Текст книги "Исповедь боевика. откровения добровольца"

На поле стоят растяжки, идем след в след, – сказал проводник.

Мы пересекли поле и через двадцать минут вышли на дорогу, куда подъехал на джипе «Механик». Спустя несколько минут приехал еще один джип с нашей охраной и автобус, после чего мы двинулись в путь.

В автобусе, рядом с водителем, лежал автомат. Один из той тройки, что присоединились в Донецке, самый нелепый, худой, в темных очках, напоминавший мне наркомана, схватился за автомат и стволом в мою сторону стал его рассматривать. Я отодвинул ствол от себя.

– Положи, – сказал я ему, – и никогда не направляй на человека.

Еще раз я гуднул «Фугасу», что мы едем, пусть ждут. Ехали с музыкой, весело, ребята учили испанца по-русски ругаться матом. Через час мы увидели обгоревший танк, возле которого хотели остановиться и сфотографироваться. Но наши сопровождающие закричали:

– Че, с ума сошли? Танка не видели? В автобус все, здесь могут стрелять.

И снова мы понеслись в сторону Алчевска, где скоро увидели на трассе костры: блокпост, где грелись ополченцы и досматривали транспорт.

– Здорова! – кричали нам с блокпоста.

И мы им в ответ:

– Привет, парни!

На следующем блокпосту фура, что шла навстречу, нас не пропустила. А это не порядок, и, как оказалось позже, ополченцев должны всегда и везде пропускать. Наш водитель, показывая водителю грузовика автомат, закричал:

– А вот это ты видел?

После чего фура успокоилась и сдала назад. Спорить ему было опасно, так как ополченцы с блокпоста уже стали коситься на этого наглеца.

Алчевск

В два часа ночи мы прибыли в Алчевск. В кафе нас ждали, чтобы накормить. Но все были сыты, поэтому отправились сразу спать, пройдя в учебную часть бригады «Призрак», которая располагалась в здании общежития завода.

Да, это уже был не батальон, а бригада, так как численность бойцов выросла до нескольких тысяч. Нас распределили по свободным комнатам, которые рассчитаны были на четырех человек. В комнате стояли кровати, на них лежали матрацы. Белья не было, но у нас были свои спальные мешки – по крайней мере, у меня. Со мной в комнате оказался российский военнослужащий, «отпускник», бурят по национальности, до этого воевал в Чечне. Через два дня он уехал назад в Россию и сказал:

– На х.. мне этот цирк?! Я такого еще не видел.

Все легли спать, лишь ночью проснулись от звука выпущенной очереди из автомата.

– Еще раз сюда зайдешь, застрелю, – услышал я где-то в комнате слева. «Добро пожаловать в ополчение», – подумал я. С утра мы рассматривали дыры в стене, которые прошили одну из комнат, коридор и комнату напротив. Но стреляли поверх голов, поэтому хорошо, что никого не зацепило. Хотя могло, если бы кто-то шел по коридору. Многие интересовались, что это было. Как позже узнали, произошла пьяная выходка одного из ополченцев.

На стене в коридоре я увидел приказ Мозгового о расстреле за пьянство, грабежи и насилия. Я решил его сфотографировать.

Приказ Мозгового, висевший в учебной части бригады «Призрак».

Пришел начальник учебной части, лет шестидесяти, в звании полковника. Я подошел к нему, представился.

– Строй взвод, – сказал он.

Мне было неудобно командовать, так как в моем взводе были и офицеры, и люди с боевым опытом.

– Взвод, что прибыл ночью, строиться, – скомандовал я. – Две минуты на построение.

Я чувствовал себя не в своей тарелке.

«Почему „Фугас“ не встретил меня ночью?» – думал я. И как назло, роуминг «съел» все деньги, не было возможности ему позвонить.

Рядом выстроились еще два взвода.

– Равняйсь! Смирно! – скомандовал я.

– Товарищ полковник, взвод построен, командир взвода Доровских.

– Вольно, – скомандовал полковник.

– Бойцы! – начал он. – Вы прибыли в учебную часть бригады «Призрак». Сейчас мы строем движемся на прием пищи, а пока вольно, через десять минут построение на улице.

Я сбегал в комнату, надел бушлат и выбежал строить свой взвод:

– Взвод, в две шеренги становись.

Из строя один бородатый, с боевым чеченским опытом, сказал:

– Говоришь в две шеренги, а сам строишь в две колонны.

«Черт, – подумал я, – как неловко, даже не понимаю разницы».

Вышел полковник и скомандовал:

– Шагом марш, не растягивайся.

Мы тремя взводами шли по Алчевску, в направлении гостиницы, где находилось кафе для ополченцев. Мне приходилось постоянно выполнять какие-то команды.

Город был пустынный, серый и мрачный.

«Где все?» – подумал я. Изредка на бешеной скорости пролетали машины ополченцев, их было видно по оружию и форме. Мы пришли в кафе, где вечером предыдущего дня нас ждал ужин. Есть я не хотел, но полковник приказал всем принимать пищу.

Кафе представляло из себя современное городское заведение столиков на шесть-восемь, куда мы по очереди заходили.

Позавтракав, отправились в штаб. Я увидел, что по встречной полосе движения рядом с нами едет и сигналит старая семерка «Жигулей» и что-то машет водитель. Я подумал, что, наверное, нас приветствуют местные жители. Но там не унимались. Это оказался «Фугас».

– Да стой ты, – крикнул он мне.

– На месте, стой! – скомандовал я. Мы обнялись по-дружески, и к нам подошел полковник. Оказывается, он знал «Фугаса» и очень хорошо относился к нему. Этот полковник был танкист и просился к «Фугасу» в роту командиром танка, чтобы уйти из учебной части. «Фугас» был старшиной, заместителем командира роты, вся хозяйственно-организационная работа была на нем: питание, одеяние, оружие и т. д. У него на шее уже висело удостоверение личности с фото и разрешением носить оружие. Я его попросил:

– Серег, сними с меня эту обязанность командовать. Мне неудобно. Здесь столько опытных людей, а я только узнал, что команда «кругом!» выполняется через левое плечо, а не через правое.

– Доведи их до штаба, я туда сейчас подъеду, – сказал он. Возле штаба, при входе в здание, мы увидели двух бойцов с автоматами. По лестнице кто-то спускался – это было видно через стеклянную дверь. Мы стояли в две шеренги, когда вышел комбриг Мозговой. Он был с бородкой на лице, среднего роста, в военной форме типа «Горки». С правого бока у него висела большая кобура, как у комиссаров во время революции 1917 года. «Там, наверное, пистолет Стечкина», – подумал я. Руки, он держал сомкнутыми сзади.

– Равняйсь! Смирно! – скомандовал полковник. – Вольно, – сказал Мозговой.

– По какому поводу собрались?

– Привел вновь прибывших на регистрацию.

– Хорошо, продолжайте.

Мы зашли в здание, где перед лестницей увидели еще двух вооруженных людей и поднялись на второй этаж, где разбрелись по площадке. Полковник позвал меня, и мы пошли к начальнику штаба, который сидел в своем кабинете за столом и что-то смотрел в компьютере. Было видно, что это человек военный, подтянутый.

Оказалось, что он подполковник запаса вооруженных сил России, из Таганрога.

– Товарищ полковник, – стал докладывать я, – старший группы Доровских прибыл в распоряжение 32-й роты, с собой привел новобранцев из России.

– Подполковник, – поправил он меня.

– Извините.

– Давай, заводи по одному.

И я стал приглашать по одному бойцу, представляя их.

– У нас есть еще один иностранец, – сказал я, – испанец.

– Сейчас вызову командира интернациональной роты, и он его заберет: там и французы и испанцы, и сербы, – сказал он.

Я сказал испанцу, что он пойдет в интернациональную роту, где сможет общаться на своем языке, когда за ним пришел француз, командир его роты: высокий, подтянутый, в натовской форме, с пистолетом на правом бедре.

Прибыл «Фугас», он знал, что я хотел в разведку и уже разговаривал обо мне с командирами.

– Ну, ты куда? – спросил он. – Я, как и обещал, могу определить тебя в любое подразделение, но мы с Михалычем (командир роты с позывным «Дон») хотели бы видеть тебя с нами.

Конечно, я хотел в разведку, но пошел, куда сердце подсказало – к «Михалычу» с «Фугасом». «Там, все-таки я уже знаю людей, а это немало», – подумал я.

Мы с ним пообщались, и он сказал, что приедет за мной в учебную часть, куда мы строем отправились после штаба бригады.

Придя в учебку, мы попросились с несколькими россиянами пойти в город, чтобы поменять рубли на гривны. Без сопровождения идти было нельзя, так как мог задержать патруль. И мы, человек десять, отправились на рынок в сопровождении бывшего «афганца», а ныне ополченца. Через полчаса мы пришли на местный рынок, где продавали разные вещи: одежду, сигареты. В общем, толкучка. Навстречу нам шла пожилая женщина, и, поравнявшись с нами, сказала по-украински:

– Це ж проти нас.

Мне это не понравилось, я этого не ожидал. Полагал, что нас здесь встретят радостно: мол, приехали россияне защищать Донбасс…

Мы поменяли деньги, купили сигарет и зашли в церковь, что была неподалеку. В храме ко мне подошла женщина.

– Скоро выборы, подскажите, за кого нам голосовать? Вы, наверное, знаете? – спросила она.

– За кого хотите, к кому или чему душа лежит, за то и голосуйте.

– Мы вот не хотим Путина, не хотим присоединяться к России, мы хотим в независимой Украине жить.

– Так и голосуйте, – сказал я.

Меня это опять обескуражило, во мне опять стали копошиться сомнения в том, насколько правильно я сделал, что ввалился, во все это.

Когда мы прибыли в учебку, приехал «Космос» с Вергулевки2424
  Вергулёвка – село, относится к Перевальскому району Луганской области Украины.


[Закрыть] за пополнением. Он был казаком, в одной из рот бригады; на голове у него красовалась кубанка, на ногах были сапоги. Занимался он отбором новобранцев и их доставкой к себе в роту.

– Ну, кто хочет шашкой помахать? – спросил он. – Дадут и пострелять, и гранаты побросать. Кто желает – шаг в перед.

Все стояли, никто не выходил. Сопровождавший по городу, бывший «афганец», сказал:

– Да это наш казак, из «Призрака». Вы не думайте, это не то казачье, что мародерит.

Все продолжали стоять, и только один из нас сделал шаг вперед.

– А зачем вы сюда едете, – спросил «Космос», – если не хотите воевать?

На самом деле было вообще не понятно, куда и зачем с ним ехать. Я лично понял буквально, что придется махать шашкой вместо автомата. Про Вергулевку и кто такой «Космос», я узнал значительно позже. Поэтому с ним уехал всего один парнишка из Калуги.

Приехал «Фугас», и мы отправились в свою роту, что располагалась недалеко от штаба бригады, в десяти минутах ходьбы. Тех бойцов, что я привез, нам не дали, так как они были не танкисты. Их распределили по другим ротам. Уходя из учебки, я попрощался. Все называли меня командиром, и по очереди каждый обнял. Было приятно.

– Ну, оставь нам хоть одного, всех не убивай, – попросил бородатый.

– Хорошо, – сказал я.

Здание нашей казармы – это бывшее ГАИ, которое заняли ополченцы. Оно было огорожено металлическим забором, двухэтажное, метров пятьдесят в длину и двадцать в ширину

На первом этаже располагалась контрразведка и саперы, на втором – рота танкистов.

Мы поднялись на второй этаж и зашли к командиру роты. Михалыч был рад, что я вернулся. Вечером он перед строем представил меня бойцам, сказав много хороших слов в мой адрес. Так началась моя жизнь в Алчевске.

В роте было сорок пять человек, десять из которых россияне. Утром часов в восемь было построение, перекличка, и так же вечером – часов в пять-шесть, завтрак, обед и ужин. Готовили сами, по три человека заступали на два дня. Остальное время свободное: кто телевизор смотрел, кто пил спиртное, кто курил травку, постоянно бегая во двор. Во дворе собирались и контрразведчики, и танкисты, и саперы, дружно покуривая эту дурь, за которую также полагался арест.

В тот день, что я прибыл, скрутили бойца, который по пьянке выдернул чеку и хотел забросить ее в одну из наших комнат. Его отправили вниз, в подвал, где было место для арестованных.

У нас был большой внутренний двор, где стояли машины и куда выводили один раз в сутки, на час, из подвала заключенных. Это были ополченцы, которые за пьянку подверглись аресту и посажены на несколько суток. Также пленные украинские военные, мародеры, насильники детей и т. д. Все они сидели и гуляли вместе. Было жуткое зрелище, когда они выходили: хромали, болели. Многие сидели там не один месяц. Их охраняла контрразведка. Громкое название на самом деле, какие там контрразведчики?! Это просто смешно – наркоманы да уголовники. Вообще, на мой взгляд, лиц, ранее отбывавших наказания в местах лишения свободы, в ополчении было более 50% или около того.

С пленными в подвале не церемонились: им и ноги простреливали, и били, – все это было слышно наверху.

Еду им, человек на двадцать, носили мы со второго этажа. Это двухлитровая кастрюля пустой каши (гречка, перловка) и буханка черного хлеба. Носить еду три раза в день вменялось в обязанность тем, кто дежурил на кухне. Если забывали принести, то ничего страшного не происходило – там никто просить не посмеет. Не хотелось туда попасть, поэтому я отказался от спиртного вообще.

Украина, г. Алчевск, октябрь 2014 года. В балаклаве «Алма-Ата», погибнет в июне 2015 года.

Командир роты боролся с пьянством как мог: выгонял и сажал в подвал, но безделье и скука брали свое.

Дюлин Алексей (Алма-Ата)

Многие уходили в другие подразделения, кто-то ехал на передовую, кто-то – оттуда. Была постоянная миграция: кто с «ДНР», «ЛНР» – к нам, кто туда – от нас. Все чего-то искали. Поэтому картину мы знали полностью, что где происходит и где кто каким беспределом занимается. Когда были бои летом, многие делали схроны оружия, никто командирам его не отдавал, так как те сами его же и продавали. Летом вообще был откровенный грабеж местного населения, когда в Россию вывозились десятками дорогие и не очень машины.

Еще летом я наблюдал картину, когда стоянки ополченцев ломились от хороших машин в направлении РФ.

Часть бойцов, 32-й танковой роты, в г. Алчевск, октябрь 2014 г.

Мне тоже было скучно, и я пенял на «Фугаса», что послушал его. Нужно было куда-то ехать, а ехать можно было только к «Космосу» в Вергулевку – там и в Комиссаровке была передовая. В Алчевске еще два девятиэтажных общежития занимали наши подразделения, где было полно народу, прибывавших каждый день.

Как-то пришел я в учебку за новобранцами, а туда приехало целое подразделение с аэропорта Донецкого. Ушли они, человек двадцать, с оружием. Говорили, что там Захарченко, проститутка продажная, поэтому приехали к Мозговому.

В один из дней к нам пришли из штаба девушка и мужчина.

– Кто у вас начальник разведки? – спросили они у командира. Михалыч сначала построил всех, а потом, увидев меня, подозвал.

– Будешь начальником разведки? Вижу, ты горишь.

– Конечно, – сказал я.

– Разойдись, – скомандовал он, – вопрос решился.

Мы зашли к нему, и он меня представил. Девушка сказала, что она из разведки штаба бригады, зовут ее Жанна, приехала из Москвы.

– Если что будете планировать, какую-то операцию, куда-то выдвигаться, то все через нас, обязательно проинформировать.

Я спросил: «Есть ли карты военные, с высотами?».

– Мы с Гугла все распечатываем, – сказала она.

– Понял, – ответил я.

После их ухода Михалыч сказал:

– Давай формируй разведывательное отделение, набери выносливых бойцов, чтобы не подвели. Вам и оружие специальное выдадут, и технику, и т. д.

Михалыч, конечно же, переоценивал ситуацию – мы не в регулярной российской армии. Никто нам ничего не даст. Оружия было мало: двадцать стволов на сорок пять человек в нашей роте. Мозгового отстранили от «военторга», так как он был не в «ДНР» и не в «ЛНР», и эта проблема была у нас во всех частях бригады. А пополнить боезапасы и вооружение можно только с помощью активных боевых действий. Но сейчас было «перемирие».

Там, где-то в тридцати километрах от нас, постоянно шла артиллерийская война. Мы же находились в тылу.

Я стал формировать группу и планировать дальнейшие действия. «Если нас хотя бы вооружат и дадут одну машину для передвижения, мы все остальное добудем остальное сами. Приедем в Вергулевку и с тамошними разведчиками сходим за линию фронта», – рассуждал я. «Там у укровояк возьмем все, что нам надо».

Я пошел в центр города, где стоял памятник советским воинам – самоходная артиллерийская установка времен ВОВ, где был бесплатный Wi-Fi. Принялся читать литературу по войсковой разведке, из чего пришел к выводу, что разведчиков у нас только в Алчевске две роты, а я тут собираю гоп-компанию.

Пришел в штаб и обратился к начальнику разведки штаба бригады. Это бывший офицер, лет тридцати пяти, участник боевых действий в Чечне, из Костромы, с позывным «Умар». Он был только назначен на эту должность и недавно прибыл из России.

– А не много ли у нас разведки, и есть ли необходимость в разведывательном отделении на базе танковой роты? – спросил я. С ним еще был мужчина, представительно выглядевшей, лет шестидесяти пяти: служил когда-то в Германии, в Советской Армии. Он сказал:

– Надо пойти разобраться к ним, заодно найдем там командира контрразведки, который отказывается подчиняться. Мы не можем его найти уже какой день!

Пришли к нам, где я провел их к командиру и показал, как живут бойцы. Они сказали:

– Да, действительно, на базе роты разведывательное отделение не нужно. Пойдешь к нам в разведку? – спросили меня.

– Да, конечно.

– Тогда будешь у нас и бери своих бойцов. Завтра приходи к нам в штаб.

Михалыч сказал: «Жаль, что забираете его, дорог он нам. Ну, что же… Все-таки одно дело делаем».

На следующий день я пришел в штаб, как и договаривались. После недолгого разговора мне сказали, что пока я буду в резерве и остаюсь на своем месте. Новый начальник разведки еще толком ничего не знал, по крайней мере, по его робким выходам в части это было видно – он человек новый.

Деньги нам, естественно, не платили. «Призрак», наверное, единственное подразделение в Донбассе, где воевали исключительно за идею. В «ДНР» и «ЛНР» уже давно платили жалованье в размере 400 долларов США, где добровольцы превратились в наемников, не признаваясь себе в этом. Стучали себя в грудь, что они за идею.. За идею на Донбассе воевали единицы. Как сказал мне один мой приятель:

– Сюда едешь за идею, а позже приоритеты меняются и ты уже делаешь бизнес.

Поэтому, если покурить или выпить, то люди вертелись как могли. Кто собирал металлолом, кто грабил своих горожан (помню это по жалобам от граждан Алчевска, когда они стояли толпами возле штаба Мозгового). Другие предприимчивые товарищи нашли в нашем расположении водительские удостоверения, подготовленные властями Украины к выдаче, но оставшиеся не выданными, ездили по местам регистрации владельцев и за деньги выдавали им права.

В один прекрасный день «Фугас» собрал несколько бойцов и дал приказ снимать в гаражах напротив стальные ворота на металлолом. Их погрузили в машину контрразведки и сдали за деньги. Среди бойцов говорили, что это пахнет мародерством.

Я спросил «Фугаса»:

– Михалыч в курсе?

– В курсе. Роту нужно чем-то кормить, – ответил он. Вечером Михалыч объявил построение и устроил выговор всем, кто участвовал в этом мероприятии, так как не знал, что мы пошли заниматься мародерством.

– Два шага выйти из строя, кто участвовал в этом. Нас вышло человек шесть, остальные не решились и остались в строю.

– Да вы понимаете, что вас нужно взять под арест и в подвал вместе со мной?! Вы что – грабите народное добро?

Нам устроили полный разнос и заставили те ворота, что были сняты и еще не проданы, повесить на место. Я был зол на «Фугаса» – он нас просто подставил.

Так тянулись дни, в которые я продолжал заниматься вербовкой россиян посредством Интернета.

Как-то раз приходит один из наших ополченцев, побывавший в городе.

– Я бандеровку нашел, она долго таилась, живет здесь неподалеку, – сообщил он. И стал рассказывать, как познакомился недавно с местной девушкой, жительницей Алчевска, к которой позже пришел в гости, где после совместного ужина она с ним разоткровенничалась и сообщила то, что думает:

– Вы оккупанты, мародеры и бандиты. Зачем вы сюда к нам приехали? Вся война только из-за вас.

– Я встал и ударил ее в лицо, – сказал он. – Что, сволочь бандеровская, проявилась?! Напоследок я ей еще раз всек. Думаю, ее надо привезти сюда и посадить в подвал. Пусть здесь живет.

– Успокойся, Сергей, – сказал я. – Тут таких много. Второго ноября 2014 года в Алчевске проходили выборы в органы власти «Луганской Народной Республики», на которые я и еще несколько человек из нашей роты были направлены для поддержания порядка. Мы стояли на входе в избирательный участок, куда пришел почти весь город. Толпа тянулась в несколько сот метров с раннего утра и до позднего вечера. Я такого еще не видел, чтобы люди падали в очередях в обморок за право проголосовать и шли даже инвалиды, а некоторых заносили на носилках. Откровенно говоря, я не мог понять, зачем люди стоят в этой очереди, как за хлебом в блокадном Ленинграде? Очередь двигалась очень медленно, так как на избирательном участке сидело всего три человека.

Люди хотели нас растерзать, давка была ужасающей. Из толпы кричали:

– Подонки, вы издеваетесь над людьми. Почему так медленно идет очередь?

Она действительно шла медленно, пропускная способность была двадцать человек за час. У меня закрадывалось подозрение, что все это сделано специально. Стали появляться журналисты, которые снимали «небывалую гражданскую активность». Теперь становилось понятно, как, глядя в России на экран своего телевизора, я поражался огромному количеству людей, голосующих на юго-востоке Украины за свое «светлое» будущее…

Мы не справлялись и вызвали двух пулеметчиков, один из которых, с пулеметом в руках, спросил:

– У кого какие вопросы, граждане?

Вопросов не было – всем стало смешно, и народ повеселел от такой «шутки».

Нам стали предлагать деньги, чтобы мы пропустили без очереди – это вызвало еще большее удивление. Из толпы все время спрашивали:

– Карточки социальные сегодня можно получить? Мы передавали по цепи, чтобы узнали у избирательной комиссии, что это за карточки.

– Часть выдадут сегодня, а часть через несколько дней, здесь же, – отвечали мы.

Ближе к вечеру мы сами только разобрались, что это за карточки и зачем, в действительности, пришли люди. Оказывается, им сообщили, что избирательные комиссии будут выдавать социальные карты на медикаменты и продукты. Все стояли за ними.

– Что входит в эту социальную карту, продукты там есть? – кричали из толпы.

Я пошел в избирательную комиссию, которая стала уже больше, так как пришли волонтеры, и спросил:

– Вы людям можете сказать, что это за карточки и что в них входит?

– Мы сами ничего не знаем, – ответила председатель комиссии.

– А кто знает?

– Центральная избирательная комиссия в Луганске.

– Так что говорить людям?

– Скажите, что карточки получат все.

Я с трудом протиснулся к выходу.

– Ну, что они сказали? – спрашивала меня толпа.

– Карточки получат все, – ответил я.

– Ополченцы, вы сволота, у нас не было никаких проблем, пока вы тут не появились, – кто-то выкрикнул из толпы.

– Арестовать его – это провокатор, – сказал один из командиров ополченцев, пришедших голосовать. И бросились за «провокатором», увезя его в подвал.

Мы вызвали еще подкрепление, которое занималось арестами недовольных.

К вечеру, когда толпа стала двигаться очень быстро ввиду работы двенадцати столов участка, мы увидели, как вывесили объявление, что входит в социальную карту. Никаких продуктов и медикаментов там не было. Там не было вообще ничего. Вы имели право вызвать «скорую» и еще какая-то дребедень.

Уже 8 мая 2015 на сайте Алчевского городского совета появилось сообщение о выходе Алчевска из состава «ЛНР»:

«Патриоты Алчевска заявляют о выходе нашего города из состава ЛНР! Мы не желаем подчиняться Плотницкому и его клике! Нам надоела эта бессмысленная беспощадная братоубийственная война. Алчевцы хотят мира, свободы и достатка для своих детей. Ничего это „ЛНР“ обеспечить не в состоянии! Наши лучшие сыны гибнут ради обогащения Плотницкого и его кукловодов, которые цинично грабят наш родной край! Нет никакой народной республики. Нас всех обманом превратили в рабов, лишили зарплат, надежд, будущего и перспектив. Мы доведены до отчаянья и готовы войти в состав Украины на условиях амнистии».

(Сайт Алчевского городского совета).

Но позже сайт перестал работать и был восстановлен только 9 мая. Все записи за 8 мая были удалены.

После закрытия избирательного участка г. Алчевска, 2 ноября 2014 года.

Так шли дни, пока вечером не пришли из контрразведки и не сказали Михалычу, что нужны два человека в ночной патруль. Когда перед строем Михалыч спросил, кто пойдет, я сделал шаг вперед.

Хотя были и другие желающие. «Тор», житель Донбасса, лет шестидесяти, шустрый, небольшого роста, воевавший со Славянска, два раза отбывавший наказание в «крытой» (тюрьма с закрытым режимом содержания). После демобилизации из армии, в двадцать лет, где он служил в разведке, сидел по тюрьмам почти безвылазно. Но очень шустрый мужичок – по нему не было видно его прошлое ни в речи, ни в повадках. Очень любил поговорить. Он был у нас командиром взвода управления, в котором числился я. Как-то он мне сказал:

– Нас, если что, с России всегда поддержат огнем, как было летом, когда я был на «Зушке»2525
  ЗУ-23—2 – советская 23-мм спаренная зенитная установка, в составе двух зенитных автоматов.


[Закрыть]. Тогда нам пришел приказ, что сейчас залетят «Сушки»2626
  Су-25 – советский/российский бронированный дозвуковой штурмовик, предназначенный для непосредственной поддержки сухопутных войск над полем боя днём и ночью при прямой видимости цели, а также уничтожения объектов с заданными координатами круглосуточно в любых метеоусловиях.


[Закрыть] огонь по ним не открывать.

В то время, да и сейчас, над территорией Украины могли летать только одни «Сушки», – украинские. Из чего он, да и все остальные, поняли, что эти самолеты принадлежали «союзникам», то есть России.

Так вот, он тоже рвался в патруль, говорил, что нужно людей обстрелянных отправлять, но командир роты отправил нас.

Со мной поехал «Самара», возраст примерно сорок три года. Приехал из Германии, где жил последние десять лет, службу в армии проходил волею судьбы там же, еще во времена СССР.

Перед выездом, на патрулирование г. Алчевска, октябрь 2014 года.

С 22.00 мы заступили на патруль. Предварительно за нами приехали контрразведчики, и мы уехали в гостиницу, где был общий сбор и развод. Нас было человек пятнадцать, по три человека на машину. Перед тем как выехать, Михалыч выдал мне свой автомат Калашникова. Вообще с оружием, как я уже писал, у нас была напряженка, да и оружие в тылу было ни к чему. И выдавалось лишь тогда, когда заступали в караул. Кстати, в караул мы ходили по два раза в сутки по два часа, через день. Один человек был с торца здания нашей казармы, другой – сзади, во внутреннем дворе.

Итак, наш ночной патруль:

Я попал в машину, где было два человека: один местный, бывший полицейский, другой – россиянин, бывший студент филологического факультета.

Наш патруль, г. Алчевск, октябрь 2014 года.

Они сидели спереди, я сзади, и внимательно рассматривали ночной город, медленно проезжая по улицам. Наша задача была задерживать нарушителей комендантского часа. В случае, если документов не было, доставляли в РОВД. Такой был за ночь всего один: вышел из дома и не взял с собой документы. Двигаясь по одной из улиц города, мы заметили куда-то спешащего молодого человека с автоматом Калашникова в руках.

– Куда ты бежишь? – спросили мы.

– Я охранял АЗС, и на меня хотели напасть два гражданских. Они уехали на мотоцикле, точнее ушли – у них не было бензина. Я хочу их задержать, – сказал он.

Тот, что бывший полицейский (а он, как правило, вел разговор, мы только стояли и держали всех на мушке), сказал: «Дыхни… еще раз…», – и глядя на меня с сомнением, сказал: «Что-то непонятно».

Я сказал казачку (а это был их боец):

– Дыхни.

От него слабо пахло пивом, буквально, может, выпил кружку несколько часов назад. Но глаза у него были ненормальные, было в нем что-то слегка сумасшедшее – похоже, парень накурился, если не больше. Мы сказали ему, что нужно проехаться с нами, и усадили на заднее сиденье, где я за ним наблюдал. Когда догнали его «обидчиков», все оказалось не так, как он говорил.

Двое ребят, местных жителей Алчевска, подошли с мотоциклом на АЗС, но она не работала. Ее охранял казачок, который, явно скучая, стал дергать затвором автомата и хотел отнять у них транспорт, чтобы съездить по своим делам. Они убежали от него.

– Сдай оружие, – сказали мы.

– Не, вы че, оно записано на меня.

– Мы тебя сейчас доставим в штаб бригады, и там будут с тобой разбираться. Забрали автомат и повезли его в штаб. На входе задержанного обыскали и поднялись наверх. Там он рассказал, с какой он части. Парня ждала незавидная судьба, да к тому же Мозговой вызвал его к себе. Пока один из нашего патруля писал рапорт, другие из контрразведки спорили, кому достанется оружие.

– Ты смотри – таким дуракам еще и калибр 7.62 дают, а у нас вообще ничего нет, – сказал один из них. После этого мы заехали попить кофе и слышим какой-то грохот по городу. Поехали на этот звук. Видим, едет то ли броневик, то ли что, но в кузове кто-то находился с оружием. В общем, самодельная бронемашина с пулеметом и человек восемь в ней. Мы обгоняем их, подрезаем и выбегаем из машины.

– Стоять, – скомандовал я, направляя оружие, – патруль контрразведки, предъявите документы.

Водитель испугался: «Да мы свои», – пробормотал он. Приезжали они с передовой, все у них оказалось в порядке.

Еще одно происшествие произошло в эту ночь: где-то в 23.00, по рации поступила команда приехать по определенному адресу на ДТП, где автомобиль «Жигули», с пьяной, веселой компанией из двух мужчин и женщины, врезался в фонарный столб.

Когда мы прибыли на место происшествия, то увидели разбитую машину, которая вошла в столб. На дороге валялись осколки. Пьяные пассажиры весело болтали между собой, один звонил по телефону и кому-то что-то рассказывал.

Мы представились и попросили объяснить ситуацию. Один из них был ополченец, в гражданской одежде, приехавший с боевых (то есть с передовой). Он не справился с управлением, и произошла авария. Ко мне подошли женщины, которые стояли на тротуаре и сказали, что этот пьяный водитель летел на запредельной скорости.

В это время приехали с мигалками еще две машины из контрразведки. Нас просили перекрыть дорогу с двух сторон и никого не пропускать. Я встал с одной стороны, ребята с другой, поставив машину поперек дороги.

Внутри нашего сектора шел ожесточенный спор, когда приехал заместитель комбрига Николаич. Он вышел из джипа черного цвета, в домашних тапочках и пистолетом в руках. С таким пистолетом я его уже встречал в первый день моего летнего приезда в ополчение, когда он хотел расстрелять двух водителей.

Он подошел ко мне и спросил:

– Кто из них был за рулем?

Я показал на водителя. Николаич подошел к нему и ударил в лицо. Тот сказал:

– Не понял, вот это да…

Николаич ударил его еще раз.

– В наручники его, – скомандовал он.

– Вот это да. Да вас тут понаехало столько, что на передовой меньше, – сказал задержанный.

К нему подошел один из наших контрразведчиков и стал его избивать.

– Да где ты был, сука, когда мы в Славянске стояли? – сказал он.