Текст книги "Чернила и огонь"

5

В тот же вечер, как только закончилась моя смена, я подошла к книжному магазину Херцога по кличке Мерзавец. Он не зря заслужил подобное прозвище. Херцог занимал бывшую типографию неподалеку от площади Генерала Вара-де-Рей. В своем магазине он продавал книги со скидкой и некоторые раритеты на заказ. Об его хитрых уловках был наслышан весь Мадрид. Он всегда предлагал людям заниженные цены на книги, которые они ему приносили, а порой и открыто пытался их обмануть. Рассказывали, например, что однажды он завладел коллекцией книг одного уважаемого библиофила из Вальядолида, доставшейся его убитой горем вдове. Пожилая дама, помимо того, что понятия не имела, какую ценность представляла собой коллекция ее мужа, была слишком шокирована потерей, чтобы сопротивляться его уловкам. Херцог не только добился того, что она подарила ему эту роскошную библиотеку, но еще и заставил ее оплатить половину доставки книг к нему на склад под предлогом того, что она потеряет деньги, если ему самому придется организовать транспортировку.

Вот поэтому я заходила к нему в магазин только в случае крайней необходимости.

В тот день, увидев, как я вошла, он просиял от счастья, словно малыш в утро дня Волхвов[4]4
  Кульминация Рождества в Испании – 6 января дети получают подарки, их приносят волхвы.


[Закрыть].

– Как я рад тебя видеть, Грета. Давненько ты не заходила.

Тот факт, что он так сильно обрадовался, меня насторожил. Должно быть, Херцог считал, что у нас с ним много общего, особенно после того, как до него дошли слухи о деле сеньоры Стерлинг. Тем не менее это было довольно точным отражением того, что, похоже, думали обо мне все остальные представители гильдии.

– Тельес, кажется, должен был что-то для меня оставить.

Он кивнул все с тем же насмешливым выражением лица, а затем извлек из-под прилавка старый экземпляр «Мальтийского сокола». Это было дешевое издание от Bruguera. Я открыла книгу, и мне на глаза попалось написанное карандашом посвящение, которое мой друг оставил на первой странице:

Сэм Спейд не сможет перестать быть Сэмом Спейдом, даже если постарается.

И ты тоже, Грета.

Намек был очевидным. Ниже были указаны адрес и время: 18:00. Тельес назначил мне встречу, не согласовав ее со мной, что, впрочем, было вполне в его стиле. Видимо, он посчитал само собой разумеющимся, что, прочитав посвящение, я приму его приглашение. Словно одно обстоятельство неизбежно вело к другому. Будь на его месте кто-то другой, я бы разозлилась.

– Как поживаешь? – снова перешел в наступление Херцог, улыбаясь, словно гиена (которой он, впрочем, и являлся).

– Хорошо, спасибо.

– Один мой клиент, парень из Чили, постоянно спрашивает, нет ли у меня какого-нибудь первого издания Борхеса, любой книги. Готов заплатить любые деньги.

Он подмигнул мне, мол, «ты понимаешь, о чем я», включая меня в какую-то сложную схему, которая уже начала складываться у него в голове.

– Удачи с поисками, Херцог.

Его оптимизм вдруг сменился приступом ярости, но он сумел его подавить прежде, чем произойдет что-то похуже. Он, видимо, был убежден, что рано или поздно мне придется избавиться от Борхеса, которого я якобы украла из библиотеки сеньоры Стерлинг. Было бесполезно говорить ему, что я не имела к этому абсолютно никакого отношения, что меня подставили и что слухи, ходившие по Мадриду, не имели под собой ни малейших оснований. Херцог верил в мою виновность по той простой причине, что считал всех библиофилов такими же негодяями, как он сам. Это, по его мнению, делало нас сообщниками и товарищами по приключениям.

Мне больше нечего было там делать, так что, торопливо помахав ему на прощание, я вышла, впрочем, не настолько быстро, чтобы не услышать фразу, которой он еще раз напомнил мне о том, чего от меня ждал:

– Я буду здесь, Грета. Приходи, когда захочешь.

6

– Видела сегодня Тельеса.

– Чего он хотел?

– Ничего особенного.

Я уже хотела сменить тему, но Марлу это не устроило, так что она последовала за мной на кухню. Остановившись в дверном проеме, она наблюдала, как я вожусь с кофеваркой.

– Расскажи, – настаивала она.

– Он оставил для меня очень таинственное послание в романе Хэммета. Ну, ты же его знаешь.

– Ага. Хитрый лис.

Разговаривать с ней было все равно что смотреться на себя в зеркало. Мы не только были похожи внешне, но и почти одинаково мыслили. Одна из нас почти могла предугадать, что скажет другая.

– И все?

– Еще адрес и время: шесть часов вечера.

– Как загадочно. Пойдешь?

Я ничего не ответила. Мне не слишком хотелось, чтобы Тельес вовлекал меня в свои интриги, хотя, должна признать, ему удалось разжечь мое любопытство. А большего Марле и не требовалось.

– Хочешь, я выясню, о ком идет речь?

Она ушла, не дождавшись моего ответа. Я не стала ее удерживать и осталась на кухне, наблюдая, как кофеварка делает свою работу.

Когда кофе начал пузыриться, я сняла ее с плиты и разлила по двум чашкам.

Я вернулась в гостиную, где развернула свой штаб Марла. Она сидела перед монструозным, футуристичным на вид компьютером с тремя мониторами, занимавшим большую часть помещения и, по ее собственным словам, служившим ей окном во внешний мир. Перед этими экранами она проводила большую часть дня и ночи: искала, просматривала каталоги и сидела на библиофильских форумах, благодаря чему была в курсе всех новинок на рынке антикварных книг, о которых потом докладывала мне. Мы были отличной командой: по крайней мере, до тех пор, пока нас не вынудили отойти от дел после инцидента с сеньорой Стерлинг.

Марла молча курила. Эта вредная привычка сопровождала ее с тринадцати лет, и она точно не собиралась от нее избавляться, о чем свидетельствовала пепельница, полная окурков, стоявшая у нее на столе. Большие и указательные пальцы ее рук, порхавших над клавиатурой, пожелтели от никотина.

«У тебя пальцы курильщика», – всегда говорила я Марле, впрочем, ей, похоже, было на это абсолютно наплевать. Поглощенная поисками, она даже не взглянула на меня, когда я поставила рядом с ней чашку кофе.

Перед ней лежал роман Хэммета, открытый на первой странице. Адрес, который указал Тельес, находился в Ойо-де-Мансанарес, в окрестностях Мадрида. Марла переключалась между страницами с новостями, базами данных и сайтами с деловой информацией. Я не стала пытаться читать через ее плечо, потому что вкладки сменялись с такой скоростью, что я не успевала за ними следить, так что я шагнула в сторону и сделала глоток кофе, а потом взглянула в огромное окно гостиной.

Несмотря на наши заботы, жизнь в Лавапьесе шла своим чередом. Мы жили на улице Аргумоса, в скромной квартирке: единственном, что досталось нам по наследству от родителей. Шло время, и мы наблюдали, как наши соседи один за другим съезжали. Новые владельцы делали ремонт, волшебным образом превращая квартиры, состоявшие из трех-четырех комнат, в несколько студий площадью едва ли метров по двадцать, а потом сдавали их посуточно по заоблачным ценам. Благодаря своему удачному расположению они пользовались большой популярностью, поэтому у нас постоянно появлялись новые соседи.

Нашу квартиру тоже несколько раз предлагали купить, и некоторые из предложений звучали весьма привлекательно, но мы отказывались бежать с этого корабля.

На комоде у окна стояла старая фотография моего отца. Он смотрел с нее на окружающий мир с дерзостью двадцатилетнего, словно не позволяя ему поставить себе подножку.

Я покосилась на сестру. Она все еще была сосредоточена на своих экранах, словно ничего, кроме них, в мире не существовало. Если бы здание сейчас рухнуло, то она бы этого даже не заметила, слишком увлеченная тем, что упорядочивала и анализировала информацию. Сейчас, когда она была в трансе, ее лучше было не беспокоить, так что, устроившись на диване, я стала ждать.

– Эдельмиро Фритц-Брионес. – Марла произнесла это имя с ноткой высокомерия, не потрудившись скрыть, как она гордилась результатами своего расследования. Она потратила на поиски почти час, так что, выпрямившись, я приготовилась к инструкциям. – В своей области он довольно популярен, – продолжила она. – Занимается импортом строительных материалов. Входит в советы директоров нескольких компаний, названий я запоминать не хочу. Если скажу, что он купается в деньгах, то это не преувеличение. Родился в Монтерросо, в провинции Луго, но уже сто лет живет в Мадриде. Владеет кучей недвижимости, личным кораблем, пришвартованным в порту Валенсии, и целым парком автомобилей, достойным шейха.

Мне не нужно было спрашивать, откуда она взяла всю эту информацию и уверена ли она, что все это правда. С годами Марла стала настоящим экспертом в том, чтобы выжать максимум из интернета, виртуального мира, в котором для нее почти не оставалось секретов. Она могла узнать практически что угодно и о ком угодно, порой – не совсем законными способами. Тот факт, что она получила столько информации, не имея ничего, кроме указанного Тельесом адреса, меня, мягко говоря, впечатлило.

– Ладно, все это хорошо. Но какого черта может быть от нас нужно этому чуваку?

Марла взяла чашку, но заметив, что кофе остыл, состроила гримасу отвращения и поставила ее на стол. Напиток в конце концов будет вылит в раковину, как уже много раз случалось. Даже не знаю, зачем я вообще потрудилась налить ей кофе.

– Понятия не имею, Грета. Насколько я понимаю, он не увлекается ни книгами, ни искусством.

В противном случае эта информация не была бы публичной, впрочем, моя сестра все равно бы ее заполучила. Как подозрительно. Было бы логичнее, если бы речь шла о коллекционере или о ком-то, кто интересуется старинными книгами, ведь именно они были моей сферой деятельности. По крайней мере, до того, как я впала в немилость. Раньше я изучала библиотеки, связывалась с коллекционерами и продавцами и охотилась за редкими и ценными экземплярами за процент от выручки. Я обладала тремя достоинствами, которые, согласно Оноре де Бальзаку, характеризуют хорошего коллекционера: «ногами оленя, свободным временем бродяги и упорством израильтянина». Не то чтобы я была в своей области какой-то там рок-звездой, но уже достаточно долго этим занималась и добилась определенных успехов там, где другие терпели сокрушительные поражения, что принесло мне репутацию человека решительного, чем могли похвастаться немногие охотники за книгами.

Я задумалась, чего же хочет от меня его Превосходительство господин Фритц-Брионес, и, прежде всего с какого перепугу Тельес рекомендовал ему мои услуги главным образом по двум причинам. Во-первых, в Мадриде есть гораздо более опытные и авторитетные специалисты по книгам, а во-вторых, просто пообщавшись с людьми, он бы узнал то, о чем поговаривали во многих антикварных лавках и книжных магазинах столицы: что мне не стоило доверять.

– Может, он хочет, чтобы ты проверила какую-нибудь книгу, которая попала ему в руки, – предположила Марла. – Или унаследовал библиотеку и хочет ее оценить.

Это было обычным делом, и именно поэтому мне было сложно в это поверить. Если бы речь шла о чем-то настолько банальном, то этот богач пошел бы другим путем. Обратился бы в какой-нибудь аукционный дом или к надежному продавцу книг, который был бы ему лишь благодарен за возможность выступить посредником в подобной сделке.

Методом исключения я остановилась на единственной версии, которая показалась мне более-менее приемлемой:

– Мне кажется, он хочет, чтобы мы для него что-то нашли.

Хотя я и раньше получала подобные заказы, этот вариант все равно вызывал у меня серьезные сомнения. Такие богатые типы, как Фритц-Брионес, не хотят мараться. Если им нужна книга, они просто за нее платят, и все. Заниматься подобным коллекционированием можно, только когда у тебя на счету несметное количество денег. Библиофилы победнее проводят дни, перерывая библиотеки и коллекции старинных экземпляров в поисках какого-нибудь сокровища. Найти скрытый среди невзрачных томов экземпляр «Дон Кихота», подписанный автором, одну из семи рукописей «Сказок Барда Бидля», написанных и проиллюстрированных самой Дж. К. Роулинг, или одну из двухсот двадцати восьми копий Первого фолио Уильяма Шекспира – мечта любого книголюба, и те, кто утверждает обратное, лгут.

К сожалению, это ремесло слишком часто зависит от удачного стечения обстоятельств и такой несправедливой вещи, как оказаться в нужном месте в нужное время.

На самом деле я не жалуюсь. Удовольствие, которое испытываешь, когда копаешься в грудах книг, неожиданные находки, приятное волнение от того, что у тебя в руках – ценный экземпляр, которого никто до тебя не замечал… Все это было слишком захватывающе, чтобы им можно было легкомысленно пренебречь. Конечно, покупать редкие книги за деньги гораздо проще, но от этого теряется самое интересное.

– Ты поедешь?

Марла задала этот вопрос с достаточно убедительной непринужденностью, но я слишком хорошо ее знала, чтобы понять, какое нетерпение она сейчас испытывала. Повернувшись к ней спиной, чтобы уйти от необходимости ответить сразу же, я снова взглянула в окно на суровый городской пейзаж, раскинувшийся подо мной. Раньше я бы не слишком удивилась, если бы ко мне обратился Эдельмиро Фритц-Брионес. К моим услугам прибегали коллекционеры всех мастей, но все изменилось после того, как моя репутация пошла ко дну.

Что же, черт возьми, задумал Тельес?

У меня возник соблазн отнестись к этому поручению как к одолжению, к возможности вернуться в строй и снискать расположение книголюбов, но все не могло быть так просто. Учитывая, что посредником был Тельес, было очевидно, что это дело было гораздо более запутанным, чем казалось на первый взгляд.

Но выяснить я это смогу лишь в том случае, если соглашусь играть по его правилам.

– Что принесла, сестрица?

Марла указала на буфет, на котором я оставила свой рюкзак, в нем явно просматривались очертания книг.

– Надо их выставить на продажу.

Я нашла эти экземпляры в коробке возле мусорного контейнера, недалеко от Центра искусств королевы Софии. Нельзя сказать, что речь шла о какой-то потрясающей находке, вовсе нет, но наше положение было достаточно отчаянным, чтобы рассматривать их как реальную возможность немного заработать. Изо всех книг, что лежали в коробке, я взяла лишь три, которые, как мне показалось, смогут нам хоть чем-то послужить.

– Записывай: «Дневник тяжелобольного художника», Хайме Хиль де Бьедма, издательство Lumen, 1974 год. С иллюстрациями. Первое издание. В мягкой обложке. Сто шестьдесят две страницы. Небольшая царапина на задней стороне обложки.

Я знала все эти пункты наизусть. У меня был такой большой опыт, что мне было достаточно подержать книгу в руках в течение нескольких секунд, чтобы отметить все эти детали. Тип бумаги, заметки, возможные посвящения или пометки… Все эти факторы были способны так или иначе повлиять на цену, по которой книгу можно было продать.

– Дальше: «Сандокан, владыка морей», Эмилио Сальгари. Издательство Susaeta, 1979 год. С иллюстрациями Хосе Переса Монтеро. Первое издание.

Приключения Сандокана хорошо продавались. «Пират» зачастую был одной из первых книг, прочитанных библиофилами, поэтому имел определенную сентиментальную ценность, хотя и всегда издавался в дешевых сборниках, которые быстро приходили в негодность. Но экземпляр, который я нашла, был не из худших и находился в хорошем состоянии.

– Следующая: «Михаил Строгов», Жюль Верн. Сборник «Вечно новые», 1974 год. С иллюстрациями Франко Каприоли. В хорошем состоянии.

«Михаил Строгов» был не самым популярным произведением Жюля Верна, так что его было сложно оценить. В библиотеках было полно экземпляров «Двадцать тысяч лье под водой» и «Вокруг света за восемьдесят дней», но некоторые коллекционеры предпочитали менее известные книги, так что, возможно, мы могли бы извлечь из этого какую-нибудь пользу.

– Надеюсь, это того стоит, – сказала Марла.

Она не пыталась скрыть своего пессимизма, потому что, как и я, понимала, сколько стоили эти книги: нам повезет, если в сумме мы сможем выручить за них двадцать евро.

Несмотря на это, мы не хотели сдаваться без боя, поэтому, достав книги, я положила их перед ней.

– Сделай хорошие фотографии и выложи их сегодня же.

– Ты так мне и не сказала, что решила с Фритц-Брионесом. Тебе что, не любопытно узнать, чего он от нас хочет?

Удержавшись от ответа, я снова погрузилась в созерцание неухоженного и грязного кусочка Мадрида, который считала своим. На самом деле раздумывать было не о чем. Мы достаточно сильно нуждались в деньгах, чтобы не отказываться ни от каких поручений, какими бы абсурдными они ни казались.

7

– Подождите в библиотеке, – сказала горничная.

Итак, я была на месте, балансируя на краю кожаного кресла, скорее стильного, чем удобного, в ожидании своего заказчика. Сидя в этой импровизированной капсуле, я изучала стеллажи, раскинувшиеся во всех направлениях, и составляла общее представление об этом помещении. В библиотеке было шикарное гигантское окно, из которого открывался впечатляющий вид на лес, окружавший поместье. Стены украшали несколько черно-белых городских пейзажей. Я узнала на фотографиях Нью-Йорк, Барселону и Венецию, но решила не тратить время на то, чтобы выяснить, что за города были на остальных.

Полки занимали все пространство вокруг стола для переговоров и кресел, стоявших в самом центре помещения. По одну сторону от них находилась элегантная лестница из стекла и стали, по которой я сюда и спустилась, а по другую – современный лифт, закрытые хромированные дверцы которого ждали, пока кто-нибудь пробудит их ото сна.

Если само пространство оказалось воистину колоссальным, то о его наполнении нельзя было сказать то же самое. В основном это были бизнес-книги, эссе по искусству и истории, какой-то сборник мотивирующих цитат и толстые энциклопедии, некоторые – все еще упакованные в пластиковую пленку, в которой, должно быть, туда и прибыли. Еще там были пара бюстов, красивый секстант и статуэтка от Lladró[5]5
  Испанская фирма, занимающаяся производством фигурок из фарфора.


[Закрыть]. Вряд ли мне удалось бы обнаружить здесь инкунабулы[6]6
  Книги, изданные в Европе в период от начала книгопечатания до 1501 года.


[Закрыть] или первые издания каких-нибудь книг, так что я даже не стала их искать.

Эта коллекция имела скорее декоративное, чем образовательное предназначение, о чем свидетельствовал тот факт, что некоторые из экземпляров выглядели новыми: на них не было ни следов использования, ни заломов. Немногочисленные представители художественной литературы ютились на нескольких полках в отдалении от остальных, словно относились к низшему классу. Среди них преобладали исторические романы и популярные книги с затертыми корешками. Много Кена Фоллетта, Стивена Кинга и Постегильо, а еще – несколько триллеров авторства Гомеса-Хурадо, Долорес Редондо и Стига Ларссона.

Я поерзала на кресле, пытаясь поудобнее сесть, хотя и подозревала, что мне это не удастся. Одетая в туристические ботинки, рваные джинсы и толстовку, которую по инерции натянула перед тем, как выйти из дома, не задумываясь о том, в каком изысканном месте мне назначили встречу (а может, как раз наоборот), я ощущала себя здесь не в своей тарелке. Казалось, мое подсознание намеренно пыталось как можно сильнее дистанцировать меня от этой роскошной обстановки.

Меня заставили прождать добрых пятнадцать минут, и, полагаю, сделали это намеренно. Наконец я услышала, как приводится в движение лифт. Хромированные дверцы открылись, и я увидела мужчину, толкающего перед собой инвалидное кресло, в котором сидела пожилая женщина.

Я узнала вытянутую, худощавую фигуру Эдельмиро Фритц-Брионеса, потому что видела его на нескольких фотографиях, которые Марла нашла в интернете. Мужчина лет шестидесяти был одет в свитер и брюки чинос. У него были пышные волосы, зачесанные на ровнейший боковой пробор, и так хорошо начищенные ботинки, что можно было ослепнуть, если бросить на них взгляд.

Старушка, сидевшая в инвалидной коляске, смотрела перед собой с безразличием человека, который едва осознавал, что происходит вокруг. В носу у нее была резиновая канюля, по которой к ней напрямую поступал кислород. Она вела себя покорно, впрочем, у меня не возникало впечатления, что она смогла бы возразить этому мужчине, если бы захотела. Мне показалось, что они с Эдельмиро Фритц-Брионесом немного похожи, но это сходство терялось в лабиринте складок и морщин, придававшем ее лицу неподвижный вид. Мне в голову пришел образ окаменелости, которую кто-то нашел во время раскопок, но не решился отполировать до конца, боясь сломать.

На коленях у женщины лежала книга: потертый том, названия которого не было видно. Она положила сверху обе руки, словно намереваясь его от чего-то защитить.

Я встала, чтобы поприветствовать их. Хозяин дома оставил инвалидное кресло возле стола для переговоров и подошел ко мне, протягивая руку.

– Так вы и есть Грета.

У него на лице появилась улыбка, которую он пытался выдать за искреннюю. Я ответила ему своей самой идиотской гримасой, стараясь не смотреть на его ладонь.

Я терпеть не могу физического контакта. Не выношу, когда кто-нибудь ко мне прикасается. Это происходит со мной вот уже несколько лет, и я пока не удосужилась найти этому явлению ни объяснения, ни того, как с ним бороться. Поэтому, ограничившись мимолетным рукопожатием кончиков пальцев, едва ли продлившимся десятую долю секунды, я отдернула руку и убрала ее в карман, подальше от чужих прикосновений.

Я изо всех сил старалась показаться уступчивой и покорной. «Впечатляюще. Мне обычно не назначают встреч в столь роскошных местах», – кричал мой язык тела. Мне было не сложно пойти на подобную уступку здравому смыслу, лишь бы этот тип чувствовал себя комфортно.

А вообще он уже начинал мне надоедать, и это учитывая, что я видела его впервые. Мало того, что он заставил себя ждать четверть часа, как будто считал само собой разумеющимся, что мне больше нечем заняться. И это его приветствие, никаких тебе «добрый вечер» или извинений за опоздание. Он назвал меня по имени, что кто-нибудь понаивнее принял бы за проявление дружелюбия, но на самом деле это было ненужным и весьма красноречивым проявлением высокомерия.

– Очень приятно, сеньор Фритц-Брионес.

Он ограничился кивком, забыв сказать «пожалуйста, называйте меня Эдельмиро», чтобы еще больше подчеркнуть дистанцию и обозначить условия, на которых будут развиваться наши дальнейшие отношения.

– Это – Жозефина, моя мать.

Жозефина взглянула в мою сторону, но не стала протягивать мне ладонь или делать что-нибудь еще. Судя по ее виду, она вообще сомневалась, что была способна самостоятельно поднимать руки.

– Тельес очень хорошо о вас отзывался, – сказал Фритц-Брионес, усаживаясь на ближайшее к матери кресло. – Я пожала плечами. Видимо, разговор между Тельесом и этим человеком прошел долгий путь, прежде чем добраться до меня, подумала я. – Насколько я понимаю, вы разбираетесь в книгах, – добавил он.

Это был весьма уместный комментарий, предназначенный для того, чтобы дать мне возможность рассказать о своих знаниях и достижениях, словно речь шла о собеседовании при приеме на работу. Наверное, стоило бы воспользоваться случаем, чтобы не молчать и похвастаться некоторыми из моих успехов, которые произведут на сеньора Фритц-Брионеса должное впечатление. А когда он оценит мой профессионализм, то мы перейдем к более серьезным темам.

Видимо, он не привык к тому, чтобы на его слова отвечали молчанием, потому что выражение его лица исказилось, когда ему пришлось проявить настойчивость.

– Мне сказали правду?

– Если бы это было неправдой, меня бы тут, вероятно, не было.

Он прищурился, словно таким образом ему было проще различить грань между надменностью и наивностью. Я попыталась представить себе, что он сейчас видел: своенравную девушку, одетую в комфортную, но не слишком нарядную одежду, с кое-как собранными волосами и смотревшую на него так, словно этот разговор уже начал ей наскучивать. Я подумала о Марле, которая, увидев меня в этот момент, упрекнула бы меня в отсутствии энтузиазма, и подумала, что стоит вести себя посговорчивее, чтобы не спугнуть потенциального клиента.

– Ну что? – спросил Фритц-Брионес, раскинув руки, словно хотел охватить ими все помещение. – Как вам моя библиотека?

Марла всегда предупреждала меня, чтобы я не говорила первое, что приходит мне в голову. Моя прямолинейность слишком часто доставляла нам неприятности. Поэтому я не стала отвечать, что коллекция его книг была чересчур помпезной и скучной и что, казалось, он собрал ее, чтобы похвастаться своими знаниями и интересами, будто она была продолжением его личности, столь тщательно выверенной, что ее было невозможно воспринимать всерьез. Что не верила, что он прочитал хотя бы четвертую часть этих книг, которыми так дорожил, и что единственной частью этой библиотеки, куда он на самом деле заглядывал, были, должно быть, ее темные уголки, в которых Постегильо соперничал с Кеном Фоллеттом.

– Очень интересная.

Этот ответ принес ожидаемые результаты. Приняв комплимент, Фритц-Брионес протянул мне книгу, лежавшую на коленях у его матери.

Жозефина не стала сопротивляться, но проследила взглядом за тем, как том перешел из ее рук в руки ее сына, а потом – и в мои.

– Что думаете, Грета?

Я бережно взяла экземпляр, убедившись, чтобы женщина видела, что я обращаюсь с ним как минимум с той же заботой, что и она. Мне хотелось, чтобы она понимала, что книга – в безопасности, хотя я и не знала, способна ли она была это оценить.

Я взглянула на книгу. Это было издание 1910 года в твердой обложке детской сказки Генриха Гофмана под названием «Неряха Петер». Обложка и корешок экземпляра пострадали от времени, и на них были некоторые дефекты и царапины, но внутри книга была в хорошем состоянии, не считая нескольких разводов на первых страницах. Текст был на немецком языке и сопровождался несколькими иллюстрациями с жуткими сценами: собака кусает ребенка, девочка играет со спичками, какой-то зловещий тип отрезает мальчику большие пальцы гигантскими ножницами… Будь подобное произведение опубликовано сегодня, оно определенно вызвало бы переполох в школах, и толпы родителей вышли бы на улицы, стремясь защитить своих отпрысков от этих пагубных образов прежде, чем те лишат их детской наивности.

Рассматривая экземпляр, я заметила, что сеньор Фритц-Брионес в свою очередь оценивал меня. У меня сложилось впечатление, что это было своего рода испытанием, экзаменом, на котором я должна была продемонстрировать свои знания, проанализировав эту книжечку и дав ей оценку с технической точки зрения, словно таким образом я могла подтвердить или опровергнуть то, правильной ли была рекомендация Тельеса.

Это казалось логичным, но я ненавидела, когда меня проверяли. Поэтому я выдала самый нелепый ответ, который только пришел мне в голову.

– Красивая.

Фритц-Брионес лишь заморгал, услышав мой вердикт. Я дала ему время прийти в себя, продолжив изучать книгу.

Я обнаружила экслибрис, напечатанный на маленьком пожелтевшем кусочке бумаги, приклеенном к последней странице книги. Речь шла об искусно сделанной иллюстрации, изображавшей оазис посреди пустыни. Над дюнами и пышными пальмами раскинулось небо, усеянное звездами, среди которых выделялась звезда Давида, располагавшаяся прямо по центру. В нижней части пять букв составляли одно-единственное слово, идентифицировавшее законного владельца экземпляра: «ФРИТЦ». На верхнем поле также была пометка карандашом: «Франкфурт, 1935-й год».

– Как вы считаете, имеет ли эта книга какую-нибудь ценность?

Фритц-Брионес задал этот вопрос, склонив голову набок. Те, кто прибегал к моим услугам, чаще всего спрашивали меня именно об этом, так что я, в свою очередь, решила дать ему самый привычный для себя ответ:

– Если вы имеете в виду сентиментальную ценность, то полагаю, что да. Уверена, что для кого-то эта книга очень ценна.

Это было самым простым способом признать, что сама по себе книга не представляла собой ничего исключительного. Она была старой и в неплохом состоянии, но не могла похвастаться роскошным переплетом или чем-нибудь еще, что повысило бы ее ценность, вроде посвящения или какой-нибудь заметки от автора. Кроме того, на обложке было чересчур много дефектов. Возможно, на вторичном рынке за нее отдали бы евро пятнадцать-двадцать, но не больше.

Мне не показалось, что Фритц-Брионес воспринял мой вердикт с разочарованием или недоверием, так что я сделала вывод, что он не застал его врасплох.

– Это детская сказка, которая в свое время пользовалась большой популярностью, – заявил он. – Говорят, экземпляр «Неряхи Петера» можно было найти в любом немецком доме. Десять рассказов повествуют о десяти детях, которые плохо себя ведут и получают за это какое-нибудь поучительное наказание.

Он описал этот сюжет безо всякого энтузиазма, словно не видел в нем никакого смысла. Его мать невозмутимо прислушивалась к разговору, погруженная в эту вечную неподвижность, словно ставшая жертвой какого-то древнего проклятия. Я задумалась над тем, слышала ли она нас вообще.

– Этот экземпляр принадлежал моему деду, Александру Фритцу, – продолжил он. – Он был заядлым читателем, а его библиотека насчитывала больше пяти тысяч книг, некоторые из них – по-настоящему древние и редкие. Он жил во Франкфурте, в Германии. К сожалению, его коллекция была утеряна во время войны.

Я предположила, что он имел в виду Вторую мировую войну. Я вспомнила то немногое, что знала об этом конфликте, и снова взглянула на книгу, которую держала в руках, с бо́льшим уважением. Если то, что говорил Фритц-Брионес, было правдой, и этот том был единственным сохранившимся экземпляром из библиотеки его деда, то его ценность, вне всяких сомнений, была гораздо выше, чем могла показаться на первый взгляд.

– Он читал ее каждый вечер перед сном моей матери и ее брату. Так что да, Грета. Это – очень ценный экземпляр по крайней мере для нас. – Я не стала разбираться, была ли это ирония или обычное объяснение. Фритц-Брионес сделал паузу, а затем продолжил. – Чуть больше года назад с нами связался парень по имени Олег. Он сказал, что работает в Центральной и Земельной библиотеке Берлина. Судя по всему, они обнаружили у себя на стеллажах этот экземпляр «Неряхи Петера», хотя и не совсем понимали, как он туда попал. Эта книга – единственное, что сохранилось из богатой библиотеки моего деда. Должен признаться, сначала я уделил Олегу недостаточно внимания, даже несмотря на то, что он предложил приехать в Испанию, чтобы лично передать нам книгу.