Текст книги "Когда наступит никогда"

Семь

Звуки марьячи поприветствовали Кристи-Линн, когда она шагнула в лобби «Тако Локо». Она сама не знала, зачем пришла. Есть не хотелось, но возвращаться в номер желания тоже не было. Как оказалось, она не единственная, кто наслаждается не по сезону теплым вечером. Местечко было забито до отказа – полностью занятые столики и несколько групп ожидающих.

Измученная официантка с иссиня-черными волосами изо всех сил старалась приветствовать гостей и управлять очередью. Кристи-Линн как раз удалось привлечь ее внимание, когда она услышала, как кто-то зовет ее по имени. Быстро оглядев столики, Кристин заметила Мисси, которая неистово махала ей из глубины ресторана.

– О господи! Это ты! – ахнула она, когда Кристи-Линн наконец пробралась к столику. – Я сначала засомневалась. Какая у тебя прическа! Ты заранее решила, что сделаешь это сегодня утром?

Кристи-Линн заткнула постриженные пряди за ухо, внезапно смутившись. Она словно утратила часть себя.

– Нет. Я собиралась зайти пообедать, когда увидела салон и подумала – почему бы нет?

– Ну, лично мне очень нравится. Весело и очень сексуально. Согласна, Дар? Ой, прости, чуть не забыла. Это Дар Сеттерс. У нее мистический магазинчик на Бонд-стрит. Кристаллы, свечи, все такое. Слушай, почему бы тебе не поесть с нами? Мы только сели.

Кристи-Линн смущенно улыбнулась блондинке, сидящей напротив Мисси.

– Спасибо, но не хочу портить вам вечер.

Дар улыбнулась. Она была бледной и миниатюрной, почти эфемерной – платиновые волосы обрамляли маленькое лицо, словно лунный свет.

– Не говори ерунды. Мисси мне как раз про тебя рассказывала. Соболезную насчет мужа.

Кристи-Линн сомневалась, что ей нравится быть темой для беседы, но выдавила улыбку.

– Спасибо. Ужасно мило с вашей стороны.

– Ерунда, – ответила Мисси, отодвигая для нее стул. – Мы не собираемся сидеть здесь, пока ты ешь в одиночку. Тебе нужно быть с друзьями. Кроме того, сегодня вечер «маргариты»! – Мисси засмотрелась на прошедшего мимо них официанта в облегающих черных брюках, несущего на плече поднос. – Вид неплохой.

Дар вздохнула и шлепнула ее по пальцам.

– Мисси, не отвлекайся.

Мисси огляделась, изображая невинность.

– Что?

– Ты вроде зареклась иметь дело с мужчинами.

– Дорогая, ну просто посмотреть-то можно. Особенно если времени хватает только на это. Да и вряд ли кто-нибудь посмотрит в ответ. Парни не рвутся встречаться с девушкой, обремененной багажом вроде моего. Кстати говоря, куда подевался Марко? Пора выпить еще по «маргарите».

Кристи-Линн украдкой глянула на Мисси. Та великолепно выглядела, легко общалась и, похоже, вполне неплохо устроила собственную жизнь – удивительно, что с такой комбинацией за ее внимание не боролись все мужчины Свитвотера. С другой стороны, она получше многих знала, что люди далеко не всегда показывают свое истинное лицо. История есть у каждого. Но не все готовы ею делиться.

Мисси снова наблюдала за Марко. Она провожала его взглядом, пока он не исчез за дверями кухни, а потом с ухмылкой повернулась к Кристи-Линн:

– На него приятно смотреть, но я уверена, что он занят. Дженис из «Бристоус» сказала, он заходил на днях и покупал рубиновые серьги, явно не для мамы.

– Бедняжка Мисси, – вздохнула Дар. – Снова несчастная любовь.

– Любовь? – Мисси сделала большие глаза. – Боже упаси! При чем тут любовь? Я же сказала, на него приятно смотреть, но у меня дома два маленьких мальчика, и на данный момент этого тестостерона мне более чем достаточно. – Она повернулась к Кристи-Линн и изобразила дрожь. – Несколько лет назад я обзавелась полным комплектом любви и брака, но пришлось сдать все обратно с возвратом денег, если ты понимаешь, о чем я.

– Бракованный товар?

Мисси наморщила нос.

– Вроде того.

– Мне жаль.

– Не нужно жалеть. Я счастлива. В основном. Хотя большую часть времени у меня все горит.

Кристи-Линн обратила внимание на оговорку «в основном», но решила не задавать вопросов. Через несколько дней она уедет, к тому же у нее есть собственная ноша.

– Сколько лет твоим сыновьям?

– Шесть и восемь. Натан и Кристиан. Оба чудовища, и оба восхитительны.

Разведена, бизнес-леди и мать-одиночка. Впечатляет.

– Как ты справляешься? Управляешь гостиницей и сама растишь двух маленьких мальчиков?

– О, у меня есть помощники. Рядом живут родители, и у нас прекрасная няня. Она сейчас с ними. Иногда я чувствую себя виноватой, что ухожу от них после целого дня на работе, но порой мне кажется, что я занимаюсь исключительно заботой об окружающих. Если не выбираться хоть изредка, я всерьез опасаюсь сойти с ума. Ой, смотрите, Марко вернулся. – Мисси широко улыбнулась официанту и промурлыкала: – Это для меня, милый?

Он опустил на стол «маргариту» Мисси и новую миску с чипсами, принял заказ у Кристи-Линн, одарил их улыбкой Антонио Бандераса и ушел.

– Господи Иисусе, – проворчала Дар, когда он удалился на безопасное расстояние. – Я уж думала, ты сейчас начнешь совать купюры ему в трусы.

В болотно-зеленых глазах Мисси появился озорной блеск.

– Ревнуешь?

Дар медленно покачала головой, словно учитель, разговаривающий с озорным учеником.

– Не всем нужны привлекательные высокие брюнеты. Некоторым важнее внутренний мир, чтобы можно было поговорить или почитать хорошую книгу.

– Ах да. Родственная душа.

Дар сделала глоток вина, обиженно глянув на подругу.

– Ну давай, развлекайся. Но это не я вышла замуж сразу после школы только потому, что мне нравилось, как на парне сидели джинсы.

Мисси взяла бокал с «маргаритой», гоняя соломинкой дольку лимона.

– Да, ты меня поймала. Именно так я и поступила. И все, что у меня осталось, – два красивых мальчика, которых я не променяю ни на что на свете. – Мисси посмотрела на Кристи-Линн и лучезарно улыбнулась. – О, милая, не волнуйся насчет нас. Мы не ссоримся. Так мы проявляем любовь друг к другу. Мы разные, как день и ночь, но она знает – я всегда поддержу ее, а я знаю, что она поддержит меня. Ну, знаешь, как бывает у подруг.

Кристи-Линн кивнула, хотя на самом деле она не знала. Она слышала о женской дружбе, но считала ее выдумкой кино и кабельного телевидения – непременно с литрами шампанского и походами в магазин за туфлями. Но теперь, наблюдая за отношениями Дар и Мисси, Кристин поняла, что настоящая женская дружба мало похожа на столь банальные стереотипы. Она глубже, и беспорядочнее, и по-своему красива. И внезапно – возможно, впервые в жизни – Кристин остро почувствовала ее отсутствие.

Но на это были причины.

Восемь

Монкс Корнер, Южная Каролина.

9 августа 1994 г.

Кристи-Линн искоса поглядывает на девочку, идущую рядом с ней, – на новую девочку. У нее ужасный прикус и кудрявые рыжие волосы. И она вся в веснушках. Разумеется, она ни в чем не виновата, но это не остановило детей из школы Беркли-Хай – они обливали ее соусом и обзывали уродиной. Это несправедливо. Родителей не выбирают – как и их гены.

Кристин отводит взгляд, когда девочка поворачивается к ней. Она привыкла быть невидимой, незаметной, и поэтому ей кажется немного странным, что Линда Нили внезапно забрела на ее обычно пустую орбиту.

Линде понадобилось время, чтобы заговорить, – почти две недели, но постепенно, через несколько дней блуждания по столовой и холлу, она изумила Кристи-Линн, рассказав свою историю. Семья Линды переехала потому, что ее отца перевели в «Трайдент», в Норт-Чарлстоне. Друзей у нее не было, и она отставала по большинству предметов, особенно по английскому. Отец угрожал отправить ее обратно в частную школу – ту, что с монашками, – если она не исправит оценки к следующей аттестации.

Линду сложно не пожалеть. После пяти переездов за три года Кристи-Линн не понаслышке знает, каково быть новичком, на которого все смотрят и о котором все шепчутся. Быть изгоем. Но со временем она к этому привыкла, даже научилась хорошо справляться, если такое возможно. Поэтому ей очень непривычно приглашать домой одноклассницу, чтобы помочь ей в аттестационной работе. Нельзя сказать, что у Кристин нет времени – свою работу она закончила уже неделю назад – или что она против. Она хорошо чувствует слова. Их эмоции, их вкус. Просто… странно. По-новому странно. Неловко.

Теперь они идут по парковке мимо переполненного пивными бутылками и грязными подгузниками мусорного бака и машин, стоящих на месте уже несколько месяцев. Кристи-Линн задается вопросом, есть ли дома еда. Вряд ли. Сейчас у них редко бывают деньги на чипсы или печенье. Господи, пусть хотя бы будет настоящая кола, а не дешевые аналоги, которые ее мать приносит домой, если совсем нет денег. Возможно, Линда Нили нелепо выглядит из-за веснушек и больших зубов, но ее часы «фоссил» и модные «мартинсы» явно не из дешевого супермаркета.

Теперь они поднимаются по ступеням – трем плитам из потрескавшегося бетона, поросшим сорняками. Из квартиры этажом выше слышны песня Рибы Макинтайр «Фэнси» и пронзительные крики младенца. Кристи-Линн всегда ненавидела эту песню – она казалась ей слишком реалистичной.

Кристин нащупывает в кармане пальто ключ. Линда смотрит на нее большими, изумленными глазами.

– Ты что… здесь живешь? Я думала, мы просто сокращаем путь через парковку.

Кристи-Линн все еще пытается придумать ответ, когда замечает, что дверь в квартиру открыта. Она толкает ее коленом и заглядывает внутрь. Занавески задвинуты, телевизор выключен. Все на месте. Девочка с облегчением выдыхает. Значит, не ограбление. Просто ее мать, как обычно, опаздывала и забыла запереть на замок.

Кристи-Линн придерживает дверь, и Линда переступает через порог. Кристи-Линн еще никого не приглашала домой и теперь жалеет о своем решении. Квартира убогая и маленькая, и в воздухе висит жирный запах жареной картошки с луком со вчерашнего ужина. Опуская сумку с книгами на пол, Кристи-Линн на мгновение задается вопросом, чем пахнет дома у Линды. Наверное, жареной курицей или свиными отбивными. Печеньем и подливкой. Зелеными бобами с ветчиной и тортом «Красный бархат».

Линда все еще сжимает в руках учебники, медленно оглядывая в полумраке обстановку, и Кристи-Линн с ужасом осознает, как она должна восприниматься незнакомым человеком. Грязный, местами протертый до джута ковер. Драный диван от предыдущих жильцов, побитый журнальный столик, повидавший слишком много перестановок. Лампа с помятым абажуром, спасенная матерью из мусорки после последнего выселения. Слава богу, хотя бы занавески закрыты.

Лучше им сразу отправиться в ее комнату, решает Кристи-Линн. Там, конечно, не здорово, но и не так убого, как в гостиной. Там ее мягкие игрушки – те, которые не испортил дождь, – и драгоценные книги, старательно собранные по библиотечным распродажам и секонд-хендам. Все это может быть в комнате у любой четырнадцатилетней девочки. Обычные вещи. Она старается не представлять, как может выглядеть комната Линды Нили. Вряд ли ее книги из секонд-хенда, а вещи когда-либо выбрасывали на парковку. Эта мысль причиняет боль.

– Ты вроде сказала, твоей мамы нет дома.

Кристи-Линн повернулась к гостье.

– Что?

– Твоя мама – ты вроде сказала, она на работе.

– Да.

Линда кивает на пол.

– Это ее вещи?

Кристи-Линн следит за ее взглядом и видит след из раскиданных по ковру предметов: кошелек, ботинки, ключи, куртка. Словно их побросали в спешке. Но как такое возможно? Ее мама никогда не пропускает работу. Во всяком случае, с тех пор, как она бросила Шейна Тейлора и устроилась в «Пиггли Виггли». Правда, в последнее время Шарлен Паркер чувствовала себя и выглядела не лучшим образом – с тех пор, как начала брать дополнительные смены в баре «Гетэвей Лаундж» и совсем перестала высыпаться, пытаясь свести концы с концами.

А потом Кристи-Линн чувствует, помимо аромата вчерашнего ужина, какой-то кисловатый запах. Едкий и смутно знакомый, словно вонь от испорченного молока. Она знает этот запах и что он означает. Откуда-то из глубины коридора слышится стон – низкий, противный звук, от которого по спине у Кристи-Линн пробегают мурашки. Потом он повторяется, на этот раз громче, и заканчивается кашлем и рыганием.

Пока Кристи-Линн идет по узкому коридору, ее горло наполняется чем-то горячим и мерзким. Ярость. Ужас. Кошмарное осознание, что все начинается снова. Пожалуйста, пожалуйста, пусть она ошибается.

Но она не ошибается.

Когда Кристи-Линн заходит в ванную, Шарлен Паркер висит над унитазом. Ее волосы и одежда испачканы рвотой, щеки покрыты смесью сиреневых теней и размазанной туши.

– Мама?

Шарлен поднимает бледное, помятое лицо.

– Детка… Мне плохо.

У нее сиплый, невнятный голос и несфокусированный взгляд. А потом она внезапно подскакивает на всех четырех конечностях и изгибает спину в бесплодном рвотном позыве, словно пытается вывернуться наизнанку.

Кристи-Линн в панике падает на одно колено, пытаясь избежать брызг желто-зеленой рвоты. Невыносимо воняет алкоголем и желчью.

Когда рвота проходит, лицо ее матери размывается. Кристи-Линн нетерпеливо вытирает слезы, но они продолжают бежать по щекам.

– Мама, ты обещала. Ты сказала, больше никогда.

Ее мать медленно открывает глаза и подносит руку ко рту.

– Пить…

Она произносит это еле слышным шепотом, и гнев Кристи-Линн на мгновение превращается в жалость. Она тянется к раковине за стаканом, когда замечает, что на ее матери все еще униформа бариста – джинсы и откровенная черная майка – вместо униформы кассира. Она что, даже не приходила вчера домой?

– Мама, и давно ты здесь в таком виде?

– Пи-и-ить! – вопит Шарлен, словно нетерпеливый ребенок. Крик отражается от покрытых плиткой стен. А потом вдруг мать начинает плакать – узловатые плечи сотрясаются от рыданий. – Прости, детка. Прости меня. – Она хватается за рубашку Кристи-Линн и сворачивается в комок. – Не злись, – глухо просит она, раскачиваясь на месте. – Прошу, детка… Не злись.

Легкое движение, скорее даже вдох, заставляет Кристи-Линн обернуться. Линда стоит на пороге, застыв при виде взрослой женщины, рыдающей на полу в ванной, словно ребенок.

Кристи-Линн смотрит на нее и моргает – горло внезапно наполняется острыми лезвиями.

– Моя мама заболела, – выдавливает она, с трудом сдерживая новую порцию слез. – Тебе лучше уйти.

Линда медленно кивает, на ее лице – смесь ужаса и завороженности.

– Конечно, да. – Линда медленно пятится назад, не в силах отвести взгляд. – Увидимся в школе.

Кристи-Линн ничего не отвечает, размышляя, сколько понадобится времени, чтобы история разнеслась по школьным коридорам. Потом опускает взгляд на мать, которая уже почти спит, разметав слипшиеся темные волосы по плиточному полу. Когда-то она была самой красивой девушкой в Монкс Корнере – Ава Гарднер среди бедных. По крайней мере, так ей рассказывала мать. И давным-давно это могло быть правдой.

Девять

Свитвотер, Вирджиния.

29 ноября 2016 г.

Кристи-Линн уставилась на кучу бумаг, рассыпанных вокруг нее по кровати, – документы, поспешно выхваченные из сейфа Стивена в тот вечер, когда она уехала из Клир Харбор. Нужно как-то привести их в порядок. Но пока она только сильнее их перепутала.

Вчерашний ужин с Мисси и Дар стал приятным сюрпризом, но, когда Дар спросила, думала ли Кристин о дальнейших планах, та оторопела. На самом деле она не имела ни малейшего представления. У нее был издательский бизнес – около дюжины клиентов, наработанных за годы, – но жизнью это не назовешь. Если задуматься, Кристин сомневалась, что жизнью можно было назвать и ее существование со Стивеном.

Она жила, спрятав голову в песок еще до его смерти. Но больше прятаться нельзя. Внизу убиралась на кухне и общалась с гостями Мисси, а Дар продавала где-то в городе кристаллы и книги. Вокруг кипела жизнь – но без участия Кристин. Пора вытаскивать голову из песка.

Нужно разобраться со страховкой, банковским счетом и другими финансовыми вопросами, освободить и продать дом в Клир Харбор. Мысль изумила Кристин, но она внезапно поняла, что не вернется назад. Там ничего нет. Нет семьи, готовой ее утешить. Нет друзей, чтобы скучать. Ничего, кроме пустых воспоминаний. Пора подвести итоги и двигаться дальше. Но прежде всего нужно получить свидетельство о смерти Стивена.

Кристи-Линн включила ноутбук и подсоединилась к интернету. Сеть работала невыносимо медленно, но постепенно удалось ввести в строку поиска «Свидетельство о смерти, Мэн». Экран мигнул, и появились ссылки. Кристин перешла на сайт управления общественного здравоохранения штата Мэн. Все казалось удивительно простым, пока не появилась надпись красными буквами «ЗАПИСЬ НЕ НАЙДЕНА». Она попробовала еще раз, но получила тот же результат.

В расстроенных чувствах она взяла телефон и набрала номер полицейского участка Клир Харбор. Пришлось долго дожидаться соединения с кабинетом медицинской экспертизы, но наконец трубку взял сотрудник и нелюбезно задал несколько вопросов. И Кристин снова пришлось ждать. Через несколько минут он вернулся.

– Простите, но свидетельство еще не готово.

– Я не понимаю. Прошло уже почти две недели.

– Простите. Дело немного затянулось.

– А когда примерно оно будет готово?

– Точно не знаю. У нас по отделу ходит грипп, а одна из сотрудниц в декрете. Могу посоветовать только ждать.

Кристи-Линн уже собиралась повесить трубку, но передумала и попросила соединить ее с детективом Коннелли из отдела убийств. Во время прошлого разговора он ее отшил, но попытка не пытка. Может, сейчас он в лучшем настроении.

– Коннелли, – раздался угрюмый голос.

– Детектив, это Кристин Ладлоу. Я позвонила…

– Кристин? Господи! Куда ты запропастилась? Журналисты с ума посходили. Половина считает тебя погибшей. Другая половина – что ты проглотила пачку таблеток и угодила в психушку. Тебя ищет вся страна!

Кристи-Линн не стала поддерживать тему, напомнив себе, что звонит по другому поводу.

– Я звоню, потому что разговаривала сейчас с медицинским экспертом про свидетельство о смерти Стивена и решила заодно спросить, нет ли новой информации по делу.

Она почти не сомневалась, что расслышала раздраженный вздох.

– Кристин, мы вроде закрыли тему. Нет никакого дела. Произошла авария, фатальная случайность.

– Две фатальные случайности.

– Да. Хорошо. Две фатальные случайности. Но дела нет. Расследовать нечего. Машина поскользнулась на льду и упала в залив.

Теперь терпение утратила Кристи-Линн.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Женщина.

– Да, женщина. Неужели так сложно? Думаю, я имею право знать, кто был в машине с моим мужем в момент его гибели, детектив. Даже если вы не согласны.

Очередной вздох. Еще более тяжкий.

– Нет, Кристин. Я не стану снова объяснять тебе, почему не могу сказать ее имя, даже если бы его знал, а я его не знаю. С тех пор, как кто-то слил те фотографии, здесь началась гребаная охота на ведьм, и я совершенно не хочу рисковать, обсуждая данную тему.

– Значит, источник утечки выяснить так и не удалось?

– Именно так. И я совершенно не хочу оказаться под подозрением. Слушай, мне пора. Много работы. Но если я вдруг захочу позвонить тебе, как тебя найти?

Мельком вспыхнула надежда. Может, он передумает и перезвонит, оказавшись в более подходящей обстановке. Но что-то заставило ее усомниться. Может, его отношение или страх случайно выдать место своего нахождения – тихий внутренний голос подсказал, что правильнее будет на всякий случай уйти от ответа.

– У тебя есть номер моего мобильного, – холодно напомнила Кристи-Линн. – Оставь сообщение.

Она повесила трубку, не дожидаясь ответа. С нее хватит пренебрежительного отношения.

Продолжая сердиться, она переключила внимание на стопки бумаг на кровати. Пытаясь отыскать контакты брокера Стивена, она обнаружила между своими свидетельствами о рождении и о браке конверт. Потрепанный и пожелтевший от старости, но, несомненно, тот самый. Она не вспоминала о нем годами, но вот он возник опять, словно неразменная монета. Кристи-Линн взяла его и медленно перевернула. Он казался почти невесомым, но при этом значимым; нарушенное обещание двадцатилетней давности. Она сама не знала, зачем хранила его столько лет – возможно, как предостережение о том, сколь опасно доверять людям. Кристи-Линн не была готова, что у нее защиплет глаза, когда она приподнимет край и вытряхнет содержимое себе на колени.

Внутри лежала небольшая горстка сувениров с ярмарки: пластиковый браслет, несколько выцветших бумажных билетов и старое черно-белое фото. Сначала Кристин рассмотрела фото. Типичный дрянной ярмарочный снимок в сепии – в исторических костюмах, перед нарисованным фоном. Кристи-Линн провела пальцем по лицу Шарлен Паркер.

Та красовалась в боа и безвкусной шляпке со страусиными перьями, игриво наклонив голову. Рядом с ней радостно улыбалась юная Кристи-Линн – передние зубы слишком велики для двенадцатилетнего лица. Она выбрала из затхлой коробки расшитую блестками повязку, потому что хотела быть похожей на тусовщицу из ревущих двадцатых и потому что это подходило к костюму ее матери. Но сейчас внимание Кристин привлек кулон, висящий на шее матери, – когда делали снимок, на ней самой была его зеркальная копия.

У Кристи-Линн снова встал в горле ком, когда она вытряхнула из конверта на ладонь кулон, вспоминая тот вечер, когда выкинула его в помойку и снова достала. За годы хранения он потускнел – вполне справедливо, если учесть, как все сложилось. Кристи-Линн раздраженно смахнула слезы, внезапно размывшие зрение, напоминая себе, что это слезы маленькой девочки, а она больше не маленькая девочка. Той девочки уже давным-давно нет.