Текст книги "Возвращение"

Пейс помолчал, потом закрыл череп синим брезентом.

– Давайте я вам кое-что покажу.

Они вышли наружу. Пейс тщательно запер за собой дверь, затем вернулся в туристический центр, попросил рейнджера Стива никого не пускать к нему в лабораторию, пока он не вернется, и повел Мелани и Глена по начинавшейся за домом дорожке, вымощенной камнем; от туристов дорожку отделяла ржавая цепь с дешевой алюминиевой табличкой «Только для сотрудников». Они поднялись на невысокий холм, обогнули два открытых раскопа, в данный момент безлюдных, но явно рабочих. Впереди, на краю низкой, изъеденной эрозией горы с плоской вершиной, Мелани увидела небольшие руины без крыши.

Было жарко, и она пальцем смахнула пот с лица. Удивительно, но исчезнувший древний мир, который ее окружал, казался чужим и враждебным. Да, это история Соединенных Штатов, но Мелани чувствовала себя сторонним наблюдателем, не имеющим отношения к этим руинам и этим людям; она вспомнила слова Уоллеса Стегнера[5]5
  Уоллес Эрл Стегнер (1909–1993) – американский историк, писатель, автор рассказов, преподаватель.


[Закрыть], который называл прошлое своей страны «чужой археологией». И это правда. В Африке, Скандинавии или Азии люди могут углубиться в землю и найти кости и артефакты своих предков. И предков своих предков. И так далее. Вплоть до начала времен. Но не американцы. Даже до появления британцев это был континент, на который много раз приходили завоеватели, и земля хранит лишь останки погибших культур и исчезнувших цивилизаций.

Они добрались до развалин каменного строения, которое напоминало дом на одну семью. Это было странно. Мелани знала, что анасази жили в поселениях, похожих на многоквартирные дома, – соединенных между собой постройках, вмещавших целую деревню. До сих пор ей не приходилось видеть маленького дома, стоящего отдельно, не соединенного с остальными.

Она хотела спросить об этом Пейса, но тот уже входил в низкую, почти квадратную дверь; нырнув под деревянную притолоку, он оказался в комнате без крыши. Мелани и Глен последовали за ним.

Внутри стены из необожженного кирпича были гладкими; они на удивление хорошо сохранились в сухом пустынном климате. Стены покрывали рисунки – стрелы и дротики, угловатые птицы и примитивные, прямоугольные люди. Присутствовали и цвета – белый, коричневый и черный, – но раскрашены были только мелкие фигурки. Большие птицы и люди изображались схематично, и лишь головы и ступни у них были цветными.

– Насколько мы можем понять, это нечто вроде склада. Хотя непонятно, почему он расположен так далеко от других построек. Кроме того, для склада строение слишком маленькое, а рисунки указывают на «церемониальное назначение», – он виновато улыбнулся. – На самом деле мы не знаем, что это за строение. Можем только гадать.

Пейс шагнул вперед и показал на рисунки.

– Я хочу, чтобы вы взглянули на эту роспись, а потом сравнили с тем, что я вам покажу.

– На что нужно обращать внимание? – спросил Глен.

– Ни на что. Просто я хочу, чтобы вы запомнили стиль и технику, особенности примитивного искусства.

– Ладно, – сказал Глен.

Мелани подошла к правой стене, внимательно осмотрела рисунки и постаралась запомнить их, потом кивнула.

– Готово.

– Сюда, – Пейс провел их через еще одну маленькую дверь в длинную узкую комнату, где косые лучи утреннего солнца освещали многофигурную фреску на торцевой стене. – Мы не показываем это публике, – пояснил он. – По очевидной причине.

И действительно, такого наглядного изображения половых актов, как на фреске, Мелани еще не приходилось видеть. Это были не схематичные безликие фигуры с преувеличенными женскими гениталиями или гигантскими фаллосами, часто встречающиеся у примитивных племен с культом плодородия. На гладкой стене из необожженного кирпича были изображены чрезвычайно подробные и яркие сцены оргии, причем отдельные эпизоды заключены в черные рамки, как будто зритель должен смотреть на них через окно. В одном из «окон» пожилой мужчина стоял на пне, держа в руках пенис, и то ли эякулировал, то ли мочился в жадно раскрытые рты трех молодых женщин, лежавших на земле с раздвинутыми ногами. В другом необыкновенно толстая женщина стояла на четвереньках, а сзади нее сидела другая, более стройная, и ее лицо было погружено в ягодицы первой. Две женщины лизали эрегированный член лежащего мужчины. Мужчина совокуплялся с медведицей. Еще с десяток персонажей участвовали в самых извращенных половых актах.

– Содом и Гоморра, – сказала Мелани.

– Очень похоже, – согласился Пейс. – Особенно с учетом рассказа, записанного пиктограммами, – он указал на боковую стену. – Судя по этой надписи, изображенному на фреске поселению был предсказан ужасный конец как наказание за разврат, причем покарать их должно было некое сверхъестественное существо. Не прошло и пятидесяти лет после создания этих рисунков, как жители поселения покинули каньон Чако, замуровав двери и окна!

Мелани внимательно разглядывала откровенные рисунки. Создавалось впечатление, что фрески были созданы не только другой рукой, не автором рисунков в предыдущей комнате, но и представителем другой культуры. Их стиль и яркие детали выглядели более современными, а такая индивидуальность в изображении даже в европейском искусстве появилась всего пятьсот лет назад.

Вероятно, Глен думал о том же.

– А эти… – начал он.

– Датируются тем же периодом, что и остальные.

Мелани почувствовала озноб – несмотря на жаркое солнце и выступивший на лбу пот.

– А теперь я покажу вам другую сторону этой стены, – Пейс нырнул в сводчатый проход, ведущий в центральное помещение руин.

Потолка тут тоже не было, но комната казалась более темной и явно прохладнее, чем остальные. Мелани обратила внимание на странный запах – не кисловатый, плесневелый, который присутствует в большинстве руин, запах песка, камней и давно угасшей жизни, а более свежий и резкий, слабый, но явно различимый, вызывавший ассоциацию с бензином и гнилыми овощами.

Пейс повернулся к стене рядом с проходом, и Мелани проследила за его взглядом.

Рисунок.

Этот был выполнен в традиционном, примитивном стиле. Он напоминал изображение в предыдущей комнате – или, скорее, фреску на другой стороне стены, только лишенную жизни и индивидуальности. На нем была изображена массивная квадратная фигура с всклокоченными волосами. Гуманоид – то есть с двумя руками и двумя ногами, – но не человек. Однако даже этот грубый рисунок создавал ощущение чего-то чужого. Не «чужого» в смысле пришельца из космоса, а чего-то совершенно неизвестного. Это существо они видели на триптихе в брошенной церкви, что придавало ему еще более зловещий вид.

Все трое пристально разглядывали фигуру.

– Бог, – тихо сказал Пейс. – Или дьявол.

Мелани стало как-то неуютно. Внезапно у нее мелькнула догадка.

– Почему вы привели нас сюда? – спросила она Пейса.

– Я думаю, что вы привезли череп этого существа, сверхъестественного существа, которое, согласно пророчеству, должно было уничтожить поселение анасази – и которое действительно его уничтожило.

Мелани была готова в это поверить. Такого злобного существа, как эта фигура с всклокоченными волосами и опущенными руками, она никогда в жизни не видела. Оно словно отбрасывало тень на всю комнату, и мрачная пелена окутывала стены, пол и даже узкую полоску неба над головой. Сам воздух казался не таким, словно был испорчен монстром, нарисованным на стене. Дышать стало трудно, в горле и груди запершило.

Глен о чем-то спрашивал Пейса, но Мелани не могла разобрать слов, хотя и стояла в двух шагах от них. Звук был глухим и неразборчивым. Она прищурилась, пытаясь читать по губам, потом снова повернулась к рисунку.

Сердце ее замерло.

Неужели его поза изменилась?

Внезапно ею овладело желание – почти непреодолимое – бежать из этой комнаты, из этого здания. Нет, фигура осталась на прежнем месте, но в ней явно появилось что-то новое, и эта перемена пугала Мелани. Она вспомнила о глиняном черепке, который вчера оставила у опустевшей церкви, об исчезающем лице в окне родительского дома. Реальность, поняла она, не твердая и надежная, как думает большинство людей и как всегда думала она, а текучая и переменчивая.

Задыхаясь и хватая ртом воздух, Мелани выскочила из комнаты, потом из здания и под горячими, безжалостными лучами солнца стала ждать Глена и Пейса. Они явно беспокоились за нее, удивляясь, почему она сбежала. Мелани ждала расспросов, но оба не сказали ни слова.

Наверное, то же почувствовали, решила она.

В полном молчании они медленно брели назад, в туристический центр, пока не дошли до бетонной дорожки перед лабораторией и не вошли внутрь.

Череп исчез.

Невероятно, но факт! Они обыскали помещение, а Пейс поговорил с персоналом, но никто ничего не знал. Никто не входил в лабораторию, и хотя в других обстоятельствах загадочное исчезновение предмета из запертой комнаты бросило бы тень подозрения на всех, кто находился поблизости, все трое без колебаний поверили объяснениям. Это не обычная кража.

Мелани спросила рейнджера Стива, не звонил ли им кто-нибудь, пока они отсутствовали. Никто не звонил, ответил Стив, и она попыталась связаться с Элом, но стационарный телефон не работал, а сотовый, похоже, тут не брал.

– Как по заказу, – заметил Глен.

Мелани не ответила, но думала она о том же.

Они втроем стояли посреди туристического центра между музеем и сувенирной лавкой, а мимо них сновали туристы, входили и выходили. Мелани посмотрела в сторону музея, и ее внимание привлек череп ленивца в стеклянной витрине.

– Как вы думаете, где он? – спросила она Пейса.

Тот беспомощно покачал головой.

– Понятия не имею. У вас есть идеи?

Идей у Мелани было сколько угодно, но она не хотела произносить их вслух. Ее бы нисколько не удивило, окажись череп в одной из музейных витрин или в багажнике машины Глена, готовый вернуться в Бауэр. Она даже могла допустить, что он уже в Бауэре, перенесся туда каким-то таинственным, необъяснимым образом и вернулся в яму, которую выкопал Глен.

Но интуиция подсказывала ей другое. Мелани была уверена, что череп находится в тех руинах, из которых они только что вернулись, в том внушающем страх маленьком строении, стоящем отдельно от остальных, без крыши, но с непристойными фресками. Мысленным взором она видела его на полу перед фигурой с растрепанной гривой волос в темной и холодной комнате.

Вместе с Пейсом они еще раз обыскали лабораторию и подсобные помещения, осмотрели даже площадку для пикника рядом с туристическим центром, но ничего не нашли.

– Где вы собираетесь переночевать? – спросил Пейс, когда они проходили мимо общественного туалета.

Мелани посмотрела на Глена.

– У нас не было определенных планов, – признался он. – Думали, найдем гостиницу в Галлапе или где-то еще.

– Уже поздно. Галлап далеко, а у нас есть пустой домик. Может, останетесь? За ужином еще раз все обсудим. У меня не было возможности поговорить с Элом, так что я хотел бы поделиться с вами своими мыслями о том, что делать дальше, на чем сосредоточиться. Поскольку связаться с ним невозможно, вы будете моими посланниками и расскажете ему все, что мы обсуждали.

– Ну… – нерешительно протянул Глен.

Пейс провел рукой по своим густым волосам.

– Вероятно, Эл говорил вам, что мы не афишировали свою теорию. И до публикации намерены держать все в тайне, – он махнул рукой в сторону туристического центра. – Так что я не могу рассказать им, поговорить с моими друзьями или коллегами. Но вы двое знаете. Черт возьми, вы были там, вы его нашли!.. – Он вздохнул. – И мне хочется поговорить об этом сегодня вечером.

Глен кивнул. Мелани тоже все поняла.

– Ладно, – сказала она, поймав взгляд Глена. – Мы останемся.

– Отлично, – улыбнулся. Пейс. – Просто отлично.

II

Они выехали рано, еще до рассвета, и вернулись в Бауэр вскоре после полудня.

Их не было всего два с половиной дня, но казалось, что прошел месяц. Дороги, здания, машины на улицах – все выглядело чуть-чуть иначе; такое чувство возникает после продолжительного расставания с мелочами повседневной жизни. Прежде чем поехать на место раскопок, они остановились у дома Мелани, чтобы забежать в туалет. Мелани пошла первой, а Глен тем временем быстро выгрузил чемоданы из машины. На обратном пути Глен согласился оставить свое убогое жилище в мотеле и переехать к ней. Приглашение было бессрочным, и хотя он не сомневался, что останется тут до конца лета и до окончания археологического сезона, что будет дальше, не знал никто.

Пока Глен ходил в туалет, Мелани позвонила родителям. По пути она несколько раз пыталась дозвониться до них, но линия всегда оказывалась занятой. Когда Глен вернулся в гостиную, она уже повесила трубку, и по ее лицу он понял, что с родителями всё в порядке.

Захватив из холодильника две бутылки газированной воды, они сели в пикап Мелани и направились на место раскопок. Мчась по шоссе, а затем по грунтовой дороге, Глен испытывал непривычное чувство тревоги, заставлявшее жать на газ. Он остановился рядом с джипом Эла на забитой машинами импровизированной стоянке, и они, выбравшись из машины, поспешили на холм. Молча – в словах не было нужды. Потом нырнули под веревку.

На раскопках никого не было.

Глен внимательно все осмотрел, обшаривая взглядом все ямы, траншеи и наполовину откопанные стены в надежде уловить какое-то движение. Тут никого не было. Глен не сомневался, хотя не мог сказать, почему. Более того, он этого ждал. Глен перевел взгляд на Мелани – похоже, она тоже не удивлена. После того, что они видели в церкви, и событий в каньоне Чако их уже ничто не могло удивить.

Постояв еще немного, они медленно побрели через частично раскопанные руины, как будто искали… что? Обугленные кости? Кучки пепла? Брошенную одежду?

Они ничего не нашли – только солнце и ветер. Под навесом в центре на столе стоял большой пластиковый стакан из ресторана «Джек из коробочки», наполненный водой; стоял он тут давно, поскольку на нем не было даже капелек конденсата.

Когда это случилось?

Глен окинул взглядом опустевшее место раскопок. На холодильнике-леднике он увидел панаму Эла и плеер Бака, а рядом с киркой и ведром – сумочку Джуди. Людей не было. Никого. Они исчезли, и у Глена не было иллюзий, что они просто отлучились и скоро появятся. Что бы с ними ни случилось, они уже не вернутся.

Он подобрал блокнот на пружинах, исписанный мелким плотным почерком Эла, посмотрел на сито с осколками керамики. Что, если б в то время он сам находился тут? Он бы тоже исчез? Никаких особых эмоций у него эта мысль не вызвала, и Глен решил, что причина, наверное, в том, что по нему не будут скучать. У него нет ни семьи, ни близких друзей. Никто не станет переживать. Конечно, Мелани расстроится, но потом привыкнет и вернется к своей обычной жизни, словно его никогда и не существовало.

Жизнь преходяща и эфемерна, а отдельная личность слишком ничтожна и бессмысленна.

Он подумал о матери. Все эти несколько недель Глен старался гнать от себя мысли о ней и теперь понял, что просто боялся думать о ее смерти, боялся погрузиться в отчаяние. То же самое происходило с ним после смерти отца, но понял он это только теперь. Он нагружал себя работой, старался не думать о смерти и жизни отца, тщательно отгораживался от этих мыслей и воспоминаний. После ухода матери плакал, горевал – и думал, что справился. А потом бросил работу и прошлую жизнь ради ощущения свободы и перспективы. И только теперь осознал, что одной из причин его бегства было нежелание мириться с утратой, страх перед своими чувствами.

Глен посмотрел на сито, потом поднял взгляд на синее-синее небо.

Почему, черт возьми, эти мысли пришли к нему именно теперь?

Мелани взяла его руку и крепко сжала, но смотрела не на него, а на раскопки древнего поселения, словно боялась, что в любую секунду из них может выскочить монстр.

– Как ты думаешь, что тут произошло? – Похоже, она была потрясена больше, чем он. Или, скорее, ее чувства были более естественными. Ее не удивило само исчезновение людей – но она была шокирована их судьбой и явно напугана. – Они просто исчезли, в мгновение ока, или за ними пришли какие-то существа и утащили, в буквальном смысле? Они сопротивлялись? Что, черт возьми, тут случилось?!

Глен не знал – и радовался этому. Так проще. Знай он ужасные подробности и все, что им пришлось пережить, он потерял бы способность действовать.

– Как в том городе, – тихо сказала Мелани. – И в церкви.

– Да.

– Думаешь, мы должны… посмотреть?

Ей не требовалось ничего объяснять – Глен точно знал, что она имеет в виду. Он повернулся к северо-западной части раскопок. Сердце гулко билось в груди. Там не может быть ничего, кроме пустой ямы, но в глубине души притаился страх – он боялся, что в яме что-нибудь есть.

Что-нибудь?

Череп.

Глен боялся, что исчезнувший артефакт снова уютно устроился в земле, откуда его извлекли.

– Я посмотрю, – сказал он Мелани.

Глен пересек наполовину раскопанное поселение и добрался до места, где нашел череп. К его огромному облегчению, там была только яма с неровными краями в плотном грунте. После его отъезда яму расширили – вероятно, Эл искал другие кости. На земле рядом с ней лежали кирка и лопата, но ничего необычного или странного. Он перевел дух.

Мелани подошла к нему и посмотрела на брошенные инструменты Эла.

– Кто должен известить их семьи? – спросила она.

– Сомневаюсь, что кто-то вообще знает о том, что случилось. Только мы.

– Тогда нужно сообщить в полицию. Написать заявление о пропаже человека.

Разумеется, она была права, но Глен смутился, что эта мысль даже не пришла ему в голову. Он посмотрел на Мелани. Одного с ним возраста, даже чуть младше, но явно более зрелая, более приспособленная к реальному миру.

– Наверное, нам лучше уехать, – сказала она, оглядываясь. – Это может повториться.

Глен кивнул. Сам он думал, что все закончилось – что бы ни произошло на раскопках, они это пропустили, – но понимал ее беспокойство. Кроме того, ему совсем не хотелось тут торчать.

Они пошли назад, но у навеса Мелани остановилась и вытянула руку.

– Смотри!

Два мальчика на велосипедах мчались к ним по пересеченной местности, яростно нажимая на педали, – подпрыгивали на кочках, объезжали валуны и редкие деревья. По дороге сюда Глен никого не заметил и поэтому решил, что они ехали из города по лугам, а не по шоссе. Мальчики остановились у веревки, которая огораживала место раскопок, и Глен смог рассмотреть их лица. Дети были чем-то испуганы, и он автоматически перевел взгляд на равнину за их спинами, чтобы убедиться, что их не преследуют. Мелани еще крепче стиснула его руку.

Мальчики побежали через древнее поселение, перепрыгивая через невысокие стены, и приблизились к навесу, где стояли Глен и Мелани.

– Доктор Уиттингхилл здесь? – задыхаясь, спросил тот, что пониже.

Глен покачал головой. «Нет», – хотел сказать он, но не успел.

– Где он? – крикнул второй мальчик.

Глен удивленно посмотрел на него.

– Кто вы?

– Джерод. А это Рики. Где доктор Уиттингхилл?

– Уехал. Мы не знаем, где он.

– Тогда вы должны пойти с нами!

– Кто вы? – повторил Глен.

– Мы те, – ответил Рики, – кто нашел… это…

– Погребальную камеру, – закончил за него Джерод. – И…

– Там теперь всё не так. Они всё изменили!

Джерод повернулся к другу.

– Может, заткнешься и дашь мне рассказать?

– Я…

– Заткнись! – рявкнул Джерод.

– Успокойтесь, – сказала Мелани. – Просто расскажите, что случилось.

– Они двигались.

– Что двигалось?

– Кости. Мы и раньше видели, что они шевелятся, как будто они живые или что-то в этом роде. Но теперь они превратились в разные вещи. Например, в забор. С воротами. И в стол со стульями. И в… Я не знаю, что это. Вроде скульптуры.

– Мне страшно, – сказал Рики, кивая.

– И мне, – признался Джерод.

– Прямо под моим домом!

– И мы не знаем, что делать.

– Вы рассказали родителям? – спросил Глен.

Мальчики переглянулись.

– Что?

– Я не знаю, где они, – Рики заплакал.

Джерод кивнул, с усилием сглотнув.

– Его мама должна была быть дома, но ее нет, а когда мы пошли в магазин к его отцу, никто не знал, где он, – Джерод облизнул губы. – Мои родители в Тусоне. Я живу с бабушкой. Но я ей не говорил. Не могу.

– Может, они там, внизу, – всхлипнул Рики.

Глен вздрогнул.

Может, они там, внизу.

Спускаться в погребальную камеру ему не хотелось с самого начала, даже с Элом в качестве сопровождающего – еще тогда она внушала ему страх. Теперь одна мысль об этой темной обители смерти вызывала дрожь.

– Мы поедем с вами, – сказала Мелани мальчикам.

Что?! Глен заморгал, вглядываясь в ее лицо, понял, что она не шутит – а также то, что она нисколько не испугалась. Он видел, что его руки покрылись пупырышками, как от холода, но кожа на руках Мелани осталась гладкой, а успокаивающая улыбка, обращенная к мальчикам, была искренней и сочувственной.

Рики вытер глаза.

– Я же тебе говорил!

Лицо Джерода выражало недоверие. И одновременно облегчение.

– А доктор Уиттингхилл?

– Мы сообщим ему, как только увидим. А теперь поехали. Бросайте свои велосипеды в багажник. Мы вас отвезем.

Мальчики переглянулись.

– Мы не можем… – пробормотал Рики.

– Нам не разрешают садиться в машину к незнакомым людям.

– Мы поедем за вами, – предложила Мелани. – Садитесь на велосипеды и показывайте дорогу.

– Ладно, – кивнул Джерод.

* * *

Рики жил в типовом доме в новой части города. Бауэр нельзя было назвать центром строительного бума, и «новая часть города» состояла из построенного десять лет назад района рядом с ровным, заросшим сорняками участком, где планировали построить второй район, но так и не построили. Они прошли сквозь дом, и Рики звал: «Мама! Папа!» – на всякий случай, – но родителей не было. Раздвижная стеклянная дверь вела на просторный задний двор. Справа, рядом со стеной дома, виднелось несколько холмиков земли высотой по пояс.

– Там, – махнул рукой Джерод.

Глен и Мелани пошли по лужайке к земляным холмикам; за ней Глен увидел боковой двор, а в его дальнем конце – высокий и широкий домик для игр, сколоченный из разномастных досок, дверей и старых вывесок. А перед домиком – большая яма футов шесть в диаметре.

– Там, внизу, – сказал Джерод.

Рики снова заплакал.

– Не волнуйся, дружок, – сказала Мелани и обняла мальчика. – Мы посмотрим, и если не найдем твоих родителей – а я уверена, что не найдем, – то поедем в полицию и скажем им, хорошо?

– В полицию? – повторил Рики, явно запаниковав. – Вы думаете, что они умерли?

– Нет, нет! Вероятно, они поехали в магазин или еще куда-нибудь. Не волнуйся. Полиция всегда занимается такими делами. Они редко гоняются за грабителями банков. Обычно просто помогают разрешать разные недоразумения. Как теперь.

Глен не был уверен, что стоит смягчать то, что может оказаться неразрешимой трагедией, но понимал, что должен держать рот на замке. Он прошел между холмиками земли и остановился у края ямы. В темноту спускалась импровизированная – с перекладинами, а не ступеньками – деревянная лестница.

Спускаться не было никакого желания.

Тем не менее он повернулся к мальчикам.

– У вас есть работающий фонарик?

– Есть, в домике, – кивнул Джерод. Он взбежал на холмик и стал перепрыгивать с одного на другой, потом съехал по склону последнего, ногой открыл маленькую незаметную дверь домика. Потом заполз внутрь и вынырнул с фонариком. – Вот. Мы берем его с собой, когда ночуем в палатке.

– Спасибо.

Глен взял фонарик, включил и направил луч в дыру. Он осветил шаткие перекладины лестницы, до самого дна, а также наклонные стены отверстия, но сама погребальная камера осталась в темноте. Был виден только один череп у подножия импровизированной лестницы – черные глазницы и застывшая навечно улыбка словно бросали ему вызов.

Глен подавил желание повернуться и бежать без оглядки.

– Стойте тут, – приказал он. Потом, крепко держа фонарь, начал медленно спускаться по ступенькам. Становилось холоднее. В нос ударил неповторимый запах древней смерти.

Внизу он остановился и обвел вокруг лучом фонаря. Погребальная камера оказалась гораздо больше, чем он предполагал. Помещение со стенами из необожженного кирпича тянулось дальше, чем доставал свет, и Глен теперь понял волнение Эла. Должно быть, профессор очень обрадовался при виде такого количества неисследованных скелетов анасази.

Но мальчики были правы. Тут все изменилось. Судя по рассказу Эла, это выглядело как массовое захоронение: целые скелеты лежали друг на друге на земляном полу и в нишах стен, а в дальнем конце крипты была сложена груда костей. Но теперь… такого он никогда в жизни не видел. Ни одного целого скелета. Все кости и черепа были разделены, а из них составлены огромный стол и несколько стульев, а также – что соответствовало описанию мальчиков – забор по периметру погребальной камеры с, похоже, открывающимися воротами. Груды небольших костей как будто повторяли холмики земли наверху; кроме того, тут были полки, сундук, комод, кровать, несколько торшеров – всё из лишенных плоти останков давно умерших людей. Глен не знал, что скрепляет кости, да и не хотел знать. Это напоминало комнату в аду, и главным предметом в ней было то, что мальчики назвали «скульптурой»: жуткая пародия на произведение искусства высотой в пятнадцать футов, состоявшая из поставленных друг на друга и чем-то скрепленных черепов. Нечто похожее на выполненного в стиле кубизма демона – изогнутая и изломанная фигура с квадратной, непропорционально большой головой. Что скрывалось дальше, в темноте, Глен сказать не мог.

– Хочешь, я спущусь? – крикнула Мелани, стоявшая у края отверстия.

– Нет! Стой там!

– Я иду! Посвети фонарем на лестницу!

Глен услышал, как ее ноги ступают по перекладинам, и повернул луч фонаря, чтобы Мелани видела, куда ступать. Она спускалась медленно, одной рукой держась за шаткую лестницу, а другой упираясь в стену из необожженного кирпича. Когда Мелани оказалась на дне, Глен повернул луч фонаря, чтобы осветить внутренность погребальной камеры, и услышал ее изумленный вздох.

– Да, – сказал он.

Мелани молча смотрела.

– Ты кого-нибудь тут видишь? – наконец спросила она.

Глен покачал головой.

– Эй! – крикнула Мелани, и ему захотелось зажать ей ладонью рот – он боялся, что крик предупредит кого-то об их присутствии. – Есть тут кто-нибудь?

– Мама! – крикнул Рики сверху. – Папа!

– Оставайтесь там! – рявкнул Глен. – Не смейте спускаться!

– Мы не спускаемся! – крикнул в ответ Джерод.

Глен глубоко дышал. Он нервничал. Он поверил мальчикам даже до спуска сюда, но теперь, увидев все собственными глазами, испугался еще больше.

Рики и Джерод были правы насчет костей.

Они действительно двигались.

Ничего явного, ничего, что можно было бы доказать, но Глен слышал звуки, сухой скрежет от трения кости о кость, стук твердых кальцинированных черепов друг об друга. Каждый раз, когда он направлял луч света в какое-либо место, там все было неподвижно, но когда смотрел туда снова, всегда замечал небольшие изменения. Потом он увидел лицо Мелани и понял, что это не галлюцинация.

Глен шагнул вперед, но рука Мелани удержала его.

– Пора подавать заявление о пропаже людей, – сказала она.

Глен кивнул. Ему хотелось поскорее выбраться отсюда, и он был благодарен Мелани за просьбу уйти. Он не знал, в чем причина всего этого и что это может значить, но здесь, в погребальной камере – как и в комнате с всклокоченной фигурой в каньоне Чако, – притаилось зло.

Зло.

Будь он где-то в другом месте, эта мысль заставила бы его рассмеяться. В его лексиконе не было такого слова. Оно казалось ему пережитком прошлого, архаичным термином для вышедшего из моды понятия.

Но теперь Глен знал, что зло существует. Оно реально, и оно здесь.

Они посадили мальчиков в машину и поехали в полицейский участок; дорогу показывала Мелани. Когда они подъехали к участку, она вдруг резко выпрямилась на своем сиденье и повернулась к Глену.

– Рон!

Рон! Ну, конечно! Они совсем забыли о Роне и его ночном аресте.

– Может быть, он что-то знает, – сказала Мелани.

– Если он еще в тюрьме.

Рон был в тюрьме. Рассказав дежурному сержанту, что сообщили им мальчики и что они сами видели в доме Рики, Мелани и Глен заполнили и подписали бланк заявления и с облегчением передали детей следователю, который обещал связаться с родителями Джерода и найти родителей Рики. Потом они написали отдельные заявления от своего имени о пропаже Эла, Джуди, Рэнди и Бака, после чего встретились с Роном в пустой, запертой комнате для свиданий.

Молодой человек был в ярости.

– Где Эл, черт бы его побрал?! Он сказал, что приведет мне адвоката и добьется освобождения под залог, но я просидел тут три дня, а от него нет никаких вестей!

– Три дня? – переспросила Мелани.

Рон по ее голосу почувствовал, что что-то не так, и его гнев мгновенно сменился настороженностью.

– Да, – подтвердил Рон. – С утра вторника, – он перевел взгляд с Мелани на Глена. – Что случилось? Почему вы здесь?

Они рассказали.

– Твою мать, – выдохнул Рон, откидываясь на спинку стула.

Глен наклонился к нему.

– Мы подумали, может, ты нам что-то расскажешь…

– Шутите? Я понятия не имею, что случилось. Я знаю еще меньше, чем вы.

Он был прав.

– Они пропали? Правда? Все?

Глен кивнул.

– Черт, – изумленно покачал головой Рон. Потом поднял взгляд на Глена. – А со мной теперь что будет?

– Не знаю, – Глен посмотрел на Мелани, которая растерянно пожала плечами. – Эл привел тебе адвоката? Ты виделся с…

– Ни с кем я не виделся, черт возьми! Я просто… ждал, – Рон сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. – Теперь понятно, почему пропал Эл.

– Я не представляю, как это устроено, – признал Глен. – Все мои знания о тюрьме и адвокатах почерпнуты из телевизора.

– Мои тоже, – сказала Мелани.

– Думаете, я специалист? Я знаю об этом не больше вашего, – Рон в отчаянии вскочил. – Вы не можете бросить меня гнить тут. Кто-то должен меня вытащить! – Он почти плакал. Несмотря на бритую голову и татуировки, Рон был похож на потерявшегося малыша. – Я даже не знал, что она несовершеннолетняя. И она согласилась! У меня есть ее письменное согласие!

– С тобой тут плохо обращаются? – спросила Мелани.

– Нет. Сейчас в тюрьме я единственный заключенный, и копы… нормально они со мной обращаются, – он тряхнул наручниками. – Но я раньше никогда не был в тюрьме. Мне нужно выйти отсюда!

– Ты звонил родителям?

– Нет, я не могу. Они не поймут. Не хочу, чтобы они знали.

– Мы свяжемся с университетом. Может быть, Эл уже что-то предпринял. У них должна быть какая-то юридическая помощь. Ты ведь студент, так?

– Да.

– Ну, наверное, должна быть какая-то студенческая служба, которая тебе поможет. Я позвоню. Выясню.

– А вы не могли бы… – Рон смущенно покашлял. – У вас есть деньги? Я отдам, обещаю!

– Какой нужен залог?

– Не знаю. Я даже не уверен, что его назначили. По крайней мере, мне никто ничего не говорил.