Текст книги "В шаге от выгорания. Сбалансированный план действий, как вырваться из замкнутого круга хронической усталости"

Обратная сторона медали: хикикомори и другие феномены

В нашей клинике мы лечили множество профессионально успешных пациентов с синдромом горения и при этом мы обнаружили, что их дети в подростковом или старшем возрасте имеют интернет-зависимость. Это, как правило, были юноши с зависимостью от компьютерных онлайн-игр. Парни по дороге к самостоятельной взрослой жизни сбились с пути или потерпели неудачу и теперь играют в сети героя, которым они не являются в реальности. Эти цифровые наркоманы, так называемые Digital Junkies [29], чаще всего остаются в родительском доме или возвращаются в него после того, как бросают учебу или работу. Зависимые от мира взрослых, своих родителей и индустрии компьютерных игр, они в большинстве своем упорно не хотят покидать свои бывшие детские комнаты, где проводят ночи за интернет‑серфингом и играми. Днем они спят, чтобы не пересекаться с родителями, которые исправно ходят на работу. Сложно сказать, кого больше жаль в этой ситуации – родителей или детей. В конечном счете они представляют собой две стороны одной медали. Мальчики и юноши, зависимые от компьютерных игр, в большинстве случаев подсознательно бунтуют против чрезмерной приспособляемости и чересчур рьяного отношения родителей к работе, особенно отцов. Их обусловленная работой абстиненция и невнимание к сыновьям обычно являются решающим фактором в развитии позиции отрицания, которая скрывается за уходом в игровой виртуальный мир. Интернет-зависимость достигла масштабов эпидемии именно в тех странах, где преобладает выраженно мягкое отношение к цифровым медиа, где производство цифровых технологий играет особую роль в экономике, где давление требования продуктивности особенно высоко, а связанный с этим менталитет, склоняющий «расталкивать всех локтями» на пути к цели, и опыт социальной изолированности слишком часто встречается у подрастающего поколения. При рассмотрении этого вопроса в глобальном масштабе в качестве негативного примера нередко приводится Южная Корея. Там особенно много и столкнувшихся с этим расстройством людей, и специализированных клиник, где применяются удивительно строгие профилактические меры. С капиталистической точки зрения условия жизни в Южной Корее могут показаться многообещающими, однако психотерапевты видят в них серьезную опасность для здоровья. С одной стороны, это приводит к чрезмерной приспособляемости к сложившимся нормам и, следовательно, к повышенному риску возникновения выгорания и горения. С другой стороны, они могут явить и прямо противоположный эффект, например патологический отказ принимать участие в неолиберальных социальных играх и взрослеть. Выгоревшие мамы и папы как первые представители взрослого мира в этом случае служат для своих детей не хорошим, а скорее устрашающим примером.

То, что с начала нового тысячелетия занимает Южную Корею, а сегодня и весь цифровизированный мир, ранее интересным образом запустилось в Японии. С конца прошлого тысячелетия в стране, население которой несколько десятилетий считалось воплощением честолюбия и трудолюбия, обнаруживается еще один синдром, который также можно противопоставить горению. Синдром хикикомори [30], сегодня широко известный не только в Японии, поражает в основном молодых людей из довольно амбициозных семей. Они месяцами или даже годами практически никогда не покидают своих комнат и полностью отгораживаются от внешнего мира, а точнее, от общества и его требований. Они – в отличие от пугающе большого количества руководителей в Японии – совершают харакири [31] не потому, что считают себя проигравшими в конкурентной борьбе, а из страха оказаться под колесами мчащегося поезда общественной жизни. Вероятно, они чувствуют себя незрелыми и лишними в социуме с крайне жесткими правилами игры, в котором значение почти всегда имеет исключительно профессиональный и финансовый успех. В их тихом противостоянии главным становится полностью противоположный подход – бездействие. Что именно делают эти живущие жизнью призраков молодые люди за закрытыми дверями во время ночного бодрствования, проспав весь день, точно неизвестно. Многое говорит о том, что они крайне много времени проводят в интернете и играют в компьютерные игры. Вероятно, неслучайно есть временна́я связь между открытием синдрома хикикомори и появлением интернета [32].

В какой-то момент Япония, возможно, утратила свое первенство, но изначально она занимала лидирующие позиции в индустрии развлечений, включая компьютерные игры и цифровые медиа. Сегодня эта страна в целом представляется на редкость «выгоревшей» [33]. Не исключено, что ее население страдает от коллективного выгорания. И вероятно, благодаря схожему предшествующему опыту теперь коллективное горение испытывает Южная Корея [34]. Из этого можно сделать вывод, что страдать от синдромов хронической усталости могут и целые нации.

Как бы то ни было, феномены юных хикикомори и цифровых наркоманов свидетельствуют о том, что в современных обществах на Западе и на Востоке что-то идет не так, раз патологические последствия самоэксплуатации, приводящей в одну из крайностей, достигают пандемических масштабов. В отказе от чрезмерной приспособляемости к сомнительной трудовой морали поколения родителей, соответствующих ей ценностей и требований есть что-то здоровое и жизненно важное. Но наблюдаемые феномены аналогичны по своей противоположности и другим диагнозам, например неврастении и упомянутой хронической депрессии истощения. За пассивностью или подавленной агрессивностью, отсутствием интереса и скукой или терзающей апатией могут скрываться отдельные виды депрессивных расстройств.

В завершение нашего путешествия по синдромам хронической усталости мы посмотрим на обратную сторону еще одной, возможно кажущейся несколько абсурдной, картины болезни – ранее упомянутого выгорания от скуки.

Синдром выгорания от скуки – ответ на лишенную смысла работу?

Еще одно гипотетическое объяснение того, как могут развиваться психические заболевания преимущественно депрессивного характера, дает нам Bore-Out-Syndrom – синдром выгорания от скуки. Термин Bore Out был сформулирован Вердером и Ротлином примерно в 2007 году [35]. В отличие от описанного выгорания, при выгорании от скуки, как предполагается, люди заболевают не столько под влиянием чрезмерной нагрузки из-за слишком большого количества работы, сколько из-за недостаточной нагрузки или предъявляющей чересчур низкие требования работы. Кроме того, столкнувшиеся с этим синдромом люди по разным причинам не в состоянии что-либо изменить. Это означает, что они продолжают пребывать в сложившейся профессиональной или личной ситуации, которая им надоела, не вызывает интереса и, кроме того, не требует особых усилий.

Для многих людей в промышленно развитых странах, где основные физиологические, экзистенциальные потребности могут быть в значительной степени удовлетворены, поиск осмысленного и значимого вида деятельности является одной из особых задач, стоящих перед нашими современными обществами. Если бо́льшая часть жизни – а мы, работающие люди, проводим бо́льшую часть своей жизни на работе – не воспринимается хотя бы отчасти как осмысленная, как «вызов» в хорошем смысле слова, это вряд ли не повлечет за собой последствия. Поэтому неудивительно, что при сохранении ощущения бессмысленности иногда возникают такие симптомы, как бессонница, апатия, депрессивное настроение и физический дискомфорт. Ощущение осмысленности действий в повседневной жизни является для нас, людей, жизненно важным [36]. Не хлебом единым жив человек. Именно это существенно отличает нас от животных.

Как и выгорание, выгорание от скуки не входит в международную систему классификации болезней ВОЗ как заболевание. Тем не менее оно предлагает столкнувшимся с этим синдромом людям очень важный подход к объяснению их проблемы. Многие люди, которые обращаются за профессиональной помощью из-за вышеуказанных симптомов, делают это, чтобы наконец найти триггер и причины сложившейся ситуации. Признать, что корнем могут быть не чрезмерные, а заниженные требования, людям, конечно, трудно. В конце концов, в отличие от выгорания, человек заболел не из-за чрезмерных, а из-за недостаточных нагрузок на работе. Страх, что другие могут счесть тебя попросту ленивым, сопровождает пациентов с синдромом выгорания от скуки на каждом шагу. В целом может показаться странным, что он представляет клиническую значимость. Прежде всего синдром проявляется в степени отчужденности, с которой многие люди ходят на работу.

При этом ощущение потери связи со своей работой также является характерным симптомом финальной стадии выгорания. Пациенты с горением же, напротив, обычно в течение длительного времени воспринимают свою работу как значимую и приносящую удовлетворение, что долго помогает им подавлять терзающее чувство глубокого истощения.

Постоянное напряжение и срыв: разница между горением и выгоранием

Думаем, что такое выгорание, теперь всем понятно. О нем предупреждают СМИ, оно становится темой для обсуждения в школах и офисах. В общепринятом понимании выгорание чаще всего рассматривается как предшественник развивающейся или уже имеющейся депрессии истощения. На наш взгляд, выгорание – это острая и фульминантная[5]5
   Внезапная и быстро развивающаяся. – Прим. пер.


[Закрыть] форма депрессии истощения. Синдром горения же, напротив, является хронической формой депрессии истощения, которая до настоящего времени оставалась незамеченной и для человека, и для общества.

Миллионы людей страдают от той или иной формы психического расстройства депрессивного характера, и все они, по понятным причинам, испытывают необходимость понимать себя и свои симптомы и иметь возможность их классифицировать. Почти у всех нуждающихся в лечении людей с психическими расстройствами есть показатели депрессивного синдрома. Пришло время более дифференцированного подхода не только к рассмотрению феноменов заболеваний как таковых, но и к определению причин, условий возникновения или предрасположенности, а также факторов, способствующих их поддержанию. Пора наконец внести диагностическую, а вместе с тем и правовую ясность во все связанные с работой нарушения.

Как было сказано ранее, на сегодняшний день даже известный синдром выгорания, не говоря уже о синдроме выгорания от скуки, не признаны самостоятельными диагнозами и не подлежат лечению как таковые. Не кажется притянутым предположение о том, что те, кто несет расходы на медицинское и пенсионное страхование – а вместе с ними и государство, – мало заинтересованы в признании этих болезней.

Однако мы убеждены, что синдром горения представляет собой существующее в нашем обществе и имеющее клиническую значимость явление, которое стоит дальнейшего изучения и описания. Рассматривая имеющиеся научные данные о заболеваниях, связанных с работой [37], мы неизбежно придем к выводу о необходимости постановки диагноза, выходящего за рамки острой депрессии истощения. Наша дисциплина, психосоматическая медицина и психотерапия, по своей сути и традициям является дисциплиной, обладающей наибольшим потенциалом для понятного объяснения и лечения как индивидуальных, так и коллективных скрытых заболеваний. В дальнейшем мы хотели бы вместе с вами встать на путь объяснения синдрома горения и сделать его общепризнанным. Опираться при этом мы будем прежде всего на отчеты о пациентах и пациентках [38], наш психотерапевтический опыт с ними, наши личные горизонты познаний, а также на ограниченный спектр результатов исследований, которые могут послужить нашему делу отправной точкой.

Диагноз

Как ощущается горение? Пребывать в состоянии горения означает постоянно находиться в напряжении между двумя полюсами. Это состояние, которое можно сравнить с балансированием над пропастью, состояние, увы, довольно болезненное и тревожное. Тем не менее обрисовка картины заболевания может помочь прояснить синдром горения.

Прежде чем мы продолжим обрисовку картины, мы хотим рассказать вам о нашем нулевом пациенте. Индексными, или нулевыми, пациентами в медицине называют пациентов, с которых начала распространяться болезнь. Синдром горения, конечно, не является заразным в прямом смысле слова, поэтому данный термин подходит в этом контексте лишь отчасти. Тем не менее для нас симптоматика и то, как господин Л. чувствует себя и живет, прекрасно описывает то, что представляет собой горение.

Господин Л. – дружелюбный и приятный мужчина средних лет, любит свою жену и любим ею, и вместе они воспитывают двух детей. Он – менеджер среднего звена и очень успешен в профессиональном плане. Сейчас господин Л., можно сказать, живет лучшей жизнью. Пока все хорошо. Все в порядке. Он, вероятно, долго говорил так же и хотел бы говорить так дальше. К нам в клинику он попал изможденным, и говорил, что больше так не может и все не слишком-то хорошо. «Во “внешнем мире” я по-прежнему делаю то, что должен». Дома же он прокрастинировал, ничем не занимался, ни в чем не принимал участия. Любые занятия теперь казались обязательством, даже те, которые раньше приносили удовольствие. В господине Л. росло чувство, будто он – пустая оболочка, которая, не имея собственного содержания, полностью управляется кем-то извне, и не живет, а функционирует «на автомате». Оглядываясь назад, он чувствует, что, пока «функционировал», он упустил действительно многое за последние 10 лет или более. Господин Л. больше не испытывает радости от жизни и задается вопросом, чего он на самом деле хотел бы и как случилось, что жизнь проходит мимо него. Он всегда считал, что нет другого пути, кроме как разделить себя между работой и семьей, жертвовать собой и каким-то образом уделять достаточно времени и первому, и второму. Ему действительно всегда казалось, что у него все хорошо получается. Сегодня он понимает, что в таком подходе нужно было давно усомниться и что за него он заплатил огромную цену. Отчужденный от вещей, которые раньше были для него важнейшими, отчужденный от самого себя, он оглядывается на свою жизнь и продолжает рассказывать: дело не в том, что ему не за что быть благодарным. У него замечательная жена и прекрасные дети, он чувствует, что его любят и ценят. И все же господин Л. снова и снова задается вопросом, не свернул ли он в какой-то момент не туда. Он находится в состоянии настоящего психологического кризиса.

Люди в его окружении до сих пор воспринимают его как человека компетентного, надежного и приветливого, как человека, который, делая что-то, всегда выкладывается на все 100 %. Как о руководителе о нем постоянно говорили, что он очень вовлечен в дело. В сложных ситуациях он действует как «ледокол» – ломает лед и создает комфортную и конструктивную атмосферу. И он продолжает так действовать, только теперь его жизнь во многом напоминает постановку. Особенно перед нескончаемыми видеоконференциями, большинство из которых ему приходится вести и модерировать, он стал замечать, как перед этим делает глубокий вдох: «Камера включена, мотор, начали». Как будто он актер, в условиях сильного напряжения пытающийся выдать должный уровень мастерства в устоявшейся системе со всеми ее правилами, внутренними и внешними требованиями и ценностями. Так он движется по жизни как лишенная содержания оболочка. Во время видеоконференций он иногда бросал взгляд на себя и замечал свои пустые, не выражающие совершенно ничего глаза. Он действительно больше не мог и не хотел смотреть на себя, но сталкивался при этом с самим собой чаще, чем когда-либо. Как будто веб-камера постоянно подносила к нему символическое зеркало и спрашивала, как он мог дойти до такого состояния.

Господину Л. по-прежнему удавалось вымучить выполнение важнейших дел, вероятно, с должным уровнем качества, потому что от коллег и начальства он получал положительные отзывы. Однако, если бы не давление дедлайнов или критерий наивысшей важности, ему редко удавалось бы проявить силу или энергию. Затем он заметил, как все дела медленно, но верно тонут в водовороте все новых и новых требований. «Ужасно осознавать, что я это никогда не выполню». Ответ на электронное письмо, проекты, за которые по собственной инициативе он хотел бы взяться. Плохо то, что он не может забыть эти задания, хотя и понимает, что не может их сделать. Так у него появляется длинный список дел с невыполненными заданиями, которые вызывают у него постоянное чувство вины. В одних ситуациях он капитулировал перед своими собственными требованиями, в других – требовал от себя больше, чем когда-либо.

И хотя он сам знал, что уже не так продуктивен, как раньше, и иногда даже только делал вид, что работает, на работе с ним никогда не говорили о снижении продуктивности. У вышестоящего руководства, вероятно, рухнула вера в него, когда господин Л. рассказал о своем психическом кризисе. «Что? Ты? Мы точно сейчас говорим о тебе? Никогда бы не подумал, что с тобой может произойти нечто подобное. У тебя всегда все под контролем, ты в хорошем настроении». Господин Л. чувствовал, будто на работе он уже давно просто пользуется своей былой славой высокой продуктивности. Будто он зарабатывал и копил в течение многих лет своего рода кредит доверия, который теперь позволяет не быть уличенным в ухудшении результатов. Будто он превратился в самозванца. Некоторое чувство вины всегда сопровождало его в работе. К другим руководителям, которые проводили больше времени в офисе, он испытывал смешанные чувства, по большей части раздражение и угрызения совести. Он был одним из тех отцов, которые брали «отпуск по уходу за ребенком» в то время, когда его еще официально не существовало. Господин Л. не сожалеет об этом, наоборот, отношения со своими детьми для него важнее всего на свете. И все же он так и не смог избавиться от ощущения, что в действительности работал недостаточно активно. Вот уже несколько десятилетий он находится в ситуации, когда не может угодить ни себе, ни людям из своего окружения. Всюду его преследует ощущение, что он делает недостаточно, всюду ему видится нехватка чего-то. Он редко признает свои достижения, часто испытывая сильное чувство стыда и вины. Вместе с тем он не находится в той точке, когда может сказать, что испытывает отвращение или цинично относится к чему-либо в своей жизни. Он любит свою работу и хотел бы вернуться к ней как можно скорее и выполнять ее как можно лучше.

Из дальнейшего разговора с господином Л. мы узнаем, что наш пациент в значительной степени идентифицирует себя через свою профессию и что это идентифицирование, равно как и постоянная доступность – будь то физическое присутствие или мысли о работе, – корнями уходят в его детство. То, что работа даже в выходные дни является нормой, он перенял от своих родителей. Его самого довольно рано начали характеризовать как «солнце», то есть как человека, который не теряет безмятежности, несмотря на высокую нагрузку и все обязательства. Как человека, который, возможно, именно в напряженных условиях работает особенно хорошо и со всем справляется. Таким образом, господин Л. олицетворяет собой многих других людей, для которых их ресурсы, кажущиеся практически неисчерпаемыми, в конце концов становятся ловушкой. Которых их супругам приходится уговаривать взять отпуск. Дошло до того, что необходимость поддерживать роль мужа во «внешнем мире» истощила и ресурсы энергии его жены, тем самым поставив под угрозу их брак.

На момент написания этого текста господин Л. еще находится на начальном этапе своего лечения. Во многих его высказываниях мы видим и себя. Вскоре нам станет ясно, что единого пути к выздоровлению не существует. Но конкретно господин Л. в первую очередь хотел бы иметь больше энергии для своих отношений и общения с другими людьми. В этом мы хотим ему помочь, и об этом пойдет речь во второй части книги. Теперь мы хотели бы рассказать вам о мучительном «поле напряжения», которое вокруг себя создает синдром горения, чтобы вы лучше понимали его и могли определять.

Шпагат над пропастью

Как зарождается это напряжение? Как мы оказываемся в этом шпагате? Все начинается с твердой почвы. Тот, кто способен «растянуться» перед другими подобным образом, кто способен многого достичь и многое вынести, тот преисполняется гордости, которая заставляет его на время забыть о боли при растягивании. Оказавшись в таком положении, мы не замечаем, как земля под нами трескается и начинает осыпаться, как мы теряем почву под ногами и как в конце концов под нами разверзается пропасть. Как гордые гимнасты, мы остаемся в этом болезненном шпагате, в то время как пропасть под нами расширяется. Наши ступни, возможно, уже едва держатся на краях этой пропасти, но мы должны проявлять немыслимую силу и сохранять необходимое напряжение, чтобы не рухнуть вниз. И в таком шпагате мы можем находиться долгое время. И если выгорание знаменует собой падение в пропасть, при горении быть растянутым над пропастью можно ужасно долго. Однако цена, которую мы платим своим здоровьем, огромна.

Напряжение между двумя полюсами, а иногда и колебание между ними порождает и напряжение при хронической депрессии истощения. Это проявляется на всех трех уровнях, на которых мы описываем психические заболевания: бихевиоральном, то есть в поведении, когнитивном – в мышлении, а также эмоциональном – на уровне чувств.

При горении наше поведение характеризуется тем, что мы одновременно и гиперактивны, и чувствуем себя парализованными, когда дело касается выполнения каких‑либо действий как в профессиональной, так и в личной жизни. Пока мы сидим в шпагате, у нас сгорает много энергии, хотя в какой-то момент наше «пространство для маневра» в этом положении уменьшается настолько, что его практически не остается. Поэтому неудивительно, что на когнитивном уровне у нас возникает смесь из мысленной сверхбдительности и рассеянной невнимательности. Будучи полностью сосредоточенными на том, чтобы занять и удержать определенную позицию, мы не замечаем, что уже давно свисаем над пропастью в опасном положении. Железная воля, которая привела нас в эту ситуацию, заставляет нас продолжать цепляться за мысль о том, что мы по-прежнему справляемся. И на аффективном, то есть затрагивающем наши чувства, уровне проявляется противоречие между упрямым оптимизмом и унылой безрадостностью. Продолжая образное сравнение: пока на нашем лице сохраняется уже скривленная от боли улыбка, наше измученное и утомленное тело пребывает на грани капитуляции.

Постоянное напряжение, конечно, сказывается и на теле. В нашем метафорическом представлении в шпагате оно создает обширный мышечный спазм, парадоксальным образом помогая нам при этом продолжать держаться. Даже для пациентов с горением в конечном счете сохранение их работоспособности представляется жизненно важным. Так, они оказываются в патовой ситуации реакции борьбы и бегства, так называемой «бей или беги», агрессии и страха – это являет собой чистый стресс, который становится хроническим и не проходит бесследно для организма.

Возможно, вы спросите: почему мы терпим это состояние так долго? Для многих столкнувшихся с подобным состоянием людей оба полюса присутствуют в явной или скрытой форме всегда, так что они уравновешивают или нейтрализуют друг друга. В результате это состояние постоянного напряжения переживается и культивируется как желанное в течение длительного времени. Так подкрадывается хроническая депрессия истощения.

Человек гордится своим шпагатом, поначалу напряжение еще ощущается приятно волнующим, человек продолжает растягиваться, берется за все, думает, что сможет покорить любую вершину, добавляет себе еще мячей для жонглирования, перестает чувствовать границы, возможно даже становится в каком-то смысле жадным, чтобы в конце понять, что под ним и его каждодневными полетами фантазии уже давно разверзлась зияющая пустота пропасти.

Однако тот, кто осознал свое состояние, не может просто вскочить и как ни в чем не бывало продолжать делать привычные дела, потому что к этому моменту уже невозможно самостоятельно выпрямиться, встать, выйти из положения и начать все заново. Продолжая метафору: расслабиться уже не удается. Падение, конечно, тоже представляет собой опасность, потому что наши мышцы давно затвердели, ведь они, как ствол дерева, долго удерживали наше тело над пропастью. Психосоматически это иногда проявляется в виде необратимого уплотнения мышц тела, которое часто наблюдается при горении. Для скелетных мышц это оборачивается болезненным хроническим напряжением и нарушением статики. А мышечные волокна стенок сосудов развивают склонность к гипертонии и, как следствие, к инфарктам миокарда и головного мозга. При таких условиях оставленный без внимания синдром горения может закончиться летальным исходом.

Хуже всего, что горение – процесс, развивающийся незаметно, и за его зловещей скрытностью таится колоссальная сила и опасность. При этом отклонения, предшествующие фульминантному выгоранию, говорят сами за себя и их возможно предвидеть. Таким образом, острую депрессию истощения легче обнаружить и начать лечить. Хронический вариант, то есть синдром горения, который мы здесь описываем, скорее напоминает «маскированную депрессию»[6]6
  Маскированная депрессия – исторический термин в психиатрии, обозначающий скрытую депрессию. При маскированной депрессии классические аффективные компоненты депрессии могут быть очень незначительными или даже совсем отсутствовать. Пациент, как правило, не осознает депрессивного расстройства. – Прим. ред.


[Закрыть]. Горение нередко сопровождается по-настоящему позитивным настроем и в дальнейшем проявляет себя в виде необъяснимых физиологических симптомов. Как гимнасты, которые, сидя в шпагате, продолжают улыбаться сквозь жутчайшую боль, чтобы не поставить под угрозу свой успех, рискуя при этом своим здоровьем. Две опорные стойки, на которые опираются страдающие этим синдромом люди, создают патологический баланс, безбожный союз, который служит исключительно для поддержания (не)человеческой работоспособности на высоком уровне.

Можно ли жаловаться на этот «силовой трюк», который влечет за собой множество последствий? Можно ли искать помощи человеку, который забрался так высоко и растянулся так широко? Человек ведь сам виноват в этом, не так ли? Подобные вопросы мы не раз слышали от наших пациентов, потому что при горении гордость и стыд идут рука об руку. Первый шаг к выздоровлению – это признание наличия болезни и необходимости терапии. Это единственное решение, которое поможет не только подняться, но и снова уверенно встать на ноги. Однако для лечения в первую очередь необходим диагноз.