Текст книги "Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации"

Уличная активность – показатель публичной, общественной природы больших городов. Но при этом всегда существовали расхождения по поводу того, как использовать улицы. Это место для социализации, для бизнеса, для прогулок, для игр или для чего-то еще? Для уличного движения и социального контроля? Расхождения в ответе на этот вопрос существовали на протяжении всей истории городов. Для Джейн Джекобс улица, где доминируют пешеходы, используемая разными способами, лежит в самом центре урбанизма. Как она не раз заявляла, спонтанный порядок, наблюдаемый в городах, основывается на многочисленных видах деятельности и крошечных интеракциях на уличном уровне. Она писала свои работы в 1950-х и 1960-х, когда уличная жизнь на тротуарах Манхэттена оказалась под угрозой из-за скоростных автомагистралей. Ничто не было столь омертвляющим для социальной улицы, чем появление доступных автомобилей. Сражение против нашествия автомашин на городские улицы является частью более масштабной битвы за городскую душу, что развернется в нашем столетии.

Публичное пространство – общая территория, доступная для всех, именно там гражданское общество обретает форму. Города всегда были лабораториями для политических экспериментов и время от времени местами, где начинались радикальные перемены; именно поэтому за право попасть в большой город шла борьба. Что отличало полисы Древней Греции от городов, существовавших ранее, и что делает их заметным явлением в истории урбанизации – то, как именно политическое развитие полиса определяло физический план города. Греческие слова «я покупаю» – agorázo и «я говорю на публике» – agoreúzō пришли от термина «агора». Бьющееся сердце полиса, агора была тем пространством, где коллективная энергия полиса – торговля, развлечения, слухи, легальные процедуры и политика – сливались, образуя единый поток общения. Одновременно можно было видеть в одной ее части танцы и пение, в другой выступал глотатель мечей, соперничавший за внимание публики с жонглером. На рядах табличек, выставленных на солнце, городские финансисты отражали сегодняшние операции, стараясь услышать друг друга через крики продавцов рыбы и фруктов. Магазинчики и рыночные палатки обеспечивали все, в чем мог нуждаться цивилизованный человек. Китай, Мезоамерика, Вавилония, Египет и Месопотамия по контрасту отличались тем, что там сердце города было местом для актов священной власти, а не для людей.

Поэт Эвбул сумел ухватить прославленный беспорядок афинской агоры, где смешивались общественное и частное, коммерческая и политическая жизнь: «Ты найдешь, что все продается в Афинах в одном и том же месте: фиги, свидетели для вызова в суд, корзины винограда, репа, груши, яблоки, люди, готовые подтвердить все что угодно, розы, мушмула, овес, медовые соты, горох, судебные обвинения, молозиво, пироги, мирт, инструменты для полевых работ, ирисы, ягнята, водяные часы, законы и постановления». В комедии «Облака» Аристофан шутил, что афиняне ходили на агору, чтобы «отпускать грубые шутки по поводу сексуальной жизни других». Они также обсуждали там новости и политические события, имевшие место в городе. Разговоры и публичный обмен информацией – от семейных измен до административных постановлений – были главной составляющей городской жизни[97]97
  R. E. Wycherley, The Stones of Athens (Princeton, 1978), pp. 91–2.


[Закрыть].

Пространство в тридцать семь акров, где находилась агора Афин, было расчищено популистами тираном Писистратом и его сыном Гиппием, которые правили Аттикой в 561–510 годах до н. э. Они намеревались возвести там нечто величественное, способное прославить их на века. В правление Клисфена, радикального аристократа, захватившего власть в 507 году, агора стала более демократичной, если не сказать хаотичной. Под влиянием демократии рыночные палатки и магазины расползлись по пустующим окрестностям. Колоннады, известные как stoa, предлагали убежище от летнего солнца и зимнего ветра. Появились новые общественные здания, среди них резиденция правительства, а также суды. Гражданское управление сливалось с неряшливой, шумной повседневной жизнью сообщества[98]98
  Judith L. Shear, Polis and Revolution: responding to oligarchy in classical Athens (Cambridge, 2011), pp. 113ff; Gabriel Herman, Morality and Behaviour in Democratic Athens: a social history (Cambridge, 2006), pp. 59ff.


[Закрыть].

Большинство греческих полисов были небольшими, там все сталкивались лицом к лицу и знали друг друга. Афины, где насчитывалось 40–50 тысяч взрослых мужчин при общей численности населения в 250 тысяч, были явлением иного масштаба. Во время реформ Клисфена традиционное племенное общество Аттики было уничтожено, на его место пришли десять искусственно созданных триб, очищенных от клановой и местечковой лояльности. Этот демократический полис был городом незнакомцев, которым приходилось сотрудничать для управления государством. Система такой сложности была создана посредством изменения самой ткани города.

Пятьсот человек, входивших в городской совет, избирались ежегодно по жребию из числа всех граждан, и у них было свое здание на агоре. Отсюда они управляли городом. Суды, однако, были совершенно иными. Судебное здание не имело крыши вообще, а стены его были очень невысокими. Любой гражданин имел право стать членом жюри, и состав выбирали по жребию каждый день. Жюри состояло как минимум из 201 гражданина в случае обычного процесса, но когда затрагивалось государственное дело, то минимум был 501 человек, а максимум определялся только вместимостью помещения – полторы тысячи. Суд был преднамеренно открыт хаосу и драмам агоры; судебные процессы несомненно становились главной темой бесконечных дискуссий на площади, а чтобы быть в курсе, люди постоянно входили в суд и выходили из него. Разговоры, разбирательства в суде и работа коммерсантов сталкивались и сосуществовали в городе, случайное без шва состыковалось с официальным, так что публичная и приватная жизнь гражданина сливались, одно не отличалось от другого. У человека, у которого не имелось общественных дел, не было причины находиться в городе.

В большинстве полисов общественное собрание проводилось тут же, на агоре. Однако сам размер афинского демократического эксперимента потребовал инноваций в политической топографии. В десяти минутах ходьбы от агоры, у подножия холма в форме чаши, ремесленники вырубили ступени в скале, создав платформу. Холм стал «залом», способным вместить (примерно) шесть тысяч граждан; каждый имел право занять место на платформе оратора и обратиться к остальным. Это место известно под названием Пникс. Именно тут с 508 года до н. э., с начала реформ Клисфена, проводились общие собрания, воплощавшие в физической форме реальность народного суверенитета и демократии[99]99
  Shear, pp. 178ff.


[Закрыть].

На таких собраниях граждане произносили последнее слово по поводу законопроектов; избирали полководцев и правителей и выслушивали их выступления; голосовали по поводу внешней политики, войны или внутренних дел города. Кворум в шесть тысяч требовался, чтобы собрание могло заниматься обычными делами, и Пникс заполнялся народом раз в неделю, чтобы обсудить и ратифицировать главные документы. Само имя означает «давка». В таком большом полисе, где публичные обязанности разделялись между незнакомцами, важность личной и публичной визуальной доступности и прозрачности нельзя переоценить. Пникс позволял людям видеть, как сограждане реагируют на некую речь, как они голосуют и как ведут себя.

Полководец и государственный деятель Перикл в знаменитой речи, произнесенной в 431 году до н. э., побуждал жителей Афин любить родной город. Но он не использовал слово «любовь» в общем смысле или даже в значении патриотического рвения, он пустил в ход слово erastai, эротическая страсть между любовниками[100]100
  Ibid., p. 50.


[Закрыть].

Все греки были страстно привязаны к своему городу, от мужчин-граждан ожидалось, что они будут сражаться и умрут за полис. Соперники на Олимпийских играх представляли свой полис; привязанность к городу была основанием личной идентификации, и, как на это намекнул Перикл, она была делом глубоко эмоциональным. Как еще мог функционировать полис? В мире, где долгое время доминировали тираны, жрецы и военная аристократия, самоуправление выглядело чем-то новым; афинская демократия была более чем радикальной. Создание соответствующего публичного пространства помогало взрастить коллективную энергию, которая требовалась, чтобы город работал. Понятно, что существовали институты муниципального республиканства: гимназия, театр и стадион, места, где люди могли встречаться и смешиваться. Но тот род страсти, о котором говорил Перикл, генерировался с помощью других средств. Критик демократии жаловался, что общественные дела Афин часто тормозятся, поскольку «они привыкли отмечать больше праздников, чем любой другой город Греции». Каждый третий день на улицах Афин случалось празднование, процессия, спортивное событие или религиозный ритуал.

Панафинеи, «праздник всех афинян», был наиболее священным и роскошным днем в городском календаре, это событие приводило столицу Аттики в состояние эйфорического единства. Столь же возбуждающими, если не более, были Дионисии, происходившие весной. Все части афинского общества принимали участие, многие приносили пищу, огромные хлеба и мехи с вином для намеченного на вечер пира. Граждане-мужчины несли деревянные, золотые и бронзовые фаллосы на шестах, огромные эрегированные пенисы везли на тележках. После процессии начинался отмеченный лютым соперничеством конкурс хоров между большими группами граждан. Они исполняли дикие, экстатические песни и танцевали в честь Диониса, в каждом представлении могло участвовать до 500 человек. Дальше стартовал пир и ночная процессия, известная как komos, беспорядочная пирушка в масках и костюмах на освещенных факелами улицах, которая продолжалась до самого утра.

И точно в тот момент, когда вступало в действие похмелье, случалось главнейшее событие Дионисий. С 440 года до н. э. оно происходило в Одеоне, или Песенном зале, построенном Периклом. Там один из старших городских чиновников представлял три пьесы, которые были выбраны для постановки на следующие дни. Каждая из пьес должна была показать три серьезных трагедии и непристойную, нарушающую табу, полную грубых шуток сатиру. В последующие дни пьесы исполнялись одна за другой в Театре Диониса. На протяжении десятилетий афиняне видели премьеры эпохальных пьес таких авторов, как Эсхил, Еврипид, Аристофан и Софокл.

«Дорога в Афины приятна, – рассказывает философ Дикеарх, описывая свое прибытие в прославленный город мудрецов, поэтов и государственных деятелей, – она бежит между возделанными полями долго-долго». Но в самом городе не хватало воды, улицы были «ужасающими старыми проулками», дома большей частью – ветхими и неприметными, даже у богатых горожан. Тот, кто попал сюда впервые, как отмечает изумленный Дикеарх, «вряд ли поверил бы, что это те самые Афины, о которых он так много слышал». Археология поддерживает это мнение: дома были грубо построенными, маленькими и грязными. Они теснились, словно в трущобах, узкие улицы переходили в слепые переулки. Не было дренажной системы, так что дождевая вода бежала по ухабистым улицам.

Афины были очень густо населены и очень задушевны, частная жизнь в них лежала много ниже общественной. Шумный хаос улиц и бедлам агоры бросали людей друг к другу, вынуждали их общаться. Естественный рост Афин, иррациональный и беспорядочный мог быть источником силы города. Афиняне, как говорит Геродот, «ослабели и увяли» под властью тиранов. Но после Клисфена и рассвета демократии, продолжает он, они стали большой силой: «Не в какой-то одной области, а во всех сразу они показали себя, давая живое свидетельство того, что равенство и свобода речи могут достигнуть». Для того чтобы демократия работала, она сама по себе и ее рабочие инструменты необходимо превратить в фетиш. Свобода самовыражения и возможность без ограничений размышлять над смыслом жизни – большой вызов для человеческого общества, поскольку они опасны, влекут за собой дестабилизацию. Но они были приняты в Афинах, поскольку они работали. Город взлетел очень высоко в V веке до н. э., он стал экономической, военной сверхдержавой, настоящей империей. В тогдашних Афинах, кишащих идеями и не боящихся проникать мыслью куда угодно, философия процветала.

Писавший много позже Цицерон замечал, что Сократ прилагал философию к «обычной жизни», «направляя свои вопросы в сторону достоинств и грехов». Базовые истины по поводу человеческой жизни можно было обнаружить в хаотичном, запутанном существовании «обычных» людей. Улица и рынок в изобилии давали озарения подобного рода – особенно в Афинах с их разнообразной культурой и богатой уличной жизнью. Сократ часто посещал район Керамейкос – расположенное у подножия холма обиталище гончаров и проституток. Поскольку молодые мужчины не допускались на агору, он слонялся по мастерским на ее окраинах, где ремесленники работали и торговали, где сапожники вбивали гвозди в кожаные сандалии. Он упражнялся в не лучшем гимнасии Киносарга за пределами городских стен, где «незаконные отпрыски граждан», мальчики и мужчины, у которых один из родителей был иностранцем, имели разрешение тренироваться. Сократ двигался по городу, задавая вопросы и вступая в дискуссии с людьми, которых он встречал, с высокими и низкими, свободными, женщинами и рабами; а когда он вошел в возраст, то говорил перед толпой на агоре.

Молодой Сократ встречался с философом Парменидом и его компаньоном Зеноном в том же непритязательном Керамейкосе, где и остановились мыслители, приехавшие из Южной Италии. Афины в тот момент еще не были славны своими литераторами, философами или учеными; бо́льшая часть интеллектуальной и художественной энергии Греции приходила из Малой Азии и колоний. Взлет Афин – экспериментальная демократия, военные успехи и нарастающее благосостояние – привлек людей со всего эллинистического мира. Отцы истории и медицины – Геродот и Гиппократ – были иностранцами, обитавшими в Афинах, как и ученый Анаксагор, политический философ Протагор, математик Феодор Киренский, ритор Горгий, поэт Симонид и философ Аристотель. Много большее число людей из других городов вносили вклад в успех Афин, будучи скульпторами, художниками, ремесленниками, механиками и купцами. «Наш город широко открыт миру, – хвастался Перикл. – Поскольку он велик, то плоды всей земли текут к нам; так что мы наслаждаемся товарами других земель точно так же, как нашими собственными».

Динамизм Афин в первой половине V века до н. э. был в значительной степени результатом того, что число граждан взлетело с 30 тысяч в 480 году до 50 тысяч в 450 году до н. э. благодаря иммиграции, что обеспечило заметный приток свежих идей. Космополитическая атмосфера, с которой Сократ сталкивался во время своих паломничеств по городу, создалась благодаря тому, что Афины разрешили доступ множеству новых граждан не только в общественное пространство, но и в органы власти. Плотно насыщенная, задушевная городская среда облегчала циркуляцию новых мыслей, обмен теориями и практиками; коктейль из политики, философии, искусства и торговли, бурливший на улицах, обеспечивал Афинам бурное кипение.

Обстоятельства начали меняться в середине столетия: в 451–450 годах до н. э. законы Перикла определили создание новой категории жителей, свободных иногородних или метеков. Иммиграция стала слишком обширной, и права граждан были сохранены только за теми, кто родился в Афинах от двух граждан Афин. Иммигрантов по-прежнему встречали дружелюбно – они требовались для того, чтобы город оставался могущественным, – но новички и их потомки не могли более участвовать в политической жизни и пользоваться правами граждан; они даже не могли вступать в брак с представителями «коренного» населения. Граждане Афин составляли в тот момент всего 15 % от числа обитателей. Однако даже среди них было значительное число бедных маргиналов. (Есть много общего между Афинами V века до н. э. и современным Дубаем. В последнем только 15 % населения родилось в ОАЭ, а также существует своя версия метеков – привилегированные экспаты, наслаждающиеся правом делать и тратить деньги. Кроме того, имеется громадное количество бедных, не уверенных в завтрашнем дне мигрантов, которые строят и поддерживают город, удовлетворяют нужды его богатых жителей. В Афинах, как и в Дубае, существовало два города: город граждан и город бесправных[101]101
  James Watson, ‘The Origin of Metic Status at Athens’, Cambridge Classical Journal, 56 (2010), 259–78.


[Закрыть].)

Женщины в Афинах не имели права на образование, и даже если они были успешными и уважаемыми, то все равно оставались в изоляции от большей части общества. Женщины появлялись в хаосе агоры, но это были рабыни, метеки и представительницы низших слоев, покупавшие, продававшие и исполнявшие поручения. Празднества и частные пиры не обходились без женщин, но это были танцовщицы и проститутки, готовые явиться по зову мужчин. Это был мужской город, и город, в котором активно угнетали женщин.

Золотой век Афин не продлился долго. Все более бесцеремонный и дома и в дальних землях, город нажил врагов. В 430 году до н. э. столицу Аттики опустошила эпидемия, она пришла морем, через загруженный порт Пирея и славно порезвилась, пользуясь отсутствием санитарии, высокой плотностью населения и его привычкой к постоянному общению. Погибло от трети до двух третей населения, и все это во время затяжной войны. В 404 году до н. э., всего через сто лет после реформ Клисфена, с которых начался путь к величию, могущество Афин пало, а городское устройство было изменено.

* * *

«Каждый город, – писал Платон, – находится в состоянии естественной войны с другими, не обязательно объявленной глашатаями, но длящейся вечно». Долговременная конкуренция между греческими городами-государствами позволила некоторым из них добраться до величия. Но подобный напор конфликтующих, не способных объединиться городов нес в себе семена своей же слабости. Войны между полисами были постоянными. Как самоуправляемая единица, город-государство предлагал гражданам множество преимуществ. Но он не мог защитить их от больших, густонаселенных территориальных держав.

Филипп Македонский пронесся через Грецию, сокрушая последние независимые полисы, в 338 году до н. э. Под управлением его сына греческие идеи и города продолжили развиваться, и на этот раз за счет Азии. Александр Великий уничтожил Персидскую империю, взял Вавилон и добрался с войском до Индии. По дороге были основаны дюжины новых городов, на пространстве от Балкан до Пенджаба появились греческие колонисты и ветераны македонской армии, несущие идеологический и физический отпечаток древнего полиса. Амфибийные города-государства поползли вглубь материка.

Греки собирали древние знания в таких местах, как Вавилон и столица Ахеменидов Сузы. Возможно, самым интересным образцом эллинистической гибридизации являлось Греко-Бактрийское царство, которое появилось далеко не сразу после смерти Александра. Раскинувшееся восточнее Каспийского моря на значительной части современного Ирана, Туркменистана, Узбекистана, Афганистана, Таджикистана и Пакистана, во время расцвета во II–I веках до н. э. оно рассматривалось как одна из самых богатых частей мира и как «империя тысячи городов». Ай-Ханум[102]102
  Александрия Оксианская.


[Закрыть], чьи руины находятся в Северном Афганистане, мог похвастаться дворцом, где смешивались персидская и греческая архитектура, а храмы, посвященные Зевсу, строили по зороастрийским образцам. Тут, в двух с половиной тысячах миль от Афин, имелась агора, один из крупнейших гимнасиев древнего мира и театр на шесть тысяч человек. Греческая архитектура и искусство повлияли на Индию и в меньшей степени на Китай. Самые первые изображения Будды создавались под впечатлением греческих изваяний Аполлона. Пьесы Софокла и Еврипида ставили в Персии и долине Инда, в то время как «Илиада» помогала сочинять ранний эпос на санскрите; труды Аристотеля читали и обсуждали в Центральной Азии.

Память об Александре Великом была «отпечатана» на всем пути его завоеваний. Александрия Буцефала в современном Пакистане была названа по имени любимого коня полководца; Александрия Профтазия (между Гератом и Кандагаром) переводится как «Александр в предчувствии» (в смысле «предвидения»), поскольку именно в этом месте он обнаружил заговор против себя. Александрия на Инде была задумана как один из величайших портов мира. Александрия Эсхата, основанная группой ветеранов в Ферганской долине нынешнего Таджикистана, переводится как «Александрия самая дальняя», и она обозначает крайнюю точку проникновения полиса в Центральную Азию. Александрия Никея в Пенджабе значит «Александрия Победоносная», и она располагалась восточнее всех.

Но дольше всех просуществовала Александрия в Египте. После завоевания этой древней земли в 332 году до н. э. Александру приснился сон: к нему пришел Гомер и декламировал часть «Одиссеи». Строчки имели отношение к острову Фарос на Средиземном море, неподалеку от берега. Полководец отправился на этот скалистый островок и вообразил, что тут будет находиться самый величественный из городов мира. Динократ с Родоса, градостроитель Александра, выложил полосками из зерен планировку улиц, похожую на решетку. Когда налетели птицы, чтобы склевать зерно, то некоторые сказали, что это дурное предзнаменование. Но прорицатель Александра был другого мнения: однажды расположенный тут город накормит всю планету[103]103
  Justin Pollard and Howard Reid, The Rise and Fall of Alexandria, Birthplace of the Modern World (London, 2006), pp. 1ff, 24–6.


[Закрыть].

Запутанная сеть проходов и переулков, лежащая в основе Афин и сделавшая этот город столь динамичным, ассоциировалась с анархией демократии, которая в итоге разрушила город. Платон жил в тени афинского величия, когда слава века Перикла осталась уже позади. Он воображал создание Идеального Города с нуля, основанного на философском понимании человеческой природы и на математических принципах разметки городского пространства. Тот город, который представлял великий философ, держался на жестком порядке – порядке закона, порядке сильной власти и порядке геометрической правильности исходного плана.

Жесткая и монотонная прямоугольная планировка может выглядеть современной, но стремление к геометрическому порядку не моложе городов самих по себе. В Китае города возводили согласно принципам геомантии, или фэншуй, утверждавшим, что город должен располагаться гармонично согласно неким природным законам. Города проектировали так, чтобы максимизировать потоки природной энергии ци, жизненной силы, пронизывающей космос. Мастера фэншуй определяли, где нужно построить город, и выбирали для него планировку. Улицы выравнивали по кардинальным направлениям, чтобы удерживать ци, для чего приходилось создавать квадратные города, разбитые на одинаковые кварталы решеткой улиц, и окружать их стеной. Наиболее важные места в пределах города – окруженные дополнительной стеной храмы или дворцы, колокольни и барабанные башни, административные здания и архивы – располагались в самом центре или в северной части города, там, где ци концентрировалось прежде, чем истечь наружу. Такой план типа «квадрат-в-квадрате» создавал городскую топографию, организованную вокруг строгой иерархии, которая распространялась от священного центра к периферии. Как и в организованных, автократичных обществах в Мезоамерике, Египте и Месопотамии, китайские города воплощали в кирпиче мощь государства.

С V века до н. э. планировка в виде решетки появилась и в греческом мире. Только для эллинов, по контрасту с городами майя или конфуцианского Китая, решетка была предназначена скорее для того, чтобы решить социальные и политические проблемы, а не для того, чтобы город соответствовал неким космологическим теориям. Первым городским технократом, чье имя нам известно, был Гипподам Милетский, тот человек, который планировал Пирей, портовый район Афин, и построил множество новых городов вокруг Средиземного моря. Для Гипподама физическая форма города и характер управления этим городом были неразделимы: построй хороший город, и ты избавишь его жителей от сложностей и заодно раскроешь их потенциал.

До нашего времени ортогональные метрополисы, такие как Манхэттен, построены в соответствии с «гипподамовой решеткой» или «гипподамовой системой». Но на самом деле Гипподам вовсе ее не изобретал, он просто радикально изменил способ организации урбанистического пространства. Город с решеткой улиц был эгалитарным, верил градостроитель, поскольку делился на равные кварталы, которые могли заселить жители. В отличие от хаотичных, без плана выросших городов вроде Афин, решетка вносила порядок в реальность, она позволяла мегаполису выделять функциональные ареалы. Гипподам и его последователи считали, что большой город должен распадаться на публичное пространство, частную, торговую, ремесленную, религиозную и жилую зоны. Центр обязана занимать агора, с ее смесью политики, закона и бизнеса.

Город Гипподама был вдохновлен не только демократией, но и греческими представлениями о математической и геометрической гармонии. В «Птицах» Аристофан высмеял новое поколение градостроителей, вооруженных линейкой и компасом, мечтавших о симметричном идеале: «Потом линейкой отношу прямую. Круг теперь подобен четырехугольнику. Посередине – рынок. От него ведут прямолинейно улицы. Бегут они во все концы от круга серединного, как от звезды сияющей лучи»[104]104
  Аристофан, «Птицы». Пер. А. И. Пиотровского.


[Закрыть].

В Александрии это стремление к упорядоченности – если не сказать, что к элегантности, – достигло пика. Улицы были проложены под прямыми углами, чтобы по ним мог гулять бриз. Прямые улицы, все девятнадцать футов шириной[105]105
  5,8 метра.


[Закрыть], также помогали циркуляции импортных товаров и разделению этнических групп. Александрия в конце концов была самым загруженным портом мира, поэтому грузы требовалось проводить без задержки и селить людей из разных земель. Обитатели занимали пять районов, названных по буквам греческого алфавита: Альфа, Бета, Гамма, Дельта и Эпсилон.

Александру не суждено было увидеть, как город его мечты воплощается в камне, император умер во дворце Навуходоносора II в Вавилоне. Один из его полководцев, Птолемей Сотер, похитил тело, когда его отправили в Македонию. С Александром Великим, лежащим в украшенной гробнице в центре города, носящего его имя, Александрия обрела отблеск божественности. Но она и без него отлично преуспевала. Городской порт, настоящее произведение искусства – с маяком, вошедшим в число семи чудес света, – открывал Египет миру. Он стал центром очень денежной торговли, соединявшей Китай, Индию, Аравию, земли по Нилу, Африканский Рог и Средиземноморье. Александрия выросла и стала величайшим городом в мире, в ней обитало уже 300 тысяч человек всего через 70 лет после того, как македонский завоеватель заложил ее основу.

План города, регулярный и упорядоченный, демонстрировал архитектуру автократии. Длинные широкие улицы обеспечивали идеальную сцену для того, что позже стало характеристикой Рима: для триумфа государственного уровня. В правление Птолемея II Филадельфа, в 270-е годы до н. э., Александрия видела невероятный праздник. Огромную статую Диониса на повозке по усыпанным цветами улицам тянули 180 человек. Затем явились жрецы, молодые мужчины и женщины в красивых одеждах, золотые колесницы, музыканты и вереница телег, на которых везли каменные стелы со сценами из мифов. Телеги влекли за собой слоны, верблюды и буйволы; также были показаны экзотические животные – леопарды, гепарды, пантеры, львы, медведи, страусы, носороги, жирафы и зебры. За этой кавалькадой проследовало напоминание о том, на чем, собственно, покоится мощь династии Птолемеев: 50 тысяч пеших воинов и 25 тысяч всадников. Греческие традиции были к услугам македонского бога-царя, который правил наподобие фараона. Вся процессия была устроена в честь Диониса, но в отличие от афинского праздника в честь того же бога, где акцент делался на участии всего сообщества, это было срежиссированное государством масштабное представление.

Даже в обычное время атмосфера, облик и дух Александрии напоминали о том, сколько тут намешано всего. С востока на запад, от Врат Луны до Врат Солнца, город рассекала прямая Канопическая дорога в 8000 ярдов длиной[106]106
  7315 метров.


[Закрыть] и сто футов шириной[107]107
  30,48 метра.


[Закрыть]. Стоящие на ней величественные здания, храмы, статуи и мраморные колонны демонстрировали смесь всех возможных архитектурных стилей; дворцы и церемониальные проходы, театры и гимнасии, храмы Зевса и египетских божеств вроде Изиды и Осириса, еврейские синагоги, греческие изваяния, сфинксы и египетские древности. Священным центром города был мавзолей, где покоилось тело Александра. Располагался он на пересечении двух главных артерий, Канопической дороги и улицы Сома, которые были осями мегаполиса.

Афины могли выглядеть «открытым миру» рынком, где можно найти товары и идеи отовсюду. Но с той же Александрией в этом отношении они сравниться не могли. Громадный торговый город являл собой великолепный спектакль человечества на своих буйных базарах: греки, евреи, египтяне, персы, месопотамцы, вавилоняне, анатолийцы, сирийцы, италийцы, иберийцы, карфагеняне, финикийцы, галлы и эфиопы, а также, возможно, многие другие, например индийцы и африканцы из земель южнее Сахары. Александрия стала, согласно историку Диону Хризостому, «рынком, который в одном месте соединяет все виды человека, показывает их друг другу и, насколько это возможно, пытается сделать их братьями». Добро пожаловать в коммерческий космополис[108]108
  Dio Chrysostom, Discourses, 32: 36.


[Закрыть].

Ветра, приносившие в Александрию представителей самых разных народов, также пригоняли туда величайших ученых эпохи. Самыми известными были Евклид и Архимед. В число их собратьев по науке входили еще два великих мыслителя той эпохи, Конон Самосский и Эратосфен Киренский. Герофил из Халцедона перевел наш уровень понимания собственных тел на новую высоту. До него сердце считалось контролирующим органом тела, этого мнения придерживался Аристотель; но Герофил определил, что эту функцию выполняет головной мозг, он нашел его соединения со спинным мозгом и нервами. Схожим образом долгое развитие астрономии и географии, совершавшееся на протяжении столетий, достигло кульминации в лице Клавдия Птолемея, жившего в Александрии в I веке н. э. Как и работы Евклида в математике и геометрии, так и учения Птолемея определяли наше понимание мира более полутора тысячелетий.

Они приезжали в Александрию, поскольку она была единственным местом, где находились все написанные когда-либо труды. Птолемей I и его наследники сознательно пытались сделать свою столицу величайшим городом, когда-либо существовавшим на земле. Ключевым компонентом этого амбициозного плана было создание в нем несравненного интеллектуального и исследовательского центра. Вооруженные бесконечными денежными резервами, агенты Птолемеев прочесывали весь известный мир в поисках свитков, на которые можно наложить руку. Под руководством Деметрия Фалерского, беглого государственного деятеля из Афин и бывшего ученика Аристотеля, Александрийская библиотека впервые за всю историю начала систематизировать накопленное человечеством знание. Грамматик Зенодот приехал из Эфеса, чтобы редактировать сохранившиеся тексты Гомера; Каллимах, плодовитый поэт и писатель, был вызван из Кирены, чтобы каталогизировать греческую литературу. Величайшие труды, поэтические, научные и философские, которые в ином случае могли исчезнуть, были аккуратно сложены в архивы для потомков.