Текст книги "Загадка женского"

Вероятно, не будет преувеличением сказать, что лишь в исключительных случаях взрослый мужчина может по-настоящему уважать себя и пользоваться уважением в глазах других, если он не «зарабатывает на жизнь» согласно одобренной обществом роли профессионала… У женщины ситуация принципиально иная. Основной ее статус – это статус жены мужа и матери его детей…[64]64
  Talcott Parsons, «Age and Sex in the Social Structure of the United States», in Essays in Sociological Theory, Glencoe, Ill., 1949: 223 и далее (Толкотт Парсонс «Возраст и пол в социальной структуре Соединенных Штатов» в книге «Рассуждения о теории социологии»).


[Закрыть]

Парсонс, видный социолог и ведущий теоретик функционализма, проницательно и точно описывает источники напряжения в «разделении ролей по половому признаку». Он отмечает, что «домашняя» составляющая роли домохозяйки «настолько потеряла свою значимость, что вряд ли может приравниваться к полноценной работе для энергичного человека», что «образ очаровательной барышни» «неизменно ассоциируется с довольно юным возрастом», и поэтому «серьезное напряжение возникает из-за проблемы адаптации к возрасту», что в образе «хорошее партнерство», который в том числе включает «гуманистическое» отношение к искусству и занятие общественной деятельностью, «ощущается недостаток полностью институционализированного статуса… Только те, кто обладают сильнейшей мотивацией и высоким интеллектом, полноценно и удовлетворительно адаптируются в этой сфере». Он заявляет, что «совершенно очевидно, что в роли взрослой женщины присутствует значительное напряжение и чувство незащищенности, откуда следуют масштабные проявления невротического поведения».

Парсонс предупреждает:

Взрослая женщина, конечно, может следовать мужской модели и делать карьеру в профессиональных областях, напрямую конкурируя с мужчинами своего класса. Однако очевидно, что, несмотря на огромный прогресс в освобождении женщин от традиционного семейного уклада, лишь очень немногие достигли в этом направлении успеха. Также ясно, что расширение ролевых моделей возможно, только если в структуре семьи произойдут глобальные изменения.

Истинное равенство между мужчинами и женщинами не будет «функциональным»: статус-кво может поддерживаться лишь в том случае, если жена и мать сосредоточилась на роли домохозяйки или в лучшем случае имеет просто «работу», а не строит «карьеру», которая может предложить ей статус, равный статусу мужа. Получается, Парсонс считает разделение по полу «функциональным», если социальная структура сохраняется в нынешнем состоянии, что, по-видимому, является главной заботой функционалиста.

Абсолютное равенство возможностей и сплоченность в семье – понятия явно несовместимые… В подавляющем большинстве случаев, когда замужние женщины работают вне дома, их род деятельности не вступает в прямую конкуренцию за статус с мужскими профессиями. В нашем обществе интересы женщин, как и применяемые к ним критерии оценки, в гораздо большей степени направлены на «наведение красоты»… Видимо, это различие функционально направлено на поддержание в нашей классовой структуре семейной сплоченности [65]65
  Talcott Parsons, «An Analytical Approach to the Theory of Social Stratification», указ. соч., рр. 174 и далее (Толкотт Парсонс «Аналитический подход к теории социальной стратификации»).


[Закрыть].

Даже выдающийся социолог Мирра Комаровски, которая с помощью функционального анализа великолепно продемонстрировала, как именно девочки в нашем обществе учатся «играть роль женщины», не может полностью избежать той строгости, что навязывает функционализм: приспособление к текущему положению дел, к статус-кво. Ведь если ограничить область исследования лишь функцией института в конкретной социальной системе, без учета вариантов, получится, что для неравенства и несправедливостей этой системы найдется бесконечное количество разумных обоснований. Неудивительно, что социологи стали ошибочно считать, будто их функция – помогать человеку «приспосабливаться» к его «роли» в этой системе.

Общественный порядок работает только потому, что подавляющее большинство каким-то образом приспособилось к своему месту в обществе и выполняет функции, которые от них ожидают… Различия в воспитании полов… разумеется, связаны с тем, какую роль они исполняют во взрослой жизни. Будущая хранительница очага готовится исполнять свою роль в доме, а мальчик, когда ему предоставляют больше независимости вне дома, когда он развозит газеты или подрабатывает в летние каникулы, готовится исполнять свою. Кормильцу семьи выгодно быть независимым, напористым и конкурентоспособным человеком с задатками лидера [66]66
  Mirra Komarovsky, «Women in the Modern World, Their Education and Their Dilemmas», Boston, 1953, рр. 52–61 (Мирра Комаровски «Женщины в современном мире. Образование и проблемы»).


[Закрыть].

Риск «традиционного воспитания» девочек, по мнению социолога, заключается в его потенциальной «невозможности развить в девушке независимость, раскрыть ее внутренние ресурсы и ту степень уверенности в себе, которые потребуются от нее в жизни» в роли жены. Далее следует предупреждение:

Даже если родитель справедливо считает, что какие-то стандартные характеристики женской роли потеряли свою ценность, он, подталкивая дочь к нарушению общепринятых в конкретное время моральных норм, создает для девочки риски… Шаги, которые родители должны предпринять, чтобы подготовить дочерей к тому, как в современной жизни справляться с хозяйством и выполнять семейные обязанности, – эти самые шаги могут пробудить амбиции и развить привычки, идущие вразрез с современным пониманием женской роли. Само образование, которое призвано вырастить из домохозяйки с дипломом духовный стимул для семьи и соседей, может дать плоды в каких-то иных от домоводства интересах… Мы рискуем пробудить интересы и способности, которые, опять же, вступают в противоречие с современным определением женственности [67]67
  Там же. P. 66.


[Закрыть].

Мирра Комаровски приводит в пример девушку, желавшую стать социологом. Она была помолвлена с солдатом, а тот не хотел, чтобы жена работала.

Она чувствовала, что если работа не будет приносить удовольствие, то ей легче будет уступить желаниям будущего супруга. Страна ощущала потребность в квалифицированной рабочей силе, а девушка – неуверенность в своем будущем, поэтому, невзирая на свои интересы, она взялась за рутинную работу. Только будущее покажет, было ли такое решение дальновидным. Если жених вернется с фронта, если они сочетаются браком, если он сможет самостоятельно обеспечивать семью, если ее разбитые мечты не выйдут боком, тогда она не пожалеет о своем решении…

В настоящий момент, пожалуй, наиболее приспособленная девушка достаточно умна, чтобы хорошо учиться в школе, но не настолько великолепна, чтобы получать все пятерки… способная, но не в новых для женщин областях, в состоянии сама стоять на ногах и зарабатывать на жизнь, но не много, чтобы не соперничать с мужчинами, умеет хорошо выполнять какую-то работу (на случай, если не выйдет замуж или будет вынуждена работать по иной причине), но не растворяется в ней, демонстрируя счастье профессиональной самореализации [68]68
  Там же. P. 72–74.


[Закрыть].

Получается, ради приспособления к культурному определению женственности – в которое блестящий социолог, безусловно, не верит сама (что выдает слово «справедливо») – она фактически одобряет дальнейшее инфантилизирование американской женщины, кроме непредвиденных случаев, когда «переход от роли ребенка к роли супруги более труден для дочери, чем переход к роли супруга для сына».

Фактически предполагается, что насколько женщина более «инфантильна», менее способна принимать собственные решения, в большей степени зависима от одного или обоих родителей, когда требуется активно себя проявить или скорректировать поведение и жизненные установки, более тесно привязана к родителям, так что ей сложно от них отделиться, сложно встретиться с их неодобрением… или демонстрирует иные показатели отсутствия эмоциональной зрелости – настолько ей, наверное, труднее, чем мужчине, подчиниться культурной норме и привязаться сильнее к той семье, которую она потом заводит. Возможно, конечно, что женщину так сильно оберегают и опекают с единственной целью – сформировать общую зависимость, которая впоследствии перекинется на мужа и позволит с большей готовностью принять роль жены семейства, где остается еще много патриархальных черт[69]69
  Mirra Komarovsky, «Functional Analysis of Sex Roles», American Sociological Review, August, 1950 (Мирра Комаровски «Функциональный анализ половых ролей»). См. также «Cultural Contradictions and Sex Roles», American Journal of Sociology, November, 1946 («Культурные противоречия и половые роли»).


[Закрыть].

В ряде исследований Мирра Комаровски доказывает, что студентки действительно более инфантильны, зависимы и привязаны к родителям, чем юноши, и в отличие от юношей не обучаются самостоятельности с целью взросления. Однако она не может найти никаких доказательств – прошерстив даже двадцать психиатрических справочников, – что у молодой семьи с родителями жены больше проблем, чем с родителями мужа. А ведь только с таким доказательством любой функционалист сможет спокойно поставить под сомнение умышленную инфантилизацию американских девушек!

Функционализм сразу пришелся по душе американским социологам. Они описывали вещи «как они есть», но им не требовалось выстраивать теории, оперируя фактами, докапываться до истины. Им также не требовалось формулировать вопросы и ответы, которые неизбежно вызывали бы споры (во времена, когда в академических кругах, как и в целом в Америке, споры не поощрялись). Они полагали, что настоящее будет длится бесконечно, и основывали свои рассуждения на том, что отрицали будущее, отличное от прошлого. По понятной причине их аргументация продержится ровно до тех пор, пока не изменится будущее. Как отмечал Ч. П. Сноу, наука и ученые смотрят в будущее. Социологи, подняв над головой знамя функционализма, не видели ничего, кроме настоящего, а будущее отрицали; их теории укрепляли предрассудки прошлого, фактически препятствуя изменениям.

Сами социологи недавно пришли к выводу, что функционализм как направление несколько «смущает», поскольку не объясняет ничего по сути. Как отметил Кингсли Дэвис в своем обращении на тему «Миф о функциональном анализе как особом методе социологии и антропологии», которое он произнес, будучи президентом Американской социологической ассоциации, в 1959 году:

Вот уже более тридцати лет социологи и антропологи обсуждают «функциональный анализ»… Неважно, сколь ключевым он, возможно, был в прошлом, для научного прогресса он больше не опора, а, скорее, помеха… По определению верно утверждение, что функционализм не может иметь дело с социальными переменами, потому что постулирует единое общество в статическом состоянии…[70]70
  Kingsley Davis, «The Myth of Functional Analysis as a Special Method in Sociology and Anthropology», American Sociological Review, Vol. 24, No. 6, December, 1959, рр. 757–772 (Кингсли Дэвис «Миф о функциональном анализе как особом методе социологии и антропологии»). Дэвис указывает, что функционализм стал в целом походить на саму социологию. Есть доказательство, что само изучение социологии в последние годы склоняет студенток ограничивать свою жизнь традиционной «функциональной» ролью. Доклад на тему «Статус женщины в профессиональной социологии» (Sylvia Fleis Fava, American Sociological Review, Vol. 25, No. 2, April, 1960) показывает, что, хотя большая часть студентов, изучающих социологию в колледжах, женского пола, с 1949 по 1958 год наблюдалось резкое сокращение числа и пропорции степеней по социологии, которые присуждались женщинам: 4143 бакалавра в 1949, 3200 – в 1955 и 3606 – в 1958 году. И хотя от половины до двух третей степеней по социологии давали женщинам, степень магистра получили всего от 25 до 43 процентов, а степень Ph.D. – лишь 8—19 процентов студенток. В то время как число женщин, получающих ученые степени, в эпоху загадочной женственности резко сократилось во всех областях, необычно высокий уровень «смертности» продемонстрировала именно область социологии.


[Закрыть]

К сожалению, этот подход оказал сильнейшее влияние на женщину как на объект функционального анализа. Во времена великих перемен, когда образование, наука и общественные науки должны были помочь перекинуть мост, связав «было» и «стало», функционализм преобразовал «что есть» женщина (или «чем была») в «чем должна быть» женщина. Те, кто во имя функционализма или по ряду личных или философских причин развернул феминный протест, захлопнули для женщин дверь в будущее. В заботах о процессе приспособления была упущена простая истина: женщину пытались подогнать к роли, которая уступала ее возможностям. Функционалисты не в полной мере приняли аргумент Фрейда о том, что «анатомия – это судьба», зато всем сердцем приняли не менее ограничивающее определение: женщина – это то, как ее видит общество. Тем более что большинство функциональных антропологов изучали общества, в которых судьба женщины действительно определялась анатомией.

Наиболее сильное влияние на современных женщин, как с точки зрения функционализма, так и с точки зрения феминного протеста, оказала Маргарет Мид. Ее работы по культуре и личности – книга за книгой, исследование за исследованием – оказали глубокое влияние на женщин моего поколения, поколения предыдущего и поколения подрастающего. В Америке она была и остается символом женщины-мыслителя. За тридцать с лишним лет между работой «Взросление на Самоа» в 1928 году и последней статьей об американских женщинах в журнале New York Times или в Redbook она написала миллионы слов. Ее изучают студентки колледжей на курсах антропологии, социологии, психологии, образования, брака и семейной жизни; в аспирантуре – те, кто однажды придет учить девочек и консультировать женщин; в медицинских вузах – будущие педиатры и психиатры; даже в духовных школах ее изучают прогрессивные молодые служители. Девушки и женщины всех возрастов читают ее работы в женских журналах и воскресных приложениях, где она публикуется так же охотно, как и в научных журналах. Лучший популяризатор Маргарет Мид – она сама, а ее влияние ощущалось почти во всех закоулках американской мысли.

От каждого мыслителя загадочная женственность берет свое. У Маргарет Мид она, вероятно, позаимствовала ее видение бесконечного разнообразия сексуальных паттернов и невероятной гибкости человеческой натуры, видение, основанное на различиях пола и темперамента, которые исследовательница обнаружила в трех первобытных обществах: у арапешей, где у мужчин и у женщин наблюдался «женский» и «материнский» тип личности и пассивное сексуальное поведение, потому что и тех и других учили мирно сотрудничать и отзывчиво относиться к чужим потребностям и запросам; у мундугуморов, где и муж, и жена были грубыми, агрессивными, откровенно сексуальными, «мужскими» по типу; и у чамбули, где женщина была доминирующим, бесстрастным старшим партнером, а мужчина – менее ответственным и эмоционально зависимым человеком.

Если темпераментные установки, которые традиционно считаются женскими (например, пассивность, отзывчивость и желание заботиться о детях), в одном племени могут с легкостью служить мужским паттерном, а в другом – быть под запретом для большинства и женщин, и мужчин, у нас больше нет оснований считать, что эти типы поведения связаны с полом… Собранный материал показывает, что многие, если не все, черты личности, коих мы называем мужскими или женскими, так же слабо связаны с сексом, как одежда, манеры и форма головного убора, которые общество в конкретный период приписывает тому или иному полу [71]71
  Margaret Mead, «Sex and Temperament in Three Primitive Societies», New York, 1935, рр. 279 и далее (Маргарет Мид «Пол и темперамент в трех примитивных обществах»).


[Закрыть].

Благодаря таким антропологическим наблюдениям Мид смогла передать массовой культуре поистине революционное видение женщин, способных наконец свободно и в полной мере реализовать в обществе свои возможности, в обществе, которое изменило необоснованные определения полов, признав, что и у тех, и у других проявляются индивидуальные способности. Она об этом писала, и не раз:

Если писательство признается профессией, которой при наличии призвания может заниматься любой человек независимо от пола, то из-за половой принадлежности не следует препятствовать способным к писательству людям, а им не следует, если они пришли в профессию, сомневаться в сути своей мужественности или женственности… и именно в этом видится начальный план построения общества, которое заменило бы необоснованные и произвольные различия реальными. Нужно признать, что поверхностные классификации по полу и расе скрывают, что у всех людей есть одинаковые потенциальные возможности, они переходят из поколения в поколение и затухают, только если не находят реализации в обществе.

Современное общество уже разрешает представителям обоих полов заниматься искусством, соответственно, оно могло бы разрешить развивать традиционно не соответствующие полу таланты. Оно перестало бы заставлять мальчиков драться, а девочек – оставаться пассивными… И ребенка перестанут лепить согласно одному образцу поведения, наоборот, в мире, который научился предоставлять каждому человеку тот образец, который больше всего подходит его талантам и возможностям, должно быть много образцов [72]72
  Margaret Mead, «From the South Seas», New York, 1939, p. 321 (Маргарет Мид «Из южных морей»).


[Закрыть].

Но не эту мысль загадочная женственность позаимствовала у Маргарет Мид, и не эту мысль продолжает развивать автор. На страницах ее сочинений такая интерпретация все чаще размывается, коварно превращаясь в хвалебную песнь женщинам в их женской роли… в соответствии с биологической функцией. Порой кажется, что Мид теряет понимание гибкости человеческой личности и смотрит на антропологические данные глазами Фрейда: все определяет биология полов, анатомия – это судьба. Порой кажется, что она ведет полемику в терминах функционализма, доказывая, что, хотя потенциал женщины столь же велик и разнообразен, как и безграничный человеческий потенциал, лучше придерживаться регламентированных культурой биологических ограничений по полу. А порой она утверждает и то и другое, причем на одной странице, и даже предупреждает об опасностях, подстерегающих женщин в попытке реализовать те задатки, которые общество считает мужскими.

Различие между двумя полами – одно из важных условий, на которых мы построили множество типов и видов человеческой культуры, придающих людям достоинство, определяющих их положение… Бывает, что какое-то качество приписывается одному полу, а иногда оно же – другому. Сейчас, например, считается, что мальчики – безумно ранимы, их нужно пестовать и лелеять, зато девочки… Некоторые считают, что женщина слишком слаба, чтобы работать вне дома, другие считают, что она вполне может носить тяжелые грузы, «потому что головы у них крепче, чем у мужчин»… Некоторые религии, в том числе традиционные европейские, отводили женщинам в религиозной иерархии ничтожную роль, а другие выстроили всю систему символических отношений со сверхъестественным миром на подражании естественным функциям женщин… Неважно, анализируем мы какой-то пустяк или занимаемся глобальной проблемой, разбираемся с несерьезным вопросом украшательства и косметики или имеем дело с незыблемостью места человека во вселенной, мы видим, как в огромном количестве случаев роли двух полов были построены по образцу, частенько прямо противоположно.

Но само следование образцу мы видим всегда. Нет ни одной известной нам культуры, которая ясно и четко заявляла бы, что между мужчинами и женщинами нет никакой разницы, кроме той, какой они создают последующее поколение… а в остальном они просто люди с разными талантами и способностями.

Неужели мы имеем дело с необходимостью, которой не смеем пренебречь, поскольку она так глубоко укоренилась в нашей природе млекопитающих, что в противном случае это будет свидетельством нездоровой личности или общества в целом? Или с необходимостью, которая укоренилась не столь глубоко, но все же так социально приемлема и так проверена временем, что пренебрегать ею просто невыгодно, – необходимостью, согласно которой, например, легче заводить и воспитывать детей, если мы совершенно иначе условно изображаем поведение людей разного пола, учим их ходить, одеваться и действовать отлично друг от друга, а еще иметь разную специализацию?[73]73
  Margaret Mead, «Male and Female», New York, 1955, pp. 16–18 (есть перевод на русский язык: Мид М. Мужское и женское: исследование полового вопроса в меняющемся мире. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. 416 с.).


[Закрыть]

Мы должны задаться вопросом: в чем заключается потенциал половых различий?.. Если мальчики в очень юном возрасте вынуждены осознавать, что никогда не смогут родить ребенка, а женщине эта возможность, несомненная и бесспорная, дана от рождения, как это усилит их творческие амбиции или сделает более зависимыми от достижений? Если у девочек есть определенный цикл роста и собственный пол им кажется изначально менее стабильным по сравнению с братьями, означает ли это, что их амбиции имеют границы? И есть ли здесь положительный потенциал?[74]74
  Там же. С. 26.


[Закрыть]

В этих отрывках из книги «Мужское и женское», ставшей краеугольным камнем загадочной женственности, Маргарет Мид разоблачает себя как последователя Фрейда, хотя каждый наблюдаемый научный факт она осторожно предваряет маленьким словом «если». Но это «если» имеет огромное значение. Потому что, когда различия полов становятся основой вашего подхода к культуре и личности, и когда вы предполагаете, что сексуальность является движущей силой (предположение, заимствованное у Фрейда), и когда, как антрополог, вы знаете, что не существует половых различий, одинаковых для всех культур, за исключением тех, которые связаны с актом деторождения, вы неизбежно, определяя личность женщины, будете придавать этому единственному биологическому различию, различию в репродуктивной роли, все большее и большее значение.

Маргарет Мид не скрывала, что после 1931 года она взяла на вооружение классификацию Фрейда, основанную на областях человеческого тела, и использовала ее во время антропологических полевых исследований [75]75
  Там же. Примечания. С. 289 и далее.
  До приезда к арапешам в 1931 г. я не приступала к серьезной систематической работе с зонами тела. Хотя я уже была знакома с основополагающей работой З. Фрейда в этой области, но не представляла, как применить ее в полевых исследованиях, пока не прочла первый экспедиционный отчет Гезы Рохейма (Roheim G. Psychoanalysis of Primitive Culture Types)…
  Тогда я написала домой с просьбой прислать тезисы работ К. Абрахам (К. Abraham). Освоенные систематически на практике Эриком Хомбургером Эриксоном, эти идеи стали составной частью моего теоретического инструментария (цит. по: Мид М. Мужское и женское: исследование полового вопроса в меняющемся мире. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. 416 с.).


[Закрыть]. Получается, она стала отождествлять все «решительные, творческие, продуктивные стороны жизни, от которых зависит сверхструктура цивилизации» с пенисом, а женское творчество определять с точки зрения «пассивной восприимчивости» матки.

Обсуждая мужчин и женщин, я буду рассматривать их основные различия, различия репродуктивных ролей и задавать вопросы. Какие вытекают различия в функционировании, способностях, эмоциональности и слабых местах, если проанализировать тела, созданные, чтобы взаимодополнять друг друга с целью сохранения расы? Как умения и навыки мужчины связаны с тем, что их участие в репродукции ограничено одним-единственным актом, а умения и навыки женщины – с тем, что их участие в репродукции требует девяти месяцев беременности, а до недавнего времени еще и многих месяцев грудного вскармливания? Какой вклад вносит каждый пол, не как несовершенный вариант противоположного, а по отдельности?

В современном мире, где нам есть во что одеться и закутаться, различия наших тел отражаются посредством сомнительных символов – тростей, зонтиков, сумочек, и основное различие в строении почти незаметно. Но когда живешь среди примитивных народов, где женщины носят лишь пару крохотных фартуков, связанных из травы, и могут снять даже их, чтобы друг друга, например, оскорбить или вместе искупаться, где мужчины носят лишь набедренную повязку из мятой коры… а младенцы вообще ходят голыми, заложенные природой вещи… то, что происходит между телами, становится очевидным. У нас уже существует метод, который помогает на основе воспоминаний невротика или безграничных фантазий психотика тщательно анализировать, как человеческое тело (его входы и выходы) изначально формировало мировоззрение взрослеющего человека [76]76
  Там же. С. 50 и далее.


[Закрыть].

Ракурс «анатомия – это судьба», видимо, был верным при анализе культур и личностей самоанцев, манус, арапешей, мундугуморов, чамбули, ятмулов и балийцев, но для Вены конца девятнадцатого века или Америки двадцатого верным его назвать нельзя.

Когда Маргарет Мид впервые посетила примитивные цивилизации островов Южного моря, анатомия все еще определяла их судьбу. И теория Фрейда смогла найти убедительные доказательства того, как взрослую личность определяют примитивные инстинкты. Сложные цели более развитых цивилизаций, в которых именно разум человека чаще управляет инстинктами и окружающей средой и преобразует их, на тот момент не структурировали каждую жизнь каждого общества. И именно у таких голых и примитивных народов было, наверное, легче увидеть основную движущую силу в биологических различиях между мужчинами и женщинами. Но к выводу, что обнаженное тело аналогичным образом определяет ход человеческой жизни, развитие личности и в примитивной, и в сложной современной цивилизации, можно прийти, только если отправиться на такой остров в очках, преломляющих все в ракурсе фрейдизма, изначально признав за истину то, что некоторые антропологи фривольно называют теорией «развития туалетной бумаги».

Современным антропологам почти несвойственно рассматривать примитивную цивилизацию как условную модель для наблюдения за нашей собственной, этакую уменьшенную копию, в которой стерто все, что не относится к делу, ведь уровень цивилизации имеет огромное значение.

Поскольку у людей примитивных племен Южных морей тело такое же, как у жителей современных городов, антрополог, который руководствуется теорией, сводящей личность и цивилизацию к телесным аналогиям, в конце концов посоветует современным женщинам прочувствовать свое тело так же, как делают это женщины Южных морей. Проблема в том, что Маргарет Мид не смогла воссоздать для нас этот мир, мир Южного моря: мир, в котором вершина человеческих достижений – это рождение ребенка. (Если бы главным и единственным событием в человеческой жизни было воспроизводство, разве современный мужчина не страдал бы от «зависти к матке»?)

На Бали двух– и трехлетние девочки часто ходят, специально выпятив животы, а женщины постарше мимоходом в шутку по ним похлопывают. Так маленькая девочка узнает, что, хотя ее признаки половой принадлежности выражены не явно, грудь – две крошечные пуговки, не больше, чем у брата, а гениталии вообще незаметная складка, однажды она забеременеет, однажды у нее будет ребенок. В простом мире, где самые большие здания высотой всего четыре с половиной метра, а самая большая лодка около шести метров в длину, рождение ребенка – одно из самых волнующих и заметных достижений в глазах маленьких детей. Более того, маленькая девочка узнает, что у нее будет ребенок не потому, что она сильная, боевая или активная, не потому, что она работает, добивается, старается и в итоге достигает цели, а просто потому, что она девочка, а не мальчик, а девочки превращаются в женщин и в конце концов, если они защищают свою женственность, рожают детей [77]77
  Там же. С. 72 и далее.


[Закрыть].

Cколь же заманчив образ этого мира Южного моря, в котором у женщины так прекрасно все складывается, а мужчина завидует ей просто потому, что она женщина, для американки двадцатого века, которая соревнуется в сферах, где требуется активность, сила и работоспособность, где мужчины недовольны ее успехом, для женщины с меньшим желанием и способностью соперничать, чем у Маргарет Мид.

Женщина, созданная из мужского ребра, как считается на Западе, в лучшем случае может подражать превосходящим способностям и качественно иному призванию мужчины, причем, скорее всего, безуспешно. Однако в обряде посвящения основной идеей является то, что женщины, благодаря способности иметь детей, хранят секрет жизни. Роль мужчины здесь не совсем ясна, условна и, быть может, не так необходима. Поэтому мужчина, постаравшись, додумывается до способа компенсировать свой главный недостаток. Вооружившись таинственными инструментами, производящими шум, сила которых в том, что тот, кто слышит звуки, никогда не видел эти таинственные объекты (поэтому женщины и дети не должны знать, что на самом деле звуки производят бамбуковые флейты или полые бревнышки…), они забирают мальчиков у матерей, объявляют их неполноценными, а затем сами превращают в мужчин. Людей делают женщины, этого у них не отнять, но лишь мужчине дано сделать из мальчика мужчину [78]78
  Там же. С. 84 и далее.


[Закрыть].

Если честно, это примитивное общество представляло собой «шаткую систему, которую оберегают бесконечные табу и предосторожности» – женский стыд, трепетный страх, терпимость к мужскому тщеславию, – и оно выживало, пока все соблюдали правила. «Миссионер, демонстрируя женщинам эти флейты, благополучно хоронит местную культуру»[79]79
  Там же. С. 85.


[Закрыть]. Но Маргарет Мид, которая вполне могла бы продемонстрировать американским мужчинам и женщинам «флейты», производящие их собственные произвольные и шаткие табу, превентивные меры, стыд, страхи и терпимость к мужскому тщеславию, не стала использовать свои знания для этой цели. Зато на Самоа, Бали, где мужчины завидовали женщинам, она привлекла внимание к идеалу для американских женщин, который дал новую реальность шаткой системе предрассудков, основанной на половых признаках, этой загадочной женственности.

Антропологическим языком, посредством фрейдистской теории, описывается стремление к возвращению в Эдемский сад: в сад, где женщинам нужно лишь позабыть о «божественном недовольстве», которое породило образование, чтобы вернуться в мир, где мужские достижения – просто слабая замена деторождению.

Неизменная проблема цивилизации заключается в том, чтобы внятно определить мужскую роль – неважно, будет он высаживать сад или выращивать скот, бить зверя или разить врагов, возводить мосты или торговать банковскими акциями, – чтобы мужчина смог в конце концов ощутить непреложность своего достижения, понять чувство, на которое с детства ему намекало удовольствие матери от рождения детей. Женщинам, чтобы ощутить непреложность своего достижения, требуется только, чтобы конкретное общество позволяло им выполнять свою биологическую роль. А если нужно, чтобы женщины постоянно хотели куда-то бежать, несмотря на возможность родить дитя, то просто дайте им образование[80]80
  Там же. С. 125 и далее.


[Закрыть].

Загадочная женственность в интерпретации Маргарет Мид опиралась не на понимание не исследованного ранее огромного женского потенциала, а на восхваление женской половой функции, которая была прекрасно исследована во всех культурах, просто в цивилизованных культурах крайне редко ценилась столь же высоко, как безграничный созидательный потенциал, являвшийся до сих пор исключительно мужской прерогативой. Это восхваление было выдернуто из мира, в котором женщины, будучи женщинами по праву рождения и рожая детей, заслуживают уважение, как и мужчины за свои дела: словно наличие матки и груди возводит женщин в такой ранг, куда не дано попасть мужчинам. В таком мире все иные женские занятия, по сравнению с возможностью зачать ребенка, лишь бледная тень глобальной идеи. Понятие женственности выходит за пределы своей дефиниции; она превращается в ценность, которую, словно исчезающие виды животных, следует защищать от пагубного натиска цивилизации.

Из-за красноречивых работ Маргарет Мид многие американки позавидовали безмятежной женственности полуобнаженных самоанцев и попытались превратиться в томных дикарей, грудь которых не скована бюстгальтерными оковами цивилизации, а мозги не встревожены искусственно спроектированным осознанием целей человеческого прогресса.

В биологической карьере женщины естественным образом возникает кульминационный момент; его можно отодвинуть на второй план, заглушить, погасить и даже публично отрицать, но он все равно остается важным звеном в представлении каждого из полов своей сути… Молодая балийка, которую спрашивают: «Тебя зовут Ай-Тева?», вытягивается в струночку и отвечает: «Меня зовут Мен-Бава» (мать Бавы). Этим она объясняет: она родила Баву. Бава завтра может умереть, но она останется матерью Бавы. Если бы ребенок умер, не успев получить имя, соседи назвали бы ее «Мен-Беласин», «мать скорбящая». Итак, этапы в жизни женщины, один за другим, остаются неизменными, неоспоримыми, сформированными. Это естественная первопричина, почему маленькие девочки делают упор на том, чтобы просто существовать, а не на том, чтобы что-то делать. Маленький мальчик учится вести себя как мальчик, что-то делать, раз за разом доказывать, что он мальчик, в то время как маленькая девочка учится, что она девочка, и ей достаточно лишь не вести себя как мальчик [81]81
  Там же. С. 135 и далее.


[Закрыть].

Вы рождаетесь, растете, беременеете, рожаете ребенка, потом он растет. Так происходит во всех культурах, описанных или еще нет, и в той, которая вам знакома, так как вы в ней живете, и в забытых или малоизученных, которые известны лишь пытливому антропологу. Но разве это все, что может предложить современной женщине жизнь?

Чтобы пересмотреть определение женской природы, основанное на биологическом различии полов, не следует отрицать саму биологию. Возможно, биология женщины, женская «биологическая карьера» и не меняется – у женщин каменного века двадцать тысяч лет назад, у женщин Самоа на отдаленных островах, да и у американок в двадцатом веке – все одно и то же… но изменилось отношение человека. Благодаря пополняющимся знаниям и возрастающей силе человеческого разума мы ставим себе цели и задачи, выходящие за рамки простых биологических потребностей, не затрагивающие непосредственно голод, жажду и секс. И даже эти базовые потребности у современных людей не совсем такие, какими они были в каменном веке или в культурах представителей Южных морей, потому что теперь они включены в более сложную по структуре человеческую жизнь.