Электронная библиотека » Бобби Холл » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Супермаркет"


  • Текст добавлен: 28 декабря 2021, 18:25


Автор книги: Бобби Холл


Жанр: Триллеры, Боевики


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава 4
Надлежащее начало

– Все кончено, Флинн.

Моя подружка Лола смотрела на меня глазами, полными слез.

– Я люблю тебя, но больше не могу сама с собой справиться. Мне так тошно…

Лола сидела напротив меня в нашей любимой кабинке нашей любимой закусочной. Такой красивой я ее еще не видел. Светлые волосы были завязаны на затылке в тяжелый узел, на лице играло полуденное солнце. Стол был пуст, если не считать двух чашек кофе, салфеток, сахарницы и приборов. На тот случай, если вы еще не поняли, насколько мал наш городок – так вот, настолько мал, что на вывеске закусочной, в которой мы сидели, было написано просто «Закусочная».

– Ты меня вообще слушаешь, Флинн?! – Она, в общем, если еще и не орала, то находилась в весьма растрепанных чувствах.

Повар в кухне поставил две тарелки на стойку, отделяющую кухню от бара.

– Где Фрэнсис, Эми и Лесли? – громко вопросил он, когда еда начала остывать. – Клиенты ждут!

Официантки собрались было ответить, но тут показался потерявшийся официант.

– Прости, Дейв! Выходил позвонить, очень нужно было, – сказал он.

Официант поспешил к нашему столику, извинился за задержку. На вид – типичная размазня. Среднестатистический белый студент, подрабатывающий халдеем. Черные туфли, голубые джинсы, простая белая рубашка. Я посмотрел, как он поспешно затягивает фартук. Фрэнсис, должно быть, почувствовал, что сейчас не время для дружеской болтовни, так что просто подлил нам кофе. Тогда я внимательно изучил его бейджик, черты его лица, цвет кожи, манеры, в том числе манеру ходить. У него были морщинки на лбу, длинный нос и высокие скулы, темные взъерошенные волосы, пронзительный голос и какая-то скрытность в движениях и мимике.

Вы замечали, как в какие-то напряженные моменты любые чепуховые детали становятся вдруг чрезвычайно яркими? И навсегда откладываются в памяти? Это был как раз тот случай. В жизни не забуду этого парня. Может, из-за того, что происходило тогда за столом. Любовь всей моей жизни летела к чертям. Это была жуткая эмоциональная травма. Вся сцена буквально выжглась у меня в мозгу.

Чашки у нас были красные. Коричневые круглые следы от чашки Лолы запятнали скатерть. Если б вы смотрели на нас со стороны, то она была бы слева, а я – справа. В глубине кабинки – гигантское окно. К столу приделан небольшой музыкальный автомат – он принимал четвертаки. В колонках звучал «Рубиновый вторник» в исполнении «Роллинг стоунз».

– Мать твою, Флинн, я тебе на прощание свою душу наизнанку выворачиваю, и даже после этого ты так и будешь молчать, как баран?!

Лола подхватила со стола салфетку и промокнула глаза. Я просто не мог видеть, как она плачет. Даже представить не мог ничего хуже этой сцены. Но по какой-то причине я не мог ее утешить. Чувствовал себя полностью опустошенным. Может, из-за того, что рос без отца и никогда не видел, как мужчине полагается обращаться с женщиной – в данном случае с моей матерью – так, как она того заслуживает.

– Блин, тебе уже двадцать четыре, мать твою, а ты по-прежнему живешь с мамочкой! Сидишь без работы, Флинн!

– Я пишу.

– Пишешь? Ха, это что, шутка такая? Флинн, прекрати. Какой из тебя писатель? Да ты так ни разу и не закончил ни одну свою долбаную книгу. Посылаешь издателям какие-то сырые недоделанные отрывки, рассчитываешь их продать… Да что с тобой такое? Так дела не делаются! В смысле, как ты думаешь, почему каждое издательство, которому ты посылаешь свои замыслы, отвечает одинаково? Каждый раз одно и то же – то, что я сама тебе сто раз повторяла: «Многообещающе, но закончи наконец эту хренову книгу!» Ты даже литературного агента удержать не можешь! Все они тебя бросают, потому что ты так ничего конкретного им и не выдал. Ты ставишь свою «работу» впереди меня. Твоя писанина для тебя важнее наших отношений. Ты так на ней зациклился, что полностью потерял связь с реальностью. Я хочу быть с тем, кто достигает намеченных целей. Я несколько лет провела рядом с тобой, Флинн, пыталась тебе помочь, поддержать, приободрить, я выросла и повзрослела вместе с тобой… но нет, ты не изменился ни на йоту; у тебя возникает одна обалденная идея за другой, но ты никогда ничего не заканчиваешь, и… и как раз поэтому… как раз поэтому это я со всем этим заканчиваю!

Схватив сумочку, она пулей выскочила из кабинки.

– Видеть тебя больше не хочу, Флинн!

Мое дыхание остановилось. Грудь сжалась. Кровь отхлынула от лица. Я тупо таращился в пол, зажав руки между коленями. И хотя вид у меня был совершенно каменный, по лицу покатились слезы. Это был бесстрастный, механический глухой плач.

Секунды казались часами. Я попытался встать из-за стола, но ноги подкосились, и я рухнул обратно на диван. Попробовал еще раз. Медленно поднялся из-за стола, надел пальто и вышел из закусочной. Прыг-нул в машину и рванул с места. Глянул в зеркало заднего вида. Мое лицо было искажено от эмоций. По-прежнему текли слезы. На ходу я никак не мог выбросить из головы картину: на бешеной скорости колеса аквапланируют, всплывают на льющихся из моих глаз и затопивших улицы слезах, моя машина начинает метаться между рядами и врезается в зад мусорному грузовику. Позабыв застигнуть ремень безопасности, я вылетаю через лобовое стекло и вместе с осколками кувырком ныряю в его задний отсек, в который мусорщики опустошают мусорные баки. Срабатывает пресс, превращая мое тело в красное месиво.

Как только прошел этот глюк, автомобиль зачихал и задергался. Я посильнее нажал на газ. Без толку. На краю города кончился бензин. Я кое-как подрулил к обочине прямо под мостом. Где-то в натуральной жопе мира. Открыл дверь, оставив ключи в замке зажигания, и побежал.

Все бежал и бежал, не зная, зачем. Мчался так, словно тело было пустым, задрав голову к голубому небу. Начало жечь в горле. Потом в легких. Потом в ногах. Все тело было будто в огне. Наверное, я бежал, потому что хотел почувствовать что-то другое – что угодно. Кварталы превращались в мили, минуты – в часы. Потом спурт перешел в вихляющую рысцу. Спотыкаясь, я свернул к обочине и рухнул на чей-то газон. Не имел ни малейшего представления, где я. Лежал там, прижавшись щекой к траве, как к подушке, таращась в сырую землю. В голове было пусто. На губах солоно от соплей и высохших слез. Оттолкнувшись руками, я встал и постучался в незнакомую дверь.

– Эй, простите! Нельзя от вас позвонить?

Позвонил матери, чтобы она меня забрала.

– Что за дела, Флинн? Что случилось? – спросила мама, как только приехала.

Я тихо сидел в ее машине, не двигаясь. В голове – полная каша, как при высокой температуре.

– Послушай, Флинн, вот что происходит, когда отправляешься на пробежку зимой! Ну кто же, блин, так делает? – произнесла мама суровым, но любящим тоном. Она продолжила вещать, но ее слова вдруг стали притухать, словно музыка в ночном клубе, когда выходишь из него на улицу, звучать приглушенно и неясно.

– Лола меня бросила, – пробубнил я.

– Ой, Флинн, нет! Бедненький ты мой! – ответила она.

Разум вдруг резко вернулся к реальности, и я наконец осознал, что именно только что случилось.

И тут меня словно током ударило.

Лола была абсолютно права.

Она всегда говорила мне, что я слишком много работаю – мол, все, что меня заботит, это только работа, но поскольку я так никогда ничего и не закончил, все это было впустую. Она даже пыталась оправдать мои действия, говорила, что если б я не обращал на нее внимания ради дела, если б я «отодвинул нашу любовь в сторону ради чего-то большего, чем я сам», это был бы совсем другой компот, – но я угодил в замкнутый круг, намертво в нем застрял. Единственное, что доставляло мне удовольствие, – это мои творческие потуги, и я фанатично отдал себя своему ремеслу. Только в нем я ощущал себя более-менее цельным. Я мог пребывать в подобной спячке до скончания своих дней. Проснулся, встал, кофе, мюсли, пишущая машинка, обед, машинка, ужин, машинка, сон. Рукописи громоздились стопками, в моей комнате от них было уже не протолкнуться. Я мог писать, изливая на бумагу поток сознания, часами без перерыва, не обращая внимания на мир за окном. Это было нечто вроде мании. Если б я перестал писать, то совсем потерял бы себя, окончательно погряз в депрессии. Я мог разговаривать вслух со своими вымышленными персонажами, сочиняя очередной диалог. Лола считала, что я оторвался от реального мира через свои вымышленные сюжеты. Что я провожу больше времени со своими персонажами, чем с ней. Она могла бы продолжить, что истории, которые я пишу, никогда не бывают закончены, и из-за того-то и все остальное никогда не придет к завершению. Она говорила, что у каждой истории должен быть финал, и если не предвидится слова «Конец», тогда ты никогда не сможешь начать новую главу – ни в книге, ни в жизни.

Вот потому-то я столь полон решимости на сей раз закончить свой роман. Вот потому-то это должно быть лучшее из всего, что я создал. Вот потому-то я был так чертовски рад встретить Фрэнка – идеального кандидата, на основе которого можно создать образ моего главного героя. Если я не закончу этот роман – тогда действительно конец. Всему конец, мне самому конец. Но наконец-то я чувствую, что готов. Полон вдохновения. Амбиций. Сосредоточен.

Прежде чем мы до этого доберемся, позвольте мне рассказать про темные месяцы, которые последовали за нашим разрывом с Лолой.

Тем вечером, когда мама привезла меня домой, я лежал в постели с высокой температурой, в лихорадочном бреду и галлюцинациях – бредил, что Лола рядом со мной, гладит меня по волосам, а потом растворяется в воздухе.

Мать периодически заглядывала ко мне удостовериться, что эта лихорадка не из тех, которые она называет «стоит вызвать «Скорую». Через два дня жар спал – но только не депрессия.

Видели, наверное, все эти суперские таймлапсы в кино, ускоренную промотку, когда часовая стрелка крутится, словно секундная… Ну да, попробуйте себе представить… только представьте, что не часы, а дни летят, как секунды.

Я был сам себе отвратителен. Практически не вылезал из постели. Практически не включал свет. Практически не двигался – разве что ходил в туалет, но даже это воспринималось, как почти невыполнимая задача. Душ принимал от силы раз в неделю, если матери удавалось меня заставить. Мог спать по шестнадцать часов в день. А потом не спать трое суток. Я затруднился бы сказать, день сейчас или ночь, не говоря уже о том, какой сейчас день недели. Ощущал себя совершенно беспомощным. Не чувствовал даже грусти. Абсолютно ничего не чувствовал. Не мог даже плакать. Мысль о том, чтобы сесть за стол перед листом бумаги, представлялась невероятным подвигом. Это была настолько глубокая депрессия, что я не мог даже рассматривать самоубийство как выход из положения.

Ощущал себя каким-то долбаным мультяшным персонажем, потому что каждый раз, когда видел себя, на мне был все тот же чертов наряд: семейные трусы, белая майка и бордовый халат. Тарелки с недоеденными сэндвичами усыпа́ли пол, окружая мою кровать со всех сторон, громоздясь друг на друга, и вдруг все разом исчезали, стоило, казалось, глазом моргнуть – как в тех самых таймлапсах в кино.

Вместе с сэндвичами копилась и почта. Корреспонденция вдруг повалила в невиданных объемах, хотя на письма мне даже смотреть было тошно. То и дело ко мне врывалась мать с сообщением, что я получил очередное письмо из какого-нибудь издательства. Она приказывала мне открыть его, но, честно говоря, мне было плевать. Я заранее знал, что там, и чуть ли не наяву слышал насмешливый голос Лолы: «Ну что, опять отказали?»

Она была такой классной, пока мы были вместе… И вправду ли я был таким неудачником, которым она меня рисовала? Неужели и впрямь дело было только во мне?

Часы крутились, кинопленка летела с головокружительной скоростью. Зима сменилась весной. А потом, в один прекрасный день, несущееся вскачь время вдруг резко остановилось.

– Флинн! – крикнула мне мама. – Сегодня тот день, когда ты сходишь в душ, побреешься, наденешь какую-нибудь одежду, прочитаешь это письмо и вернешься наконец в общество, иначе, как мне ни жаль это говорить, я соберу все твои шмотки и выброшу их на фиг на улицу!

Мать никогда не разговаривала со мной подобным образом.

Я так и не понял – то ли она стала презирать меня, то ли настолько любила, что была просто вынуждена прибегнуть к столь страшным угрозам – угрозам, которые она была готова воплотить в жизнь, судя по ее тону. Не знаю, почему я встал, но я все-таки встал. Пошел в ванную и закрыл дверь. Отлил, открыл краны умывальника и душа. Когда дверь открылась опять, я вышел оттуда свежим и гладко выбритым. Посмотрелся в зеркало и не узнал того, кого там увидел. На меня смотрел вполне себе симпатичный парень, полноценный член общества. Но я вытер глаза, потому что чувствовал себя совершенно противоположно.

– Яичница стынет! – крикнула мама.

Грохоча каблуками по ступенькам, я ссыпался в кухню и уселся за стол, щурясь от яркого солнечного света, льющегося в окно.

– А вот и мой мальчик! – воскликнула мама, широко улыбаясь. – Наконец-то я вижу твое лицо, Флинн! Я просто обожаю твое лицо!

Я схватил первый попавшийся из множества конвертов, который мама обычно складывала возле своего кресла, по соседству со старым дисковым телефоном.

Опять отказ. «С большим сожалением вынуждены сообщить…» Я открыл другое письмо. «Мы рассмотрели вашу рукопись и, несмотря на ряд положительных моментов, это не совсем то, что нам сейчас требуется…» Я почувствовал, как тело опять тяжелеет, возвращаясь к своему депрессивному состоянию. Пошарил рукой по столу, нащупал последний конверт.

На нем красовалось мое имя.

Флиннаджин Е. Монтгомери

465 Сидар-ридж-лейн

Бейкер-сити, ОР 34652

Я открыл письмо.

Кому: Флиннаджину Е. Монтгомери

От кого: Эда Нортана III


Уважаемый г-н Монтгомери,


Поскольку вы не указали свой номер телефона или адрес электронной почты, я вынужден ответить Вам по старинке, обычным письмом. Это уже не первая попытка связаться с Вами, и все же я надеюсь, что данное послание будет Вами все-таки получено.

Одной только концепции реалистического романа, действие которого происходит в пригородном супермаркете, и ее исполнения в присланном нам ознакомительном фрагменте текста, вполне достаточно, чтобы окончательно подтвердить то, что я увидел в Вас: большие перспективы. Бессюжетность данной работы – часть ее очарования. Каждый может писать про мифические миры, убийства, ограбления и притянутые за уши романтические отношения. Но это – это действительно превосходная имитация реальной жизни во всей ее повседневной обыденности и внешней бессобытийности. По-моему, Ваше произведение способно вызвать большой читательский резонанс. Момент тоже просто превосходный – книжный рынок в данное время претерпевает трансформацию, и современные, активные, живые молодые голоса как никогда более востребованы. Я убежден, что Ваша работа способна привлечь совершенно новый и достаточно широкий пласт читательской аудитории.

Нисколько не сомневаюсь в Вашей способности успешно осуществить задуманное и предоставить качественный текст, удовлетворяющий всем издательским требованиям. Кроме того, я считаю, что настало время пообщаться с Вами лично. Давайте встретимся. Я распоряжусь, чтобы мой помощник связался с Вами, дабы согласовать время Вашего приезда в Нью-Йорк.

В ожидании возможности обсудить будущее этой книги и Вашей писательской карьеры,

С наилучшими пожеланиями,
Эд Нортан III,
президент издательства «Дарджилинг паблишинг»

Подняв глаза от письма, я в полном шоке уставился в стену. Я и не помнил, чтобы вообще посылал рукопись в это издательство. Честно говоря, я даже про него никогда не слышал.

Ладно, терять все равно нечего, подумал я.

Рассказал маме про письмо, и она вскрикнула от радости. Неужели мне наконец-то представился шанс коренным образом изменить всю мою жизнь?

Позвонил в издательство, согласовал время встречи и через несколько дней уже был в аэропорту, ожидая вылета в Нью-Йорк. До сих пор я никогда не удалялся от дома далее пары сот миль, если не считать того момента, когда мама выиграла турпутевку на Гавайи, – но я тогда был так мал, что практически ничего из той поездки не помню.

Это был самый безумный опыт в моей жизни. Просто с ума сойти, как чья-то судьба может в корне повернуться вспять всего за какие-то сутки! Я был рад тому, что не сдавался, не опускал рук все эти месяцы отчаяния.

У самого выхода на посадку мы с мамой обнялись и расцеловались. Рейс был компании «ДжетБлю». Шмонали на предполетном досмотре по полной программе – пришлось снять ботинки, ремень и куртку. Чуть, блин, догола не раздели. Передо мной в очереди стояла какая-то дамочка с крошечной собачонкой в сумочке. Ошейник на собачонке был весь в брюликах, на нем болталась пластинка с кличкой – «Коко». Представьте себе, как будет выглядеть Пэрис Хилтон, когда ей перевалит за сорок, – так вот примерно эта тетка и выглядела. Закос под богачку, поддельная сумка «Луи Виттон», розовые бархатные штаны, искусственный загар из баллончика, тисненая кожаная курточка, пластиковые ногти, штукатурки на роже столько, что пластами отваливается. Вела она себя как припадочная, постоянно на что-то нарывалась. Потом реально закатила сцену. Орала, с пеной у рта доказывая, что вот-вот опоздает на рейс, что ей надо поскорей в самолет. Знаете этот тип: есть люди, считающие себя гораздо важнее всех остальных.

В ожидании посадки я сел и вытащил свой «Молескин». Начал делать записи про эту тетку – просто на случай, если такой типаж понадобится в романе. Должно быть, я с головой ушел в это дело, поскольку парень рядом со мной вдруг произнес:

– Блин, чувак, ну ты и увлекся, мне бы так!

– Угу, мужик. Со мной всегда такое, когда внезапно возникает какая-нибудь идея. Ее надо как можно скорее записать, поскольку одна идея тянет за собой другую…

– …И тебе не хочется забыть эту идею и упустить другие, которые вдруг придут в голову, – закончил он за меня.

– Угу, братан. В самую точку.

Он протянул мне руку.

– Меня зовут Брайан. Я тоже писатель.

– Хренасе, чувак! А я Флинн. – Я пожал ему руку. – А что пишешь?

– Вообще-то я сценарист, пишу для телевидения.

– Типа драмы?

– Нет, брат, я пишу комедии. Я их просто обожаю, поскольку черпать вдохновение можно практически из любой каждодневной фигни, понимаешь? – Он отхлебнул свой кофе.

– Естественно. Со мной примерно такая же история. Может, я что-то из твоих шоу видел по телеку? – спросил я.

– Да наверняка. Я писал сцены для «Рик и Морти» и «Задержки в развитии», а вот прямо сейчас работаю над охренительным шоу под названием «Смешанные чувства». В основе это тот же «Умерь свой восторг»[15]15
  Перечисляются реально существующие американские комедийные сериалы; в ситкоме «Умерь свой восторг» реализуется так называемый «принцип разрушения четвертой стены» – актеры, исполняющие роли вымышленных персонажей, временами играют сами себя. А «Смешанные чувства» – это еще и название композиции, написанной автором романа в его ипостаси рэпера Logic’а, композиции в некотором роде программной: «Я – не поэт, я – конструктор слов…»


[Закрыть]
, только про одного рэпера и про всю эту психопатическую катавасию, которая творится за сценой в музыкальной индустрии. Про которую никто ничё не знает.

– Похоже, весело живешь, братан.

– Ну, а ты? – спросил Брайан.

– Ну, а я, гм… вообще-то я работаю над своим первым романом. Направляюсь сейчас в Нью-Йорк, как раз чтобы пообщаться с издательством.

– Да ты чё, мужик! Я лечу тем же самым рейсом! – воскликнул он.

– Круто, блин! – отозвался я.

– А какое у тебя место? – Он полез за билетом.

– Двадцать три-а.

– Ни хрена себе, бывают же в жизни совпадения! У меня двадцать три-це. Мне уже заранее жаль бедолагу, который будет сидеть между нами! – Он заржал.

Я обзавелся приятелем прямо в аэропорту. Может, в конце концов, не такой уж и плохой опыт.

Через несколько минут объявили посадку. Мы с Брайаном добрались до своих мест – только чтобы обнаружить, что обладатель 23В сидит на моем месте.

Естественно, это оказалась та сушеная Пэрис Хилтон с досмотра.

– Э-э, простите, – начал было я.

Тетка уделила мне ноль внимания, тиская свою собачонку.

– Кто мамочкин любимый принц? – сюсюкала она. – Это ты мамочкин принц!

Собачка принялась лизать ее в губы, а она целовала ее в ответ. Отвратительное зрелище. Любое литературное описание, которое я мог бы сейчас привести, никогда не способно отдать должное этой кошмарной сцене.

– Эй, дамочка! – вмешался Брайан. – Вы заняли место моего друга. А ну-ка кыш!

Она повернулась к нам, явно шокированная.

– Для начала, мне вообще-то полагалось бы сидеть в первом классе, но моя секретарша затянула с бронированием билета до последней минуты. И раз уж я оказалась в этом… экономе, то буду хотя бы сидеть у окна, большое вам спасибо!

Динь! Салон укутал умиротворяющий, чисто самолетный звук, после чего стюардесса заговорила в микрофон.

– Привет, дамы и господа, – объявила она. – От имени авиакомпании «ДжетБлю» я рада приветствовать вас на борту самолета, совершающего беспосадочный рейс до Нью-Йорка.

Объявление продолжилось – равно как диалог с этой зомбированной Пэрис Хилтон.

– Да вы чё, блин, издеваетесь надо мной, дамочка? – возмутился я. – Это мое место! А у моего друга Брайана – место у прохода. Жутко не хотелось бы вам этого говорить… Хотя нет, погодите: скажу вам с большим удовольствием… Ваше место посередине! А теперь двигайтесь.

– Нет, – отрезала она, таращась в окно.

– Чувак, эта тетка просто чокнутая, – прошептал мне Брайан.

– Послушайте, – сказал я ей. – Не могли бы вы просто…

– Я ИМЕЮ ПРАВО ДЕЛАТЬ ВСЕ, ЧТО ХОЧУ! – взревела она, выпучивая глаза, словно злодейка из кино. – Я заслужила это место!

В данный момент уже половина пассажиров таращились на нас. Мне просто хотелось ее придушить, но я, естественно, не собирался этого делать. У Брайана, в свою очередь, был такой вид, будто он вот-вот не выдержит.

– Простите, в чем у нас тут проблема? – поинтересовалась подошедшая бортпроводница.

– Ну, вот эта вот дама…

– Да никаких тут проблем, спасибо, – отозвалась дамочка с моего кресла.

– Ладно, – сказала стюардесса, после чего посмотрела на меня: – Тогда, сэр, прошу вас занять свое место.

– Вон та дама сидит на моем месте, – сказал я и объяснил ситуацию.

– О! – произнесла стюардесса, до которой наконец дошло. Она повернулась к женщине с собачкой: – Мэм, вам придется пересесть.

– Нет, мне сейчас полагалось бы сидеть в первом классе!

Даже бортпроводница оказалась в полном замешательстве.

– Вот сука! – буркнула она сквозь зубы, направляясь к пилотской кабине. Через минуту к нам подошел командир корабля и сказал нахалке, что ей нужно либо самой уйти, либо ее выведут из самолета.

Прошло все далеко не гладко.

На место происшествия ворвались двое полицейских и служащий службы безопасности аэропорта, которые протащили ее по проходу вместе с ее собачонкой. Все в самолете аплодировали и подбадривали их всякими выкриками.

– Да я эту вашу «Джет-Блю» по судам затаскаю! – визжала она.

На что Брайан прокричал:

– Ну таскай, раз уж такая потаскуха!

Весь самолет разразился смехом. Не стоит и говорить, что этот перелет я никогда не забуду.

* * *

Заснуть мне никак не удавалось, в голове все крутились беспокойные мысли по поводу предстоящей встречи. Но я сфокусировался на своих персонажах и постепенно погрузился в дремоту. Мы с Брайаном так и не обменялись координатами. Хотя я был бы не прочь – чувак явно крутой, бывалый, из тех людей, которых до смерти не забудешь. Я выглянул в окно, оглядывая быстро приближающийся мегаполис. В животе у меня порхали бабочки.

Выйдя из аэропорта, я запрыгнул в желтое такси и направился прямиком на Манхэттен. Таксист высадил меня на углу Сорок второй улицы и Пятой авеню, недалеко от издательства. Я никогда еще не бывал в Нью-Йорке, и, блин, позвольте мне сказать вам, что это просто пипец. Какой-то бомж тут же стрельнул у меня мелочь, а некая фифа, ну чисто из сериала «Настоящие домохозяйки», пихнула меня плечом – и все это на протяжении какой-то пары минут. Прямо над головой хлопали крыльями голуби. Автомобили рявкали на меня гудками – свали, мол, на хрен с дороги! Все это было настолько далеко от моего городишки, насколько вообще возможно в нашей стране.

Для тех из вас, кому еще только предстоит познакомиться с Нью-Йорком: для того, кто попал сюда впервые, город этот чрезвычайно клаустрофобный и невероятно грязный – я имею в виду огромные черные мусорные мешки, которые здесь просто стоят на тротуарах, – и все здесь очень громкое, быстрое и безжалостное. Половина таксистов понятия не имеют, как куда проехать, и требуют, чтобы вы позвонили тем, к кому едете, и спросили дорогу; но если все это отбросить, то должен сказать, что это просто суперское явление, которое стоит испытать на себе. Этот город электризует. Я был очень рад, что наконец попал сюда!

Несколько кварталов пешком, и вот я уже перед офисом «Дарджилинг паблишинг». Едва успел зарегистрироваться за стойкой в вестибюле, и через секунду уже понимаю, что возношусь на тридцать шестой этаж в лифте. Секретарша мистера Нортана поздоровалась со мной и препроводила в его кабинет. Я сел весь на нервах, ожидая его появления.

Кабинет выглядел примерно так, как в каком-нибудь кино про Уолл-стрит, представляете, о чем я? Я таращился поверх письменного стола в огромные окна, за которыми раскинулась великая пучина Нью-Йорка. Никогда в жизни не бывал в столь высоченном здании. На столе громоздились высокие стопки рукописей. Стены были сплошь уставлены книгами, от пола до потолка. В центре стола лежала стопка бумаги поменьше – мой двадцатистраничный ознакомительный фрагмент, который обеспечил меня билетом в Большое Яблоко. Верхняя страница была сплошь исчиркана красным.

– Вот он где! – воскликнул мистер Нортан с широченной улыбкой, входя в кабинет.

– Здравствуйте, мистер Нортан, – сказал я, вставая, чтобы пожать ему руку.

– Мистер Нортан – так звали моего отца. Для тебя я просто Эд! – напористо поправил он.

– Хорошо, Эд, конечно, – отозвался я.

Эд оказался дородным дядькой откуда-то с Юга – по акценту все было ясно как день, – лет около пятидесяти. Волосы цвета соли с перцем – больше соли, чем перца, вообще-то, – белые джинсы, ковбойские сапожки, белый блейзер, бирюзовая рубашка, шейный платок и, конечно, же, белая ковбойская шляпа для полноты образа. Честно говоря, более уместно он смотрелся бы в Хьюстоне, штат Техас, на какой-нибудь ферме или скотобойне, чем в издательском кабинете.

– Ну что, сынок, сразу перейдем к делу? – произнес он сиплым голосом водилы-дальнобойщика. – Лично для меня дело абсолютно решенное. Мне чрезвычайно нравится твой замысел, и если ты готов довести его до логического завершения, я готов выписать аванс в размере сорока тысяч прямо сейчас – с окончательным расчетом в размере шестидесяти тысяч, когда ты закончишь роман. Естественно, ты в полном праве подыскать грамотного литагента, чтобы проверить договоры, но я гарантирую, что гонорары и потиражные тебя более чем удовлетворят. Хотя позволь мне кое-что прояснить, сынок. Чтобы воплотить эту штуку в жизнь, мне нужно, чтобы ты предоставил законченный вариант рукописи ровно через шесть месяцев. И не позже. Мне кровь из носу нужно выпустить эту книгу уже в следующем году.

Вот тут-то я окончательно и понял: Эд – в своем деле дока.

– Так что скажешь? – спросил он.

Я просто не мог поверить – все это даже отдаленно не походило на реальность. Два дня назад я валялся в депрессии, спал все дни напролет в доме своей матери – небритый, вонючий, считающий овец в окружении тарелок с протухшими сэндвичами. А сегодня мне предлагают издать книгу, причем за деньги.

Ни секунды не раздумывая, я пожал протянутую руку.

Он дал мне еще несколько ценных указаний и отправил восвояси, вручив с собой несколько книг и приободрив напоследок:

– Я знаю, что ты справишься, сынок, и справишься хорошо. Жду не дождусь, когда можно будет в полной мере насладиться успехом нашего с тобой сотрудничества. До скорого.

В горячке вдохновенной целеустремленности я поспешил домой, даже толком не посмотрев город. На следующее утро уже сидел в самолете, направляясь домой, чтобы депонировать в банке чек на сорок тысяч и приняться за работу. После посещения банка я подписал договор аренды на свою собственную квартиру. Даже посетил приют для животных и подобрал себе собаку. В тот момент я был холост и не мог похвастать большим количеством друзей. Мне нужна была хоть какая-то компания. Это была маленькая дворняжка по имени Беннетт, лет трех на вид – черненькая, со светло-коричневыми пятнышками на морде и лапах. Вы такого классного пса в жизни не видели!

В тот же день я купил спасенному из приютской клетки Беннетту новенький красный ошейник. Во время первой нашей с ним долгой прогулки попросил какого-то первого попавшегося парня сделать фотку: мы с Беннеттом в первый день нашей совместной жизни. Парень посмотрел на меня как на ненормального и уставился на конец поводка с таким изумленным и испуганным видом, словно собака вот-вот загрызет его до смерти. Но все равно щелкнул фотиком и без оглядки умчался прочь. Наверное, реально не любит собак, подумал я.

Мы вернулись домой, и я сразу занялся делом – стал готовить почву для своего будущего романа. Мой писательский стиль требовал вжиться в роль. Я целиком и полностью погрузился в своих персонажей. Пойдя по пути радикального творческого подхода, я мог бы попробовать самому стать кем-то из них, чтобы оживить свои сочинения. Чтобы стронуть роман с места, мне требовалось проникнуть в супермаркет. Нужно было черпать вдохновение в реальной жизни. А как еще лучше раскрыть всю подоплеку подобного места, как не работая здесь самому?

Я проверил все объявления о вакансиях. Работники требовались в кинотеатре, но это не годилось. Увидел объявление о том, что какому-то пожилому человеку требуется личный помощник для ухода. Это тоже не подходило – у меня не было абсолютно никакого желания подтирать жопу какому-то старику. Я был уже близок к отчаянию. Сделал глубокий вдох и поднял взгляд.

Осмотрел квартиру, которая была пуста – только кровать, письменный стол и стопки книг на полу. Рядом с кроватью пристроился проигрыватель для винила – крутившийся, хотя игла не касалась пластинки. На письменном столе стоял старый дисковый телефон, не подключенный к розетке и даже без шнура. Я держал его тут скорее для виду – больше для настроения. Точно так же, чисто для настроения, пользовался древней пишущей машинкой – вернее, беспроводной клавиатурой, стилизованной под древнюю пишущую машинку. У нее словно была собственная личность, даже аура.

Меня одолевал страх. Страх за то, что опять я не был способен закончить начатое. За то, что говенный из меня писатель. Что я ходячий облом. Лузер. Жалкий бездельник. Страх, что Лола была права. Что я никогда не сдам рукопись Эду Нортану. Что придется опять переехать к матери. Что к тридцати годам мне будет нечего показать даже самому себе. Страх, что я закончу не лучше своего отсутствующего отца – нищего шизофреника, наложившего на себя руки в психбольнице.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации