Текст книги "Берлин"
Автор книги: Би Сеттон
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Вам может показаться, что я коварная манипуляторша, склонная к контролю. Но если и так, то не в ущерб моим куда более светлым качествам. Мне нравится, когда люди видят, что их принимают такими, какие они есть. Да, я могу иногда становиться заносчивой и жестокой Эстеллой, но в целом мне не нравится разочаровывать людей. Я не хочу разбивать нежное представление немца о француженках. Не хочу унижать мужчину, возвышаясь над ним физически. Порой мне хочется защитить просто всех.
Именно поэтому я бы ни за что не пошла на свидание с парнем из восьмой категории. Потому что мое желание угождать, честно говоря, тоже скачет. Я могу защищать его интересы и угождать ему целый вечер, может, даже несколько месяцев. Но ходить в микроприседе всю жизнь невозможно. И когда я начинаю потихоньку распрямляться, признавать, что не выношу Париж и не ем круассанов, начинается проблема. Друзья чувствуют подлог, парни – разочарование. Я продала себя лживыми обещаниями, и все они приходят назад с чеком на возврат. Я погружаюсь в вакуум непонимания от тех, кто убеждал меня в своей любви. И безжалостно наказываю их за то, что купились на мою липовую картинку. Всегда наступает поворотный момент – обычно меня ловят на противоречии: «Погоди, но ты ведь говорила, что любишь Францию? Стоп, но ты ведь уже работаешь над докторской?» Как правило, я могу распознать приближение этих моментов. На данном этапе я хорошо распознаю невербальные знаки, так что просто собираюсь и ухожу, пока друзья и парни не успели понять, что случилось.
Конечно же, я могла во всем признаться. Нет, меня не приняли на учебу, но стыдно было сказать; и нет, я не веган, просто хотелось произвести на тебя хорошее впечатление, а на самом деле я такая же, как и все. Я слабая, и моя потребность нравиться другим куда сильнее потребности в честности. Так что категория восемь для меня табу, как и друзья парней из категории восемь, потому что я уже разочаровывала милых и прекрасных людей в своей жизни. И клялась себе, что перестану делать это, начав все с чистого листа в Берлине.
7
Ангельский голос
На следующий день после скачивания «Мэтчтайм» наступил последний понедельник июня и старт нового модуля в немецком. Мы начали уровень B2.2, где должны научиться «общаться с тем уровнем беглости и импровизации, на котором простой разговор с носителями языка вполне возможен без дополнительных усилий с обеих сторон». В тот день я кое с кем пересеклась: с Кэт, ковырявшей кожу вокруг ногтей с яростью раздирающей труп валькирии, Габриэлем (парадигматическая восьмая категория), а также с венесуэльцами и русской Катей, которая перешла в наш класс. Была только одна новенькая – девушка Лейла. Она была хороша собой: черные волосы, красивые темно-карие глаза. Она все смотрела на меня и улыбалась, кажется, хотела подойти ко мне после занятий, но я спешила. Боялась, что Кэт заговорит со мной и скажет, что я заблевала ее лестничную площадку. Но еще у меня был сеанс эпиляции, чтобы подготовить тело на случай свиданий с кем-то из «Мэтчтайм». По дороге домой мне снова показалось, что я видела Себастьяна, в этот раз на велосипеде «Убер Итс», и я начала переживать, что сталкерство Рихарда Граузама превращает меня в клинического параноика. Я не стала зацикливаться, списав это на нервы перед эпиляцией.
Ненавижу ее делать. Чувствую себя колонизатором, когда плачу женщинам из Турции или Магриба для решения волосяных вопросов моего мягкого белого тела. Что хуже, колонизатором даже по отношению к себе. Я высветляю волосы, подавляю голод, размазываю бежевую субстанцию по лицу… А не слишком ли много – отдавать сорок долларов в месяц за удаление бархатистой поросли в интригующих местах? Не-а, подумала я и толкнула дверь салона «Восковые сны», в моем случае нет. Как я уже сказала, я очень высокая, у меня широкие плечи и крупные ладони. Моя женственность и так сомнительна и недостаточно заметна, чтобы расхаживать волосатой. Конечно, я феминистка, но еще я хочу быть привлекательной.
Мне сразу указали на стерильную кабинку и сказали раздеться. Моим мастером была Шенгюль, она почуяла мою нервозность после слов, что и белье надо снять.
– Мы же все женщины! – воскликнула она. – Там мы все выглядим одинаково. Это как кости, понимаешь, под скелетом. Раздвинь ножки, mein Schatz[26]26
Schatz, «шатц», или Schatzi, «шатци», в немецком означает «дорогая» или «милая».
[Закрыть]. Придержи кожу. Нет, скорее вот так. Откуда этот шрам у тебя на груди? Не от мужчины? Ты такая худенькая, несчастная любовь? Нет? По дому тоскуешь? Я вообще не тоскую по Турции. Газиантеп. Была там? Он на границе. Там так жарко! Ужас! Но еда очень вкусная, лучше, чем здесь. Гёзлеме пробовала? А пахлаву? Туда если поехать, растолстеешь. Ха! Может, лучше нам тут жить! Ха! Теперь на бочок, mein Schatz, согни ногу.
На выходе я встретила венесуэльскую Каталину, которая пристегивала велосипед у салона.
– Привет! Ты откуда тут? – крикнула она.
– К подруге заходила, – ответила я. – А ты куда собираешься?
– Мы с Катей встречаемся на кофе. Пойдем со мной, пожалуйста!
Мы пошли в «Маркталле IX», красивый фудмаркет с интерьером в духе девятнадцатого века за углом. Там находилась итальянская пекарня, где работал парень русской Кати, а сама Катя недавно устроилась в кофейню на колесах прямо напротив. Думаю, она устроилась туда, только чтобы присматривать за ним, потому что была до жути ревнивой. Со стороны казалось, что он делал все возможное, лишь бы подразнить ее: без надобности очень чувственно замешивал тесто, угощал кусочками фокаччи милых немок, которые собирались вокруг него и клали ломтики в рот с благоговением священника во время причастия. Венесуэльская Каталина купила сэндвич с моцареллой и песто и все предлагала мне откусить. Русская Катя сварила мне двойной эспрессо и села обедать.
– Ты смотри на нее. Видишь ту, с темными волосами? И в голубой юбке? Если она попытается с ним закрутить, он меня бросит. – Она откусила сэндвич. Песто, моцарелла и томаты. От одного взгляда на это у меня разыгрался голод.
– Он просто ждет варианта получше. Знаете, на прошлой неделе я поймала его в «Тиндере». Это разбило мне сердце, так сильно ранило. А он наврал, что купил его, чтобы объяснить другу, как оно работает.
– Это бесплатно, – поправила ее я.
– Что? – переспросила она с полным ртом хлеба.
– «Тиндер» – бесплатное приложение.
– А, ладно. Но посмотрите на нее, она же слишком для него красивая. Но не знаю, может, как секс на одну ночь он ей сгодится.
– Послушай, Катя, это ты слишком для него красива. И если она нужна ему, просто оставь ей парня. Возможно, они друг друга стоят. Нельзя встречаться с тем, с кем ты чувствуешь себя неуверенно. Ты молода, у тебя еще столько впереди.
Обе девушки кивали в ответ на мои банальности, мы с подругами всегда рыгаемся друг в друга такими при встречах. Чоризо был озабоченным ушлепком, совершенно недостойным траты на него времени, но я знала, что дома Катя закажет в интернете дорогое белье или запишется на эпиляцию в «Восковые сны» – сделает все, чтобы его удержать. Я только и делала, что говорила ей, как надо себя вести, и теперь она чувствовала себя вдвойне неудачницей, которая не может удержать посредственного парня и не может отнестись к его потере как независимая эмансипированная женщина.
Возвращаясь домой, я встретила во дворе соседа снизу. Он стоял, прислонившись к стене, и курил, смотря мне в окно. Мы проигнорировали друг друга, даже не вспомнив про наше ярое бессловесное танго через дверь его квартиры. Я поставила чайник и зашла в «Мэтчтайм». Уходя, я не закрыла окно, и вся квартира пропахла соседским табаком. Я зажгла благовония и начала листать сайт. Два новых сообщения. Первое пришло от Ханса двадцати шести лет, гетеро, мужчина, в поиске, 180 см. Живет во Фридрихшайне. У него были симпатичные фотографии: на одной он был на озере, на другой – с компанией друзей в Темпельхофер-Фельд, а еще на одной было его селфи в зеркале с собственным фото в руках. Мне понравился его образ: хипстер, но аккуратный. Черные волосы, светлая кожа и застарелые шрамы от акне, с которыми он выглядел уже не так круто, зато более душевно. Описание профиля было на высшем уровне, чистая седьмая категория – «Умные и воспитанные».
О СЕБЕ:
Художник чувств, толка и расстановки.
ЛЮБЛЮ ГОТОВИТЬ:
Печенье и торты, особенно на Рождество. Например, штоллен. А еще пикерты, это вестфальский вариант панкейков.
ЧТО Я ДЕЛАЮ СО СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ:
Эй, давайте тут без философии!
МОЯ ДЕВУШКА ДОЛЖНА БЫТЬ:
Живой и в идеале невоображаемой.
Я МНОГО РАЗМЫШЛЯЮ О:
Том, как бы поменьше размышлять.
МОЙ ЛИЧНЫЙ СЕКРЕТ:
Я есть в «Мэтчтайм».
После недолгой переписки мы договорились о встрече в пятницу вечером. Другое сообщение было от парня по имени Милош, двадцать шесть лет, гетеро, мужчина, в поиске, 180 см, чей профиль также был образцом седьмой категории:
На первой фотографии он был крупно в профиль, на фоне простирался заснеженный парк. На нем была черная шапка, на лоб и глаза падали крупные темно-русые пряди.
Следующее фото, должно быть, сделали летом – на нем круглые очки в стиле Джона Леннона, взгляд устремлен в объектив, длинные волосы лежат в небрежной укладке, лицо формы сердца. Третье фото было не таким многообещающим: там он был в скейтерской кепке козырьком назад, что я считаю верхом идиотизма, и в такой же майке-алкоголичке, которую носил парень Кэт Ларс. Его сообщение, которое я перевела с немецкого, было таким:
Эй, Дафна, как поживаешь? Коктейль на фото выглядит очень аппетитно 😉 Любишь вино? Белое или красное?
Я набросала пару черновых вариантов ответа, проверяя грамматику с помощью «Гугл-переводчика». Вводила в окошко, не отправляя, чтобы увидеть, как они смотрятся.
Привет, Милош! Да, сейчас только немецкий рислинг!
Хммммм, возможно, он не знает, что такое рислинг, это неловко, или знает, но решит, что я снобка, раз выбрала этот сорт, что я дорогая девушка, за которую ему придется везде платить. Мне нравились восклицательные знаки, они передавали ту немую восторженность, которую я пыталась проецировать. Может быть, лучше так:
Привет, Милош!
В такую погоду – белое!
Потом я подумала, что это звучит как крик. Убрать восклицательные знаки?
Привет, Милош.
В такую погоду – белое.
Нет, господи, как ужасно, похоже на хайку. На очереди смайлик.
Привет, Милош☺
В такую погоду – белое!
Или:
Привет, Милош!
В такую погоду – белое☺
В итоге я остановилась на:
Привет, Милош ☺
В такую погоду – белое 😉!
Легкий тон, очевидно, сработал, потому что Милош предложил встретиться в субботу, а за день до этого у меня планировалось свидание с Хансом. Мне предстояли первые социально насыщенные выходные с момента переезда в Берлин.
* * *
Говорят, самые важные события жизни проплывают мимо незамеченными, невидимками, словно рыба в течении реки. В моменте ты их не замечаешь, потому что слишком занят их проживанием. Но я думаю, это ложь. Я всегда подмечаю миг, когда проживаемый день возвысится над обыденностью прожитых событий и будет ли в этом чья-то значительная роль. Наверное, это что-то обо мне говорит, ведь я никогда не была особо хороша в «проживании». Сомневаюсь, что вообще когда-либо погружалась во что-то с головой. Тело в течении, это так, но голова всегда приподнята над водой. Я всегда осматриваю себя сверху вниз, наблюдаю, как шевелятся ноги, а вокруг плавают рыбки и водоросли.
Смысл в том, что, проснувшись двадцать четвертого июня, я понимала, что на следующих двух сутках я бы точно задержалась, перелистывая в будущем тяжелый альбом воспоминаний. В будущем мои монахи-иллюминаты украсили бы страницы этих дней либо позолоченными ангелами, либо жуткими бесами из средневековых манускриптов. Я просто еще не решила.
С утра я, как обычно, отправилась бегать в Темпельхофер-Фельд. В окнах терминала аэропорта имени Альберта Шпеера отражалось восходящее солнце. Когда я приехала, оно все еще представляло четкий красный диск, но после первого круга уже вовсю сияло, расплываясь в небе.
После пробежки я всегда чувствую очищение. Как будто с дыханием и потом из меня выходит все нечистое. Не знаю, откуда возник этот пунктик на внутренней чистоте. В моей семье не было строгой сексуальной морали. Короче, если мой пунктик касался чистоты в «христианском» понимании, то все хорошо. Я ведь жила практически как монашка, только без элементов сожительства в монастырской общине.
Меня беспокоит чистота скорее… с клинической точки зрения. Это связано с тем, что я чувствую себя мерзкой, грязной, как будто сознание и тело начали разлагаться. Такое чувство, что хочется выстирать все внутренние органы и мозг с отбеливателем. Однажды я сказала это психологу, и она так взбодрилась, что начала рассуждать о том, что у меня есть детская травма, которую я много лет подавляю[28]28
А еще она диагностировала мне зависть к мужчинам из-за пениса.
[Закрыть]. Она сказала, что в моем подсознании цветет махровым цветом что-то темное и ужасное. Затем постаралась вытащить это что-то гипнозом, но ничего не нашла.
Мне просто не нравится думать, что нечто вне моего тела проникнет в меня без открытого на то согласия – не важно, еда это, таблетки или сперма. Страх распространяется и в обратную сторону. Я очень боюсь потерять много крови или что из меня каким-то образом выпадет орган. Пока у меня еще были месячные, я каждый раз тряслась, что откроется сильное кровотечение. В некотором роде мое сознание словно играет роль безумного пограничника, только у них обычно пистолеты, дубинки и ищейки, а у меня – бег, ограничение калорий и чистящие средства.
А еще я таможенник-пофигист из тех, кто всегда является на службу в грязной и мятой форме, засыпает на посту и пропускает через границу тонны кокаина. Я то и дело прокалываюсь и теряю контроль над собой: не чищу сливное отверстие, и там скапливаются волосы, не мою руки после метро и, что самое постыдное, обжираюсь овсяными хлопьями посреди ночи, в свете луны. Частенько, проснувшись в квартире Э.Г. после таких вот «полуночных гулянок», я даже взглянуть себя заставить не могла на горы чашек с кашей, ложек, измазанных кокосовым маслом и кварком, пустых пакетов из-под сахара. Лишь после пробежки и душа я чувствовала себя в расчете и принималась за тщательную уборку, проветривала квартиру и зажигала благовония. Эти уборки были полны оптимизма, как будто после них все будет по-другому.
* * *
После пробежки все ноги оказались в пыли. Я решила помыть их, и грязь побежала по ним, как карамель. Большие пальцы обеих ног были все истерзаны долгими забегами, и ногти начали отходить. Еще меня смущало, что сильно выпадают волосы. Во время расчесывания с кондиционером на расческе оставались густые клоки. Я туго скручивала полотенце вокруг головы и втирала кокосовое масло в болезненные раны на груди, натертые до крови спортивным топом. Натирание кокосовым маслом напоминало елеосвящение. Это была одна из самых приятных вещей в уходе за собой. Я открыла окно, занавеска затрепетала на легком ветру. Я принялась сушить волосы, и именно в ту пятницу это отняло уйму времени, я проходилась по ним пальцами, как мама-обезьянка, ухаживающая за детенышем. Затем оделась и в общем и целом смотрелась вполне ничего. На мне была блестящая блузка, создававшая иллюзию, будто под ней ничего нет. Дезодорант, тональник, пудра, тушь. Мы с Хансом договорились встретиться где-то в половине девятого вечера, и я вышла сильно заранее, зашла по дороге в шпэти за коричной жвачкой, которую нервно прожевала и выплюнула в наземке по пути к «Осткройц». Оглядываясь назад, я почти с ностальгией вспоминаю, какой была тогда: невинная овечка в мире, полном враждебности, но слепая к этому, просто идущая вперед, глядя в будущее и то, что ей в нем уготовано, волнующаяся перед свиданием и гадающая, сочтет ли ее спутник красивой.
Другие пассажиры были какими-то странными и далекими, словно между мной и ними нарастал риф. Они все еще были на земле, держались за адекватность, а я уплывала куда-то в космос. Не хочу показаться мелодраматичной, но замечу, что я была: а) в ужасном волнении перед свиданием и б) в наушниках с таким хорошим шумоподавлением, что в них я будто спускалась в какой-то теневой мир. Я ничего не слушала, потому что экономила заряд, и слышала только собственное сглатывание и биение сердца. Так невероятно, что все чудо моего существования, воображения и души зависит лишь от этого кровяного насоса размером с отбивную. Чем больше я думаю о своем сердце, тем быстрее оно бьется, и думать о чем-то другом уже не получается. Гугл-Грег однажды сказал, что это называется «квантовая странность». По его словам, физики обнаружили, что субатомные частицы меняют параметры при измерениях, как будто их волнует, что на них смотрят. С тех пор как он это рассказал, я все время думала, что этот «эффект наблюдателя» может отразиться на моем сердце и, если думать об этом слишком много, сердце остановится.
* * *
Поезд остановился на «Осткройц» в 8:25. Я быстро поняла, что глупо было встречаться здесь. Это все равно что назначить встречу с незнакомцем на Таймс-сквер или Оксфорд-серкус. Я минут пятнадцать искала главный выход со станции и посмотрела в телефон.
– Прости, я немного опаздываю! – написал он.
– Kein Thema! «Без проблем!» – ответила я и переложила телефон в карман, а затем продолжила играть один из самых напряженных пятиминутных спектаклей в своей жизни. Любой, кто хоть когда-нибудь ходил на свидание с человеком из «Тиндера» или «Мэтчтайм», поймет, о чем я, – а я могу описать это лишь как «Ты притворяешься, что совсем не притворяешься, что не ждешь человека на свидание вслепую». При таком спектакле необходимо бросать беспечные не пристальные, но и не блуждающие взгляды в направлении, откуда должен появиться ваш спутник. Обзор должен быть достаточно большим горизонтально и вертикально, хотя совсем открытых пространств лучше по возможности избегать, иначе можно заметить спутника в нескольких минутах ходьбы от вас. Тогда придется пялиться на него как слабоумная, пока он не подойдет. Если вы все же заметили его вдали, сделайте вид, что этого не было. Если не вышло, попробуйте пойти навстречу умеренным шагом.
В идеале лучше не сидеть в этот момент в телефоне, иначе можно подумать, что у вас зависимость от соцсетей и вы не можете просто расслабиться и быть собой. Если бросать беспечные не пристальные, но и не блуждающие взгляды не выходит, займите себя чем-нибудь. В Берлине можно легко отделаться вязанием или другим рукоделием, но в идеале должна быть собака или курение. Вообще сойдет и книга. Но только правдоподобная! Это исключает Пруста, депрессивных русских (Толстого, Достоевского, Булгакова и прочих) и, к несчастью для меня, «Волшебную гору». В тот вечер я взяла «Der kleine Hobbit». Английский вариант я знала чуть ли не наизусть, так что читать было несложно. Каждые пару минут или около того я прерывала свою имитацию чтения, чтобы просканировать горизонт на предмет того, кто выглядит как гетеро, мужчина, в поиске, 180 см. Важно, с одной стороны, быть очаровательно погруженной в свой собственный мир, а с другой – не выглядеть при этом недоступной. Мою имитацию чтения прервали вежливым похлопыванием по плечу.
– Дафна? Ich bin Hans.
Я в тот же миг поняла, что между нами не будет ничего серьезного. Мне понравились его рост и то, с какой легкостью он прикоснулся к моему плечу. Он был добр, не застенчив и вполне умен. Но я просто поняла, что он не интересует меня «в романтическом плане». Я могу сразу определить, будет ли у нас с мужчиной секс, и этому инстинкту доверяю. Дело не во внешности. И если честно, головокружительные красавчики меня нисколько не привлекают. Таможенный контроль моего сознания держит сердце на коротком поводке, чем и спасает меня от страданий и унижения неразделенной любви к Шонам Коннери нашей реальности, хотя Коннери – это молозиво моей сексуальности. Ребенком я мечтала вырасти и стать Джеймсом Бондом. Поняв, что я не мальчик, я задалась целью стать его девушкой. Когда открылось, что я далеко не так красива, как Хани Райдер и Хэлли Берри, я начала усердно учиться в школе, чтобы потом поступить в университет и стать очень умной, как Манипенни, чтобы ловить взгляды Бонда, пока он спешит на встречу с M и Q. В университете я старалась проецировать бондианские качества – постоянство и стиль – на жалких хипстеров-одногруппников, но успех был скромным. Так что дело вовсе не во внешности Ханса, которая была очень неплоха, дело в чем-то еще, в какой-то «химии».
Наш вечер прошел довольно невзрачно и лежит в тени событий следующих тридцати шести часов, так что пробегусь по нему быстро: Ханс определенно продумал, куда нам пойти. Мы прошли по странной Осткройцкой бухте на полуостров реки Шпрее, который называется Кап Штралау. Полуостров был эдаким зеленым оазисом всего в паре минут от разрухи и ночных клубов в старых бетонных бункерах. Он принес с собой одеяло для пикника и вкуснейший «Клаб-Мейт» с дымным ароматом, чтобы я попробовала. («Это лучший вкус. Вот что пьют истинные берлинцы».) Он был из Мюнстера и перебрался в город покрупнее. («Потому что с родителями так тяжело, йа, понимаешь меня? Тебе тоже? Ты поэтому переехала?») «Нет, – честно ответила я, – наоборот, они слишком не парятся. И не ставят никаких границ. Понимаешь, о чем я?» Он не понимал. Он часто моргал, прямо как испуганный кролик, а еще у него были квадратные ногти. Он изучал что-то угнетающее, что-то типа «управления гостиничным бизнесом», но лишь потому, что это была воля родителей. О чем он мечтал, так это поступить в консерваторию, потому что был талантливым пианистом. Вообще-то даже хвастался, что у него «абсолютный слух», то есть он может распознать высоту и ноту любого звука. Этот его навык, который я тут же подвергла испытаниям, издавая всякого рода странные звуки и визги, стал своеобразным рефреном вечера. Мы поцеловались, и это было неплохо. Около двух ночи он проводил меня на станцию наземки. Я была в ступоре и болтала ерунду, лишь бы он не стал целовать меня перед толпой на платформе. Но он и не поцеловал. Только обнял меня и выдохнул «Komm gut nach Hause»[29]29
«Хорошо добраться домой».
[Закрыть] мне в ухо, немного печально. А может быть, это мне было грустно, я была полна кофеина от «Клаб-Мейт», но голодная и спешила в пустую квартиру.
До меня довольно быстро дошло, что я села не в тот поезд. Проблема наземки. Как бы она мне ни нравилась, в ней сложно ориентироваться. Думаю, найти в ее системе логику подвластно лишь Алану Тьюрингу. У веток совершенно произвольные названия из наборов букв и цифр.
До тех пор я ездила только на паре веток и наивно полагала, что все ветки наземки закольцованы. Семь станций спустя я поняла, что не доеду до Кройцберга на голой надежде, так что вышла на следующей же станции. Я оказалась в Марцане, на «Дальнем Востоке» Берлина. Меня коробили недружелюбный вид бетонных кварталов, тусклое освещение и то, что следующий поезд до «Осткройц» был только через сорок две минуты. К тому моменту была уже половина третьего, я устала и очень хотела есть. Поэтому вышла со станции и храбро зашагала по улицам с одним лишь «Der kleine Hobbit» за пазухой в качестве орудия самозащиты, надеясь поймать какой-нибудь автобус до дома.
Теперь-то я понимаю, что вела себя как классическая жертва убийцы, что все детали добротной, сочной тру-крайм-истории собрались воедино. Голые ноги, светлые волосы, интернет-знакомства. Конечно, полиция обвинит Ханса, и на страницах прессы он будет выглядеть вполне правдоподобным подозреваемым: эти крупные ладони, моргающие глаза. Они будут допрашивать его, спрашивать: «И в какой тональности она кричала о помощи, ты, вестфальский ублюдок?!» А Ханс такой милый и замечательный, он сделал бы ложное признание, только чтобы дать моей семье успокоение.
И все же пусть мне было страшно, особенно когда сел телефон, это был такой вкусный, насыщенный страх, как когда устраиваешься с попкорном смотреть ужастик. Я не верила, что случится что-то ужасное. Может, это и наивно, но посмотрим правде в глаза: жизнь дала мне достаточно поводов быть наивной и глупой. С тех пор как себя помню, мир был ко мне терпим и доброжелателен. В детстве меня никто не бросал в слезах и не отказывал мне в том, что я хотела. Когда я была подростком, то напивалась, шла домой одна в темноте и возвращалась в теплую мирную квартиру цела и невредима. Если я забывала кредитку в баре, она лежала и ждала, когда я вернусь, за стойкой у бармена. Мне везло на мандарины с апельсинами – по какой-то счастливой случайности они попадались без косточек. Так что мой поступок – сесть в поезд наземки, не посмотрев, куда он идет, шататься по улицам в уверенности, что в половине третьего ночи я найду автобус до дома, – не был безрассудством. Он был основан на прожитом опыте и эмпирических данных. Хотя да, я совсем забыла, в последнее время в моей жизни была полоса неудач: меня бросил парень после трех лет отношений, не взяли учиться, меня начали сталкерить, я не смогла завести друзей и победить социальную и интеллектуальную изоляцию. Тем не менее, если собрать все события моих двадцати шести лет, картина была оптимистичной.
На счастье, появился автобус, и я смогла доехать до своего кинотеатра в Митте, пересела на метро и доехала по знакомому маршруту до «Германплац». Теперь была уже половина четвертого. Я купила пачку желтых и три пачки голубых M&M’s в торговом автомате на станции и съела все по пути домой, засыпая в рот, как тик-так.
Я достала ключи и вошла во двор дома 105 по Губерштрассе, уставшая и довольная, прямо как Бильбо по возвращении в Бэг Энд. Свет у соседа сверху не горел, так что мне предстояло засыпать без убаюкивающего скрипа его кровати. А вот сосед снизу очень даже не спал. Его квартира на первом этаже была настоящей клеткой света, источавшей гашишный туман, который, без сомнения, поднимется и залетит ко мне в спальню через окно. Там неделями потом воняло травкой. В окне соседа виднелись кровать и ночной кошмар из грязной посуды и переполненной мусорки. Я шла мимо, сосед повернулся ко мне, и на секунду наши взгляды встретились. Мне показалось, что он облизывает губы, властно и нарочно похотливо. А может, это просто игра света. В тот момент я так устала, что глаза слипались.
Я втащила усталое тело по ступеням на свою лестничную площадку и вошла в квартиру. Закрыла дверь, скинула обувь и босиком прошла по коридору, тут что-то острое вонзилось мне в левую пятку. Я включила свет и закричала.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?