Текст книги "Воины бури"

– Господин, я так ему и сказал, – вступил в разговор Редвальд.

Редвальд – пожилой мерсиец, человек осторожный, и его я отрядил в Брунанбург советником к Этельстану. Принц командовал гарнизоном, но он был юн, поэтому я приставил к нему с полдюжины из тех, кто постарше и поопытнее, дабы они удержали парня от ошибок молодости.

– Они хотели, чтобы мы вышли? – озадаченно спросил Этельстан.

– А где им сподручнее дать тебе бой? – осведомился я. – Под этими стенами? Или в открытом поле, «стена щитов» против «стены щитов»?

– Я так ему и сказал! – воскликнул Редвальд, но я не обратил на него внимания.

– Выбирай свои битвы! – рявкнул я Этельстану. – Вот это место промеж ушей отведено для того, чтобы ты думал! Если будешь бросаться в бой сразу, как только заметишь врага, заслужишь раннюю могилу.

– Так… – заикнулся Редвальд.

– Так ты ему и сказал, знаю! А теперь заткнись!

Я смотрел вверх по течению опустевшей реки. Рагналл привел в Британию армию, но как намерен ею распорядиться? Ему нужна земля, чтобы кормить своих людей, нужна крепость, чтобы защищать их. Брунанбург он миновал, но не входит ли в его планы развернуться и напасть на Сестер? Римские стены делают этот город прекрасной опорной базой, но и одновременно ужасным препятствием. Так куда же идет морской конунг?

– Но ведь ты именно так и поступил! – прервал Этельстан цепь моих размышлений.

– Как?

– Напал на врага! – Вид у него был возмущенный. – Только что! С ходу налетел с холма, а ведь противник превосходил тебя.

– Мне требовались языки, жалкий ты недомерок!

Я хотел выяснить, как Рагналл поднялся по реке в темноте. Столь многочисленный флот смог миновать отмели Мэрса, не потеряв застрявшим ни единого корабля, либо благодаря какой-то невероятной удаче, либо Иварсон даже еще более умелый судоводитель, чем предполагает его репутация. То было впечатляющее достижение мореходного мастерства, но одновременно совершенно излишнее. Флот его был огромен, а у нас имелась всего дюжина лодок. Он смёл бы нас, не пошевелив даже веслом, и все же предпочел напасть ночью. К чему такой риск?

– Не хотел, чтобы мы перегородили фарватер, – высказал догадку сын.

Вполне вероятно. Получив предупреждение хотя бы за пару часов, мы могли бы затопить наши корабли в главном течении. Рано или поздно Рагналл придет, но будет ждать прилива, да и провести его тяжелые драккары будет нелегко. А мы тем временем отправили бы гонцов вверх по реке, чтобы там тоже перегораживали Мэрс и подтягивали воинов для горячей встречи. Так же он проскользнул мимо нас, нанес урон и уже проникает вглубь страны.

– Это были фризы, – уныло промолвил Этельстан.

– Фризы?

– Вчера вечером появились три купеческих судна. Причалили на реке. Они везли шкуры из Дифлина.

– Вы досмотрели их?

Принц замотал головой:

– Они заявили, что у них на борту была зараза.

– Поэтому на борт вы не поднимались?

– Там же зараза!

В обязанности гарнизона Брунанбурга входила проверка всех входящих в реку кораблей, по большей части с целью обложить пошлиной доставляемые в трюме товары, но никто не станет досматривать судно с больными на борту.

– Они сообщили, что везут шкуры, – пояснил Этельстан. – И уплатили деньги.

– И вы оставили их в покое?

Принц горестно кивнул. Пленники поведали остальное. Три купеческих корабля бросили якоря там, где фарватер Мэрса был самым узким, где больше всего для флота есть риск сесть на мель. «Купцы» зажгли фонари, чем и помогли драккарам Рагналла благополучно миновать опасное место. Прилив довершил дело. Позволь судну дрейфовать – и оно, как правило, будет придерживаться самого быстрого течения в самом глубоком канале. Поэтому, пройдя мимо трех «купцов», морскому конунгу оставалось только дать приливу доставить его к нашей пристани. Здесь он спалил и пристань, и корабли, поэтому теперь мог пользоваться рекой без всякой опаски. И получать подкрепления из своего морского королевства. Рагналл пробил нашу защиту на Мэрсе и сейчас оказался с армией внутри Британии.

Судьбу пленников я предоставил решать Этельстану. Их насчитывалось четырнадцать, и принц предпочел казнить их.

– Дождитесь отлива, – велел он Редвальду. – И привяжите их к столбам. – Этельстан кивнул на обугленные сваи, вкривь и вкось торчащие из бурлящей реки. – Пусть потонут с приливом.

Я уже послал Бедвульфа на восток, но новостей ранее конца дня не ожидал. Ситрику же приказал отрядить дозор на юг.

– Пусть гонят во весь опор, – распорядился я. – И сообщат леди Этельфлэд о случившемся. Передай, что мне нужны воины. Много воинов – все до единого!

– Под Сестером? – уточнил Ситрик.

Я в раздумье покачал головой:

– Скажи, пусть посылает их к Ликкелфилду. И что я иду туда.

Я повернулся и указал на Этельстана:

– Ты отправляешься со мной, ваше высочество. И захвати с собой большую часть гарнизона Брунанбурга. А ты, – я обратился к Редвальду, – останешься здесь. Обороняй бург. Можешь оставить пятьдесят человек.

– Пятьдесят? Но этого мало…

– Сорок! – отрезал я. – И если потеряешь его, я вырежу тебе почки и съем.

Так или иначе мы были на войне…

Финан сидел у воды на выброшенном рекой большом бревне. Я присел рядом.

– Расскажи мне. – Я кивнул в сторону трупа, все еще пришпиленного копьем.

– Что ты хочешь узнать?

– То, что ты захочешь поведать.

Мы молчали. Над нами пронеслись гуси, хлопанье крыльев нарушило утреннее затишье. Налетел и прошел короткий дождь. Один из убитых испустил газы.

– Мы идем в Ликкелфилд, – сообщил я.

Финан кивнул.

– Почему Ликкелфилд? – спросил он немного погодя.

Вопрос был задан приличия ради – ему не было дела ни до Рагналла, ни до норманнов и ни до кого-либо еще, не считая пронзенного копьем трупа на берегу реки.

– Потому, что я не знаю, куда идет Рагналл. Но из Ликкелфилда мы без труда можем выступить и на юг, и на север.

– Юг и север, – покорно повторил ирландец.

– Ублюдку нужны земли. И он попробует захватить их либо в Северной Мерсии, либо в Южной Нортумбрии. Нам нужно быстро остановить его.

– Он пойдет на север, – заявил Финан, хотя до сих пор говорил не думая. Потом пожал плечами. – С какой стати ему выбирать войну с Мерсией?

Я подозревал, что мой друг прав. Мерсия стала могущественной, ее границы ощетинились бургами, укрепленными городами, зато на север простирались беспокойные земли Нортумбрии. То были владения данов, но их правители постоянно грызлись между собой. Сильный человек вроде Рагналла способен объединить их. Я без конца повторял Этельфлэд, что нам следует идти на север и отобрать земли у расколотых на группы данов, но она отказывалась вторгаться в Нортумбрию, пока ее брат Эдуард не приведет на помощь полки западных саксов.

– Отправится ли Рагналл на север или на юг, самое время дать ему отпор, – решил я. – Он только что прибыл сюда. Незнаком с местностью. Хэстен, разумеется, все тут знает, но вот вопрос – насколько доверяет Рагналл этому куску куньего дерьма? Нам известно со слов пленных, что собранная морским конунгом армия никогда еще не сражалась в одном строю, поэтому нам нужно ударить сейчас, прежде чем норманны подыщут убежище и почувствуют себя в безопасности. Мы сделаем то, что сделали ирландцы, – дадим Рагналлу понять, что ему тут не рады.

Снова тишина. Я следил за гусями, ища в их числе предзнаменование, но птиц было слишком много, чтобы сосчитать. Гусь – символ Этельфлэд, и разве гуси не добрый знак? Я прикоснулся к молоту на шее. Финан заметил жест и нахмурился. Потом сжал висящее на груди распятие и, переменившись вдруг в лице, дернул с такой силой, что кожаный ремешок оборвался. Некоторое время смотрел на серебряную безделушку, потом зашвырнул ее в воду.

– Я попаду в ад, – сообщил он.

На миг я потерял дар речи.

– Ну хотя бы мы по-прежнему будем вместе, – выдавил наконец я.

– Угу, – без улыбки отозвался друг. – Тот, кто убивает кровного родича, – проклят.

– Это тебе христианские попы сказали?

– Нет.

– Тогда откуда ты знаешь?

– Просто знаю. Вот почему мой брат не убил меня, а продал тому ублюдку-работорговцу.

Так мы с Финаном познакомились: прикованные рабскими цепями к скамье и ворочающие длинными веслами. У нас на коже до сих пор сохранилось клеймо, хотя наш хозяин давно умер – его зарубил Финан в приступе ярости.

– С чего брату вздумалось избавиться от тебя? – поинтересовался я, понимая, что ступаю на зыбкую почву.

За все долгие годы нашей дружбы мне так и не удалось узнать, почему Финан стал изгнанником в родной Ирландии.

– Женщина. – Он скривился.

– Удиви меня, – хмыкнул я.

– Я был женат, – продолжал Финан. – Славная была женщина, из правящего королевского рода Уи Нейлл, а я был принцем своего народа. Мой брат тоже. Принц Коналл.

– Коналл… – повторил я после длившегося несколько ударов сердца молчания.

– В Ирландии маленькие королевства, – с грустью добавил он, глядя куда-то над рекой. – Маленькие королевства и большие короли, и мы воевали. Господи, как любим мы воевать! Королевство Уи Нейлл – одно из крупнейших, по крайней мере, на севере. Мы были вассалами Уи Нейллов. Платили им дань. Дрались за них, когда они требовали, пили за их здоровье, женились на их славных женщинах.

– И ты сочетался браком с женщиной из рода Уи Нейлл? – задал я наводящий вопрос.

– Коналл был младше меня, – не поддался Финан. – Следующим королем должен был стать я, но Коналл встретил девицу из рода О’Домнейл. Бог мой, как она была прекрасна! По рождению никто – не дочь вождя, простая молочница. И диво как хороша, – печально проговорил он, и в глазах у него блеснула влага. – Волосы темные как ночь, очи как звезды, а стан изящный, будто у летящего ангела.

– И звали ее… – подтолкнул я.

Финан коротко тряхнул головой, отметая вопрос.

– И помоги нам Бог, но мы влюбились друг в друга. И убежали. Сели на коней и поскакали на юг. Только жена Коналла и я. Мы полагали, что уедем, скроемся и никто нас не найдет.

– А Коналл погнался за вами? – предположил я.

– Уи Нейлл погнался за нами. Господи, вот это была охота! Каждый христианин в Ирландии знал про нас, знал про золото, обещанное за нашу поимку. И да, Коналл охотился за нами.

Я молчал. Ждал.

– В Ирландии ничего не скроешь, – продолжил Финан. – Там негде спрятаться. Мелкие люди замечают тебя. Все тебя видят. Найди остров посреди озера, и про это узнают. Заберись на вершину горы – отыщут, забейся в пещеру – выследят. Нам бы сесть на корабль, да мы были молоды. Не знали.

– Вас нашли.

– Нашли. И Коналл пообещал, что устроит мне жизнь, которая будет хуже смерти.

– Продав тебя Сверри?

Сверри был тот самый работорговец, что нас заклеймил. Финан кивнул.

– С меня сорвали все золото, высекли, заставили ползать по дерьму Уи Нейллов, а потом продали Сверри. Я король, который никогда не правил.

– А девушка?

– И Коналл взял себе мою жену из Уи Нейллов. Священники разрешили ему, даже подталкивали, и он воспитал моих сыновей как своих собственных. Они меня прокляли. Мои родные сыновья меня прокляли. Этот вот, – он кивнул на труп, – проклял меня только что. Я предатель, я проклят.

– И это твой сын? – мягко уточнил я.

– Он не сказал. Может быть. А может, парень Коналла. В любом случае моя кровь.

Я подошел к убитому, поставил правую ногу ему на живот и выдернул копье. Поддалось оно нелегко, и труп издал неприличный чмокающий звук, когда широкое острие вышло. На груди покойника лежал окровавленный крест.

– Священники похоронят его, – сообщил я. – Прочтут молитвы. – Я зашвырнул копье на отмель и вернулся к Финану. – Что сталось с девушкой?

Он пустыми глазами смотрел за реку, затянутую густым дымом от наших кораблей.

– Они дали воинам Уи Нейллов натешиться с ней вволю, – промолвил мой друг. – Меня заставляли смотреть. А потом они сжалились: убили ее.

– И твой брат послал людей в помощь Рагналлу?

– Уи Нейллы послали людей в помощь Рагналлу. И да, мой брат возглавляет их.

– А зачем они это сделали? – спросил я.

– Потому что Уи Нейллы станут королями севера. Ирландии и Шотландии – всего. Рагналл заберет земли саксов. Таково соглашение. Он помогает им, они помогают ему.

– И начнет Рагналл с Нортумбрии?

– Или с Мерсии, – пожав плечами, ответил Финан. – Но на чем-то одном они не остановятся, потому что им нужно все.

То был седой сон. Сон, преследовавший меня всю жизнь. Сон о северянах, завоевывающих Британию. Они нападали часто и были близки к успеху, но мы, саксы, выжили и давали сдачи, пока не вернули себе половину острова. А мы просто обязаны были проиграть! Северяне свирепы, они налетали с яростью и злобой, от их армий земля становилась черной. Но имелась у них роковая слабость. Они грызлись между собой, словно собаки, но как только одна из собак обретала силу и ей удавалось рыком и клыками заставить остальных повиноваться, эти вторжения становились опасными. А при первом же поражении эти армии рассыпались. Викинги шли за вожаком, пока ему сопутствовал успех, но стоило человеку выказать слабость, как соратники толпами бежали от него в поисках иного вождя.

И вот теперь армию возглавил Рагналл. Армию из норманнов, данов и ирландцев, а это означает, что Рагналл объединил наших врагов. Это делает его опасным.

Если, конечно, ему действительно удалось привести всех прочих псов к повиновению.

От пленников я вызнал еще одну вещь. Сигтригр, муж моей дочери, отказался плыть с братом. И до сих пор в Ирландии. Бедвульф может решить иначе, потому что заметит знамя с красной секирой и подумает, что оно принадлежит Сигтригру. Пленники поведали, что символ сообща используется братьями – флаг их покойного отца, кровавая секира Ивара. Топор Сигтригра пока отдыхает, зато оружие Рагналла прорубило зияющую дыру в нашей обороне. Я коснулся молота на груди и помолился, чтобы мой зять остался в Ирландии.

– Нам пора, – сказал я Финану.

Следует быстро разбить Рагналла.

Нам нужно мчаться на восток.

Глава вторая

Священники пожаловали на следующее утро. Было их четверо, и во главе стояли близнецы из Мерсии Сеолнот и Сеолберт, ненавидевшие меня. Я знал братьев с детства и платил им взаимностью, зато теперь хотя бы мог их различать. Многие годы я не был уверен, с кем из близнецов говорю, потому что они были похожи, как два яйца, но один из наших споров закончился ударом в зубы святоше, и с тех пор я знал, что тот, кто шепелявит и брызгает слюной, – это Сеолберт.

– Господин, ты вернешься к Пасхе? – спросил он у меня.

Держался Сеолберт очень вежливо, – сохранив пару зубов, пройдоха не спешил расставаться с ними.

– Нет, – отрезал я и на шаг продвинул коня. – Годвин! Разложи рыбу по мешкам!

– Да, господин! – отозвался тот.

Годвин – мой слуга. Он и еще трое парней выкатывали из одного из сестерских амбаров бочонки. В бочонках хранилась вяленая рыба, и ребята вязали из веревок петли, чтобы нагрузить на каждую вьючную лошадь по два бочонка.

– Господин, у нас есть мешки? – наморщив лоб, спросил Годвин.

– У меня в кладовой двадцать два мешка с шерстью, – ответил я. – Передай управляющему, пусть опустошит их!

Я снова посмотрел на отца Сеолберта.

– Всю шерсть из мешков не вытряхнешь, – сказал я ему. – Часть прилипнет к рыбе и останется на зубах. – Мои губы расплылись в улыбке. – Если зубы есть.

– Сколько людей будет оборонять Сестер? – сурово осведомился его брат.

– Восемьдесят, – ответил я.

– Восемьдесят?!

– И половина из них больные, – добавил я. – Так что получится сорок годных, остальные калеки.

– Этого мало! – возмутился Сеолнот.

– Ясное дело, – буркнул я. – Но мне нужно войско, чтобы покончить с Рагналлом. Сестеру придется позаботиться о себе.

– Но если нагрянут язычники… – нервно предположил отец Виссиан.

– Язычники не знают о численности гарнизона, зато знают о силе стен. Согласен, оставлять так мало людей – рискованно, но выбора нет, я иду на этот риск. И у вас будут люди из фирда. Годвин, возьми мешки и под хлеб!

Я забрал чуть более трехсот воинов, оставив количество, едва достаточное, чтобы оборонять стены Сестера и Брунанбурга. Легко сказать, что я повел три сотни воинов. Как будто все, что нужно, – это сесть на коней, выехать из Сестера и поскакать на восток. Нет, необходимо было организовать армию. Нам требовалось везти с собой запас провизии. Ехать предстояло по местности, где продовольствие можно купить, только его на всех не хватит. Норманны станут отбирать желаемое силой, но нам-то придется платить, ведь это наша собственная страна, поэтому при мне имелась вьючная лошадь с грузом серебряных монет под охраной двух дружинников. Общее наше число значительно превышало три сотни, потому как многие воины брали с собой слуг, иные – женщин, с которыми не могли расстаться, были еще мальчишки, чтобы вести запасных коней и следить за обозными лошадьми с доспехами, оружием, мешками с солониной, копченой рыбой, сухарями и твердым сыром.

– Тебе ведь известно, что происходит на Пасху! – сурово воскликнул Сеолнот.

– Еще бы не знать, – отозвался я. – Мы детей делаем.

– Это в высшей степени возмутительно… – начал было Сеолберт, но прикусил язык под гневным взором брата.

– Мой любимый праздник, – весело продолжал я. – Пасха – день, когда делают детей!

– Это самый торжественный и радостный праздник всего христианского года, – наставительно произнес Сеолнот. – Торжественный, потому что мы вспоминаем о мучительной смерти нашего Спасителя, а радостный по причине Его воскресения.

– Аминь, – воскликнул отец Виссиан.

Виссиан был еще один мерсиец, молодой человек с копной преждевременно поседевших волос. Мне Виссиан даже нравился, только он шел на поводу у близнецов. Рядом с ним стоял отец Кутберт, слепой и улыбчивый. Он и прежде слышал этот спор и наслаждался им. Я хмуро посмотрел на попов.

– Почему Пасху у нас называют Истер? – спросил я.

– Потому что наш Господь умер и воскрес на Востоке[1]1
  East – восток, Easter – Пасха (англ.).


[Закрыть], разумеется, – ответил Сеолнот.

– Навоз лошадиный, – отозвался я. – Ее называют Истер в честь праздника Эостры, и вам это известно.

– Это не… – начал возмущенно Сеолберт.

– Эостры! – перебил его я. – Богини весны! Богини зачатия детей! Вы, христиане, украли у нее и имя, и праздник!

– Не слушайте его! – завизжал Сеолнот, но он знал, что я прав.

Эостра – богиня весны, и богиня веселая при этом, из чего следует, что много детишек рождается в январе. Христиане, естественно, стараются прекратить это веселье, заявляя, что название Истер связано исключительно с Востоком, но, как обычно, христиане городят чушь. Истер – это праздник Эостры, и вопреки проповедям о торжественном и священном смысле Пасхи народ по большей части не забыл еще о долге перед Эострой, поэтому каждую зиму детишки исправно появляются на свет. Все три года, которые я прожил в Сестере, я неизменно настаивал на празднике в честь Эостры. Там выступали огнеходцы и жонглеры, музыканты и акробаты, проводились борцовские поединки и скачки. Ставились прилавки, где продавался любой товар от посуды до драгоценных украшений. А еще были танцы. Попам не нравятся танцы, но люди все равно пляшут, а если есть пляски, то и дети родятся в срок.

В этом году все шло иначе. Христиане решили создать должность епископа Сестерского и датой вступления его в сан назначили Пасху. Звали нового епископа Леофстаном. Я никогда не встречался с ним и знал лишь то, что он едет из Уэссекса и заслужил громкую славу своей набожностью. Леофстан – ученый, как мне сообщили. Кроме того, женат, но, будучи провозглашен прелатом, храбро поклялся поститься три дня в неделю и соблюдать целибат. Слепой отец Кутберт, любитель всего забавного, рассказал об обете епископа, зная, что это меня потешит.

– Какую он дал клятву? – переспросил я.

– Не ублажать свою жену.

– Она, видно, старая или уродина?

– Говорят, что женщина не дурна собой, – покачал головой отец Кутберт. – Однако наш будущий епископ заявил, что Господь отдал за нас жизнь, поэтому самое малое, чем мы можем пожертвовать ради Него, – это плотскими удовольствиями.

– Да он дурак!

– Мне не следовало бы соглашаться с тобой, – пробормотал Кутберт. – Но да, господин, Леофстан – дурак.

Рукоположение дурака и привело Сеолнота и Сеолберта в Сестер. Они планировали церемонии и приглашали аббатов, епископов и священников со всей Мерсии, из Уэссекса и даже из Франкии.

– Мы обязаны обеспечить им безопасность, – настаивал теперь Сеолнот. – Мы обещали, что город будет защищен от любой атаки. Восьмидесяти воинов для этого мало! – желчно подытожил он.

Я сделал вид, что озабочен:

– Хочешь сказать, что, если придут даны, ваших церковников могут перебить?

– Разумеется! – Тут поп заметил мою улыбку и от этого взбесился еще сильнее. – Нам нужно пятьсот человек! Король Эдуард может приехать! Леди Этельфлэд обязательно пожалует сюда!

– Не пожалует. Она будет со мной сражаться против Рагналла. Если придут норманны, вам лучше просто молиться. Ваш Бог вроде как творит чудеса, так ведь?

Я знал, что Этельфлэд поспешит на север, как только мои гонцы прискачут в Глевекестр. Эти же самые гонцы закажут постройку новых кораблей у мастеров на Сэферне. Я предпочел бы приобрести их в Лундене, где на верфях работают опытные фризские корабелы, но пока придется купить три судна у сэфернских умельцев.

– Объясните, что мне требуются маленькие корабли, – наставлял я посланцев. – Не более тридцати весел с каждого борта!

На Сэферне строят большие суда, широкие и с глубокой осадкой, способные преодолевать суровое море по пути в Ирландию, но на мелкой реке от таких толку мало. Спешить некуда – команды для этих кораблей поскачут со мной на восток, а Редвальду я велел за время нашего отсутствия начать восстанавливать пристань. Он работает на совесть, только медленно.

Сына я отрядил вперед с полусотней воинов, все верхом на легких быстрых конях. Они выехали на день раньше нас, их задачей было преследовать врага, нападать на отряды фуражиров и подстерегать разведчиков. Бедвульф уже шел за войском Рагналла, но ему полагалось просто известить меня о месте высадки армии северян, а это событие должно было произойти вскоре, потому что в нескольких милях вверх по течению река становилась несудоходной. Сойдя на берег, войско Рагналла вынуждено будет рассредоточиться, чтобы обзавестись лошадьми, провизией и рабами, а моему сыну предстояло задержать его – беспокоить, и при этом, если хватит ума, избегать прямого боя с неприятелем.

– Что, если Рагналл пойдет на север? – спросил Финан.

– Я велел Утреду не покидать саксонских земель, – был мой ответ.

Я понимал, к чему клонит мой друг. Если морской конунг поведет своих на север, то войдет в Нортумбрию – страну, подвластную данам, и тогда Утред и его дружина окажутся в кольце превосходящих числом противников.

– Думаешь, он подчинится? – поинтересовался ирландец.

– Парень не дурак.

Финан криво улыбнулся:

– Весь в тебя.

– В смысле?

– В смысле, что он такой же, как ты, и, скорее всего, пройдет за Рагналлом полпути до Шотландии, прежде чем образумится. – Финан наклонился, подтягивая подпругу. – К тому же кто способен сказать, где заканчивается Мерсия и начинается Нортумбрия?

– Утред будет начеку.

– Хорошо бы. – Ирландец вдел ногу в стремя, запрыгнул в седло, устроился поудобнее, взял поводья. Потом оглянулся на четверку священников. Те, сдвинув головы и размахивая руками, совещались между собой. – Чего им надо?

– Чтобы я оставил войско для защиты их проклятых епископов.

Финан хмыкнул, потом повернулся и посмотрел на север.

– Жизнь – это горшок с дерьмом, верно? – с горечью промолвил он.

Я ничего не ответил, просто глядел, как мой друг освобождает в ножнах свой меч, Похититель Душ. Убитого сына или племянника он похоронил на берегу реки. Сам выкопал могилу и отметил ее камнем.

– Семья, – мрачно буркнул ирландец. – А теперь пойдем убивать других выродков.

Я залез в седло. Солнце уже встало, но находилось пока невысоко на востоке, прячась за серыми облаками. Со стороны Ирландского моря дул пронизывающий ветер. Воины садились по коням, последние копья приторачивали к вьючным лошадям, и тут у северных ворот запел рог. Его использовали только в том случае, если часовые замечали что-то стоящее моего внимания, поэтому я тронул скакуна и поехал по главной улице. Мои дружинники, решив, что мы выступаем, потянулись следом. Пока я рысил мимо главного дома Сестера, рог запел снова, а потом еще и в третий раз, когда я соскользнул с седла и пошел вверх по ступеням на площадку над аркой ворот.

Приближалась дюжина всадников. Они ехали через римское кладбище, гоня скакунов во весь опор. Я узнал серую лошадь сына, потом заметил рядом с ним Бедвульфа. Парни осадили коней прямо перед рвом, и Утред вскинул голову.

– Норманны на Эдс-Байриге! – крикнул он.

– Ублюдков около тысячи, – добавил Бедвульф.

Я непроизвольно посмотрел на восток, хотя и знал, что Эдс-Байриг с надвратного укрепления не разглядеть. Но он находился близко – от нас до него на восток было не дальше, чем до Брунанбурга на запад.

– Они там укрепляются! – доложил Утред.

– Что такое? – На площадку поднялся Финан.

– Рагналл не идет на север, – ответил я. – И на юг не идет.

– Тогда куда?!

– Сюда, – объявил я, продолжая смотреть на восток. – Он идет сюда.

На Сестер.

Эдс-Байриг входил в гряду невысоких холмов, протянувшихся с севера на юг. Сам он представлял собой самую возвышенную точку гребня – поросший травой горб, похожий на остров среди моря дубов, шумевшего у его подножия. Склоны по большей части пологие, и подъем на него был бы легкой прогулкой, кабы древний народ, обитавший в Британии задолго до того, как мои предки пересекли море, и даже до прихода римлян, не обнес холм кольцом из стен и рвов. Стены были не из камня, вроде сложенных римлянами вокруг Лундена и Сестера, и не бревенчатые частоколы, какие строим мы, но из земли. Древние окопали продолговатый гребень глубоким рвом, а землю насыпали с внутренней стороны рва, устроив крутой подъем. Потом вырыли еще один ров, ближе к вершине, и возвели дополнительный вал. И хотя под воздействием долгих лет и затяжных дождей двойные стены осели и наполовину затянули двойные рвы, оборонительные сооружения оставались мощными. Название холма означало «крепость Эда», – без сомнения, некий сакс по имени Эд обитал некогда там и использовал стены для защиты своих стад и дома, но твердыня была гораздо старше времени, на которое указывало имя. Подобные поросшие травой форты встречались на многих высоких холмах по всей Британии – доказательство того, что люди сражались за эти земли все время, какое обитали здесь. Интересно, неужели и тысячу лет спустя народ все еще будет строить стены и выставлять на ночь часовых в ожидании нападения врага на рассвете?

Подступиться к крепости Эда было непросто. Ее окружали густые леса, а в чаще так легко устроить засаду. Дружинникам моего сына удалось близко подобраться к гребню, прежде чем воины Рагналла отогнали их. Наши отошли к равнинному пастбищу на западной оконечности леса, где я и обнаружил их, ведущих наблюдение под прикрытием густой листвы.

– Они углубляют рвы, – доложил один из парней Бедвульфа вместо приветствия. – Господин, отсюда видно, как ублюдки шуруют лопатами.

– И деревья рубят, – добавил сам Бедвульф.

Стук топоров я слышал. Доносился он издалека, приглушенный пышными весенними кронами.

– Он строит бург, – проворчал я. Войска Рагналла углубляют старые рвы и подсыпают валы, по верху которых соорудят бревенчатый частокол. Я повернулся к Бедвульфу. – Где пристали корабли?

– Господин, там, где верши. – Дружинник кивнул на север, давая понять, в какой это стороне, потом оглянулся, услышав далекий треск, извещающий о падении подрубленного дерева. – Перед ними они сели на мель. Норманнам пришлось немало повозиться, чтобы вытащить корабли из ила.

– Корабли все еще там?

Разведчик пожал плечами:

– Утром были.

– Их будут охранять, – предупредил меня Финан. Ему показалось, я замышляю напасть на корабли Рагналла и сжечь их, но это было бы глупо.

– Я бы предпочел, чтобы он убрался назад в Ирландию, поэтому корабли его не трону. Мне вовсе не хочется, чтобы ублюдок застрял тут. – Я поморщился. – Все идет к тому, что попы добьются своего.

– Чего именно?

– Если Рагналл останется тут, то останемся и мы.

Я собирался уйти с тремя сотнями своих воинов на восток к Ликкелфилду и соединиться с посланными из Глевекестра силами Этельфлэд, но, если норманн засядет на Эдс-Байриге, мне придется остаться для защиты Сестера. Я вернул всех обозных лошадей в город и отправил дополнительных гонцов на юг с приказом прервать марш на Ликкелфилд и вместо этого стягиваться к Сестеру. А потом приготовился ждать.

Ждал я Этельфлэд и ее мерсийскую армию. В моем распоряжении имелось три сотни воинов, а у Рагналла тысяча с лишним, и каждый день к нему прибывали новые. Это нервировало. И бесило. Гарнизону Брунанбурга оставалось только наблюдать, как украшенные звериными головами суда поднимаются по Мэрсу. В первый день кораблей прошло два, во второй – три. И с каждым днем их становилось все больше – драккаров, битком набитых людьми с самых отдаленных островов Рагналла. Другие шли по суше, из датских гнезд в Нортумбрии. Они стремились к Эдс-Байригу в расчете на саксонское серебро, саксонские земли и саксонских рабов. Армия Рагналла разрасталась, а я ничего не мог поделать.

Морской конунг превосходил меня числом по меньшей мере втрое, и, чтобы напасть на него, требовалось провести людей через лес, окружающий Эдс-Байриг, а лес представлял собой смертельную западню. Немного южнее холма проходила старая римская дорога, но деревья захватили ее, и, оказавшись среди их густых крон, мы не сможем ничего разглядеть дальше чем на тридцать или сорок шагов. Я выслал в эти дебри отряд разведчиков, и из четверых вернулись только трое. Четвертого обезглавили, а обнаженное тело бросили на пустоши. Мой сын хотел взять всех наших людей и вломиться в заросли, ища боя.

– Какой в этом прок? – спросил я у него.

– Часть их воинов должна охранять корабли, – сказал он. – А другие будут строить новую стену.

– И?..

– И нам не придется иметь дело со всей армией Рагналла. Допустим, только с половиной.

– Балда ты, – сказал я. – Ведь Рагналл именно этого от нас и хочет.

– Он хочет напасть на Сестер, – возразил Утред.

– Нет, этого хочу от него я.

Вот так мы с Рагналлом расставили друг для друга ловушки. Пусть он и превосходил меня числом, но идти приступом на Сестер опасался. Младший его брат попытался уже взять город и лишился при попытке правого глаза и большей части войска. Укрепления Сестера внушали уважение. Воинам Рагналла предстояло преодолеть глубокий, полный воды ров, утыканный кольями, потом взобраться на стену вдвое выше человеческого роста, и это под ударами копий, секир, градом камней и ведер с дерьмом. Рагналла ждал крах. Его люди полягут под нашей твердыней. Я как раз желал, чтобы морской конунг пришел под город и полез на стены; я хотел перебить его норманнов на оборонительных сооружениях Сестера. Он знал, что я желаю этого, и поэтому не приходил.