Текст книги "ШОУ"

И тогда она решила бросить вызов станции: я не поддамся, я тебя сильней!

Станция всеми своими турбинами только жестче завибрировала в ответ и, казалось, издевательски демонстрировала собственную мощь.

«Нет, я всё равно сильнее тебя…» – из последних сил прошептали тогда ее губы. Но надеяться на это было бесполезно. Ровный спокойный гул энергии, измеряемой в мега– и киловаттах, был ей ответом. И только спиртное, принятое во время вечеринки, заставило ее забыть о безрассудном поединке.

…Виэра пересекла окружность будущего манежа по диагонали, потом медленно сделала круг по периметру шатра. Ей никто не мешал одиноко бродить по высокой густой траве, еще не вытоптанной зрителями и артистами, не зажатой металлоконструкциями. И только одного места она тщательно избегала – самого центра. Ей казалось, что именно здесь мощный вал энергии может настигнуть ее, а она была к этому не готова. Ей больше нравилось бродить по кромке, рассматривая сложенный реквизит, развешенные для сушки костюмы – вдыхать Шоу как предчувствие.

Лего появился неожиданно – открыл полог и впустил внутрь дополнительный луч света. Приехал проверить темп работ.

– И как тебе тут?

Она восторженно ответила:

– Это какое-то чудо! Похоже на собор… Ты знаешь, что цирк придумали масоны?

– Да?

– Есть версия, что через популярное в народе развлечение они передавали свои знания. А некоторые говорят, что масоны использовали трюки циркачей в качестве зашифрованных посланий, то есть применяли их для передачи информации членам лож. Но эта конспирология мне не по нутру. Я больше склоняюсь к тому, что масоны, будучи продвинутыми в тайных знаниях, понимая, в том числе, подлинные причины возведения египетских пирамид, использовали любовь населения к зрелищам, чтобы аккумулировать массы энергии. Чем проще и привлекательней зрелище, чем больше народа его посетит, тем больше позитивной энергии скопится под куполом – и уйдет через шпиль цирка, как через антенну, в Космос. Как тебе?

– Завиральная теория, по-моему.

– Вот все вы такие – проклятые материалисты! – разозлилась Виэра. И тут же осеклась. Говорить-то он может что хочет. Главное – что он делает. А здесь, под сенью Шоу, происходит именно это: огромная масса положительных эмоций аккумулируется под сводом шапито – и направляется в Небо.

Лего сообщил:

– Я за тобой. Приехал импресарио из Гамбурга. Ты же знаешь немецкий?

– На уровне средней школы. Правда, спецшколы.

– Мы познакомились в Париже на выставке, я тогда передал ему диск с записью Шоу – и теперь он решил приехать, обсудить будущие гастроли.

– Гамбург – хороший город. У меня там художник знакомый живет.

– Вот и поедем!

Импресарио выглядел, как постаревший клоун. Улыбчивый и приколистый. Он был длинноволос, полноват и староват. Встретились в дорогом ресторане в центре. «Придется платить, – подумал Лего. – Скольких я уже кормил обедами за эти четыре года…»

Во время застолья Виэра совершенно неожиданно для Лего вдруг начала грациозно прикасаться к столовым приборам, жеманно наклоняя голову к плечу и обворожительно улыбаясь. Как ни странно, это подействовало на немца. Он стал еще оживленней, заискивающе заглядывал ей в глаза. И однажды даже подмигнул Лего, выражая тем самым свое одобрение выбору подруги. Виэра тут же ощутила кайф ситуации и зафиксировала в сознании финальный аккорд: она – обворожительна, он – влюблен.

В итоге немец пообещал приехать еще раз и долго целовал на прощанье расцветающую под его взглядом Виэру.

Деловой итог встречи был невнятен. Зато эмоциональный – вполне. Союз наполовину состоялся. Теперь главное – не упустить достигнутого преимущества.

«Что ж, она мне реально помогла», – резюмировал Лего. Так бывало и раньше: стоило ей появиться, и дела сразу начинали идти в гору. Она подталкивала пространство, как-то незаметно превращая в «золото» то, к чему прикасалась. Ее похвала означала, что номинант становится причисленным к лику небожителей – как минимум. Ей ничего не стоило добиться преференций для чего угодно. То ли она прирожденная пиарщица, то ли… вот такой феномен. В чем здесь фишка – он и сам не понимал. Только понимал, что она ему нужна. С этой своей рыжей гривкой, милым вытягиванием губ, ломкими движениями рук – наверное, вся прелесть женщины заключается в ее пластике, в том, чтобы этим любоваться. Поэтому ее возраст ничего не значит. И он влюблен в нее, как 15 лет назад…

Так думал Лего, из внутреннего далека всматриваясь в сцену, которая разворачивалась на его глазах.

Проводив «очарованного немца» до отеля, они отправились прогуляться по набережной. Смеялись, вспоминали прошлое, друзей, ели мороженое. Вроде бы стало возникать то, что всегда возникает между двумя приятными друг другу людьми… И вдруг Лего заторопился и опять оставил ее одну.

Весь вечер в номере она напрасно ждала хотя бы звонка от него. А получала только смс-ки от оставленных в неведении друзей. Первое время свою старую сим-карту она проверяла раз в три дня, обычно собирая обильный урожай сообщений. «Где ты, неужели покинула наши края?» – вопрошал оставленный ею очередной поклонник. «Хоть напиши!» – взывала подруга-однокурсница.

Виэра не обставляла свой отъезд пышными проводами и даже не посчитала нужным сообщить о своем намечающемся отсутствии паре-тройке разновозрастных приятелей. Вот они и всполошились, что телефон не отвечает. Правду о ее намерениях знала только семья и несколько верных друзей, с которыми она привыкла обсуждать свои планы.

Более всего она скрывала местопребывание от бывших коллег по газете и от Виктора Ч., редактора того крамольного издания, где она раньше работала. Сейчас, насколько она поняла, он остался без работы. Интересно, как он там?

…Вздохнув, она выключила мобильник. К номеру в отеле Виэра уже успела привыкнуть и решила в нем задержаться: Лего не возражал. Конечно, комната по-прежнему бесила ее большой пустой постелью и мертвым экраном телевизора. Она его включала только когда шла реклама Шоу. Мониторила.

Ворочаясь без сна, растянувшись по диагонали на согревшейся от ее тела простыне, она подумала: современный человек практически всегда под контролем, и никогда не бывает совсем один. Даже ночью, в полной темноте за ним наблюдает огонек поставленного на зарядку мобильника, красный глаз выключенного телевизора, зеленый светлячок пульта от кондиционера, желтый зрачок лэп-топа. Еще могут светиться цифры на электронных часах, гореть индикаторы DVD-плеера и музыкального центра… Пересекающиеся электромагнитные поля держат человека под прицелом. Зато он избавлен от чувства смертного страха. Всегда можно кому-нибудь мобильно позвонить, оправить быструю почту и получить ответ. Или сходить в сеть, приобщиться к новостям, отключиться от недобрых мыслей при помощи музыки… Но эти безграничные возможности подтачивают природные жизненные силы. Искусственная энергия, выраженная в технических усовершенствованиях, никогда не заменит энергии человеческого тела, находящегося рядом. Или биополя, излучаемого любимым.

…Вслед за артистами в город приехали работники офиса – Фанни, Темо и Пол. Фанесса, жена Лего, в последний год сопровождала Шоу – исключительно в целях экономии бюджета. Она была в прошлом милой доброжелательной блондинкой. С годами (которые, видимо, были нелегкими для супружеской пары) превратилась в скаредную, сварливую, впрочем, довольно еще хорошенькую, неизменно наряженную в белые кружевные блузки и черные узкие юбочки до колен сухопарую женщину. Она привнесла в процесс обустройства Шоу визгливую суету, но артистам приходилось ее слушаться: она заведовала кассой. За мелкими и большими тратами им приходилось обращаться к ней. Поджав губы, Фанесса открывала сейф, доставала оттуда стянутые резинкой купюры и выдавала их, по крайней мере трижды попросив обосновать расходы. Под таким жестким прессом лишний раз просить деньги никому не хотелось…

Под офис был приспособлен трейлер, в котором поместилось четыре стола, компьютеры и кожаные диваны. Лего занял место у окна: так он мог видеть всё, что происходит в офисе, а заодно наблюдать за тем, чем занимаются рабочие и артисты. Ненавязчиво контролировать ситуацию, а также постоянно регистрировать смену настроения каждого подопечного и делать только одному ему необходимые выводы давно стало для Лего естественной потребностью. На этом и держалось его детище, которое он ощущал как единый организм, и когда надо – лечил его, когда надо – кормил своей энергией, а когда мог – отпускал на свободу.

Темо – технический директор Шоу. Спортивного склада 33-летний грузин во всем был аккуратен, ко всему внимателен, со всеми приветлив и уравновешен. Козерог по знаку Зодиака, он был разве что слегка зануден. Это, заметил Лего, сразу стало раздражать Виэру. По природе человек взрывной и темпераментный, она по секрету сообщила Лего, что ее угнетает кислая мина Темо.

Тот, человек от природы влюбчивый, напротив, старался ей во всем угодить. Будучи по-грузински гостеприимным, часто приглашал к себе домой на съемную квартиру, заранее приготовив много мяса и заполнив стол домашними соленьями и сладостями, которые чемоданами привозил из родного дома. Вечерние застолья с пением грузинских песен ненадолго примиряли Виэру с Темо, но потом он опять начинал напоминать ей Ослика Иа-Иа, умудрившегося потерять в день рождения собственный хвост и очень этим опечаленного.

В офисе и в Шоу Темо был незаменим. Лего старался любыми путями удержать техдиректора, советуясь с ним и не забывая время от времени подчеркивать его гигантскую роль в создании Шоу, непрестанно напоминая, что первые кастинги и творческие поиски проходили при активном участии Темо. Сейчас, когда Шоу уже стоит на своих двоих, Темо стало казаться, что о нем все забыли, и используют лишь один из его многочисленных талантов – способности хорошего технаря.

Так называемый кризис среднего возраста на мужчинах отражается куда сильней, чем на женщинах. Почему-то в этот период людям хочется подводить итоги, оглядываясь на других и сравнивая положение в обществе и житейские приобретения.

В кругу друзей Темо был далеко не самым удачливым и состоятельным, и сознавать свою адекватность ему помогала лишь принадлежность к золотой молодежи и папа-министр. Да, всё это у него как раз было, но – не помогало в самооценке! С таким происхождением ему бы ворочать миллиардами! А он возится с каким-то Шоу… в то время как остальные уже имеют свой дом – полную чашу. А также красавицу-жену и горстку детишек. Хотя необходимость последнего пока вызывала у него сомнения…

В один прекрасный день всё изменилось: в трейлере, поставленном рядом с приобретающей основные очертания конструкцией, стали появляться актеры.

Первым был Стэс – чернокожий гимнаст, фигурой похожий на балетного принца. Очаровательный и всегда улыбающийся, как кандидат в американские президенты. Натягивая футболку, своими мускулами он вызывал ответную улыбку у каждой женщины, которая его видела.

Когда он зашел, то принес шелковый платочек – зачем-то долго оглядывал обитателей офиса, чтобы потом изречь: «Это – презент!». Вбил два гвоздя и прицепил яркий африканский лоскуток, как если бы русский повесил икону, а вудист – ритуальную куклу. На этот платочек тут же стали слетаться осы – путая цвета с цветами, а шелк с мягкой плотью. Так всегда: самое прекрасное невольно вызывает злобу окружающего мира…

Стэс кокетничал с Фанессой, впрочем, даже не осознавая того: для него это было способом жить. Жить и означало улыбаться и флиртовать. Куда-то еще постоянно устремлялось его жизнерадостное кокетство – куда именно, в офисе было неизвестно, зато всегда отмечалось на манеже: Стэс часто пропускал тренировки и репетиции, чем вызывал нарекания Джузи.

Прописался в офисе и Джузи – куражливый юноша с зычным голосом, которому не вредила легкая картавость. Он был директором труппы, и все артисты ему подчинялись. Он всегда всё успевал – и провести репетицию, и подкачаться, и весело провести время с многочисленными, находящимися в каждом городе подругами и друзьями. Еще Джузи руководил разгрузочно-погрузочными работами. В Шоу он с самого основания: сделал здесь приличную карьеру, из клоуна получился неплохой руководитель среднего звена. Восточная внешность не обманывала: он был хитер, тайно нагловат и крайне прагматичен. Именно он считал актерские смены и единолично решал вопрос дополнительных выплат. Его уважали и слушались. Сам он был человеком работящим, и умел добиваться исполнения самых разнообразных обязанностей, напрямую не связанных с профессией, от других. Без людей, подобных Джузи, Лего не смог бы двигаться дальше.

Лего в труппе любили и ненавидели одновременно. Любили за то, что придумал Шоу и дал работу, и за то, что реально относился к артистам, как к членам семьи. Ненавидели за то, что платил скупо и эксплуатировал, как каторжных. Взаимосвязь между количеством сделанной работы и полученными деньгами была, к сожалению, непрямой и неравнозначной… Но в труппе видели, что и сам он не требует много, что так же выбивается из сил, таща на себе груз, который собственноручно взвалил на плечи. Шоу – любимое детище, полное смыслов и парадоксов, волшебная сказка, которая никогда не кончается, однажды родившись из пены морской … И вот все они теперь живут в ритме и темпе этой самой сказки.

А ведь в сказке жить нельзя, должна была еще тогда понять Виэра. Потому что сказок не бывает. Их можно сочинять, потом рассказывать, но жить в них – нельзя! Но тогда она еще не знала этого, обманутая кажущейся детскостью Шоу и собственными требующими исполнения желаниями.

…В офис стали захаживать местные журналисты. Они вели себя довольно скромно, однако за свои услуги требовали пригласительные билеты, и только получив желаемое, обещали статьи и интервью.

В обязанности Виэры входила также работа с прессой: коллеги быстро приняли ее за свою, и их бесконечные вопросы помогали ей ненавязчиво создавать верный образ Шоу, внедрять в их авторские статьи свои акценты и развороты темы.

Артисты мучились бездельем. Пока шатер был не укомплектован оборудованием, они не могли ни репетировать, ни тренироваться. Поэтому многие из них – те, кто уже приехал в город после отпуска, помогал рабочим в монтаже конструкций. К тому же, им за это было обещано вознаграждение.

Лего про себя подсмеивался над ними – он любил, чтоб они соскучились по своей работе, и тогда, дорвавшись до манежа, начинали играть с той мерой самоотдачи, которая ему и требовалась.

До открытия Шоу осталось буквально два дня. И тут случилось непредвиденное.

Лего, ответив на незнакомый телефонный звонок, привычный уже ко всему, только и сказал:

– О, это же артисты, ты понимаешь, Виэра? С ними никогда не соскучишься. Вот позвонили: Найк и Круч задержаны за угон самолета в Турцию. Ну, как убедить полицию, что никакого самолета никто из них не угонит даже за полугодовой гонорар, они вообще и мухи-то не обидят!

Позднее вырученные из беды парни рассказали о недоразумении. Собрав вещички, они отправились на рейс, и даже не опоздали. На трапе между делом выясняли (в шутку, разумеется), хватит ли бензина до Турции. «Да не бензина – керосина, самолеты на керосине летают», – поправил второй пилот, случайно услышав их разговор со стюардессой.

В самолете та самая бортпроводница подсела к ним и спросила: «А почему вы про Турцию спрашивали?».

«Да так, – ответили они, – спросили, и всё»…

«А билеты-то у вас правильно оформлены? – с милой улыбкой спросила стюардесса. – Позвольте посмотреть».

Круч поторопился показать свой документ– и официальный бланк немедленно исчез в кармашке форменной одежды бортпроводницы вместе с паспортом, в который был вложен…

На промежуточном аэродроме она вновь появилась перед ними – и не одна, а в сопровождении полицейского. Маленький, толстый, обливающийся потом краснолицый чин только и изрек: «Эти?». И в упор на парней уставился. А бортпроводница торжественно, будто давая клятву, говорит: «Да! И я не полечу, если в самолете будут эти двое!».

Такой формой публичного заявления она воспользовалась неслучайно. Оказалось, по законам ее авиакомпании пассажиры действительно должны покинуть самолет в случае, если стюардесса заявит, что не доверяет им. Решение, по Летному уставу, должен принимать командир корабля. Кого он выберет – угадайте с трех раз: двух чужих ему пассажиров или свою стюардессу?

Интересно, что бы он стал делать, если бы она выразила недоверие сразу всем пассажирам рейса?

«Пройдите со мной», – отдуваясь и обмахиваясь, сказал жирный полицейский. Наручники, правда, не надел. Так что два лжетеррориста запросто могли дать деру. Они, не сговариваясь, глянули друг на друга и ускорили шаг. Но вовремя вспомнили, что стюардесса забрала у Круча паспорт. Пришлось парням послушно отправляться за полицейским.

В отделении их начали расспрашивать: кто, откуда. Слова про Шоу не произвели никакого впечатления.

Тогда Найк – а он реальный любитель железной логики – спросил: «Если бы мы были настоящими террористами, то, как вы думаете, что находилось бы у нас в багаже?»

Это были напрасные слова.

Переглянувшись, двое полицейских, присутствовавших на допросе, ринулись на борт.

Досматривать задержанных пришла втиснутая в синюю форму дородная тетя. Она наугад вытаскивала вещички. «Это – что?» – громко спросила она у хозяина сумки, подняв над головой и встряхнув банку кофе. «Кокаин», – не моргнув глазом, ответил Круч.

Банку вскрыли, безжалостно распоров насквозь. Там, естественно, оказался коричневый порошок с запахом кофе. Что и соответствовало надписи на этикетке.

Вторая точно такая же банка оказалась заполнена, как потом гласили полицейские протоколы, «белым кристаллическим порошком, сладким на вкус». Это был сахар, по гастрольной традиции сложенный в банку из-под кофе…

Потом парней увезли на анализы: наркотики, алкоголь…

Самолет ждал, как и его пассажиры, которые слонялись по аэропорту в ожидании завершения досмотра «террористической группы»…

Наручники парням так и не надели. Однако и улететь своим самолетом им не светило… Тот самый второй пилот, подойдя к ним, сообщил доверительно: «Я ухожу отдыхать, так положено по уставу, но если вы попробуете полететь этим рейсом – ничего хорошего не ждите. От пассажиров, например…»

И только после вмешательства Лего, которому парни в конце концов позвонили, они были посажены в другой самолет, державший путь прямо туда, где их с нетерпением ждало Шоу.

Тем не менее, Найк, игравший главную роль, появиться на премьере не мог – рейс к сроку не успевал.

Перед офисом встала проблема: как перенести премьеру Шоу? Билеты были проданы под завязку. Сыграть главную роль мог только Круч: но и он находился в той самой нелепой переделке!

Виэра, которая ждала Шоу с таким нетерпением, больше других переживала этот злосчастный инцидент. Казалось, что особенного, вытерпеть еще один день – к тому же, переговоры, которые вел Лего, далеко не сразу увенчались успехом, не дай бог, вызволять своих подопечных ему пришлось бы на месте захвата лжетеррористов…

И вот почему-то она взяла на себя смелость выйти к столпившимся у входа зрителям, чтобы объявить им о переносе премьеры на один день. То ли соскучилась по публичности, то ли по привычке все объяснять – как когда-то объясняла своим читателям максимально убедительно все противоречия жизни. То ли понимала, что некому взять на себя этот труд.

С ней увязался Поль: юноша оказался не менее Виэры красноречив и эмоционален в доводах. Похоже, ему нравилось, что он может привлечь к своей персоне дополнительное внимание (или старался изо всех сил быть полезен Шоу, в котором только начал работать?). Понятно, что для руководителя инфраструктурного подразделения – а на нем были все бары, артистический буфет и персонал – это необязательное поручение. Однако Виэра не отказалась от его помощи. Всегда лучше, когда в работе участвуют двое разного пола…

Уговаривать людей поменять билеты и отказаться от планов получить положенную порцию развлечений именно сегодня оказалось нелегким делом. Самое трудное было объяснять причину: ведь правду говорить нельзя, а термин «по техническим причинам» не внушал людям доверие. Особо дотошные требовали вызвать руководство, некоторые отводили в сторону поочередно то Поля, то Виэру и пытались «вызнать правду» любой ценой. Таким Виэра сначала доверительно объясняла, что заболел исполнитель главной роли. «Травма?» – ужасались несостоявшиеся зрители. Стало понятно, что этот вариант тоже не подходит: могут поползти слухи, что Шоу опасно для жизни артистов и зрителей.

В конце концов, Виэра выбрала тактику неответа на вопрос. Вспомнила свой журналистский опыт: так всегда поступал один знакомый политик на пресс-конференциях. Не нравится вопрос – ну, он его и не замечает… И Виэра просто не замечала вопроса «почему», и как попугай твердила: пройдите в кассу, вы можете сдать свой билет или обменять его на любое другое число.

Проблемы были с теми, кто уже уезжал из города и мечтал увидеть разрекламированное зрелище именно сегодня. Что им можно было предложить? А главное, таких людей должно было быть как можно меньше – ведь каждый требовал возврата денег, а Шоу их еще не заработало.

Около тысячи человек, как потом подсчитали Виэра с Фанессой, прошло через нее. Каждый получал искреннюю улыбку и уверения, что случайность не отразится на его настроении и дальнейшей жизни. Потом, в течение тех месяцев, что Шоу находилось в городе, она встречала людей, которые с ней здоровались, как с родной… Ни лиц, ни имен она не запоминала, хотя направо и налево раздавала свои визитки и программки Шоу – хоть как-то пытаясь искупить свою вину перед ними.

И только потом, в офисе, она поняла: испытание не прошло для нее даром. Присев на кожаный диван, она почувствовала, что обессилена – будто отключилось силовое поле, которое держало ее в вертикальном положении и – в жизненном тонусе.

Лего внимательно смотрел на нее – раскинувшуюся на диване, как на кресте.

Он был рад, что кто-то избавил его от необходимости выполнения самой неблагодарной части работы. Он берег свое внутреннее равновесие – ему часто приходилось включать импульсы по гораздо более серьезным поводам.

По его ощущениям, отмена премьерного спектакля – плохое предзнаменование, и если бы он уже сейчас набрался отрицательной энергетики, она не дала бы ему двигаться дальше. А значит, затормозилось бы и Шоу. Кто-то его оберег… Эти двое – Виэра и Поль.

Он посмотрел на Поля: мальчишке было проще – с него как с гуся вода, похоже, ему негатив только на пользу: чистый взгляд голубых глазок, чистый воротничок рубашки, приглаженные и зачесанные за ушки черные волосы. Пусть считает, что прошел крещение. То ли еще будет – уж это Лего знал точно… Его опыт мог без труда достать из памяти такие фрагменты, которыми он даже с Виэрой не осмелился бы поделиться.

«А ведь она второй раз меня выручила, – уже более определенно подумал Лего, – спасла ситуацию». Ее убедительность помогла Шоу выйти из мутной воды отложенных ожиданий без особых потерь.

– Поехали в ресторан, – предложил он своим спасителям. – Возьмем вина, пива, виски, посидим – а?

Но герои вечера ответили ему молчанием.

У Виэры не было сил, чтобы куда-то двигаться. Тем более, пока было неясно, откроется ли Шоу завтра. Ни Найк, ни Круч еще не приехали. Но даже этим интересоваться не хотелось. Хотелось домой – в номер, пусть там холодная пустая постель и открытые полки шкафа, надоевший лэп-топ. Но там есть спасительное одиночество – то есть ограничение чужой воли…

Заметно было, что и более компанейскому Полю тоже не по себе – и ему захотелось очиститься от прилипших к телу взглядов, отскрести от себя чужие обиды и несправедливые подозрения… Он сделал простую вещь: налил себе стакан стоящего наготове красного вина и, закинув за спину рюкзак, отправился в ближайший ночной клуб.

Лего, не поддержанный в своем порыве, понял (а понимать своих близких ему всегда удавалось хорошо), что произошло не рядовое событие – перенос премьеры. Произошел энергетический провал. А значит, завтра надо будет восстанавливать образовавшуюся здесь, в пространстве Шоу, дыру: скреплять ее доброй волей, склеивать неожиданными радостями, сшивать рваные концы болезненной раны мгновенно рассасывающимся швом, затягивать тонкой пленкой магии начавшийся нарыв… «Об этом надо тщательно подумать сегодня ночью», – решил Лего.

Он подвез Виэру к отелю, проводил до номера и проследил, чтобы она, двигающаяся, как стеклянная статуэтка, вошла внутрь. У нее не было сил даже на невинное кокетство, к которому он уже успел привыкнуть за эти несколько недель. Она просто тряхнула своей рыжей гривкой на прощание и тихо закрыла дверь.

«Виэра, Виэра – я знаю, почему ты приехала сюда. Вовсе не потому, что разочаровалась в своей профессии или тебе стало неуютно в родном городе… Не потому, что у тебя сломаны очередные надежды на личное счастье или потому, что ты «очень любишь Шоу», – ведь ты обычно так объясняешь это прилюдно?

Конечно, ты любишь, потому что узнала в нем себя и меня – нашу историю. И ты захотела повторить путь героини Шоу, такой же рыжеволосой и мечтательной, как ты. Просто в один прекрасный день ты поверила, что наконец за тобой прибыл волшебный принц, которого ты ждала всю жизнь, и вот он уже открыл тебе двери в прекрасное Завтра – в Сказку, хоть ты в них не веришь, предпочитая жизнь.

Но такой фантазерке, как ты, и жизнь что сказка… Ты повторила сюжет нашего Шоу: просто взяла и совершила поступок. И ты уже не можешь жалеть об этом, но понемногу начинаешь сомневаться. Пока только в одном, а тот ли это принц? Еще не в том, принц ли это, а только в том, что он – тот.

Что с того, что он поцеловал тебя при встрече – нельзя же верить каждому поцелую? А, Виэра? Ведь поцелуй может быть дежурным, а принц может оказаться оборотнем. Ведь наша сказка уже совершилась, ты помнишь, Виэра? И тогда твой принц уже сказал тебе всю правду. Она не в том, что он женат или у него есть другие планы на жизнь. Он просто сказал тебе: не жди от меня такой же искренности и любви, на которую способна сама. Он, то есть я, не способен на это…»

Виэра не слышала внутреннего монолога Лего, она никогда и не думала о своем выборе столь определенно, она была из тех, кто повинуется моменту, а не просчитывает все причины и следствия. А еще она любила ситуации, когда выбор делать не надо: иногда даже и провоцировала такой ход событий – чтоб вынудить себя совершить поступок.

Хорошо это или плохо, она не знала. И сейчас, растянувшись на кровати, она просто вдыхала кондиционированный воздух, а вместе с тем изживала из себя тот отрицательный осадок, который внедрился в нее при встрече с массой недовольных людей. И сон, который ей снился, не показал ей ни будущего, ни прошлого…

СОН

Ей приснилось, что она стоит на плоской крыше высотного дома и видит под собой абсолютно незнакомый город. А рядом – друг или брат, или муж – в общем, надежный человек, который в курсе. И этого человека можно было взять за руку и поглядеть ему в глаза. Глаза были зелеными, но кто он – она не знала. Он завел ее на крышу здания и сказал: давай полетаем. Он предложил это ей, так не любившей летать.

А знаешь, почему я не люблю летать? Потому что когда ты летаешь один (а человек и рождается, и умирает один) – природное одиночество увеличивается многократно. Потому что там – на высоте – становится ясно, что ты никому не нужен. Ты зависаешь между небом и землей, в пространстве и в прострации. Это длится всего мгновение. Но этого хватает, чтоб понять, как важно тебе – знаку Земли – земное притяжение. Или как необходим тебе зов небес. Там, между небом и землей, ты становишься маргинален: у тебя нет ни имени, ни фамилии, ты даже перестаешь быть человеком – всего лишь точка, зависшая между сферами.

Так она ответила бы ему, если бы могла говорить в тот момент, когда стояла рядом с ним на крыше. А внизу разворачивалась живописная панорама большого города, вид бухты, окаймленной огнями и напоминающей бриллиантовое ожерелье. Она видела каждый огонек, расплывающийся до цветного радужного пятна, а наверху, как занавес, медленно развертывалось звездное небо, заставляя вспомнить о неевклидовой геометрии.

И он вновь, взяв ее за руку, не подозревая о ее аргументах, подвел к самому краю крыши и сказал: давай полетаем, вместе… И тогда, вздрогнув, она проснулась.

Говорят, когда во сне перед тобой встает выбор, ты просыпаешься… Она полетать не успела. Но ужас предчувствия был ощутим и вне сна…

…Премьера состоялась.

И вновь Виэра попала в магию Шоу. Встрепенулась, как ото сна. Влипла, как в мед. Она продолжала аплодировать артистам, когда они уже ушли с манежа, а их место заняли восторженные зрители, простившие Шоу всё – перенос премьеры, слишком громкую музыку, слишком темные входы в зал.

Ошеломленные, как и Виэра, они пытались разобраться в себе и понять, что же было с ними в этот короткий – 2 часа 20 минут – промежуток времени. Похоже, их выключили из жизни, а взамен дали новую – несравненно более эмоциональную и, может, даже больше похожую на жизнь. Они даже зрителями быть переставали, ибо энергетически отдавались увиденному так, как не всегда удается отдаться чему-либо в будничной жизни. Здесь возникала ситуация, когда невозможно быть в стороне, снаружи, вне…

Виэра как-то спросила Лего, как Шоу появилось на свет. В ответ он задал встречный вопрос – своеобразный тест: «А как ты думаешь, почему я взял этот сюжет?».

Виэра ответила быстро и , как оказалось, правильно – из-за музыки. Тогда он рассказал ей, что всегда, даже не до конца осознавая, искал новый вид искусства. И нашел его на стыке цирка, театра, балета и музыки. Из цирка был взят не только купол и трюки, но и большие пространства, эксцентрика, гипербола. Режиссера искали так долго, что Лего несколько раз готов был отказаться от своей идеи… Освоить пространство и стык жанров смог только один – четвертый по счету…

Музыку писала известная американская авангардистка, потом решили просто обработать классику – Чайковского. Хореографией занималось несколько постановщиков, остановились на модерн-балете.

Лего контролировал всё очень плотно, а сам процесс был очень долог, очень мучителен. Но в результате из первоначальной идеи выросло необычное существо, эмоционально и энергетически состоятельное и настолько сильное, что его воздействие напоминало наркотик.

Один раз окунувшись в этот мир, невозможно было не повторить вхождение в него. Те зрители, кто не мог прийти на спектакль еще раз, – покупали саунд-трек, видеозаписи. Фанаты ездили за труппой из города в город, из страны в страну. Журналисты и критики пытались осмыслить содержание Шоу (впрочем, безрезультатно). Интернет-сообщество писало в блогах и на сайте восторженные или встревоженные отзывы. Дети сами водили на Шоу родителей и бабушек-дедушек. Родители советовали друзьям взять в охапку своих внутренних и внешних детей – и повторить посещение.