Текст книги "Без+Дна"

– Они, блять, из натуральной кожи, дышащие, мне их жена подарила, сопляк недоношенный…!

Семен уже было замахивается ногой – дать мальцу прямо в дыхло. Тот меньше, чем через секунду, сможет на подошве сандаля разглядеть «и вправду… сорок шестой».

– Семен!? Ну ты что? Ты же уже приличный человек… – одергивает Саша, Семен ставит поднятую ногу на пол и проводит по лысой голове рукой, как будто на ней еще есть или были волосы, успокаивается. Выдыхает. А амбалы все еще смотрят на все это дело в дверях и держат на руках Лену, как мешок картошки.

– Ну что вы встали, несите ее! Блять уже! – орет покрасневший Семен.

Ребята убегают, а малец поднимается.

Вокруг какие-то бутылки, а рядом на тумбочки лежит пачка сигарет. Саша ее берет, открывает, видит в ней три сигареты и несколько тонких скрученных косяков-пуль. Закуривает сижку и кладет пачку в свой карман. Ребята, если их так еще можно назвать в тридцать лет, стоят испугано, как виноватые дети.

Семен говорит, все остальные молчат.

– Ну че будем делать?

Некстати евреечку дернуло сказать словечко.

– Рада, что вы доехали так быстро.

Тут Саша все вспоминает: ее тон, когда та, мягко говоря, пренебрежительно говорила с ним по телефону, вспоминает все, что случилось сегодня, как полчаса они ехали по жаре через пробки с мигалкой Семена, смотрит на лыбящегося укурка, пялящегося на сандали Семена. И, чтобы убрать с его прыщавого лица ухмылку и избавить девочку от мысли, что только что она так удачно и легко избавилась от подыхающей проблемы-подруги. Саша показывает на парня-укурка указательным пальцем, придерживая между ним и средним сигарету: «Ты, выеби ее».

Семен первый очнулся: «Что?»

За ним, как попугай, тощий парень, на которого показал Саша: «Что?»

Девушка смотрит круглыми глазами, молчит.

– Я думаю, что ты должен сейчас снять штаны и выебать ее…

Семен слегка сам охуел. В его голове проскальзывают мысли, почему бы просто не проломить им головы, не разнести квартиру, не поставить на счетчик? Как же старое доброе насилие? Но Семен, чтобы не казаться олухом и не объяснять при всех свои жизненные позиции и принципы, с уверенным видом командует чудодейственным басом: «Так, ты снимай штаны, и ты, давайте, живо».

Они оба начали верещать что-то про деньги, что, мол, все забирайте, молитвы, умоляния, сопли…

Но в итоге через минуту он голый, она голая. Стоят посередине комнаты. Она толстоватая и низкая, а он худой, высокий, как столб, и тощий. Они жмутся, тянут время, парень стоит такой же вялый и обкуренный, но уже не такой веселый и довольный жизнью.

Семен поднимает с пола бутылку пива, открывает ее зубами, выплевывая пробку в сторону.

Кое-как она смогла начать процесс, победив его безжизненность, сдвинувшись с мертвой точки. Она поворачивается к нему спиной, а он ее выше на полметра и смешно приседает, как будто танцует гопака. Ничего не получается, она становится на диван, коленями оперевшись на спинку, и из этого уже что-то выходит. Они оглядываются, боятся, дрожат, девочка зажато пищит, а мальчик, неуверенный в себе, то и дело дрожит. Он снова теряет намеченную цель, промахивается.

Семен, слегка удивленный происходящим, достает мобильник, наводит на ребят и говорит: «Сфоткаю, а то пацаны не поверят».

Пара минут, и уж точно не больше пяти, и их достает смотреть на унижения и вялость парочки, парень уже заикается. Еще минута, и по машинам. И они уже едут домой к Саше.

Саша на руках доносит Лену до квартиры, Семен открывает дверь.

– Я еще нужен?

– Нет, спасибо, Семен, ты как всегда лучше всех.

– Хорошо. Вот телефон Галечки, запиши, она – медсестра в Бурденко, ее можно заказать на дом, она посидит с Леной и поможет выходить ее. Галя – хорошая тетка.

Звонок Галине – Галина может приехать только завтра.

И Саша весь день сидит с Леной. Он ее раздевает, кладет на кровать, чистит волосы от кусочков полупереваренной пищи, протирает лицо. Весь день Саша бегает с тазиками, он вливает в Лену немного из стакана с водой, а из нее выходят потоки желчи. Весь день она не приходит нормально в себя и находится в полубессознательном бреду, почти не реагируя на Сашу. Под вечер Лена уже более-менее разбирает и понимает, что ей говорит Саша. Он просит ее хоть что-то скушать, хотя бы хлеба, она совсем не хочет есть… но через полчаса убеждений она съедает пару кусочков. И опять вырубается.

Ночью Саша еще раз звонит Галине и просит прийти утром, ему надо будет ехать на работу и работать и за себя, и за Лену.

Галина будет утром в шесть.

Галина – низенькая, добрая бабушка-одуванчик, у нее седые волосы, большие очки, дома она обычно находится в своем любимом фартуке. Такая бабушка… как из мечты или рекламы молока, добрая, с пирожками и вкусным супом. Она как из мечты, но уже здесь и живая.

Лена просыпается около восьми утра, поднимается, сидит на кровати, держась за голову. Она дышит, пытаясь усмирить скачки давления и головной боли. Саша же всю ночь не спал, следил за Леной, укрывал ее. А Галина уже здесь, и она сварила вкусный бульон и сделала гренки. Также она подготовила все нужные таблетки.

Саша садится рядом с Леной на кровать.

– Привет, как ты? – проводит рукой, гладя ее спину.

– Ужасно, – кряхтит Лена. – Что вчера было? – хриплым голосом продолжает она, а Саша улыбается. Он рад, что Лена очнулась и пытается ее подбодрить, по крайней мере, своим позитивным тоном.

– Тебе лучше не знать, – вспоминает вчерашнее Саша. – Но было что-то ужасное, творился какой-то ужас. Хочешь покушать?

– Не очень, – она чуть осматривается и добавляет. – Но, наверное, надо, – она медленно и аккуратно кладет холодную руку на голову, так, как положила бы руку на тонкий фарфоровый чайник династии Цин, чтобы его не разбить. – Боже, как болит голова, – Саша встает с кровати, и Лена сразу почему-то чувствует себя обузой. – Сейчас я встану и соберусь, поедем на работу.

Саша садится снова рядом.

– Нет, сегодня ты полежишь у меня дома, а за тобой поухаживает Галина. Галина – медсестра, она приготовит завтрак, обед и накормит тебя всем, чем нужно из таблеток.

Лена кладет голову на плечо Саше, а он целует ее в лоб, продолжая гладить ее плечо. А Лена сейчас задумалась про кровать, на которой сидит и про то, сколько всего на ней, наверное, уже у него было.

– Как мы с тобой до такого дожили? Ведь все же было хорошо…

– Не переживай, ты поправишься, я сейчас съезжу на работу, выполню ее за себя и за тебя и сразу приеду. И мы поедем погуляем.

Лена вскользь вспоминает про работу…

– Ты даже не знаешь, что делать…

– Не переживай, потренируюсь, а днем я уже вернусь.

– Хорошо, – холодно, не испытывая туманных надежд, отвечает Лена.

Саша уезжает, и Лена остается одна. Галина приносит на подносе кружку бульона и пару гренок на блюдечке с салфетками. «Как только перекусите, позовите, я сразу все унесу и принесу таблеточки, они вас вылечат», – Галина улыбается, оставляет поднос и убегает на кухню, чтобы не мешать.

Хороший сервис, что сказать.

Ребята будут молчать и ничего не скажут Лене. Она им позвонит, копаясь в обрывках памяти, спросит, что случилось, а те что-то неуверенно, так же вяло, как вчера, будут лепетать, вспоминая Семен Семеныча, ему обещая молчать. Лена весь день проваляется в кровати, смотря телевизор, постепенно приходя в себя.

Вечером Александр приехал поздно, с непривычки работая, а не просто руководя.

Лена уже себя нормально чувствует, Галина уехала.

Лена чистенькая, опрятная, привела себя в порядок. Она чувствует слабость и еще слегка зеленая, но уже все хорошо, никто не умрет. Славная новость.

– Поехали, прогуляемся на свежий воздух. Поедем туда, где самый свежий воздух в городе!

Лена как-то нехотя соглашается.

Саша берет себе пару бутылок из холодильника.

– Тебе взять? – «Хотя, о чем это я», – думает он про себя, а Лена тараторит, будто услышала про дьявола: «Нет-нет-нет, возьми мне водички».

Они садятся в кабриолет и едут по Ленинскому, потом на Косыгина, и вот они на смотровой Воробьевых гор, за спиной МГУ.

Они выходят из машины, уже почти ночь и темно, на смотровой почти никого, кроме запозднившихся китайских туристов.

Саша берет два журнала из машины и водичку, они с Леной переползают через гранитное ограждение смотровой и садятся на высокий склон, обрывающийся вдалеке огнями Москва-реки. До нее по склону метров двести.

Чуть печальная ностальгия.

– Помнишь, как мы тут сидеть?

– Да, – Лена вспоминает былые деньки… – Раньше мы тут часто бывали, ты все говорил, что тут воздух чистый.

– Было-было что-то такое, жаль, что он уже и здесь почти такой же, как и в Котельниках.

Лена смеется над неудачной шуткой Саши. Она уже давно привыкла к нему и его чувству юмора. Посмеявшись, она делает паузу и чуть серьезнее говорит: «Спасибо, что не бросил меня». Она правда так думает.

– Да ладно, куда я без тебя… Кто потом еще справится с черной, серой, темно-серой бухгалтерией. Куда я такой кривой, без тебя, – Саша продолжает как бы шутить и приобнимает Лену.

Он ложится на траву, а она устраивается на нем.

– Знаешь, я так давно с тобой нигде не была…

– Ну завтра сходим, куда ты хочешь?

– За один раз все четыре года не проведешь счастливой…

Саша сдавливает губы, как виноватый ребенок. А Лена чувствует, что сказала, что-то не то.

– Прости, если уколола, я не буду больше напоминать.

– Да ладно, это ты прости, что я не стал хорошим мужем.

– Я думаю, просто ты не создан для семейной жизни.

– Не переживай, все еще станет хорошо… – жизнеутверждающе произнес он, а она уже всхлипывает. Его рубашка под ее лицом чуть намокает, она сдерживает себя, это чувствует он, а она убеждает себя: «Надо быть взрослой и сдержанной».

Саша прижимает ее к себе сильней.

– Ну что ты???

Действительно, что это она… И он добавляет: «Не переживай, я же тебя люблю, и все будет хорошо».

И тишина, они смотрят на город, сплетенный холодной паутиной электро-огней. Город выглядит, как гирлянда на новогодней елке. Перед ними через речку олимпийская арена 80-ых, а высотки по бокам где-то вдали выглядят маленькими игрушками. Жилые дома образуют змейки и маленькие желобки, по которым течет свет фар проезжающих между ними машин.

Теплый июльский ветер, звезды, луна…

Романтика, что тут скажешь.

Только как-то от этого всего очень становится грустно.

Саша тихонько приподнимается, а Лена с него привстает.

– Я сейчас добегу до машины.

Она остается на несколько минут одна и лежит на траве. Она не верит его словам «все станет хорошо», она знает – это все обман, она плачет, тихо-тихо, зажато и сдавлено.

Саша возвращается, она слышит, как он перебирается через ограду, она приподнимается, вытирает лицо ладонями, выдыхает и вдыхает полную грудь, пытаясь собраться.

Саша спускается и видит, как Лена сидит на журнале, а рядом с ней второй, пустующий. Сколько он уже пустует?

Саша садится, открывает бутылку, ставит ее на землю, вынимает пачку Винстона и достает оттуда тонкий косяк, то есть пулю.

Лена сидит и обнимает свои коленки, прижимая к себе ноги, смотрит вперед, а он медленно курит.

– А помнишь? Вон там, наша звезда, я так сказал, когда мы еще были детьми, – Саша, как и тогда, показывает на неопределенное место на звездном небе.

– Да, помню, – улыбнулась Лена. – Ты был пьяный и такой опасный… И мы в тот день первый раз занялись любовью. Мы так любили…

В голове у них «я и ты», «я и ты», но они молчат. Ночь тихая и спокойная, но разрывает, кипит электричеством, будто Вселенная ожидает ответов…

– Прости меня, я не знаю, что делать… – Саша затягивается, и из глубины своих легких выдыхает дым струей, смотря вниз на широкую, блестящую металлом реку.

– А знаешь, я всегда знала, что все так будет, но глупая маленькая девочка не могла поступить по-другому.

Они проснутся под одним одеялом, их разбудит рассвет. Все будет хорошо недолго совсем, и все постепенно вернется на круги своя. На те же круги. Слишком глубока колея, вытоптана она идущими за головой ногами, с годами.

Саша переедет из этой съемной квартиры в другую, чтобы сбежать от ощущений связанных с ней. Он не покупает квартиру не потому, что у него нет денег на малометражку на окраине… а потому, что так проще. Надоела квартира, место – вещей не много, можно в любой момент их покидать в машину, оставить в квартире все, что накопилось лишнее из вещей, чувств и жизни, уехать на другой конец города, почти, как в другую страну.

Там люди буду другие, не вспомнят они туже весну.

4. Звоните в 911

Увидев то, фарисеи сказали ученикам Его: «Для чего Учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками?»

Евангелие от Матфея, Новый Завет.

Глава 9, стих 11.

Я иду в самом центре Москвы, отсюда видно Кремль, мы в переулке, и подходим к двум загорелым стероидным добротным качкам, одетым в модные тряпки. Они курят тонкие сигареты и что-то с интересом обсуждают, можно не удивляться, когда подойдешь, что это окажется последний показ Дольче Габана.

Мы тут не ради того, чтобы вникать в их посредственную беседу, и не за тем, чтобы покупать стероиды или допинг для наращивания мяса, а чтобы попасть в элитный клуб. Я там никогда не был.

Чтобы туда попасть, нужно заручиться как минимум тремя, а лучше пятью, одобрениями и рекомендациями среди членов клуба, передать информацию на проверку в их службу безопасности, она сейчас стоит и курит перед нами с не сходящимися от раздувшихся мышц руками… и дополнительно поговорить с ними, чем я собственно уже и занят.

Сам клуб находится в стороне отсюда. Мы встречаемся неподалеку от него, чтобы не привлекать внимание и лишний раз не палить контору.

По меркам клуба, я – нищеброд, я это знаю, и только везением прошел три стадии проверки. И вот уже практически я на его пороге. Я очень наслышан об этом заведении… Мои цели тут очень скромные, скорее даже общеобразовательные, как и у школьника, попавшего случайно первый раз в стриптиз-клуб. У меня только образовательный интерес и любопытство. Ну максимум, если повезет, пощупать все своими руками…

Так знайте же, моя проказа – это любопытство, и только благодаря этой херне я уже много где и в чем и ком побывал… и часто влипал.

Мы двадцать минут говорим о жизни, о какой-то ерунде, прикалываются надо мной, и потом они ведут меня в клуб.

Передо мной идут качки в розовом трико и здоровых очках, я смотрю на очки, и они кажутся мне женскими.

Открывают тяжелые двери элитной многоэтажки.

Это многоэтажка или даже, наверное, небоскреб по меркам находящихся вокруг дореволюционных построек, охрана снизу, зеркальные лифты с прозрачным полом… и вот мы на последнем этаже, тут находится огромный двухэтажный пентхаус с выходом на крышу, где расположен бассейн.

Все, как в обычном клубе верхнего уровня: столы, барная стойка, все сделано очень дорого и безвкусно. Единственное, что удивляет – это белоснежность всех элементов вокруг. Для угрюмой, мрачной Москвы, это выглядит достаточно дико.

Сигарная комната, джакузи, баня, бассейн, бильярд, ребята играют в карты, нарды, жаль, нет домино, я бы поиграл. В целом, все довольно скучно и прозаично. Вокруг молодые девчонки, старые мальчики, почти никто не танцует, и все большей частью пьют отвратные виски и говорят между собой.

При вступлении в клуб с каждого берут относительно небольшую сумму. Клуб гораздо больше зарабатывает алкоголем, а еще больше девчонками, чем вступительными взносами.

С каждой женщины берут деньги за вход, фактически за место на витрине. Посетитель может подойти к любой, и ни одна не должна ему отказать в разговоре, в его желании выпить с ней, потанцевать, пообжиматься, а если он захочет продолжить, то девушка должна предложить ему цену за каждый проведенный с ним день. Если он согласен за эти деньги гулять ее, то она едет с ним. Отказать мужчине тут нельзя, отказаться может только сам член клуба. Даже если у мужчины СПИД, обезображенное лицо или просто ему восемьдесят и у него недержание – все равно, если он захочет – надо с ним спать.

И в течение этих дней мужчина делает с женщиной все, что захочет. Хочет не предохраняться, пожалуйста, – его проблемы, и только потом они становятся ее. Это его право, точно так же, как и то, как с ней обращаться и развлекаться. Если клиент хочет извращений, садизма, чтобы она три дня ползала по его дому, как собака, – будь добра встать на четвереньки.

Ей платят за количество дней, никто не знает, что с ней эти дни будут делать. А если она откажется, то профессия и ящик будут закрыты. Спрашивать или задавать вопросы клиенту нельзя. Единственная оборона – это когда ты видишь нечто, совсем пугающее тебя, называть клиенту безумно высокую цену… Но многие девушки тут таких больших чисел-то и не знают. Поэтому оборона эта очень условна…

Еще одно правило, любую женщину находящуюся здесь, можно купить. Будь то уборщица, моющая полы, официантка, метрдотель, заведующая клубом. Естественно, весь персонал женщины… Увидел, понравилась – сразу купил.

А все это заведение называется 911.

Почему 911?

Изначально появилась телефонная служба. Ты звонил, говорил, что хочешь высокую женщину, от ста восьмидесяти до ста девяносто, профессиональную спортсменку, скажем, хорошенькую теннисистку и два пива с лаймом в придачу с ней.

И они искали по своей базе женщину таких параметров. Задать параметры ты мог любые, и опять же ты покупал женщину на день, два или неделю, если хочешь, можно и на месяц. И делай с ней, что угодно. Пусть хоть всю грязную посуду в твоей квартире перемоет, отбивая параллельно в это время от стены теннисные мячики…

Служба спасения сохранилась и обросла клубом.

Если описать контингент, то это очень разношерстная публика: тут есть стеснительные очкарики, которые рады, что им не отказывают и дают, золотая молодежь, дерзкие воротилы, не обошлось заведение и без посетителей из различных государственных органов, также присутствуют сумевшие подняться в верха элиты творцы искусства и криминальных сетей.

Все друг друга знаю, почти все.

Азиатками, чернокожими, транссексуалами уже никого не удивить. Многим и японская девственница-гейша – это уже обыденность.

Поэтому тут, в 911 пошли дальше… Девочки проходят эдакую аттестацию, собеседование. У каждой из них есть свой образ, который она поддерживает. У барной стойки в этот день стоят две блондинки в розовом, пара знойных загорелых брюнеток, одна девушка с видом домохозяйки, подтянутая спортсменка в кроссовках, облегающих черных лосинах и белой майке, она выглядит так, как будто прибежала только после тренировки. Стоит ко мне спиной, вертит попой и пьет молочно-белковый коктейль. А мимо меня, пока я на ее задницу пялюсь, проходит женщина в строгом костюме, увожу взгляд с накачанных ягодиц и веду его в сторону не то стройной училки, не то доморощенной юристки в костюме и очках. Трудно сказать что-то точнее по ее уходящим ногам и чулкам, тем более с первого взгляда.

Но мне интересно.

Я иду за ней, говорю, иногда не слушаю ее ответы, постоянно отвлекаюсь, она заказывает, заказываю то же себе, приносят Пина коладу Черт, это оказалась Пина колада, это еще та отрава. Я ненавижу эти ваши желтые ананасы.

Девушка рассказывает. Оказывается, она правда учительница младших классов и преподает в школе. Она рассказала мне, что тут к чему, и как ее недавно сюда позвала подруга. У каждого есть такой друг или подруга, которая тянет на приключения или в подворотню. Она соглашается и говорит: «У каждой есть своя реальная профессия». И если ты видишь девочку-гимнастку в купальнике и с красной лентой, то ее можно взять к себе домой, сажать на шпагат раз сто, крутить, вертеть, скручивать, как захочешь, пусть выполняет вольную программу у тебя на турецком ковре с витиеватым узором. Поведала она мне и о том, что тут была девчонка, та сбежала из монастыря, припоминаю про себя, что об этом писали недавно газеты. «Она буквально жила здесь, как в храме, и ходила по клубу, как реальная монашка, представь, вся в черных одеяниях, черном белье, в чулках с подтяжками, потом уже совсем скоро в рваных чулках, ходила тут, шатаясь, крестя всех подряд».

Она уже сидит на моем колене, смеется…

Училка оказалась хорошей теткой, честной, забавной, чуть смешной.

А девочки тут меняются часто, одних списывают, другие приходят на смену, клиент хочет разнообразия как классики с перегидроленными блондинками и силиконовой грудью, так и домохозяйку на кухне или подростка-наркомана в грязном заплеванном подъезде жилого дома, а кому-то вообще хочется толстую продавщицу мороженого Нюру.

У всех свои взгляды на жизнь и капризы.

Училка неплохо прояснила и уточнила мои знания об этом месте.

У каждой есть возможность один раз отказать клиенту и прийти сюда пять раз бесплатно, оставаясь в их базе потом чуть ли не навсегда.

И Маша подумала, придя сюда, по большому счету впервые, что потусит тут до первой желтой карточки «стоп», а потом сбежит с поляны для игр по закатыванию в ворота шаров.

Что я могу сказать… Хм, это довольно интересная костюмированная вечеринка.

Вообще я уже был много наслышан об этом заведении. Слышал истории, как кто-то снимал себе проститутку «зрелую мамочку» и просто ходил с ней под ручку неделю, а она его кормила с ложечки и стирала его носки с трусами. А он от этого еще больше заводился… Слышал и то, как некоторые особи, попав в руки особенно лютых извращенцев, не доживали и до утра, а те, кому совсем не везло, оставались инвалидами, не умирая.

Байки или сказки все это, черт его знает, но вы же сами знаете, плохая слава – иногда это лучшая слава.

Дело идет к вечеру, а я уже удовлетворил свой образовательный интерес школьника, впервые попавшего в стриптиз-клуб. Я узнал все о мире животных, и откуда появляются дети.

Ночь… Меркнут в моих глазах многие тысячи солнц, но летом светло, летом всегда кому-то светло. В клубе включают диско шары и лучи. Девочки танцуют, старички сидят, а я еще зеленый, молодой и уже довольно пьяный. Девочкам двадцать – двадцать пять, они хотят танцевать, от счастья визжать. Танцую с ними. И, горя, я смотрю вверх, луна высоко, там далеко…

Ох, боже, как я далеко…

Здоровых тут нет, тут все больные. Скромные очкарики страдают от собственной застенчивости и скрытности, продолжая ее в себе культивировать и размножать. Извращенцы с безумными нравами никак не могут остановиться и насытиться страстями, не зная, где их предел и куда им все это девать. А те, кто просто изменяют женам, уже не остановятся… как и те, кто здесь от скуки, а такие тут практически все.

И что же выходит, что тут все больные?

Да, как и в этом мире. И нам не нужна помощь. Мне нравится болеть, и нам всем так тяжело отказаться от наших болезней. Просто у всех своя приятная болезнь, у меня менее серьезная, чем у них, у тебя может менее серьезная, чем у меня, может, ты куришь? Или обжираешься пироженками? Чипсами?

Это все сидит внутри, в каждом из нас, и как только мы решаем все проблемы и желания, которые находятся на поверхности нас, всплывают глубинные. Когда это случилось, мне было страшно.

Не бойся, мальчик, это эволюция, а эволюция – это всегда страшно.

Страшно интересно.

Обезьяне нужно было запастись едой, водой, построить дома, придумать искусственный свет, машины, офисных рабов и только после этого некоторые из обезьян почему-то начали задумываться о чувствах, о любви, и о том, почему светят звезды.

В общем-то, сначала вам нужно купить с десяток кухонных комбайнов, а потом уже думать о любви. Как-то все именно так это и работает…

Или просто родиться таким кривым, без желаний снаружи, только с желаниями внутри.

Все обезьяны больны. А здоровый – недообследован…

Мы все чем-то приятно больны.

Не излечимы.

Пьяны.