Текст книги "Мастерская: Белый мрак"

***

– «…и тогда Реформатор воткнул себе в пояс кинжал и растворился в ночи». На сегодня все, сынок. Тебе пора спать.

– Но я хочу продолжения! – запротестовал маленький мальчик, лежа в постели. – Глава закончилась слишком быстро!

– Конец подразумевает новое начало, Франц, – произнес мужчина, укрывая ребенка одеялом. – Завтра наступит новый день. Завтра начнется новая глава, как в жизни, так и в книге.

– Я не хочу спать! Может, заберемся на крышу?

– Не перенимай у меня эту дурную привычку! – усмехнулся отец, взъерошив сыну волосы. – Мама и так постоянно нас ругает за то, что на крыше мы проводим больше времени, чем за кухонным столом. Мы же не хотим дать ей очередной повод нам попенять?

– Не хотим, – кивнул Франц.

– Вот поэтому закрывай глаза и отправляйся в прекрасное путешествие под названием сон… а что такое сон?

– Воображение!

– Да… воображение… спокойной ночи, сын.

– Спокойной ночи, папа.

Реформатор выключил свет и вышел из комнаты в коридор, где сразу же столкнулся со своей женой.

– Что такое?

– Пойдем в гостиную.

Они спустились вниз по лестнице и зашли в большую комнату. Девушка хмуро повернулась к мужу.

– Мне не нравится, что ты прививаешь ему всякие бредовые идеи из своей книжки.

– Что? Бредовые идеи? София, я всего лишь читаю ему сказки!

– Вот именно, ты читаешь ему сказки. В которые веришь сам, несмотря на то, что тебе уже двадцать два года. Я не хочу, чтобы Франц вырос таким же, как ты… мечтателем, не получающим удовольствия от этой жизни. Я…я устала… устала от всего этого… ты проводишь время со своими непонятными друзьями вдали от дома, меняешь работу за работой, толком меня не замечаешь… неужели женитьба так все изменила?

– Да о чем ты говоришь…

– Разве я не права? Раньше ты смотрел на меня по-особенному… теперь же… я не вижу прежней искры в твоем взгляде.

София подошла близко к нему и взяла за руку.

– Просто скажи мне… скажи честно… ты все еще любишь меня?

Реформатор вздохнул.

Через несколько минут он вышел из своего дома, сопровождаемый криком своей жены. Преодолев несколько кварталов, парень опустился на скамейку напротив одного дома и устало закрыл лицо руками. Как же он устал…

В окне дома вскоре вспыхнул свет, и через минуту дверь открылась, и оттуда вышел мужчина в домашнем халате. Приблизившись к скамейке, он сел возле Реформатора.

– Привет, сосед! Бессонная ночь?

– Она самая.

Они некоторое время сидели молча. Наконец, Реформатор тихо произнес:

– Так больше не может продолжаться. Нам нужно ускорить выполнение плана.

Мужчина в халате склонил свою голову.

– Только скажите, предводитель, и мы выдвинемся в путь хоть прямо сейчас.

– Не сейчас, но… скоро. Наличие этой жизни здесь связывает мне руки. Пришло время исчезнуть из нее.

Глава 4

Анита поднялась по лестнице и, подойдя к дубовой двери, два раза стукнула по ней и отворила. От увиденного ее глаза округлились.

– Анита! Не знал, что ты придешь так рано! – воскликнул Антуан, поспешно накидывая одеяло на лежащую рядом девушку. – День сегодня чудный, правда?

Замешательство Аниты начало уступать место гневу. Рванувшись к кровати, она сдернула одеяло с девушки, заставив ее испуганно вскрикнуть.

– Вон отсюда! – рявкнула Анита.

– Прости, прости, Анита! – пролепетала та, наспех хватая свою одежду и убегая из комнаты. Антуан виновато улыбнулся Аните, но тут же пожалел об этом: девушка воткнула нож между его ног.

– Какого…?!

– Это я тебя хочу спросить! Несносный бабник! Не успел прожить здесь и недели, как уже портишь этих невинных девушек!

– Поверь, солнце, они вовсе не против… да что ты делаешь?! – вскрикнул он, когда второй нож вонзился в матрас.

– Чтоб я больше такого не видела! Одевайся! И захвати эти ножи! Они тебе понадобятся.

Через четверть часа они уже подходили к небольшому пестрому шатру, вокруг которого было немало людей.

– Забавно видеть, что у вас нет больницы, но есть цирк, – заметил музыкант, следуя за девушкой.

– У нас есть врач, и этого вполне хватает. А цирк… скажем так, это небольшая слабость Реформатора.

– Вот как? Отчего же?

– Он в свое время был участником бродячего цирка, разъезжающего по Испании. Прославился там как неплохой метатель ножей. Он настолько любит это искусство, что обучил ему всех членов Белого мрака.

«Зачем этим людям, проживающим в таком миролюбивом месте, понадобилось искусство метания ножей?» – подумал про себя музыкант, а вслух сказал:

– Огнестрельное оружие куда эффективней.

– А автомобили быстрее лошадей, интернет интереснее книг и клубы увлекательнее балов, да-да. Ты, я смотрю, так и не «просек фишку» этого места.

– Ты тоже иногда метаешь словечки, неподходящие для «этого места».

– Издержки прошлой жизни, – театрально поклонилась Анита. Они подошли к высокому мужчине с черной бородкой вокруг губ.

– Знакомься, это – Владимир, известный под вторым именем Метатель. Он покажет тебе основы владения холодным оружием.

– Не знал, что у нас свежее мясо, – усмехнулся мужчина, пожимая руку Антуану.

– Прибыл несколько дней назад. Как снег на голову, – произнесла девушка, делая акцент на последних словах.

– Я тоже тебя люблю, милая, – отозвался Антуан, принимая от Метателя нож, – И да, не хочу вас расстраивать, но метать ножи я умею. Маленькое увлечение шестнадцатилетнего длинноволосого мальчишки.

Он размахнулся и пустил нож в деревянную перекладину вдалеке. Лезвие в последний момент крутанулось, и нож ударился рукояткой о препятствие. Антуан сжал зубы.

– Даже не хочу оборачиваться к тебе… – прошипел он.

– Правильно, ибо на моем лице яркое злорадство, – раздался за его спиной голос Аниты. – Кажется, с шестнадцати лет ты ножа в руки не брал… Владимир, он весь твой. Следи за тем, чтобы он держался как можно ближе к тебе и как можно дальше от девушек.

– Боже, это было всего один раз… – закатил глаза Антуан.

***

Александэр сидел в вагоне метро, созерцая свое отражение в темном стекле напротив. Оно и так обычно придавало утомленности людям, а в случае с парнем так вообще делала его лицо похожим на покрытый бородой череп. Иногда его взгляд перехватывал лампы, вделанные в туннель и проносящиеся мимо как серебряные светлячки. Постепенно они становились одним целым, сливаясь в одну сплошную линию света и пробуждая воспоминания…

Александэр сидел на траве, прислонившись к дереву, и смотрел, как рябь проносится по глади воды.

– Надеюсь, ты не собираешься вновь опускаться на дно? – произнес парень в черной футболке, подходя к художнику и присаживаясь рядом на землю. Александэр слабо улыбнулся.

– Не сегодня…

Они минуту помолчали.

– Сергей, верно?

– Верно.

– Спасибо тебе еще раз.

– Теперь, когда твоего деда нет рядом, можешь не врать и открыто сказать, что лучше бы я тебя не спасал.

– О чем ты?

– Ой, да брось… я не так наивен, как он. Сегодня ты пытался покончить с собой в этой реке.

Александэр закусил губу.

– Отпираться, я так понимаю, бесполезно…

– Определенно.

Мимо со свистом пролетела птица.

– Знаешь… я не буду допытываться до причины, побудившей тебя на это… просто хочу сказать, что… еще много осталось того, ради чего стоит жить. Поверь мне.

– Ты не понимаешь…

– Не нужно объяснять. Просто помни… что бы ты ни потерял… ты еще многое можешь найти здесь. В этом мире. А там, – он указал пальцем в небо, – там, ведь, возможно, ничего и нет…

– Остановка «Северный парк»

Александэр вздрогнул и посмотрел на дверь, через которую уже вплывал поток людей. Выскочив из вагона метро, парень почти сбил с ног девушку в белом пуховике. Из ее рук выпал рулон бумаги, который сразу же оказался под ногами толпы людей, спешивших забежать в вагон. Через некоторое время поезд с ревом покидал станцию, а Александэр с виноватым лицом стоял перед девушкой, сжимая в руке то, что осталось от рулона бумаги.

– Я дико извиняюсь… – произнес он, протягивая его девушке.

– Ох… бывает… – расстроено проговорила та, расправляя лист бумаги и огорченно разглядывая его. – Жаль… хороший был рисунок…

Александэр склонился над листом. На нем были изображены башенные часы, только вместо циферблата можно было разглядеть размытый символ инь-янь.

– Какая интересная задумка… это был ваш рисунок?

Девушка кивнула.

– Это было мое задание на креативность на экзамен по живописи. На который я теперь, видимо, приду ни с чем…

– Боже, как же мне неудобно…

– Да не вините себя. Всякое в жизни бывает…

– Подождите! Когда начинается ваш экзамен?

– Через два часа.

– Чудесно! Давайте пойдем ко мне в мастерскую! Я художник, я нарисую вам новый рисунок.

«Что ты несешь, – подумал про себя Александэр. – Ты дал себе клятву никогда больше не рисовать, какого…»

– Да вы не успеете…

– Поверьте, я быстро рисую. Да и идти тут всего ничего. Ну, так что?

Девушка с мгновение помялась и затем с улыбкой кивнула.

– Давайте попробуем.

Они поднялись по эскалатору и, пройдя через подземный переход, вышли на улицу.

– Кстати, как вас зовут?

– Александэр. Вас?

– Нина…

Они двинулись по аллее. Пока девушка отвечала на вопрос художника, рассказывая о своей страсти к рисованию, он внимательно разглядывал ее. Либо разум начинал играть с ним злые шутки, либо Нина была чертовски похожа на Кристину. Те же серебристые волосы, те же голубые глаза, даже улыбка… черты лица, правда, несколько отличались, но все же девушка невольно пробудила в Александэре бурю эмоций. Ему было и хорошо от того, что он будто бы смотрит на свою покойную любовь, и плохо от того, что это лишь ее неточная копия. За своими мыслями он не заметил, как уже поворачивал ключ в двери мастерской.

– Прошу, – пригласил он девушку.

Нина зашла в темную комнату, с интересом разглядывая ее.

– Здесь довольно… уютно. И просторно.

– Это бывший школьный класс, – отозвался Александэр, щелкая по включателю на стене. – Странно… кажется, рисовать придется без света. Где-то были у меня свечи… если я их не выкинул…

Пока Нина сидела за столом и размешивала краски, парень перерыл весь шкаф, но так и не нашел ничего, похожего на свечи.

– Не страшно, Александэр, еще не так темно, – успокоила его Нина. – Света с окна вполне хватает.

– Да, пожалуй, – проговорил парень, садясь за стол. – Как хорошо, что у вас есть с собой краски… все свои принадлежности я выбросил.

– Устроили грандиозную уборку?

– Да… вместе с ремонтом…

Он покрутил в пальцах кисть, привыкая к ней после долгого по его меркам перерыва. Затем он пристально изучал рисунок на протяжении пяти минут. Вскоре кисть забегала по белому листу бумаги.

– Вы даже не смотрите на образец…

– Мне это не нужно. Я сохраняю изображение в голове и уже оттуда переношу его на бумагу.

– Поразительно… вы, похоже, мастер своего дела.

– Лучше бы я им не был. В свое время я привлек к себе много ненужного внимания… в том числе и внимание недобрых людей. Сам того не ведая, я стал пешкой в руках убийцы.

– Какой ужас…

– Этот ужас теперь не дает мне покоя… ладно, не будем об этом. Лучше расскажите, почему знак инь-янь? Насколько знаю, он уходит корнями в философию даосов?

– Он настолько древний, что нам остается только гадать о его истинном происхождении. Мне всегда нравился этот символ. Он показывает взаимодействие крайних противоположностей, добра и зла, света и тьмы. Они исключают друг друга и взаимодополняют одновременно.

– А почему именно на фоне башенных часов?

– Потому что люди стали слишком зависимы от времени. Вместо того, чтобы в очередной раз взглянуть на часы, им стоит подумать о своем предназначении в этом мире и самое главное, решить для себя, на той ли стороне знака инь-янь они стоят.

– Давно я не получал столько пищи для размышлений… я вас недооценивал.

– Обращайтесь, – улыбнулась Нина. – Кстати о часах, вы уже третий раз смотрите на них за последние пять минут. Я настолько вас утомила?

– Ох, что вы… просто сегодня мой друг возвращается из Германии. Я хотел успеть встретить его в аэропорту.

– Вот теперь мне неудобно… из-за моего рисунка вы еще и друга не встретите.

– Не волнуйтесь, я успею… хм… забавно, только что вы упомянули о том, что люди слишком часто думают о времени, и тут я со своими часами. Ведь если подумать, вы совершенно правы. Мы зажаты в рамках времени, которое сами же себе навязали. Мы сами решили, что в сутках двадцать четыре часа, а в неделе семь дней… что, если бы всего этого не было? Иногда мне кажется, что мы слишком много всего придумали.

Нина с каким-то тихим торжеством в глазах смотрела на него. Ее ладонь плавно опустилась на его руку с кистью.

– Александэр, – тихо произнесла она, – добро пожаловать в Белый мрак.

Ледяная волна пронеслась по телу художника. Отдернув руку, он с ужасом увидел, как из темной стороны мастерской начали выделяться фигуры людей. Их тени словно вылеплялись сами собой из пустоты. Вспыхнул огонек, и тусклый свет озарил восемь силуэтов в черных балахонах с капюшонами, накинутыми на голову. Один из них сидел в кресле и, держа перед собой свечу, задумчиво смотрел на Александэра.

– «Иногда мне кажется, что мы слишком много всего придумали»…пожалуй, это лучшие слова, которые я слышал за последнее время… которые еще раз доказывают, что твое место среди нас.

Александэр поднялся со стула и начал медленно отходить к стене.

– Что вы сделали с Антуаном?

– А, так он успел сообщить о нас… похвально…

– Он успел написать только эти два слова…

– Теперь понятна твоя реакция на них, – усмехнулся Реформатор, сделав знак рукой одному из своих подопечных. Он отделился от остальных и медленно подошел к художнику.

– Александэр… помнишь меня?

Когда он откинул капюшон, Александэр замер. Это был парень, который спас его в реке месяц назад.

– Сергей? Что за… что здесь происходит? Что ты тут делаешь?

– Мы все объясним тебе, обещаю. Просто доверься нам. Я ведь не для того спасал тебя, чтобы потом причинить вред, верно?

Художник продолжал смотреть на присутствующих с тревогой. Нина, успев стянуть с себя пуховик и надеть такой же черный плащ, как у остальных, стояла со всеми и улыбалась.

– Тебе нечего бояться, Александэр. Мы друзья.

– Ты… вы… вы все подставные актеры… эта встреча в метро, рисунок… да и ты оказался в моей деревне не случайно, верно? Боже… что происходит…

– Мы все расскажем тебе по дороге, Александэр, – произнес Реформатор, поднимаясь с кресла.

– По дороге куда?

– Туда, где сейчас находится Антуан. Но прежде, – он задул свечу, – мы встретим моего сына.

Глава 5

Белые медведи мчались по скользкому льду, рассекая морозный воздух Арктики. На одном из них сидел, крепко вцепившись в шкуру животного, молодой парень в темно-синем пальто и смотрел вдаль, не отрывая взгляда от туманного горизонта. Один из медведей сравнялся с всадником и повернул к нему голову на бегу:

– Слушай, ты не подумай, я не имею ничего против, просто любопытно… почему именно мы? И почему именно здесь?

Франц перевел на него взгляд и усмехнулся.

– Понятия не имею, друг мой! Ко мне в голову иногда приходят довольно странные вещи.

Он замер: впереди снежная буря приобрела форму воронки, на месте которой через мгновение стояла Вероника.

– Франц, – мягко произнесла она. – Пора просыпаться…

– Уважаемые пассажиры, наш самолет совершил посадку в аэропорту Петербурга. Просим вас пройти в главную дверь.

Франц открыл глаза. Действительно, они уже прилетели. В воображении время пролетает незаметно. Судя по тому, что на его выдвижном столике лежал пустой контейнер из-под еды и пара пустых стаканчиков, он в этом состоянии еще и умудрялся есть и пить. Франц дождался, пока все пассажиры покинут салон и затем вышел следом. Северная столица встретила его морозным ветром и неистовым снегопадом. Посильнее укутавшись в свое тонкое пальто, писатель двинулся к зданию аэропорта. Пока он стоял в очереди на таможне, его мысли были заняты тем, что он сейчас увидит. А вернее, кого увидит.

Да, Франц не сомневался, что его отец ждет в вестибюле. После того, как Александэр упомянул Белый мрак, Франц сразу все понял. Настал день, которого он ждал и боялся больше всего вот уже на протяжении пятнадцати лет. Сюжет книги его отца начинает воплощаться в реальность.

Он прошел по длинному коридору и зашел с потоком людей в вестибюль. Он сразу увидел их: группа людей в черных плащах стояла вдалеке между двумя колоннами. Неподалеку от них Франц заметил и Александэра. Значит, они добрались и до него…

Он твердым, размеренным шагом двинулся к ним. Один из людей в плащах выступил вперед и пошел ему навстречу. Годы коснулись внешности его отца, но не так сильно, как Франц того предполагал. По крайней мере, узнать его спустя пятнадцать лет не составляло труда.

Они остановились напротив друг друга. Реформатор странным взглядом смотрел на сына. На лице не дергался ни один мускул, оно словно было каменным, но глаза… зрачки мужчины будто бы дрожали, если такое вообще было возможно. По крайней мере, Францу так показалось.

– Долго я представлял себе этот момент, – произнес Реформатор, – представлял, что скажу тебе…

– И что же скажешь?

– Все мысли вылетели…

Он сделал неловкое движение телом, будто бы желая податься вперед и обнять сына. Но Франц продолжал молча стоять на месте, и Реформатор замялся.

– Я так понимаю… отцом ты меня вряд ли уже назовешь…

– Правильно понимаешь, – кивнул Франц и, пройдя мимо Реформатора, подошел к Александэру. Художник, все это время с тревогой наблюдавший за ними, сердечно ответил на объятия друга.

– Я не понимаю, что происходит, Франц… – прошептал он писателю в ухо.

– Просто сохраняй спокойствие.

Реформатор некоторое время продолжал стоять на том месте, где его оставил Франц, повернувшись спиной ко всем. Непонятно было, плачет он или же просто смотрит в никуда. Так или иначе, когда он обернулся, лицо его было невозмутимым, как обычно.

– Что-ж, теперь, когда все в сборе… можем выдвигаться…

Франц холодно посмотрел на него.

– Мы с тобой никуда не пойдем.

– Франц, послушай…

– Нет, это ты меня послушай. Мне глубоко плевать на твой расчудесный план, который ты строил на протяжении всей своей жизни и который уже частично выполнил. Я не собираюсь быть его частью и не позволю, чтобы мои друзья были вовлечены во все это. Можешь и дальше ставить пьесу по своей книге, но только без нас.

Реформатор спокойно смотрел на него.

– Пройдемся?

Франц ответил ему разъяренным молчанием.

– Я прошу лишь пять минут, Франц. Пять минут, чтобы выслушать меня. Далее ты можешь делать, что захочешь, я не держу тебя.

Парень посмотрел на Александэра. Тот слегка кивнул ему.

– Хорошо. Мне только надо получить свой багаж.

– Мои люди уже получили его.

– «Мои люди»… – фыркнул Франц, когда они с Реформатором вышли из аэропорта. – Конечно, они стоили того, чтобы променять на них свою семью.

Реформатор мягко посмотрел на него.

– Так вот в чем дело… ты злишься на меня…

– А ты ожидал чего-то другого? По-твоему, внезапно появиться спустя пятнадцать лет после своей подстроенной смерти это детская шалость?

– Но ты ведь никогда не верил, что я на самом деле погиб…

– Конечно, нет. Я прекрасно помню твои последние слова перед аварией о том, что мы еще встретимся. И помню, как ты пристегнул меня и подложил какую-то подушку.

– Это была специальная резиновая…

– Да не важно. Мне все равно никто не поверил. Посчитали, что я сильно ударился во время столкновения. Да и кто станет слушать шестилетнего мальчишку… но я всегда надеялся, что ты вернешься… хоть и со временем эта надежда становилась все менее отчетливой. И когда мы созвонились с Александэром, и он рассказал мне о Белом мраке, я понял, что это ты. И понял, что книга, которую ты мне читал еще в детстве, становится явью.

Реформатор слабо улыбнулся.

– Мы ведь так этого хотели…

– Именно. Мы ХОТЕЛИ. Но с тех пор много воды утекло, и мои взгляды на мир поменялись. А ты будто бы до сих пор остался ребенком, верящим в чудеса.

– Ох, Франц, не пытайся строить из себя того, кем ты на самом деле не являешься. Я знаю, что ты остался таким же мечтателем, как и раньше. Я не спускал с тебя глаз на протяжении всех этих лет.

– Да? Где же ты был, когда я бежал к мосту, чтобы сброситься с него? Где ты был, когда я корчился в невыносимых муках в парке под действием яда? Когда художник-психопат носился за мной с ножом в руке по всему дому? Где ты был все это время?

– Да, я не всегда мог оказаться рядом сам, но я отправлял своих людей!

– Опять «свои люди»! И кто же это был, например? О, нет, нет… Эдуард… как же я раньше не догадался… «Революция начинается»…эти слова уже о многом говорили… и ты позволил ему отдать свою жизнь…

– Чтобы спасти твою! Франц, эти люди обучены тому, чтобы жертвовать всем ради общего дела! Твоя жизнь намного ценнее их, и не только потому, что ты мой сын! Я вижу в тебе то, что скрыто от глаз! Потенциал, которого нет у остальных! Пламя, которому нужно лишь позволить вспыхнуть! Я вижу тебя не просто как своего последователя, Франц, а как того, кто станет моим преемником. И твои друзья будут твоей опорой, в этом я уже не сомневаюсь. Именно поэтому вы должны быть с нами.

– Реформатор, – произнес Франц, остановившись. Его отец вздрогнул, услышав свое второе имя из уст сына. – Пойми, в этом мире нет места чуду. По крайней мере, такому, которое описано в твоей книге. Повернуть время вспять во всем мире не способен никто. Не пытайся переносить свое воображение в реальность.

– Но я уже перенес его… Цитадель существует.

Франц вздрогнул, услышав это, но быстро совладал с собой.

– Цитадель… маленький клочок земли, скрытый от всего мира… не более чем временная утопия из твоей книги.

– Вот уже на протяжении девяти лет она крепнет изо дня в день. Нас все больше и больше, Франц. Это уже едва ли похоже на воображение.

– И что же ты хочешь? Превратить в Цитадель весь мир, как в «Белом мраке»? Это невозможно.

Реформатор наклонился к нему.

– Тогда почему я читаю обратное в твоих глазах?

Франц ничего не ответил. Его отец выпрямился.

– Просто… пойдем с нами, и ты увидишь все своими глазами. Антуан уже в Цитадели и судя по его успехам, это самое что ни на есть подходящее место для него. Возможно, и для тебя, Франц.

Реформатор развернулся и двинулся к входу в аэропорт, где уже собирались люди в черных плащах. Франц задумчиво смотрел ему вслед. Утопичный мир, образовавшийся в результате событий «Белого мрака», всегда был пределом его мечтаний. Возможно, именно эта книга и повлияла на мировоззрение Франца, оградив его от реальности стеной воображения. И теперь, когда он уже смирился с тем, что ему придется прожить свою жизнь не в своем мире, судьба посылает ему его отца в новом обличье. Словно персонаж из своей книги, сошедший с ее страниц. И все же… что-то подсказывало Францу, что Реформатор несколько поменял сюжет. Что подростковая книга может оставить кровавый отпечаток на этом мире. У его отца есть много путей к достижению своей цели… нужно узнать, какой именно он выбрал.

Недолго думая, Франц поспешил к остальным.