Текст книги "Скитальцы океана"

Теперь он чувствовал себя значительно лучше. Стараясь не шевелить шеей, он оглядывался по-волчьи, поворачиваясь всем туловищем, чутко прислушиваясь при этом к каждой вспышке боли. Главное, утешал он себя, что наконец-то остановилось кровотечение, а значит, заживет, как на собаке. Они пытались убить тебя, но не сумели, теперь ты обязан убивать их: по одному, преподнося уроки истинной пиратской – или норманнской – жестокости.

Обогнув мыс, штурман стал углубляться в далеко врезающуюся в остров бухту, а пройдя ее, обнаружил в скалах узкий проход, настоящий фьорд. Свет луны почти не достигал сюда, но все же Марру удалось подыскать отмель, прикрытую скальным карнизом, на склоне которого произрастал довольно густой кустарник. Наклоняясь к воде, кустарник прикрывал небольшой грот, обнаружить который можно было, лишь тщательно осматривая правый берег фьорда. А Рольф и его парни сделать это не могли, поскольку шлюпки у них не было.

Правда, уже завтра они постараются сколотить плот. Только вряд ли им придет в голову соваться сюда на тихоходном плоту. В лучшем случае осмотрят бухту, остановившись у входа в нее.

«Нет, Джесс, ничего надежнее ты здесь не найдешь, – заверил себя пират. – А сил для того, чтобы обойти остров и поискать убежище понадежнее, у тебя пока что нет. Тем более что поднимается волна».

Он завел шлюпку в грот, затолкал на песок и для верности закрепил камнями. А причальным канатом обхватил большой островерхий валун. Все это отняло у Джесса множество сил, однако работой своей он остался доволен.

Взобравшись по довольно крутому склону на поросшую высокими деревьями террасу, он вновь торжествующе помахал поднятыми вверх кулаками и прорычал что-то нечленораздельное, но такое понятное, такое родственное его душе, что, будь поблизости волки, они ответили бы ему точно таким же торжествующим воем.

Нарезав ножом стеблей высокой травы и кустарника, он выстелил себе ложе – между тремя деревьями и зарослями терновника – в этаком природном форте, отгороженном от выхода на верхнюю террасу склона россыпью валунов, и, повалившись ничком, вновь забылся кошмарным пиратским сном.

27

Войдя в каюту с двумя кубками вина, Грей поставил один из них на столик рядом с лежащим на койке Стивом Норвудом, из другого принялся медленно смаковать не очень-то благородный, судя по кисловато-уксусному привкусу, напиток.

– Так это действительно твое первое убийство?

Стив отрешенно покачал головой:

– Если бы!

– Мне почему-то так и показалось, что далеко не первое. На первое так сразу, молниеносно, с холодным безразличием, не решаются.

– Не решаются, – все с той же отрешенностью согласился Норвуд. Он лежал, глядя в потолок каюты, и последние лучи солнца едва освещали его профиль: бледноватый, заостренный, принадлежащий кому угодно, только не огрубевшему в морских походах юнге, а тем более – пирату. Грей уже успел убедиться, что пиратство накладывает на моряков какой-то особый отпечаток: удальства, бесчувственности и, конечно же, обреченности. – Но первое убийство случилось во время абордажного боя, когда вместе с командой мне пришлось отбивать атаку солдат с испанского сторожевика.

– Второе тоже в бою.

– Третье, как и тринадцатое, всегда должно чем-то отличаться и чем-то поражать.

Грей жадно отпил вина, которое уже потеряло для него и всякий вкус, и способность пьянить, а стало всего лишь способом утоления жажды – вечной, непреходящей, круто замешанной на тоске по земле, по городской жизни, по дому.

– Третье – как и тринадцатое, – согласился он, думая о чем-то своем. – Почему ты ударил его? Почему решился? Ведь в общем-то все могло бы уладиться.

– Не могло бы. Кто-то должен был нанести этот удар.

– Кто-то – да. Но в любом случае встал бы вопрос: почему нанес именно он, а не кто-то другой?

– Встал бы.

– Так почему нанес именно ты?

– Марр стоил этого удара.

– Он-то, несомненно, стоил. Чтобы понять это, не обязательно было ходить с ним под одними парусами, якорь ему под виселицу, как в подобных случаях любит говаривать наш боцман. Но почему ты решил, что он стоит именно твоего удара?

– Это невозможно объяснить.

– Может быть, это невозможно будет понять мне или кому-то другому. Но объяснить, по-моему, все же можно.

– Можно. Однако вряд ли кто-либо способен понять это.

– Тогда выпей вина, – предложил Констанций, поняв, что разговор зашел в тупик. – В голове сразу просветлеет, а смерть сраженного тобой пирата – сколько их еще будет! – попросту забудется.

– Не забудется, – вяло, как-то безинтонационно, возразил Норвуд. И именно это «палаческое» безразличие убедило Грея, что юнга действительно не скоро сумеет забыть то, что только что произошло в кают-компании.

– Я тебе вот что скажу, парень, – молвил Грей, поняв, что к кубку с вином Норвуд так и не притронется. – Удар был лихой, это каждому понятно. Неясно другое: почему моряк, нанесший такой неожиданный и решительный – к тому же во время собрания команды, когда ссоры и стычки запрещены – удар, потом мгновенно сник и ведет себя, словно изнеженная придворная дама, способная впасть в обморок от одного только вида крови.

– Это действительно бросилось в глаза? – встревожился Норвуд. – Это станут обсуждать?

– Если бы не эта твоя хандра, завтра утром ты предстал бы перед командой, перед капитаном лихим пиратом, с которым нестрашно идти на любой абордаж, даже если силы противника превышают нас впятеро. Но ты впал в апатию, показал свою слабость, и теперь каждому ясно, с кем он имеет дело.

– Вы правы, Грей, теперь каждому ясно. К счастью, ясно далеко не все, – добавил он после непродолжительного молчания.

– Не то, чтобы не все, – слегка улыбнулся Грей. – Скажем точнее: не всем. Все, но не всем. К твоему счастью.

Услышав это, Стив сначала приумолк, насторожился, а затем, поерзав в постели, повернулся на бок и, подперев щеку рукой, уставился на Грея.

– Что вы имеете в виду, штурман?

– Не лучше ли нам вернуться к команде и не продолжать этот разговор?

– Но ведь начали его вы.

– За время плавания, точнее, после гибели капитана Рейтеля, вы с Марром сдружились. На кораблях, где круг общения слишком узок, дружба всегда оказывается прочнее, чем это представляется на берегу. Это известно любому матросу. Вот почему удар твоего ножа так поразил всех нас.

Норвуд облегченно вздохнул и вновь откинулся на подушку. «Ожидал, что вопрос будет коварнее, – расшифровал его вздох Констанций. – Он, естественно, ожидал худшего. Но впереди тебя еще ждет и это», – мысленно пообещал он Стиву.

– Это был один из самых жестоких и своенравных мужчин, которых мне когда-либо приходилось встречать.

«Мужчин», – мгновенно подметил Грей то, чего сам Норвуд не уловил. Эдакий нюанс способен выдать любую женщину.

– Что поделаешь, мужчины всегда грубы и своенравны. Во всяком случае, в большинстве своем. – Как можно беззаботнее присоединился к его мнению Грей. – К этому пора привыкнуть. Тем более, что и женщины тоже бывают своенравными.

– Сейчас мы говорим не о женщинах, – повертел головой юнга. – И вообще, о женщинах мне бы говорить не хотелось.

– В таком случае продолжим разговор о мужчинах, – рассмеялся Грей. – Хотя на пиратском корабле, ежедневно испытывая судьбу в обществе нескольких десятков загрубевших, привыкших к грабежам и насилиям мужчин, говорить о них тоже, вроде бы, неприлично.

– Значит, и о мужчинах тоже не будем. – Все еще пребывая в каких-то своих терзаниях, Норвуд так и не понял, какие сети расставляет ему Грей своими подноготными вопросами. Только однажды он насторожился, но стоило Грею свести разговор к дружбе с Марром, как тут же беспечно успокоился.

– Тогда выпейте-ка вина, Норвуд, и поговорим как мужчина с мужчиной. – Он сам поднес кубок Стиву, заставив его подняться с постели. – Сейчас ты выпьешь это, мы вернемся к мужчинам, и ты дашь слово, что в последний раз проявляешь такую слабость, какую проявил сегодня.

– Кому… я должен дать такое слово? – ошарашенно уставился на него юнга. – Всей команде?

– Самому себе, – язвительно уточнил Грей, – не капитану же. Или, может, все-таки сразу капитану?

Норвуд поднялся, подсел к столу, несколькими большими глотками попытался осушить кубок, однако на втором или третьем поперхнулся и, обхватив пальцами горло, долго прокашливался.

– Вино какое-то странное. Слишком крепкое и резкое, – едва выговорил он, обретя дар речи. – По-моему, оно имело совершенно иной вкус.

– Все верно: слишком крепкое и резкое. Я подлил туда рома.

– Зачем? – удивленно поднял на него глаза Норвуд.

– Чтобы сделать его более хмельным.

– Спасибо, что хоть не отравы.

– До отравы дело дойдет позже.

– Позже? – отказывался что-либо понимать Стив.

– Не исключено.

– Но почему?

– Если с капитаном Рольфом вы попытаетесь завязать такую же крепкую и верную дружбу, как вначале с капитаном Рейтелем, а затем со штурманом Марром, то я за себя не ручаюсь.

– Что вы имеете в виду, Грей? Уж не хотите ли сказать, что и капитана Рейтеля тоже убил я?

– Помня то, как скоро вы расправились с Марром, с которым лишь несколько минут назад прошли чуть ли не пол-острова…

– Может, только потому и убил, что «прошел чуть ли не пол-острова…» – как бы про себя проворчал Норвуд. – Но к убийству капитана я никакого отношения не имею.

– Оно на совести Марра? – спросил Грей, удивившись собственному предположению. Еще минуту тому назад ему и в голову не приходило, что гибель Марра могла быть хоть в какой-то степени связана с гибелью капитана «Нормандца». Да что там… он ведь и представления не имел о том, каким образом погиб капитан этого судна. В сознании как-то само собой складывалось, что произошло это в бою. – Что вы умолкли, Норвуд? Убийство капитана Рейтеля – на совести Джесса Марра?

– Уверен, что да. По крайней мере… Господи, да на чьей же еще?!

28

А тем временем в кают-компании об убийстве Марра уже забыли. Там обсуждали положение «Нормандца», возможность завтрашней атаки аборигенов и действия экипажа на случай появления вблизи какого-либо судна, особенно военного. Все почему-то склонялись к тому, что оно обязательно будет испанским.

О Грее и Норвуде там тоже не вспоминали, словно они уже были списаны за борт вместе с Марром. Происходило что-то вроде совета старейшин. Но, поскольку говорили там довольно громко – будто во время ураганного шторма перекрикивались между кормой и баком, – то Констанций, как и Стив, не напрягая слуха, могли слышать все, что там происходило.

– Значит, желая отомстить за Рейтеля, вы решительно, не дожидаясь окончания спора, не узнав приговора команды, ударили Марра…

– Не только поэтому. Были еще причины, о которых с вами, Грей, я говорить не намерен.

– Выпейте еще вина, Норвуд. Тогда, возможно, мы спокойно поговорим и о том, о чем пока что говорить со мной не желаете.

– Не стану я лакать эту дрянь, – брезгливо поморщился Стив. – Дайте мне сделать глоток из вашего кубка. В горле у меня жжет, словно там развели костер.

Грей позволил ему утолить жажду своим вином, вновь принял кубок и теперь уже окончательно осушил его.

– Давайте договоримся, Норвуд, что с капитаном Рольфом вы этой вашей, – подчеркнул Констанций слово «вашей», – дружбы заводить не станете. Хватит с него того, что с ним подружился я. Моя просьба кажется вам достаточно убедительной?

– Так вы?.. Не может этого быть!

– Что вас так удивляет?

– Совершенно не заметно, чтобы вы…

– Не терзайте себя, Стив.

– Ревнуете вы что ли? – несмело ухмыльнулся Норвуд. – Понимаете, существует и такая, мужская ревность.

– Когда, юнга Норвуд, убивать приходится мне, я после этого в обморок не падаю, – жестко проговорил Грей. – Падают все остальные, кто оказался свидетелем убийства. Разницу улавливаете?

– Это уже угроза, которая обычно заканчивается дуэлью.

– Только не с вами, Норвуд.

– Почему не со мной? Нет, почему вы так говорите? – стукнул кулаком по столу Стив. – Почему не со мной?

– С подростками и женщинами не дерусь.

– Но вы оскорбляете меня, Грей! – почти вскрикнул Норвуд, подхватываясь из-за стола. Пусть опыт общения с моряками у него еще был небольшим, но он прекрасно знал: никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя показать сопернику, команде, что кого-либо из них побаиваешься.

– Что вы! Ни в коем случае. Всего лишь… – Констанций запнулся на полуслове. Дверь каюты отворилась, и на пороге появился боцман Гунн.

– На штурмане Марре ссоры на корабле закончились, джентльмены, – объявил он тоном дворецкого. – От того, что мы перережем друг друга, никому в этом мире, кроме врагов наших, якорь им под виселицу, легче не станет. Прошу в кают-компанию. Нам еще предстоит многое обсудить.

– Может, это и к лучшему, – многозначительно подытожил свой разговор с Норвудом штурман Констанций Грей. – О главном поговорим попозже. При более удобном случае.

– Хватит, поговорили.

Грей многозначительно улыбнулся и, покачав головой, последовал за Гунном в кают-компанию. Норвуд же сказал, что появится через пару минут, вдохнув несколько глотков свежего морского воздуха.

Однако дожидаться юнги капитан и боцман не стали. Достаточно было того, что в их круг вернулся штурман.

– Будем считать, что команда в сборе, – объявил Гунн. – Норвуд появится через две-три минуты. Если почтенный капитан позволит высказать свое мнение, то оно таково: может быть, сегодняшняя ночь и пройдет без шторма, но из этого не следует, что она не налетит завтра. Поэтому нам следует срочно создавать неподалеку от Бухты Отшельника лагерь, в который мы могли бы переправить все, что удастся спасти на «Нормандце». Вплоть до последней бочки и последнего куска парусины.

– Все знает свою цену, – поддержал его Вент. – У нас есть шлюпка. Имея столько корабельного леса, соорудить плот не составит особого труда. Как далеко отсюда Бухта Отшельника, капитан?

– В часе ходьбы на самом медлительном плоту, – ответил Рольф. – Времени у нас, судя по всему, будет предостаточно.

– Поэтому укрепленный лагерь – назовем его хотя бы фортом Рольфа, то есть Форт-Рольфом, если, конечно, капитан не возражает…

– Чудное название, – лишь на секунду упредил капитана Грей.

– Над названием мы еще подумаем, – проворчал Рольф. – Не сбивайте боцмана с мысли.

Однако в мире не было силы, которая могла бы сбить с мысли Гунна.

– Так вот, Форт-Рольф мы заложим неподалеку от бухты, чтобы он не бросался в глаза всякому проходящему морем, но в то же время был достаточно близок к бухте и достаточно недоступен и при штурме с моря, и при атаке с острова. К тому же из-под скалы там вытекает чудесный ручей. На случай осады, господа.

– Но, позвольте, – начал было Вент, – беря нас в плен, вы утверждали, что…

– Мы не брали вас в плен, – прервал его Гунн. – Это была встреча, во время которой пришлось обсудить кое-какие условия нашего сотрудничества.

– И тем не менее, – решил Вент, что после гибели Марра возмутителем спокойствия пристало быть именно ему, – тогда вы, капитан, утверждали, что где-то там, в Бухте Отшельника, у вас имеется корабль. Но почему-то сейчас все свои планы мы строим так, словно этого корабля никогда не существовало. Словно мы обречены всю оставшуюся жизнь провести на этом осколке «Нормандца», как на льдине, посреди Северного моря.

– Вы правы, у нас есть корабль, – невозмутимо признал Рольф.

Услышав это, Лорд-Висельник даже приподнялся от удивления. Несколько мгновений он просто не в состоянии был вымолвить что-либо, а лишь обводил присутствующих озаренным взглядом чудом спасенного, широко открыв при этом рот.

– Так у нас что, и в самом деле имеется какой-то корабль?

– Есть-то он есть… – зажигая большой фонарь, проворчал Гунн.

Рольф знал, что боцман, как и сам он, не очень-то торопился приводить команду на «Адмирала Дрейка». Ждал, пока появилась ясность с Марром и Норвудом. Но теперь она появилась.

– Тогда чего мы выжидаем? – нервничал Внебрачный Лорд.

– В бухте Отшельника действительно стоит сорокапушечный фрегат… – при этих словах у Вента, Грея и Лорда-Висельника вырвались возгласы восхищения. – Но он занесен туда мощным штормом, после боя, потерявшим мачту. С несколькими пробоинами и сильно измятым корпусом. Если в бухте, куда капитан, будучи в здравом уме, завести свой корабль не решится, он еще и держится на плаву, то выходить на нем в открытый океан решится разве что самоубийца.

– Так давайте основательно подремонтируем его, – предложил Вент. – В конце концов, перед вами старый корабельный плотник.

– Да? – удивился теперь уже Рольф. – В таком случае нам повезло.

– …Проработавший к тому же несколько лет на судостроительной верфи в Бристоле.

– Вам, боцман, не кажется, что мы подобрали прекрасную команду?! – молвил барон.

– Кто теперь в этом сомневается, капитан? Тем более, что и в руках всех остальных членов команды плотницкие топоры тоже успели побывать, как мне кажется, якорь нам всем под виселицу.

– Но даже проведя идеальный ремонт, мы вряд ли сможем провести его неповрежденным через слишком узкий скалистый пролив, – продолжил свою мысль капитан. – Ибо занести фрегат в эту бухту мог только дьявол. Когда однажды утром я увидел «Адмирала Дрейка» на отмели в бухте, я решил, что это и есть то самое привидение, в честь которого назван остров.

– То есть, вроде бы, у нас и есть корабль, – подытожил Вент, – однако на самом деле его как бы и не существует.

– Позвольте с этим не согласиться, – возразил Рольф. – Он существует. При всех своих уцелевших парусах и орудиях. В бухте мы сможем использовать его как жилище, как плавучую крепость, способную противостоять и кораблям, которые попытаются захватить нас, и аборигенам, пожелающим полакомиться нами. Уже пребывая на борту «Нормандца», я прикинул, что, если «Адмирала Дрейка» отвести под скалу, где находится пещера и удобная площадка, на которую спокойно можно забросить пару орудий из «Нормандца», то получится великолепная крепость, вполне неприступная и со стороны гор, и с моря.

– Уж не собираетесь ли вы и в самом деле обживать этот остров? – вдруг вклинился в их разговор Грей. – Создавать здесь форт, город, порт, отстаивать его в сражениях с испанцами? Кстати, чьи это владения?

– Мистер Гунн утверждает, что английские, – ответил Рольф. – Лично я затрудняюсь оставаться столь категоричным, но, судя по всему, остров отошел к английской короне вместе с Ямайкой и рядом других островов и пока что не колонизован ни Испанией, ни Францией. К сожалению, мне не удалось обнаружить карты капитана фрегата. Уверен, что она внесла бы полную ясность. В худшем случае, Остров Привидений является спорной территорией, на которую английская корона имеет такое же право, как и всякая другая.

– Так почему бы нам не водрузить ее флаг? – вдруг загорелся Грей. – В каюте запасливого штурмана я обнаружил сразу три совершенно новых полотнища.

– Еще одно обнаружено мной в шкафу, здесь, в каюте капитана, – добавил Рольф. – Очевидно, они рассчитывали подарить английской короне открытый ими архипелаг.

– В таком случае завтра же водрузим один из них над островом.

– Над Бухтой Отшельника, то есть над нашим фортом. И над «Адмиралом Дрейком», – внес ясность капитан. – Мы, конечно, предпримем попытку выйти в океан через пролив, хотя, согласитесь: имея на борту только шесть человек команды, наш парусник становится легчайшей добычей всякого, кому только вздумается прощупать нас на прочность.

– Что верно, то верно, – прокряхтел Гунн. – А сейчас в этих водах ни один корабль не пройдет мимо нас, чтобы не попытаться выяснить, кто мы, кому служим, а главное, чего стоим. Так что лучше нам какое-то время сооружать форт и ждать удобного случая.

– Какого именно случая, джентльмены? – поерзал на своем стуле Лорд-Висельник. – Нет, я понимаю ход ваших размышлений, однако мне хотелось бы знать, о каком «удобном» случае идет речь.

– Например, – ответил ему Гунн, – можно заманить какой-либо испанский или французский корабль. Спровоцировать его к попытке войти в бухту или высадить десант, который бы испытал судьбу, захватывая форт и «Адмирала Дрейка». Перебив большую часть экипажа, мы могли бы захватить сам корабль, предложив оставшимся матросам присоединиться к команде «Адмирала Дрейка». Или, в крайнем случае, предстать перед капитаном одного из судов как часть команды потерпевшего крушение английского «капера» и уйти отсюда в качестве пассажиров или членов команды.

– А потом поднять бунт, – притишил голос Вент, наливая себе еще одну порцию рома, – и захватить корабль. А Остров Привидений превратить в свою базу.

Капитан Рольф хотел что-то ответить ему, но в это время дверь кают-компании открылась, и в проеме ее возникла фигура Норвуда.

29

– О чем бы мы здесь ни судачили, джентльмены, – взволнованно проговорил Стив Норвуд, появившись в кают-компании, – а шлюпку нашу уже увели.

– Что значит «увели»? – первым подхватился капитан.

– Кто?! Когда?! – раздались недоуменные возгласы моряков, ответить на которые Норвуд был не в состоянии.

– Это индейцы, – проговорил Лорд-Висельник.

– Канат перерезан ножом. На парусине кровью нарисованы череп и скрещенные под ним кости. Вряд ли индейцы стали бы превращать парусину в Веселого Роджера.

– Это мог сделать только Марр, – упавшим голосом произнес Лорд-Висельник. Появление с того света самого страшного врага ничуть не воодушевляло его. – Только он мог додуматься до такого: кровью рисовать «черную метку» пиратов. Крови у него для этого хватало.

– Он-то как раз не мог этого сделать, – возмутился Гунн. – Он был убит, и мы с Вентом собственноручно швырнули его…

– Предали океану, – несколько раздраженно поправил Вент, которому даже перед этим изысканным пиратским обществом не хотелось представать в роли убийцы. – Как подобает предавать всякого погибшего моряка.

Выйдя из-за стола, Рольф решительно направился к двери. За ним последовали остальные.

Несколько минут все молча осматривали перерезанный канат, место, на котором находилась шлюпка, оставленную Марром кровавую метку.

– Нет ничего страшнее в этом мире, джентльмены, недобитого врага, – поскреб заросший седоватой сединой подбородок Внебрачный Лорд. – Так говорят мне кровь и честь аристократа.

– Вот ты и добил бы его, – огрызнулся Вент. – Ссора-то, помнится, началась из-за тебя, лорд недовешанный.

– Почему из-за меня? Она возникла из принципиальных соображений. Когда мы пытались выяснить, кто признает капитана Рольфа, а кто – нет.

– Да замолчите вы!.. – взорвался презрением Гунн. – Что вы запаниковали, словно нас окружила испанская Непобедимая армада[8]8
  Непобедимая армада – крупный военный флот (130 тяжелых кораблей), созданный Испанией в 1586–1588 гг. для завоевания Англии во время англоиспанской войны (1587–1604).


[Закрыть]? Ну, выжил, так выжил, ушел, так ушел. В следующий раз не уйдет.

– Прежде чем швырять за борт, мог бы для верности стукнуть его хотя бы кулаком, – проворчал теперь уже Вент, заставив при этом Гунна удивленно воззриться на него: «Почему не стукнул его ты?!» – вопрошал взгляд боцмана.

– Позвольте подытожить обмен мнениями, господа, – в наступившем молчании голос Рольфа звучал особенно тревожно и немножко грустновато. – Во-первых, мы повели себя, как необученные юнги, да простит нас Стив Норвуд, ибо не позаботились даже о том, чтобы выставить часового. А поскольку всякая неосторожность, как и глупость, должна быть наказуемой, то в результате мы потеряли единственную шлюпку. Взамен же приобрели врага, который в любую минуту может напасть на нас то ли прямо на корабле, ночью, то ли на берегу, но уже средь бела дня. Сильного, опытного, мстительного врага.

– …Якорь ему под виселицу, – архиерейским басом пропел Гунн. – Он на моей совести, джентльмены. Поэтому я сам еще раз отправлю его туда, откуда он так некстати вернулся.

– Но он еще и на моей совести, – довольно робко заметил Норвуд.

– Не путайся под ногами, – благодушно «пнул» его Гунн. – Ты свое дело сделал, как не сделал бы его никто другой.

От такой похвалы Норвуд окончательно сник и удрученно покачал головой. Сейчас он проклинал себя и за вялость удара, и за слабость, проявленную после того, как Марра унесли из каюты. Просто он забыл, что в жестоком мире настоящих мужчин слабость всегда ценится значительно дешевле мужества, но обходится значительно дороже его.

30

Несмотря на багровый закат, вечерние пророчества Гунна, порывы ветра и все прочие приметы и предчувствия, ночь выдалась на удивление тихой и по-южному звездной. Прежде чем уснуть, Грей открыл иллюминатор и добрых полчаса стоял у него, подставив лицо лунному сиянию и глядя на звезды и на отроги гор, очень напоминающие какие-то химеры.

– Ты уже спишь, Стив?

Норвуд не ответил, но по тому, как он приглушенно вздохнул и поерзал в постели, Констанций понял, что тот все еще не уснул.

В общем-то Грей рассчитывал, что ему достанется каюта охраны, соединенная с каютой капитана, однако ее решительно занял Гунн, а оставаться вместе с ним Констанцию не хотелось. Его худшие предположения оправдались сразу же, как только через несколько минут он услышал могучий храп боцмана, сотрясавший, казалось, не только каюту юнги, но и всю корму полузатонувшего корабля.

С другой стороны это даже хорошо, что в каюту вселился этот увалень-боцман, поскольку она могла достаться Стиву Норвуду, который все еще претендовал на судовую роль юнги и в которой он действительно раньше обитал. Но допустить того, чтобы по соседству с Рольфом остался Стив, Констанций Грей не мог. Это было бы непростительной оплошностью. Пусть уж лучше Гунн охраняет своего капитана, как цербер. Хотя при таком-то храпе… какой из него охранник?

Но когда Гунн вытеснил его, Грей поспешил занять каюту штурмана, которая теперь принадлежала ему по чину. Это решение подсказал Норвуд, хорошо знавший, кто где из членов команды располагался. Каюта оказалась тесноватой, с проломленным потолком и трещиной в стене, то есть в борту. Но все же это было лучше, нежели располагаться в каюте матросов, в которую отправились Вент и сам Лорд-Висельник.

Норвуд тоже должен был отправиться с ними, но, показав Грею каюту штурмана, он уже не пожелал уходить из нее и, не получив ни согласия Грея, ни его отказа, обосновался там, благо что в ней было два лежака.

– Теперь я понимаю, почему этот остров назвали Островом Привидений. Когда-то сюда пристал корабль. Кто-то вот так же смотрел на берег из каюты корабля. И каждая вершина при свете луны что-то напоминала ему: то ли крест, как вон та, неподалеку от мыса, из-за которого выплывали аборигены; то ли монаха в одеянии, как вон та, посредине острова. Или вон та, похожая на шатер или хижину Отшельника…

– Неужели Рольф и в самом деле провел здесь около шести месяцев? В полном одиночестве?

– Если только он не Адам, сотворенный Господом в этом земном раю, то это правда.

– А Гунн разве был не с ним?

– Нет, боцман появился позже.

– Но, по-моему, они давно знают друг друга и очень друг другу доверяют.

– Гунн должен был погибнуть, привязанный к мачте «Адмирала Дрейка». Но сначала – по какой-то прихоти судьбы – ураганный ветер загнал тонущий корабль в Бухту Отшельника, а затем на его палубе появился и сам отшельник – барон фон Рольф, который и спас его. Потом они вдвоем нагрянули на нашу с Вентом стоянку.

– У барона благородное лицо. Обратили внимание? Холеное, аристократическое. Не то что у Лорда-Висельника. Трудно представить себе такого человека в роли пирата.

– Вы тоже не очень-то смахиваете на джентльмена удачи, – неохотно отреагировал Грей, продолжая любоваться ночными видениями острова. – Тем не менее оказались в той же компании, что и Марр, которому пиратство на роду было написано.

– Да не упоминайте вы больше о нем! Хватит! Терпеть его не могу. Само имя его раздражает.

Грей понимающе осклабился и не стал продолжать этот разговор. Из рощи, опушка которой начиналась сразу же за прибрежным откосом, доносился крик ночной птицы, немного напоминающий крик совы, но казался еще более тягостным и надрывным. Грей пытался представить, как бы он чувствовал себя, окажись, подобно Рольфу, на этом клочке суши в полном одиночестве. Страх, тоска, желание поскорее встретить хоть какую-то живую душу; стремление броситься в океан и плыть куда угодно, плыть, только бы вернуться на землю обетованную… Какие еще чувства и страсти может испытывать человек, волей рока оказавшийся на необитаемом острове, на который к тому же время от времени наведываются своры аборигенов-людоедов?

Но в то же время, глядя на проплывающие мимо борта корабля одинокие островки в океане, Грей не раз ловил себя на мысли, что, возможно, один из этих островков предназначен судьбой именно для него. Однажды за провинность на такой островок высаживали моряка-пирата, которого до этого чуть было не повесили на рее. Грей был потрясен тем, что несчастный буквально в ногах валялся, пытаясь уговорить не оставлять его на острове. Пусть уж лучше его казнят. Констанция так и подмывало вызваться сойти вместо обреченного или вместе с ним. Остановила его только нерешительность, да еще то, что Грей знал: остаться на острове «вместо» никто не позволил бы, а прожить с этим типом на необитаемом острове хотя бы месяц Грей попросту не смог бы: слишком уж неприятен был ему этот человек. И все же где-то в глубинах его души теплилось чувство какого-то особого отношения к островам. Стив грезил ими. Они взывали к раздумьям над тайнами земли и тайнами судеб человеческих, понуждали уяснять, хотя бы для самого себя, каким образом они появились и уцелели посреди океана, заселялись всевозможным зверьем и птицами; откуда на них появлялись аборигены, которых многие моряки, особенно англичане и испанцы, в общем-то и за людей не считали. Но все же откуда они? Кто рассеивал их туземное семя по столь отдаленным островам? Ради чего они здесь существуют? В чем смысл их появления на Земле? И коль уж Господу угодно было сотворить их людьми, а не обезьяньим зверьем, то почему они настолько отстали в своем развитии от европейцев?

31

В нем и в самом деле жило страстное желание высадиться на одном из таких островков: построить хижину, небольшой форт, суденышко и шлюпку, которые стояли бы у им же возведенного причала, в нескольких шагах от дома… Прекрасный климат, вечное тепло и вечная зелень. Богатая охота. Бананы, кокосы, ананасы… все прочее, что вполне пригодно было для пропитания. И прожить жизнь, зная, что это – твой остров, твоя земля. Ты ее властелин.

«Нет, в этом обитании действительно есть что-то особое, – размышлял Грей, прислушиваясь к тоскливому стенанию птицы и едва уловимому шуму волн, которые только сейчас начали появляться у кормы корабля. – Что-то такое, что стоит погубленной жизни отшельника. Кстати, Рольф тоже не очень-то торопится покидать этот клочок суши. Что-то не видно, чтобы он слишком уж истосковался по океану, по парусам над головой, по своей Нормандии. Впрочем, как всякий норманн, он, очевидно, не привык к излиянию чувств, и эта его сдержанность позволяет думать, что на Острове Привидений он чувствовал себя ничуть не хуже, чем на своих Нормандских островах».