Текст книги "Господство"

Глава 42

Дион все еще не осознавал, что с ним происходит.

Он находился наверху, у самого алтаря. Он чувствовал, что был обнажен. Матери Пенелопы держали его руки и ноги и… совершали с ним нечто непотребное. Он поднял голову, пытаясь позвать Пенелопу, но его голову резко повернули назад. Одна из матерей сильными, жесткими пальцами раскрыла ему рот, а другая в это время вливала в горло вино. Он ощущал, как его тело смазывают кровью. Он проглотил сладкую опьяняющую жидкость против своей воли и тут же почувствовал, как нарастает эрекция. Откуда-то снизу он услышал крик Пенелопы.

Его голову отпустили, он открыл глаза и посмотрел вниз, на себя. Его возбужденный член был огромен, он покачивался, чуть подрагивая, и был весь покрыт кровью.

Ему страшно захотелось Пенелопу, причем жестоко, грубо.

Нет, ему не хотелось.

Да, он хотел.

Дион повернул голову и увидел вырезанного идола с его лицом, там, у деревьев.

Что, черт возьми, здесь происходит?

Ему влили в рот еще вина. Все ясно: они хотят напоить его пьяным. Он попытался выплюнуть вино, но это ему не удалось.

Господи, до чего вкусное.

Они все что-то декламировали, эти матери, что-то напевали, но он не мог уловить ничего членораздельного. Все слова были на греческом. Вернее, так ему показалось. Дион усмехнулся. «Неужели я уже пьян? О Господи! Ведь для меня что греческий, что китайский – один черт. Если я не смогу сейчас сосредоточиться, напрячь мозги, постараться быть трезвым, мне никогда не удастся спастись из этого вертепа…»

Его рот снова насильно раскрыли и влили еще вина. Он закашлялся, пытался проглотить, почти подавился, но теплая жидкость мягко прошла вниз, и Диона наполнила приятная легкость.

Теперь он понимал отдельные слова, которые произносили матери. Не все, но некоторые. Где-то он их слышал прежде. Во снах, наверное.

Каким-то образом он сообразил, что они молятся.

Молятся ему.

А вот это уже совсем ни к чему. Не нужно этого. Он стал вырываться из рук матерей, но они оказались крепче, их пальцы и запястья были прямо как железные.

Ему дали еще вина.

Дион посмотрел на луг. А вот и подданные. Они начали прибывать: сначала появились на окраине поля, а вскоре замелькали между кустами и деревьями. Бледные, с вялыми ртами и почти все пьяные. Двигались они, как дистанционно управляемые зомби, мужчины и женщины, некоторые с фонариками, другие с ножами, а кое-кто с мертвыми котами или собаками в руках. Но у каждого с собой была бутылка вина.

Они не отрывали глаз от него, махали ему, звали его.

Он понял, что как-то связан со всеми этими людьми, служит им чем-то вроде сигнального маяка. Дион вдруг отчетливо представил картину, как все эти опьяненные мужчины и женщины, со всей долины, внезапно насторожились, приподняли головы, как будто услышали только им известный сигнал (как в фильмах о монстрах), бросили все, чем занимались, и направились сюда, на этот луг, к нему.

Матери освободили его, но он не мог двигаться. Он, как статуя, прирос к месту Они с ним что-то сделали, как-то заколдовали его, что-то произошло с его телом. Мать Дженин все еще обмазывала ему пальцы на ногах кровью, но он уже ничего не чувствовал. Он хотел ее оттолкнуть, ударить ногой в лицо, но не был в состоянии даже шевельнуться. Слезы ярости и отчаяния потекли по неподвижному лицу.

Он попытался вскрикнуть, но ни один звук не вылетел из его горла.

Где-то слева он заметил свою мать. Она была голая, какая-то потерянная и чувственно терлась о спину матери Маргарет. Он хотел позвать ее, побежать к ней, но не был в состоянии сделать ни того ни другого – просто наблюдал, как она смотрит на него остекленевшими глазами. Затем отвернулся.

Откуда-то из глубины, из самого его нутра, подобно извержению вулкана, начал подниматься низкий, грохочущий звук, который эхом отозвался в мозгу и превратился в рев. Он не был уверен, слышен ли этот звук окружающим, но так громко он еще никогда не кричал. Все его чувства мигом атрофировались, его наполнял один только рев.

Вскоре можно было услышать слова. Это были его и не его слова, и не его мысли. Торжество победы и одновременно признание поражения:

– Я ПРИШЕЛ.

Глава 43

Эйприл чувствовала, как нарастает желание. Оно становилось все сильнее и сильнее. Пьяна она еще не была, но скоро будет. Во всяком случае, запах крови она уже ощущала. Он тяжело висел в воздухе, такой же ароматный, как и вино, и от этого благоухания Эйприл не находила себе места, ее всю переполняло желание, она возжаждала единственного – удовлетворения своей похоти.

Маргарет поцеловала ее в губы, крепко и надолго прижав свое тело к Эйприл, и та ощутила сладостную мягкость ее сосков, шершавую нежность спутанных волос внизу. Она ощутила, как под кожей у Маргарет пульсирует кровь, и ей вдруг захотелось разорвать эту кожу, чтобы пролилась кровь и ее всю облила.

Маргарет отстранилась, улыбаясь.

– Уже скоро.

Эйприл посмотрела на алтарь, где остальные менады размазывали по телу ее сына кровь полицейских, и возбуждение пропало. Дион сопротивлялся, но его держали крепкие руки. Он стонал от напряжения и боли.

Ей стало не по себе, она почувствовала, как подступает тошнота. Она была как бы раздвоена. Одна часть ее существа, спрятанная глубоко внутри, руководившая ее стихийными поступками, жаждала завершения этого ритуала, страстно желала свободы, которую принесет преображение ее сына. Но, как мать (ведь она заботилось о сыне с момента его рождения), Эйприл хотела избавления Диона.

Дион.

Ее сын.

Теперь она знала, что забеременела тогда намеренно, чтобы это могло случиться. Она завела ребенка специально, чтобы сделать возможным Его возвращение, и подсознательно она всегда это знала. Но Эйприл в то же время любила своего сына. Как любая мать. Она мечтала, чтобы он вырос и поступил в колледж, чтобы влюбился, женился и чтобы был счастлив. Она хотела, чтобы у него все было нормально.

Дион застыл, как будто окаменев.

– Нет! – закричала Эйприл, и слезы потекли по ее щекам. Она зло вытерла их кулаком.

Вино всегда делало ее сентиментальной.

Луг все больше наполнялся людьми. Они прибывали отовсюду на перегруженных автомобилях и в фургонах. Они бежали, шли, ползли по траве, двигаясь по направлению к алтарю. Внутри каждого из них тоже звучал голос ее сына – Его голос, – который звал и ее, и она понимала, почему все эти люди здесь. Ей хотелось хотя бы одного: чтобы они с Дионом остались одни и чтобы она могла объяснить ему, что случилось, и помочь пройти через все это.

Эйприл посмотрела на сына, увидела боль в его глазах и отвернулась.

Затем сделала еще один глубокий глоток из бутылки и ощутила на своих ягодицах руку. Обернувшись, она увидела Маргарет.

– Пора, – сказала Маргарет. – Он пришел.

Глава 44

Она смотрела на Диона, не отрывая взгляда, наблюдая, как он меняется прямо на глазах.

Такого ужаса ей еще видеть не приходилось, и Пенелопа была готова бежать, куда понесут ноги. В этот момент ей хотелось, чтобы у нее вдруг выросли крылья и можно было улететь, но крылья не выросли, ноги не двигались – она стояла, будто приросла к месту, не чувствуя в себе даже сил отвернуться. Всем своим существом она протестовала против этого кошмара и молила Бога, чтобы Он прекратил его, чтобы все вернулось на круги своя, твердо зная, что это невозможно.

А он уже понемногу преображался.

Все началось с пениса. В первые же мгновения он стал больше чуть ли не в два раза. Остальные части тела Диона немного отставали в своем росте. Но вскоре его руки, ноги, торс, голова, конвульсивно подергиваясь, с каждым импульсом стали увеличиваться. И что самое странное, кожа на теле при этом не лопалась, хотя вместе с разросшимися костями и развившимися мускулами вытянулась до невозможности. Совсем недавно, когда он был нормальным, обыкновенным человеком, Пенелопа касалась этой кожи, чувствовала ее, поглаживала ее.

В процессе изменений Дион не издал ни единого звука. Его рот, раскрытый в крике, молчал. На лугу были слышны лишь заклинания матерей да пьяный ропот прибывающих зомбированных безумцев.

Зрелище было ужасным, и Пенелопа почувствовала, что волосы у нее стали дыбом. Она увидела его голову, которая неестественно болталась из стороны в сторону на странно вытянутой шее, его изменившиеся руки, которые подергивались в такт импульсам, пробегавшим по телу. Его ноги сгибались и разгибались, как будто исполняли какой-то жуткий танец.

Все это было страшно, но все-таки наиболее жуткое изменение претерпевало его лицо. Вначале он все еще был похож на себя, но лицо росло и расширялось таким образом, что основные черты его внешности оставались пока узнаваемыми, было видно, что это он. Пока он. Но затем вдруг все исказилось с такой интенсивностью, что вместо Диона предстала совершенно другая личность. Нет, наверное, не совсем так, выражение лица было все же знакомым, но в то же время оно стало чужим. И вот уже гримаса крика, только что раздиравшего его рот, вдруг трансформировалась в широкую похотливую улыбку, а взгляд, который всего секунду назад казался паническим, стал бесстрастным, остекленелым, а затем в нем застыло внезапно появившееся лукавство. Сейчас он излучал мощь, которая поселилась в его теле. Дион, если он еще существовал внутри этой новой формы, был уже расплющен и раздавлен. Она в страхе наблюдала за этой захватывающей сердце агонией, за тем, как прежний Дион сжимался, скручивался и исчезал, терялся внутри своего невероятно разросшегося тела.

Теперь он ростом был уже больше двух метров.

А вот уже почти двух с половиной.

А вот уже и трех с половиной.

Послышался звук, напоминающий журчание. Влажная волна какой-то субстанции, похожей на воздух (но это был не воздух), с огромной интенсивностью прокатилась над Пенелопой и унеслась дальше. Эту волну можно было видеть – она мерцала и в течение секунды исказила не только место непосредственно перед ней, но и все пространство, деревья, луну, звезды.

И он произнес:

– Я ПРИШЕЛ.

Слова эти ураганом пролетели сквозь лес и отозвались эхом в горах. Голос его был низкий и прозрачный, достаточно громкий, чтобы быть услышанным даже в центре города. Люди рядом с ней упали на колени, начали плакать и смеяться, кричать и молиться. Продолжая декламировать, ее матери подняли свои дротики и начали сумасшедший танец вокруг алтаря, вокруг Диона.

Дион?

Нет, это был уже не Дион.

Одним быстрым, хорошо скоординированным стремительным движением, которое пугало, потому что было слишком быстрым и ловким, он спрыгнул с алтаря и схватил мать Марго за талию. Затем повернул вокруг взял из ее рук бутылку, осушил одним глотком и отбросил женщину и бутылку в сторону. Мать Дженин преклонила перед ним колени, подняв ягодицы вверх, раскрывая себя в оргастическом экстазе, и он проник в нее своим огромным членом. Когда она почувствовала его внутри себя, похотливое выражение с ее лица исчезло, сменившись болью. Она дико закричала, пытаясь освободиться, но он захватил в горсть ее волосы, рванул назад и не отпускал.

Пенелопу затошнило.

Всех вокруг охватило безумие. По лугу бежала собака, ее преследовали три женщины – их лиц разобрать Пенелопа не могла, – они нагнали эту собаку и разодрали пальцами и ногтями. Слева от Пенелопы мальчик, – она его знала, он был из ее класса, они вместе занимались математикой, – ударил пожилую женщину по лицу, затем в живот, и та упала перед ним на землю.

Повсюду были бутылки с вином.

Вином фирмы Аданем.

«Где они их достали? – удивлялась она. – Откуда?»

Пришло время спасаться. Пришло время бежать. Семья не семья, матери не матери – все, у нее больше нет ни семьи, ни матерей. Дион переродился в монстра, матери пьяны и совершенно потеряли рассудок, и единственное, что она могла сейчас сделать, – это исчезнуть отсюда, прежде чем что-нибудь с ней случится.

Хриплый визг матери Дженин перекрыл шум вокруг, когда Дион – нет, уже не Дион, а Дионис – вышел из нее, все еще извергая струю. Сделав всего два шага, необычайно длинных, он настиг еще одну женщину – это была молодая женщина, – схватил ее, приподнял вверх и, смеясь, начал целовать огромные груди.

Неожиданно Пенелопу кто-то схватил сзади. Она почувствовала конец возбужденного члена, прижатого к ее ягодицам, обернулась и увидела, что это доктор Джонс, педиатр, у которого она наблюдалась еще ребенком. Сейчас он стоял, спустив брюки до лодыжек, с застывшей пьяной похотью в глазах. Она что есть силы ударила его в живот и побежала, пытаясь прорваться через быстро растущую толпу. Она увидела, что многие мужчины спустили штаны, а женщины задрали юбки. Но еще большее количество начали разрывать друг на друге одежду: лопались лямки бюстгальтеров, трещали брюки и платья.

Нужно удирать отсюда. Нужно возвращаться домой.

Она пробилась сквозь группу подростков, обогнула группу мужчин, похожих на рокеров. Позади был слышен крик Диона. Это был рев, вопль торжествующей похоти, но одновременно и крик боли, растерянности и разочарования. Пенелопа уловила этот крик, и внутри у нее все перевернулось, из глаз потекли слезы, но она продолжала бежать, преодолев одну полосу деревьев и двигаясь дальше. Сквозь листву справа смутно просвечивала дорога, а на ней машины, некоторые с непогашенными огнями.

Меньше чем через минуту она была у забора. Винный завод перед ней был освещен, кажется, свет горел во всех помещениях. И везде были люди, много людей – на подъездной дорожке, на автостоянке, на крыше товарного склада. Она слышала музыку, транслируемую через усилитель, видела маленькие фигурки танцующих.

Раздался выстрел – стреляли, кажется, из автомата, – и в нескольких окнах главного здания замигали огни. Затем послышались крики, а за ними последовала тишина.

Возвратиться в дом она не могла.

Пешком до города было очень далеко, но, может быть, там на дороге остались машины с невынутыми ключами. Наверняка можно будет найти хотя бы одну такую машину. Особой рассудительностью в эту ночь люди, кажется, не отличались.

Разумеется, не отличались. Причем это еще слишком мягко сказано.

Она побежала через виноградник по направлению к улице, следя, чтобы никто не выскочил на дорожку и не начал ее преследовать. Из облаков выглянула луна, осветив все вокруг своим светло-пурпурным сиянием.

Что же все-таки произошло? Неужели матери все эти годы тайно обрабатывали этих людей, совращали с пути истинного баптистов и методистов, католиков и протестантов, отвращая их от христианства, чтобы заставить поклоняться Дионису? Это казалось невозможным, и все же другого объяснения этому… паломничеству не было. Действительно, почему многие сотни пьяных людей нагрянули на винный завод в предчувствии возвращения давно умершего греческого бога?

У нее болела голова. Все было слишком запутанно. Все, чему ее учили, о чем она когда-либо размышляла, сейчас, кажется, обесценилось, оказалось неверным. Обыкновенные люди – доктора, домашние хозяйки, служащие, строительные рабочие – внезапно сломали свой жизненный уклад, будто до сих пор носили некую маску, и теперь, одурманенные, поклонялись божеству, которое, как следовало из школьной программы, являлось литературным персонажем. Матери, вырастившие и воспитавшие ее, превратились в менад. Оказывается, они совокуплялись с обычными мужчинами, чтобы родить ее для сексуальных отношений с возрожденным мифическим богом.

Все это было бы смешно, если бы не было так ужасно.

Она добежала до забора рядом с дорогой и направилась к открытым воротам. Через них входили люди и шли дальше по дорожке к винному заводу, огибая оставленные машины. Пенелопа знала, что не сможет выйти незамеченной, но мужчины и женщины там, у ворот, были в таком состоянии, что им было, наверное, безразлично все на свете.

Она подошла к воротам, переступила через пару, совокупляющуюся прямо на земле, и тихо скользнула по другую сторону забора.

– Я эту суку обработал своим ножом для рыбы, – громко произнес мужчина. – Вспорол ее от горла до самой п…

– А что ты сделал с ее сиськами? – заинтересованно спросила женщина.

Пенелопа поспешила на дорогу, аккуратно пробираясь между припаркованными, брошенными автомобилями. В ноздри ударял сильный запах вина, во рту пересохло, всем своим существом она захотела выпить, чтобы освежиться, но заставила себя двигаться дальше. Ее пока могли заметить от ворот, и Пенелопа вычислила, что должна пройти еще около ста метров и только затем начать поиски машины для бегства.

Бегства куда?

Она не знала. Потому что пока не успела об этом даже подумать. Как куда? Первым делом в полицейский участок, а дальше.:.

Это она решит потом, когда доберется до полиции.

– ПЕНЕЛОПА!

Дион.

Дионис.

– ПЕНЕЛОПА!

В этом крике, слышном повсюду, звучало требование. С одной стороны, она еще больше испугалась, а с другой – уловила в нем призыв.

Ей захотелось повернуть обратно, бежать в лес, сорвать с себя одежду, броситься к нему с распростертыми объятиями.

И в то же время крик этот вызвал у нее неукротимое желание сесть в первый попавшийся автомобиль и гнать что есть мочи, пока она не окажется в другом штате.

Листву между деревьями пробил сноп света. Это был луч с жемчужным, молочным отливом. Он был направлен вверх, и в нем переливались все цвета радуги. Пенелопа смотрела на него, не отрывая глаз, чувствуя, как отнимаются ноги. Размеров разразившейся катастрофы она, видимо, до сих пор не осознавала. Да, она наблюдала метаморфозу, происшедшую с Дионом. Да, она узнала, кто ее матери и кто она сама. Да, она видела, какое количество последователей вдруг появилось у новой религии. Но все равно степень ужаса того, что свершилось, до нее все еще не доходила.

И вот этот свет, этот мощнейший луч, что был направлен вверх на небеса и, казалось, освещал все созвездия во вселенной, дал понять всему ее существу, как могущественен Дионис. Он был не только монстром. Она была свидетельницей возрождения бога. Настоящего бога.

Как могла она надеяться сразиться с ним, убежать от него?

– ПЕНЕЛОПА!

Теперь в этом жемчужном свете появились подвижные тени, напоминающие духов, которые являются незадолго до смерти, или привидения из фильмов ужасов. Они поднимались вверх от источника света, соединяясь высоко в небе над горами, меняя позиции и формируя изображение. Портрет. В полный рост.

Ее портрет.

У нее перехватило дыхание. Изображение было безукоризненным. Оно все было белым, таким же радужно-белым, как и световой фон, но отчетливо видимым. Причем ее портрет был трехмерным и настолько совершенным в деталях, что выглядел как голографическая фотография.

Но это была не фотография.

Это исходило от него.

Он ее хотел.

– ПЕНЕЛОПА!

Он вышла на середину дороги и побежала. Несколько запоздавших безумцев буквально приросли к месту, глядя на ее изображение, сияющее в небесах.

Дионис хотел, чтобы они ее поймали и привели к нему.

Слева, на другой стороне дороги, она услышала шум автомобильного мотора, который громко работал на полных оборотах. Из выхлопной трубы пикапа «форд» струился голубой дымок. Пикап был пуст.

Она бросилась к грузовичку, открыла дверь и залезла внутрь. Машина, слава Богу, имела автоматическую коробку передач, Пенелопа поставила ее на реверс и задом выехала на дорогу. Грузовик ударил бампер небольшого автомобиля, стоящего сзади, но она не взглянула на повреждение, нажала на газ – шины взвизгнули, и машина рванула вперед. Проезжая ворота винного завода, она даже не повернула головы. Она смотрела только вперед.

Вцепившись обеими руками в руль.

* * *

По всей Напе полыхали пожары. Были видны дым и пламя, но она не слышала ни звуков сирен, ни шума проезжающих пожарных машин. Пенелопа включила приемник. На волне рок-музыки диск-жокей возносил молитву Дионису, пьяное бормотание звучало как мольба о прощении. Программа «Кантри» передавала концерт группы «Американская ассоциация народной музыки» Гарта Брукса, и на ее фоне группа людей в студии что-то выкрикивала. Станция новостей молчала.

Она выключила приемник.

Все происходящее казалось страшной сказкой. Улицы города были загадочно пустынны. По дороге ей попалось всего несколько машин, на тротуарах людей тоже почти не было. У заправочной станции Тексако валялось нечто, похожее на мертвое тело. В кафе «Радио» все огни были погашены, и Пенелопа заметила, что у двери кто-то возится, по-видимому грабитель. Она смотрела на все это и ничего не понимала. Где все? Ну там, на винном заводе, в лесу, на лугу, было несколько сотен людей, от силы, может быть, тысяча, но ведь это – ничтожная часть населения города. Что же случилось с остальными?

Она повернула на Соскол, улицу, ведущую к центральным кварталам города и к полицейскому управлению.

И тут же ударила по тормозам.

Вся улица была заполнена народом. Несколько центральных кварталов были блокированы полицейскими машинами и пожарными грузовиками (как впоследствии выяснилось, с обеих сторон), а между ними царило веселье. Возбужденные люди пили вино и танцевали, как будто на карнавале Марди-Гра.[31]31
  Марди-Гра – ежегодный карнавал, устраиваемый в южных штатах США и в Калифорнии.


[Закрыть] Одни надели маски и импровизированные тоги, другие были голые. Они увидела, как запускают ракеты и зажигают фейерверк, как стреляют пробки от шампанского и хлопают открывающиеся банки с пивом. То в одном, то в другом месте возникали потасовки, и полицейские в форме, почему-то очень радостные, весело избивали людей дубинками, приводя их в повиновение.

Повсюду прямо на дороге валялись разбитые бутылки из-под вина Аданем. Когда Пенелопа начала разворачиваться, послышался хруст стекла. Левое переднее колесо наехало на одну из бутылок, и, прежде чем ей удалось свернуть за угол, шина спустила, и сразу же руль начал плохо слушаться.

Она вылезла из пикапа и поспешила на Третью улицу, прочь от Соскола. Было очевидно, что от полиции ей помощи ждать бесполезно. Двое их коллег лежат сейчас на лугу, растерзанные на части, а эти празднуют.

Куда идти?

Она не знала. Выработать какой-нибудь альтернативный план она не успела, и в голову пока ничего не приходило. Самое лучшее, наверное, это снова попытаться найти машину и ехать в Сан-Франциско, все рассказать полиции, дать им полную картину происходящего в долине Напы.

Но смогут ли они со всем этим справиться?

А сможет ли справиться Национальная гвардия?

Она подумала о луче света, направленном вверх на небо, и поежилась.

Велла.

Конечно, Велла. Почему она не вспомнила о ней раньше? Ей бы только добраться до дома Веллы, там бы она могла воспользоваться телефоном подруги и вызвать помощь. В крайнем случае бежать отсюда они могут на машине Веллы.

Но что если родители Веллы тоже окажутся обращенными в новую веру?

А если Велла сама «обращена»?

Пенелопа уже пересекла мост, когда ей это пришло в голову.

Дом подруги находился в нескольких кварталах от школы, а до школы отсюда – всего миля или около того. Если бы она могла…

Она увидела его в дальнем конце улицы.

Да, это был он.

Дионис.

Его сопровождала шумная пьяная толпа «верующих». Двигался он странно. Не совсем так, как персонаж кукольного мультфильма, но как-то неестественно. Его движения были более плавными, чем обычно, и это казалось сверхъестественным и странным до жути. Он посмотрел сначала в одну сторону, затем в другую. Его голова вращалась, как на шарнире. Такого ей прежде видеть не приходилось. Пенелопа быстро ринулась к магазину, торговавшему пончиками, нажала на ручку двери, но та не подалась, и она закрыла глаза в надежде, что он со своими почитателями пройдет дальше по улице и не повернет сюда.

Он что-то выкрикивал. Она не могла разобрать что, но, судя по тону, какой-то приказ.

Но это был не приказ.

Он произносил ее имя.

Он искал ее.

– ПЕНЕЛОПА!

Она еще сильнее прильнула к двери, совсем вжалась в нее, как будто этот крик мог сделать ее заметной.

Она никогда не боялась ни Годзиллу, ни Родана, ни любого другого монстра-великана из японских фильмов. Они были очень большие, но в то же время забавные. Угроза, исходившая от них, была ненастоящей. А вот тишина, например, или едва слышный шепот ночью в доме пугали ее много больше, чем динозавр, разрушающий небоскребы и излучающий радиацию.

Но эта карикатура, эта пародия на человека была похлеще всех этих японских страшилок, вместе взятых. И это было вовсе не смешно, а, наоборот, очень даже страшно.

– ПЕНЕЛОПА!

Его голос эхом отражался от стен домов, заставлял звенеть стекла в рамах.

Мог ли он чувствовать ее? Вездесущим он не был, это очевидно. Но может быть, он как-то ощущал ее присутствие? Возможно, он обладал способностью определять ее местонахождение, как локатор. Как еще можно объяснить, что он смог добраться сюда, так близко к ней и так быстро?

– ПЕНЕЛОПА!

Он двинулся прочь.

Где она прячется, он не знал. Божественной силы, чтобы определить это, у него не было. Он плутал вслепую, пытался догадаться, как она будет действовать, куда пойдет.

Вполне вероятно, он предполагал, что она направится к дому Веллы, и решил встретить ее там. Знает ли он адрес Веллы? Наверное. Конечно, знает. Ведь невозможно даже представить, как этот огромный бог Дионис останавливается у телефонной будки и листает справочник.

Она улыбнулась, вообразив картину, как все эти пьяные почитатели стоят рядом и ждут, пока он отыскивает адрес на нужной странице. Улыбка придала ей уверенности. Там, где есть место юмору, найдется местечко и для надежды. Пенелопа осторожно выглянула из дверного проема и увидела только хвост процессии, которая сворачивала за угол.

Она поспешила через улицу, чтобы попытаться добраться к дому Веллы переулками.

Во рту было еще суше, чем прежде. Ее мучила неимоверная жажда. Она негромко откашлялась.

«Сейчас бы бокал прохладного вина. А? Звучит неплохо.

А может быть, бутылку? Звучит еще лучше.

А может быть, у меня грипп? Обыкновенный грипп. И все это не больше чем бред. Нет, это не бред. И болеть мне сейчас никак нельзя, после всего этого дерьма, которое замесили мои матери. Всех вокруг поразила эпидемия какой-то страшной болезни, и единственный путь не стать жертвой этого повального безумия и сохранить разум – это всегда иметь свежую голову».

Пенелопа побежала по улице Вернон. Справа, недалеко от тротуара, на небольшой автомобильной стоянке – не больше маленького дворика – стоял стол, используемый, видимо, для пикников, а рядом был питьевой фонтанчик. Она кинулась к фонтанчику и надолго припала к холодной струе. Вода успокаивающе булькала и мягко ополаскивала горло, и Пенелопа пила, пока не утолила жажду. Никогда еще обыкновенная вода не была для нее такой желанной и вкусной. Неожиданно она почувствовала себя сильнее и как будто бы обновленной. Пенелопа выпрямилась и устремилась дальше. Бежать, правда, из-за полного желудка пришлось медленнее, трусцой. Изнурять себя без надобности она не хотела. Силы еще понадобятся.

Улица снова была пустынной. Она миновала жилые кварталы с погруженными в темноту домами. Единственный свет исходил от луны и редких уличных фонарей. Ни машин, ни прохожих.

И снова она удивилась: куда все подевались?

Миновав еще три квартала, она перешла на шаг и наконец остановилась, чтобы перевести дыхание. Улица внезапно показалась мрачной и враждебной. На бегу у нее не было времени обратить внимание на странные тени вокруг деревьев и кустов, зловещую черноту окон, угрюмо выглядывающих на улицу. Девушке показалось, что она попала в сети, расставленные темными домами, и ее бросило в дрожь.

Устав от бега, все еще тяжело дыша, Пенелопа заставила себя двигаться дальше. Кроме собственного шумного дыхания и слишком громкого стука кроссовок об асфальтовый тротуар, ей почудилось, что она слышит еще и другие звуки, какие-то щелчки и треск. Как будто кто-то идет, и под его ногами похрустывают веточки. Кто-то идет! Она прибавила шаг. Впереди и вокруг, насколько хватало зрения, ничего подозрительного не было, но она боялась оглянуться, боялась, что увидит кого-то или что-то, крадущееся за ней в тени.

И она снова бросилась бежать. Ее сердце чуть не разрывалось от напряжения, но она предпочла бы скорее такой исход, чем попасть в руки одного из безумцев, зомбированных Дионисом.

Больше никаких звуков она не слышала, никто не выскочил неожиданно из тени, никто не вцепился ей в плечо, и через два квартала она достигла улицы Сандалвуд.

Здесь было людно. В основном там находились школьники. Почти всех она знала. Большая группа затеяла в дальнем конце какие-то бессистемные, сумбурные, без правил соревнования на машинах. Пенелопа увидела, как красный «мустанг» Веда Нета ударил белый «корвет» прямо в середину и повалился на газон, а голубой «Шевроле-57» врезался в припаркованный джип. Зрители, выстроившиеся вдоль улицы, веселились вовсю. Бутылки бросали прямо на асфальт, и они разбивались на мелкие осколки. Кто-то запустил фейерверк.

Прямо перед ней четверо пьяных игроков школьной футбольной команды устроили соревнование на писание в цель, которой служила учительница биологии миссис Плюме.

И миссис Плюме, казалось, не возражала.

Пенелопа подавила подкатившую тошноту и отвернулась. Оглянувшись в противоположном направлении, она заметила, что там тоже есть люди, но их гораздо меньше, а школьные здания вдалеке вообще казались пустыми.

Улица Веллы была всего в нескольких кварталах отсюда.

Пенелопа быстро зашагала.

За ее спиной раздался крик, и этот неожиданный, режущий ухо хриплый визг заставил ее подпрыгнуть на месте. Она повернулась кругом – прямо посередине улицы стояла голая до пояса девица с топором. Перед ней лежал молодой человек и отчаянно кричал. Вопила и девица. Клиновидное лезвие застряло в его груди, из которой хлестала кровь. Она вытащила свое орудие убийства и ударила снова. И мгновенно закричали все, вся толпа, десятки девушек и парней, и бросились на этих двоих. В руках у многих тоже были топоры и ножи, полилась кровь.

Пенелопа ринулась прочь от этой бойни по направлению к школе. Пробегая по улицам, мимо лужаек перед домами, она увидела немного людей, и снова большинство из них оказались ребята из школы. Кое-кто ей был знаком, но они, кажется, ее не узнали, за что она была им очень благодарна. Пенелопа проскочила, надеясь добраться до Веллы без инцидентов.

– Пенелопа!

Она остановилась, как будто наткнулась на невидимую преграду, и быстро оглянулась. Это был человеческий голос – то есть не его голос, – но сам факт, что кто-то называет ее по имени, приводил в оцепенение.

– Пенелопа!

Это был Кевин Харт. Но где же он?

Вот он. Там. Через улицу, у дерева, борется с пожилой женщиной, которая лежит на тротуаре, вцепившись ногтями в его лодыжки. Он смотрел на Пенелопу.

– Я здесь! Помоги!

Она раздумывала всего секунду, затем бросилась к нему. Он тщетно пытался освободиться от захвата этой женщины.