Текст книги "Бунтарка"

4

«Наверно, я была совсем маленькая: я не выносила несправедливости…»

Элиана старается не смотреть свои передачи. Она терпеть не может видеть себя на экране, но слушает повтор передачи, чтобы поправлять языковые оплошности. Она усилила громкость и роется в шкафу, ищет, что надеть на свидание с Сиприаном. А теперь в ванной, обнаженная, рассматривает себя в зеркале.

Ее тело ей никогда особенно не нравилось: девочкой она была закомплексована и считала себя слишком толстой, но, если вдуматься, она предпочитает видеть себя такой, какая она сейчас, – волосы чуть с проседью, угловатое лицо. Но ее отражение по грудь источает какую-то суровость, нечто ну никак не сочетающееся с соблазнительной девицей, слегка распутной, если судить по макияжу и всему прочему, нечто взыскующее, что скорей могло бы навести на мысль о священнике-янсенисте.[14]14
  Янсенизм – неортодоксальное течение в католицизме в XVII–XVIII вв., проповедовавшее весьма строгие нравственные нормы; во Франции при Людовике XIV янсенисты боролись с иезуитами, которые, основываясь на утверждении 0 греховности человека и свободе воли, давали верующим изрядные нравственные послабления.


[Закрыть]

Элиана почти удовлетворена своим обликом зрелой женщины, если не считать бедер, слишком широких бедер многодетной матери; она с ужасом видит их у других женщин, мысленно задавая себе вопрос: неужели мужья могут еще спать с ними? Элиана не принадлежит к тем, кто считает, будто жена обязана удовлетворять мужа, но тем не менее… Нет, бедра еще не такие безмерные, как у других, но ей кажется, что ее мужское лицо, пока еще красивая грудь и слишком широкие бедра вместе выглядят чуть-чуть нелепо. Неужто такой и должна быть женщина сорока пяти лет, отказавшаяся быть потаскухой?

Однако сегодня вечером Элиана хочет понравиться Сиприану в роли обаятельной и беззаботной любовницы; она думает о прославившихся умом куртизанках XVIII века, которые находили наслаждение в живописи, поэзии, игре ума и любовных играх. Перебирая свой гардероб, она поначалу видит сплошной черный цвет, тот самый, который она предпочитает. Она всегда покупает одинаковые колготки, одинаковые блузки, одинаковые платья, одинаковые боди и небольшие красные дополнения – броши, подвески, шарфики, которые меняет каждый день; неизменным остается лишь кровавое пятно на черной ткани. Порывшись, она находит чудное платье в цветочек из материала в провансальском стиле, которое она купила на рынке в Карпантра, когда жила с тем своим режиссером, любившим легкие платья и возбуждающее белье. Она вспомнила этого ревнивого безумца, который полностью подчинил ее. Сделав из нее обворожительную женщину, он упрекал ее за то, что она нравится мужчинам! Затерроризированная его приступами ревности, она повиновалась ему, как ребенок. Элиана примеряет это платье, и ей снова хочется изобразить соблазнительную женщину. Она поводит головой, проводит рукой по волосам и слегка растрепывает прическу, улыбается, пробует отыскать более томное выражение, подходит ближе к зеркалу, плавно покачивая бедрами. Она ставит ноги одну перед другой, как манекенщица на помосте, и тут же разочарованно смеется. Она-то надеялась, что это платье преобразит ее, придаст свежесть и привлекательность. Но угловатое лицо, выныривающее из провансальской ткани, делает ее похожей на переодетого мужчину. Слегка смущенная своим отражением, она опять разражается смехом и думает: «Нет, в этом платье мне его соблазнить не удастся». Элиана решает ничего не менять и облачается в черный костюм.

Встреча у них назначена в баре неподалеку. Войдя, Элиана моментально узнает со спины округлый силуэт барона и светлые завитки на висках и затылке. На нем пиджак и бархатные брюки, он сидит за стойкой перед чашкой кофе и что-то смотрит в своей электронной записной книжке. Элиана на миг замирает в дверях, а Сиприан внезапно оборачивается, сует записную книжку во внутренний карман пиджака и произносит, протягивая руки:

– О, Элиана!

Он произнес это просто, без преувеличенной улыбки, словно он придает большое значение их сегодняшнему свиданию. Элиана устремляется к нему, но сразу же сдерживает свой порыв. Она не решается его поцеловать – это было бы вульгарно, – ищет подходящий жест и просто протягивает руку, говоря:

– Похоже, вы приносите мне счастье.

Элиана испытывает безумное желание понравиться ему, но, не слишком уверенная в своих внешних данных, она не нашла более естественного способа, чем поведать о своих профессиональных успехах. Ей хотелось бы, чтобы он разделил ее радость. Чтобы связать предыдущую фразу с их предшествующими разговорами, она поясняет: – ВСЕКАКО мне предложила огромные деньги! Для Сиприана самое большое удовольствие в жизни – выискивать заговоры. В любой ситуации он считал, что движение жизни определяется цепью соглашений, сговоров, мошеннических комбинаций, верил в господство тайных сил, скрытых махинаций, к каковым пытался получить доступ, затевая сомнительные предприятия. Обвораживая Элиану в тот вечер на Капри, он думал, что получил важный козырь в игре с ВСЕКАКО. Он был не слишком уверен в ее уме (у нее перебор по части убеждений), однако засек, что ПГД чрезвычайно благосклонен к ней. У нее имеется небольшая телевизионная трибуна, и она встречается с лицами, принимающими решения в корпорации. Она может поспособствовать продаже ветроустановок… Ну а кроме материальных выгод Сиприан испытывал наслаждение от мысли о возможности манипулировать Элианой. А чтобы манипулировать ею, он должен постоянно ободрять ее. Она разрывается между презрением к корпорации и потребностью в деньгах, и оттого ей не по себе.

– Представляете, Менантро хочет купить меня, чтобы я пособничала ему в эфире!

Нужно убедить ее, что она гораздо сильней. Сиприан изображает прагматика: потирает большим пальцем по указательному и спрашивает:

– Сколько?

Вопрос подбодрил Элиану. Сиприан понимает, что ей нужны деньги. Он вовсе не возмущается, а только спрашивает сколько.

– Достаточно.

– Тогда соглашайтесь. Но не забывайте, что они нуждаются в вас. Оставайтесь полностью свободной, короче, оставайтесь собой.

Элиана видит луч света: уступить, не уступая, принять предложение, оставаясь непреклонной. Принудить Менантро уважать заявленную в его речи свободу сотрудников. Принять участие в его игре, потом бросить ему вызов. С самого начала Элиана чувствует, что их с Сиприаном объединяет одинаковый трезвый взгляд. Барон берет ее под руку и выводит на бульвар.

Перехватывая инициативу, она предлагает пойти поужинать в ресторан, который ей хорошо знаком. После переезда в Париж она иногда заходит в это заведение в стиле модерн, выпивает чашку чая, ей нравятся здешние витражи с цветочным орнаментом, лампы с большими абажурами, освещающие ряды столов. Сиприан не противится. Элиана по-прежнему немножко напряжена. У дверей ресторана торговец ветродвигателями шепчет ей на ухо:

– Дорогая Элиана, это же липа! Яркий пример подделки под парижское бистро. Вы только посмотрите на эти материалы, на краски!

Смущенная Элиана все-таки находится и лепечет:

– А я обожаю имитации. Но Сиприан стоит на своем:

– Вы позволите сводить вас в куда более интересное место неподалеку отсюда?

– Ну вы сноб! – фыркает Элиана, однако не сопротивляется.

Они проходят в темноте мимо кладбища Монпарнас, и Сиприан приобнимает ее за плечи. Элиана чувствует, как какой-то ток будоражит ее плоть и Дух, и она острей воспринимает запахи и огни вечернего города. А барон ей объясняет, что капитализм всегда оказывается сильней, но его можно обмануть. Надо опять создавать тайные общества… Он делает небольшой крюк, обходя компанию панков, расположившихся на тротуаре вместе со своими овчарками, бутылками красного и кокаином, произнося при этом:

– И забудьте вы, наконец, про нищету!

Элиане эти слова не нравятся. Несчастные, выкинутые из жизни, не вызывают у нее никакого восторга, но она полагает, что они страдают (и потому она принадлежит к левым), а вот Сиприан цинично презирает их (и именно поэтому он правый). Ей бы хотелось, чтобы он разделял ее чувства.

– А у меня при виде таких картин скорей уж возникает желание бороться.

Сиприан насмешливо насвистывает «Интернационал». Элиана с горячностью прерывает его:

– Вот вы строите ветряные установки, вы ведь боретесь за то, чтобы избавиться от атомных станций благодаря возобновляемой энергии. Разве мы боремся не за одно и то же?

Сиприану хотелось бы ответить, что он не верит в возобновляемую энергию, что он подкупает мэров и уродует целые регионы исключительно из жажды наживы. Но он решает, что разумнее будет промолчать, и все же, следуя соблазну внушать этой женщине реакционные идеи, он постоянно подвергал опасности свои интересы. Во время этой словесной борьбы их тела сблизились и соприкоснулись многими чувствительными точками. Элиане страшно хочется прижаться к нему еще теснее, но она не решается. Сиприан ощущает ее близость; он любит покорять женщин, и не столько по причине их красоты, сколько из удовольствия чувствовать власть над ними. В этот миг он начинает желать Элиану.

Ужинают они в ресторане, основанном в двадцатые годы, с потолком, украшенным лепкой в виде геометрических узоров; здесь собрался отдохнуть «весь Париж» левого берега. Барон курит «Кравен А», осторожно сжимая ее губами. Рассказывая о себе, Элиана нагло выдает себя за девочку из бедных кварталов Амьена (их она считает предпочтительнее дома middle class[15]15
  Среднего класса (англ.).


[Закрыть]). Рассказывает о своей карьере, состоящей из отказов в работе и увольнений (на самом деле она всегда дожидалась, когда ее начальники уходили, чтобы начать противостоять им). Говорит, что счастлива жить одна с сыном (очень часто по вечерам она сожалеет об отсутствии мужа и отца). Сиприан рассказывает о своей жизни, состоящей в основном из покера (забыв упомянуть о дурацком вложении денег в развлекательный парк), о своей бывшей жене (на самом деле они продолжают жить вместе, и содержит его она). Почти одновременно они приходят к заключению:

– Нас сближает то, что мы не такие, как все.

– Наше окружение боится нас.

– Мы – возмутители спокойствия!

Произнеся это, Сиприан принимается махать рукой человеку, направляющемуся в туалет. Элиана узнает министра. Чтобы привлечь его внимание, торговец ветроустановками, продолжая махать рукой, громко произносит его имя, и недовольному политику ничего не остается, как поздороваться с бароном. Элиана думает, что, наверное, действительно существуют новые методы быть бунтарем внутри правящих групп. Ее роль отнюдь не нести милосердие в метро, но действовать во властных кругах, используя оружие власти. И не быть пуританкой. Не бояться идти в мир навстречу тем, кто держит карты, как говорит Сиприан, поднимая бокал шампанского:

– За «Rimbaud Project»! За «Пьяный корабль» Марка Менантро!

Выйдя из ресторана, Элиана думает о продолжении вечера. Вдруг Сиприан предложит зайти к ней? Этот вариант несколько смущает ее из-за сына. А вдруг он повезет ее к себе? Далеко от Парижа… Эти серьезные вопросы будоражат ее сердце, как вдруг какая-то хорошенькая блондинка лет двадцати останавливается и обращается к ней:

– Здравствуйте! Вы ведь Элиана Брён?

И хоть размышления ее прерваны, Элиана счастлива, что ее узнали. Девушка внимательно смотрит на Элиану. У нее ясное лицо, чуть тронутое веснушками, длинные белокурые, почти белые волосы. Она в синем шерстяном свитере с огромным оранжевым вопросительным знаком во всю грудь, словно бы интонирующим ее вопрос:

– Извините, что я к вам пристаю… Вы знаете, что такое Хакинг-клуб?

Она очень миленькая, внешне мягкие манеры, но ее настойчивый взгляд как бы говорит, что ей важно знать ответ журналистки. Сиприан пользуется ее вмешательством, чтобы избежать решения постельного вопроса. Идти к Элиане у него нет ни малейшего желания (он терпеть не может уюта чужих квартир), пригласить ее к себе он не может из-за жены, а гостиница стоит дорого. Впрочем, журналистка влюблена в него, так что дело терпит. Он вступает в разговор, с задумчивым видом потирает лоб:

– Хакинг? Погодите, погодите… Пиратство? Незаконное вторжение в информационные сети?

– Неплохо, – улыбается девушка. – А вы?

Она поворачивается к Элиане, которая сосредоточенно ищет, что бы сказать, ничего не находит и предпочитает – как всегда, когда ей нечего ответить, – бесстрастно промолчать с важным видом. Совершенно не обращая внимания на отсутствие ответа, хорошенькая блондинка с нажимом произносит:

– Видите ли, за нами теперь постоянно следят секретные службы. Они снимают нас на пленку, прослушивают наши телефоны, залезают в наши компьютеры.

Идея заговора очень нравится Сиприану, который уставился на грудь девушки. А она решила представиться:

– Меня зовут Флёр. В Хакинг-клубе, который в двух шагах отсюда, я занимаюсь связями с общественностью. Мы защищаемся как только можем от капиталистической власти. Web должен оставаться свободным. Надо поднять этот вопрос в вашей передаче.

Элиана не без удовлетворения думает о влиянии, какое она оказывает на подростков и их политическую сознательность. Ей нравится идея борьбы с капитализмом. Когда транснациональная корпорация мечтает купить ее влияние, юная бунтарка объявляет, что борьба продолжается; молодые борцы отказываются подчиняться старперам с их рыночной логикой! Эта девушка кажется ей обаятельной, непримиримой, ангажированной и в то же время… такой женственной. Но Сиприан, как всегда, изображает циника:

– Так, значит, вы собираетесь совершить революцию с помощью машин, компьютеров, производимых корпорациями, с которыми вы боретесь!

Вместо ответа Флёр прикладывает палец к губам:

– Я ничего не могу вам сказать, потому что, вполне возможно, нас подслушивают. Давайте зайдем в Хакинг-клуб. Это буквально напротив, на той стороне улицы.

Элиане хотелось бы уйти с Сиприаном, но в этом вмешательстве Флёр есть что-то спонтанное и поэтическое. Переходя улицу под руку с Сиприаном, она бормочет:

– Странно, да?

– Красивая девочка, – говорит Сиприан, и Элиана, ощутив легкий укол, поправляет его:

– Красивая личность. А пираты, осаждающие крепость капитализма, – это была бы отличная передача!

– Да у них весь мозг умещается на жестком диске! Они придумывают заговоры, не видя, что главными жертвами являются они… торчащие целыми днями перед экранами.

И вот так бунтарство Элианы (подхваченной антикапиталистическим порывом) и бунтарство Сиприана (убежденного, что бунтари – существа, которыми легче всего манипулировать) приводит их обоих к дверям Хакинг-клуба.

5

Внутри полумрак. Оглядев кибер-кафе с двумя рядами гудящих мониторов, Элиана ощутила сладостную атмосферу протеста. Плакаты на стенах взывают: «Долой слежку в Web!» и «Нет коммерциализации мира!» Десятка два юнцов в наушниках сидят перед экранами и неутомимо барабанят по клавиатуре, набирая тексты, цифры, коды программирования. Несколько человек сгрудились у одного из компьютеров и совместно орудовали мышкой, открывая яркие окна и забираясь в виртуальные лабиринты. Флёр регулярно отлавливала выходящих из ресторана известных людей и пыталась заманить их в Хакинг-клуб. Обернувшись к Элиане и Сиприану, она жестом пригласила их заходить:

– Хозяин Web-кафе – отличный парень. Он выделяет нам один вечер в неделю, чтобы обмениваться знаниями…

Несколько секунд она пребывает в нерешительности, потом сообщает уже не так громко:

– Это официально… Но дело зашло дальше. Мы организовали более или менее тайную ассоциацию.

Услышав слово «тайную», журналистка и барон внутренне встрепенулись. А Флёр сообщила, что Хакинг-клуб борется против коммерческого использования Интернета и, в особенности, против фирмы «Майкрософт». Кое-кто из хакеров снял наушники. Девушка представила гостей:

– Вы знаете передачу Элианы Брён «Бунтари» по кабельному?

К великому огорчению Элианы, на лицах отразилось полнейшее неведение. Но Флёр не сдавалась:

– Это действительно здорово, можете мне поверить. И когда я встретила ее на улице, то подумала, что надо рассказать ей о нашей акции.

Сиприан украдкой взглянул на часы. Если они тут задержатся, можно будет, сославшись на поздний час, отложить ночь любви. Телеведущая с удовольствием отправилась бы с ним, но как преодолеть соблазн произнести речь против существующего порядка. Вскоре Хакинг-клуб превратился в дискуссионный форум, где она исполняла роль ангажированной особы, пришедшей побеседовать с молодежью.

– У нас две задачи, – объявил парень лет тридцати с шелковистой бороденкой, – не дать превратить Web в супермаркет и препятствовать любым методам слежки за информацией. – И с довольным видом он добавил: – Об этом нельзя говорить по телевизору, но мы используем наши возможности и способности, чтобы бомбардировать коммерческие сайты, сохраняя полную анонимность.

– Прекрасно, – кивнула Элиана. Она сидела откинувшись на спинку стула и наморщив лоб. – Но… распространяется ли ваше требование свободы также на нацистские и педофильские сайты?

– Да вы что! – возмутилась девушка.

– Разумеется, да! Никаких ограничений свободы!

Это выкрикнул лохматый мальчишка. На его футболке большими красными буквами было выписано «I fuck BCEKAKO». Обнаружив этого борца, Элиана вдруг осознала двусмысленность собственной позиции: слушающие ее хакеры борются как раз с той корпорацией, которая намерена принять ее на должность советника. Она несколько смутилась, но тут пошел в контратаку Сиприан:

– Короче говоря, чтобы бороться с капитализмом, вы полагаетесь на двоичные устройства, которые являются ярчайшим выражением капиталистической мысли.

– Компьютеры – это механические устройства, но Интернет гуманен и неподконтролен, – выпалил бородатый.

А Сиприан принялся развивать свою мысль все тем же насмешливым тоном:

– Вы ничего не способны сделать вне установленных границ тех систем, которые вы используете. Но мир может спать спокойно, поскольку вы всю жизнь проведете в этих своих запрограммированных системах.

Один из хакеров воскликнул:

– А я говорю, что мы молоды и можем изменить порядок!

Сиприан улыбнулся, явно придя в восторг от этого глупого высказывания:

– А я вот не знаю никого более единообразного, чем молодежь, – все одеты одинаково, все любят одну и ту же музыку, все верят в одни и те же идеи, все убеждены, будто все знают и борются на стороне добра против зла. Общество прекрасно поняло, как легко манипулировать молодежью, всегда готовой хватать новые марки, новые слоганы, новую технику, выброшенную на рынок.

Хакеры с удивлением слушали эту язвительную антимолодежную речь. А торговец ветроустановками уже не мог остановиться, подчеркивая свои слова выразительной жестикуляцией:

– В сущности, вы растете в чудесном мире. Он разрешает вам в открытую, безнаказанно пиратствовать. Вы считаете себя подпольщиками, которым кто-то угрожает, но. у вашего клуба есть собственное помещение. Вы считаете себя революционерами, но просиживаете в кафе, где даже кофе не пьют. Ну что ж, давайте продолжайте, изливайте свои достоинства на мир. У меня ощущение, что вы никому не мешаете.

Элиана испытывала неловкость. Она считала, что таким образом осуждать молодежь неблагородно, и сочла себя обязанной вступить в спор:

– Ну да, защищать парадоксы легче всего. Но только оттого что вы закоренелый скептик, остальные не должны терять веру. Потребуются усилия многих молодых людей, чтобы изменить мир.

«Изменить мир!» Сиприан улыбался. Он чувствовал себя бунтарем в куда большей степени, чем Элиана, считавшая, что перевес на ее стороне. Она уже думала, что перетянула ребят на свою сторону, как вдруг к ней обратился взлохмаченный паренек:

– Ладно, мы вам симпатичны. Вот только… легко критиковать Интернет и поднимать бунт на телевидении, когда работаешь на «Другом канале», филиале ВСЕКАКО.

Давненько уже Элиана не подвергалась такому жестокому испытанию. Жаркая кровь бросилась ей в лицо, ставшее во мгновение ока багрово-пурпурным. У нее было ощущение, будто этот мальчишка уличил ее, нет, не в том, что она работает во ВСЕКАКО, а в том, что скоро она должна получить от Менантро (как будто это могло быть ему известно) весьма крупные денежные подачки. И она в один миг превратилась из убежденной сторонницы левых, ведущей телепередачи в провинившуюся девочку. Можно было, конечно, опустить голову, сделать вид, будто сморкаешься, но ведь все заметили, как она покраснела. Так что ей не оставалось ничего другого, кроме как смущенно оправдываться:

– Да, конечно, тут есть некое противоречие… и я его не отрицаю. Я давно работаю на этом канале, купленном корпорацией, у которой нравственные принципы на последнем месте. Но ведь я никогда не уступила ни вот столечко своей независимости. Я борюсь внутри системы. И если они попробуют воспрепятствовать мне, я немедленно уволюсь.

После этого утверждения ей стало легче. Произнося эти слова, Элиана абсолютно искренне была уверена в том, что она способна отказаться от выгодных предложений, которые сегодня приняла. Чтобы поддержать ее, Флёр захлопала в ладоши. Через несколько секунд уже все находившиеся в кафе аплодировали ей, но едва закончилось это состязание в выражении дружественности к гостье, вновь раздался голос взлохмаченного мальчишки:

– Замечательно. Но мы сейчас сыграем в одну игру» чтобы узнать, искренни ли были ваши слова. Вы, глядя в web-камеру, крикнете: «Смерть ВСЕКАКО! Смерть мировому капитализму!» Это всего лишь игра, все останется между нами.

Идея понравилась всем, кроме Элианы. Она нахмурила брови. Она уже вышла из возраста ребяческих выходок. Но хакеры настаивали:

– Давайте… Крикните…

Чувствуя, что западня захлопнулась, журналистка боялась совершить непоправимый грех, оскорбив ВСЕКАКО в день, когда ее глава предложил ей пакет акций по очень даже льготной цене. В растерянности она обернулась к Сиприану, который улыбнулся ей, давая понять, что это ровно ничего не значит. Юнец показал ей, где находится камера. Борясь со страхом, Элиана постаралась изобразить оживление. Она повернулась к маленькому объективу, подняла кулак, приняв театрально-революционную позу, и выдавила из себя:

– Смерть ВСЕКАКО!

Но взлохмаченный не унимался. Он подсказал:

– Смерть мировому капитализму.

Еще раз сжав кулак, Элиана набрала в грудь воздуха и повторила уже громче:

– Смерть ВСЕКАКО! Смерть мировому капитализму!

Она повернула голову, чувствуя облегчение, оттого что прошла испытание. Но взлохмаченный, играя с ней, словно кошка с мышью, произнес со смехом:

– И в жопу Марка Менантро!

Еще не отошедшая от навязанной игры, Элиана под понуждающими взглядами хакеров автоматически повторила:

– И в жопу Марка Менантро!

Под аплодисменты и крики «браво!» она вновь повернулась, совершенно измученная, словно прося пощады…

А впрочем, какое это имеет значение? Журналистка уже злилась на себя за то, что так пласталась перед этими сопляками… И вдруг ее взгляд с ужасом остановился на только что вошедшем человеке, который смотрел на нее, стоя в дверях. Фарид! Тот самый гей-араб, который на Капри сидел рядом с Менантро, с изумленным видом вперился в нее.

Когда Фарид, разозленный на своего друга, уходил вечером из дому, он не стал развеивать подозрения Франсиса, будто пошел искать сексуальных приключений. Местью своей он вполне насладился в четыре утра, когда, вернувшись, обнаружил полусонного Франсиса, который не осмеливался потребовать признания, а ограничивался окольными репликами вроде: «Тебе было хорошо?» и «Если ты с кем-то трахался, я могу это понять. Но я предпочел бы, чтобы ты сам мне это сказал».

Франсис был бы изрядно удивлен, узнав, что его любовник спустился в метро и поехал на Монпарнас, где провел часть ночи в компании компьютерщиков из Хакинг-клуба. Фарид уже не первый год интересовался пиратскими методами. Став специалистом в этом деле, он мог бы предоставить ВСЕКАКО данные для судебного преследования хакеров, однако, увлекшись, предпочел подружиться с ними и постичь их технику взлома сетей. Фарид получил поддержку от директора ВСЕКАКОНЕТ. Дело дошло до самого Менантро, который заявил: ВСЕКАКО не должна предстать в общественном мнении как враг молодежи, возбуждая судебные процессы. Гораздо разумнее контролировать юных «web-гениев». Получив такое задание, Фарид через Интернет установил контакты с сотнями хакеров. Однажды он явился в Хакинг-клуб, где подружился с Флёр, занимавшейся там связями с общественностью. Он не стал скрывать и представился как сотрудник ВСЕКАКО, тайный сотоварищ интернет-пиратов. Чтобы завоевать доверие хакеров, он даже помог им проникнуть в кое-какие второстепенные сети корпорации.

В этот вечер он тоже пришел в клуб, где с удивлением увидел Элиану Брён, кричащую перед web-камерой: «В жопу Марка Менантро!» Он прочел ужас в глазах журналистки и, надо признать, был не слишком огорчен, что оказался свидетелем столь неосмотрительного высказывания этой малоприятной дамы, однако же, слушая, как она поносит Pix общего патрона, подумал, что у нее слегка съехала крыша.

Элиана же готова была увериться, что этот араб приносит ей несчастье. На Капри она, уверенная, что имеет дело с мелкой сошкой, обращалась с ним крайне пренебрежительно. А сегодня вечером Фарид появился в самый неподходящий момент… В полной растерянности она пыталась найти правдоподобное объяснение своим воинственным кличам, как вдруг ее осенило и она бросила на Фарида пронизывающий взгляд. И впрямь, что может делать информатик из ВСЕКАКО в Хакинг-клубе? Может, он тоже не слишком лоялен к своей компании? Может, в их интересах помалкивать об их встрече здесь? Угадав, что за мысль пришла Элиане, Фарид решил изобразить смущение.

Барон довольно хохотнул, обрадованный этой нежданной встречей:

– Вот, пожалуйста, два диссидента производства ВСЕКАКО! – После чего он поспешил приободрить Элиану: – А вы были очень забавны, просто великолепны!

Эти слова успокоили журналистку. Стоит ли бояться из-за каждого сказанного слова? Кибернавты вернулись к своим мониторам. В поисках пристойного выхода журналистка расцеловалась с Флёр и пообещала ей подумать над передачей о хакерах, затем поздоровалась с Фаридом и насмешливым тоном бросила:

– Кстати, я здесь по профессиональному поводу.

Египтянин пробормотал что-то невразумительное, а Элиана, взяв Сиприана под руку, вышла на улицу. По пути к дому барон уверял ее:

– Менантро вас обожает, мальчишки вами восхищены, вы добиваетесь всего, чего хотите.

Да, несомненно, она чувствовала себя сильной; стиль ее постепенно получает признание; начинается новая жизнь без денежных затруднений; ей необходимо больше верить в себя. Но происшествие в Хакинг-клубе утомило ее. У дверей дома она с секунду – чисто автоматически – ждала, что барон поцелует ее в губы, хотя сейчас ей этого уже не хотелось. Он не поддался пошлому этому позыву и, чмокнув ее в лоб, сказал:

– Завтра созвонимся и вскоре увидимся.

И, свободный, как птица, он чуть ли не вприпрыжку направился к своей машине.