарет построил для этого колокола пристройку к колокольне Ивана Великого, известную как Филаретовская пристройка, или звонница. В 1597 г. царь Борис Годунов пожертвовал одному монастырю меди и олова 600 пудов на отливку колокола. С прибавлением 100 пудов монастырской меди этот колокол был вылит в 1600 г. и назван «Борисовичем».

После Смуты при первых Романовых искусство изготовления колоколов восстановилось и развилось. Сложилась целая плеяда отечественных мастеров колокольного литья: Проня Феодоров, Игнатий Максимов, Андрей Данилов, Алексей Якимов, Андрей Чохов – последний начал свою работу еще при Иване Грозном и при Федоре Иоанновиче стал автором легендарной Царь-пушки. Одним из самых известных колокольных мастеров средневековой Руси был Александр Григорьев, живший в XVII столетии. Его имя стоит в одном ряду с именем легендарного мастера по отливке пушек Андрея Чохова, который жил столетием раньше. Григорьев лил колокола для валдайского Иверского, московского Симонова и Саввино-Сторожевского монастыря в Звенигороде.

В 1651 г. (в 17 лет!) А. Григорьев стал «колокольным литцом» московского Пушечного двора, то есть ему подчинялось около 100 человек. Должность колокольного мастера была настолько важной, что они даже приносили специальную клятву: «Будучи у государева колокольного дела никаким воровством не промышлять, ни красть, ни розбивать, ни зернью не играть, и корчмы не держать, и над государевой казною хитрости ни в чем не чинить». А. Григорьев отлил знаменитый Большой Успенский колокол (аналог будущего Царь-колокола), один из символов Российского государства. Об этом колоколе Павел Алеппский писал: «Ничего подобного этой редкости, великой, удивительной, единственной в мире, не было и не будет: она превосходит силы человеческие».

Колокол весил 128 тонн и был сделан всего за несколько теплых месяцев года. Впервые он зазвонил в 1668 г., но только через десять лет его подняли на колокольню Ивана Великого – не хватало сил и возможностей. В 1701 г. во время пожара легендарный колокол погиб, а его металл был использован при отливке нынешнего Царь-колокола. А. Григорьев также отлил в 1668 г. и знаменитый 35-тонный «Большой благовестный» колокол, который, как считалось, имел самый красивый звук в истории русского колокольного искусства. Этот колокол был подарен царем Алексеем Михайловичем Саввино-Сторожевскому монастырю и имел надпись, выполненную тайнописью. К сожалению, во время Великой Отечественной войны, во время подготовки колокола к эвакуации, его разбили. Известны имена 21 ученика А. Григорьева, среди которых литейщики, ставшие впоследствии знаменитыми мастерами.

Царь-колокол

Принятый в наши дни способ звона в колокол путем раскачивания языка появился в России не сразу. В Киевской Руси звонили в колокола так же, как и в Западной Европе, – раскачивая колокол, а не язык. Это означает, что колокол должен был быть закреплен на подвижной оси. И только в период раздробленности, возможно, в практику входит звон в колокол посредством раскачивания языка (сам колокол закреплен неподвижно). Этот вид звона позволяет создавать при помощи колоколов самые разнообразные мелодии, что практически исключено при раскачивании самого колокола. Однако, так или иначе, на Руси и в России сосуществовали разные способы звона – и раскачивание колокола, и раскачивание языка, и, наконец, удары в колокол снаружи с помощью молотка или колотушки (такой способ звона в колокол сегодня распространен в буддистских странах). В. Кавельмахер считал, что звон посредством раскачивания языка окончательно стал доминирующим в церковной и мирской практике с середины XVII в.

Звон «в язык» употреблялся тогда, когда колокола находились на колокольне. Если же колокола находились на звоннице, где обычно размещались в ряд (на колокольне по кругу), то для звона в них употреблялся очап, или очеп, – длинная жердь с веревкой, спускавшейся до земли, и петлей. Звонарь качал колокол, надев петлю на ногу. Очеп приделывался к вращающемуся валу с насаженным на него колоколом. Очапные (очепные) колокола употреблялись тогда, когда на площадку звонницы с колоколом не было доступа и звонить приходилось снизу. Очепные колокола и сейчас можно видеть в Псково-Печерском монастыре, а их следы есть на звонницах Софийского собора в Новгороде, Духовской церкви Троице-Сергиева монастыря и т. д. Очепные колокола, как правило, были самыми большими на колокольне (в колокольне Ивана Великого в Московском Кремле они занимали весь нижний ярус). В целом на древнерусских колокольнях или звонницах помещались три группы колоколов – низких регистров, средних («красные») и высоких («зазвонные»). Именно благодаря очепному способу звонов стало возможным создание на Руси такого храма, как «церковь под колоколы» – уникальной конструкции, соединяющей в себе функции церкви и колокольни (такую церковь-колокольню Святого Георгия можно видеть в Коломенском).

Выше уже говорилось о том, что звоном колоколов оповещали людей о самых разных событиях – от начала богослужения до встречи царя. По характеру звона можно было понять, какое именно событие происходит. Например, особый звон сопровождал определенные моменты богослужения (к началу службы, к чтению Евангелия, к концу, при встрече архиерея, при погребении и т. д.). «Всполошным» звоном предупреждали о пожаре, нашествии – беспорядочно и быстро били во все колокола. «Плачевный» звон оповещал о смерти князя или царя (это был медленный перебор колоколов от большого к малому и затем удар сразу во все – такой звон используется и сегодня при погребении), «малиновый» звон во время государственных торжеств и народных праздников (во все колокола) создавал праздничное настроение. Сплав, из которого отливали колокола, назывался «колокольной бронзой» и состоял из четырех частей меди и одной части олова, хотя иногда для звучности в металл прибавляли серебро или даже золото (в наше время было доказано, что наличие серебра и золота в колокольной бронзе не влияет на качество его звука).

Иностранцы, бывавшие в Москве XVI–XVII вв., оставили подробное описание колоколов и способов колокольного звона. Польский военачальник Самуил Маскевич вспоминал: «Прочих церквей считается в Кремле до двадцати; из них церковь Святого Иоанна, находящаяся среди замка, замечательна по высокой каменной колокольне, с которой далеко видно во все стороны столицы. На ней 22 больших колокола; в числе их многие не уступают величиною нашему Краковскому Сигизмунду; висят в три ряда, одни над другими, меньших же колоколов более 30. Непонятно, как башня может держать на себе такую тяжесть. Только то ей помогает, что звонари не раскачивают колоколов, как у нас, а бьют их языками; но чтоб размахнуть иной язык, требуется человек 8 или 10. Недалеко от этой церкви есть колокол, вылитый из одного тщеславия: висит он на деревянной башне в две сажени вышиною, чтоб тем мог быть виднее; язык его раскачивают 24 человека. Незадолго до нашего выхода из Москвы колокол подался немного в Литовскую сторону, в чем Москвитяне видели добрый знак: и в самом деле они нас выжили из столицы… Церквей везде было множество и каменных и деревянных; в ушах гудело, когда трезвонили на всех колоколах».

А. Олеарий рассказывал о церкви в Кремле, возле которой есть маленькая звонница с четырьмя язычными колоколами, в которые звонит один звонарь. Олеарий отмечал, что в Москве на колокольнях висело обычно до пяти-шести колоколов весом до 200 кг. Он описывает и способ звона в большой соборный колокол Московского Кремля, а также звон в Годуновский колокол. П. Алеппский, побывавший в Москве в 1654 г., восхищался величиной русских колоколов. Один из них, весом около 130, тонн был слышен за семь верст. Б. Таннер, рассказывая о путешествии польского посольства, отмечает разнообразие колоколов в Москве, их различные размеры и способы звонов, слаженность и гармоничность звучания.

Помимо колоколов, в средневековой Руси в обиходе были широко распространены так называемые била, которые по своему происхождению древнее колоколов. В константинопольской Софии колоколов не было – только била. Било – это металлическая (иногда деревянная или каменная) доска или полоса, в которую били молотком. При преподобном Зосиме в Соловецком монастыре (1435–1478 гг.) ударами в каменное било призывали монахов на церковную службу. В Троице-Сергиевой лавре било использовалось наряду с колоколом даже в середине XVII в. Било подвешивалось около храма на столбе. «Великое» било служило заменой колокола, и в него ударяли молотком или палкой. «Малое» било было ручным и часто представляло собой доску с вырезом для руки. Било держали левой рукой за вырез, а правой рукой ударяли в него «клепалом» (колотушкой).

Необходимость колоколов обусловило возникновение колоколен или звонниц. С древнейших времен на Руси колокольни ставились всегда к востоку от храма – за алтарем или в прямой видимости от алтаря. Это было напрямую связано с необходимостью начинать звонить в колокол в определенные моменты богослужения и вовремя этот звон прекращать. В условиях древней и средневековой Руси, когда не было современных способов связи, позволяющих сигнализировать на колокольню о начале и конце звона, возле алтаря или часто в алтарном окне вешался небольшой колокол, ударом в который на колокольню подавали сигнал о начале или прекращении звона. Кроме того, алтарь находился в пределах прямой видимости от колокольни. Именно поэтому и сегодня колокольня Ивана Великого находится за алтарями кремлевских соборов, в Троице-Сергиевой лавре Духовская церковь (древнейшая звонница монастыря и вообще древнейшая из дошедших до нас звонниц) находится за алтарем Троицкого собора, звонница Новгородского кремля находится за алтарем Софийского собора и т. д. Систему подобного рода сигнализации при звоне в Московском Кремле подробно описал в XVII в. уже упоминавшийся архидиакон П. Алеппский.

Самой знаменитой звонницей России (и единственной, сохравнившей до настоящего времени оригинальный подбор колоколов) стала звонница кремля (архиерейского дома) в Ростове Великом. Ее создал ростовский митрополит Иона Сысоевич во второй половине XVII в. Отливку колоколов произвели мастера Филипп Андреев и Флор Терентьев. Вес главного колокола («Сысоя») составлял 2000 пудов, его язык весит около 100 пудов. Вести звон на нем должны были два человека. Всего на звоннице было 13 колоколов (во второй половине XIX в. добавили еще 2 колокола). Послушать звон этих колоколов в Ростов приезжали Ф. Шаляпин, С. Рахманинов, К. Станиславский и другие. Кроме того, звонницы сохранились в Борисоглебском монастыре под Ростовом Великим, в Спасо-Евфимиевом монастыре в Суздале, в селе Большие Вяземы под Москвой.

На Руси и в России было принято относиться к колоколам по-особенному, почти как к живым существам. Даже названия частей колокола совпадали с названиями человеческого тела или одежды. Так, верхняя часть колокола называлась «голова» или «корона», отверстия в ней – «уши», далее шли «шейка», «плечи», «пояс», «юбка» или «рубаха» (основной объем колокола). Новорожденного ребенка крестили в храме, а только что отлитый колокол получал благословение. Существовал специальный «Чин благословления кампана», где полагалось колокол «сверху и извнутрь» окроплять святой водой с чтением молитв. Колокол воспринимался с момента благословения как духовное музыкальное орудие, которое способно своим звоном противостоять злым силам, укрощать стихии призывать благодать Бога, ограждать человека от пагубных для него сил.

Колоколам, как людям, давались собственные имена, как, например, упомянутый выше «Сысой» и т. д. Как живых, их наказывали – ссылали, секли, отбивали уши, вырывали языки. После присоединения Пскова к Москве главный колокол города был снят, на площади при стечении народа ему отбили уши и вырвали язык, после чего колокол был отправлен в Москву. Первым известным ссыльным колоколом стал колокол, возвестивший в Угличе о смерти царевича Димитрия в 1591 г. За это его сбросили с колокольни, вырвали язык, отрубили ухо, принародно на площади дали 12 плетей и отправили в ссылку в Тобольск, где он пробыл 300 лет и только после этого вернулся в Углич (сейчас он находися в «Храме на крови» в Угличе). В 1681 г. набатный колокол, который находился в Московском Кремле, сослали в Николо-Корельский монастырь за то, что он якобы разбудил своим звоном царя Федора Алексеевича.

С колоколом и колокольным звоном в народной среде было связано множество суеверий и поверий. Услышать в обычный день колокольный звон (особенно если непонятно откуда) считалось вестью о скорой кончине. Считалось, что колокольный звон отгоняет нечистую силу, а падение и гибель колокола воспринимались как знамение масштабной скорой беды. Нельзя было говорить плохие слова о колоколах, чтобы не случилась беда, а новое дело, чтобы оно имело благополучный исход, надо было начинать под звон колоколов.