Текст книги "Каждого ближнего. Как научиться любить без условий даже тех, кто этого не заслуживает"

Глава 2
Знакомство с Кэрол

Бог не даёт нам голословных обещаний; он даёт нам друг друга.

Вскоре после того, как мы с Милой Марией поженились, мы купили свой первый дом. Этот дом продавался за долги прежних владельцев. Купить его было скорее моей идеей, чем её.

Я никогда не был так близок к смерти, как в тот день, когда мы поехали осматривать свои новые владения сразу после покупки. Мы переходили из комнаты в комнату, и Милая Мария глядела на меня, засунув руки глубоко в карманы и не веря своим глазам. Заглядывая в каждую убитую комнату по очереди, она качала головой, отказываясь верить в происходящее, и с ноткой нетипичного сарказма в голосе повторяла: «Неплохо». В переводе это означало: «Мы всё ещё женаты, но этот брак висит на волоске».

Дом находился в кошмарном состоянии. Он был настолько чудовищен, что мыши писали на нас жалобы. Мы не рискнули в него въехать, а поселились вместо этого в фургончике, который поставили перед домом на время ремонта. Прожив год в спальне, оборудованной рулём и ручным тормозом, мы решили поступиться комфортом и перебраться из машины в дом.

У нас был обогреватель, но он не работал. Был туалет, но он тоже не работал. К дому прилагались два десятка бездомных кошек, которые, похоже, боялись грызунов, но не стеснялись линять. Запасись я прялкой и таблетками от аллергии, мог бы связать сотню омерзительных свитеров из всей той кошачьей шерсти, которую мы собрали по дому.

В день переезда в дом я поднял Милую Марию на руки и перенёс её через порог. В этот момент мы оба заметили какое-то шевеление в углу гостиной, но сделали вид, что ничего не видели. Дом никуда не годился, но он был нашим.

Мы отремонтировали его, продали и купили другой, а потом третий и четвёртый. За первые десять лет брака мы переезжали шесть раз. Как будто мы были участниками программы защиты свидетелей, вот только ничего противозаконного не сделали. Спустя множество переездов и ремонтов мы остались совершенно без сил. Однажды после работы я приехал домой по старому адресу, открыл дверь и зашёл. Ситуация вышла крайне неловкая.

Вскоре после этого я завтракал с другом в кафе и услышал разговор за соседним столиком: кто-то собирался продавать свой дом. Я прислушался и узнал, что его дом стоит на вершине скалы, как раз над моим любимым пляжем для сёрфинга в районе Пойнт Лома. Это место называлось «Мусорный пляж». Любой мечтает там поселиться, правда же?

Я подсел за соседний столик и объявил этому человеку, что хочу купить его дом. Мы заказали десерт и обговорили условия. Чтобы скрепить сделку, я пошёл на крайнюю меру и пообещал отдать ему наш фарфоровый сервиз. «Милая Мария будет в восторге!» – думал я по пути домой, обменяв дом, в который она годами вкладывала душу, на дом в месте под названием «Мусорный пляж». Я завязал Милой Марии глаза и отвёз её в наш новый дом. На месте я объявил ей радостную новость. Я указал на своё любимое место для сёрфинга, а потом на дом, и так несколько раз. Я спросил, понимает ли она, какой ей достался умнейший муж.

Она тихо заплакала и сказала мне ласково, но очень твёрдо, что в любом браке муж имеет право на такую ошибку, но только на одну, и я свою квоту только что израсходовал. Мы въехали в новый дом, и Милая Мария занялась своим обычным делом. Она взяла мусор, который я ей притащил, и выстроила из него жизнь и дом для нашей молодой семьи. До переезда у нас родилось двое детей с перерывом в два года. Перед рождением третьего ребёнка прошло значительно больше времени.

К несчастью, эта моя ошибка была не последней. Вскоре после этого мы купили другой дом, на этот раз на аукционе в суде по делам о наследстве. Аукцион проводился в здании суда, и на него пришло немало людей. Мне всегда трудно усидеть на месте, поэтому, пока шёл аукцион, я почёсывался, дёргал себя за уши и морщил нос. Когда я закончил вертеться, мы перебили все остальные предложения, так что дом в итоге достался нам.

* * *

Несколько лет спустя Милая Мария сказала, что хочет переехать. После долгого неловкого молчания я набрался смелости спросить: «А мне с тобой можно?» Это одно из немногих правил в нашем браке – мы договорились: если Милая Мария всё же решит от меня уйти, ей придётся взять меня с собой.

Я заразился энтузиазмом Милой Марии по поводу очередного переезда и показал на дом, стоявший через дорогу. «Этот дом продаётся. Что, если нам туда переехать?» Мария решила, что я просто хочу сэкономить на грузчиках, и на самом деле я просто решил сэкономить на грузчиках. Мы купили дом напротив и выставили перед своим домом знак «Продаётся», чтобы посмотреть, что случится. В течение двух дней на наш дом нашлось пятеро покупателей. Но поскольку мы переезжали в дом напротив, мы выбирали не просто покупателя: мы выбирали соседей. Почувствуйте разницу. С покупателями нас связывает бизнес; с соседями – жизнь.

Мы начали упаковывать вещи. Мелкие предметы мы складывали в тачки, а под крупные – вроде холодильника, стиральной машинки и меня – подкладывали ролики и скейтборды. Всё это время мы продолжали собеседовать людей, которым предстояло занять должность наших новых соседей.

Поскольку я дипломат Республики Уганда, мы, перевезя последние вещи, сразу же подняли над своим новым домом флаг Уганды. Мало кто об этом знает, но там, где живёт консул и развевается флаг Уганды, территория считается принадлежащей Уганде. Так что, хотя в это и трудно поверить, наш дом – дипломатическая миссия иностранного государства в США. Если вы натворите что-то совсем уж несусветное, можете приехать ко мне домой и попросить убежища. Когда у нас дома что-то случается, мы звоним не в полицию, а в ФБР, и агенты приезжают в считаные минуты. Я звонил им только раз, но это было незабываемо.

Познакомившись со всеми желающими купить наш дом, семья единогласно проголосовала за Кэрол. Кэрол выделялась на общем фоне. Вдова лет пятидесяти, она хотела переехать в Сан-Диего, чтобы быть поближе к родным, и надеялась поселиться поближе к заливу. В Библии много говорится о том, что нужно заботиться о вдовах. Я думаю, это не только потому, что Бог хотел сделать для них что-то хорошее. Наверняка он знал, что, заботясь о них, мы многое выясним о себе самих. Итак, мы обняли Кэрол и хором сказали: «Добро пожаловать!» Всего несколько недель спустя мы оказались в зоне действия её невероятной любви и доброты.

* * *

Наши дети постоянно бегали через дорогу, в дом Кэрол, чтобы показать ей свои поделки или рассказать, как раньше мы разрешали им играть в вышибалы в её коридоре (эта игра так и называлась: «коридорные вышибалы»). Они рассказывали ей, как наш сын Ричард однажды потерял лягушку в гостиной, и она так и не нашлась. Как в этом доме наша дочь Линдси поженила своего брата Адама и куклу Барби, когда Адаму было четыре года.

После каждой истории Кэрол хихикала, как девчонка, и на лице её отражались искреннее потрясение и восторг. Одной истории ей всегда было мало. Каждый раз она умоляла наших детей рассказать ещё что-нибудь; обычно про сбежавшую лягушку. В процессе она скармливала им тонны печенек. Годы спустя, на свадьбе Ричарда и Эшли у нас в саду, Кэрол сидела в первом ряду, рядом с нами. Она была не просто соседкой: она стала членом нашей семьи.

Прошли десятки лет с тех пор, как мы передали Кэрол ключи от дома. Всё это время я звонил ей пару раз в неделю, чтобы узнать, как у неё дела. Наши телефонные разговоры были короткими, но всегда душевными. Однажды я позвонил Кэрол, чтобы узнать, как дела, и её голос в трубке прозвучал непривычно серьёзно. Слегка запинаясь, она сказала: «Боб, я только что от врача. Плохие новости: у меня рак». Её слова повисли в воздухе, как будто застряли в проводах. Я расстроился за неё и к тому же слышал, как она напугана. Немного подумав, я сказал: «Кэрол, я сейчас зайду, кое-что занесу». Она, конечно же, была слегка озадачена.

Я помчался в магазин бытовой техники и купил нам две рации. Одну я поместил возле кровати Кэрол, а вторую – возле нашей кровати. С этого момента мы с Кэрол общались только по рации. Впервые вызвав её по радиоволнам, я произнёс: «Алло, Кэрол?» Рация шуршала и щёлкала, как в кино. Через несколько долгих секунд я услышал сквозь это потрескивание голос Кэрол: «Боб, это ты?» Смеясь, я подумал: а кто ещё это может быть?

Когда люди говорят по рации, с ними что-то происходит. Они чувствуют, будто мастерят проволочную почту из двух консервных банок и бечёвки – им обоим вдруг снова по девять лет. Ни у кого из них нет рака, никто не одинок, и никто больше не боится. Наши дома превратились в домики на деревьях, рации – в жестянки. Следующие пару лет мы с Кэрол общались по рации. Это не избавило её от рака. Зато случилось кое-что куда более важное – она перестала бояться.

Когда друзья Иисуса спорили, кто будет сидеть рядом с ним, когда они окажутся в раю, Иисус предупредил: если они не станут как дети, то никогда не попадут в Царство Божие. Думаю, он пытался сказать, что понять его можно только через детскую веру. Я вижу в этом глубокий смысл. Это не значит вести себя инфантильно, как многие, – это не приведёт нас в рай. Длинные молитвы и красивые слова тоже не приблизят нас к небесам. Сильная вера не нуждается в сильных словах.

Не нужно также пытаться сделать веру легче, потому что вера лёгкой не бывает; но нужно сделать её проще, потому что она, на самом деле, очень проста. Детям без усилий даётся то, в чём большинство из нас – новички. Детей отличает, среди прочего, то, что они не боятся многого из того, чего боимся мы. Их любопытство к неизвестному намного сильнее страха перед известным.

В Библии есть два слова, которые имеют для меня особое значение. Это не какие-то широкие и глубокие богословские термины. Вот эти слова: не бойся. Бог шепнул «не страшись» Иисусу Навину, когда тот сомневался, что сможет сменить Моисея. Он крикнул эти же слова Аврааму перед большой битвой, когда пообещал быть его щитом и наградой. Это же Иисус уверенно сказал испуганным рыбакам, когда пошёл к ним по воде. Не бойся. Эти слова могущественны ровно настолько, насколько мы готовы им следовать. Люди, которые становятся самой любовью, ощущают точно ту же неуверенность, что и все остальные. Они просто не позволяют страху собой управлять.

Давайте прислушаемся к словам Иисуса о том, что нужно верить, как дети, и не бояться. Тогда мы перестанем уже надеяться, что жизнь станет легче, и начнём проявлять стойкость в тех обстоятельствах, которые посылает нам Бог. Эти слова заставляют нас не убегать и не прятаться от своих проблем, а встречать их лицом к лицу и принимать. Они способны наполнить нас и тихой уверенностью, и заразительной надеждой.

Детям без усилий даётся то, в чём большинство из нас – новички.

Это звучит немного странно, но, когда мы не боимся и смотрим на мир с детской верой, люди вокруг нас вдруг тоже перестают бояться. Надежда и смелость похожи. Если не мешать им, они распространяются, как простуда; но очень хорошая, полезная простуда.

Кэрол вступила в долгий и яростный бой с раком, который лишил её многих органов. Но её дух раку сломить не удалось, а знаете почему? По одной простой причине: она больше не боялась. Она не защищалась, а нападала.

Я возил Кэрол на химиотерапию. Мы сидели рядом в креслах с подогревом и много смеялись. Я приносил с собой маленькие разноцветные зонтики из бумаги, украшал ими капельницы и просил медсестру прокапать и меня тоже. Мы с Кэрол делали вид, что сидим возле бассейна на Гавайях. Когда вы рядом с любимым человеком, вы можете сами решать, где вы, даже если реальность этому не соответствует.

В борьбе за жизнь Кэрол пережила немало побед, но и немало поражений. Ещё в начале болезни её срочно положили в больницу, чтобы прооперировать. После операции я зашёл к ней в палату. Под ширму, скрывавшую её кровать, уходил целый клубок трубок. Я нашёл медсестру, включил рацию и попросил передать её Кэрол. Потом тихо проскользнул в палату и лёг на свободную койку, тоже спрятавшись за ширмой.

Несколько минут я лежал в тишине, прося Бога, чтобы он исцелил мою подругу и позволил ей ещё пожить. Затем я включил свою рацию и прошептал в неё: «Алло, Кэрол?» Рация затрещала и защёлкала. Последовала долгая пауза, и я слышал, как Кэрол возится за занавеской. Затем слабый голос сказал: «Алло, Боб? Это ты?» Мы оба откинулись на подушки и засмеялись сквозь слёзы.

Глава 3
Любите всех и всегда

«Любите друг друга». Простое часто бывает очень нелёгким, зато лёгкое часто бывает недолговечным.

Один юрист вроде меня однажды попытался поймать Иисуса на слове. Он спросил Иисуса, какая заповедь важнее всех. Думаю, он надеялся получить план действий, но вместо этого Иисус рассказал ему о его предназначении. Он сказал, что главное – любить Бога всем сердцем и умом. Затем, без малейшей паузы, Иисус дал этому юристу непрошеный, но весьма практичный совет. Он сказал, что тот должен любить своих ближних так же сильно, как и себя самого.

Иногда нам кажется, что первое никак не связано со вторым, но Иисус считал любовь к Богу и любовь к ближним единой и неразделимой задачей. В его глазах они поделили между собой первое место. Я думаю, что Иисус сказал так потому, что знал: мы не можем любить Бога, если не любим людей, которыми он нас окружил. Проще говоря, плана действий можно не ждать, а надо просто отправляться любить всех в мире.

Ни в одной школе не учат, как любить своего ближнего – да вот хотя бы ближайшего соседа. Поэтому никто не ждёт, что наша любовь будет безупречной, но она может быть бесстрашной, яростной и беспричинной.

В своей любви мы не должны ограничиваться одними только соседями, но Иисус предложил начать именно с них. Наверняка он знал: если мы не справимся с любовью к людям, которые живут с нами рядом, то и со всем остальным миром ничего не выйдет. Иисус также не уточнил, кого именно нам считать своими ближними. Наверное, чтобы мы не начали составлять список людей, которых нам разрешается не любить.

Каждого из нас ежедневно окружают ближние. Они перед нами, позади нас, справа и слева. Они всюду, куда бы мы ни пошли. Они складывают покупки в сумки и посещают собрания жильцов. Раздают рекламные листовки и убирают опавшие листья в соседнем дворе. Играют в футбол за школьную команду и приносят нам почту. Они герои, проститутки, священники и пилоты. Они живут на улице и рисуют чертежи наших мостов. Ходят в семинарии и живут в тюрьмах. Руководят нами и мешают нам жить. Они повсюду, куда ни кинешь взгляд.

У всех у нас есть общее свойство: мы все – чьи-то ближние, чьи-то соседи. Так Бог всё и задумал с самого начала – простой и блестящий план. Он создал целый мир соседей. Мы зовём его Землёй, но Бог считает его просто одной большой деревней.

Нередко нам сложно полюбить ближних из страха перед тем, что нас ждёт, если мы их полюбим. Откровенно говоря, меня куда больше пугает мысль о том, что случится, если мы этого не сделаем. Конечно, силой воли от страхов не избавиться, но со временем и при наличии правильной поддержки страх можно преодолеть. Важно помнить, что мы можем сколько угодно пытаться прыгнуть выше головы, но только Иисус способен вселять в нас ту отвагу, без которой невозможно жить по его заветам.

Вот уже двадцать два года мы в своём районе проводим новогодний парад соседей, чтобы отдать должное своим ближним. Шествие начинается в тупичке на краю квартала, а заканчивается у нас перед домом. В этот день вся семья встаёт пораньше, и мы наполняем гелием тысячу с лишним воздушных шаров. Перед тем как вынести шары из дома, мы благодарим Бога за своих соседей и за выпавшую нам честь жить с ними рядом.

В нашем квартале всего двадцать домов с обеих сторон улицы, так что парад получается не очень длинным. В первый год всё шествие состояло из восьми человек. Мы выстроились в тупичке и старались выглядеть как парад.

Кто-то сказал: «Пошли!» – и мы зашагали по улице, маша шести соседям, которые наблюдали за нами из окон.

Теперь нас каждый год собирается, наверное, четыреста или пятьсот человек. Дети приносят плюшевых зверей и золотых рыбок. На сегодняшний день к тому моменту, как все участники построились и готовы маршировать, другой конец шествия уже доходит до нашего дома, а иногда и дальше.

Не знаю, вымощены ли улицы в раю золотом, но надеюсь, что они украшены воздушными шариками.

Зачем мы проводим парад соседей? Дело в том, что мы не можем любить людей, которых не знаем. И вы тоже не можете. Говорить о любви к ближним легко. Но знаете что? Любить их тоже нетрудно. Просто проведите парад в их честь. Мы считаем, что Иисус выражался вовсе не метафорически, когда велел нам «возлюбить своего ближнего». По нашему мнению, он имел в виду, что надо любить своих соседей. Общаться с ними. Восхищаться ими. Проводить для них праздники. Когда радость входит в привычку, любовь тоже становится привычкой.

Поскольку мы проводим парад уже два десятка лет, мы знаем всех людей, которые живут вокруг. Я не знаю, научились ли эти люди чему-то от нас, но мы очень многое узнали от них о том, как любить друг друга. Бог дал нам соседей не для того, чтобы мы пытались их изменить; он окружил нас ими, чтобы они стали нашими учителями.

У нашего парада нет плана – это помогает сократить время его подготовки. Отсутствие плана его ничуть не портит, ведь любовь всё равно никогда не следует тем правилам, которые мы пытаемся ей навязать. Каждый год за неделю до парада мы стучимся в двери нескольких соседей и выбираем из них предводителя и королеву парада. Стать королевой парада нашего квартала считается большой честью. Как-то раз эта честь выпала Кэрол, и даже десять лет спустя люди продолжали кланяться ей, встречая её в магазине или на заправке, и называть её «Ваше Величество». Это было просто замечательно.

Один раз Кэрол особенно нездоровилось; она переживала, что не сможет пройти по всему маршруту парада, от тупичка до нашего дома. У меня есть старый мотоцикл «Харлей Дэвидсон» с коляской. В тот год я посадил Кэрол в коляску и провёз её по маршруту парада. Она была гвоздём программы, потому что все соседи знали о том, что она бросила вызов раку. Кэрол, элегантная, как всегда, махала всем рукой, и ей махали в ответ.

Перед тем как мы подъехали к конечной точке парада, задумчивая Кэрол обернулась ко мне и набрала в лёгкие воздуха. Мне показалось, будто она действительно мысленно перебирала все лучшие моменты своей жизни. Она произнесла: «Знаешь, Боб, мне будет не хватать этого парада». Я посмотрел на свою соседку в коляске и сказал: «Мне тоже, Кэрол. Мне тоже». Говоря это, я про себя просил Бога позволить Кэрол провести с нами хотя бы ещё один парад.

Прошло семь месяцев. Мы всей семьёй только что вернулись из зарубежной поездки. Я был со своим сыном Ричардом, когда мы узнали, что Кэрол в больнице на очередной операции. Мы прыгнули в машину и поспешили к ней. Быстро пройдя по коридору, мы завернули в палату Кэрол как раз в тот момент, когда из неё выходил врач. Комната была наполнена зловещей тишиной. Кэрол лежала на постели, опираясь на подушки, и глядела в потолок. Врач только что сообщил ей, что она умирает. Мы вместе сидели на кровати и плакали. Затем мы заговорили о воздушных шарах, парадах, вечности и Иисусе.

Кэрол вернулась в дом напротив, чтобы провести последние дни среди друзей и соседей. Есть ей не хотелось, потому что её тело понемногу начало отказывать. Мы постоянно пытались убедить её съесть хоть что-нибудь. Время от времени ей вдруг начинало хотеться чего-нибудь странного. Однажды она вдруг сказала, что ей ужасно хочется хот-дога с сосиской конкретной марки. На редкость подробно она описала мне длину, толщину и цвет этой сосиски.

Эта компания, вероятно, производит не больше четырёх-пяти упаковок сосисок в год, потому что в поисках правильных сосисок для Кэрол я обошёл дюжину магазинов и магазинчиков. Наконец, мне повезло найти крошечную упаковку – мне показалось, что я отыскал как минимум Атлантиду. «Ура!» – закричал я, хватая сосиски и потрясая ими над головой. Я хотел даже подкинуть их в воздух и поймать, но удержался.

Я помчался домой к Кэрол и вскрыл упаковку сосисок с благоговением, с каким мог бы прикоснуться к Ковчегу Завета. Я объявил Кэрол, что добыл именно то, чего ей хотелось. Она на это попросила показать ей упаковку. Даже стоя одной ногой в могиле, она хотела убедиться, что её не надувают.

За раз Кэрол могла съесть не больше чайной ложки. Милая Мария приготовила огромный, воистину королевский хот-дог, чтобы Кэрол могла им любоваться. Венчала его целая гора мелко порезанного лука и маринованный огурец размером с небольшую собаку. Я надел нам с Кэрол на головы бейсболки с названиями наших любимых бейсбольных команд, и Мария торжественно поставила перед ней гигантский хот-дог на серебряном подносе. Я велел Кэрол смотреть на королевский хот-дог и представлять, что она сидит на бейсбольном матче и уписывает его за обе щеки, а сам в это время кормил её мелко порезанной сосиской – по четверть ложечки за раз. Вот что делают ради нас друзья. Они помогают нам понемногу увидеть жизнь, о которой говорил Иисус, – иногда по четверти ложечки за раз.

У некоторых людей есть копилка желаний: список вещей, которые они хотят непременно сделать за свою жизнь. У меня такой копилки нет, потому что я хочу сделать примерно всё на свете. Если бы я всё же решил завести копилку, в неё попали бы две-три вещи, которых я делать определённо не хочу: например, я не хочу быть укушенным в лицо змеёй. Хотя, справедливости ради, я даже насчёт этого точно не уверен.

Я спросил Кэрол, есть ли что-то, что она всегда хотела сделать, но так и не собралась. Кэрол задумалась, а потом глаза её заблестели, и она сказала: «Знаешь, я ещё никогда не закидывала ничей дом туалетной бумагой»[1]1
  Забросать чей-то частный дом, лужайку, деревья перед домом туалетной бумагой – распространённый розыгрыш в США. Пока рулон летит, бумага разматывается, запутывается в ветвях деревьев, проводах и так далее, повисая всюду некрасивыми лохмотьями, и хозяину дома приходится потом долго её убирать. – Прим. перев.


[Закрыть].

Через несколько дней Кэрол вызвала меня по рации. Было четыре часа. «Идём!» – почти крикнула она. Я хотел объяснить ей, что обычно такие вещи делаются под покровом темноты, но, немного подумав, прокричал в ответ: «Иду!» Я раздобыл накладные носы и большие карнавальные очки, мы надели их и, словно школьники, перебежали через дорогу, сжимая рулоны туалетной бумаги. Там нас уже ждала Милая Мария, которая запаслась ещё дюжиной рулонов. Перед домом одного из наших любимых соседей растут большие красивые деревья. Хихикая, Кэрол кидала рулоны туалетной бумаги в деревья и указывала нам на пропущенные ветки. Бросок у неё оказался что надо.

Мы уже заканчивали трудиться над соседскими деревьями, когда к нам подъехала полицейская машина. Казалось, режиссёр всей этой сцены специально подослал её ровно в тот момент, когда Кэрол готовилась зашвырнуть последний рулон на самую верхнюю ветку. Она как раз замахнулась, когда полицейские остановились прямо рядом с нами. Она посмотрела на них, потом на дерево, потом снова на них. Полицейские включили мигалку и вышли из машины – и Кэрол всё равно бросила последний рулон. Мы по-прежнему были в карнавальных носах и очках, так что, может быть, она рассчитывала, что нам удастся сбежать.

Полицейские спросили, в курсе ли мы, что забрасывать чужие дома туалетной бумагой противозаконно. Я твёрдо посмотрел на них, обнял Кэрол за плечи и сказал: «Начальник, у меня дипломатический иммунитет, а у неё рак. Арестуйте нас».

Полицейские переглянулись и усмехнулись. Они поняли, что происходит. Они посочувствовали и даже подыграли Кэрол: в результате мы все вместе стояли и обсуждали, каково ей будет в тюрьме. Я предположил, что питание ей понравится, а душевые вряд ли, и посоветовал полиции надеть на неё наручники, пока она не натворила ещё чего-нибудь. Потом полицейские уехали, а мы помахали им вслед.

Когда дети были маленькими и никак не засыпали, я пальцем поглаживал им носы: от переносицы до кончика. Этот трюк срабатывал каждый раз, и через несколько минут они уже глубоко спали. Кэрол пережила осень и дотянула до Рождества, но угасала на глазах. Я заходил к ней и поглаживал ей нос, чтобы она уснула и ненадолго забыла о битве, происходившей у неё внутри. Мы вместе молились и разговаривали об Иисусе и своих ближних, то есть о соседях. Однажды эти самые соседи пришли и прямо через окно вручили Кэрол цветы, которые сами вырастили. Вся её кровать была в цветах. Бескорыстная любовь способна преображать даже самые безотрадные места в цветущий луг.

Когда у Кэрол хватало сил, она встречалась с друзьями в своей гостиной. Она слабой рукой указывала в окно, на соседские деревья, на верхушках которых до сих пор болталась туалетная бумага. Хихикая, она говорила: «Это я сделала». В течение зимы с каждым днём Кэрол всё тяжелее было находить в себе силы жить. Она проводила дни и ночи, которые начали сливаться воедино, в беспокойной дремоте.

* * *

Первого января Кэрол едва цеплялась за жизнь и была уже слишком слаба, чтобы вставать с кровати. Она дотянула до нашего парада, королевой которого ей когда-то довелось побывать. Я думаю, что именно мысль о параде поддерживала её в последние месяцы борьбы с болезнью. Перед самым началом парада мои сыновья, Ричард и Адам, вместе с мужем Линдси, Джоном, перешли дорогу и перенесли Кэрол из кровати в кресло перед окном, чтобы ей было видно улицу.

Кэрол слышала музыку и знала, что процессия скоро пройдёт мимо, но не могла даже выглянуть из окна. Чего она не знала, так это того, что мы изменили маршрут шествия, так что через несколько минут все пятьсот человек выстроились прямо перед её окном.

Я сидел возле Кэрол и держал её за руку, пока сотни её друзей и соседей подходили вплотную к окну, прижимали носы к стеклу, махали ей руками и шариками. Глядя на них сквозь слёзы, Кэрол медленно поднимала к лицу слабую руку и посылала всем воздушные поцелуи на прощанье. Спустя несколько дней Иисус забрал Кэрол на небо. Это был её второй парад за ту неделю.

Не знаю, вымощены ли улицы в раю золотом, но надеюсь, что они украшены воздушными шариками. И я готов поспорить, что в конце парада нас встречает Иисус, который будет слать нам воздушные поцелуи, поглаживать носы и приветствовать нас в нашем новом доме. Я только надеюсь, что мне снова повезёт поселиться где-то рядом с Кэрол.