Текст книги "Пигмалион"

Несмотря на свою хроническую усталость, Элиза слишком возбуждена, чтобы лечь спать; она садится, пересчитывает нежданно обрушившиеся на нее богатства, предается мечтам и строит планы на будущее, покуда не гаснет свет. Она наслаждается непривычным сознанием того, что может опустить в прорезь пенни, не сожалея о столь крупной трате. Впрочем, давно укоренившаяся привычка к экономии берет верх над этой внезапной тягой к расточительности: Элиза понимает, что мечтать в постели теплее и к тому же обойдется дешевле, нежели сидение за столом у нетопленого камина. Сбросив с себя шаль и юбку, она добавляет их к груде тряпок, служащих ей одеялом. Потом скидывает ботинки и, завершив таким образом свой вечерний туалет, залезает в постель.

Действие второе

11 часов утра следующего дня в кабинете Хиггинса. Это комната на втором этаже с окнами на улицу, бывшая гостиная. Посреди задней стены расположены двойные двери; те, кто оттуда появляется, видят по правую руку от себя два высоких картотечных шкафа, стоящих у стен под прямым углом друг к другу. В этом же углу находится письменный стол, на нем – фонограф, ларингоскоп, ряд миниатюрных органных труб с мехами, набор ламповых стекол с горелками (так называемая химическая гармоника), к которым тянется от газового вентиля в стене каучуковый шланг, несколько камертонов разного калибра, половина человеческой головы в натуральную величину, показывающая органы речи в разрезе, и коробка с валиками для фонографа.

Еще дальше от входа расположен камин; около него, со стороны, ближней к дверям, стоят удобное кожаное кресло и ведерко для угля. На каминной полке – часы. Между рабочим местом хозяина и камином есть еще журнальный столик.

По другую сторону от центрального входа, слева от посетителя, тумба с неглубокими ящиками, на ней телефон и телефонный справочник. Соседний угол и большая часть боковой стены заняты роялем, обращенным задней частью к дверям; перед ним стоит скамья во всю длину клавиатуры. На крышке рояля красуется блюдо с горой фруктов и сладостей, в основном шоколадок.

Середина комнаты свободна. Кроме скамьи у рояля, кресла и двух стульев у стола с фонографом, здесь имеется еще один стул, у камина. На стенах висят гравюры – Пиранези и портреты меццо-тинто. Картин нет.

За столом сидит Пикеринг; он кладет на него карточки и камертон, которыми только что пользовался. Хиггинс над ним, закрывает два-три выдвинутых картотечных ящика. В утреннем свете обнаруживается, что это крепкий, живой, довольно привлекательный мужчина лет сорока; на нем профессионального вида черный сюртук, белый полотняный воротничок и черный шелковый галстук. Он производит впечатление энергичного ученого, который питает искренний и даже страстный интерес ко всему, что может служить предметом научного исследования, и полностью равнодушен к себе и окружающим, включая их чувства. По сути говоря, если не учитывать его годы и физические размеры, это типичный импульсивный ребенок, громко и азартно объявляющий о том, что привлекает его внимание, и требующий от посторонних немалых усилий по ограждению его от случайных неприятностей. Его поведение меняется от добродушно-ироничного, когда он в хорошем расположении духа, до вспышек брюзгливого раздражения, когда что-нибудь идет не так; однако он столь прямодушен и беззлобен, что не вызывает отталкивания даже в те минуты, когда способность рассуждать здраво вовсе его покидает.

Хиггинс (задвигая последний ящик). Ну вот, кажется, все показал.

Пикеринг. Потрясающе! Я и половины пока не переварил.

Хиггинс. Может, пройдемся еще разок?

Пикеринг (поднимается, подходит к камину и становится спиной к нему). Нет-нет, благодарю вас – не теперь. На сегодняшнее утро довольно.

Хиггинс (следует за ним и останавливается по его левую руку). Устали слушать звуки?

Пикеринг. Да. Это огромное напряжение. Раньше я гордился тем, что могу произнести двадцать четыре различных гласных звука, но куда мне до ваших ста тридцати! Многие из них для меня неразличимы.

Хиггинс (посмеиваясь, направляется к роялю, чтобы взять сладкого). Это вопрос практики. Поначалу разницы не слышно, но потом обнаруживаешь, что они такие же разные, как А и Б.

В дверь заглядывает Миссис Пирс, экономка Хиггинса.

В чем дело?

Миссис Пирс (помедлив, явно весьма озадаченная). К вам молодая женщина, сэр.

Хиггинс. Женщина! Что ей нужно?

Миссис Пирс. Она говорит, вы очень обрадуетесь, когда узнаете, зачем она здесь, сэр. Но она из простых. Совсем из простых. Я бы ее не пустила, но подумала, вдруг вы пригласили ее, чтобы поговорить в ваши машинки. Надеюсь, я правильно поступила – к вам ведь иногда такие странные люди ходят, уж извините меня, сэр…

Хиггинс. Все в порядке, миссис Пирс. У нее интересный выговор?

Миссис Пирс. Ужасный, сэр. Как это может нравиться, я прямо в толк не возьму.

Хиггинс (Пикерингу). Давайте посмотрим. Зовите ее сюда, миссис Пирс. (Бросается к столу и берет новый валик для фонографа.)

Миссис Пирс (с сомнением). Что ж, сэр. Дело ваше. (Уходит.)

Хиггинс. Надо же, как повезло. Увидите, как я делаю записи. Она будет говорить, я зарисую это знаками по системе Белла, потом латиницей по другой системе, а потом запишем ее на фонограф, и сможете слушать сколько хотите, с блокнотом перед глазами.

Миссис Пирс (возвращается). Вот эта женщина, сэр.

Входит Цветочница в парадном одеянии. На ней шляпка с тремя страусовыми перьями – оранжевым, небесно-голубым и красным. Передник практически чист, потрепанное пальтишко тоже выглядит более или менее пристойно. Вид этой жалкой фигуры с ее наивным тщеславием и беспочвенным самодовольством трогает Пикеринга, который уже подтянулся в присутствии миссис Пирс. Что же до Хиггинса, то единственное отличие в его реакции на мужчин и женщин состоит в том, что в промежутках между язвительными насмешками и сетованиями на какое-нибудь игрушечное бремя он улещивает женщин, словно ребенок – няньку, от которой ему хочется чего-то добиться.

Хиггинс (бесцеремонно, с неприкрытым разочарованием, которое тут же превращается у него в детскую обиду на весь свет). Тьфу ты! Эту я уже записал вчера вечером. Ничего интересного: диалекта Лиссон-Гроув у меня сколько угодно, на нее и валик жалко тратить. (Девушке.) Ступай; ты мне не нужна.

Цветочница. А вы не грубите, не узнавши, зачем я пришла. (Обращается к миссис Пирс, которая стоит у двери в ожидании дальнейших распоряжений.) Вы сказали, что я приехала на такси?

Миссис Пирс. Что за чушь! По-твоему, мистеру Хиггинсу это не все равно?

Цветочница. Какие мы гордые! А сам всего-то уроки дает – слыхала я. Ладно, я не кланяться пришла; а ежели мои деньги вам не нравятся, так я пойду в другое место.

Хиггинс. Твои деньги?

Цветочница. Да! Теперь вам ясно? Я хочу брать уроки. И платить за них, не сомневайтесь.

Хиггинс (изумленно). Ну и ну! (Делает глубокий вдох, чтобы прийти в себя.) И что я, по-твоему, должен на это сказать?

Цветочница. Были бы джентльменом, так пригласили бы сесть. Я ж сказала, что пришла по делу.

Хиггинс. Пикеринг! Как по-вашему, пусть эта половая тряпка сядет или вышвырнем ее из окна?

Цветочница (в ужасе отбегает к роялю и оборачивается, готовая обороняться). А-а-а-а-у-у-у! (Уязвленно, хнычущим голосом.) Нечего обзываться, раз я плачу, как леди.

Мужчины ошеломленно смотрят на нее с другого конца комнаты.

Пикеринг (мягко). Но чего вы хотите, дорогая моя?

Цветочница. Хочу продавать цветы, как леди, – в магазине, а не на углу Тоттнем-Корт-роуд. Но меня не возьмут туда, пока не буду говорить по-благородному. А он этому учит. Я деньги предлагаю, а не милостыни прошу… а он обзывается.

Миссис Пирс. С чего ты взяла, дурья твоя голова, что сможешь заплатить мистеру Хиггинсу?

Цветочница. А чего тут? Я цены знаю, и деньги у меня есть.

Хиггинс. Сколько же?

Цветочница (подходя обратно, торжествующе). Вот это другой разговор! Я так и знала, что вы захочете вернуть малость от того, что вчера мне кинули. (С дружелюбной фамильярностью.) Перебрали небось, да?

Хиггинс (повелительно). Садись.

Цветочница. Ну, ежели вам угодно…

Хиггинс (громовым голосом). А ну, сесть!

Миссис Пирс (сурово). Ясно тебе? Делай как сказано.

Цветочница. А-а-а-у-у-у! (По-прежнему стоит, отчасти в знак протеста, отчасти из нерешительности.)

Пикеринг (очень вежливо). Будьте добры, сядьте. (Берет стул у камина и ставит его между собой и Хиггинсом.)

Цветочница (жеманно). Чего ж, можно. (Садится. Пикеринг возвращается на коврик перед камином.)

Хиггинс. Как тебя звать?

Цветочница. Лиза Дулитл.

Хиггинс (серьезно декламирует).

 
Элиза, Элизабет, Бетси и Бесс
Однажды все вместе отправились в лес.
 

Пикеринг. И все по грибку под сосною нашли.

Хиггинс. Там было четыре, осталось лишь три.

Они от души смеются над своей шуткой.

Лиза. Да хватит вам дурить.

Миссис Пирс (подойдя сзади к Лизиному стулу). Так с джентльменами не разговаривают.

Лиза. А чего он не говорит толком?

Хиггинс. Ладно, к делу. Сколько ты предлагаешь мне за уроки?

Лиза. Мы цены знаем. Моя знакомая леди учится у настоящего француза за полтора шиллинга в час. Но это французскому, а за мой родной язык вы ж столько не сдерете; так что даю шиллинг. Хотите берите, хотите нет.

Хиггинс (шагает взад-вперед по комнате, бренча монетами и ключами в кармане). Пикеринг, если смотреть на этот шиллинг не как на обычный шиллинг, а как на долю от ее дохода, это все равно что шестьдесят или семьдесят гиней из рук миллионера.

Пикеринг. Как это?

Хиггинс. Вот смотрите. Доход миллионера – сотни полторы фунтов в день. А у нее полкроны.

Лиза (высокомерно). Кто вам сказал, что у меня только…

Хиггинс (продолжает). Она предлагает за урок две пятых своего дневного дохода. Для миллионера это было бы около шестидесяти фунтов. Недурно. Да это бешеные деньги! Мне в жизни столько не предлагали.

Лиза (поднимаясь, в ужасе). Шестьдесят фунтов! О чем это вы? Я вам столько не предлагала. Да где мне взять…

Хиггинс. А ты помалкивай.

Лиза (плачет). Нету у меня шестьдесят фунтов. О-о…

Миссис Пирс. Не реви, глупая. Сядь. Никто твоих денег не трогает.

Хиггинс. Зато тебя саму сейчас тронут, метлой по спине, если не перестанешь хныкать. Сядь.

Лиза (не сразу, но подчиняется). А-а-а-у-у-у! Тоже мне, папаша нашелся.

Хиггинс. Если я за тебя возьмусь, я тебе буду и папой, и мамой. На! (Протягивает ей свой шелковый платок.)

Лиза. Это еще зачем?

Хиггинс. Вытри глаза. И щеки. И запомни: вот платок, а вот твой рукав. Не путай одно с другим, если хочешь стать настоящей леди и торговать в магазине.

Лиза, в полном недоумении, беспомощно таращится на него.

Миссис Пирс. Да что с ней говорить, мистер Хиггинс; она вас не понимает. А платок ей ни к чему: она все равно не знает, что с ним делать. (Забирает платок.)

Лиза (выхватывает у нее платок). Эй! А ну, отдайте. Это мне дали, а не вам.

Пикеринг (смеясь). Правда. Теперь это ее собственность, миссис Пирс.

Миссис Пирс (уступая). Ну что ж, сами виноваты, мистер Хиггинс.

Пикеринг. Это любопытно, Хиггинс. Как насчет великосветского приема? Если сделаете, я склоню перед вами голову и признаю вас самым гениальным учителем на свете. Но держу пари, что у вас ничего не выйдет, а если проиграю, готов оплатить все ваши расходы на это дело. Вместе с уроками.

Лиза. Экий вы добренький. Спасибо, капитан.

Хиггинс (смотрит на нее, размышляя, поддаться ли соблазну). Очень заманчиво. Она такая примитивная… дитя помойки…

Лиза (бурно протестует). А-а-а-а-у-у-у-у! Какой еще помойки – я руки мыла и лицо тоже.

Пикеринг. Да уж, комплиментами вы ей голову не вскру́жите.

Миссис Пирс (забеспокоившись). Знаете, сэр, девушке легко вскружить голову; а мистер Хиггинс может сделать это мигом, сам того не заметив. Надеюсь, вы не будете подбивать его на всякие глупости.

Хиггинс (идея все больше приходится ему по вкусу). Что есть жизнь, как не ряд вдохновенных глупостей? Но совершать их не так уж легко. Главное – не упустить шанс, а он дается не каждый день. Я сделаю из этой драной кошки герцогиню.

Лиза (решительно возражая против такой характеристики). А-а-а-у-у-у!

Хиггинс (увлеченно). Да – через каких-нибудь полгода, а то и через три месяца, если у нее хороший слух и гибкий язык, я выдам ее за кого угодно, и никто ничего не заметит. Начнем сегодня же – сейчас же, сию минуту! Возьмите ее и отмойте хорошенько, миссис Пирс. С песочком, если грязь иначе не отойдет. Печь в кухне растоплена?

Миссис Пирс (протестующе). Да, но…

Хиггинс (напористо). Снимите с нее одежду и сожгите. Позвоните в универмаг Уайтли или еще куда-нибудь, добудьте новую. А пока заверните ее в оберточную бумагу.

Лиза. Вы не джентльмен, вот что я скажу. Я девушка честная, а вас знаю как облупленных.

Хиггинс. Хватит нести ахинею и изображать недотрогу, понятно тебе? Ты у меня станешь герцогиней. Забирайте ее, миссис Пирс. А будет пищать – всыпьте хорошенько.

Лиза (вскакивая и прячась за Пикеринга и миссис Пирс). Эй-эй! Я полицию вызову.

Миссис Пирс. Но у нас нет места – куда я ее дену?

Хиггинс. Хоть в мусорное ведро.

Лиза. А-а-а-у-у-у!

Пикеринг. Хиггинс! Это уж слишком.

Миссис Пирс (решительно). Напрасно вы так, мистер Хиггинс; ей-богу, напрасно. Нельзя так всех оскорблять.

Осаженный таким образом Хиггинс несколько умеряет свой пыл. За ураганом следует легкий бриз добродушного удивления.

Хиггинс (с профессиональной точностью выбирая интонацию). Это я-то всех оскорбляю! Моя дорогая миссис Пирс, мой дорогой Пикеринг, у меня и в мыслях этого не было. Мне просто жаль эту бедную девушку. Надо помочь ей начать новую жизнь. Если я выразился недостаточно ясно, то лишь потому, что не хотел задевать ничьи чувства, ее или ваши.

Успокоенная Лиза украдкой возвращается на свой стул.

Миссис Пирс (Пикерингу). Слышали вы хоть раз в жизни что-нибудь подобное, сэр?

Пикеринг (смеясь от души). Нет, миссис Пирс. Никогда.

Хиггинс (терпеливо). Ну, в чем еще дело?

Миссис Пирс. А в том, сэр, что нельзя подбирать девушку просто так, словно гальку на пляже.

Хиггинс. Почему это?

Миссис Пирс. Почему! Вы ведь ее совсем не знаете. А ее родители? А если она замужем?

Лиза. Как же!

Хиггинс. Вот именно! Как же! Замужем! Вы что, не знаете, что через год после свадьбы женщины этого класса выглядят лет на пятьдесят?

Лиза. Да кто меня возьмет?

Хиггинс (низким бархатным голосом, выбирая самые выразительные модуляции из своего богатого арсенала). Клянусь, Элиза, через месяц-другой ты будешь ступать по телам мужчин, застрелившихся из-за тебя.

Миссис Пирс. Чепуха, сэр. Ну что вы ей обещаете?

Лиза (поднимаясь и распрямляя плечи, довольно твердо). Я ухожу. Он спятил. Не буду я учиться у психа.

Хиггинс (глубоко уязвленный тем, что его красноречие на нее не подействовало). Ах, так? Значит, я спятил? Прекрасно. Миссис Пирс – новая одежда отменяется. Гоните ее прочь.

Лиза (хнычет). Чего это? Не имеете права меня трогать.

Миссис Пирс. Вот что значит дерзить. (Показывает на дверь.) Сюда, пожалуйста.

Лиза (на грани слез). Не надо мне вашей одежды. Я и не взяла бы. (Бросает платок.) Сама могу купить.

Хиггинс (ловко подхватывает платок и преграждает ей путь к двери, куда она неохотно движется). Какая черная неблагодарность! Это за мое желание вытащить тебя из грязи, одеть красиво и сделать из тебя леди.

Миссис Пирс. Ну хватит, мистер Хиггинс. Довольно. Посмотрели бы на себя со стороны. Иди к родителям, милая, и скажи им, чтобы получше за тобой приглядывали.

Лиза. Нет у меня родителей. Они меня выгнали – сказали, большая уже, сама как-нибудь прокормишься.

Миссис Пирс. Где твоя мать?

Лиза. Нет у меня матери. Которая выгнала, была мачеха, шестая уже. Но я и без них обойдусь. Я девушка честная.

Хиггинс. Ну что, стоило поднимать шум? Эта девица ничья – никому она даром не нужна, кроме меня. (Подходит к миссис Пирс и начинает ее уговаривать.) Вы ведь можете удочерить ее, миссис Пирс, – она будет вас развлекать. А теперь хватит. Ведите ее вниз, и…

Миссис Пирс. Но что с ней будет? Ей же нужно хоть сколько-нибудь платить? Подумайте наконец, сэр.

Хиггинс. Ну, заплати́те сколько надо: включите это в расходы по дому. (Нетерпеливо.) Да на кой ляд ей деньги? Кормить ее будут, одевать тоже. А деньги она все равно пропьет.

Лиза (вспыхивает). Какой же вы нахал! Это вранье, я капли в рот не беру. (Пикерингу.) Пожалуйста, сэр! Вы джентльмен – скажите ему, чтоб не грубил.

Пикеринг (тоном добродушного увещания). Вы понимаете, Хиггинс, что девушка тоже может обидеться?

Хиггинс (критически озирая ее). Да ну? Что вы говорите. (Весело.) Ты правда можешь, Элиза?

Лиза. А чего мы, хуже вас, что ли?

Хиггинс (Пикерингу, задумчиво). Замечаете трудность?

Пикеринг. А? Какую трудность?

Хиггинс. Придется учить грамотной речи. Не только произношению.

Лиза. Не надо мне вашей грамотной речи. Хочу говорить, как леди в магазине.

Миссис Пирс. Пожалуйста, не отвлекайтесь, мистер Хиггинс! Я хочу знать, на каких условиях вы собираетесь поселить здесь эту девушку. Будет ли она получать жалованье? И что станет с ней после того, как вы закончите ее обучение? Надо же немножко подумать о будущем.

Хиггинс (нетерпеливо). А что с ней станет, если мы выкинем ее обратно в канаву? Ответьте-ка, миссис Пирс.

Миссис Пирс. Это уже ее дело, а не ваше, мистер Хиггинс.

Хиггинс. Ну хорошо, когда я закончу, пускай отправляется обратно в канаву и сама разбирается там со своими делами.

Лиза. Бездушный вы человек, вот что! Вам наплевать на всех, кроме себя! (Решительно поднимается с места.) Ладно! Хватит с меня. Я ухожу. (Шагает к двери.) А вы постыдились бы, вот.

Хиггинс (хватает с рояля шоколадную конфету, и в его глазах вдруг загораются лукавые огоньки). Съешь конфетку, Элиза.

Лиза (останавливается, борясь с соблазном). Почем я знаю, что там внутри? Такие, как вы, и отравить могут.

Хиггинс мигом достает перочинный ножик, разрезает конфету пополам, одну половину сует себе в рот и проглатывает, а другую протягивает ей.

Хиггинс. Смотри, Элиза. Одну половину мне, другую тебе. (Лиза открывает рот, чтобы возразить, и он запихивает туда полконфеты.) Ты будешь есть их коробками, ящиками, каждый день. Одни конфеты круглые сутки. Ну как?

Лиза (чуть не подавившись, но в конце концов проглотив конфету). Просто я не так воспитана, чтобы выплевывать.

Хиггинс. Слушай, Элиза. Ты приехала сюда на такси, верно?

Лиза. И что с того? Имею право не меньше вашего.

Хиггинс. Согласен; и скоро ты будешь разъезжать на такси повсюду. По всему городу, куда захочется. Подумай об этом, Элиза.

Миссис Пирс. Мистер Хиггинс, вы ее искушаете. Это нехорошо. Ей нужно думать о будущем.

Хиггинс. Чушь! В ее-то годы! У нее хватит времени подумать о будущем, когда будущего не останется. Нет, Элиза, бери пример с этой леди: думай о будущем других людей, но никогда – о своем. Думай о конфетах и такси, о золоте и бриллиантах.

Лиза. Не надо мне ваших бриллиантов. Я девушка честная. (Снова садится с надменным видом.)

Хиггинс. И останешься ею под оком миссис Пирс. И выйдешь замуж за гвардейского офицера с роскошными усами, сына маркиза, которого лишат из-за тебя наследства, но сжалятся, увидев твою красоту и манеры…

Пикеринг. Простите меня, Хиггинс, но я должен вмешаться. Миссис Пирс совершенно права. Если эта девушка отдает себя в ваши руки на целых полгода, ей нужно хорошо понимать, на что она идет.

Хиггинс. Это невозможно! Она не в силах ничего понять. Кроме того, разве мы сами всегда понимаем, что делаем? А если бы понимали, разве делали бы?

Пикеринг. Очень умно, только некстати. (Элизе.) Мисс Дулитл…

Лиза (растерянно). А-а-у-у!

Хиггинс. Вот вам. Все, на что она способна. А-а-у-у! Нечего ей объяснять. Вы же сами служили. Отдать приказ, и вся недолга. Элиза – ты будешь жить здесь полгода, учиться говорить красиво, как леди из цветочного магазина. Если будешь слушаться и делать все, что велят, тебе отведут хорошую комнату, будут кормить до отвала и давать деньги на такси и конфеты. А если станешь лениться, отправят на кухню к тараканам и будут лупить метлой. Через полгода ты наденешь красивое платье, сядешь в карету и поедешь в Букингемский дворец. Если король догадается, что ты не леди, тебя заберут в тюрьму и отрубят тебе голову, чтобы другим нахальным цветочницам было неповадно. А если не догадается, я дам тебе семь с половиной шиллингов, чтобы ты могла начать новую жизнь за прилавком. Если ты откажешься от такого великодушного предложения, это будет черной неблагодарностью с твоей стороны, и Бог отвернется от тебя. (Пикерингу.) Ну что, довольны, Пикеринг? (Миссис Пирс.) Может, я что-нибудь забыл, миссис Пирс?

Миссис Пирс (терпеливо). Думаю, я лучше поговорю с девушкой наедине. Я пока не уверена, что возьмусь ее опекать, и вообще, у меня еще много сомнений. Конечно, я знаю, что вы ей зла не желаете, но вам ведь только одно интересно: какое у людей произношение. Наслушаетесь, наиграетесь, а там хоть трава не расти. Пойдем, Элиза.

Хиггинс. Ну слава Богу. Спасибо, миссис Пирс! Запихните ее в ванну.

Лиза (неохотно, с опаской поднимается). Нахал вы, вот что я скажу. Если мне тут не понравится, я уйду. И никто меня лупить не будет. А в Бекнегемский дворец сами ходите. И в тюрьму меня в жизни не сажали. Я девушка честная…

Миссис Пирс. Не отвечай ему. Ты ничего не поняла. Пойдем. (Направляется к двери и, открыв ее, ждет Элизу.)

Лиза (выходя). Нет уж, я правду говорю. Я и близко не подойду к королю, мне моя голова еще пригодится. Знала бы, и сюда б не пошла. Я всегда жила по-честному и слова ему дурного не сказала, и ничего я ему не должна, и не позволю я себя оскорблять, и обидеться могу не хуже кого другого…

Миссис Пирс затворяет дверь, и сетования Элизы обрываются.

* * *

К вящему удивлению девушки, ее ведут не в судомойню, как она ожидала, а на верхний этаж. Там миссис Пирс открывает дверь и вводит Элизу в спальню для гостей.

Миссис Пирс. Я поселю тебя здесь. Это будет твоя спальня.

Лиза. Ой, но я не смогу тут спать, честное слово. Для меня она уж больно красивая. Я тут и тронуть чего забоюсь – я же покамест не герцогиня, ей-богу, мадам.

Миссис Пирс. Когда будешь такая же чистая, как эта комната, то и бояться перестанешь. И зови меня не мадам, а миссис Пирс. (Распахивает дверь в гардеробную, переделанную под ванную.)

Лиза. Ух ты! Это чего ж такое? Это вы тут стираете? Ну и чудной же котел, я скажу!

Миссис Пирс. Это не котел. Здесь мы моемся, Элиза, и здесь я собираюсь помыть тебя.

Лиза. Хотите, чтоб я туда залезла и намочилась с ног до головы? Ну уж нет. Да я от этого помру! Была у меня одна знакомая, которая делала так каждую субботу, а потом простудилась и померла.

Миссис Пирс. У мистера Хиггинса внизу тоже есть ванная, и он каждое утро моется там целиком холодной водой.

Лиза. Бр-р-р! Он, наверно, из железа сделан.

Миссис Пирс. Если ты хочешь брать у него уроки, тебе придется научиться принимать ванну. Ни мистер Хиггинс, ни полковник не станут с тобой встречаться, пока ты пахнешь так, как сейчас. Но воду можешь налить погорячее, какую понравится. Вот два крана – с горячей и с холодной.

Лиза (плачет). Я не могу, страшно… Так нечестно – я же умру, я никогда в жизни не делала так, как вы говорите.

Миссис Пирс. Ты что, не хочешь быть чистой, аккуратной и приятно пахнуть, как леди? Не можешь же ты быть хорошей девушкой внутри, если снаружи выглядишь как грязная нищенка!

Лиза. У-у-у!

Миссис Пирс. А ну-ка прекрати реветь, иди к себе в комнату и сними с себя всю одежду. Потом наденешь вот это (снимает с крючка халат и подает ей) и вернешься сюда. А я пока приготовлю ванну.

Лиза (вся в слезах). Не могу. Не буду. Непривычная я. Да я никогда раньше не снимала с себя всю одежду. Это неправильно! Это неприлично!

Миссис Пирс. Чушь, девочка. Разве ты не раздеваешься полностью каждый вечер, когда ложишься в постель?

Лиза (потрясенная). Нет. С чего бы это? Да я простужусь и помру. Юбку-то я, конечно, снимаю.

Миссис Пирс. Ты хочешь сказать, что спишь в том нижнем белье, которое носишь днем?

Лиза. Интересное дело! А в чем же еще?

Миссис Пирс. В общем, так: пока ты здесь живешь, подобное больше не повторится. Я дам тебе нормальную ночную рубашку.

Лиза. Чтобы я переодевалась в холодное, а потом полночи стучала зубами? Нет, ей-богу, вы меня уморить хотите!

Миссис Пирс. Я хочу превратить тебя из уличной грязнухи в чистую приличную девушку, которую можно пустить в кабинет в общество джентльменов! Ты будешь доверять мне и делать, что я тебе велю, или предпочитаешь вылететь отсюда и вернуться к своей цветочной корзине?

Лиза. Но вы не знаете, как я боюсь холода. Для меня ничего хуже нету!

Миссис Пирс. У нас ты не ляжешь в холодную постель: я положу туда грелку. (Подталкивает ее в спальню.) Иди же, разденься наконец.

Лиза. Кабы я знала, какой это ужас – быть чистой, никогда б не пришла. Надо же было такого маху дать! Я… (Миссис Пирс выталкивает ее в дверь, но оставляет в ней щелочку из опасения, что пленница попытается сбежать.)

Миссис Пирс надевает белые резиновые нарукавники, наполняет ванну, смешивая холодную и горячую воду, и проверяет результат специальным термометром. Затем добавляет туда горсть ароматических солей и изрядную порцию горчицы. После этого берет устрашающего вида щетку на длинной рукояти и обильно намыливает ее душистым мылом.

Возвращается Элиза, плотно закутанная в купальный халат, – ее терзает такой ужас, что на нее больно смотреть.

Миссис Пирс. Ну-ну, давай. Снимай халат.

Лиза. Не могу, миссис Пирс. Честно, не могу. Я никогда такого не делала.

Миссис Пирс. Чушь. Вот – залезай туда и скажи, достаточно ли она теплая.

Лиза. Ай! Ой! Горячо!

Миссис Пирс (ловко срывая с Элизы халат и укладывая ее на спину). Ничего, не помрешь. (Принимается орудовать щеткой.)

Элиза испускает душераздирающие вопли.

* * *

Тем временем полковник с Хиггинсом обсуждают дальнейшую судьбу Элизы. Отойдя от камина, Пикеринг подходит к стулу и садится на него задом наперед, положив руки на спинку, с таким видом, словно собирается учинить коллеге допрос с пристрастием.

Пикеринг. Извините за прямоту, Хиггинс. Вы умеете держать себя в руках, когда дело касается женщины?

Хиггинс (мрачно). А вы когда-нибудь встречали таких умельцев?

Пикеринг. Много раз.

Хиггинс (безапелляционно; опершись руками о фортепиано, подпрыгивает и усаживается на него). А я вот нет. Стоит мне завести дружбу с женщиной, как она сразу становится ревнивой, придирчивой, подозрительной – словом, мешает мне жить. А я превращаюсь в эгоиста и тирана. От женщин одни неприятности. Свяжешься с какой-нибудь, и она тут же начинает тянуть тебя в одну сторону, когда тебе хочется в другую.

Пикеринг. Куда же именно?

Хиггинс (беспокойно спрыгивая с фортепиано). Да Бог его знает! Я полагаю, что женщина хочет жить своей жизнью, а мужчина своей, и каждый пытается тащить другого не по той дорожке. Одному хочется на север, а другому на юг, и в результате оба отправляются на восток, хотя оба терпеть не могут восточного ветра. (Садится на скамью перед фортепиано.) Нет уж, я убежденный холостяк и надеюсь таковым остаться.

Пикеринг (поднявшись и подойдя к нему вплотную, серьезно). Бросьте, Хиггинс! Вы понимаете, о чем я говорю. Если я ввяжусь в это дело, то буду чувствовать себя ответственным за девушку. Надеюсь, вы не воспользуетесь ее положением.

Хиггинс. А! Вон что! Не волнуйтесь. Тут никакого риска. (Поднимается, чтобы объяснить.) Она станет моей ученицей, а учеба – это святое. Я обучал тому, как правильно говорить на английском, десятки американок-миллионерш, красивейших женщин в мире. Мне не привыкать. Они для меня все равно что деревяшки. Я сам все равно что деревяшка. Это…

Входит миссис Пирс. В руках у нее шляпка Элизы. Пикеринг отступает к камину и садится в кресло.

Хиггинс (нетерпеливо). Ну как, миссис Пирс, все в порядке?

Миссис Пирс (на пороге). Позвольте сказать вам два слова, мистер Хиггинс.

Хиггинс. Конечно. Входите. (Она делает несколько шагов вперед.) Не сжигайте это, пожалуйста. Пусть останется на память, как сувенир. (Берет у нее шляпку.)

Миссис Пирс. Прошу вас, сэр, будьте осторожнее с этой вещью. Я обещала девушке не сжигать ее, но мне кажется, ее не помешает как следует прокалить в печи.

Хиггинс (поспешно кладет шляпку на фортепиано). А! Благодарю вас. Так в чем дело?

Пикеринг. Я не мешаю?

Миссис Пирс. Что вы, сэр. Мистер Хиггинс – вы обещаете следить за своей речью в присутствии этой девушки?

Хиггинс (угрюмо). Ну да. Я всегда слежу за своей речью. К чему это вы?

Миссис Пирс (непреклонно). Нет, сэр, – вовсе вы не следите, особенно если ищете что-нибудь или сердитесь. Я-то привыкла. Но при девушке вам ругаться негоже.

Хиггинс (возмущенно). Ругаться! (С глубокой убежденностью.) Да я в жизни не ругался! Терпеть этого не могу. Что за чертовщину вы несете?

Миссис Пирс (бесстрастно). Вот-вот, сэр. Вы слишком много ругаетесь. Я-то уже давно не обращаю внимания на все эти ваши «черт возьми», да «черт побери», да «какого дьявола»…

Хиггинс. Миссис Пирс! Слышать такое из ваших уст…

Миссис Пирс (непоколебимо). …но есть слово похуже, и я попросила бы вас его не произносить. Девушка только что сама употребила его, когда в ванной погас свет. Оно начинается с той же буквы, что свет. С нее-то какой спрос: она впитала этот язык вместе с молоком матери. Но вы это слово забудьте.

Хиггинс (высокомерно). Я в жизни не употреблял этого слова, миссис Пирс. (Она не сводит с него пристального взгляда. Он добавляет, пряча нечистую совесть за рассудительным видом.) Ну, может быть, только в самые тяжелые минуты, но ведь это вполне извинительно.

Миссис Пирс. Нынче утром, сэр, вы назвали этим словом свой стул, солонку и синий свитер.

Хиггинс. А! Только ради аллитерации – знаете, есть такой поэтический прием.

Миссис Пирс. Как бы там ни было, сэр, а при девушке прошу это слово не употреблять.

Хиггинс. Хорошо, хорошо. Это все?

Миссис Пирс. Нет, сэр. Нам придется научить девушку аккуратности и чистоплотности.

Хиггинс. Разумеется. Вы правы. Это очень важно.

Миссис Пирс. Чтобы она всегда была прилично одета, не разбрасывала свои вещи.

Хиггинс (рассудительно, подходя к ней). Вот-вот. Я сам об этом подумал. (Двигается дальше, к Пикерингу, который слушает их разговор с чрезвычайным удовольствием.) Мелочи важнее всего, Пикеринг. Береги пенсы, чтобы уцелели шиллинги, – то же самое верно и для хороших манер. (Он наконец останавливается на коврике перед камином с видом человека, занявшего абсолютно неприступную позицию.)

Миссис Пирс. Да, сэр. Так вы обещаете не выходить к завтраку в халате или, по крайней мере, не пользоваться им вместо салфетки? А если вы будете так добры и перестанете есть все с одной тарелки и ставить кастрюлю с овсянкой на чистую скатерть, это тоже послужит хорошим примером для девушки. Сами ведь на днях подавились рыбной костью, когда ели джем.