Текст книги "Пышная свадьба"

Барбара Картленд
Пышная свадьба

От автора

Медицине известны случаи, когда теплый, влажный климат Южной Азии полностью излечивал больных экземой. Мне самой доводилось наблюдать такие чудесные исцеления в Сингапуре и Бангкоке.

Хотя Максимус Керби и Дорина – вымышленные персонажи, описание Сингапура и его истории достоверны, в том числе рассказ о нападении пиратов. Метод лечения при укусах змей, изложенный в романе, вплоть до недавнего времени применялся в разных странах, в том числе и в Англии.

Глава 1

1879

Граф Олдеберн поднял глаза от письма, которое он держал в руке, и на его лице расплылась довольная улыбка.

– Пришло, Элизабет! – воскликнул он.

Графиня, сидевшая на противоположном конце стола, взглянула на него с изумлением.

– Что именно? – осведомилась она.

– Письмо от Керби. Черт подери, вам отлично известно, что я жду его уже несколько недель!

– Да, конечно, Хьюго, и это скверно отразилось на ваших манерах. Что он пишет?

Граф снова взялся за письмо, и было очевидно, что каждое прочитанное слово приводило его в восторг. Наконец он сказал:

– Он предлагает Летти отплыть в следующем месяце в Сингапур на пассажирском пароходе «Осака» компании "Пенинсьюлар энд ориэнтал («Пенинсьюлар энд ориэнтал» – крупная английская судоходная компания. (Здесь и далее прим. пер.).) ".

– В Сингапур? – с ужасом воскликнула леди Летиция Берн.

Чашка задрожала у нее в руке, и она поставила ее на стол.

– В… Сингапур, папа? – повторила она. – Нет… нет… я не хочу!

– Послушай, Летти, – успокаивающе начал отец, – мы ведь уже это обсуждали. Ты говорила, что готова выйти замуж за Максимуса Керби.

– Но не… в Сингапуре, папа! Ты сказал, что он приедет… сюда. И потом… это было так… давно.

Ее голос упал до шепота, и огромные голубые глаза наполнились слезами.

– Я не хочу… выходить за него замуж, папа! Я вообще ни за кого… не хочу выходить замуж!

– Летти, ты сама отлично знаешь, что говоришь вздор! – вмешалась графиня.

Ее голос прозвучал холодно, но взгляд с тревогой остановился на младшей дочери.

– Но, Летти, когда Максимус Керби приезжал сюда, он тебе понравился, – сказал граф таким тоном, словно он разговаривал с ребенком.

– Он подарил мне… попугайчиков, – пробормотала Летти, и голос ее все еще дрожал, – и вообще он был… очень добр ко мне. Но я не хочу… выходить за него замуж… и я не хочу… уезжать из дому. Я хочу остаться с тобой, папа!

Граф уставился на свою дочь почти с комическим выражением отчаяния. Он не выносил слез, к тому же ему всегда было трудно в чем-либо отказывать Летти. Она была так прелестна, что сердиться на нее было трудно.

Леди Летиция Берн, без сомнения, была необычайно красива. Ее светлые волосы отливали золотом; нежный цвет лица, голубые глаза, обрамленные темными ресницами, и губки, похожие на розовый бутон, привели бы в восхищение художника.

Можно было бы ожидать, что леди Летиция, если и не станет звездой лондонского сезона, то, по крайней мере, все молодые люди графства будут лежать у ее ног. Но, хотя при ее появлении вокруг всегда собиралась толпа поклонников, она, тем не менее, быстро рассеивалась, и мужчины неизбежно отправлялись на поиски менее красивых, но более интересных молодых женщин.

В результате, после ее первого сезона в Лондоне, граф, который был очень неглупым человеком, вынужден был признать, что его младшая дочь навряд ли составит блестящую партию, на которую он так рассчитывал.

Оставалось только надеяться, что какой-нибудь престарелый пэр прельстится ее редкой красотой и сочтет, что она компенсирует почти зачаточное состояние ее интеллекта, но до сего времени эти надежды себя не оправдали.

– Беда не в том, что Летти нечего сказать, а в том, что она даже не умеет слушать! – жаловался жене граф после какого-то бала, на котором к концу вечера прелестная Летти не могла найти себе партнера.

– Я знаю, Хьюго, – ответила графиня. – Я объясняла ей тысячу раз, что мужчины любят, когда женщины внимательно слушают их и смеются над их шутками.

– Черт, о чем только она думает? – взорвался граф.

– Следите за своей речью, Хьюго! – упрекнула его графиня.

– Прошу прощения, дорогая, – сказал граф. – Но вы сами должны признать, что это невыносимо! Летти так красива, и я ожидал, что она легко найдет себе богатого мужа.

Графиня вздохнула. Нельзя было отрицать, что все они на это рассчитывали.

Их родовое поместье Олдеберн-парк было давным-давно заложено. Долги росли с каждым годом, и казалось, что единственное их достояние – это непревзойденная красота Летиции.

Когда они вернулись в деревню и граф с ужасом принялся подсчитывать, во что ему обошелся лондонский сезон, на горизонте появился Максимус Керби.

Поначалу граф не воспринял его как возможного претендента на руку Летти. Ему представили Керби в «Уайтсе». Знакомый пэр, говоря, как он полагал, почти шепотом, прокричал на всю комнату:

– Я хочу познакомить тебя с одним малым, Олдеберн! Собирается купить лошадей, чтобы забрать с собой на Восток. Богат, как Крез, и готов заплатить любые деньги, если ему что-то приглянулось!

Позже граф выяснил, что это было не совсем так. Максимус Керби вовсе не был простачком, как можно было заключить из слов его приятеля.

Несомненно, он был очень богат, но при этом отличался острым умом и не собирался бросать деньги на ветер. Он был готов переплатить за лучших графских лошадей, но в то же время категорически отклонял все предложения, которые казались ему недостаточно интересными.

Граф пригласил его в Олдеберн-парк посмотреть лошадей. И тут графиня натолкнула его на мысль, что Максимус Керби не только очень богатый, но и вполне презентабельный молодой человек.

– Могу сказать одно, – заметил граф, – может быть, в жилах Керби и не течет голубая кровь, но он из очень хорошей семьи, и вполне может сойти за джентльмена.

– Он и есть джентльмен! – твердо заявила графиня. – А если он немного эксцентричен, точнее экстравагантен, то это объясняется тем, что он очень долго жил на Востоке, и ни в коей мере не умаляет его достоинств, как будущего зятя.

– Вы хотите сказать?.. – недоверчиво начал граф.

– Я видела, как он смотрел на Летти вчера за обедом, – пояснила графиня. – Я думаю, Хьюго, что перед отъездом он попросит ее руки.

– Но в этом случае Летти придется жить за границей! – воскликнул граф. – Мне говорили, что у Керби огромные владения в Малайе.

– С тех пор, как десять лет тому назад открыли Суэцкий канал, – ответила графиня, – уже не требуется много времени, чтобы добраться до восточных колоний. Только на прошлой неделе лорд Эвон рассказывал, что до Индии можно теперь доплыть за двадцать пять дней!

– Он, безусловно, вполне представительный молодой человек, – медленно произнес граф, и было ясно, что говорил он вовсе не о лорде Эвоне.

– Лично я нахожу его обворожительным, – заметила графиня.

В лице матери Летти мистер Керби, несомненно, обрел надежного союзника. Разве можно было устоять перед его дерзкой и мужественной улыбкой, которая во все времена обладала неизъяснимой притягательностью для женщин?

Если представительницы слабого пола легко становились жертвами его обаяния, то у мужчин он пользовался популярностью, как непревзойденный спортсмен.

Свойственный ему шарм заставлял многих ревнивых мужей стискивать зубы, но его такт и манеры были безупречны. Появление в Олдеберн-парке такой яркой, исполненной жизненной энергии личности, как Максимус Керби, казалось дуновением свежего ветра.

Он купил не только лучших графских лошадей; к большой радости графа, он приобрел также несколько картин, лакированный шкафчик времен королевы Анны и множество книг из библиотеки, в которые граф не заглядывал ни разу с тех пор, как унаследовал титул и поместья.

Лишь Дорина после того, как он уехал, с ужасом оглядывала пустые книжные полки, понимая, что снова заполнить их им уже никогда не удастся.

Именно к Дорине, сидящей на противоположном конце стола, и обратилась Летти, надеясь найти поддержку.

– Ты же знаешь, Дорина, я не могу… выйти замуж, – жалобно, по-детски заговорила она. Ее глаза были полны слез, губы дрожали. – Заставь же папу понять, что я… не люблю мужчин. Я… боюсь их.

– Но мистер Керби не такой, как все, – ответила Дорина. – Вспомни, как он был добр с тобой, он подарил тебе замечательных длиннохвостых попугайчиков, и я уверена, что в Сингапуре ты сможешь держать у себя дома множество прелестных экзотических птиц. Ты только подумай, как это будет восхитительно!

– Я хочу, чтобы эти птички были у меня… здесь, – сказала Летти.

– Здесь для них слишком холодно, они умрут. Даже эти бедные попугайчики все время дрожат, как бы близко к камину мы ни ставили их клетку.

Дорина говорила твердым голосом, пытаясь убедить сестру. Но Летиция, уставившаяся на нее широко раскрытыми глазами, казалась воплощением безысходного отчаяния.

Она была одной из немногих, кто спокойно смотрел прямо в лицо Дорине. Вероятно, это объяснялось тем, что Летти была слишком поглощена собой, и просто не обращала внимания на то, как выглядит ее сестра.

Даже постороннему взгляду было заметно, что граф, разговаривая со старшей дочерью, всегда опускал глаза.

Дорина уже привыкла, что люди, обращаясь к ней, смотрят в сторону. В двадцать один год она смирилась с мыслью, что никогда не выйдет замуж. Но в то же время ей было больно слышать, как Летиция, которая была так красива, постоянно повторяла, что она боится мужчин.

Дорине же редко предоставлялась возможность беседовать с кем-нибудь из мужчин, помимо ее отца и слуг. С раннего детства она страдала кожным заболеванием, в результате которого ее лицо, руки и ноги были покрыты безобразными струпьями. Ей нетрудно было спрятать под одеждой запястья и ноги, кожа на которых временами была содрана почти до мяса, но обезображенной верхней губы и красных шелушащихся пятен, которые покрывали ее лоб и подбородок, скрыть было нельзя.

Сначала доктора, которым ее показывала графиня, заявляли, что это обычные явления, свойственные подростковому периоду.

– У многих девочек в переходном возрасте очень плохой цвет лица, – говорили они и прописывали разнообразные лосьоны и мази, которые не помогали, а лишь сильнее раздражали кожу.

Когда Дорине исполнилось семнадцать лет, графиня была в отчаянии. Пора было представлять Дорину ко двору, начинать вывозить ее в свет, давать для нее бал в Олдеберн-парке.

Однако какой был смысл тратить столько денег на девушку, при виде которой люди содрогались если не от отвращения, то от жалости? К тому же многие считали, что ее болезнь заразна, хотя доктора решительно отвергали это предположение.

– Но как мы можем объяснить людям, что эта болезнь не заразна? – спрашивала Дорина. – Разве что повесить мне плакат на грудь.

Никто ничем не мог помочь, и в конце концов Дорина решила, что не стоит навязывать свое общество людям, которые этого не хотят.

– Забудь обо мне, мама, – сказала он матери, – и лучше прибереги деньги для Летти. Она обещает стать настоящей красавицей, а я все равно буду выглядеть ужасно, как бы ты ни старалась.

Это было правдой, хотя графиня и не хотела этого признавать. Нарядные платья и элегантные шляпки, казалось, лишь подчеркивали уродство Дорины, и в конце концов все вынуждены были смириться с неизбежным.

Дорина осталась дома и редко покидала Олдеберн-парк, за исключением тех случаев, когда ей приходилось сопровождать Летти, которая всегда цеплялась за сестру и отказывалась выезжать из дому без нее.

Объяснялось ли это ее тактом или застенчивостью, но Дорина старалась не навязывать свое общество окружающим, полагая, что им это будет неприятно. Такое поведение превратилось в привычку, и со временем его стали воспринимать, как само собой разумеющееся.

Она часто сопровождала Летти на балы или приемы, потому что в противном случае та вообще отказывалась куда-либо ехать. Но у самых дверей Дорина незаметно исчезала.

Она умело вела хозяйство в Олдеберн-парке, никогда не показываясь на глаза, если в доме были гости.

Частенько с горькой усмешкой Дорина говорила себе, что она похожа на одно из тех привидений, которые, по преданию, частенько появлялись на главной лестнице и в дальнем крыле дома. Но, в отличие от привидений, она приносила немало пользы.

– О, спросите у Дорины, – частенько отвечал граф. – Она знает, что нужно делать.

– По поводу меню обращайтесь к леди Дорине, – говорила графиня повару. – Вы же знаете, что я никогда не могу запомнить названия этих новомодных блюд.

– Мне нужна Дорина! Где она? Она нужна мне! – без конца требовала Летти.

Только Дорине удавалось привести ее в хорошее расположение духа, заставить вовремя спуститься к обеду или так искусно уложить ее волосы, что им не нужны были услуги парикмахера.

В течение всего прошлого года именно Дорина всячески старалась сделать мысль о предстоящем замужестве привлекательной для Летти, представить его как радостное, захватывающее событие.

– Ты только подумай, как замечательно жить там, где всегда светит солнце! – уговаривала она ее в серые, пасмурные дни. – Представь себе, какие в Сингапуре необыкновенные цветы! У тебя будет сад, где будут расти одни орхидеи! А какие там замечательные птички, Летти, с ярким, блестящим оперением. Они тебе очень понравятся.

«Я так и знала, что папа обрушит на Летти эти новости без всякой подготовки и расстроит ее», – думала теперь Дорина.

– Я никуда не поеду… – между тем жалобно причитала Летти. – Я хочу остаться… здесь с Дориной, и с тобой, папа. Я так люблю вас! Я очень счастлива дома. Я не хочу замуж!

– Но Летти, представь, какие у тебя будут сказочные туалеты, – уговаривал ее граф, – а какие драгоценности! Максимус Керби имеет возможность подарить тебе гораздо более крупные бриллианты, чем те, которые я покупал твоей маме. А какой на Востоке жемчуг! И, говорят, он там не так дорого стоит.

– Я не люблю жемчуг, – надулась Летти.

Граф безнадежно посмотрел на жену.

– Мне кажется, Хьюго, нам лучше предоставить Дорине рассказать Летти о предстоящем путешествии, – дипломатично заметила графиня.

– Мне нужно послать Керби телеграмму, – сказал граф. – Он рассчитывает, что Летти отплывет десятого января.

– Я никуда не поеду! – решительно заявила Летти, неожиданно вскочив с места. – Я никуда не поеду! Я останусь здесь! Вы меня не любите… я вам не нужна… но я все равно никуда не поеду… что бы вы ни говорили!

Она разразилась громкими рыданиями и выбежала из комнаты, двигаясь при этом с такой грацией, что ее отец посмотрел ей вслед скорее с восхищением, чем с досадой.

– Ты должна уговорить ее, Дорина, – сказал он наконец.

– Неужели мистер Керби рассчитывает, что Летти отправится в Сингапур одна? – спросила графиня.

– Конечно, нет, – ответил граф. – Он пишет, что мы, по всей вероятности, захотим, чтобы Летти сопровождала компаньонка, а он, со своей стороны, договорился с леди Энсон, женой губернатора Пенанга (Пенанг – сетлмент (колониальное владение Великобритании) в Малайе.) , которая плывет на том же пароходе, чтобы она присмотрела за Летти.

– Компаньонка! – воскликнула графиня. – Где мы ее найдем? Такую, которая понравилась бы Летти и согласилась бы отправиться в Сингапур?

– Ну, можно же найти кого-нибудь, – раздраженно произнес граф.

– Конечно, можно, – согласилась графиня, – но я не представляю, где искать. Мистер Керби готов оплатить проезд горничной?

Граф снова заглянул в письмо.

– Да, он пишет, что опытная китайская служанка уже выехала из Сингапура. Он договорился с пароходной компанией, что, когда Летти ступит на борт «Осаки» в Тилбери, та уже будет ждать ее там.

– Должна признать, он очень внимателен, – слегка успокоившись, произнесла графиня.

– Тем более, что посылать одну из наших горничных было бы не совсем удобно для нас, – сказал граф. – К тому же, все равно Летти придется привыкать к китайским слугам.

– Говорят, они превосходны, – с оттенком зависти заметила графиня. – Честные, трудолюбивые, преданные.

– В таком случае, проблема с горничной решена, – сказал граф. – Однако как быть с компаньонкой? Совершенно очевидно, что кто-то должен постоянно находиться рядом с Летти, чтобы поддерживать ее в хорошем расположении духа.

– Придется ехать мне, папа, – тихо сказала Дорина.

Граф, казалось, был крайне изумлен.

– Тебе, Дорина? Но это будет…

Он замолчал, как бы пытаясь подобрать нужное слово.

– …неловко, – закончила за него его дочь. – Разумеется, папа, если я поеду, как леди Дорина . Но я не хочу этого делать. Я выдам себя за компаньонку Летти, и никто не будет знать, что на самом деле я ее сестра.

Наступило молчание, пока ее родители пытались освоиться с этой мыслью, а потом Дорина сказала:

– Как только Летти благополучно выйдет замуж, я вернусь.

– Одна, на корабле? – воскликнула графиня.

– Со мной ничего не случится, – заверила ее Дорина с горькой усмешкой.

– Да, да, конечно, – неловко пробормотал граф. – В то же время, такое поведение сочтут весьма странным для дочери графа.

– Никто и не узнает, что я твоя дочь, – успокоила его Дорина. – Я буду называть себя «мисс Такая-то». Сойдет любое достаточно распространенное имя. Я смогу поддерживать у Летти хорошее настроение. А если я не поеду с ней, сомневаюсь, что, прибыв к месту назначения, она согласится выйти замуж за мистера Керби.

Последовало молчание, словно все трое одновременно вспомнили, какой упрямой и несговорчивой может быть Летти, если ей вздумается.

Ее страх перед замужеством был следствием одного печального эпизода, который произошел двумя годами раньше.

Летти была изумительно красива, и граф, которому очень хотелось похвастать дочерью, взял ее с собой на охотничий бал, когда ей не было еще шестнадцати.

В этом не было ничего странного, потому что многие молоденькие участницы охоты присутствовали на этом балу, хотя официально они еще не выезжали в свет. Среди них было несколько девушек того же возраста, что и Летти.

В новом туалете, выписанном из Лондона, с венком из роз в волосах, Летти затмила всех присутствующих женщин, независимо от их возраста.

На балу, как обычно, царила атмосфера непринужденного веселья, и граф так увлекся разговорами об охоте и скачках со своими приятелями, что, когда жена предложила ему ехать домой, категорически отказался.

Графиня никак не могла вспомнить впоследствии, каким образом получилось так, что Летти потерялась в толпе, и один подвыпивший молодой повеса поцеловал ее.

В его оправдание можно сказать, что Летти лишь смотрела на него ничего не выражающим взглядом и не протестовала, когда он стал проявлять большую настойчивость. Ему казалось, что она благосклонно принимает его ухаживания.

Он не мог знать, что она и не подозревает о его намерениях. На самом деле, поначалу она даже не понимала, о чем он ей говорит, а потом была так парализована страхом, что не могла ни двинуться с места, ни крикнуть.

Он страстно поцеловал ее, а когда выпустил из своих объятий, она упала в глубокий обморок.

Тут же разыскали графиню, которая, выслушав несвязные извинения, увезла домой Летти, бывшую в полубессознательном состоянии, и сдала ее на руки Дорине.

Если любая другая девушка легко забыла бы этот эпизод или со временем превратила его в шутку, то в душе Летти он оставил неизгладимый след. С той поры она в ужасе шарахалась от самых тихих и благовоспитанных молодых людей, опасаясь, что они набросятся на нее.

– Напрасно ты боишься его, – обычно говорила Дорина о том или ином их знакомом. – Он скромнейший человек.

– Я не хочу… танцевать с ним, – отвечала Летти. – Я не люблю, когда мужчины дотрагиваются до меня.

– Но Летти, дорогая, они не сделают тебе ничего плохого.

– Они смотрят на меня! Они… говорят разные вещи, – возражала Летти.

– Но они просто отдают должное твоей красоте, – объясняла Дорина. – Тебе ведь нравится быть красивой, Летти, ты сама это знаешь!

– Мне нравится, когда вы с папой считаете меня красивой. Но я не хочу, чтобы мужчины так смотрели на меня.

– Дорина, это просто нелепо! – не раз говорила графиня старшей дочери. – Ей давно пора забыть весь этот детский вздор!

– Нужно дать ей время, – успокаивающе отвечала Дорина.

Но сама она отлично понимала, что с возрастом Летти не стала чувствовать себя непринужденнее в обществе мужчин – скорее наоборот.

– Неужели Летти на самом деле откажется выйти замуж за Керби? – раздраженно спросил граф.

– Ты слышал, что она сказала, папа, – ответила Дорина.

– Но она этого не сделает! – твердо сказал граф. – На этот раз я вынужден буду настоять на своем. Девушки выходят замуж за того, за кого их выдают, и здесь не может быть никаких возражений.

Он помолчал немного и добавил:

– Только на той неделе герцог рассказывал мне, что он не позволяет никаких вольностей своим дочерям, а у него их семь! Он всех их выдал замуж за состоятельных дворян, и я готов поспорить, ему не приходилось терпеть подобные выходки.

– Беда в том, Хьюго, что вы баловали Летти с самого раннего детства, – упрекнула его графиня.

– Черт побери! Как мог я предполагать, что она вырастет такой странной? – взорвался граф.

Он встал из-за стола, с грохотом отодвинув стул.

– Один Бог знает, – бушевал он, – как это печально – не иметь сына и наследника! Но иметь двух дочерей со странностями – это уже слишком для простого смертного!

– Ну знаете, Хьюго! – запротестовала графиня. – Как можете вы говорить так о бедняжке Дорине?

Граф бросил взгляд на старшую дочь, но прежде, чем он успел ответить, Дорина поспешно сказала:

– Ничего, папа, я понимаю. Ты задолжал мистеру Керби, не так ли? Поэтому Летти должна будет выйти за него замуж.

– Хьюго! – вскричала графиня. – Это правда?

Граф отошел к камину, в котором весело потрескивали дрова.

– Ну… сказать по правде, дорогая… – начал он.

– Как вы могли? – перебила его графиня: – Взять у него деньги еще до того, как Летти надела его кольцо на палец! Это слишком унизительно!

– Я был на мели, – ответил граф. – А так как он забрал шесть моих лучших лошадей, мне нужно было достать хоть немного денег.

– А куда подевались деньги, которые он заплатил вам за лошадей? – воскликнула графиня.

– Вы еще спрашиваете! – с горечью сказал граф. – У ворот толпились кредиторы, о чем вы, несомненно, знали бы, если бы когда-нибудь слушали то, что я вам рассказываю. Я оказался перед выбором – либо пустить дом с молотка, либо обратиться к Керби за деньгами.

Графиня поджала губы. Она, несомненно, была красива, но выглядела чересчур холодной и строгой. Теперь же ее черты приобрели особую суровость, и она резко спросила:

– Сколько же вы заняли, рассчитывая, что, став вашим зятем, Керби не потребует вернуть долг?

Последовало неловкое молчание, а потом граф ответил:

– Если хотите знать правду, десять тысяч фунтов!

У графини вырвалось восклицание ужаса. Затем, не сказав ни слова, она встала и быстро вышла из комнаты.

Дорина взглянула на отца.

– Прости, папа. Мне не следовало начинать этот разговор.

– У меня не было другого выхода, Дорина, – объяснил граф. – Накопилось столько долгов, а Керби был только рад дать мне денег в обмен на обещание, что Летти выйдет за него замуж.

Дорина вздохнула.

– Если она теперь откажется, папа, тебе придется возвратить ему долг.

– Но ты же знаешь не хуже меня, что я не могу этого сделать. Ты регулярно просматриваешь все счета. Наше положение для тебя не секрет.

– Да, я все знаю, папа, и я понимаю, что тебе больше неоткуда было взять эти десять тысяч фунтов, разве что продать дом и оставшиеся семейные портреты.

– Сомневаюсь, что даже таким образом я смог бы набрать нужную сумму, – уныло ответил граф.

– Пожалуй, ты прав, – снова вздохнула Дорина.

Граф отошел от камина к окну и выглянул в сад, занесенный снегом.

– Я надеялся, что, когда Летти выйдет замуж, – сказал он, – я смогу покупать для Керби лошадей и отправлять их в Сингапур – или что-либо еще, что его заинтересует. Он достаточно богат, чтобы дать мне возможность немного зарабатывать на этих сделках, а для меня это было бы большим подспорьем.

– Я понимаю, папа, – ответила Дорина. – Поэтому нам надо во что бы то ни стало убедить Летти выйти за него замуж. Я не хотела говорить этого в присутствии мамы, но Летти не раз клялась мне, что она скорее умрет, чем позволит мужчине дотронуться до себя, кем бы он ни был.

– Бог мой! – вырвалось у графа. – Мне следовало бы убить того негодяя, который поцеловал ее тогда.

– Если уж быть совсем честными, – тихо проговорила Дорина, – мы оба понимаем, что, если бы не он, так был бы кто-нибудь другой. Просто Летти не похожа на других девушек.

– Но она так красива, Дорина. Самое прелестное создание, которое только можно представить. Неужели она лишена нормальных человеческих чувств? Женщины хотят, чтобы их любили. Они хотят выйти замуж.

– Не все женщины.

– Когда она свыкнется с этой мыслью, она будет даже довольна, – сказал граф, словно уговаривая самого себя. – Все, что от тебя требуется, Дорина, – это убедить ее, что Керби будет с ней добр и ласков. И внушить ему, что с ней ему нужно быть особенно внимательным и терпеливым.

Он помолчал минуту, а потом добавил:

– Разумеется, я рассчитывал, что он приедет сюда. Я сам собирался поговорить с ним об этом.

– Папа, а почему ты сам не хочешь поехать в Сингапур с Летти? – спросила Дорина.

– По двум причинам, – ответил граф. – Во-первых, Керби не оплачивает мой проезд, а во-вторых, через месяц начинаются скачки, и ты сама понимаешь, что я должен присутствовать на весеннем гандикапе.

– Да, конечно, – согласилась Дорина. – А посылать маму нет смысла. Она совершенно не в состоянии сносить выходки Летти.

– Должен признать, что Летти способна вывести из себя даже святого, – заметил граф. – Лишь ты, Дорина, умудряешься как-то справляться с ней.

– Значит, ты согласен, чтобы я ехала с ней в Сингапур?

– У меня нет выбора, хотя видит Бог, нам будет нелегко без тебя обходиться.

В последующие недели Дорина убедилась в правоте этих слов.

Ей столько всего нужно было успеть сделать до отъезда. Подчас она отправлялась спать до того уставшая, что была не в состоянии даже думать о чем-либо.

Мало того, что ей необходимо было поддерживать Летти в хорошем расположении духа. Дорине пришлось также заняться покупкой приданого. К тому же нужно было перепоручить кому-то все домашние дела, которые обычно лежали на ее плечах. Слуги же были либо недовольны тем, что им придется выполнять больше работы, либо боялись возросшей ответственности.

Дорина спланировала все до мельчайших деталей.

– Меня будут звать мисс Хайд, – сообщила она отцу. – И поскольку я буду выступать в роли компаньонки, мне лучше казаться постарше, чем я есть на самом деле. Хотя в любом случае вряд ли кто-нибудь обратит на меня внимание.

Граф не возражал, и она продолжала:

– Я заказала себе несколько новых платьев, и тебе придется заплатить за них. Они все серого цвета – приятного серебристого оттенка. Я хочу по возможности быть незаметной, в то время как туалеты Летти будут очень ярких цветов, которые ей так идут.

– Делай, что хочешь, Дорина, – ответил граф. – Честно говоря, тебе не нужно особенно экономить, так как Керби прислал мне чек на расходы. А поскольку проезд он уже оплатил, у нас осталось достаточно денег.

– О папа, и ты молчал! – укоризненно сказала Дорина.

Граф смутился.

– Я не хотел, чтобы твоя мама знала об этом, – признался он. – Она всегда очень недовольна, если я у кого-нибудь занимаю деньги, а теперь, когда она знает, сколько я уже задолжал Керби, у меня не хватает духу признаться, что я взял присланный им чек.

– Тогда лучше не беспокоить маму, – согласилась Дорина.

Граф положил руку ей на плечо.

– Ты славная девочка, Дорина, и гораздо более рассудительная, чем многие молодые люди. Какая жалость, что…

Он оставил фразу незаконченной. Дорина знала, как он переживает, что у него всего лишь две дочери, к тому же обе принесли ему лишь разочарования.

Этой ночью у себя в спальне она пристально посмотрела в зеркало, и вид безобразных пятен на верхней губе и на лбу заставил ее отвернуться.

«Если бы я была такой хорошенькой, как Летти, – подумала она, – я вышла бы замуж за человека, который мог бы помочь моему отцу. А как папа был бы горд и счастлив, если бы я вдруг стала маркизой или даже герцогиней!»

Затем она вспомнила о Максимусе Керби, и ее охватил легкий трепет.

В тот день, когда он приехал к ним погостить, она наблюдала за ним из окна второго этажа.

Он вышел из фаэтона, в котором они с графом приехали из Лондона, и она подумала, что никогда прежде не видела более привлекательного мужчины.

Ей трудно было хорошо рассмотреть черты его лица, но его широкоплечая фигура, осанка, гордая посадка головы, изящество, с которым он носил цилиндр, заставили ее подумать, что где бы ни оказался Максимус Керби, он всегда будет выделятся среди других мужчин.

Она быстро выбежала на галерею, чтобы увидеть, как он войдет в холл. Пригнувшись, она стала смотреть вниз сквозь перила, как частенько делала ребенком. Когда он вошел в парадную дверь, она увидела его лицо, и в этот миг что-то произошло с ее сердцем.

Она никогда не предполагала, что мужчина может обладать такой притягательной силой. Он не мог похвастаться классической красотой, но дерзкое выражение глаз, четкая линия губ и решительный подбородок делали его лицо таким выразительным, что ни одна женщина, раз увидев, не смогла бы его забыть.

Мистер Керби провел в Олдеберн-парке два дня, и за все это время ни разу не видел Дорину.

Он и не подозревал, что она наблюдала за ним.

В банкетном зале была специальная галерея для музыкантов, умело замаскированная панелями из резного дерева, которые в давние времена скрывали менестрелей от глаз пирующих. Оттуда Дорина наблюдала за гостем.

Она смотрела, как он поднимался или спускался по лестнице; она стояла у окна, когда ее отец показывал ему дом и конюшни. Она слышала сквозь полуоткрытую дверь, как его представили Летти и как он подарил ей пару веселых, щебечущих маленьких попугайчиков, которых привез из Сингапура.

Дорина прислушивалась к звукам его глубокого голоса, который странно волновал ее. Затаив дыхание, она ловила каждое слово отца, когда он говорил о мистере Керби в его отсутствие, и ей казалось, что даже холодный голос ее матери звучал мягче.

Само собой разумелось, что Дорина не появлялась, если в доме были гости. Во второй вечер визита Максимуса Керби Дорина долго сидела перед зеркалом у себя в комнате, прикидывая, можно ли как-нибудь скрыть безобразные пятна на лице и на этот раз спуститься в столовую.

Отец пригласил кое-кого из соседей к обеду. Все они с радостью приняли приглашение, горя нетерпением встретиться с человеком, чье появление в Лондоне, как поняла Дорина, произвело своего рода сенсацию.