Текст книги "Севастопольский конвой"

6

…Антонеску прошелся взглядом по восстававшим в окне бронированного вагона руинам какой-то безвестной станции; по скорбным сельским пепелищам, разбросанным, вперемежку с соломенными крышами хат, посреди широкой, войной и солнцем выжженной долины…

Ему следовало бы осознавать, что и станция эта и натерпевшееся от боевых действий село – уже являются частью Великой Румынии. Однако ощущение породненности с этими краями в Антонеску так и не появилось ни разу за все время его пребывания в Транснистрии.

Конечно же, в свое время большинство генералов, в том числе и Чуперкэ, были недовольны тем, что их монарх Кароль II без какого-либо сопротивления уступил Советам обширные территории Бессарабии и Северной Буковины. Еще больший гнев вызвало покорное признание им вердикта Второго Венского арбитража, исходя из которого венграм досталась исконно румынская Северная Трансильвания. Стоит ли удивляться, что в то смутное время монархисты готовы были поддерживать генерала Антонеску, прощая ему и связь с разнузданной фашистской организацией «Железная гвардия», и его публичное недовольство правлением короля.

О, тогда эти обмундированные кретины благосклонно, порой даже сочувственно, наблюдали за тем, как король смещает его с поста военного министра, переводя на скромную должность командующего округом; как обвиняет его в организации заговора, а затем, взбешенный письменным протестом генерала в связи с передачей бессарабских земель коммунистической России, приказывает арестовать.

Они цинично освещали молчанием нападки, которые приходилось выдерживать генералу Антонеску со стороны коммунистических и сионистских организаций, и посмеивались по поводу опасной схватки, в которую, в определенный период, он вступил, пытаясь нейтрализовать деятельность «Железной гвардии»… Все верно: тогда еще генералитет и офицерство хотя бы проявляли некую терпимость, снисходительно наблюдая за тем, как под крылом слабовольного короля зарождается дуче местного пошиба, эдакое внебрачное порождение итальянского и германского фашизма.

Однако ситуация резко изменилась после того, как в сентябре прошлого года указом монарха Антонеску был назначен главой национал-легионерского правительства, значительную часть которого тут же заполнил штурмовиками из «Железной гвардии». Но и это многие простили бы ему, однако уже на второй день своего премьерства Антонеску в ультимативной форме потребовал от монарха Кароля II отречения от престола в пользу младовозрастного принца Михая.

Оппозиция тут же обвинила Антонеску в том, что он действует, руководствуясь личной местью, не в состоянии простить королю краткосрочного ареста в середине 1938 года, когда Кароль II обвинил его в подготовке путча. И была удивлена, что будущий диктатор даже не пытается оспаривать это обвинение. Мало того, в беседе с личным секретарем короля, а затем и в беседе с королевой, которая сугубо по-женски, уговорами, пыталась примирить его с монархом, Антонеску недвусмысленно заявил: «Все еще могло бы сложиться по-иному, если бы, отправляясь в свое зарубежное дипломатическое турне по Франции, Англии и Германии, король согласился включить меня в военную делегацию. Ведь во время переговоров в этих странах рассматривались в основном вопросы военного сотрудничества, а в свое время именно я, выпускник французского военного колледжа, был военным атташе в Париже, а затем и в Лондоне. Однако король категорически отказался от моих услуг, прекрасно понимая, что это стало бы демонстративным актом примирения»[8]8
  Эта поездка короля Румынии по столицам ведущих европейских стран состоялась в ноябре 1938 года, то есть накануне Второй мировой войны. Незадолго до нее Антонеску, бывший в то время министром обороны Румынии, по приказу короля Кароля II подвергся непродолжительному аресту. Монарх не без основания подозревал его в подготовке заговора.


[Закрыть].

Паровоз резко затормозил и остановился. Антонеску вновь вернулся к окну и обратил внимание, что поезд находится на какой-то станции, перрон которой был оцеплен солдатами и жандармерией, все они стояли спинами к его вагону.

– Что там происходит? – спросил кондукэтор, краем глаза заметив появление адъютанта и начальника личной охраны полковника Бодяну.

Прежде чем они ответили, послышалась стрельба зенитных орудий и пулеметов, установленных на платформах и крышах броневагонов.

– Замечено звено русских самолетов, которые, судя по всему, идут бомбить днестровскую переправу, – объявил Бодяну. – Наш огонь – предупредительный, однако поезду лучше оставаться на станции, которая как узловая тоже охраняется зенитной батареей. Тем временем отряд жандармов проведет прочесывание лесистой долины, пролегающей параллельно железной дороге. Вчера там была замечена небольшая группа то ли партизан, то ли дезертиров. Через десять минут поезд продолжит движение.

Он хотел сказать еще что-то, но в эту минуту вагон задрожал от мощного сотрясения воздуха, вызванного близким прохождением бомбардировщиков. Они двигались рядом со станцией и явно нацеливались на переправу в районе Тирасполя; вокзал, со стоявшим рядом с ним поездом, русских пилотов не интересовал. Зато зенитчики старались вовсю, хотя и безуспешно. Очевидно, правы были германские офицеры, которые в свое время провели инспекцию артиллерийских частей Румынии, говоря о том, что подготовка полевых пушкарей и зенитчиков крайне слабая, и даже предложили заменить прислугу дальнобойных орудий выпускниками германских артиллерийских школ[9]9
  Есть сведения о том, что в некоторых румынских артиллерийских частях и подразделениях командирами орудий и наводчиками действительно становились немецкие военнослужащие.


[Закрыть].

«Знали бы русские, кто сейчас находится в одном из вагонов этого поезда! – усмехнулся про себя кондукэтор. – Наверняка спикировали бы на бронепоезд, как японские камикадзе, не полагаясь при этом на свои бомбы и пушки. Плоховато сработала в этот раз русская разведка, плоховато. Даже о проведенном мною совещании, которое проходило на ближних подступах к Одессе[10]10
  По имеющимся данным, совещание в августе 1941 года Антонеску проводил на пригородной железнодорожной станции Выгода, на линии Раздельная-Одесса.


[Закрыть], буквально под носом у разведки, русские узнали только после того, как оно состоялось. Конечно, русская армия панически отступает, и она уже далеко, в то время как осажденному городу не до стратегической разведки, и все же…».

Антонеску отпустил полковников, о которых на какое-то время попросту забыл, еще несколько минут постоял у окна и вернулся за свой «коньячный» столик. Когда поезд наконец тронулся, маршал обратился к своим воспоминаниям. Он и теперь признавал, что решиться на ультиматум королю оказалось непросто. При любом раскладе сил и развитии событий, шаг этот оставался рискованным и почти отчаянным. Несмотря на явную изоляцию, в которой монарх пребывал в то время, у него все еще хватало сил и власти, чтобы не только лишить Антонеску поста, но и предать повторному аресту как главаря путчистов.

Однако генерал вел себя, как азартный игрок. «Румынский Бонапарт» понял, что настал тот самый момент, при котором выбор сузился до рокового решения: «сейчас – или никогда!» И он четко уловил перелом в настроениях армейского командования и пошел ва-банк. Конечно, он мог и проиграть. Но разве не в такие времена и не таким образом приходили к власти все прочие заговорщики, путчисты и просто баловни судьбоносных авантюр?

Понятно, что монархически настроенные силы восприняли эту атаку на короля болезненно. Даже самые лояльные из них по отношению к «румынскому дуче» возопили, что лишать страну полновластного правителя в столь сложное политическое время в ходе войны, разгоравшейся буквально у границ Румынии, причем войны, которая вот-вот должна стать мировой, было сущим безумием.

Но еще большее недоверие и генералов и некоторой части промышленников стало проявляться после объявления Антонеску страны национал-легионерским государством и провозглашением себя вождем нации, которым всегда, по Конституции и древней традиции, являлся король и только король.

«Теперь всем ясно, – витийствовал анонимный автор статьи одного из полулегальных коммуно-сионистских изданий, – что генерал Антонеску откровенно подражает Муссолини и Гитлеру. Почувствовав себя полноценным «дуче-фюрером» страны, этот диктатор, опираясь на профашистские партии и общественные организации, тут же постарается не только избавиться от молодого, неопытного короля Михая, но и вообще искоренить румынскую монархию как таковую».

И маршалу еще очень повезло, что к нему по-прежнему тянулась финансово-промышленная элита страны, особенно та ее часть, которая делала свой бизнес на военных поставках и нефти. А значит, ему было кого и что противопоставить зажиревшему на тыловом провианте генералитету.

7

Вражеские артиллеристы явно были в ударе. Вот уже в течение двадцати минут их орудия методично обстреливали окопы пограничников и морских пехотинцев, которые держали оборону на переднем крае. Они словно бы поклялись друг перед другом, что не позволят русским дотянуть до темноты, до той поры, когда по приказу они должны были отойти за Большеаджалыкский перешеек, на котором закреплялся сейчас четвертый батальон капитана Гродова.

А чтобы никто в русских штабах не сомневался, что им известно об этой промежуточной линии, время от времени тяжелая артиллерия давала залп, как бы предупреждая противника, что и на этом рубеже ему не устоять. Некоторые снаряды рвались настолько близко от «Кара-Дага», что осколки долетали до его борта и даже впивались в палубу.

– Майор, – взялся за трубку Гродов после очередного, третьего уже, залпа дальнобойщиков, – срочно свяжись по рации с миноносцами прикрытия. Какого дьявола они зря маячат на горизонте? Пусть подавят тяжелую батарею.

– Уже связался, комбат, – тут же доложил начальник штаба Денщиков. – Они засекают батарею, приближаются к берегу и сейчас…

Не успел он договорить, как эхо донесло звуки залпа орудий главного калибра обоих кораблей, затем тявкнули пушчонки помельче.

– Могут же, бездельники, если их пинками подбадривать, – молвил комбат.

– Кстати, докладываю, – старался перекричать их гул Денщиков, – только что, буквально перед твоим звонком, комбат, позвонил командир погранполка Всеволодов. Сообщил, что в районе Григорьевки накапливаются вражеские пехота и кавалерия, появились три танкетки. Если кавалерия пойдет вслед за пехотой и под прикрытием танкеток, оборону могут прорвать, причем как раз на нашем направлении.

– Сообщи о кавалерии и танкетках на эсминец «Беспощадный», пусть он и «Грозный» накроют эту конную гвардию Антонеску хотя бы двумя залпами. А как только остатки атакующих подойдут к линии бывшей береговой батареи, нашей батареи, – для верности напомнил комбат, – подключай «сорокапяточников». Думаю, они дотянутся.

– Вчера пристреливались, дотягиваются, – заверил его Денщиков. – Может, связаться с командиром дивизиона Кречетом? Пусть и его береговая батарея подключится.

Гродов помнил, что 29-я батарея призвана была поддерживать северное направление их Восточного сектора обороны, на котором между Куяльницким лиманом и Большим Аджалыком сражались два батальона полка морской пехоты и части 421-й стрелковой дивизии. К тому же после ликвидации 400-й батареи дивизион, состоявший из двух береговых батарей и приданных подразделений, должен был прекратить свое существование, поскольку теперь подразделение Гродова стало четвертым батальоном сильно поредевшего полка морской пехоты Осипова. Тем не менее он выдохнул в трубку:

– Звони, майор, а вдруг…

– Выполняю ваш приказ, товарищ комбат, – тут же подстраховался Денщиков. – А еще через несколько минут доложил: – Только что беседовал с комбатом 29-й Ковальчуком. Огонь через десять минут, по три снаряда на орудие. Он как раз завершает обстрел позиций в районе полка Осипова.

– По три на орудие? Маловато, но и на том спасибо. А что майор Кречет? На связь не выходил? Он все еще в штабе дивизиона?

– Кажется, да. Хотел поговорить с вами. Я объяснил ситуацию и сказал, что в штабе появитесь минут через сорок. – Начштаба выдержал небольшую паузу и только потом добавил: – Комдив просил позвонить, как только появитесь.

Денщиков нутром почувствовал, что звонить капитану не хотелось, но у него хватило такта умолчать, что на самом деле командир дивизиона не просил позвонить ему, а грубо обронил: «Где его опять носит, разгильдяя подтрибунального?! Мог бы и позвонить, доложить, как обстоят дела». А когда начштаба сообщил, что Гродов поплыл к останкам «Кара-Дага», комдив начальственно проворчал: «Делать ему, пляжнику батарейному, больше нечего, кроме как устраивать себе увеселительные купания!»

– Но он хотя бы понял, что батареи нашей уже не существует, а весь гарнизон артиллерийского комплекса переформировали в батальон морской пехоты? – не без иронических ноток в голосе поинтересовался Гродов.

– В известность-то он поставлен. – Денщиков немного замялся и все же сказал то, о чем умолчать попросту не мог. – Тем не менее заплывы ваши по-прежнему не одобряет. Неужели сам так и просидел все лето у моря, ни разу не искупавшись?

– Можешь не сомневаться, не искупался и офицерам батареи не позволил.

– Уже за одно это Кречета надо было убрать из КП дивизиона, расположенного на самом берегу.

– Причем сделать это «подтрибунально» – напомнил капитан любимое, почти роковое, словечко командира дивизиона.

А еще – они оба вспомнили, в какую ярость впал совсем недавно комдив, узнав от телефониста их батареи, что, воспользовавшись затишьем на фронте, комбат устроил своим бойцам очередное купание – эдакий праздник души и тела. И рассмеялись.

Осмотрев вмятины и пробоины в бортах и на палубе, Гродов пришел к выводу, что толщина металла на этом судне старой постройки – как на хорошем броненосце, по крайней мере, от пуль и гранатных осколков новая команда его будет защищена. После чего лично расставил бойцов по «бойницам» в виде иллюминаторов и проломов в надстройках, учитывая при этом и выбор самих моряков, где и как душа каждого из них «легла». Знал, что в бою для солдата это всегда важно – найти свое место в окопе, в укрытии, в засаде… Точно так же, как важно определить для себя товарища, рядом с которым «не так страшно» идти в атаку или в разведку, сражаться в штыковой или сходиться врукопашную…

Он не был суеверным человеком, но понимал, что выбор позиции на линии фронта, как и выбор товарища, выходит за пределы настроения: «нравится – не нравится», а что это еще и некий интуитивный выбор собственной судьбы.

Прежде чем оставить судно, Гродов собрал его команду в кают-компании. Теперь, когда все бойцы ознакомились с незатопленной частью «Кара-Дага» и осознали себя командой этого судна, их встреча напоминала инструктаж капитана перед выходом в море.

– Если не ошибаюсь, ни один из вас на кораблях раньше не служил, – сказал он.

Бойцы переглянулись и пожали плечами.

– У нас в Одессе говорят, что настоящий моряк рождается в тельняшке, – ответил за всех сержант Жодин. – А вы ж посмотрите, комбат, какие тут хлопцы подобрались! Разве ж не видно, что тельняшки с них можно снять только с кожей?

– Охотно верю, моряки. Обстоятельства складываются таким образом, что вам, морским пехотинцам, придется послужить даже на корабле. И ничего, что снять его с якоря вы не сможете. Корабль – он и на мели корабль, причем в данном случае, еще и боевой. Правда, сейчас он больше напоминает прибрежный форт береговой обороны. Но это детали.

– Держаться «Кара-Даг» и в самом деле будет, как форт, – признал ефрейтор Малюта. – Кстати, пушку мы с Васильковым и Федулиным проверили, она вполне боеспособна.

– Сектора стрельбы по вертикали и горизонтали, правда, ограничены, – пробубнил командир орудия, – однако снаряды зря не пропадут.

– Как и пулеметные ленты, – добавил первый номер пулемета Волощенко.

Комбат счел их высказывания докладом командиров подразделений и, никак не комментируя, продолжил:

– Сегодня ночью пограничники и моряки Осипова, которые держат фронт впереди нас, окопы свои оставят и уйдут на новую линию обороны. Уверен, что утром румыны попытаются с ходу атаковать нас, рассчитывая, что мы оставлены здесь в виде временного заслона. Так оно по существу и есть: через пару суток нам будет приказано отойти на новый рубеж, после которого останется только сдерживать противника в уличных боях[11]11
  В действительности отход был осуществлен через четыре дня, когда, к 1 сентября 1941 года, линия обороны города установилась в Восточном секторе Одесского оборонительного района, на участке между морем и южной оконечностью Куяльницкого лимана. Это в самом деле был последний рубеж, с которого защитники города ушли, только получив приказ Ставки Верховного главнокомандующего перебазироваться в район Севастополя.


[Закрыть]. Но враг не знает, что и здесь мы будем обороняться с таким упорством, словно получили приказ стоять на этом рубеже вечно. Ваша задача солдатская – ударить противнику в тыл, истребляя его из всех видов оружия.

– И мы таки-да ударим, – заверил его новый командир.

– С ходового мостика судна видна дальняя окраина Новой Дофиновки, которая предстает в виде отдельного хутора. Как вы уже знаете, там располагается наша первая рота. Значит, при попытке атаковать наши позиции на перешейке румыны неминуемо попадут под фланговый огонь и вашего «морского форта», и хуторского гарнизона. Но под такой же огонь они попадут и при попытке штурмовать хутор или ваш форт. Мы с вами должны сделать все возможное, чтобы превратить для врага это поле боя в погибельный треугольник.

– И превратим, – проворчал Малюта, давно прославившийся как мрачностью своего вида, так и своим немногословием.

– Шлюпка и плот будут оставаться у левого борта и под его прикрытием. На них вы и покинете свой форт, когда придет время возвращаться в батальон. В случае необходимости мы прикроем вас огнем из всего имеющегося оружия. Кстати, командиры эсминцев, которых вы видите на рейде, уведомлены, что на «Кара-Даге» появилась команда морских пехотинцев. Это судно уже занесено в таблицы для стрельб их артиллеристов как отдельный ориентир. Если же шлюпка и плот выйдут из строя – то ли во время шторма, то ли из-за артиллерийского обстрела, переправляться будете, придерживаясь за паромный канат или на остатках плота, словом, действовать придется исходя из ситуации.

8

Бригадефюрер СС фон Гравс вошел в купе маршала ровно через двадцать минут. Антонеску позволил ему сесть, проследил, как адъютант наполняет их бокалы «Дракулой» и как барон, едва заметно поморщившись, делает символический глоток этой жидкости. Шеф «СД-Валахии» знал о пристрастии диктатора к «Бальзаму Дракулы», которым тот пытался угощать всех своих гостей, и никогда не скрывал своего неприятия этого напитка, чтобы не сказать – отвращения к нему.

– Говорят, вы беседовали с Берлином, – первым нарушил чопорное молчание Антонеску.

– Там с нетерпением ждали моего звонка, господин маршал.

– Подозреваю, что в штабе фельдмаршала Кейтеля не очень-то довольны действиями румынских войск под Одессой.

– А разве сами вы, господин кондукэтор, ими довольны?

Антонеску сдержанно прокряхтел, однако кряхтение это очень смахивало на стон. Ему не нравилось, что этот генерал-майор позволяет себе говорить с ним не только на равных, но и с некими покровительственными нотками; не нравилось, что отвечает вопросом на вопрос. Даже само присутствие начальника «СД-Валахии» вызывало в нем некое чувство отчуждения.

– Судя по всему, командующего армией придется сменить. Впрочем, понимаю, что вас, генерал-майор от СС, это мало интересует. Хотя не трудно предположить, что вскоре мои войска понадобятся фюреру на Крымском полуострове. И на Дону – тоже.

– Именно об этом я и намереваюсь поговорить с вами, господин маршал. – Барон с тоской взглянул на бокал, затем бросил многозначительный взгляд на резной шкафчик из красного дерева, за прозрачным витражом которого покоились более благородные и привычные для него напитки, и только тогда произнес свое философское: «М-да…»

– Вот как… – иронично ухмыльнулся вождь нации. – Именно об этом?

– В штабе Кейтеля, прежде всего, недовольны созданием группы армий «Антонеску», после чего все румынские войска практически оказались выведенными из тактического подчинения германской группы армий «Юг», как это было обусловлено в ваших договоренностях с фюрером.

– Создание группы румынских армий продиктовано жестокой необходимостью. Оно способствует осуществлению масштабных операций, концентрации командования на южном направлении и, конечно же, организации армейских поставок. Вы сами могли убедиться, что присутствие германских частей на приморском театре действий – ничтожное. Но если командование группы армий «Юг» решится на более решительные шаги, мы, как верные союзники, готовы действовать совместно с воинами вермахта.

– Оно решится, – едва заметно склонил голову бригадефюрер. – Причем очень скоро. Речь, как вы уже сами только что сказали, пойдет о Крыме и, прежде всего, об основной базе Черноморского флота. Пока она существует, штабу Верховного главнокомандования трудно планировать стратегические операции на Кавказском направлении.

– …В котором рейх крайне заинтересован из-за тамошних нефтяных месторождений в район Грозного и Баку.

– Причем важно, чтобы ваши войска ликвидировали базу флота в Одессе еще до осени, то есть до первого сентября.

– Теперь это уже невозможно, – поморщился Антонеску.

– Понятно, что завтра взять город вы не в состоянии. Но тогда назначьте генеральный штурм его на тридцатое августа.

– При тех потерях, которые мы уже понесли, назначать срок взятия Одессы до конца августа я уже не решусь.

– Подбросьте подкрепления.

– Какие и откуда? Я не могу оголить страну. И потом, мне нужно удерживать под контролем новые территории, от Прута и Дуная – до Южного Буга, где уже сейчас зарождается партизанское движение и активизируется советское подполье.

– Почему бы вам не объявить новый призыв, в том числе и в Бессарабии[12]12
  Исходя из официальных румынских источников, в ходе войны с Советским Союзом, в ряды румынской королевской армии было призвано всего лишь порядка 20 тысяч молдаван, то есть предельно мало.


[Закрыть], населенной, как утверждает ваша пропаганда, этническими румынами или братски породненными с ними молдаванами?

– Скажите прямо: вы уполномочены фюрером или хотя бы фельдмаршалом Кейтелем вести со мной официальные переговоры по поводу нашего дальнейшего военного сотрудничества?

Такой резкой постановки вопроса фон Гравс не ожидал. Антонеску обратил внимание, как побледнела его переносица и нервно вздрогнула нижняя губа – верный признак того, что шеф «СД-Валахии» чувствует себя оскорбленным.

– Никак нет, господин маршал, – как можно вежливее ответил он, подавшись чуть вперед, через стол. В эти минуты он по-настоящему испугался, что бухарестский фюрер прервет аудиенцию и попросту выставит его. В восприятии барона, с его гипертрофированным самолюбием это выглядело бы настоящей катастрофой. – Официальные переговоры с вами будет вести фельдмаршал Кейтель. Однако нам обоим понятна обеспокоенность германского Верховного командования топтанием ваших войск под Одессой.

– И что, Кейтель уже официально выразил эту «обеспокоенность»?

– Пользуясь тем, что я оказался рядом с вами, он попросил предварительно обсудить некоторые общие вопросы, – туманно объяснил бригадефюрер, не решаясь откровенно признаться, что ничего подобного начальник штаба Верховного командования рейха ему не поручал. И, похоже, Антонеску уже догадывался, что он блефует.

– Это меняет дело, – проворчал кондукэтор.

– Мы оба помним, насколько успешными оказались подобные переговоры, связанные с реорганизацией румынской армии, а также с повышением общей боеспособности и военными поставками рейха в конце прошлого года, – вынужден был слегка подсластить пилюлю генерал СД, никогда особо не скрывавший своих уничижительных оценок и румынской армии, и румынского фюрера.

– Они оказались успешными, этот факт признают даже при дворе короля.

– Но у меня есть и сугубо служебная просьба, – поспешно молвил бригадефюрер, которому показалось, что диктатор готов подняться, чтобы прервать аудиенцию. – На территориях, которые недавно перешли или же в ближайшем будущем перейдут под контроль румынских войск, наряду с вашей сигуранцей будет развернута и сеть службы безопасности СС Главного управления имперской безопасности, которую я представляю…

– Мне известно, какую службу вы представляете, – сухо прервал его диктатор. – Специальной директивой я прикажу нашим военным комендатурам и гражданским властям всячески содействовать отделениям СД и гестапо в их размещении и в работе на всей территории Транснистрии.

– Само собой разумеется, что СД будет действовать в тесном сотрудничестве с румынской военной контрразведкой, жандармерией и сигуранцей.

– Мне бы хотелось, чтобы Главное управление имперской безопасности рейха и командование «СД-Валахии» в вашем лице закрепили это сотрудничество жесткими приказами и инструкциями. С особой тщательностью и корректностью ваши службы должны относиться к чистокровным румынам и румынам русифицированным, которых пока что называют молдаванами, – металлическим тоном проговорил Антонеску. – Отдельной директивой я уже потребовал: на освобожденных нашими войсками землях представители власти должны вести себя таким образом, чтобы всем было ясно, что власть Румынии на этих территориях устанавливается как минимум на два миллиона лет[13]13
  Здесь приводится одно из программных и директивных высказываний кондукэтора Антонеску.


[Закрыть].

– Отношение к подданным румынского короля и тех новых граждан, которых вы называете «русифицированными румынами», особых законодательных определений не требует. Они аналогичны тем, которыми мы руководствуемся в отношении к подданным рейха и русифицированным германцам, то есть фольксдойчам. А как быть с прочим национальным элементом в Транснистрии и Бессарабии? Если верить официальной румынской прессе и заявлениям министерских чиновников, они тоже становятся подданными Великой Румынии.

– При условии их интенсивной румынизации, – резко парировал маршал.

– При условии… Согласен. Но за исключением евреев, цыган и коммунистов.

– Само собой разумеется, – проворчал кондукэтор, оставаясь недовольным тем, что шеф «СД-Валахии» спровоцировал его на этот разговор. Вам знакомы мои секретные указания, в которых я объявил, что выступаю за насильственное выселение всех еврейских элементов из Бессарабии и Буковины.

– Как известно и то, что вы добавили: «Точно так же следует поступать и с украинскими элементами. Меня не интересует, войдем мы в историю как варвары или нет. Если нужно, стреляйте из пулеметов»[14]14
  Цитируются указания Антонеску, которыми руководствовались оккупационные румынские власти в Украине. Они засвидетельствованы и отечественными, и молдавскими историческими источниками.


[Закрыть].

Маршал недовольно покряхтел.

– Обычно в своих официальных высказываниях для прессы я стараюсь выглядеть более сдержанным. Как и фюрер.