Текст книги "Мое сердце"

Глава 16

Ян Грант смог добраться только до соседней таверны, заказал себе еще виски, а потом еще. Люди Раналда Торка, вернувшись с ужином, обнаружили, что и он, и обе пленницы исчезли. Привыкшие во всем слушаться своего вожака, они терпеливо дождались возвращения Раналда Торка и его жены. Хотя Раналд не имел ни малейшего представления о том, куда могли подеваться женщины, но где искать Яна, он знал совершенно точно и отрядил одного из своих людей в таверну, чтобы тот притащил его кузена домой. Прежде чем окончательно отключиться, Ян смог все-таки поведать, что он тут ни при чем и вообще ничего не знает о случившемся.

– Они сбежали, черт бы побрал этого пьяницу! – сказал Раналд Торк Аланне. – Хотя понятия не имею как.

– Может быть, их отыскал Брок-Кэрн? – предположила Аланна.

– Нет, если бы это было так, Ян был бы давно мертв.

– Что же нам теперь делать, Раналд? – В первый раз со времени их знакомства Аланна казалась испуганной. – Если что-нибудь случится с ее милостью, Алекс заставит отвечать за это всех нас.

– Единственный, кто об этом может что-нибудь знать, это в стельку пьяный кузен, – пробормотал Раналд. – Я не намерен болтаться здесь, дожидаясь, пока появится Алекс Гордон и выместит на нас свое зло, моя дорогая. Я причастен только к краже его скота и ни к чему больше.

– Так что же нам делать? – повторила Аланна.

– Я сдержал слово, данное Яну, но теперь под угрозой наша жизнь, – ответил ее муж. – Уверен, что Ян теперь проспит как минимум до завтра. Мы отвезем его в Эдинбург и оставим у дома Хантли с запиской, что это как раз тот человек, которого ищет Брок-Кэрн. Это, моя дорогая, сразу решит все проблемы. Потом поедем домой. Впредь меня никаким калачом не заманишь в такую даль от моих земель, Аланна. У нас достаточно золота, чтобы пожить в свое удовольствие. Мы вернемся домой и всю долгую зиму проведем в постели, трахаясь и закусывая, трахаясь и выпивая! Как тебе это нравится?

Аланна улыбнулась.

– Да, – сказала она, – очень даже нравится.

К счастью, и Фрэнсис Стюарт-Хэпберн, и Алекс Гордон были живы. Охраняемые людьми Алекса, они спустились на юг, нашли ярмарку, где был продан скот Алекса, и потом двинулись в Эдинбург, где должен был свершиться суровый суд. Потом на ступени дома графа Хантли несколькими крепкими ребятами в килтах цветов клана Шоу был подброшен Ян Грант, с приколотой к его одежде запиской, из которой следовало, что он как раз тот, кого хотел получить Гордон Брок-Кэрнский. Из этого Ботвелл и Алекс заключили, что Ян Грант, по всей видимости, не добрался до Мэйтланда.

Восемнадцатого октября Мэйтланд попытался завлечь лорда Ботвелла в ловушку, устроенную ему в «Золотом якоре»в Лейте, причем имя леди Гордон никак не упоминалось. Теперь Алекс и Фрэнсис знали уже наверняка, что Ян не был у канцлера. Ботвелл, таким образом, счастливо избежал и этой ловушки и отбыл назад в Хэрмитейдж. Его встречи на севере Шотландии не привели ни к какому результату, так как разные группировки так и не смогли договориться между собой, как противостоять королю, не совершая при этом государственной измены.

Ян Грант был очень близок к тому, чтобы стать богатым человеком. Правда, к этому времени он был уже давно мертв. Смерть его была постыдной. Кое-как продрав глаза после пьяного загула, он лениво потянулся и вдруг сообразил, что находится совсем не в своей убогой комнате, которую они снимали в Лейте. Во рту у него была помойка, голова раскалывалась от боли. Он медленно перевернулся на бок, и тут его глаза встретились со взглядом Александра Гордона, графа Брок-Кэрнского. От ужаса у Яна Гранта отвисла челюсть, он судорожно вздохнул, прежде чем его сердце остановилось от страха, когда он прочел приговор в глазах графа.

Если бы он не умер сам, Алекс все равно убил бы его, но только после того как выяснил бы, что сталось с его женой. Смерть Яна не дала ему осуществить задуманное. Теперь у него оставалось только одно направление поисков – на север, туда, откуда он только что прибыл; на север, чтобы найти Раналда Торка. Этот разбойник должен знать, что сталось с его женой, с Пэнси, с их еще не родившимися детьми. Алекс ни на мгновение не верил, что его жена мертва. Он почувствовал бы, если б она умерла. Велвет жива! В этом он был уверен.

Дом Раналда Торка, расположенный в лесных дебрях, был почти неприступен. Помня внезапную и неожиданную смерть Яна, Алекс не хотел потерять остававшийся у него последний шанс. Ему было необходимо узнать, что же случилось с Велвет. Он встретился с Раналдом Торком в его доме, придя туда с белым флагом.

– Ян мертв, – не выказывая никаких эмоций, сказал Алекс, чтобы как-то начать разговор. Потом рассказал, как это случилось. – Мне не удалось задать этому подлому трусу ни единого вопроса, и я так и не знаю, где моя жена и ее камеристка. Ты можешь мне сказать?

– Нет, – ответил Раналд Торк, – не могу. Заговор с целью похищения твоей жены был разработан и осуществлен Яном. Я только украл твой скот. Ян настоял, чтобы я поехал с ним в Лейт, чтобы он мог быстро удрать, после того как состоится обмен.

– Он виделся с Мэйтландом? – спросил Алекс, слишком озабоченный судьбой своей жены, чтобы требовать компенсацию за свой скот.

– Нет, насколько я знаю. Аланна и я поженились недалеко от Эдинбурга. Твоя жена была свидетельницей. Мы с Аланной целыми днями осматривали окрестности Лейта, вот и все. В один прекрасный день мы вернулись и обнаружили, что твоя жена и ее служанка исчезли. Ян где-то болтался, пьянствуя. Судя по всему, они сбежали, а мы отнесли Яна к дому Хантли и оставили его там для тебя. Больше я тебе ничего не могу сказать, так как и сам не знаю. Я нашел себе женщину и могу только посочувствовать тебе в твоей двойной утрате, особенно теперь. Ведь как раз сегодня моя жена сказала мне, что я скоро стану отцом.

Алекс был ошеломлен. Раналд Торк был его последней надеждой. Что же случилось с Велвет? Если она благополучно сбежала, то почему не вернулась в Дан-Брок? Может быть, она так испугалась, что поехала вместо этого на юг, к своим родителям, в Англию? Он вполне мог бы это сейчас понять, но почему де Мариско до сих пор не связались с ним?

Он вернулся в Дан-Брок, но пробыл там недолго. Он уладил все дела с выплатой содержания своей овдовевшей сестре и ставшим сиротами племянникам, а потом немедля отправился в Англию с Дагалдом и отрядом своих людей.

В долине Луары во Франции стояла долгая и неторопливая осень. Велвет и Пэнси благополучно добрались до Бельфлера и обнаружили, что за этим маленьким дворцом ее родителей заботливо и любовно ухаживают Манон и Гийом, двое слуг, присланных сюда из громадного поместья Аршамбо, принадлежащего деду и бабке Велвет, графу и графине де Шер. Манон и ее супруг Гийом служили Скай и Адаму де Мариско, родителям Велвет, еще в те годы, когда они жили во Франции. Теперь же дворец был оставлен на их попечение. Манон и Гийом сильно постарели. Велвет рассказала старым слугам о том, что злые люди ищут ее, чтобы использовать против ее прекрасного мужа. Поэтому никто, даже ее любимые дедушка и бабушка, не должны знать, что она в Бель-Флере. Старики все поняли и пообещали, что приезд Велвет останется тайной.

Оказавшись в безопасности, Велвет с нетерпением ждала вестей из Шотландии, которым не так-то просто было попасть в это удаленное деревенское место. И все-таки с помощью Мэттью, четырнадцатилетнего внука Манон и Гийома, ей удалось наладить какое-то подобие связи с Шотландией, но приходившие новости были малоутешительными. Велвет узнала о попытке Мэйтланда загнать Ботвелла в ловушку и еще раз прокляла Яна Гранта и его подлую душу. Ей было ясно, что они попробовали захватить Ботвелла, сказав ему, что она в их руках. Ей так хотелось отправить весточку Алексу с сообщением, что она в безопасности! Как же он, наверное, беспокоится! Она очень скучала, но не могла подвергать опасности ни его, ни Ботвелла, открыв место, где она скрывается.

Новости доходили до нее медленно, так что о попытке Мэйтланда подстроить ловушку Ботвеллу она узнала только в начале ноября.

Пэнси оставалось не больше месяца до рождения второго ребенка. Велвет же должна была родить не раньше весны. Как-то теплым осенним днем она работала в маленьком огороде, выдергивая лук-порей для рагу тетушки Манон. Вдруг прекрасный, украшенный великолепными рогами олень перемахнул через низкую садовую ограду, промчался вокруг дома и, прыгнув в окружавшее с трех сторон Бель-Флер озеро, быстро переплыл его и исчез в лесу на противоположной стороне.

Сидя на корточках, Велвет рассмеялась. Но тут увидела нескольких охотников, один из которых требовательно спросил:

– Девушка, ты не видела тут оленя?

– Мадам, – поправила она его. – И кто дал вам право охотиться на моих землях?

– Вся Франция – это земля короля, – последовал высокомерный ответ.

– Кроме Парижа, – немедленно возразила Велвет, – а король без столицы – это не король. Кроме того, вы мало похожи на короля.

– А он и не король, – раздался голос, и высокий, худощавый мужчина подъехал на лошади вплотную к садовой ограде. – Он всего лишь маркиз де ля Виктор, зато я, мадам, – Генрих Наваррский, к вашим услугам.

Велвет поднялась и присела в реверансе.

– Прошу простить мои поспешные слова, ваше величество, – сказала она.

– Мне больше нравится, когда вы распекаете меня, моя дорогая, – ответил он ей с улыбкой. – Но у вас передо мной преимущество, дорогая. Я до сих пор не знаю, кто вы такая. – Он весьма откровенно оглядел ее с ног до головы.

– Меня зовут Велвет Гордон, сир, – сказала Велвет.

– Англичанка?

– Мой отец наполовину англичанин, наполовину француз. Моя мать – ирландка, а я, сир, замужем за шотландцем.

– Вы слишком красивы, мадам, чтобы быть замужем за суровым скоттом, дорогая. Вам надо было быть женой француза! И где же ваш муж?

– В Шотландии, сир. – Она стряхнула с юбки приставшую к ней грязь. Как неудобно выглядеть огородным пугалом! Хотя, может быть, это и к лучшему, ведь Генрих Наваррский славился как отъявленный бабник. Видя, какая она грязная и непривлекательная, он, может быть, проедет мимо.

Король, однако, был большим специалистом в добыче золота под землей.

– Возвращайтесь во дворец, – приказал он своим товарищам. – Мы явно потеряли нашу добычу. – Затем, понизив голос, он легко улыбнулся и сказал:

– У меня на уме сейчас другие игры, друзья!

Всадники отъехали, не проявляя никакого неудовольствия. Хотя Францию все еще сотрясала гражданская война и король не мог жить в Париже, они знали, что здесь, в долине Луары, он в безопасности.

Король соскочил с коня, спросив при этом:

– Как называется этот дворец?

– Бель-Флер, сир, – ответила Велвет.

– И он ваш?

– Он принадлежит моим родителям.

– А, – сказал Генрих, – вы приехали навестить своих родителей?

– Мои родители живут в Англии, сир.

– Ваш муж в Шотландии, родители в Англии, а вы, мадам, здесь, во Франции. Я что-то ничего не понимаю. Велвет рассмеялась, видя его недоумение.

– А совсем не обязательно, чтобы вы понимали, сир. Вы даже не знаете меня.

– Любовник! – воскликнул король. – Вы приехали сюда, чтобы побыть с вашим любовником!

– У меня нет любовника, сир. Я добропорядочная замужняя женщина, уверяю вас.

Положение становилось весьма щекотливым. Велвет совсем не улыбалось объяснять королю Франции, который был союзником короля Шотландии, почему она очутилась здесь, во Франции. Генрих Наваррский абсолютно несносный человек! И чего он к ней прицепился? Теперь ей придется что-то врать, ведь иначе он никогда не отстанет.

– Я приехала во Францию подлечиться, сир, – сказала она. – Зимы в Шотландии очень суровые, а так как в прошлом году я болела, то мой муж, опасаясь за мое здоровье, настоял, чтобы я провела эту зиму здесь, в Бель-Флер. Он приедет ко мне, как только сможет.

– Значит, сейчас вы одна, дорогая?

– Со мной мои слуги, сир, а мои дедушка и бабушка живут неподалеку, – сдержанно ответила она, надеясь, что упоминание о семье заставит его отправиться восвояси.

– Знаете ли вы, что у вас глаза цвета папоротника, который можно найти только в самой чаще леса? – спросил король. Велвет вспыхнула.

– О, эти золотые пряди в ваших каштановых волосах, которые блестят, как шелк. – Он протянул руку и пальцем погладил одну такую прядь. – Они и на ощупь такие же мягкие, как шелк, дорогая.

Велвет вдруг почувствовала себя загипнотизированной напористым, пьянящим голосом Генриха Наваррского, а его темные карие глаза держали ее как бы в плену, ни на секунду не отпуская. Ей потребовалось сделать над собой усилие, чтобы сбросить это наваждение, и она сказала:

– Ваше величество могли бы напомнить обо мне королеве Марго, моей крестной матери.

Король на мгновение ослабил свой натиск.

– Моя жена – ваша крестная мать? – удивился он.

– Да, сир. Королева Марго и моя собственная королева, добрая Бесс.

– Я не так часто вижусь с женой, – сказал король. Потом он улыбнулся ей:

– Ваш рот создан для поцелуев, мадам Гордон. – И с этими словами попытался заключить ее в объятия.

– Сир! – Ладони Велвет уперлись в кожаный камзол короля. – Я верная жена своего мужа.

– Верность, – сказал король, – очень ценное качество в женщине. – И он поцеловал ее. Этот поцелуй говорил о богатом опыте.

Некоторое время Велвет не знала, что ей делать: обидеться, почувствовать себя польщенной или просто рассердиться? Во всей Европе не было женщины, которая не знала бы о репутации французского короля как великого распутника. Он был мужчиной, в котором женщины находили какое-то особое очарование. Она тоже не считала его объятия неприятными, но она жена Алекса Гордона, и она любит своего мужа. И все-таки очень интересно, когда тебя целует другой мужчина.

Приняв ее благодушие за согласие, Генрих нежно заставил Велвет раздвинуть губы и нашел своим языком ее язычок, успев одновременно спустить ей с плеч блузку, после чего он начал ласкать ее полные и крепкие груди. Эта наглость подтолкнула Велвет к действиям. Собрав все силы, она вырвалась из объятий короля и закатила Генриху Наваррскому пощечину.

– Сир! Я смертельно обижена вашим поведением! Я же сказала вам, что верна своему мужу, а вы осмелились поцеловать меня и начали ласкать самым неприличным образом! Как вам не стыдно, ваше величество! Как не стыдно! Надеюсь, ваша репутация дамского угодника завоевана не с помощью силы? Я беременна, сир! Я приехала в Бель-Флер, чтобы родить в спокойной обстановке. Что же, я теперь должна бросить свой дом и вернуться в промозглую шотландскую зиму, подвергая опасности жизнь наследника моего мужа, и все это только потому, что вы не поверили мне, когда я отвергла ваше внимание?!

Король был совершенно изумлен. Никогда в своей жизни он не получал отпора ни от одной женщины. Хотя нет, один раз получал, но всего один. Каким-то неуловимым образом эта красивая женщина напомнила ему те давно прошедшие времена. Это время ему совсем не хотелось вспоминать: ночь накануне святого Варфоломея, ночь массовой резни, когда ныне покойная, но никем не оплакиваемая Екатерина Медичи, его мачеха, подстроила все так, чтобы он задержался у женщины, в которую он был влюблен, и все это якобы для того, чтобы спасти его, во всяком случае, так она говорила. Генрих же всегда подозревал, что его мачеха разыграла весь этот маленький спектакль только для того, чтобы не дать ему повести своих солдат в бой.

Он только что женился на своей нынешней жене Маргарите де Валуа, принцессе Франции. Это был династический брак, призванный объединить правящий дом Валуа с домом Бурбонов, в котором он был прямым наследником. Во время свадебной церемонии он заметил прекрасную ирландку с глазами голубовато-зеленых цейлонских сапфиров, массой черных волос, ниспадавших на не правдоподобно белые плечи. Он хотел обладать ею всеми силами своей души. В то время как его молодая жена была слишком увлечена собственным любовником и не замечала ничего вокруг, он со всем пылом юности кинулся преследовать эту женщину, чье имя не мог даже сейчас вспомнить. И он был отвергнут, отвергнут решительно. Но Екатерина Медичи заметила его страсть – обманом она завлекла эту женщину на тайное свидание с ним. Он вошел в комнату и нашел объект своих вожделений связанной и беспомощной. Он овладел ею без всяких колебаний, несмотря на ее яростные протесты, как эта коварная старая женщина, его мачеха, и предполагала.

А пока он приятно развлекался, Католическая Лига вырезала гугенотов, собравшихся в Париже на его свадьбу. Гугенотам очень не повезло, что его не было с ними. Он бы их защитил.

Он постарался отогнать эту мысль. Религиозная рознь стоила Франции многих лет гражданской войны – войны, которая, несмотря на принятие им католицизма, все еще грохотала в различных уголках Франции.

Как странно, что обо всех этих несчастьях ему напомнила эта красивая женщина, которая сейчас сердито смотрит на него, пытаясь сохранить чувство собственного достоинства, прикрывая руками свои роскошные груди. Почему-то он вдруг почувствовал себя виноватым, хотя чувство вины совсем не было тем чувством, которое посещало его слишком часто.

– Мадам, – произнес он серьезно, – я прошу у вас прощения. – Легкая улыбка тронула его губы. – Вы очень красивы, а я привык всегда получать то, что хочу. Я могу припомнить только один случай в своей жизни, когда получил отпор от женщины. Вы простите меня? Я остановился неподалеку, в Шиноне, и мне хочется, чтобы мы стали друзьями. В Шиноне очень скучно, – закончил он, и его лицо приняло мрачное выражение.

– Конечно, я прощу вас, сир, если вы пообещаете мне, что впредь ничего подобного больше не повторится.

– Даю слово короля, – сказал он.

– А почему в Шиноне скучно? – спросила она, подумав про себя, что слово короля не всегда самое надежное. – Я слышала, что Шинон – самый красивый дворец во Франции.

– Это так, – ответил он. – Замок прекрасен и снаружи, и внутри. Он стоит над рекой Шер, соединяя оба ее берега, и было время, когда гостей привлекало зрелище прекрасной молодой женщины, одетой как речная нимфа и плававшей вокруг дворца. Сейчас же, увы, он принадлежит Луизе де Лоррен, вдове моего предшественника, Генриха Третьего. Она задрапировала все комнаты в черное и разрисовала потолки черепами, скрещенными костями и инструментами могильщиков. – Он выразительно передернул плечами. – Это преступление – уродовать такую красоту.

Велвет хихикнула.

– Вы смеетесь надо мной, – сказала она. – Луиза де Лоррен на самом деле ведь не разрисовывала потолки черепами и скрещенными костями, правда ведь?

– И тем не менее она это сделала, – кивнул он с мрачным видом.

Неожиданно на огород выбежала Пэнси с огромным животом и позвала:

– Миледи, вы уже набрали луйа? Тетушка Манон говорит, что не может начать готовить рагу без него. О, извините, миледи. Я не знала, что у нас гость.

– Это моя камеристка, – пояснила Велвет королю. – Она не говорит по-французски, будучи добропорядочной английской женщиной. Панси, поклонись. Это король Генрих.

Панси ахнула и с некоторым усилием сделала реверанс перед королем.

– – Она беременна, эта ваша камеристка?

– Да, монсеньор. Ее муж – доверенный слуга моего супруга. Эго уже ее второй ребенок.

– Хозяйка беременна, служанка беременна. Я явно недооценивал шотландцев, которые, как выясняется, весьма страстная нация. – Король ухмыльнулся.

– Никогда не слышала, сир, – быстро ответила Велвет, – что Франция владеет монополией на страстность.

– Вы никогда не сможете беспристрастно сравнить, моя дорогая, если только не позволите мне продемонстрировать, что это такое на самом деле.

– Монсеньор! – притворно рассердилась Велвет, но короля было не так-то легко провести, и они оба рассмеялись.

– Не готовит ли эта ваша Манон мясное рагу, дорогая? Мясное рагу с нежным зеленым луком-пореем? Я обожаю мясное рагу с луком!

– Ваше величество напрашивается на приглашение? – поддела его Велвет.

– Именно так. Я совершенно откровенно напрашиваюсь на приглашение, – сказал он совсем по-мальчишески. – Вдовствующая королева Луиза опять предложит сегодня на ужин карпа с отварными овощами, как она эта делает почти каждый день. Она превратила свой траур в высокое искусство, и даже ее гости должны от этого страдать!

– Тогда зачем же вы приехали к ней? – спросила практичная Велвет.

– Потому что это – моя обязанность, потому что Шинон не правдоподобно красив и спокоен и потому что здесь очень хорошая охота, – ответил он.

– Но я не смогу накормить ваших друзей, – сказала она. – Дело не в моей нелюбезности; просто у меня нет ни достаточного количества еды, ни прислуги для того, чтобы устраивать приемы.

– Я не прошу вас кормить моих людей. Я, наоборот, рассчитываю на ужин вдвоем.

– Ужин, монсеньор, – это все, что вас ждет, – сурово сказала Велвет Генриху Наваррскому. – Вы должны обещать мне, что вполне отдаете себе в этом отчет, прежде чем я соглашусь пригласить вас. Я не из тех женщин, с которыми можно пофлиртовать в уединенном уголке. Я люблю своего мужа и не желаю компрометировать ни его, ни свою честь.

– Любовники, – сказал король, – всегда должны стать сначала друзьями. С моей стороны было непростительно так вольно себя вести. Единственное оправдание – ваша красота, которая затмила мой разум. Я обещаю вести себя наилучшим образом, дорогая, если вы пригласите меня на ужин.

– Мы не будем любовниками, – несколько раздраженно ответила Велвет.

Король приятно улыбнулся ей.

– Я привезу чудесного красного вина, чтобы было чем запить ваше рагу, – сказал он, взлетая на коня.

– Я еще не сказала, что вы можете прийти, – запротестовала Велвет.

– Как вы думаете, ваша Манон сможет приготовить мне на десерт грушевые тарталетки, дорогая? – спросил он у нее.

Велвет не могла не улыбнуться. Какой же он обаятельный и несносный человек!

– Я спрошу у нее, – сказала она. – А сейчас, сир, я должна попрощаться с вами. Если я не принесу этот лук Манон тотчас же, никакого ужина вообще не будет.

Король послал ей воздушный поцелуй и, повернув лошадь, ускакал.

– Так вот как выглядят короли, – сказала Пэнси буднично. – Он, пожалуй, несколько великоват и неуклюж, правда? О чем вы с ним болтали?

– Он сам себя пригласил к нам на ужин, – ответила Велвет, все еще улыбаясь.

– Мне показалось, что у него на уме гораздо большее, чем ужин, – неодобрительно проворчала Пэнси.

– Так и есть, – ответила ее госпожа. – Но я была очень откровенна с королем. Он понимает меня, хотя ему тяжело признать, что какая-нибудь женщина может отвергнуть его притязания. Генрих Наваррский не опасен, Пэнси. Кроме того, он приехал в Шинон ненадолго и через день-два поедет дальше. Во Франции – гражданская война, и он никогда не будет в безопасности, пока страна не объединится.

– Вы поставите тетушку Манон в весьма затруднительное положение, миледи. Не думаю, что ей когда-нибудь раньше приходилось готовить для королей.

Велвет опять рассмеялась при этой мысли.

– Подожди, что будет, когда я скажу ей, что он потребовал грушевые тарталетки на десерт.

Манон, однако, ничуть не была взволнована новостью, что Генрих Наваррский явится к ним на ужин. Когда Велвет пересказала ей историю с едой в Шиноне, старушка только кивнула.

– Бедняга! Он рос в здоровом климате Наварры, вдали от французского двора. Он привык к доброй деревенской кухне, и ему ее не хватает, ничуть в этом не сомневаюсь. Я буду рада постряпать для короля! Жаль только, что не смогу рассказать всем и каждому в Аршамбо об этом. Эта толстуха Селина, что готовит для вашей бабушки, лопнет от зависти! После того как ей довелось готовить для королевы Екатерины и принцессы Марго на ваших крестинах, от нее просто не стало жизни! Эх, как бы мне хотелось рассказать ей!

– Всему свое время, Манон, – успокоила Велвет старушку. – Когда я вернусь к мужу и король Джеймс перестанет разыскивать меня, тогда можно будет сказать бабушке и дедушке, что я была здесь, а ты сможешь похвастаться, к своему удовольствию, перед Селиной и всеми остальными в Аршамбо.

– Селина точно лопнет от зависти, – продолжала хихикать Манон, бросая в горшок с кипящим рагу очищенный лук-порей. – Я, пожалуй, положу в тарталетки вместе с грушами немного смородины. Они будут повкуснее.

Велвет улыбнулась и, забрав с собой Пэнси, пошла накрывать на стол в красивом зале, где когда-то собиралась вся их семья, когда она была еще совсем маленькой. Бель-Флер – небольшой дворец. Построенный в начале пятнадцатого века, он расположился посредине большого сада и был окружен с трех сторон похожим на озеро широким рвом. Позади озера виднелся лес, и в четырех милях к северу от него стоял огромный замок ее деда и бабки – Аршамбо, который так же, как и его сосед Шинон, раскинулся на берегах реки Шер.

Бель-Флер был замком волшебной легенды. Его построили из темного красновато-серого сланца, а четыре многоугольные башни были покрыты шиферными плитами в форме ведьминого колпака. Попасть во дворец можно было только через так называемый Двор чести. Однако имя свое Бель-Флер получил благодаря чудесным садам. Весь теплый сезон, с весны до поздней осени, сады Бель-Флера утопали в разнообразных и разноцветных цветах всех сортов и оттенков. Они были гордостью старого Гийома, и большую часть своего времени он проводил среди цветов, поддерживая сады Бель-Флера в образцовом порядке.

Замок располагал прекрасным залом и кухнями, шестью спальнями, включая хозяйские апартаменты, и комнатами для дюжины слуг. Во дворе – обширные конюшни, в которых сейчас, правда, стояли всего три лошади; двух привели с собой Велвет и Пэнси, и был еще старый мерин, которого запрягали в повозку для Манон и Гийома. Велвет наняла карету, чтобы добраться от Нанта до Бель-Флера, но при этом купила и двух верховых лошадей, которые шли за ними, привязанные к задку кареты. Средства передвижения были жизненно важны в этом изолированном от мира месте. Во дворе замка находилась псарня, но в данный момент единственными собаками в Бель-Флере были престарелый спаниель и еще более дряхлая легавая. Соколятник был пуст, и только на голубятне все еще жила большая стая этих изысканных птиц.

Отец Велвет, Адам де Мариско, купил дворец со всей обстановкой, остававшейся от прежнего владельца, и его комнаты были забиты довольно симпатичной мебелью.

Хотя ужинать они собирались только вдвоем, Велвет решила накрыть стол для короля по всем правилам. Вместе с Пэнси она тщательно, без единой складочки покрыла длинный стол льняной скатертью монастырской работы. В замке нашлось всего два золотых канделябра, и Велвет, предварительно почистив, поставила их на стол, воткнув в них новые восковые свечи. Пэнси принесла вазу с осенними цветами желтых, коричневых, темно-оранжевых и золотистых оттенков, которая была водружена в центре стола. По его торцам поставили два прибора; серебряные ножи и флорентийские вилки с серебряными же тарелками и кубками, инкрустированными зеленой яшмой. В двух каминах разожгли огонь, а на приставном столике уже стояли хрустальные графины с вином: бледно-золотистым из Аршамбо и кроваво-красным, уже присланным королем с лакеем из Шинона.

Приготовив зал, Велвет прошла к себе, чтобы принять ванну с настоем левкоя и переодеться в темно-зеленое бархатное платье, когда-то принадлежавшее ее матери. Очень удачно, что Скай оставила так много своих нарядов в Аршамбо. В противном случае она и Пэнси оказались бы практически раздетыми. Они так и не смогли сменить одежду, в которой их похитили, до самого приезда в Бель-Флер. Их истрепанные костюмы Велвет тут же сожгла. Если бы у них не было плащей, чтобы прикрыть дыры и пятна на их платьях, Велвет даже и не знала, что бы они делали.

Им потребовалось почти две недели, чтобы добраться от Лейта до Нанта. Используя очевидное всем интересное положение Пэнси как предлог, они почти не покидали своей каюты. Только под вечер, когда смеркалось, они выходили на палубу немного проветриться.

Капитан Майкл Смолл обычно не брал пассажиров, но и этот раз ожидаемый груз не был вовремя доставлен в Лейт, и так как у него оставалось много свободного места, он решил взять на борт несколько человек. Им очень повезло, потому что к тому времени, когда к нему пришел хозяин гостиницы, свободной оставалась только одна маленькая каюта. Благодаря посредничеству владельца «Золотого якоря» они смогли получить ее.

– Это две вполне респектабельные женщины, капитан, – сказал он. – В порту сейчас нет другого корабля, которому бы я мог доверить довезти их в безопасности, и к тому же они платят золотом.

– Хорошо, – наконец согласился капитан, – но им придется захватить с собой еду. Я смогу снабжать их только питьевой водой, по три чашки в день на человека, и выдавать по стакану рома, но ничего больше. В каюте две койки, но одеяла им придется взять свои.

Велвет согласилась на условия капитана. Хозяин гостиницы договорился о цене и помог им собрать в дорогу необходимую провизию: овсяные лепешки, сушеное и засоленное мясо, небольшой круг сыра и, по настоянию Велвет, корзинку яблок и груш. У них не было времени даже принять ванну или купить себе новую одежду. Когда они добрались до Бель-Флера, вид у них был плачевный.

– Нам пришлось удирать, – объяснила Велвет Манон. – Мы не смогли взять ничего сверх того, что могли унести на собственных спинах. Уверена, что у матери здесь, во дворце, есть какая-то запасная одежда.

– Да, мадам, конечно, есть, – ответила Манон. – Уж мне ли не знать. Ведь я была у нее за камеристку, когда она жила здесь, во Франции! Я сама все убирала в кедровые сундуки. Они хранятся на чердаке. Завтра я заставлю Мэттью стащить их вниз.

На следующий день Велвет открыла сундуки своей матери и обнаружила, что они битком набиты самой разнообразной и красивой одеждой: платьями, юбками и блузками; ночными рубашками, тонкими, как паутинка; нижним бельем, рубашками, чулками и туфлями. Там нашелся даже маленький ларчик слоновой кости с прекрасными драгоценностями. Среди них были розовые жемчуга с таким же золотым перстнем; чудесное ожерелье из крупных алмазов голубой воды и пара серег к нему; еще несколько пар сережек с сапфирами, изумрудами и рубинами, оправленными в золото; браслеты, кольца; заколки для волос с алмазами, жемчугом и рубинами.

– Это все принадлежит моей матери? – спросила она у Манон.

– Да, мадам. Она привезла их с собой, когда приехала в Аршамбо.

Велвет была в высшей степени заинтригована, особенно после того как обнаружила на дне ларчика из слоновой кости пожелтевший пергамент. Выцветшие строки, нацарапанные на нем, только еще больше сгустили покров тайны. Читались они так:

«Душа моя! Я приготовил все это для тебя, когда думал, что ты вернешься ко мне. Я не могу подарить жене драгоценности, которые были сделаны для другой женщины. Прошу тебя принять этот маленький подарок, который предназначался только для тебя. Николя».