Текст книги "Эхо старых книг"

Глава 6
Эшлин

«Как и люди, книги с наибольшим количеством шрамов прожили насыщенную жизнь. Выцветшие, помятые, пыльные, разорванные, они способны рассказать самые лучшие истории и дать самый мудрый совет».

Эшлин Грир, «Уход за старыми книгами и их хранение»

29 сентября 1984 г. Портсмут, Нью-Гэмпшир

Самоубийство.

Слово пульсировало, как зубная боль. Когда Эшлин закрыла книгу и отложила ее в сторону, обнаженный нерв снова проснулся. Как и Уилла Грир, Элен предпочла покончить с собой, предпочла смерть своим дочерям. Не случайность, а осознанный и обдуманный выбор.

Эшлин знала не понаслышке, что значит вот так потерять мать, знала о пустоте, остающейся после того, как близкий человек ушел, не сказав последнего «прости». Понятно, почему Белль не рассказала Хеми эти подробности в день пикника. Как-то постыдно признавать, что родитель, особенно мать, просто от тебя отказался, решив, что ради тебя не стоит задерживаться в этом мире, не стоит бороться. Эшлин теперь видела в Белль родственную душу, как будто они – члены клуба, о котором никто не любит говорить: брошенные дети, вынужденные жить с осознанием того, что в них не нуждались.

Отказ Уиллы Грир лечиться от рака был пассивным выбором, даже благородным, как говорили некоторые, стоическим принятием воли Создателя, в то время как выбор отца – дробовик, прижатый к подбородку, – стал гневным выпадом против Бога, который забрал его жену. И не из-за любви, а потому, что его лишили того, что он считал по праву своим. Подобное нельзя оставлять безнаказанным. Поэтому Джералд забрался на чердак и одним движением пальца сделал сиротой свою дочь.

Так он отомстил Богу.

Он не подумал, как его решение может повлиять на нее, насколько глубокие раны способен нанести один эгоистичный поступок.

Однако в случае с Элен могло быть иначе: ведь ее насильно разлучили с семьей, и, судя по всему, она страдала психическим заболеванием. Возможно, человек в ее состоянии просто не в силах принять во внимание чьи-либо чувства.

В воспоминаниях Белль называла это меланхолией, «родильной хандрой». Сейчас она известна как послеродовая депрессия, но терминология не имеет значения. Как видно, симптомы Элен были очень серьезными и прогрессировали с каждыми родами. Добавьте сюда нечуткого мужа и гибель маленького сына, и вот готовый рецепт катастрофы.

Подробности смерти Элен стали не единственным откровением в сегодняшнем чтении. У автора «Сожалеющей Белль» появилось имя или, по крайней мере, прозвище. Хеми – сокращение от «Хемингуэй». Еще одна искусная маскировка реальности, но теперь Эшлин хотя бы знала, как его называть. Описание разговора в день пикника звучало интригующе. Отчасти допрос, отчасти соблазнение, причем и то и другое проведено с большим мастерством.

Белль обвиняла его в том, что он вытягивал из нее информацию, обезоруживая своей искусной улыбкой. Хеми и сам это почти признал, говоря о своих скрытых намерениях и даже намекая, что его мотивы могли быть связаны с блистательной Голди. И все же временами его голос звучал противоречиво. Словно он являлся неохотным участником чьего-то предательства. Быть может, это предательство в конечном итоге их и разлучило? И если так, то почему Хеми как будто бы упрекает Белль в вероломстве?

Все эти вопросы продолжали крутиться в голове Эшлин, когда она поднялась на ноги. Она с удивлением взглянула на часы – начало шестого. Неудивительно, что так затекли спина и шея. Она просидела на неудобном стуле с самого обеда и потеряла счет времени.

Иногда случалось, что за целый день в магазин не заглядывал ни один посетитель, особенно в плохую погоду, как сегодня. Весь день шел холодный дождь, загонявший покупателей в торговые центры и другие крупные заведения под крышей. Обычно Эшлин использовала освободившееся время, чтобы поработать в переплетной мастерской, но поскольку вчера допоздна перепрошивала страницы «Тайны старых часов», то сегодня решила устроить себе поблажку и продолжить чтение книги «Навсегда и другая ложь» прямо за прилавком.

«Сожалеющая Белль», как всегда, лежала рядом, на расстоянии вытянутой руки. Эшлин уже привыкла воспринимать эти книги как пару… как пару живых людей. Странная мысль даже для нее, тем не менее в ее сознании книги были неразрывно связаны. Как Хеми и Белль.

Чем дальше она читала, тем больше возникало вопросов. Очевидно, что Хеми был глубоко и безнадежно влюблен и что Белль отвечала ему взаимностью. Как же им удалось так сильно обидеть друг друга?

Однако ей ли спрашивать, учитывая ее провальный брак? В любви ведь всегда есть какой-то дисбаланс. Независимо от типа отношений – родители, дети, братья и сестры, любовники – одна сторона отдает больше, чем другая, она более склонна передать власть, пойти на уступки. Такова плата за то, чтобы быть любимым. Эшлин всегда больше отдавала. И с родителями, и с мужем.

Они с Дэниелом познакомились в Университете Нью-Гемпшира. Эшлин изучала литературу, а он был помощником преподавателя на одном из занятий – и к тому же начинающим писателем, работающим над докторской диссертацией. Дэниел любил выступать в качестве наставника многообещающего молодого таланта, особенно если этот талант – красивая женщина. Он казался самим совершенством: спортивного телосложения, с волшебно притягательной улыбкой и глазами цвета грозового неба, и все это под налетом академического лоска.

Началось все со встреч за чашкой кофе после лекций, якобы с целью обсудить ее сочинение. От кофе перешли к вину, от вина – к постели. Шесть недель спустя она переехала из бабушкиного дома в шикарный лофт Дэниела. Еще через шесть недель они поженились, и, по настоянию мужа, Эшлин бросила учебу и пошла работать к Фрэнку на полную ставку, чтобы Дэниел мог сосредоточиться на писательстве. Он работал над романом, который, как он утверждал, покорит литературный мир и наконец позволит ему бросить преподавание.

Она была не против отложить получение диплома, но когда книга была готова, потянулись месяцы без каких-либо намеков на его возврат к преподаванию. Тогда Эшлин сама стала намекать на то, что ей пора вернуться в университет. Дэниел твердо отказал. Пока рукопись не продана, ей следует брать в магазине как можно больше часов, а он тем временем займется поиском издателя.

Вот только рукопись никак не хотели покупать. И всякий раз, когда приходило очередное письмо с отказом, Дэниел изобретал повод обвинить в этом Эшлин. Проблема была не в самой книге. Всегда только в супруге.

А еще он стал засиживаться допоздна с юной Мэрибет, дипломная работа которой была «весьма оригинальна, но нуждалась в руководстве». В его руководстве. Когда Эшлин прямо спросила, не подбирает ли он ей замену, муж обозвал ее истеричкой. Такой у него был способ самозащиты: отрицать все, даже если факты говорят о другом. Обвинять ее. Манипулировать. Переводить стрелки. Дэниел был мастером уклоняться от прямых вопросов.

До Эшлин доходили слухи и о других студентках. Одна из них якобы угрожала утопиться, когда он ее бросил. Другая вроде как сделала аборт и ушла из университета, получив солидный чек за молчание. Эшлин не верила сплетням, пока однажды днем не пришла домой раньше обычного и не обнаружила Мэрибет и Дэниела на кухне за приготовлением яичницы. Дэниел был в пижамных штанах. Мэрибет – в халате от «Брукс Бразерс», который Эшлин подарила супругу на Рождество, и со все еще мокрыми после душа волосами.

Как и следовало ожидать, Дэниел с ходу обвинил во всем Эшлин. Она мало его поддерживает, она недостаточно талантлива и женственна. Внезапно, в разгар всех этих упреков, Эшлин с ужасом осознала, что повторяет судьбу своей матери. Вечно покорной жертвы. Козла отпущения для эмоциональных срывов несостоявшегося и злого человека.

Тем вечером Эшлин ушла, не взяв ничего, кроме сумочки. Она просто хотела, чтобы все это поскорее закончилось. Однако Дэниел не собирался отпускать ее так просто. Следовало предвидеть, что он найдет способ ее наказать, оставить за собой последнее слово. Слишком поздно Эшлин осознала, кем ее муж был на самом деле: жестоким и расчетливым человеком, готовым уничтожить их обоих, если не сможет получить то, чего хочет.

И это ему почти удалось.

В тусклом свете шрам на ладони выделялся своей белизной: идеальной формы полумесяц делил линию жизни на правой руке пополам. Вполне символично, поскольку ее существование теперь как бы разделилось на две половины – до Дэниела и после. В последнее время шрам беспокоил ее небольшими вспышками боли – уж не связано ли это с отголосками, которые исходили от книг Белль и Хеми? Может быть, каким-то образом, подобно камертону, ее рана улавливала эти вибрации.

Возможно, пора немного отступить, сконцентрироваться на делах и дать своему увлечению загадочными книгами немного остыть, прежде чем читать дальше. Или вовсе о них забыть. Нужно составить к праздникам информационный бюллетень и отправить его в печать, а затем направить все силы на книги Гертруды и закончить работу над ними к Рождеству.

Эшлин поднялась со стула и пошла запереть дверь магазина. На ходу она наводила порядок: поправляла таблички и книги на полках, и только начала обдумывать варианты ужина, когда услышала характерный звон дверных колокольчиков.

Она подавила готовый вырваться стон. Ни одного покупателя за весь день, а теперь вдруг кто-то заходит в половине шестого.

– Извините, – сказала она. – Мы уже закрыты. Я как раз собиралась запереть дверь.

Мужчина в намокшем от дождя анораке оторвал взгляд от стойки с рекламными материалами. Лет тридцати, высокий и худощавый, с коротко остриженными волосами, которые, наверное, выглядели бы песочно-каштановыми, не будь они мокрыми. Он взял со стойки ее информационный бюллетень и обратил на Эшлин взгляд своих светло-зеленых глаз.

– «Уход за старыми книгами и их хранение». Умное название. Ваша идея?

Эшлин нахмурилась, встревоженная тем, что мужчина проигнорировал ее слова.

– Да, спасибо. Но, боюсь…

– И ваша фотография здесь удачная.

– Спасибо, но, как я уже сказала, магазин закрыт. Завтра мы откроемся в девять, и, если вы ищете что-то особенное…

Мужчина вернул бюллетень на место, сунул руки в карманы и огляделся. Он оказался моложе, чем она сначала подумала. Немного неловкий в движениях, но красивый, несмотря на его далеко не парадный вид.

Эшлин заставила себя улыбнуться и попробовала еще раз.

– Если вы ищете что-то конкретное и знаете название или автора, давайте я запишу ваше имя и номер телефона и позвоню вам завтра.

– У вас уже есть мой номер. Мы говорили несколько дней назад. Я Итан Хиллард. Не знал, во сколько вы закрываетесь, но решил заскочить. Хотел, если можно, взглянуть на те книги.

Эшлин удивленно заморгала. Когда они общались по телефону, он не проявил ни малейшей заинтересованности.

– Взглянуть на них?

– Точнее, почитать.

Его внезапный интерес вызвал у Эшлин тревогу. Может быть, он пришел сюда с намерением забрать книги?

– Если у вас сложилось впечатление, что эти книги имеют ценность, мистер Хиллард…

– Итан, – перебил он ее. – И дело не в деньгах. После нашего вчерашнего разговора имя Белль все крутилось у меня в голове, и я не мог понять, почему. А потом вспомнил. У меня была одна родственница… Двоюродная бабушка, если точнее. Сестра моей бабушки по отцу. Ее настоящее имя – Мэриан, но однажды я точно слышал, как родители, беседуя между собой, назвали ее Белль.

У Эшлин участился пульс.

– Мэриан, – медленно произнесла она, словно взвешивая слово на языке. – Вы думаете, Белль на самом деле была вашей тетей Мэриан?

– Понятия не имею. Но книги как-то оказались в кабинете моего отца, а Белль – не самое обычное имя. Поэтому я и пришел. Подумал, если взгляну, то, наверное, смогу понять, она это или нет. Может, там встретятся знакомые мне имена, фамилии или места, которые я узнаю.

Эшлин охватило волнение при мысли о том, что, возможно, вот-вот подтвердятся ее подозрения о реальности Белль и Хеми. Пожалуй, она сможет сэкономить ему время.

– Вам знакомо имя Голди?

Итан на мгновение задумался, затем помотал головой:

– Нет.

– В те годы она владела несколькими газетами, – уточнила Эшлин.

Он снова помотал головой:

– Нет, мне это ни о чем не говорит. Но я никогда не встречался с тетей, поэтому вряд ли смогу вспомнить имена ее друзей.

– Не сказала бы, что Голди была подругой Белль, хотя упоминается в обеих книгах. Судя по всему, она была начальницей Хеми.

– Кто такой Хеми?

Волнение Эшлин угасло. Она надеялась, что он узнает это имя.

– Автор книги «Сожалеющая Белль», но это не его настоящее имя. Белль так его называет. Сокращенно от Хемингуэй, потому что он писатель. «Голди», кажется, тоже прозвище, хотя я надеюсь вскоре узнать, кто она такая. И, если выясню, возможно, удастся найти и настоящее имя Хеми, поскольку он писал для одной из ее газет. А как насчет Элен? Это имя пробуждает какие-нибудь воспоминания?

– Нет. Кто это?

– Мать Белль. По крайней мере, такое имя Белль упоминает в книге. Она могла быть вашей прабабушкой, то есть бабушкой вашего отца. Элен умерла, когда ее дочь была совсем маленькой… По словам Белль, покончила жизнь самоубийством. Судя по всему, семья сделала все возможное, чтобы это скрыть. – Эшлин замолчала, заметив отсутствующее выражение на лице Итана. – Ничего из этого не кажется вам знакомым?

Итан покачал головой:

– Нет, но подобное определенно похоже на Мэннингов.

– На кого?

– Наша семья – это Мэннинги и Хилларды, – пояснил он. – У отца фамилия Хиллард, а его мать была Мэннинг, пока не вышла замуж. Вам известно, как звали мужа Элен?

Эшлин пожала плечами.

– Белль никогда не называет его по имени. Даже прозвища нет. По крайней мере, в тех главах, которые я успела прочитать. Мне известно лишь то, что он был очень богат и имел грубый, властный характер. Иногда кажется, что Белль боялась его.

Итан пристально посмотрел на нее.

– Вы говорите о ней так, как будто лично ее знали.

Эшлин отвела взгляд. Как она могла это объяснить?

– Если бы вы прочитали…

– Поэтому я и приехал. Хочу почитать эти книги – или хотя бы просмотреть.

– Да, конечно. – Эшлин взяла книги со стойки и обошла Итана, чтобы запереть дверь магазина. – В задней комнате у меня есть пара хороших кресел.

– О, не стану вас задерживать. Я могу просто взять их с собой.

Эшлин на мгновение почувствовала панику при мысли о том, что книги покинут магазин. Что, если Итан решит их не возвращать?

– Я предпочла бы, чтобы они остались здесь, если не возражаете. Но не стесняйтесь, вы можете оставаться здесь, сколько захотите.

Итан показался удивленным, хотя Эшлин не могла сказать, связано ли это с ее предложением остаться в магазине или с ее нежеланием выпускать книги из своих рук.

– Хорошо, – сказал он, снимая анорак. – Если вы не против…

Эшлин провела его в заднюю часть магазина. Итан отставал на несколько шагов и время от времени останавливался, чтобы осмотреть кирпичные стены и потолок, отделанный фигурной жестяной плиткой.

– Потрясающее местечко, – сказал он, проходя за ней в комнату. – Мой отец любил такие старые дома. Похоже, магазин существует давно. Семейный бизнес?

Эшлин подумала о Фрэнке и с улыбкой ответила:

– Нет. Хотя я здесь, можно сказать, выросла. Прежний владелец разрешал мне проводить здесь время, когда я была ребенком. Я выполняла несложную работу по дому в обмен на книги. А уже подростком я начала работать здесь продавцом. Он умер несколько лет назад, и я получила все это в наследство.

Брови Итана взлетели вверх.

– Щедро.

– У него не осталось родных. Я была ему как дочь.

– Все равно.

Эшлин кивнула.

– Замечательный был человек. Я до сих пор скучаю по нему.

Наступила неловкая тишина, и какое-то время они просто глядели друг на друга: Эшлин – прижимая книги к груди, Итан – с анораком, перекинутым через плечо. Наконец он кивнул на ее скрещенные руки.

– Я так понимаю, это те самые книги?

– Ой, извините. Да. Можем устроиться здесь. Садитесь вон в то кресло слева. Оно удобнее.

Итан взглянул на кресло, затем снова на Эшлин.

– Я прекрасно справлюсь и сам, если у вас есть дела.

– Все в порядке, – ответила она, садясь в другое кресло, поближе к окну. – Вообще-то я все равно собиралась читать.

Итан бросил анорак на спинку соседнего стула и сел.

– Хорошо. Спасибо.

– С чего думаете начать?

– В смысле?

– Сначала прочитаете книгу Белль? Или книгу Хеми, раз уж она появилась первой? Я обнаружила, если их чередовать, лучше понимаешь обе стороны истории.

– Мне не нужно ничего понимать. Я просто хочу узнать, написала ли эту книгу моя тетя.

– А если это она?

Он пожал плечами.

– Ну, значит она.

– Нет, я имею в виду, что тогда будет с книгами? Вы их заберете?

Итан посмотрел на нее с некоторым удивлением.

– Думаете, я за этим приехал? Чтобы забрать у вас книги?

– Я просто предположила, если они о вашей семье…

Он выпрямился в кресле, как будто все никак не мог удобно устроиться.

– Моей семьей были родители. На этом, пожалуй, и все.

– Простите. Я не хотела…

– Не стоит извиняться. Мэннинги и Хилларды не слишком-то ценят родственные узы. По крайней мере, не так, как другие семьи. Мы не проводим вместе праздников, не задуваем свечи и не открываем подарки. У нас общие адвокаты и специалисты по планированию наследства, и не более того, если не считать нескольких фрагментов ДНК.

– И поэтому вы никогда не встречались со своей тетей?

Он кивнул.

– Однажды видел ее детей, когда они приезжали в гости, но они не задержались надолго, так что я даже имен их не вспомню.

– Вы не знаете, она еще жива?

– Не знаю. После смерти отца не получал от нее никаких известий, хотя и сам-то не пытался с ней связаться. А что?

– Я еще не дочитала книги до конца, но пока эта история кажется очень личной. Если Белль – ваша тетя и если она жива, возможно, она будет не в восторге от того, что интимные подробности ее личной жизни оказались в руках чужого человека. И кстати, как книги попали к вашему отцу?

– Понятия не имею. Раньше они с Мэриан были близки, она считала его любимым племянником, но потом они отдалились. Вероятно, это был подарок.

Эшлин исключала такую возможность. Женщины обычно не делятся такими деталями биографии с племянниками. Даже с самыми любимыми.

– У кого-нибудь из вашей родни есть ее адрес? Или номер телефона?

– Сомневаюсь. По последним данным, Мэриан была в семье персоной нон грата. Даже если она жива, вряд ли с кем-нибудь поддерживает контакт. Мой отец был единственным, с кем она общалась. Изредка она звонила или присылала открытки отцу на день рождения, но через некоторое время и это прекратилось. Я не знал почему, но никогда не спрашивал… Ну что, приступим? А то есть большая вероятность, что весь этот разговор не имеет смысла.

Эшлин кивнула.

– Какую книгу возьмете первой?

– Давайте Белль. Если повезет, много времени не понадобится. Любовные романы с печальным концом – совсем не мой жанр.

Эшлин протянула ему «Навсегда и другая ложь», а затем поняла, что упустила важную информацию.

– В обеих книгах есть надписи – одна от Белль и одна от Хеми. Их вам стоит прочитать вместе.

Он оторвался от книги и спросил слегка нетерпеливо:

– Почему?

Эшлин закусила губу, пытаясь скрыть раздражение. Должно быть, перед ней самый нелюбопытный человек из всех, кого она когда-либо встречала.

– Потому что эти надписи задают тон всей истории. Слушайте… – Она раскрыла «Сожалеющую Белль» у себя на коленях и вслух зачитала сердитую строчку от Хеми: – «Как, Белль? После всего… как ты могла так поступить?». Эшлин подняла глаза и встретилась взглядом с Итаном. – Он обратился к ней напрямую, с обвинением и вопросом. В книге, которую вы держите, Белль ему отвечает. Прочтите, и вы поймете, что я имею в виду.

Итан открыл страницу с надписью.

– «Как??? После всего ты можешь спрашивать об этом у меня?» – Он поднял голову и кивнул. – Ладно, я понял, о чем вы.

– Обе книги так написаны. Вопрос-ответ, как спор на бумаге.

Итан одарил ее натянутой улыбкой.

– Я просто собираюсь немного почитать, если вы не против. Вдруг что-нибудь покажется знакомым.

Эшлин уловила намек: он просит ее помолчать, чтобы он мог приступить к чтению. И это была справедливая просьба. Она допрашивала Итана с тех пор, как он вошел в магазин. Если продолжит в том же духе, то отпугнет его, а ей в дальнейшем еще может понадобиться его помощь.

Эшлин снова сосредоточила внимание на надписи, сделанной Хеми. Не на самих словах – она запомнила их в первый же день, – а на том, как острие пера глубоко впивалось в бумагу, оставляя линии острые и неровные, как рана. Что же его так мучило?