Текст книги "Культ предков: Сила нашей крови. Сила любви"

Фридрих Вильгельм нахмурил брови.

– Спрятаться от меня? Зачем?

– Потому что я вас боюсь, ваше величество.

Фридрих Вильгельм тотчас побагровел и, взмахнув тростью, стал колотить беднягу по плечам.

– Ты не должен меня бояться! – кричал он. – Ты должен меня любить! Люби меня, негодяй! Люби!

Как можно заставить кого-то любить? Любовь не может быть обязанностью. Нельзя заставить, приказать, уговорить, чтобы тебя любили. Если любовь случается – то просто случается. Если не случается – то не случается. Сама идея, что человек может с этим что-то сделать, привела к такой ситуации, что с большинством людей любви не случается. Она редко к кому-то приходит. Это такая же редкость, как и божественность, потому что божественность – это любовь, потому что любовь – это божественность.

Если ты открыт для любви, то будешь также открыт и для божественности. Это одно и то же. Любовь – начало, а божественность – конец. Любовь – это ступени, ведущие в храм божественного.

Путь любви, или путь сердца, просто означает, что от тебя ничего не зависит. Не трать время зря. Целое само о себе позаботится. Пожалуйста, расслабься; позволь целому тобой овладеть.

[Ошо, «Нирвана – последний кошмар», гл. 2].

Я знаю, что Бог есть любовь, но почему же я так его боюсь?

Ты не знаешь, что Бог есть любовь. Ты просто слышал, что я постоянно это говорю, и начал повторять как попугай. Я знаю, что Бог есть любовь, поэтому бояться Бога невозможно. Как можно бояться любви?

Страх и любовь не могут существовать вместе, это невозможно. На самом деле та же энергия, что становится страхом, становится и любовью. Если она превращается в страх, то для любви энергии уже не остается. Если она превращается в любовь, то страх исчезает. Это одна и та же энергия. В состоянии хаоса она называется страхом, а когда она становится космосом, достигает глубокой гармонии, то называется любовью.

Ты еще не знаешь, что Бог есть любовь. Ты говоришь: «Я знаю, что Бог есть любовь…» Ты только слышал, но не знаешь. Для тебя это просто информация; ты еще не знаешь, это не твой настоящий опыт. И всегда помни: то, что не стало твоим собственным настоящим опытом, не сможет тебя трансформировать – вот в чем проблема.

Ты говоришь: «Я знаю, что Бог есть любовь, но почему же я так его боюсь?» Ты не можешь его не бояться, ведь ты не знаешь, что Бог есть любовь. Много веков подряд священники твердили: «Бог постоянно за тобой наблюдает. Бог хочет, чтобы ты был таким, а не таким. Вот десять заповедей Божьих, соблюдай их. А для тех, кто их не соблюдает, Бог приготовил страшный ад». Чтобы отец готовил адский огонь для своих детей? Это просто уму непостижимо! Священники изображают Бога таким ужасным для того, чтобы самим властвовать над людьми, поскольку добиться этого можно только с помощью страха.

Запомни: у всех священников – индуистских, христианских, мусульманских, джайнских, буддийских – есть коммерческая тайна. У них разные философии, но коммерческая тайна одна и та же: людей нужно постоянно держать в страхе, в трепете. Если люди боятся, их легко себе подчинить, они готовы стать рабами. Если люди боятся, они не смогут набраться смелости и восстать. Страх обессиливает их, страх – это психологический аналог кастрации. Так делалось испокон веков: страх был самым грозным оружием в руках священников, и они его использовали при любом удобном случае.

Сын Гольдбергов, Джейк, отказывался относиться к школе серьезно. Он не выполнял домашнее задание и прогуливал уроки. Директор предложил отправить его в иешиву (Иешива – религиозное учебное заведение для иудеев. – Примеч. пер.). Гольдберги так и сделали, но через несколько недель сына оттуда выгнали.

Гольдберги знали, что в католических приходских школах очень строгие порядки, и записали Джейка в одну из них. Они наказали сыну вести себя хорошо и делать уроки, пригрозив, что это его последний шанс. Если его выгонят и оттуда, придется отправить его в школу для малолетних преступников.

Через неделю обучения в приходской школе Джейк принес домой потрясающие оценки. Каким-то чудесным образом он превратился в прилежного ученика с хорошим поведением.

– Почему это ты вдруг так изменился? – спросил Гольдберг.

– Знаешь, – ответил сын, – когда я увидел в каждом классе человека, висящего на кресте, я подумал, что лучше мне взяться за ум.

Держите людей в страхе, пусть они всегда трепещут! Пусть знают, что Бог – злой, ревнивый диктатор, не способный простить ослушавшегося человека. В глазах священников непослушание – самый страшный грех, за него Адама и Еву изгнали из рая. Они не совершили большого греха – что такого они сделали? Здесь и говорить-то не о чем, но священники толкуют об этом вот уже много веков. Бог был так зол, что выгнал из Райского сада, из рая, не только Адама и Еву, но и все человечество вместе с ними!

Вы страдаете за то, что Адам и Ева ослушались Бога. Вы сами ничего плохого не сделали; вы страдаете за их грех, потому что являетесь их потомками. Грех Адама и Евы был так страшен, что наказали не только их самих, но и всех их потомков на многие тысячи лет вперед!

А в чем, собственно, заключался грех? Из-за чего столько шума? Поступок был столь невинным, столь естественным, что я вообще не представляю, как Адам и Ева могли его не совершить. Если кто и виноват, так это сам Бог. В Райском саду росли миллионы деревьев, и только с одного из них Бог запрещал Адаму и Еве есть, только одно дерево было запретным. Даже сама причина запрета кажется мне отвратительной. Причина заключается в том, что, если съесть плод с Древа познания, станешь подобен Богу, а Бог очень ревнив. Обратите внимание, почему дерево было запретным: если ты съешь его плод, плод Древа познания, то станешь бессмертным – как боги. Ты будешь знать столько же, сколько Бог – а это недопустимо. Поэтому Бог берег это дерево специально для себя – должно быть, сам он ел плоды с Древа познания, а Адаму и Еве запрещал.

Точно так же поступает каждый отец. Сам курит, а детям запрещает: «Не курите! Это вредно для здоровья!» Но дети очарованы тем, как красиво отец выглядит с сигарой. Они бы тоже хотели быть похожими на отца, а у него, когда он курит, такой мужественный, такой гордый вид! Он никогда не выглядит так гордо – только когда сидит в кресле и дымит сигарой, читая газету. Детей это манит. Когда отца нет дома, они садятся в его кресло, разворачивают его газету, хотя читать еще не умеют, и начинают дымить. Это приносит им огромное удовольствие, ведь от этого растет их эго.

По сути, запрет действует как побуждение. Сказать детям «не делайте этого» значит самому создать себе неприятности.

Какое-то время я жил у одной семьи. Там была такая проблема: отец семейства, очень известный университетский профессор, много курил, буквально одну сигарету за другой. Как-то он спросил у меня совета – его очень беспокоила одна вещь. У него был единственный сын, и отец боялся, что рано или поздно тот начнет курить.

– Сделайте вот что, – сказал я. – Лучше всего самому дать сыну сигареты. Предложите ему покурить и скажите, пусть курит, сколько хочет.

– Да что вы такое говорите! – воскликнул он. – Вы в своем уме? Или это вы так шутите?

– Тогда позвольте мне, – ответил я. – Я сам все сделаю.

Я предложил его сыну сигарету, на что он сказал:

– Но вы же не курите.

– Это другое дело, – ответил я. – За меня не беспокойся, главное – учись сам! Это одна из самых прекрасных вещей в жизни!

– Тогда почему же вы не курите? – повторил он.

– Обо мне не спрашивай, я не очень умный человек, – ответил я. – Посмотри на своего отца! Если я глупец, ты что, тоже будешь глупцом?

Мне было очень трудно его уговорить, потому что он снова и снова спрашивал:

– Вы говорите мне курить, но почему сами не курите?

– Попробуй – и узнаешь! – отвечал я.

Он попробовал и узнал. Выбросив сигарету, он сказал:

– Теперь я знаю, почему вы не курите. Но зачем же вы настаивали? Зачем пытались меня уговорить? Это же просто гадость, мерзость!

Он закашлялся, на глазах выступили слезы – вот так с этим было покончено. И я сказал его отцу:

– Никогда не говорите ребенку «не кури».

Запомните древнюю историю об Адаме и Еве. Если бы я был Богом, я бы подвел Адама и Еву к Древу познания и заставил есть плоды, пока их не стошнит. На этом бы история закончилась. Но Бог сказал им не есть плоды с этого дерева. Это стало побуждением, и никакой змей был не нужен.

Змея придумали священники, чтобы выгородить Бога. На бедного змея свалили всю вину, хотя он был ни при чем; он абсолютно не виноват. Вы когда-нибудь видели, чтобы змей уговаривал женщину что-либо сделать? Ему-то какая с этого выгода? Если он хотел есть, ему и так никто не запрещал. Зачем было искушать Еву, чтобы она съела плод с Древа познания? Какая ему была бы польза, если бы Адам и Ева набрались знаний? Нет, змея придумали специально, чтобы было на кого свалить вину. И если копнуть поглубже, суть истории проста: виноват Бог. Сначала ты людям что-то запрещаешь, и твой запрет порождает в них сопротивление, сильное желание ослушаться. Затем непослушание объявляется грехом, самым страшным грехом. А затем приходится создавать ад и всевозможные наказания, приходится держать людей в страхе.

Эту историю придумали священники, чтобы люди боялись. Священники никогда не хотели, чтобы люди были умными, ведь умные представляют опасность: опасность для существующей системы, для правящих кругов, для их корыстных интересов. Священники хотели, чтобы люди оставались как можно более глупыми, невежественными. Много веков они даже не позволяли людям читать священные книги. Во многих религиях женщинам и по сей день запрещено их читать. Великий тайный заговор против людей продолжается. Он заключается в том, что все священные книги написаны на мертвых языках, которые никто, кроме священников, не понимает. На протяжении веков священники сохраняли свою власть благодаря тому, что были единственными, кто понимает эти языки. Священные книги написаны на санскрите, латыни, древнееврейском, древнеарабском, древнегреческом – это древние языки, на которых уже никто не говорит. Возникло даже подозрение, что на некоторых языках вообще никогда не говорили. Например, очень похоже, что санскрит никогда не был разговорным языком. Это был язык ученых, но не людей; пандитов, но не широких масс.

В Индии существовало два языка. Один назывался пракрит; «пракрит» означает «естественный», то есть тот, на котором говорит народ. А «санскрит» дословно означает «изысканный, благородный» – на нем говорили только ученые и академики в университетах. Все великие священные книги написаны на санскрите.

Впервые на языке простых людей заговорили Махавира и Будда – и индийские брахманы так и не простили им этого греха. Говорить на языке простых людей значит положить конец власти священников. Если люди станут знающими, если они будут знать, что написано в священных книгах, их не так-то просто будет обмануть. В сущности, чтить Веды может только тот, кто их не понимает. Если ты их понимаешь, то девяносто девять процентов написанного для тебя будет просто мусором. Конечно, один процент будет чистым золотом, но остальные девяносто девять – просто хламом. Если же ты их не понимаешь, тогда для тебя все будет золотом. В темноте человеку можно дать что угодно и сказать: «Это золото, поклоняйся ему!» Так на протяжении веков люди почитали Веды.

Священники хотели, чтобы люди не понимали священных книг, но чтили их. Ведь если ты их понимаешь, рано или поздно тебе станет ясно: эти книги – не настоящий источник. Рано или поздно ты обнаружишь истину: «Кришна говорит в медитативном состоянии, Иисус говорит в медитативном состоянии. То, что они говорят, – вторично; первично состояние. И пока я не достигну такого же состояния сознания, я не смогу понять их слов – потому что эти слова сами по себе пусты; смысл может прийти только через опыт». Священные книги были запрещены, это считалось грехом… Читать их могли только брахманы, священники, представители высшей касты.

Этот заговор продолжается и по сей день, по всему миру. Молитвы произносятся на мертвых языках, и ты не знаешь, что говоришь. Как же ты можешь что-то чувствовать, если не знаешь, что говоришь? Разве такая молитва может исходить из твоих чувств, из сердца? Твоя молитва становится подобием грампластинки – это просто повторение. И ты надеешься, что, повторяя мертвые ритуалы, чего-нибудь достигнешь. Но ты только потратишь жизнь впустую.

И потом возникает сильный страх: «Я не знаю, кто я такой, откуда пришел и куда иду. Вокруг меня только кромешная тьма, бесконечная тьма, в жизни нет никакого света». Тогда ты вынужден идти к священнику и преклоняться перед ним. Ты вынужден просить, чтобы он наставил тебя на путь истинный. Вот и та самая коммерческая тайна: держите людей в страхе. А держать людей в страхе можно лишь в том случае, если они будут оставаться невеждами. Пусть дрожат от страха, так они всегда будут готовы прикоснуться к твоим стопам, всегда будут готовы тебя слушаться – ведь ты олицетворяешь Бога, не слушаться тебя опасно, очень опасно. За это они будут навечно брошены в ад.

Таможенник остановил Гринберга, мужчину в поношенной одежде с двумя бумажными пакетами в руках.

– Что у вас в пакетах? – спросил таможенник.

– Двадцать пять тысяч долларов, которые я везу, чтобы пожертвовать на благо Израиля.

– Да ну? – ухмыльнулся таможенник. – А по вашему виду не скажешь, что у вас хватит денег даже на обед. Как же вы можете пожертвовать на благо Израиля двадцать пять тысяч долларов?

– Понимаете, я работал в мужском туалете и каждому входящему мужчине говорил: «Подайте денег на помощь Израилю, иначе я отрежу вам яйца».

– Ну хорошо, значит, в одном пакете у вас двадцать пять тысяч долларов. А что в другом?

– Некоторые таки отказывались жертвовать.

Именно это делают священники: уничтожают твою смелость, уничтожают твою храбрость, самоуважение, самооценку.

Ты говоришь: «Я знаю, что Бог есть любовь, но почему же я так его боюсь?» Ты все еще окружен ерундой, которую священники напихали тебе в голову; ты полон этого мусора. Чтобы от него избавиться, нужно время, очень много времени, ведь это продолжалось веками. Это такая длинная и мерзкая история, что редко встретишь человека, которому удалось бы освободиться.

Моя задача – помочь тебе освободиться. Я против всего этого института духовенства. Я хочу, чтобы ты стоял с Богом лицом к лицу, безо всяких священников, безо всякого духовенства. У тебя есть Бог, у Бога есть ты; никакой посредник здесь не нужен. Роль духовного наставника не в том, чтобы стать посредником между тобой и Богом. Наоборот: его роль в том, чтобы устранить все, что стоит между тобой и Богом. В конечном счете наставник устраняется сам и между тобой и Богом больше не стоит. Он остается между вами лишь до определенного момента, пока уходит все остальное. А как только все ушло, он самоустраняется; это последнее, что делает духовный наставник. И в тот момент, когда духовный наставник самоустраняется, когда его больше нет между тобой и Богом, ты познаешь, что все существование есть любовь.

Именно из субстанции под названием «любовь» соткана вся вселенная.

Иисус говорит: «Бог есть любовь». А я говорю тебе, что любовь есть Бог. Когда Иисус говорит: «Бог есть любовь», это означает, что Бог может быть много кем еще, и любовь – лишь одно из его качеств. А когда я говорю, что любовь есть Бог, значит любовь – его единственное качество. Ничего кроме любви в Боге нет; по сути, это просто другое название любви. Ты можешь убрать слово «Бог», и ничего не потеряется. Пусть твоим Богом будет любовь.

Но тебе придется избавиться от священников. Тебе придется избавиться от так называемых религий, церквей, храмов, ритуалов, священных книг. У тебя столько мусора, от которого нужно избавиться! Это большая работа, ведь тебе говорили, что все это имеет огромную ценность – тебе навязывали этот мусор, выдавая его за золото, – и, поскольку тебе это говорили так часто, ты стал обусловлен. Люди становятся обусловленными и видят все определенным образом. Когда есть обусловленность, ты смотришь на вещи сквозь нее и видишь их по-другому.

Индуист и мусульманин сидели под деревом. Стояло прекрасное весеннее утро, пели птицы. Оба какое-то время слушали их, а затем индуист сказал:

– Слышишь? Все птицы произносят звук «ом». Я его слышу. Я уже тридцать лет практикую «ом» и теперь могу с легкостью его различить. Все птицы произносят один и тот же звук: беззвучный звук, древний индуистский звук – «омкар».

Мусульманин рассмеялся и сказал:

– Чепуха! Я тоже много лет читаю молитвы. Птицы говорят не «ом», они говорят «амин».

И мусульманские, и христианские молитвы оканчиваются одинаково: христиане произносят «аминь», мусульмане – «амин». Молитвы индуистов оканчиваются на «ом». Истина, несомненно, где-то рядом, она частично выражена во всех трех словах. Когда ум становится совершенно безмолвным, можно услышать определенный звук. Индуист воспримет его как «ом», мусульманин – как «амин», христианин – как «аминь», но точно его определить не сможет никто. В сущности, его можно интерпретировать как угодно, именно твоя интерпретация на него и накладывается.

Если ты спросишь настоящего мистика – не индуиста, не мусульманина и не христианина, он скажет: «Сядь тихонько рядом со мной и слушай. Нет никакой необходимости его интерпретировать, ведь все, что мы о нем скажем, будет лишь наложением. Это будет наша идея, наложенная на звук. Просто слушай, сиди безмолвно. Я слушаю, и ты тоже слушай. Я его знаю, узнаешь и ты. О нем не нужно ничего говорить».

Рассказывают такую историю.

Великий мистик Фарид встретился с другим великим мистиком Кабиром. Два дня они молча сидели рядом. Да, иногда они смеялись, беспричинно хихикали, иногда обнимались, целовали друг друга, но ни единого слова сказано не было. Вокруг них собралась почти тысяча человек – ученики обоих мистиков. Все они предвкушали, что будет сказано нечто очень важное, и никто не хотел упустить столь прекрасную возможность. Они ждали, что Кабир скажет Фариду нечто исключительное или что Фарид скажет Кабиру нечто такое, что можно услышать лишь раз в сто лет.

Но прошло два дня, ученикам стало скучно и неинтересно. И чем сильнее они скучали, тем больше мистики смеялись, хихикали, обнимались и целовали друг друга. Подошло время расставания: Фариду пора было двигаться в путь. Кабир отправился за город, чтобы его проводить. Они снова обнялись, похихикали и затем расстались.

Ученики Фарида последовали за Фаридом, а ученики Кабира вернулись вместе с ним домой. Оставшись с Фаридом наедине, ученики спросили его:

– В чем дело? С нами ты постоянно говоришь – так что же произошло? Почему ты вдруг онемел? Почему ты два дня ничего не говорил? И к чему были все эти смешки?

– Не было необходимости что-либо говорить, – ответил Фарид. – Ведь мы с ним слышим одно и то же, видим одно и то же – так какой смысл что-то ему говорить? С моей стороны это было бы большой глупостью. Когда я вижу, что мы с ним слышим и видим одинаково, что мы сами одинаковые – перед нами одна и та же реальность, – какой смысл об этом говорить?

– Тогда почему вы хихикали? – спросили ученики.

– Мы хихикали из-за вас, – ответил Фарид, – ведь вам было так скучно! Мы смеялись над вами. Вы пришли, чтобы услышать, что мы будем говорить – и из-за своей глупости упустили прекрасную возможность. Рядом с вами в полнейшем безмолвии сидели два мастера – два резервуара безмолвной энергии, две двери, одновременно открытые в существование, – а вы все упустили. Вы хотели слов, шума. А могли бы тоже безмолвно сидеть, стать частью нашего безмолвия. Вы могли бы достичь гармонии с нами. Но вы этого не сделали – вам надоело ждать, вам стало скучно, вы зевали. И, глядя на вас, мы хихикали; мы смеялись над тем, каких же дураков собрали вокруг себя!

Говорить нечего; когда ты знаешь, выразить это невозможно. Но если ты хочешь это выразить, тогда ближе всего к Богу будет слово «любовь». Это тоже не точное слово, но оно очень близко. А слово «Бог» стало ассоциироваться не с теми людьми, не с теми понятиями. Некоторых даже оскорбляет, когда кто-то произносит слово «Бог».

Я не испытываю привязанности к этому слову, можешь его отбросить. Но помни о любви – я не могу сказать тебе, чтобы ты отбросил ее, потому что без любви ты никогда не достигнешь Бога. Ты можешь любить без Бога, и Бог обязательно появится – неважно, знаешь ты о нем или нет, веришь в него или нет. Верить не обязательно, а вот любить – обязательно, это совершенно необходимо. Ты слышал мои слова о том, что Бог есть любовь. Прочувствуй это, и тогда исчезнет всякий страх. Начинай избавляться от священников и многовековой неправильной обусловленности. Это из-за них ты стал бояться.

В сущности, священники являются врагами Бога, ведь чем сильнее люди будут бояться Бога, тем меньше вероятность, что они когда-либо его познают. Страх – это стена, а не мост. Любовь – мост, а не стена. Страх, конечно, помогает священникам жить и эксплуатировать тебя, но тебя он лишает Бога. Священники служат дьяволу. Если и существует кто-то подобный дьяволу, то священники служат ему; Богу они не служат.

Вот почему при таком количестве религий мир остается нерелигиозным, совершенно нерелигиозным. Построено столько храмов, церквей, мечетей, но в них не чувствуется аромата религии. Не видно людей, чьи лица были бы исполнены благодати, чьи глаза были бы полны безмолвия, чьи ноги двигались бы в танце, чья жизнь была бы свидетельством божественности. Даже если они говорят, что верят в Бога, их жизнь свидетельствует нам о чем-то другом, совершенно другом. Их жизнь демонстрирует абсолютную нерелигиозность: нечестность, фальшивость, неискренность, ненависть, гнев, жадность – никакой молитвы, никакой любви, никакого сострадания, никакой медитативности.

Медитируй, люби и забудь о священниках, прогони их из своей жизни. Ты страдаешь из-за своих же заскоков.

[Ошо, «Дхаммапада», том 4]