Текст книги "Мастерская: Белый мрак"

Часть II

«Франц… я понимаю, что мы все этим летом многое пережили, и, к сожалению, неприятных моментов было больше, чем счастливых… либо плохое просто лучше запоминается. Я хочу, чтобы ты знал, что я понимаю ношу, которую тебе приходилось тащить на себе все это время. Ведь, что бы ты ни говорил, жить в этом мире для тебя и так невероятно тяжелое испытание, а тут еще и… яды с картинами… и да, насчет того случая в театре… я не виню тебя. Честно. Более того, я считаю, что если бы не твое воображение, дающее тебе силы, возможно, ты бы не стоял сейчас передо мной… возможно, и твоих друзей здесь бы не было… в общем, я горжусь тобой, Франц… но я должна тебя оставить… Просто… все стало слишком сложно… слишком запутанно. Я думаю, что каждому из нас необходимо разобраться в себе… ты особенно нуждаешься в этом… и отношения будут лишь сбивать тебя с пути… прощай, Франц.»

Вероника откинула лист бумаги, во все глаза смотря на парня в черном плаще, который сидел в ее кресле.

– Я не буду это говорить.

– О, еще как будешь, – с улыбкой произнес парень, покачав пальцем перед девушкой. – У тебя просто нет иного выбора, дорогая Вероника.

– Послушайте… я не знаю, кто вы, и чего вы хотите от Франца, но…

Дмитрий рванулся с места и схватил ее за горло.

– Нет, это ты меня послушай… мне плевать, что у вас с Францем безграничная любовь друг к другу. Я хочу, чтобы ее не стало. Ты не имеешь ни малейшего понятия о том, что надвигается, девочка. И тебе лучше не идти против ветра… а то…

Он достал длинный нож и, поднеся его к лицу Вероники, прошелся языком по стальному лезвию.

– Завтра, на похоронах Кристины, ты порвешь с Францем. Причем сделаешь это так правдоподобно, чтобы даже я поверил. А я буду рядом… и в случае чего жертвой твоей неудачной актерской игры станет Франц… а ты будешь смотреть, как он умирает.

Дмитрий выпустил горло девушки. Откашливаясь, она разъяренно взглянула на парня.

– Да будь ты проклят…

– Не волнуйся, милая. Уже.

– Зачем… зачем вам все это надо?

– Затем, что революция начинается… и все шахматные фигуры должны быть на своих местах.

Он зловеще улыбнулся Веронике и спрыгнул в окно. Девушка упала на колени и разрыдалась.

Глава 6

Этим утром Антуан проснулся и понял, что наступила настоящая зима. По крайней мере здесь, в башне, это чувствовалось довольно отчетливо: лишенная таких городских прелестей, как отопление, она буквально дышала морозным воздухом. Парень поднялся с постели и, накинув на себя плащ, принялся разжигать камин. Вскоре стало понятно, что дров не хватит даже до полудня, и музыкант впрыгнул в свои ботинки и поспешил на улицу, чтобы набрать нужное количество веток в лесу.

Неистовая метель бушевала на улицах Цитадели. Те из людей, которые по какой-то нужде вышли из дома, старались как можно быстрее перемещаться из здания в здание. Антуан, закрывая лицо руками, продирался сквозь снежную пелену. Возле него проехала повозка с лошадьми и остановилась немного впереди. Возница повернул к нему свою голову в капюшоне.

– Запрыгивай!

Дважды говорить Антуану было не нужно: он с радостью забрался в повозку. Анита подмигнула ему глазами, виднеющимися за маской.

– Ты? – удивился музыкант. – Куда ты едешь в такую непогоду?

– В лес. Надо убить каких-нибудь животных с теплым мехом и сделать из них подкладки для плащей.

– Какое варварство! – воскликнул Антуан, закутываясь потеплее. – Ну, мне тоже в лес. Я с тобой!

Анита кивнула и дернула поводья, заставив лошадей поскакать к воротам.

– Варварство, значит… – произнесла девушка, стараясь перекричать метель. – А там, где ты обычно покупаешь подобные вещи, они делаются из воздуха?

– По крайней мере, мне легче, когда я не задумываюсь о происхождении этих вещей!

– А стоило бы. Во лжи жить легче. Но правду знать нужно, какой бы она ни была.

Они выехали из Цитадели через ворота и поскакали вдоль лесных массивов.

– И да, тебе вовсе не помешала бы теплая обновка. Ты в этом плаще, похоже, еще с пеленок.

– Может, я еще и сразу с длинными волосами родился?

– Этого в твоем досье я не нашла…

Повозка остановилась возле тропы, ведущей в лесную чащу. Антуан спрыгнул вниз и подал руку Аните, чтобы помочь спуститься. Девушка вместо этого положила ему руку на плечо и, оперевшись на него, виртуозно крутанулась в воздухе и приземлилась рядом с музыкантом.

– Ты не могла этого не сделать, да?

Анита ничего не ответила и с довольным лицом пошла по тропе, на ходу доставая из пояса блестящие лезвия.

– Сейчас ты увидишь одно из применений искусства метания ножей в реальной жизни.

– О, нет, я пас… пойду лучше собирать дрова.

– Как хочешь…

Кинув напоследок в Аниту снежок, Антуан свернул с тропы и углубился в сугробы и торчавшие из них заснеженные деревья. Метель хорошо постаралась, чтобы лишить музыканта хорошего улова: за четверть часа он наполнил свой мешок лишь наполовину. Решив, что продолжение путешествия может увести его в неизвестные места, музыкант уже было повернул обратно, как вдруг услышал хруст снега вдалеке. Кто-то приближался, и судя по звукам, их было немало. Интересно, что делают члены Белого мрака с теми, кто случайно набрел на их обитель? Вряд ли бедолаги проходят экспресс-курс посвящения в их ряды. Музыкант спрятался за деревом, чтобы не выдавать себя и заодно посмотреть, кто идет.

Холодное лезвие ножа прислонилось к его горлу.

Замерев от неожиданности, музыкант уже приготовился принять смерть, как вдруг услышал знакомый голос:

– Ох, и напугал же ты, Антуан!

Парень обернулся и увидел Кочевника, с виноватой улыбкой убирающего нож за пояс.

– У меня вся жизнь перед глазами пронеслась, – выдохнул музыкант.

– Как кстати, что ты здесь, – произнес Реформатор, приближаясь к нему со своими подопечными из тени деревьев. – Тут к тебе гости.

Из обилия черных фигур вышли Франц и Александэр. Антуан, увидев их, радостно улыбнулся и побежал навстречу.

– Оставим их… думаю, дорогу в Цитадель Антуан знает… – усмехнулся Реформатор, наблюдая, как музыкант радостно запихивает протестующих друзей в сугроб. Вскоре фигуры в черных плащах удалились, а Франц, Александэр и Антуан сели напротив друг друга.

– Так, а теперь, пока мы одни, ты расскажешь нам, что здесь происходит, – прошипел художник, ткнув пальцем в Антуана.

– А я то что? Пусть Франц рассказывает. Все-таки это его отец.

Они выжидающе посмотрели на писателя. Тот вздохнул.

– Пятнадцать лет назад автобус, в котором мы с отцом ехали домой, столкнулся со встречной машиной и перевернулся. Он полностью сгорел вместе со всеми находившимися в нем людьми. Почти со всеми. Меня нашли без сознания неподалеку от места аварии, в ссадинах и ушибах, но живого. Все называли это чудом. Я же всегда догадывался, что у этого чуда есть название…

– Белый мрак… – протянул Антуан.

– Именно. Судя по всему, мой отец основал эту организацию еще в Германии, когда жил со мной и мамой. Авария была подстроена, как и его смерть, не без помощи его подопечных.

– И все это время он занимался расширением этой своей секты? – спросил Александэр.

– Именно, – кивнул Антуан. – Воспользовавшись своей смертью, он возродился в другом обличье – в образе Реформатора. И надо сказать, к подбору людей он относится довольно ревностно, изучая их вдоль и поперек прежде, чем завербовать. Ну… у нас была милая беседа с ним, – пожал плечами музыкант, заметив недоуменные взгляды друзей. – Да и книгу я прочитал…

– Что за книга? – спросил Александэр. – Который раз про нее слышу…

– «Белый мрак» – произнес Франц. – Роман, написанный моим отцом еще до моего рождения. Цитадель, черные плащи, Реформатор – все это есть в книге. Это меня и пугает.

– Почему? – удивился Антуан. – Франц, я здесь больше недели и скажу без преувеличения, лучше места я еще не видел.

– Друг мой, не все так просто. Если ты читал книгу, то знаешь, что Цитаделью дело не ограничится. Белому мраку нужен весь мир.

Александэр фыркнул.

– Ну, удачи им. Что кучка разодетых клоунов сможет сделать против миллионной армии всех стран? И да, что об этом сказано в книге?

– Ммм… в том то и дело, что ничего, – проговорил Антуан. – В книге резкий переход от основания Цитадели до момента, когда Белый мрак распространил свое влияние по всему миру. Я даже сначала думал, что не нашел каких-то страниц в лесу, но по нумерации все совпадало. Может быть, Реформатор специально подсунул мне неполную книгу?

– Нет, она была такой изначально, – сказал Франц. – Я думаю, что отец на момент написания книги еще сам не определился, каким образом совершить переворот в мире.

– Ну а как еще совершаются перевороты… – заметил художник.

Все трое помолчали.

– И все же… мне кажется, вы зря паникуете, – сказал Антуан. – Я ведь тоже не наивный деревенский мальчишка, – он отвесил поклон Александэру, – и все это время старательно вынюхивал в поисках чего-либо подозрительного. Но… чего нет, того нет. Да, я не спорю, сама идея Белого мрака довольно спорная и, не побоюсь этого слова, сказочная. Но люди, живущие здесь, действительно счастливы. Здесь нет машин, зданий до неба, технологий и денег и вообще всего того, к чему мы привыкли. Но в этом месте есть кое-что другое…

Франц усмехнулся и поднялся с земли.

– Ты меня заинтриговал. Пойдем же посмотрим на Цитадель, воплощенную моим отцом из своей книги.

***

– Предводитель поручил мне проводить вас до вашего места жительства, друзья, – пробасил полный маленький мужчина, когда друзья приблизились к воротам Цитадели.

– Но… разве мы будем жить не в замке? – удивился Антуан. – Я думал, Франца и Александэра подселят в мою комнату или хотя бы рядом…

– Твои вещи уже перенесли, Антуан. Идем, я покажу вам ваш дом.

– Под моими вещами ты имел в виду скрипку? Чудно…

Они двинулись по заснеженной улице. Буря уже утихла, оставив после себя лишь медленно кружащиеся снежинки в воздухе и большие сугробы на земле. Впрочем, это добро не долго пропадало даром: кучка маленьких детей уже с радостным визгом лепила снеговика. Проходя мимо цирка, друзья с восхищением скользнули взглядом по акробатам, которые в прыжке умудрялись несколько раз перевернуться в воздухе. Впереди же раскинулась городская площадь, на которой разместились остальные таланты сего места. Александэр ощутил странное чувство, наблюдая, как молодой художник припал к мольберту и рисует зимний пейзаж. Антуан же в очередной раз проводил недовольным взглядом квартет скрипачей, вокруг которых верещала толпа девушек.

– Сюда, прошу, – пригласил их проводник, показывая на небольшой обветшалый домик из дерева.

– Что за шалаш? Постойте… не может быть… – пробормотал музыкант.

Франц с восхищением зашел внутрь за Антуаном. Это было невероятно, но… внутри дом был копией их мастерской. Все до мельчайших деталей было перенесено сюда. Будто этот кусочек здания оторвали из старого дома в Петербурге и перенесли сюда, в зимний лес.

– Мы постарались воссоздать атмосферу, к которой вы так привыкли, – улыбнулся проводник. – Правда, здесь придется топить камин и греть воду…

– Это не важно, – улыбнулся Франц. – Здесь потрясающе.

Мужчина с довольным видом кивнул и закрыл дверь снаружи. Улыбка сразу же исчезла с лица Франца. Он моментально рванулся с места и принялся отодвигать комоды, шкафы и прочую мебель.

– Что… что ты делаешь? – недоуменно спросил Антуан.

– Ищу какие-нибудь подслушивающие устройства. Знаю, Белый Мрак не приемлет использование современных технологий, но в нашем случае они могли сделать исключение.

– Франц, Франц… ну за кого ты их принимаешь? Это добрые, искренние люди, которые не желают нам ничего плохого! Если бы они хотели, они бы давно уже меня…

– Я согласен с Францем, – произнес Александэр, с неприязнью осматривая точную копию своего бывшего мольберта. – Нужно быть настороже. Все необычное всегда вызывает подозрения.

– А должно вызывать восхищение. Вы только послушайте себя! Вы… рассуждаете, как взрослые!

– А ты ведешь себя как малое дитя, – повернулся к нему Франц. – Пойти в лес собирать листочки бумаги на протяжении недели. Пускать слюни на Реформатора и его сподвижников, веря всему, что они говорят и делают. Очнись, Антуан…

– Очнись? Очнись? – воскликнул музыкант. – Это говоришь мне ты? Человек, который провел в своих мыслях большую часть своей жизни? Куда делся тот Франц, которого я когда-то знал? Который мог на несколько часов замереть у окна, погрузившись в свой мир? Который видел красоту даже в самом безобразном, потому что при желании всегда мог сам ее создать! Тот Франц отдал бы все на свете, чтобы оказаться в подобном месте! Ведь это твой мир, друг! Это мир, который ты годами себе рисовал в своем воображении! Неужели его существование настолько невероятно, что ты до сих пор не можешь поверить в него?

В дверь постучали, и зашла Анита.

– Добрый день, Франц… Александэр… меня зовут Анита. Вижу, вам уже показали ваш домик. Я просто пришла сообщить, что Реформатор хотел бы поужинать с вами троими и ждет вас в замке.

– Благодарю, – кивнул Франц.

– А как же послать мне воздушный поце… – начал Антуан, но дверь уже захлопнулась. – Ох… она сводит меня с ума…

Франц некоторое время неотрывно смотрел на дверь и затем хлопнул в ладоши.

– Что-ж, как говорится, лучшее, что можно предложить сыну после пятнадцатилетней разлуки – это поужинать. Вы как хотите, а я – на белом медведе.

– Что он только что сказал? – развел руками Александэр, когда писатель выскочил в темнеющий двор.

Антуан молча смерил его взглядом с ног до головы.

– Побрейся, – вымолвил он и юркнул в дверной проем.

***

Реформатор сидел за длинным столом, задумчиво вертя в руке вилку. Когда в коридоре послышались шаги, он, не глядя, молвил:

– Они идут?

– Да, они скоро будут, – ответила Анита, входя в комнату. – Как и… Дмитрий.

– Дмитрий уже здесь, – провозгласил молодой юноша, стремительным шагом заходя в помещение. – Я не опоздал? Где же наши долгожданные гости? Меня в особенности интересует Франц.

– Оставь этот сахарный тон… и следи за языком во время обеда.

– Ах, да, я же забыл, нужно сделать все, что в наших силах, чтобы удержать заветную троицу в нашем лагере. Они ведь представляют неописуемую ценность для Белого мрака. Художник, рисующий мертвых девушек; музыкант без мозгов и… Франц. А вот здесь мне нужно подумать…

Вилка сверкнула в воздухе, вонзившись в ногу Дмитрия. Парень сжал зубы, но не испустил ни стона.

– Следи-за-своим-языком, – угрожающе повторил Реформатор.

Дмитрий вытащил вилку из своей ноги и, аккуратно протерев ее салфеткой, положил перед Реформатором со злобной ухмылкой. В это время дверь отворилась, и в комнату вошли Франц, Антуан и Александэр.

– Вы как раз вовремя, – склонил голову Реформатор, переведя на них взгляд. – Курица еще не успела остыть.

Дмитрий сразу же подскочил к гостям, вцепляясь каждому из них в руку.

– Очень приятно! Дмитрий! Я столько о вас слышал, Александэр! Особенно о вашей тяге к серебристой краске… Антуан… музыкант, играющий в тюремных камерах… и Франц… о вас я слышал больше всего.

Ладонь Франца хрустнула в руках Дмитрия.

– Даже не представляете, как я рад нашему знакомству, – прошептал он писателю.

Реформатор согнул вилку пополам.

– Прошу, садитесь, – терпеливо сказал он.

Дмитрий уплыл на свое место; Франц, Антуан и Александэр, уязвленные неприятным знакомством с этим типом, мрачно сели за стол.

Реформатор встал и взял с подноса блюдо с курицей.

– Я всегда считал, что власть портит человека, – произнес он, накладывая художнику картошки. – Но, тем не менее, мы все стремимся к ней. Кто-то намеренно, кто-то невольно, но все же… это происходит. Одним из главных критериев Цитадели я хотел сделать отсутствие власти. Полнейшее равноправие. Этому значительно способствует отсутствие денежных обращений среди наших жителей и полная свобода в принятии решений относительно своей судьбы. Кем они хотят стать, в каком именно доме хотят жить, чем заниматься на досуге. Поначалу я думал, что это приведет к своего рода анархии. Люди будут драться за кусок хлеба, за полюбившийся дом, за род деятельности. Но… оказалось, что все можно решить мирным путем. Путем уступок и взаимоуважения и… осознания. Осознания того, что дома не будет, если его не построить. Еды не будет, если ее не поймать. Деятельности не будет, если ей не научиться.

Он положил Францу большую куриную ножку.

– Здесь каждый волен сам выбирать свой путь и каждый сам определяет, что хочет от этого места. В конце концов, здесь собрались неглупые люди, и я не думаю, что отсутствие правил породит хаос в этом месте.

– Ты говоришь про отсутствие власти, но кто же тогда ты, если не ее воплощение? – поинтересовался Александэр.

Реформатор усмехнулся.

– Не поверишь, Александэр, но в конце каждой недели я выхожу на главную площадь и предлагаю жителям занять мое место. Они смеются, улыбаются, прячут глаза, но… никто из них еще не вызвался. Как видишь, я не держусь за свое место и с радостью уступлю его кому-нибудь другому, а сам пойду в наш цирк метать ножи. Чем я, впрочем, иногда и занимаюсь.

Он положил остатки еды в свою тарелку и сел на свое место.

– Вы, наверное, думаете, к чему эта длинная проповедь перед трапезой… к тому, что в этом месте нет слуг, которые подают блюда и наливают вино в бокалы. И да, это нормально, что все это я делаю сам. Своего рода ответ на ваши недоуменные взгляды… приятного аппетита.

Скрежет вилок и ножей заполнил комнату. Анита глотнула сока из своего бокала и случайно наткнулась на хищный взгляд Антуана, который медленно и грациозно пережевывал кусок мяса, умудряясь при этом еще как-то улыбаться девушке. Она чуть не поперхнулась от такого зрелища и поспешила перевести взгляд в сторону.

Реформатор тем временем обратился к Францу:

– Нашел что-нибудь?

– В смысле?

– В мастерской? Ну там, жучки, камеры…

Повисло гробовое молчание. Трое друзей переглянулись. Дмитрий звонко хихикнул:

– Как же вас, дорогие, легко поймать!

– Дей ствительно, – протянул Реформатор. – Я лишь выдвинул предположение… а вы своим видом все сказали сами за себя. Просто подобная настороженность… она понятна. И я не осуждаю ее ни в коем случае. Но я повторюсь, Франц: я твой отец и последнее, что я хотел бы сделать, это причинить тебе вред. Это место… Цитадель… с самого раннего возраста я рассказывал тебе о ней, о том, как я себе представляю ее. И вот она здесь, вырванная из воображения и вставленная в реальность. Я создал ее для тебя, Франц.

Франц некоторое время молча пережевывал кусок курицы и затем, хлебнув сока, громко сказал:

– Нет.

Все взоры обратились к нему. Реформатор продолжал спокойно смотреть на сына.

– Все, что я вижу… ты построил для себя. И не надо играть здесь любящего отца. Ты бросил меня и маму ради своего Белого Мрака. Ты променял семью на фанатиков в черных плащах, и пафосные речи об уникальности этого места и благородности твоих мотивов меня не переубедят. Ты можешь годами твердить об этой великой жертве, которую тебе пришлось принести ради воплощения своих идей, но ты никогда не погасишь обиду в моем сердце. Никогда.

– Я думаю, тебе стоит быть снисходительнее, Франц, – вкрадчивым голосом промурлыкал Дмитрий. – В конце концов, его амбициозная цель стоит всех жертв, которые ему пришлось принести.

– А ты не лезь в их семейные дела! – рявкнул на него Антуан. – Они сами разберутся!

– Позвольте… эти семейные дела касаются и меня. Как члена семьи.

Франц расширил глаза. Реформатор вздохнул.

– Я – твой брат, Франц, – произнес Дмитрий.

Писатель некоторое время потрясенно смотрел на него и затем перевел ненавистный взгляд на Реформатора:

– Это правда?

– Да.

– Значит вот как… ты еще и успел завести новую семью…

– Франц, все не так, как ты думаешь… я не любил ее, это вышло случайно…

– А кого ты вообще любил? Никого! Ни своих женщин, ни своих детей! Хотя нет, Дмитрия ты, как я вижу, пригрел на своей груди!

Он разъяренно встал со стола, откинув стул на пол, и вышел из комнаты. Антуан и Александэр, переглянувшись, тоже поднялись.

– Спасибо за ужин, Реформатор, – вежливо сказал музыкант.

– Всегда пожалуйста, Антуан.

Друзья покинули комнату вслед за Францем. За столом остались Дмитрий, Анита и Реформатор. Предводитель Белого Мрака приложил ладони к губам и улыбнулся.

– Кому добавки?

Глава 7

Красное пламя вырвалось изо рта парня, когда он дунул на палочку в своей руке. В это же время Метатель кинул три ножа, которые, пролетев через огненное облако, вспыхнули и вонзились в разноцветный стенд, у которого стояла белокурая девушка. Она с поддельным страхом взглянула на огненные лезвия в паре сантиметров от своего лица, затем подалась вперед и с улыбкой помахала зрителям.

Люди на трибунах взорвались аплодисментами. Антуан, вскочив с места, завопил:

– Я женюсь на тебе!

Тем временем зал умолк: с самой вершины купола спрыгнула еще одна девушка и, перевернувшись в воздухе, стремительно полетела вниз на страховке. Метатель закинул руку назад и молниеносным броском метнул еще три ножа. Факир изрыгнул свое очередное пламя, и когда огненные ножи летели в воздухе, девушка как раз приземлилась на землю, позволив лезвиям пронестись так близко возле своего лица, что ее длинные распущенные волосы задымились. Когда девушка поклонилась публике, которая неистово завопила от восторга, Антуан узнал Аниту.

– О, нет, я женюсь на другой, – произнес он, блаженно опускаясь на свое сидение.

Александэр, покачав головой, заметил, что Франц справа от него сидит с напряженным лицом и будто бы смотрит сквозь сцену цирка.

– Пойдем, – бросил он музыканту, кивнув на писателя. Тот сокрушенно кинул последний взгляд на Аниту и, потрепав Франца по плечу, вышел с друзьями из большого шатра.

– Это лучшее, что я видел в своей жизни! – воскликнул Антуан, вдыхая морозную свежесть утра. – И как мне раньше в голову не приходило мысли наведаться в цирк?

– Уймись, Антуан! Посмотри на Франца, на нем лица нет!

– Все в порядке, ребята, – сказал писатель, постепенно отходя от своего транса. – Просто я немного не в себе после вчерашнего ужина с Реформатором и его… моим… в общем, с Дмитрием.

– Скользкий ублюдок, – прошипел музыкант, сжимая кулаки, – Ты слышал, как он «прошелся» по нам с Александэром, когда сказал, что я музыкант из тюремных камер, а он любитель серебристой краски? Он просто станцевал на наших слабых местах! Ну а к тебе, Франц, ты уж извини, у него просто лютая ненависть. Настолько ощутимая, что ее можно поймать за хвост прямо в воздухе.

– Я почувствовал, – слабо улыбнулся Франц, провожая взглядом карету у ворот башни. – И, не хочу признаваться, но чувствую к нему то же самое.

– Оно и понятно, – подал голос Александэр. – Тут семейная неприязнь, и с этим ничего не поделаешь.

– Ведь, фактически, Реформатор променял тебя на этого недоноска, – поддакнул музыкант.

– Антуан…

– Растил его, обучал всему, что знает, дарил родительское тепло…

– Антуан!

– Ну все, все…

– Не обращай внимания на этого шута, – сказал Александэр Францу под оскорбленный протестующий возглас Антуана. – Просто…

– Все в порядке, – повторил писатель, улыбнувшись. Он заметил черную фигуру на крыше башни и сделал непринужденное выражение лица. Реформатор не должен знать его слабости.

Александэр, тоже заметив отца Франца наверху, нахмурился.

– Я заметил, как он покинул цирк, когда начался номер с ножами. Лицо у него было не самое веселое.

– Анита рассказывала, что Реформатор долгое время выступал где-то за границей. Единственное, что я знаю – что-то пошло не так в одном из номеров с метанием ножей.

– В любом случае, если что и было, то точно после его исчезновения, – произнес Франц. – В семье он не проявлял особой тяги к ножам… либо просто не показывал ее.

– Надо будет расспросить об этом Метателя. Они вроде вместе выступали с Реформатором в цирке.

Они прошлись по узкой улочке, тянущейся вниз, к городской площади, завидев вдалеке, как два члена Белого мрака волочат по земле большую елку.

– Какой интересный цвет у нее, – заметил Александэр.

– Обычный зеленый цвет.

– Нет, не обычный! – уперся художник. – Ты говоришь про травяной зеленый, а это такой… ммм… малахитовый…

Антуан фыркнул. Он вспомнил, как Александэр в самом начале их знакомства пытался убедить соседей, что ночное небо на всех его восьми картинах абсолютно разное.

– Кстати, ты даже не притронулся к краскам, лежащим в мастерской. Белый мрак не умеет подбирать цвета или причина в другом?

Александэр потупился.

– Я больше не буду рисовать.

– О, боги! – прошептал Антуан, закрывая лицо руками. – Один в прошлом году твердел, что больше не будет писать, второй теперь говорит, что не будет рисовать… почему я один остаюсь при мнении, что всегда буду играть на скрипке?

Франц сделал знак музыканту замолчать и обратился к художнику:

– Александэр… я знаю, ты так и не оправился от случившегося… наверное, это было неправильно – тянуть тебя за собой в Цитадель. Только скажи, и мы сразу вернемся в город. Белый мрак не может держать нас здесь насильно.

– О, нет, Франц, здесь мне намного лучше, – отозвался Александэр. – Там, в Петербурге, я чуть не сошел с ума за эти несколько недель… да и в деревне было не особо легко. А здесь… все по-другому. Все такое новое и, в то же время, старое по времени… приятное взгляду. И, на удивление, я вовсе не скучаю по городским удобствам…

– С ума он там чуть не сошел… рисуя картины для хорошеньких девушек Белого мрака? – ехидно отозвался Антуан, не обращая внимания на знаки Франца.

– Она обманула меня! – вспыхнул Александэр. – Я думал, что помогаю ей, хотел перерисовать ее рисунок… к тому же, она так была похожа на Кристину… а на самом деле… Нина, наверное, даже не ее имя…

– Ее. Я познакомился с ней за пару дней до вашего прихода. Она так интересовалась тобой… мне стоило догадаться, что она отправляется на задание по твоему соблазнению.

Франц не выдержал.

– Давай закопаем его в снегу? – предложил он художнику. Тот кивнул, и все трое покатились по склону.