Текст книги "Психотерапевт"

Глава 17

Едва я приступила к работе, как у меня кончился маркер. У Лео в кабинете точно есть несколько штук, так что приходится идти наверх. Нелегко жить с призраком Нины. На последней ступеньке я замираю. Жить с призраком Нины.

После смерти сестры я временами ощущала, будто она еще со мной; ощущала ее присутствие, особенно в тишине ночи или в тяжелую минуту. Она словно давала мне понять: я не одна. Прежде я не особенно верила во всякую мистику, но после, заинтересовавшись, начала читать про жизнь после смерти и с учетом собственных переживаний согласилась с тем, что иногда дух продолжает жить в нашем мире, в особенности если человек умирает внезапно и слишком рано. Некоторые авторы уверяли, что если смерть была насильственной, то дух жертвы остается на земле и ждет, пока убийца не будет предан суду. Это меня особенно поразило, ведь присутствие сестры я перестала ощущать с того дня, когда дело было передано в суд. И хотя меня его исход не удовлетворил, сестра, возможно, осталась довольна и потому и перестала приходить. Что, если дух Нины Максвелл все еще живет здесь, в доме, ожидая восстановления справедливости?

Кабинет наверху – территория Лео; я каждый раз поражаюсь, как тут все аккуратно. На столе – лишь деревянная линейка и пара ручек. Я выдвигаю ящики по бокам стола. Нижний ящик слева полон карандашей, ручек и маркеров. Беру желтый и вдруг тыльной стороной кисти задеваю что-то прикрепленное ко дну верхнего ящика. С любопытством сдвигаю в сторону гору карандашей и ручек и отковыриваю ногтем скотч. Под ним что-то металлическое; оно падает мне в руку. Маленький ключик. Похожими открывались металлические копилки, в которые я складывала монеты в подростковом возрасте. Я тщательно осматриваю его. Раз Лео так старательно его спрятал, значит, есть нечто, что он хочет скрыть от всех, даже от меня. Не оттого ли он так запаниковал, когда я сказала, что водила людей наверх показать перепланировку?

Я поворачиваюсь к стоящему в углу серому металлическому шкафу для документов, где Лео хранит дела клиентов, дергаю верхний ящик, но он не поддается. Остальные три тоже. Все ящики заперты. Вернувшись к столу, я проверяю рукой дно остальных ящиков на случай, если Лео спрятал ключ от шкафчика тем же способом. Ничего не обнаружив, решаю осмотреть весь кабинет.

Опустошаю стаканчик для ручек, провожу рукой по верху дверного косяка, однако ничего, кроме пыли, не нахожу. Потом опускаюсь на четвереньки и заглядываю под стол – вдруг ключ от шкафчика прилеплен где-нибудь внизу. Переворачиваю вверх ногами стул, осматриваю компьютер, клавиатуру и еще раз повторяю все сначала. Ключа нет. Я разочарованно прикрепляю маленький ключик обратно и иду работать.

* * *

Сделав перерыв на ланч, я спохватилась, что вчера перед визитом Томаса Грейнджера собиралась зайти к Лорне. До обеда далеко, так что я вряд ли оторву их с Эдвардом от еды. На мой стук никто не ответил; не хочу показаться навязчивой – может, они спят. Я уже разворачиваюсь обратно и тут вижу у калитки Уилла.

– Привет, Элис! – кричит он. – Как дела?

– Да, знаешь, зашла повидать Лорну, но похоже, дома никого нет.

– Я бы позвал тебя к Еве, но она уехала к матери. Вернется часам к пяти – если тебе нужна компания.

– Спасибо, Уилл.

Он машет мне, и тут щелкает замок: я поворачиваюсь обратно к двери. Дверь приоткрывается, цепочка накинута.

Лорна нерешительно смотрит на меня в просвет.

– Это я, – осторожно говорю я. – Не хотела вас беспокоить.

– Я не собиралась открывать, но услышала ваш голос.

Она вглядывается в меня, словно решая, пустить или нет. Ей явно не хочется, и я уже собираюсь принести извинения и сказать, что зайду в другой день, но тут она снимает цепочку – медленно, будто ожидая, что я устану ждать и уйду.

– Вы уверены? – с сомнением спрашиваю я, когда она наконец распахивает дверь.

– Да, заходите. Просто Эдварда нет. А я всегда осторожничаю, когда одна дома.

– Ну и правильно. Как он?

– Намного лучше, спасибо. – Она открывает дверь справа, и я следую за ней в уютную гостиную.

– Очень красиво, – говорю я, любуясь нежными пастельными тонами. Уловив прекрасный аромат лаванды, я замечаю веточки в хрустальной вазе на низком столике. Их гостиная, как и наша, выходит на сквер, и из окна прекрасно видно нашу подъездную дорожку.

Мы садимся.

Лорна нервно улыбается:

– Хотите чаю?

– Нет, спасибо. Хотела только узнать у вас кое-что.

– Это не насчет того мужчины, которого я пустила на вашу вечеринку? Не знаю, что на меня тогда нашло. Я обычно так осторожна.

– Нет, не о нем, – заверяю я, с грустью замечая, как она растеряна после этого случая: она уже не такая бойкая и элегантная, как при нашей первой встрече. Нитка жемчуга никуда не делась, но светло-коричневая юбка и голубая с узором блузка надеты кое-как, точно в спешке, и прическа словно бы растрепалась.

– Вам удалось выяснить, кто это был? – спрашивает она.

Я колеблюсь. Если я скажу правду – что это был частный детектив, – она перестанет расстраиваться, что впустила его. Однако тогда придется сказать и о том, что он расследует убийство Нины. Она спросит почему; придется рассказать, что Томас Грейнджер верит в невиновность Оливера. А я не хочу бередить старые раны.

– Пока нет, – отвечаю я, приняв решение. – Но насчет него я не беспокоюсь, надеюсь, что и вы тоже. Я представляю, как это, должно быть, тяжело после того, что случилось с Ниной, – прибавляю я, радуясь, что перебросила мостик к нужной мне теме.

Лорна подносит руку к ожерелью.

– Это был кошмар, – произносит она почти шепотом. – Настоящий кошмар.

– Мне ничего не было известно… Я узнала только несколько дней назад.

Лорна, кажется, удивлена:

– О, Элис, как ужасно. Но я не понимаю – как вы могли не знать?

– Лео решил мне не говорить. Собирался сказать когда-нибудь потом и надеялся, что к тому времени я уже полюблю этот дом так же, как и он, и не захочу уезжать.

– А вы хотите уехать?

– О, все так сложно. Я не уверена в своих чувствах насчет дома, но наш комплекс я люблю. Все так добры ко мне, и я знаю, что могу завести здесь друзей. Сначала я хотела уехать, но потом Лео сказал кое-что, что не выходит у меня из головы. Он сказал, что этот дом заслуживает новых, счастливых воспоминаний. – Я умолкаю, прислушиваясь к себе. – Но все это непросто. Мы с Лео сейчас почти не разговариваем, я не могу простить ему, что он не был честен со мной тогда, при переезде. В голове у меня сумятица, если честно.

– Понимаю, – отвечает Лорна, и я благодарно улыбаюсь ей. Такое облегчение излить душу кому-то, кто много пережил и, как и я, потерял близкого человека.

– У меня никого, кроме Лео, нет, – вдруг говорю я. – Мои родители и сестра погибли в автокатастрофе, когда мне было девятнадцать.

Лорна подносит руку к груди.

– Так вы потеряли сестру и родителей? Бедняжка, как вы справлялись? Потерять сразу трех близких – в голове не укладывается.

– Если бы не бабушка и дедушка, я бы, наверное, не справилась. Они были такие сильные. Они потеряли сына, единственного ребенка. – Я замолкаю, заметив, как омрачилось ее лицо. – Прошу прощения, Лорна, так неделикатно с моей стороны. Я знаю, вы тоже потеряли сына.

Лорна не отвечает; ее пальцы теребят юбку, и я ненавижу себя за то, что расстроила ее.

– Для вас это, конечно, было невероятно тяжело.

– Да, это так, – отвечает она едва слышно. – Любая потеря страшна, какой бы она ни была.

С минуту мы сидим в молчании. Не уйти ли мне? Нет, сначала надо выяснить то, ради чего я пришла.

– Я тут подумала – не могли бы вы рассказать мне о Нине? Может, если я узнаю о ней побольше, если она станет для меня более реальной, это поможет.

Я вижу, как ее взгляд мечется, словно бы в поисках выхода. Наконец она кивает, расправляет плечи, соглашается.

– Она была очень милая. И Оливер тоже. Он нам был как сын. Помогал в саду, обрезал кусты, подстригал лужайку и все в таком роде. И поэтому я до сих пор не могу понять, что произошло, почему все у них развалилось. Только что они были счастливейшей парой на свете – и вдруг однажды вечером мы слышим, как они ругаются, ужас какой-то. Оливер прямо разбушевался, так странно, раньше я ни разу не видела, чтобы он выходил из себя. Но говорят, иной раз и самые добродушные взрываются – всерьез, по-настоящему. Мы с Эдвардом не знали, вмешаться или нет – или лучше вызвать полицию. Нам было страшно за них.

– И вы вызвали?

– Нет, потому что все успокоилось. Оливер все еще злился, но, по крайней мере, больше не кричал.

– Вы слышали, о чем они спорят?

Лорна хмурится, и я сознаю, что, как и в случае с Тамсин, переступила невидимую границу.

– Простите, – поспешно извиняюсь я. – Я не хотела лезть не в свое дело.

На лице Лорны отражается внутренняя борьба; она не знает, как много можно сказать мне. И опускает плечи.

– Эдвард считает, что я не должна об этом говорить. Никто не говорит, и в каком-то смысле от этого только хуже.

– Могу понять, – осторожно отвечаю я. – Когда умерла моя сестра, все вокруг перестали говорить о ней – не хотели меня расстраивать. Но меня расстраивало как раз то, что никто о ней не упоминал, словно ее вовсе не существовало.

– И мне нельзя говорить о нашем сыне и держать в доме его фотографии.

– Это, наверное, очень тяжело.

– Да. – Ее глаза наполняются слезами, но она поспешно смаргивает их. – Что касается Нины и Оливера, – продолжает она со слабой улыбкой, потом замолкает на секунду, вспоминая, – то я зашла к Нине на следующий день после того, как они ссорились. И дождалась, пока Оливер придет с работы. Она была в ужасном состоянии, едва не плакала. И ужаснулась, что мы с Эдвардом слышали их скандал. Сказала, это ее вина, у нее был роман, и Оливер узнал.

– А она сказала с кем? – спрашиваю я и, ужаснувшись своей бесцеремонности, снова принимаюсь извиняться.

Однако Лорну мой вопрос не возмущает, и она продолжает говорить:

– Нет, но она сказала, что хочет с ним порвать. А потом, в тот же вечер, несколько часов спустя, Оливер… Я все никак не могу в это поверить.

– Может, это был не Оливер, – осторожно замечаю я. – Может, это как раз был мужчина, с которым она встречалась. Вы говорили, она сказала, что собиралась порвать с ним. Простите, но почему он не мог быть убийцей?

Лорна достает из рукава платок.

– Потому что Оливер соврал полиции. Это подтверждает его вину, – отвечает она, вытирая глаза. – Хотела бы я знать, что он собирается сказать полиции, очень хотела, потому что – понимаю, мне не следует этого говорить, – я бы соврала; вернее, не то чтобы соврала, но просто сказала бы полиции, что ничего не видела. Но когда они зашли к нам в тот вечер, я понятия не имела, что Нина убита, а они нам не сказали. Они хотели узнать, видели ли или слышали мы что-нибудь, и я честно рассказала, что видела, как Оливер вернулся вскоре после девяти и зашел в дом. Я знаю, что это было в девять с небольшим, потому что мы, как обычно, сели смотреть девятичасовые новости по Би-би-си; как говорится, старые привычки не ржавеют, к тому же десятичасовые новости – это теперь для нас уже слишком поздно. Мы услышали машину Оливера, и я встала выглянуть в окно. Обычно я этого не делаю, особенно зимой, когда шторы уже спущены, но мы просто беспокоились из-за ссоры накануне. Я подождала минутку, надеясь, что они не начнут спорить снова. Ничего не услышала и вернулась к новостям. – Она замолкает. – И примерно через полчаса, потому что новости уже заканчивались, мы услышали, как подъезжает много машин, и когда я выглянула, то увидела полицию. Мы решили, что Нина с Оливером снова поругались и кто-то из них или соседи вызвали полицию. Честно говоря, мы даже почувствовали облегчение, что нам не пришлось ничего делать, потому что если бы мы снова услышали их скандал, как накануне, то, скорее всего, сами вызвали бы полицию или, по крайней мере, сами бы пошли и попытались все уладить. – Лорна крутит в руках платок. – Потом полицейские постучались к нам и стали задавать вопросы. И только на следующее утро мы узнали, что Нину убили.

– Это, наверное, был настоящий ужас для вас, – мягко говорю я.

Однако погруженная в прошлое Лорна вряд ли меня слышит.

– Оливер сказал полиции, что не входил в дом, что он пошел посидеть в сквере. Но это неправда.

– Он мог зайти в дом и сразу выйти в сквер? – спрашиваю я.

Лорна снова качает головой:

– Тогда бы он так и сказал полиции. Если бы я знала, что он собирается упомянуть про сквер, то не говорила бы, что он вошел в дом. Но я не знала. Не знала, что он собирается соврать. И зачем бы ему идти в сквер в девять вечера, в такой холод и тьму?

– Вы рассказали полиции о своем разговоре с Ниной, когда она призналась вам, что у нее роман?

– Да, и они очень заинтересовались, потому что это означало, что у Оливера имелся мотив для убийства.

– А они рассматривали версию, что, возможно, убийца – ее любовник?

Лорна бросает на меня грустный взгляд:

– А зачем? Ведь это Оливер убил.

Я киваю.

– Не буду больше отнимать у вас время. Спасибо, что согласились поговорить.

– Как вы думаете, вы сможете остаться? – спрашивает она. – Теперь, когда знаете подробности?

– Не знаю. Мою сестру звали Ниной, и – это сложно объяснить – если я уеду, то словно бы брошу и ее тоже. Наверное, это нездорово, но я до сих пор не отпустила ее.

– Это можно понять.

– После того, как прошло почти двадцать лет?

– Думаю, время не имеет значения, когда речь идет о горе.

От ее ласкового тона у меня на глаза наворачиваются слезы, и я киваю: я благодарна ей за понимание.

– Я сообщу вам, когда приму решение, – заверяю я. – Все здесь были так добры. Ева с Уиллом ужасно милые, и Мэри с Тамсин тоже. И я все еще люблю Лео, несмотря ни на что.

– Ну, приятно было с вами поговорить; спасибо, что зашли, – отвечает она. Потом наклоняется поцеловать меня, и я слышу в ухе ее шепот.

Я ошеломленно отшатываюсь:

– Простите?

Рука Лорны снова поднимается к ожерелью на шее.

– Я просто сказала «До свидания». – Она кажется взволнованной. – Может, мне не следовало обнимать вас, но после того, что вы рассказали о родителях и сестре… – Она замолкает.

– Нет, нет, все в порядке, я просто подумала…

Лорна, отодвинувшись, открывает дверь:

– До свидания, Элис.

Глава 18

Едва я закрываю за собой дверь, как на меня наваливается беспокойство. Неужели Лорна правда прошептала мне в ухо «Никому не доверяйте» или это мне показалось?

Наверное, показалось. Зачем бы ей понадобилось шептать, если в доме больше никого нет? Она ведь сказала, что Эдварда нет. Перебираю в памяти то, что сама говорила ей перед этим. Я говорила о Еве с Уиллом и, кажется, упоминала Мэри и Тамсин, а потом Лео. Вряд ли она насчет Лео меня предупреждала – она ведь с ним даже не знакома. Тогда насчет Евы с Уиллом? Может, она слышала, как я болтала с Уиллом, пока ждала у нее под дверью? Или она имела в виду Мэри или Тамсин? Или вообще никого, мне все только показалось?

Я поднимаюсь наверх в кабинет Лео посмотреть, как Эдвард вернется через сквер, поскольку мне не верится, что Лорна соврала мне, будто дома никого нет, и тут звонят в дверь. Спускаюсь, открываю и вижу Тамсин в коричневой кожаной куртке, руки в карманах.

– О, привет, Тамсин! – Вот уж кого не ожидала. – Как дела? Зайдешь?

Она качает головой:

– Нет, спасибо. Я только хочу сказать, что не стоит расстраивать Лорну, снова вытаскивая на свет это убийство.

Я краснею.

– Я только хотела узнать побольше про Нину.

– Зачем?

– Ну, я…

– Зачем? Мы тебе недостаточно вчера за ланчем рассказали? Разве может Лорна знать больше, чем мы, ее друзья?

– Я хотела как лучше, – бормочу я. – Лорна обрадовалась возможности поговорить о Нине.

– Чушь!

Я вздрагиваю от ее враждебного тона.

– Слушай, я могу представить, что для тебя это был шок – узнать про убийство, – продолжает она. – И непонятно еще, зачем этот журналист тебе звонил. Но ты только хуже всем сделаешь, если продолжишь совать нос в дела, которые тебя не касаются. Ты же не хочешь настроить всех против себя? Особенно если собираешься тут остаться. – И, повернувшись ко мне спиной, она уходит не прощаясь.

От ее несправедливых нападок у меня пылает лицо. Я бросаюсь наверх, в кабинет Лео, и смотрю, как она идет через сквер к своему дому. Может, в ее ядовитых словах и есть доля правды. Я расстроила Лорну. Потерять Оливера, наверное, для нее было словно снова потерять сына; и в некотором смысле даже хуже, потому что это она свидетельствовала против него. Когда она сидела, стиснув руки на коленях, я ощущала, как давит на нее груз вины. Однако я не люблю, когда мне угрожают, а слова Тамсин прозвучали как угроза. Кстати, как она узнала, что я говорила с Лорной о Нине? Просто увидела, как я выхожу от Лорны, и догадалась?

Эдвард пока не появился. Я оглядываю остальные дома и вижу Тима в окне второго этажа дома номер девять; он, как и я, смотрит на сквер. Хоть я и сама делаю то же самое, мне становится неприятно от того, что я его увидела. Проходит десять минут, пятнадцать. Глаз улавливает движение слева: дверь гаража Лорны и Эдварда открывается и закрывается. Гляжу вниз и вижу Эдварда в зеленых садовых ботинках: он идет по дорожке к мусорному баку на колесиках. Я наблюдаю, как он, взявшись за ручку, медленно тянет бак обратно по дорожке в гараж. Значит, на самом деле он никуда не уходил, Лорна сказала неправду. Вернее, она сказала: «Его тут нет». И я решила, что его нет дома, хотя, возможно, имелось в виду, что он не в доме, а в саду.

Возвращается Лео и спрашивает, не хочу ли я есть. Но я все еще расстроена визитом Тамсин и обеспокоена предупреждением Лорны (если мне не показалось), и есть мне не хочется. Сидя за столом, я слежу за его перемещениями по кухне, от плиты к холодильнику и обратно, безмолвно спрашивая: «Кто ты, Лео? Как же я не догадалась, что ты будешь мне врать? И, что еще важнее, – почему у тебя в столе на дне ящика спрятан ключ? Что ты от меня прячешь?»

– Мэри пригласила нас с тобой завтра на ужин, – говорю я, прерывая молчание.

Лео поворачивается от плиты:

– Ты точно хочешь пойти со мной?

По тону кажется, что он ждет отрицательного ответа.

– Было бы странно, если бы ты не пошел.

– Если ты предпочитаешь пойти одна, я могу сказать, что приболел.

На секунду я задумываюсь, не сказать ли Мэри, что мы не можем прийти. Рядом с Лео я буду несколько скованна и не хочу, чтобы эта неловкость между нами испортила вечер. К тому же Тамсин тоже придет. Однако мне хочется сблизиться с остальными приглашенными и не хочется делать шаг навстречу Лео. Все прекрасно понимают, что между нами сейчас не все гладко, поскольку он не рассказал мне об убийстве.

Я беру телефон.

– Позвоню Мэри и скажу, чтобы ждала нас обоих.

– Отлично, – отвечает Мэри, когда я сообщаю ей, что завтра вечером мы свободны.

– Принести что-нибудь? – спрашиваю я.

– Ничего не нужно. В семь вечера подойдет?

– Да, хорошо.

Нажимаю на отбой и сообщаю Лео:

– В семь часов.

– Отлично, – отвечает он с наигранным энтузиазмом.

За едой он даже не пытается поболтать со мной, только читает новости в телефоне с бокалом красного в руке. Я даже не знаю, обижаться мне или чувствовать облегчение.

– Я сегодня виделась с Лорной, – говорю я.

– Как она?

– Все еще переживает, что пустила к нам в комплекс чужака. Я сказала ей, что только что узнала о Нине, – продолжаю я, не в силах удержаться от желания его подколоть.

Лео делает глоток вина.

– Правильно.

– Мы говорили о Нине, и она сказала, что у Нины был роман. И теперь я думаю, что, может, ее убил не муж, а любовник.

Бокал выскальзывает из его пальцев, ударяется о стол. Вино разливается по деревянной поверхности, словно кровь из раны. Секунду мы оба зачарованно смотрим на расплывающееся пятно. Потом Лео вскакивает, хватает кухонное полотенце, чтобы промокнуть его, а я убираю бокал.

– Прошу прощения, – говорит он. – Рука дрогнула.

Нахмурившись, разглядываю следы вина на столе, потом снова беру бокал и ставлю обратно.

– Ничего страшного.

– Не думаю, что это хорошая идея – сплетничать насчет убийства, – произносит он, опускаясь на колени, чтобы вытереть вино, пролившееся на пол.

Я гляжу на его затылок и впервые замечаю, что на макушке у него волосы начали редеть. Островки кожи розовеют, когда Лео принимается тереть доски пола.

– Лорна не сплетничала. Я попросила ее рассказать о Нине, – отвечаю я.

Лео, скомкав полотенце, идет к раковине и кладет его сбоку. Потом открывает кран и споласкивает руки.

– А зачем?

– Потому что мне хотелось узнать о женщине, в чьем доме я живу.

– Только потому, что ее убили, – произносит он. – Иначе она бы тебя не заинтересовала.

Я смотрю на его спину.

– А кстати, Лео, что ты почувствовал, когда Бен сказал тебе, что в доме, который ты хочешь купить, убита женщина? Тебе не стало любопытно? Ты не задал ни одного вопроса, не поинтересовался, кто она?

Лео тянется за свежим полотенцем и поворачивается ко мне.

– Нет, вроде нет, – отвечает он, неспешно вытирая руки. – Если я правильно помню, это Бен сказал, как ее зовут.

– И ты не погуглил, чтобы узнать, что случилось? Тебе было совершенно все равно?

– Мне было не все равно. Я вспомнил ее имя, вспомнил этот случай. Я знал, что произошло. Думаю, любой бы вспомнил, потому что об этом много говорили в СМИ.

– Но о ее любовной связи нигде не упоминается.

Лео, положив полотенце, возвращается к столу.

– Может, и не было этой связи. Может, это все слухи.

– Нет, – отвечаю я. – Она призналась Лорне. – Я собираюсь налить ему еще, но он качает головой.

– Тогда это может быть мотив. Вот почему муж ее убил. Узнал об измене и в припадке ревности совершил преступление.

– Может быть. Если только это не сделал тот, другой.

Лео хмурится. Он явно на взводе; впрочем, сплетен он никогда не любил.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что, со слов Лорны, Нина собиралась сказать любовнику, что все кончено. И потому что все говорят, будто Оливер был добрейшим человеком, каких еще поискать.

– Так-таки все?

– Все, кто здесь живет! Его друзья и соседи.

Лео берет бокал, в котором почти ничего не осталось, и опрокидывает в рот.

– Я думаю, будь хоть малейшие подозрения на этот счет, полиция бы разобралась. – Лео встает из-за стола. – Мне надо поработать. Увидимся.

Я слышу его шаги на лестнице и в кабинете. И через минуту – скрежет металла о металл. Я знаю, что это за звук: выдвигается ящик шкафчика с документами. Значит, ключ от него где-то там, наверху. Или… Я выхожу в холл. Сумки у входной двери уже нет, нет и пиджака на столбике лестницы, куда Лео обычно его цепляет. Возможно, он носит ключ с собой. Но почему? Неужели дела его клиентов настолько конфиденциальны?