Текст книги "Ожерелье любви"

Барбара Картленд
Ожерелье любви

Примечание автора

Мне довелось видеть и держать в руках украшение, известное как ожерелье Марии Антуанетты, которым в настоящее время владеет графиня Сазерленд.

Однако несчастной королеве Франции, закончившей свою жизнь на гильотине, оно никогда не принадлежало.

Ее именем воспользовалась авантюристка графиня де ла Мотт, происходившая от внебрачного сына Генриха Второго (Валуа), чтобы завладеть ожерельем, которое оценивалось в один миллион шестьсот тысяч ливров. Уникальное украшение состояло из колье, насчитывавшего двадцать один крупный бриллиант, и двух нитей с сотнями мелких бриллиантов, ниспадавших переливающимися каскадами.

Графиня ввела в заблуждение кардинала де Рогана, попросив его от имени королевы Марии Антуанетты посодействовать в приобретении ожерелья. Когда к кардиналу явился посыльный с поддельным письмом от королевы, тот, не сомневаясь в его подлинности, вручил мошенникам бесценное ожерелье. Через некоторое время ювелир потребовал за него денег, и, когда королева заявила, что непричастна к этому факту, разразился грандиозный скандал.

Графиню де ла Мотт приговорили к публичной порке и клеймению[1]1
  Ей должны были поставить клеймо в виде литеры «V» (первая буква французского слова «voleuse» – воровка).


[Закрыть]. Однако ей удалось бежать в Лондон, захватив с собой самые крупные бриллианты из ожерелья, которые она там же и продала. В 1791 году знаменитая авантюристка умерла.

Кардинала де Рогана оправдали, но лишили всех должностей и изгнали в ссылку. Это происшествие трагически ослабило и подорвало власть французских монархов и считается одной из главных причин жестокого террора, которым сопровождалась Великая Французская революция.

Глава 1

1839 год

Кассия, выглянув из окна, заметила фаэтон, катившийся по подъездной аллее. Радостно вскрикнув, девушка выбежала в коридор и поспешно спустилась в холл по великолепной дубовой лестнице с резными перилами. Она распахнула дверь как раз в ту минуту, как ее брат остановил коней.

– Перри! – воскликнула она. – Я не ждала тебя! Какой сюрприз!

Сэр Перегрин Фокон бросил поводья груму и вышел из экипажа. Не успел он шагнуть к крыльцу, как сестра буквально спорхнула вниз и бросилась ему на шею.

– Как чудесно, что ты вернулся! – воскликнула она.

– Ты мнешь мне галстук! – запротестовал брат, однако улыбнулся.

Они вошли в холл вместе.

– Но почему ты здесь? – продолжала расспрашивать Кассия. – Что случилось? Ты говорил, что пробудешь в отлучке несколько недель!

– Получил новости, которые, как мне кажется, тебя обрадуют, – объяснил Перри, – но сначала мне нужно что-нибудь выпить.

Кассия поколебалась.

– Боюсь, остался только кларет, который я берегла на случай твоего возвращения, а кроме него, только сидр.

– Сидра вполне достаточно, – заверил Перри, – но кларет нам понадобится.

Она с некоторым удивлением взглянула на брата, но поскольку тот ничего не добавил, сама отправилась на кухню. Хамбер, старый дворецкий, сорок лет верой и правдой служивший еще ее отцу, сидел в буфетной, как всегда, полируя серебро и положив негнущуюся от ревматизма ногу на табурет.

– Сэр Перегрин вернулся! – взволнованно воскликнула девушка. – И просит стакан сидра. Не вставайте, просто объясните, где он стоит.

– В винном погребе, сразу за дверью, где похолоднее, – кивнул Хамбер, не делая попытки пошевелиться. Если хозяин вернулся, значит, придется прислуживать ему за обедом, а дворецкому каждое движение дается с трудом.

Кассия помчалась в винный погреб и обнаружила в указанном месте несколько бочонков с сидром, сделанным, как обычно, одним из фермеров поместья. Взяв ближайший, она понесла его наверх, зная, что брат уже успел устроиться в библиотеке, комнате, где оба любили сидеть, когда оставались одни. Когда-то обстановка здесь была роскошная, но теперь занавеси выцвели, стулья нуждались в починке, а ковер местами протерся до дыр.

Отец всегда держал поднос со спиртным в углу библиотеки для каждого, кто хотел выпить, и Перегрин, унаследовав титул баронета, продолжал следовать этому обычаю. Однако сейчас на подносе не было ни графинов, ни бутылок и стояли лишь два-три стакана, так что на освободившееся место Кассия смогла поставить небольшой бочонок. Брат вытащил затычку.

– Дороги сегодня невероятно пыльные, – покачал он головой, – но мне удалось проделать весь путь за три часа, что уже само по себе считается рекордом.

– И за это время ты успел еще остановиться и пообедать? Или все еще голоден? – с тревогой осведомилась Кассия, вспомнив, что в доме почти нет еды. Жена Хамбера Бетси, исполнявшая обязанности кухарки, сейчас наверняка отдыхает.

– Нет, я останавливался поесть, – отозвался Перри, – и учитываю только то время, которое ушло на то, чтобы добраться сюда из Лондона. По правде говоря, поездка заняла три часа шестнадцать минут и несколько секунд.

– Неудивительно, что ты так горд, – рассмеялась Кассия.

– Поверь, мне и без того есть чем гордиться! – заверил брат. Кассия вопросительно воззрилась на него, охваченная легким страхом и гадая, что же все-таки могло случиться. Последнее время дела шли все хуже, и дошло до того, что Кассия страшилась за горячо любимого брата: вдруг ему придется жениться не по любви, как они мечтали, а на богатом приданом?! И хотя Перри был всего-навсего обедневшим баронетом, трудностей это не представит, учитывая, насколько он красив. Женщины сами бросались ему на шею, поскольку трудно было найти более интересного, воспитанного и очаровательного человека, умевшего развеселить и занять любое общество. Кроме того, прекрасный наездник и верный друг, он сумел снискать симпатию многих мужчин.

Но даже при всем этом Кассия знала, какое унижение он испытывает каждый раз при мысли о том, что все приятели гораздо его богаче. Еще большую боль ему причиняло сознание того, что он широко пользуется их гостеприимством, не имея возможности отплатить им тем же. В прошлом некоторые ближайшие друзья приезжали к ним погостить, но Перри не мог предоставить им ни прекрасных женщин, ни верховых коней для развлечения, и постепенно Кассии пришлось проводить неделю за неделей, месяц за месяцем одной в величественном, но оскудевшем черно-белом доме, фамильном владении Фоконов на протяжении многих поколений. Они жили здесь с той поры, как семья переехала из Корнуолла, где жили первые Фоконы, в графство Суррей, поближе к Лондону. Здесь было множество развлечений, и жить здесь было куда приятнее, чем «прозябать», как выражался отец Кассии, на краю света.

Так или иначе, Кассия всегда чувствовала, что, несмотря на корнуолльское имя, ее родина и корни именно здесь. В этот момент, с тревогой ожидая объяснений брата, она выглядела поистине прелестной. Платье, сшитое ей самой, выцвело от бесчисленных стирок и за эти годы стало слишком тесным в груди. Упругие холмики туго натягивали тонкую материю. Зато волосы сверкали золотом, в котором проглядывали красноватые отблески, особенно когда солнечные лучи, проникающие в окно библиотеки, падали на шелковистые пряди. В огромных изумрудно-зеленых глазах тоже, казалось, искрился свет, но на этот раз в них проскальзывало настороженное выражение – неизвестно, что скажет брат.

Он не спеша выпил полстакана сидра, прежде чем начать:

– Ну радуйся, сестра! Кажется, удалось продать ожерелье.

Охнув от неожиданности, Кассия воскликнула:

– Ты уверен? Думаешь, удастся получить те деньги, что ты за него просил?

– Я почти уверен, что стоит маркизу увидеть ожерелье, и он заплатит за него любую сумму!

– Маркиз?

Перри сделал еще глоток и кивнул:

– Маркиз де Байе.

– Француз? – пробормотала Кассия.

– Нормандец, – поправил брат.

– Но как ты познакомился с ним да еще успел рассказать об ожерелье?

– Впервые я встретил маркиза год назад, когда тот покупал лошадей на аукционе «Таттер-соллз»[2]2
  Аукцион чистокровных лошадей.


[Закрыть], – пояснил Перри, – а потом время от времени видел на конноспортивных соревнованиях, поскольку он часто приезжает в Англию. И тут два дня назад один из моих друзей, Гарри Персивал, – помнишь Гарри?

– Да, конечно, – ответила Кассия.

– Так вот, Гарри привел его в Уайт-клуб, и не успел маркиз войти, как кто-то за моей спиной сказал: «Сегодня я видел де Байе на Бонд-стрит. Он покупал бриллианты для прелестного создания, которое и без того уже было увешано драгоценностями с ног до головы». – Перри немного помолчал. – И тут меня осенило. А вдруг он именно тот, кого мы ищем!

Кассия взволнованно сжала руки:

– О, Перри, надеюсь, ты прав! Мы так отчаянно нуждаемся в деньгах, ты сам это все время повторяешь, но ведь просто глупо принимать ту смехотворно малую сумму, которую предлагают ювелиры.

– Если маркиз согласится, – заметил Перри, – значит, ожидание того стоило, хотя иногда, сознаюсь, нам нелегко приходилось.

Он подчеркнуто хмуро осмотрел комнату, будто хотел лишний раз убедиться в убогости ее обстановки, и вновь обернулся к сестре.

– Именно тебе пришлось всего хуже, – откровенно сказал он, – и клянусь, Кассия, я все сделаю, чтобы ты забыла о плохих временах. Поедешь в Лондон, накупишь красивых платьев, и мы уговорим кого-нибудь из родственников представить нас королю.

– Звучит великолепно, – признала Кассия, – хотя я, наверное, предпочла бы иметь не платье для танцев, а лошадь для верховой езды.

– У тебя будет и то и другое, – поклялся Перри. – Но теперь, когда маркиз прибудет через два дня, тебе придется исчезнуть.

Кассия в изумлении уставилась на брата:

– То есть как… исчезнуть?

– Я не шучу, – строго объявил Перри.

– Н-не понимаю, – растерянно пробормотала девушка.

– Короче говоря, месье маркиз не только очень богатый человек, владелец огромного поместья и земель в Нормандии – насколько мне известно, его замок великолепен, как, впрочем, и дом в Париже, – но успел приобрести весьма скандальную славу.

– Какую именно? – полюбопытствовала Кассия. С минуту поколебавшись, Перри все же неохотно ответил:

– Славу настоящего повесы и распутника. Он разбил больше сердец, чем Казанова, и считается в обществе вторым Дон Жуаном. Ни одна женщина не может чувствовать себя с ним в безопасности.

– Так вот почему ты не позволяешь мне его увидеть?

– Совершенно верно, – подтвердил Перри. – Ты слишком молода, слишком невинна и слишком хороша собой!

– Какой вздор! – рассмеялась Кассия. – Если маркиз, по твоим словам, преследовал самых прекрасных женщин во Франции, он на меня и не посмотрит.

– Тут ты, пожалуй, права, – вздохнул Перри, – и все-таки он очень опасен.

– Кто предупрежден, тот вооружен, – процитировала Кассия.

– Дело даже не в том, что он может обратить на тебя внимание. Гарри рассказал мне, что маркиз обладает какой-то странной неодолимой притягательностью, заставляющей женщин буквально бросаться к его ногам. Если верить Гарри, маркизу стоит поднять на них глаза, и любая теряет голову.

Кассия снова рассмеялась:

– Ни слову не поверю! Даже если маркиз и посмотрит на меня, что весьма маловероятно, он, видимо, из тех людей, что вызывают во мне страх. Поэтому думаю, что буду слишком занята, скрываясь от него, чтобы сделать такую глупость, как влюбиться.

– В этом ты не можешь быть уверенной, – покачал головой Перри, – поэтому стоит, пожалуй, уехать на те два дня, что он пробудет здесь.

– Но кто же будет его развлекать?

– Он не один.

– С ним будет кто-то еще?

– Да, и хотя я назвал бы такое поведение недопустимым и почти оскорбительным, однако я не в таком положении, чтобы протестовать.

– О чем ты? – недоумевающе спросила Кассия.

– Маркиз оставил для меня записку в Уайт-клубе. В ней говорится, что он приедет в четверг и привезет с собой мадам де Сальре.

– Кто это?

– Его теперешняя…

Перри резко осекся, поняв, что едва не произнес нечто совершенно не предназначавшееся для ушей молодой девушки, и, немного подумав, пояснил:

– Насколько мне известно, она весьма… близкий друг маркиза.

– Хочешь сказать, что она влюблена в него! – догадалась Кассия. – Тем более ему до меня не будет дела, и если маркиз взял на себя труд привезти сюда приятельницу – значит, действительно увлечен.

– Вполне вероятно, – нерешительно согласился Перри. – Однако он не имеет права привозить ее в дом, где живет молодая девушка.

– Но ты же сам решил, что меня здесь не будет, – напомнила Кассия. – Ты, очевидно, не потрудился объяснить ему, что я буду играть роль хозяйки дома.

Перри поставил опустевший стакан.

– Нет смысла спорить по этому поводу, – твердо заключил он. – Ты должна держаться подальше от него. Возможно, стоит погостить у друзей или у викария в деревне.

– Но ты не находишь, что викарию покажется крайне странным, если я попрошу у него приюта лишь потому, что ты принимаешь человека, манеры которого не одобряешь, – возразила Кассия. – И мы не можем никому открыть, что продаем ожерелье, иначе вся история попадет в газеты.

Перри нахмурился:

– О, прекрати нарочно создавать затруднения! Должно же быть место, где ты могла бы пожить два дня.

– И что тогда будет? – осведомилась Кассия. – Ты же знаешь, слуг в доме только двое – старый Хамбер, ревматик, который едва передвигается по столовой, и наша кухарка Бетси. Она, конечно, неплохо готовит, однако не знакома с французской кухней и вряд ли сумеет удовлетворить взыскательный вкус маркиза.

Перри продолжал хмуриться, однако не прерывал речь сестры.

– Миссис Джонс приходит из деревни всего на два часа и не сумеет застелить без меня постели. К тому же она вечно забывает, что нужно делать, если я ей не напомню.

Кассия задохнулась от волнения, и Перри раздраженно сказал:

– Так попытайся найти кого-то еще.

– И обучить его всем обязанностям за два дня? Невозможно!

– Нет ничего невозможного, – продолжал спорить брат, – а кроме того, если мы потеряем маркиза, нет никаких гарантий, что мы найдем другого покупателя на ожерелье.

– Но почему бы ему не посмотреть на него в Лондоне?

– Я сказал ему, что ожерелье находилось в нашем владении со времен революции 1789 года, и упомянул, что дед купил его для бабки, которая изображена в этом ожерелье на портрете кисти Рейнолдса.

– «Я должен это непременно увидеть! – воскликнул маркиз. – В моей коллекции есть несколько картин Рейнолдса, и я считаю его одним из лучших художников Англии, особенно там, где речь идет о женских портретах». Полностью согласен с вами, ответил я, и тогда он попросил разрешения приехать.

– Да, и вряд ли ты можешь везти портрет таких размеров в Лондон, – кивнула Кассия.

– И что мне было делать, – продолжал Перри, – кроме как согласиться! Но я и понятия не имел, что маркиз собирается привезти с собой какую-то утонченную привередливую французскую даму!

Кассия тихо вскрикнула:

– Если она, как ты говоришь, привередлива и ей у нас не понравится, то она может убедить маркиза уехать раньше, чем тот намеревался, и ожерелье останется у нас!

Перри понял логику рассуждений сестры, однако молча встал, подошел к окну и принялся разглядывать запущенный сад с клумбами, заросшими сорняками, за которыми давно уж некому было ухаживать.

– Нам необходима новая кухонная плита, – настаивала Кассия. – Чудо уже то, что старая протянула так долго, и если ты немедленно не починишь насос, придется носить воду из озера.

– Знаю, знаю, – простонал Перри. – Именно поэтому необходимо, чтобы маркиз был доволен не только ожерельем, но и домом, и едой, которую подают на стол.

– Следовательно, – решительно заключила Кассия, – ты не сможешь без меня обойтись.

Перри схватился за голову.

– Я пытаюсь позаботиться о тебе, – убеждал он. – Я не хочу, чтобы ты сделалась всеобщим посмешищем из-за человека, который вернется во Францию и забудет о твоем существовании.

Кассия воздела руки к небу:

– Как мне убедить тебя, что я и не подумаю влюбляться в него?! Мне необходимо лишь позаботиться о его удобствах и кормить так хорошо, чтобы он пришел в хорошее настроение и выложил денежки.

Перри отвернулся от окна и, подойдя к камину, воззрился на сестру с таким выражением, словно видел ее впервые в жизни.

– А знаешь, будь ты прилично одета и модно причесана, весь Лондон был бы у твоих ног, – задумчиво произнес он наконец.

– О, дорогой, как ты добр! С твоей стороны очень мило говорить подобные вещи, но ты знаешь так же хорошо, как и я, что единственные, кто считает меня прекрасной, – это Бетси и Хамбер да еще, пожалуй, грачи и кролики!

– Это уже немало! – рассмеялся Перри. – Но у меня почему-то есть предчувствие, что если я позволю тебе остаться, то в конце концов горько об этом пожалею.

В голосе брата звучало столько беспокойства, что Кассия поднялась с дивана, подошла к нему и поцеловала в щеку:

– Лучше тебя нет никого на свете, и ты был всегда так добр со мной! Но теперь тебе придется положиться на меня!

– Я верю тебе, – кивнул Перри. – Тебе, но не этому проклятому французишке!

Наступило неловкое молчание, и Перри с ужасом сообразил, что только сейчас выругался в присутствии сестры.

– Прости, – поспешно пробормотал он. – Господи, как жаль, что с нами нет мамы! Уж она бы знала, как с ним справиться!

– Конечно, – тихо подтвердила Кассия, но тут же неожиданно вскрикнула: – У меня идея!

– Какая?

– Насчет того, о чем ты только что говорил. Если бы мама и папа принимали эту привередливую француженку, все было бы хорошо и никаких затруднений не возникло бы!

– Конечно, нет, – согласился Питер, – только, думаю, мама была бы крайне шокирована, узнав, что они путешествуют вместе, без компаньонки.

Сам он считал, хотя и не высказывался вслух, что со стороны француза чертовски оскорбительно привозить любовниц в порядочный дом. Но не мог же он объяснить это сестре!

– Так вот, – медленно продолжала Кассия, – моя идея состоит в том, что я представлюсь твоей женой!

Наступило продолжительное молчание. Перри, совершенно ошеломленный, мог лишь смотреть на сестру.

– О чем ты? – выдавил он наконец.

– Ты считаешь, что маркиз начнет за мной ухаживать, поскольку посчитает незамужней женщиной. Но он не осмелится приблизиться ко мне, будь я хозяйкой дома и твоей женой.

У Перри, однако, промелькнуло в голове, что маркиз вряд ли остановится перед таким препятствием, как священные узы брака. Кроме того, мадам де Сальре наверняка оставила в Париже мужа. В то же время, вероятно, будет лучше, если Кассия станет считаться замужней женщиной, а он при этом пояснит маркизу, что они женаты совсем недавно.

Кассия ожидала ответа, и Перри, хорошенько все обдумав, осторожно предположил:

– Возможно, ты права.

– Но это разумное решение! – вскричала Кассия. – Я смогу остаться и принять его как следует. Постараюсь, чтобы слуги выполняли свои обязанности! Кроме того, уверяю тебя, что работы будет чересчур много и у меня совершенно не останется времени флиртовать с маркизом, каким бы привлекательным он ни оказался.

– Я постараюсь выглядеть очень ревнивым мужем! – объявил Перри.

Кассия восторженно захлопала в ладоши:

– Ну конечно! Не думаю, что у него хватит смелости флиртовать со мной прямо у тебя на глазах! – И, поскольку Перри предпочел промолчать, продолжала: – Кроме того, если он занят мадам де Сальре, то скорее всего даже не заметит меня!

Перри удивился, что не подумал об этом сам, но в то же время внезапно понял, что, пока его не было дома, сестра стала еще красивее. Женщины семейства Фоконов на протяжении веков славились своей прелестью, и это подтверждали висевшие на стенах портреты. Поэтому он в отчаянии воскликнул:

– Безнадежно! Ничего не выйдет!

– Но почему? – удивилась Кассия.

– Потому что ты очень похожа на портрет мамы, который висит в гостиной, а папа всегда повторял, что ты напоминаешь жену четвертого баронета, считавшуюся знаменитой красавицей. По крайней мере так утверждали все офицеры, сражавшиеся под знаменами герцога Мальборо!

Немного подумав, Кассия предложила:

– Скажем, что я твоя кузина, и тоже из рода Фоконов, и мы полюбили друг друга, еще когда были совсем детьми.

– Вполне правдоподобное объяснение, – согласился Перри, хотя и с некоторым сомнением.

– Ну конечно, – с энтузиазмом воскликнула Кассия, – и если маркиз заинтересуется домом, я должна все знать о Фоконах. – И улыбнувшись брату, продолжала: – Стоит объяснить при этом, что, как и все Фоконы, я была воспитана на семейных преданиях и все знаю о родственниках, призраках и особенно о паршивой овце, Дурном Баронете, ставшем причиной нашего бедственного положения. Кроме того, буду очень рада, если мы сумеем продать ожерелье. Я всегда считала его несчастливым.

– Оно станет счастливым, если мы получим все деньги, которые я прошу за него.

Но Кассия уже не слушала. Она думала о том, что бриллиантовое колье, купленное дедом для своей жены, было причиной величайшего скандала в восемнадцатом веке.

В 1785 году авантюристка графиня де ла Мотт увидела дорогое и фантастически красивое ожерелье, изготовленное в Париже. Она убедила кардинала де Рогана помочь ей упросить ювелиров продать это ожерелье королеве Марии Антуанетте. Но вместо этого она сама украла его, и последующий судебный процесс потряс всю Францию. Графиню арестовали, но ей удалось бежать в Лондон. С собой она взяла двадцать один алмаз – самые крупные и дорогие камни. Алмазы были вставлены в новую оправу и проданы. Купил их тогда здравствующий баронет Фокон, но из-за истории, связанной с этими камнями, и скандала, который многие историки называли причиной падения французской монархии, Кассия всегда считала, что эти камни приносят несчастье.

И хотя ожерелье хранилось в надежном месте, куда ворам невозможно было добраться, она никогда не надевала это украшение. Кроме того, девушка не любила вспоминать о том, что мать надевала его на бал по случаю открытия охотничьего сезона, за три месяца до смерти.

Именно из-за ценности ожерелья его так трудно было продать. После того как украшение оценили, Перри преисполнился решимости получить за него его настоящую стоимость и поклялся, что в противном случае колье так и будет лежать там, где находилось до сих пор.

– Больше у нас нечего продать, – пояснил он сестре, – и только получив за него деньги, мы сможем привести в порядок дом и жить, как подобает Фоконам.

Кассия, полностью соглашаясь с братом, в то же время отметила про себя, что не мешало бы в таком случае нанять более молодых и энергичных слуг. Ее сердце разрывалось при виде того, как с каждым месяцем здание все больше приходит в упадок. Она любила свой дом и заботилась о стариках в деревне, но слишком мало могла сделать для них.

Теперь же, хотя времени оставалось совсем мало, необходимо сделать все, чтобы как следует принять маркиза и его даму, иначе, как была совершенно уверена Кассия, они немедленно уедут, даже не взглянув на ожерелье.

В голове девушки роились тревожные мысли, но вслух она только сказала:

– Давай перестанем тратить время на споры, Перри! Я стану леди Фокон на два дня, пока маркиз гостит здесь, и обещаю: буду так увлечена своим красавцем мужем, что не найду времени даже рассмотреть сатану, как бы тот ни искушал меня яблоком!

– Именно этим он и займется, – заверил Перри, – а твое дело понимать, что, каким бы соблазнительным ни было это яблоко, ты должна отказаться принять его.

– Я сделаю все, как ты говоришь, – кивнула Кассия, – но сейчас у нас слишком много дел.

Перри вопросительно поднял брови.

– Нам необходимо шампанское, молодая баранина, цыплята, утки и рыба. – И, улыбнувшись, добавила: – В ручье полно форели, если, конечно, сумеешь ее поймать.

– Единственное, о чем я успел подумать, – шампанское, и именно поэтому не велел распрягать лошадей, чтобы немедленно отправиться в Гилдфорд.

– Нам понадобится еще множество вещей, – заметила Кассия, – но твои лошади и без того устанут, так что мне лучше составить список завтра.

Перри направился к двери:

– Остается только надеяться, что сделка состоится, иначе мне нечем будет заплатить ни за шампанское, ни за все остальное!

– Ты хочешь сказать, что мы совсем разорены? – с ужасом воскликнула девушка. – О, Перри, неужели ты снова играл?!

– Мне сказали, что это верный выигрыш! – горько бросил Перри, с силой захлопывая за собой дверь.

Кассия сжала ладонями виски, полностью сознавая, что лежащая перед ней задача почти невыполнима – ведь, кроме того, что нужно привести дом в порядок, придется приготовить огромное количество сложных изысканных блюд, о которых Бетси не имеет ни малейшего понятия. Какое счастье, что сейчас начало сентября и, следовательно, можно подавать и холодные блюда. Но в то же время, если Бетси слишком устанет, на плечи Кассии ляжет еще один тяжелый груз. Кроме того, нужно втолковать Бетси и Хамберу, чтобы те обращались к ней не «мисс Кассия», а «миледи».

– И все это, – пробормотала она себе под нос, – лишь для того, чтобы француз принял это как должное!

Кроме того, маркиз и его чересчур разборчивая подруга, без сомнения, будут смотреть свысока на ее скромные платья и потертую обивку мебели.

На секунду девушка почувствовала себя униженной, но тут же гордо вскинула подбородок. Она Фокон, и, как бы ни был богат маркиз, ее кровь такая же голубая, как и у него! И пусть он даже потомок Вильгельма Завоевателя, но и Фоконы жили в Корнуолле еще до того, как он покорил Англию. В летописях говорится, что Фоконы сражались с королем Гарольдом в битве при Гастингсе.

– Если маркиз считает, что сможет попирать ногами меня и Перри, он жестоко ошибается! – сказала себе девушка. – Когда он приедет, нужно с самого начала дать ему понять, что мы ему ровня.

Она шагнула к двери, но, случайно увидев свое отражение в зеркале, замерла. Какое поношенное и немодное на ней платье! Теперь ясно, что даже если маркиз из вежливости не подаст виду, что заметил, насколько убого она выглядит, то уж женщина, особенно француженка, не упустит случая выразить свое презрение.

– Нельзя в таком виде появляться на людях, – охнула Кассия. – Мне следует найти приличное платье!

Она понимала, что необходимо пойти на кухню и подготовить Бетси к тому, что ждет их впереди. Но вместо этого девушка взбежала по лестнице в комнату рядом с материнской спальней. Раньше это была туалетная комната, хотя и довольно большая. Однако леди Фокон хранила в ней свои наряды.

– Я всегда считала, что необязательно и совершенно неромантично держать одежду в спальне, – говаривала она, – кроме разве тех случаев, когда без этого не обойтись.

И ее спальня стала скорее похожа на гостиную, а поскольку леди Фокон считала гардеробы уродливыми и неуклюжими, то эти предметы мебели были выставлены в туалетную комнату, которой никто не пользовался с конца прошлого века. После смерти матери Кассия почти не входила туда, считая эти покои почти святилищем. Туалеты матери так и висели в полной неприкосновенности. Правда, несколько раз, когда девушка либо вырастала из своих платьев, либо они попросту рвались, она подумывала подыскать себе что-нибудь подходящее, но последние два года ей вообще не было необходимости стараться выглядеть как девушка из благородной семьи. Перри, как правило, приезжал, домой один, а после того, как закончился период траура, соседи, кажется, позабыли о ее существовании и редко присылали приглашения.

Денег на содержание лошадей не было, поэтому Кассия не могла охотиться зимой. Старые же лошади, на которых она ездила в деревню или к арендаторам, были достаточно надежными, но передвигались так медленно, что девушка предпочитала ходить пешком.

Она вошла в гардеробную матери и с удовольствием ощутила нежный запах белой фиалки; каждую весну эти духи собственноручно приготовляла ее мать. Здесь также витал аромат лавандовых саше, сшитых самой Кассией и разложенных в бельевом шкафу. И на секунду перед глазами так живо предстала мать, что Кассия почувствовала, как слезы обожгли глаза. Но она тут же сурово напомнила себе, что для сантиментов сейчас не время, а нужно скорее поискать какие-нибудь туалеты, которые могли бы подойти для приема гостей.

Если же, как она подозревала, в материнских нарядах она будет выглядеть старше своих лет – не беда, именно этого ей и хотелось.

Кассия открыла дверцу гардероба и застыла, ошеломленная калейдоскопом красок, которые начали тут же расплываться перед глазами. Нетерпеливо смахнув с ресниц соленые капли, она выбрала несколько платьев, которые помогут сыграть роль жены Перри.

Туалетный столик стоял у окна, и девушка, усевшись перед ним, заглянула в зеркало, но почему-то увидела в нем лицо матери.

– Помоги мне, мама… и помоги нам продать ожерелье, чтобы Перри смог получить то, чего хочет, и привести дом в надлежащий вид!

И у Кассии появилось странное чувство, будто лицо матери в зеркале улыбнулось ей. Девушка поспешно вскочила, закрыла дверцы гардероба и стрелой помчалась по коридору и вниз по лестнице. Столько всего предстоит сделать! Нельзя терять ни минуты!

Она знала, что только сверхчеловеческими усилиями ей удастся подготовиться к приезду пресловутого маркиза.

– А к тому времени, – бормотала про себя Кассия, – я уже устану так, что, будь он даже современный Казанова, если верить Перри, мне будет не до него! Что бы он ни сказал и ни сделал, мне все равно!

Все еще смеясь собственной шутке, девушка отворила дверь, обтянутую зеленым сукном, которое давно требовало замены, и вошла в кухню. Старый Хамбер по-прежнему сидел в буфетной, полируя серебряные блюда, которые подавал господам, когда те ели одни. Кассия лихорадочно соображала, успеет ли почистить канделябры, которые намеревалась ставить на стол за ужином. Кроме того, на очереди были блюда для кушаний, подаваемых между рыбой и жарким, сахарница, сливочник, и все это помимо серебряных приборов для гостей.

– Нет, все это просто невозможно! – с ужасом подумала она, но гордость снова и снова твердила, что такого слова нет и все, что необходимо сделать, будет сделано, и чем скорее, тем лучше.

Старик Хамбер, не снимая ноги с табуретки, вопросительно поглядел на хозяйку. Солнце падало на остатки белых волос, обрамляющих лысину, и на морщинистое исхудавшее лицо. Скрюченные пальцы, державшие чайник, распухли от ревматизма.

Голосом, который даже в ее собственных ушах звучал слабо и неубедительно, Кассия начала:

– Я… мне нужно кое-что… сказать вам, Хамбер… это очень важно.