Текст книги "Исповедь хироманта. Жизнь как чудо"

По тонкому льду

Дорогу осилит идущий!

Просто мудрость

Моя просветительская деятельность и врачебная практика (школа йоги и медцентр) позволяли вести безбедное существование. Жена не работала и занималась семьей. Но перспектива прожить всю жизнь в общежитии напрягала. Надежда – хороший завтрак, но плохой ужин. Я сосредоточился на решении своей жилищной проблемы.

Как настоящий мистик я начал усердно молиться с тайной мыслю получить подарок от своего любимого Бога. Ведь у меня уже получался подобный фокус. Причем, вы помните, с первого раза. Сейчас, когда я был благочестивым христианином, – чудо должно случиться незамедлительно. Но как-то не складывалось. Не спешил Всемогущий. Хотя я замечал, что после посещения храма какие-то подвижки происходят. Например, получил-таки семейное общежитие. Или мне предложили купить комнату. Но денег не было.

Идти на серьезную магию я не хотел. Не позволяло христианское мировоззрение. Надо ждать и терпеть. Смирение и благочестие. Да и не верил я, что дважды можно войти в одну и ту же реку. И чем придется за это платить?

И вот, когда критическая масса накопилась, то я…

Одно из моих ярких детских воспоминаний – я бегу по первому тонкому льду. Однажды в тихую ноябрьскую ночь внезапный сильный мороз сковал все водоемы в округе. Утром я сразу побежал к ближайшему озеру и обнаружил совершенно ровный, чистый, как и ноябрьская вода, лед. Такое бывает очень редко. Лед чаще шероховатый и белый. Проверив его на прочность у берега, я разогнался и побежал, скользя по манящей ледяной глади.

Прозрачный тонкий лед прогибается и трещит под ногами. Я вижу сквозь него чистую воду, песчаное дно, водоросли, рыб. Красота! Сердце мое, двенадцатилетнего подростка, замирает от восторга. От бега, морозного воздуха и ледяной глубины под ногами. Опасность, которую я преодолеваю, завораживает. Я не бегу, я лечу. Острое состояние счастья. Необычайного восторга, который вообще способен пережить человек.

Я бегу и не могу остановиться. Даже если устану или испугаюсь. Под ногами ледяная ловушка. Бег может закончиться только на другом берегу. Но мне и не хочется останавливаться. Отдышавшись, я вновь и вновь повторяю свой радостный бег на других участках озера, на которых лед еще крепок. И весело бьется сердце, и парит душа. О, это пьянящее чувство полета! Свободы! Чуда!

Временами моя жизнь похожа на этот бег. Бег по тонкому льду.

…И вот, когда критическая масса накопилась, то я разогнался и…

Взял кредит в банке. Родители продали старый дом. Что-то заработал. Помог Валера Шумилин – меценат, бизнесмен и просто хороший человек. Низкий ему поклон! Да продлит Господь его лета!

Купил одну квартиру. И продал. Купил вторую – убитую, отремонтировал и продал. Рассчитался с долгами. Занял снова и купил третью. И бежал, бежал…

Самое трудное – начать. Найти точку отсчета. Поймать момент истины. Когда жизнь загонит в угол, надо брать «ноги в руки» – и вперед! Дорогу осилит идущий. Или бегущий.

У бега по тонкому льду два правила. Первое – не останавливаться. А второе – испытывать радость от бега. Иначе бег бессмысленен. Иначе лед тебя не выдержит.

«А магия? – спросит пытливый читатель. – Как так, Борис Константинович? Что же такое? Неужели таки не колдовали? Ну хоть чуть-чуть?»

Ой, правы, мой друг! Хоть не колдовал, но и магию не забыл. Я все же эзотерик. Что я сделал? Отпустил бороду и дал зарок не сбривать, пока не куплю квартиру. Ходил небритый, как монах. Не прошло и полгода, как все свершилось.

Нехорошая квартира

А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке.

Евангелие от Матфея

Приобретя крышу над головой, я не успокоился и продолжал дальше улучшать свои жилищные условия. В это время Судьба предложила мне интересный вариант.

Олег Г. был моим учеником. Вместе с женой Инной они составляли гармоничную пару. Красивые, здоровые, энергичные, тридцатилетние. Когда Олегу представилась возможность уехать в США (пригласила еврейская диаспора), он стал собираться. По профессии он был программистом и с голоду умереть в Америке ему не грозило. Ходить на мои занятия он стал редко, а Инна вообще перестала. Изучение языков, английского и иврита, требовало времени.

Однако вскоре Олег обратился ко мне как неврологу с проблемами в позвоночнике. Выглядел он плохо, и я, к большому своему огорчению, обнаружил у него клиническую картину рассеянного склероза – заболевания неизлечимого. Договорился о консультации с главным невропатологом области, и тот, к счастью, не подтвердил мой диагноз, обнаружив лишь остеохондроз. Все равно ехать на новое место, когда здоровье не в порядке, – не лучшая затея. Лечение, тем не менее, дало результат, и Олег успокоился.

Но через пару месяцев он опять пожаловался на обострение заболевания. На этот раз я обнаружил лишь радикулитные боли. Но зато теперь главный невропатолог диагностировал рассеянный склероз! Просто чертовщина какая-то!

Как бы то ни было, до отъезда Олегу оставалась пара-тройка месяцев, и он предложил мне купить его двухкомнатную квартиру. Квартира была хороша: новая (дому два-три года), удобная планировка, все раздельно, большая кухня. Ленинградский проект. Одно неудобство – дальний микрорайон. Но почти у леса, и с транспортом проблем нет. Дом находился на Московском шоссе и, собственно, был последним домом по дороге в Москву. Когда въезжаете в Орел со стороны Москвы, то это первая пятиэтажка слева, скрытая за деревьями. Это обстоятельство меня тоже привлекало. Ведь в квартире уже была энергетика эмиграции, а жильцы повторяют судьбу прежних владельцев. Мне хотелось воспользоваться этим обстоятельством. Во-первых, Орел стал для меня тесен. Как говорил один мой приятель: «Ты можешь быть гением, но жить надо в Москве». А во-вторых, дочь подрастала, и ей надо было дать образование. Моей жене Орел вообще никогда не нравился.

Нравился ли мне Орел? Cotte si cotte да, как говорят французы. Но отношусь я к нему очень хорошо. Это отношение сформировано людьми, которые живут в нем. И Орел меня умиляет, как умиляет своей наивностью и простотой дитя.

А какие города мне нравятся? Смоленск красив. Ярославль люблю. Санкт-Петербург. Но это города северные. Иркутск. Хабаровск. Тоже холодно. Да и моря хочется. Владивосток? Теплее. Рига, Барселона, Биарриц… Хорошо. А может, Гонконг или Токио?

А вам, живущим в большом городе, и страдающим от утраты смысла жизни, рекомендую посетить Орел. Или любой другой город русской глубинки. И вы поймете, что жизнь… бессмысленна. В больших городах смысла, правда, тоже нет. Суета, рекламные огни, большие магазины и пробки на дорогах создают иллюзию жизни. Часто иллюзия заменяет смысл.

Квартира Олега была уже пятой или шестой в моей жизни. Продав свое жилье, я договорился, что покупатели немного подождут, пока мы переедем. Но Олег задержался с отъездом на неделю, и нам пришлось начать перевозить вещи. Посещая дом Олега, я поражался царившей там атмосферой болезненности. Про Олега я рассказал. Инна постоянно жаловалась на головную боль и большую часть времени проводила, лежа на диване с учебником иврита в руке. Девятилетняя дочь страдала носовыми кровотечениями вплоть до вызывания скорой помощи. Мне было очень жаль ребят. Ведь еще год назад были кровь с молоком! А впереди чужая и, как мне казалось, жесткая страна.

Въехав в новую квартиру, мы стали обживаться. Больше всего новой обстановке радовалась Настя. Однако первая ночь была омрачена ее истерикой. Дочь проснулась часа в два ночи с плачем. Попытки успокоить четырехлетнего ребенка окончились безрезультатно. Качание, пение песен, поглаживание, поение водой и чаем были безрезультатны. Мы понимали, что, скорее всего, дочь перевозбудилась днем. Но прошло полчаса, час, а ребенок не унимался. Мы сами уже были никакие. Такого ранее не было никогда, тем более что Настя отличалась необычайно спокойным характером.

Предположили и сглаз. Зажгли свечу, опрыскали святой водой и положили под матрас нож. Я читал канон. Жена баюкала. То ли эти меры помогли, то ли ребенок устал, но наступил долгожданный сон.

Через две недели я сам проснулся среди ночи. Меня мутило. Я дошел до унитаза, меня немного вырвало, но обратно в постель я вернутся не смог. Голова кружилась так, что не мог даже лежать, тем более передвигаться. Такое состояние, наверное, испытывают люди, страдающие морской болезнью. Я сидел на полу у дверей в санузел, опершись спиной о стену, и не мог пошевелиться. Жена дала мне одеяло. И через некоторое время я заснул в этом же положении. Лишь под утро перебрался в постель.

Выспавшись, на следующий день я чувствовал себя хорошо. Свое состояние связывал с вчерашним походом в гости. Съел что-нибудь. Хотя жена чувствовала себя прекрасно.

Еще через две недели приступ повторился утром перед выходом на работу. Обошлось без рвоты. И полулежал я уже на диване. То, что творится что-то не то, я уже понял. Объяснима теперь мне была и болезненность семьи Олега. Разумное объяснение – токсичные материалы, из которых сделан дом. Или мебель, оставшаяся от хозяев. Иногда мне казалось, что я чувствую какой-то неприятный химический запах.

Мы стали расспрашивать жильцов дома. И выяснили, что не все так просто. Неприятности были у всех, причем совершенно различного характера. Самая интересная история приключилась с нашей соседкой по лестничной площадке. Она, так же как и семья Олега, до этого проживала с мужем в общежитии. Там же и родила сына. Потом получила квартиру и переехала сюда.

Все было хорошо, кроме одного. По ночам ей снился странный сон, или это была странная явь. Какое-то мохнатое существо ложилось в их супружескую постель между ней и мужем. Иногда оно сталкивало женщину с кровати. Кончилось все тем, что от нее ушел муж, ранее сильно ее любивший. Сущность, терроризировавшая соседку, ушла тоже.

Эта история объясняла поведение дочери в первую ночь пребывании в новой квартире. Я уже сталкивался с подобными вещами.

Моей жене довелось пожить в Санкт-Петербурге. Тогда это был город Ленинград, и училась она в Высшей Профсоюзной Школе Культуры. Общежитие ВПШК находилось на улице Ю. Фучика. Район Купчино.

Жильцам этого общежития завидовали все ленинградские студенты. Красивое современное здание со всевозможными удобствами. Мне, старожилу студенческих общаг, есть с чем сравнить.

Но было одно «но». Общежитие было построено на кладбище самоубийц. Самоубийц в России не хоронят по христианским обычаям. Не отпевают. Закапывают за кладбищенской оградой. И души их неприкаянны.

В общежитии ВПШК этих душ было предостаточно. И студенты имели свой опыт сожития с потусторонним миром.

Души были разные. Студенты тоже разные. И отношения выстраивались разные. Все как в жизни. Кому-то души покровительствовали, вплоть до подсказок номеров билетов на экзамене. А кому-то устраивали мелкие неприятности, именуемые полтергейстом.

Очень забавным был дух, живший в одном женском блоке. Он любил девушек трогать. Происходило это ночью. Или в душе. Моется студентка – комсомолка или коммунистка, убежденная материалистка, а тут ее кто-то «мацает» за всякие места. Или спит себе потихонечку, а тут волосатая мужская рука… Вот такая неожиданность.

Приехав в гости к жене, я, естественно, остался у нее на ночь. И вот снится мне сон, будто насильник душит мальчика. Проснулся. Нательный крестик лежал на столе. Надел крестик. Выспался прекрасно.

До этого у жены останавливалась ее сестра Марина. Очень восторгалась общежитием. Ночью проснулась с жуткими криками. Разбудила полобщежития.

А был ей сон. XIX век. Будто живет она в какой-то гостинице в Питере. Собирается по своим делам. Вдруг слышит, как у портье какой-то мужчина спрашивает ее: «Госпожа Туманова у себя?» Служащий отвечает утвердительно, и тот поднимается на ее этаж. Но ей страшно, и она не хочет с ним встречаться. А тот уже подходит к двери. Ей еще страшнее. Она пытается убежать от него, но встречается с ним в коридоре. Мужчина достает револьвер и стреляет в нее. Боль, кровь, ужас.

Марина так и не смогла потом заснуть. А на следующий день сняла номер в гостинице.

В прошлом году я путешествовал по Европе. Начал путь с нашей Северной столицы. Давно там не был. Жил несколько дней на свободной квартире коллеги – хироманта Виктора Дишуна. Как вы думаете, куда привела меня Судьба? Где я жил?

Правильно. В районе Купчино. Недалеко от общежития бывшего ВПШК.

Зачем, Господи? Больно ведь! Ничто не ранит человека так, как осколки его разбившегося счастья. Позже я понял, зачем Судьба проводила меня по старым местам. Это было прощание. Закрытие дверей в прошлое. Конец целого периода жизни.

…Через месяц мы, естественно, продали квартиру на Московском шоссе. И это действительно было наше последнее пристанище в городе Орле. Впереди была Москва.

«I'll be back!» – сказал Терминатор.

Второе пришествие

Если вы думаете, что моя жизнь говно, милочка, то я вам скажу: говно по сравнению с ней – повидло.

Ф. Раневская

Во второй раз Москва приняла меня еще более неприветливо. Москва образца 1995 года была местом весьма неуютным. Хотя я начал покорение столицы практически из центра – Кутузовский проспект, дом 4. Окна кухни выходили на Белый Дом. Но это была всего лишь комната в трехкомнатной неприватизированной коммунальной квартире. Соседи: мужиковатая Татьяна – строитель; муж ее, бывший мент; трое их детей. Детей из неблагополучной семьи. В смысле Таниной семьи.

Зима 1995–1996 года была жесткой. Озлобленность населения, разгул криминала, агрессивная экология. Плакаты с Ельциным «Голосуй сердцем», коробка из-под ксерокса, набитая долларами, война в Чечне.

Кстати, к Ельцину я относился хорошо. Мое личное отношение сформировалось в городе Орле при следующих обстоятельствах. Как-то пригожим весенним днем я гулял с дочерью возле дома. Вышли на улицу Комсомольскую. Я обратил внимание на отсутствие автомобилей. И тут вспомнил, что в город прилетает Ельцин и будет встречаться со Строевым. Я был очень зол на Ельцина, как и большинство обманутых и ограбленных россиян. И специально поглазеть не пошел бы, но тут уже показались машины президентского кортежа. Отлично, думаю, пусть ребенок развлечется.

Собрав всю свою ненависть, я стал ждать. Если наши взгляды встретятся, уж я передам свои чувства человеку, пропившему великую страну. Это его, конечно, не убило бы, но свою агрессию я бы выплеснул.

И вот не очень быстро мимо нас проезжает Е.Б.Н. Он сидит в автомобиле за водителем. До нас метров двадцать. Ельцин видит нас и машет рукой. И при этом у него на лице написана такая радость, будто сына родного встретил! Я невольно улыбаюсь, поднимаю руку и машу в ответ.

Вот тогда я понял, что такое харизма. Это способность моментально располагать людей к себе. Ельцин ею обладал в достаточной степени. В этом был секрет его успеха.

Позже, сразу после его смерти, по просьбе редакции газеты «Комсомольская правда» я описывал его руку. В линиях руки присутствовало все: упорство, удача, доброта. Но его доброта оказалась хуже воровства. Король не мог противодействовать свите, разорившей империю…

Летом я прописывался в квартиру на Кутузовском проспекте. Это было на следующий день после мафиозной разборки: бандиты ночью взорвали противопехотную мину на пороге ресторана, расположенного в нашем доме. Жертв не было, но окна квартир были выбиты все, вплоть до последнего этажа. Когда я проходил мимо, дворники уже подметали осколки и милиция еще собирала вещдоки.

Раз в месяц в нашем доме (500 квартир) или в соседнем кого-нибудь убивали. Большой дом в центре Москвы состоял наполовину из коммунальных квартир, их начали расселять, и в дом уже стали заселяться новые русские. За ними охотились киллеры. В квартиру напротив заселился дяденька, который ходил с двумя телохранителями. Конечно, садясь с ним в лифт, хулиганов можно было не бояться. Но граната страшнее любого хулигана.

В ту зиму стали активно посыпать снег и лед реагентами. Они были настолько ядовиты, что, попав на обувь, разъедали ее. К концу сезона ботинки сгорали. Разрушались электрические контакты троллейбусов. Были случаи, когда людей, садившихся в троллейбусы и касавшихся руками их корпуса, убивало током. Пары реагентов вызывали удушье. На Кутузовском проспекте стоял непреходящий смог от всего того металлолома с неисправными карбюраторами, который вывезли в страну вернувшиеся из Европы прапорщики ЗГВ. Мерседесы и «бэхи» гордо ездили по проспекту и дымили наравне с грузовиками. Коих тоже было предостаточно.

Ситуация усугублялась тем, что, приехав в Москву осенью, я не мог устроиться врачом в нормальную клинику. Госучреждения я игнорировал. Денег там не платили.

Прошла зима, наступала весна. Работы не было. Деньги таяли, как мартовский снег. Надо было что-то делать. С утра возник разговор с женой о возвращении назад. Проблему решили обсудить вечером. Это было 5 марта – день смерти Сталина. Купил бутылку Киндзмараули. Помянуть, так сказать, тирана.

Мы открыли ее за ужином и стали искать решение. Он пришло само в виде газетной статьи в «МК», прочитанной мною днем. В статье одна женщина рассказывала о трудностях своей эмиграции в Америку, преодолев которые, она добилась успеха. И заканчивала она свой рассказ фразой: «Никогда не возвращайтесь туда, где вам было хорошо».

Эту мудрую фразу я запомнил на всю жизнь. И когда Виктор спрашивал у меня, не жалею ли я о том, что переехал в Москву, я отвечал: «Жалею только об одном. Что не сделал этого раньше».

Приехал отец. Квартира произвела на него впечатление. Высокие потолки, консьерж, центр города… Не менее сильное впечатление на него произвели тараканы в мусоропроводе, который располагался прямо в квартире. Они были двух сортов. Обычные прусаки и большие черные. Говорят, бразильские.

– О, они скоро выселят хозяев, – вдруг сказал отец, увидев их.

– Замечательно! – мы с женой переглянулись. – Давно пора.

Эти слова отца я воспринял оптимистично, зная его магические способности. Иной раз скажет – как отрежет. Я весьма активно уговаривал свою соседку приватизировать квартиру и разъехаться. При благоприятном исходе нам грозила нормальная двушка в спальном районе. И соседка уже поддалась на уговоры. Я подыскивал варианты.

Но предсказание не несло в себе позитива. Судьба уже вмешалась в мои планы. Жена моя, будучи дамой гордой, соседку невзлюбила и по факту совместного проживания постоянно ворчала. Мне приходилось уговаривать не только соседку, но еще и свою собственную жену по крайней мере мне не вредить и сглаживать возникающие между ними конфликты. Соседка Татьяна была девушкой весьма нервной, с высоким уровнем агрессивности, для которой были основания. Трое детей – младшая, восьмилетняя, с признаками дебиловатости, а старшая – трудный подросток. Последняя в паре со своим дружком-цыганом обворовала свою же собственную квартиру. По мелочи. Но неприятно. К нам в комнату не влезли.

Танин муж, Толик, изгнанный из ментов, перебивался временными заработками. Раз в неделю Толик напивался, и тогда Татьянина злоба получала выход – они дрались. Они были примерно одной весовой категории – под 80 кг.

Танину агрессию, направленную на меня, я сглаживал как мог, и между нами прямых конфликтов не было. Но ложась спать, я клал под подушку молоток. Обстановка была еще та – вспоминать не хочется. Самый жесткий период в моей жизни.

Однажды две женщины встретились на кухне и, естественно, стали докапываться друг до друга. Лена допустила нелестные замечания об интеллекте Таниной дочери – назвала ее дебилкой. Такое Таня простить не могла и сразу перешла в «ближний бой». Учитывая значительное преимущество в весовой категории, Таня бы запросто придушила противницу.

На счастье Лены, я был дома и не позволил случиться смертоубийству, быстро разведя противников. Через пять минут я уже вез жену к родственникам. А вечером, взяв в помощь своего приятеля, полковника спецслужбы в отставке, вывез оставшиеся вещи из квартиры. Если бы я остался здесь ночевать, то это была бы последняя ночь в моей жизни. За сто долларов отрывали головы. А тут целая неприватизированная комната.

Разумеется, после этого инцидента о каком-то разъезде и речи быть не могло. Я спешным порядком продал комнату почти за половину ее цены, и новая хозяйка без проблем довершила мое дело, уговорив Татьяну переселиться и выкупив всю квартиру.

Есть только две бесконечные вещи: вселенная и глупость. Хотя насчет вселенной я не уверен. (Альберт Эйнштейн)