Текст книги "Забытые в небе"

III

Короба отобрали быстро – подвесные потолки роскошных некогда апартаментов давно сгнили, выставив напоказ кабели, трубы и вентиляционные магистрали. Люк цветным карандашом обозначил на схеме этажа выбранные участки, а Лея для верности пометила их цветными ленточками, надёрганными из ветхой занавески, найденной в одной из комнат.

На всё про всё ушло полтора часа – по часикам Люка. Заполняя заявку на посту охраны, он нарочно указал контрольный срок с большим запасом, и теперь у «водопроводчиков» было не меньше двух часов на удовлетворение мародёрских инстинктов. Лея немедленно кинулась обшаривать спальни, и он, помедлив, последовал за ней – вдруг удастся выполнить заказ матери и отыскать постельное бельё? Или хотя бы чайные ложечки…

Увы, их усилия оказались напрасны. На этаже уже кто-то побывал и вынес всё, представляющее хоть какую-нибудь ценность. Повезло, разве что, Лее – она ухитрилась отыскать по ящикам и шкафчикам горсть женской мелочи, вроде крошечного стеклянного флакончика, сохранившего сладкий запах давно испарившихся духов, или жестяной блестящей коробочки с лепёшкой слежавшегося в камень розового порошка. «Дома растолку…» – заявила сестра, хозяйственно пряча добычу в сумку.

«… и для кого, спрашивается, она будет пудрить носик? Тоже мне загадка – для Пола, разумеется…»

Люк ощутил нарастающий прилив раздражения.

«…опять этот Пол…»

Пумба принимал в поисках самое активное участие – раскапывал наросты лишайников по углам, поддевал клыками остатки сгнившей в труху мебели и с довольным хрюканьем подъедал гроздья сиреневых шаров-сыроежек – рад небось, обжора, что грибы хозяев не интересуют, и можно подхарчиться, не рискуя огрести по холке.

– Слушай, бригадир, есть мысль.

Люк обернулся. Пол стоял в дверях – спокойный, уверенный в себе. Колчан, полный стрел, за спиной, длинная, ладони в полторы, заточка – за поясом.

– Мы ведь трубы так и не нашли?

– Ну да, а что?

Они действительно обшарили весь этаж. Но, видимо, прежние владельцы апартаментов решили сэкономить, и поставили не модные, экологически чистые солнечные конвекторы, а банальное центральное отопление, собранное из пластиковых труб. От них на стенах остались только полосы чёрной мохнатой плесени.

– Вчера я заметил в районе восемьдесят первого солнечные желоба. Снаружи, вдоль всего фасада. Может, попробуем?..

Люк задумался. Пол говорил о длинных желобах с зеркальной поверхностью и трубками для нагревания воды. Они представляли изрядную ценность – такие устройства снабжали население Офиса горячей водой и паром. К тому же, прежние владельцы солнечных конвекторов обычно ставили в свои системы отопления не копеечный пластик, а дорогую медь. А ведь именно медные трубы и нужны дяде Антону, за них бригаде обещан бонус…

– Восемьдесят первый? – ахнула Лея. – Это ведь уже…

– Погорелые этажи, да. Так и что с того? Мы ненадолго: снимем трубы, и сразу назад. Или струсил, бригадир?

Люк не ответил. С одной стороны соваться в запретную зону не стоит, и дело даже не в прямом запрете дяди Антона. Общеизвестно, что дауны пробираются в башню именно через Погорелые этажи и частенько устраивают там свои лёжки.

Но с другой стороны – как бы пригодились бы сейчас бонусы! Через неделю Генеральный будет раздавать ежеквартальные призы, а у него чуть-чуть не хватает до «золотого» статуса. В самом деле, не на каждом же углу там дауны? Если что – стрел у Пола с Леей полно, а свою заточку он вечером хорошенько наточил о бетон. В случае чего не подведёт.

«…а Пол хитрит, берёт на слабо – недаром на губах ехидная такая усмешечка…

…а Лея смотрит выжидающе – что решит брат?..»

– Идём. – решительно ответил он. – Только, сестрица, ты вперёд не суёшься, ясно? И Пумбу возьми на привязь, мало ли что…

* * *

БУМ-М-М – бум-бум-бум… БУМ-М-М – бум-бум-бум…

Звонкие металлические удары водопроводчики услышали ещё на лестнице, ведущей на восемьдесят первый этаж. Они повторялись и повторялись в звенящем, почти музыкальном ритме. Потянуло тревожным запахом, от которого у по коже побежали мурашки, а пальцы так стиснули рукоять заточки, что побелели костяшки.

Пумба деловито захрюкал, задрав пятачок – принюхивался.

– Дым? – испуганно спросила Лея.

– Там дауны. – отозвался Пол. – Больше некому.

– Возвращаемся?

Они ещё ничего не успели найти. Стоило звонким ударам донестись до ребят – и они немедленно позабыли про трубы, конвекторы, даже бонусы.

– Погоди, бригадир… – глаза Пола сошлись в упрямые щёлочки. Он выдернул из колчана стрелу с красным оперением и наложил на тетиву.

– Давай подберёмся поближе, разведаем…

Красное оперение – это яд волосанов. Такой нехитрый код использовали все лучники Офиса. Яд действует очень быстро: сначала поражает конечности, заставляя жертву биться в судорогах, как бился на канате давешний руколаз. Потом – добирается до дыхательных мышц, и всё заканчивается в считанные минуты.

Жаль, на самих волосанов яд не действует совершенно. Зато и руколазов, и электрических червей-шокеров, и любых птиц берёт с гарантией.

Как, впрочем, и людей.

А пол уже крался вперёд, слегка согнувшись, до половины натянув тетиву. Пумба злобно хрюкал, рыл копытцем цементный пол – рвался в бой.

– Придержи его! – прошипел Люк сестре. – и вообще, стой тут, я за Полом. Надо, в самом деле, выяснить, сколько их там!

БУМ-М-М – бум-бум-бум… БУМ-М-М – бум-бум-бум…

Удары сыпались, как капли воды с переполненного листа древолианы: большая капля – три маленькие, большая – три маленькие, большая… Ритм завораживал, запах дыма разъедал ноздри, призывая повернуться и бежать – прочь от самого опасного, запретного, что может только встретиться в башне. Оно, там, в десятке шагов за поворотом коридора – недаром играют на стенах зловещие оранжевые отсветы и мечутся тени, в которых с трудом угадывается фигура человека, взмахивающая молотом.

– Огонь… – тревожно выдохнула Лея. Люк сердито покосился на сестру – она всё-таки не послушала его и пошла следом.

– Огонь же! Вы что, не видите? Пошли отсюда, пока нас не заметили!

БУМ-М-М – бум-бум-бум… БУМ-М-М – бум-бум-бум…

Пол сделал нетерпеливый жест, отмахиваясь от Леиного страха. Чуть натянул тетиву – и неслышно заскользил вперёд. Он это умел: подобраться вплотную к самой осторожной птице так, чтоб ни веточка, ни лист не шелохнулись, и сбить пущенной в упор стрелой.

Только вот сейчас они не на охоте…

Пол осторожно выглянул за угол – и тут же спрятался. Обернулся, опустил лук и поднял растопыренную ладонь с одним поджатым пальцем.

Люк махнул рукой в ответ. Всё ясно – даунов четверо. Что ж, разведка произведена, пора возвращаться вниз. Сообщить охране и пусть решают, что делать дальше.

«…откуда всё же этот звон? Дауны устраивают ритуальные пляски? Играют в какие – то свои игры? Любопытно…»

– Папа, здесь офы!

Детский крик резанул по ушам и утонул в воинственном визге Пумбы. Звонкая дробь за углом оборвалась. Лея оглушительно завизжала, заглушая разъярённого минипига.

Мальчишка. Младше их, лет восьми, не больше. Отлетел к противоположной стене коридора и скорчился на цементе, сжимая в руке нож – плоский, блестящий клинок, совсем не похожий на расплющенный, загнутый кусок арматуры, торчащий за поясом у Люка. В глазах – лютая злоба. Левая, свободная ладонь прижата к боку, из-под неё расплывается по рубашке красное пятно. Пумба знает своё дело.

– Бежим, бежим, бежим!

Подоспевший Пол зыркнул на раненого, схватил Лею за руку и побежал к лестнице. Пумба, издавая протестующее хрюканье, волочился за ними, упираясь всеми четырьмя копытцами.

– Держись, сынок, я сейчас!

Люк обернулся на крик. Из конца коридора к нему бежал огромный мужчина – обнажённый по пояс, в грубом кожаном фартуке, на котором то тут, то там виднелись дыры с почерневшими, обожжёнными краями. В руках он сжимал большую кувалду – и заносил её на бегу для сокрушительного удара.

– Я уже, сынок! Я уже!

Мальчишка что-то выкрикнул в ответ и, не отрывая ладони от распоротого клыками бока, ткнул Люка острием ножа в ногу. Это вывело его из ступора, и он, оскальзываясь на мокром цементе, кинулся, спотыкаясь, прочь. По полу задребезжала оброненная заточка – но он не решился остановиться и подобрать её, подгоняемый чудовищными проклятиями, которые изрыгал молотобоец.

Они остановились, только миновав семьдесят третий этаж, в двух лестничных пролётах от верхней границы Офиса.

Люк бес сил опустился на ступеньки. Сердце бешено колотилось – больше от возбуждения, чем от усталости.

– Ну, что делать будем?

– Как это – что? – Люка поразил вопрос Пола. – Спустимся и расскажем всё на посту охраны. Их обязательно надо поймать!

– Зачем?

– Что значит, «зачем»? – он непонимающе уставился на товарища. – Дауны же…

Пол упрямо мотнул головой.

– Я спрашиваю – зачем ловить даунов? Они не сделали нам ничего дурного.

– Так у них этот… – Лея не могла заставить себя выговорить запретное слово. – … который нельзя использовать. Который жжётся. Видал, у того, здорового, дырки на фартуке?

– И потом, что значит – «ничего не сделали»? – добавил Люк. – А кто ногу мне проткнул?

Проткнул – это, он пожалуй, преувеличил. Нож распорол штанину и пробороздил кожу на несколько сантиметров.

– Ой, а я и не заметила! – Лея опустилась на колени и стала рассматривать рану. – Надо же перевязать…

– Ерунда, потом… – отмахнулся Люк. Он уже понял, что отделался простой царапиной. К тому же, ткань сразу прилипла к ранке, и крови вытекло совсем чуть-чуть.

– Сами виноваты. – сказал Пол. – Не полезли бы к ним – ничего бы не было!

Люк задохнулся от возмущения: Это ведь Пол, настоял на том, чтобы разведать убежище даунов! А ещё смеет обвинять других!

– Огонь разводить нельзя. – ответил он. – И использовать тоже. Нигде, ни для каких целей. Это закон.

– Да, однажды башня уже чуть не сгорела – поддакнула Лея. – А эти дураки лезут, жгут… А там даже бассейнов с водой нет – если полыхнёт, чем тушить?

Люк кивнул, соглашаясь с сестрой. Это было ещё одно, важнейшее назначение накопительных бассейнов – оттуда предписывалось брать воду в случае пожара возгорания в Офисе.

Правда, за пятнадцать лет жизни Люка пожаров ни разу не случалось. Да и с чего бы, если использование огня категорически запрещено, за это приговаривают к смерти…

Лея плеснула из оплетённой лиановым волокном бутылки воды на платок, осторожно вытерла кровь и затянула платок на ноге.

– Пока так, дома нормально перевяжу. – она поднялась, отряхнула колени. – А кто такие офы?

– Кто? – удивился Люк.

Мальчишка крикнул: «Папа, здесь офы!» Кто это – «офы»?

– Это они нас так называют. – объяснил Пол – Мы живём в Офисе – значит «офы».

– Ладно, пошли. – Люк уже тяготился этой бессмысленной беседой. – Надо всё рассказать охране, пока эти гады не спалили башню вместе с ними.

– С нами не получится. – рассудительно возразила сестра. В бассейнах много воды, потушим.

Пол вскинул на Лею взгляд. Он собирался резко возразить, понял Люк, но в самый последний момент передумал – спрятал в чехол лук, который так и держал в правой руке, отобрал у Леи поводок Пумбы и побежал вниз по лестнице. На бегу он то и дело оглядывался вверх, на лестничный пролёт, ведущий к Погорелым этажам. Как показалось Люку – с сожалением.

IV

Охранники, отправившиеся на Погорелые этажи, вернулись быстро. Они вели с собой пятерых пленников. Вернее, четверых: заляпанного кровью мальчишку отец, тот самый здоровяк в прожжённом фартуке, нёс на руках. За ним тащились остальные: парень, ровесник Люк, женщина – пожилая, измождённая, с седыми волосами – и такой же ветхий старик. У всех троих руки были стянуты за спиной, и охранники с прибаутками подталкивали их в спины своими дубинками.

Двое охранников, замыкавших процессию, были нагружены молотками, кувалдами, длинными железными щипцами, покрытыми толстым слоем окалины и массой предметов непонятного назначения, вроде гармошки из кожи с деревянными ручками. И от всего – от трофеев, пленников, даже от охранников – угрожающе пахло дымом.

– А бонусы нам всё-таки начислили! – довольно сообщил Люк, провожая взглядом скорбную процессию. – И даже вдвое больше, чем за медные трубы.

Они стояли в толпе – как только разлетелся слух, что охрана захватила даунов-поджигателей, люди стали стягиваться в лестничный холл.

– Вот добежал бы тот тип с кувалдой – показал бы тебе бонусы…

– зловеще посулил Пол.

– А по-моему, бонусы – это хорошо… – неуверенно ответила Лея.

– Так много нам и за месяц не заработать!

Пол молчал, упрямо сжав губы. Люку показалось, что когда речь зашла о бонусах, в его в глазах мелькнуло… что? Гнев? Презрение? Уж точно не радость.

– Я всё думаю: почему они тогда не убежали? – спросила Лея. Зачем было оставаться на месте? Ясно ведь, как день, что их нашли, и вот-вот заявятся охранники.

– Может, не захотели бросать вещи? – неуверенно предположил Люк. – Они там основательно устроились – видели, сколько вещей охранники принесли?

– Ерунда! – резко бросил Пол. – Какие вещи, когда речь идёт о жизни и смерти? Они же не могли не понимать, что с ними будет!

Люк кивнул, соглашаясь. С пленными даунами и так-то не церемонились, а уж за разведённый огонь наверняка полагалась смертная казнь. Любому – дауну, жителю Офиса, мужчине, женщине, даже ребёнку. Это был закон, и его соблюдали неукоснительно.

– Но почему они всё-таки не остались?

Люк не ответил и покосился на сестру неодобрительно – нет, что ли, других тем для беседы?

– Наверное, дело в мальчишке. – предположил Пол. – Пумба ранил его довольно серьёзно, побоялись, что он при переноске умрёт.

– Что им вообще надо на Погорелых этажах? – упрямо продолжала Лея. – Сидели бы в своих пещерах, там их никто не трогает…

«Пещерами» называли огромные дупла в самых толстых стеблях древолиан, где и обитали дауны. Некоторые размерами не уступали комнатам Офиса.

На это у Люка был готов ответ.

– Так огонь же! Они же работали с огнём, а в пещерах его разводить опасно, можно поджечь весь стебель. Вот и перебираются на Погорелые этажи – всё, что там могло сгореть, уже сгорело.

– Это из-за стариков. – сказал Пол. – Видели, какие они дряхлые? По древолианам лазать им уже не под силу, вот и переселяются в башню.

– А тот, с кувалдой? И мальчики?

– Может, родственники?

Люк нахмурился. Из слов Пола выходило, что дауны – как известно любому, злыдни, душегубы и изгои – рисковали жизнью ради немощных родичей и раненого паренька? Что-то тут не склеивалось…

«… но ведь они действительно не сбежали, остались на верную смерть?..»

Толпа постепенно рассасывалась. Люди обсуждали увиденное и строили предположения о судьбе пленников. По большей части, не сулящие тем ничего хорошего.

Лея дёрнула брата за рукав.

– Суд-то когда будет?

– После обеда. – Люк посмотрел на часы. – Часа полтора ещё есть.

– Мне надо заглянуть на шестьдесят пятый. – объявил Пол. – Я заказал новые плечи для лука, наверное, уже готовы. Кто со мной?

– Вы идите, я догоню. Надо к ремонтникам зайти, выпросить новую заточку. А то я свой потерял, когда бежали от того дауна…

* * *

Мастерские ремонтников располагались тремя этажами ниже жилых этажей. Люк любил здесь бывать и смотреть, как работают с металлом. Например, как изготавливают заточки. Сначала = кусок арматуры сгибают так, чтобы получилась скоба, защищающая пальцы; оставшийся длинный конец долго плющат на наковальне, пока тот не примет форму сильно вытянутого листа. Дальше начинается самая долгая, самая нудная часть работы – края этого «листа, предварительно отбитые так, чтобы они стали как можно тоньше, до изнурения затачивают, правят на кусках бетона. Последний «глянец» наводят на настоящих точильных камнях – но это лишь с разрешения бригадира ремонтников. Точильных камней осталось совсем мало, новые взять неоткуда – а потому их стараются лишний раз не расходовать.

То, что получалось в итоге, сложно назвать ножом. Оно ни резало-то с трудом – скорее, пилило, благодаря своим не слишком ровным кромкам. Зато проковыривать дырки удобно – неважно, в мясистых листьях древолиан, или в тонкой жести вентиляционного короба. Удар такого острия легко пробивал хитиновый панцирь волосана и пропарывал мягкий, резиновый бок руколаза – заточки считались вполне надёжным оружием. К тому же, толстая железяка при случае, могла послужить ломиком, и ни один из «водопроводчиков» не покидал Офис, не засунув её за пояс.

Конечно, видел Люк и настоящие ножи – их довольно много сохранилось с прежних времён. Ножи были разными: от тонких и широких «кухонников», до складных, со множеством лезвий – и все до единого представляли огромную ценность. И теперь, вспоминая лезвие, блеснувшее в руках мальчишки-дауна, Люк невольно думал: неужели огонь позволяет изготавливать такие замечательные вещи?

В мастерских он не задержался. Бригадир ремонтников, парень, лет на пять старше Люка, поворчал, но выдал ему вполне приличную заточку. «Будешь должен! – заявил он. – А то, знаю я вас, водопроводчиков: понатаскали себе с Верхних Этажей всяких ценных штучек, а чтобы поделиться с людьми, которые тут с утра до ночи вкалывают – этого от вас не дождёшься…»

Люк проверил пальцем кромку (тупая, конечно, ну да ничего, дело поправимое), пообещал ремонтнику принести что-нибудь интересное – и кинулся догонять друзей.

* * *

Производство «стеклянного шёлка» было, наряду с выращиванием минипигов и плантациями шампиньонов, одной из основ хозяйственной жизни Офиса. Тончайшие, но чрезвычайно прочные нити, создаваемые паучками-«стеклярусами» использовались для производства тканей, лёгких, прочных верёвок. Из стеклянного шёлка, сложенного в несколько слоёв и пропитанного смолой, получаемой из определённого вида лиан, выходил стеклопластик упругий, чрезвычайно прочный и износостойкий материал, из которого делали массу полезных вещей.

Владения «шелкопрядов» располагались ниже пятьдесят седьмого этажа; там же, снаружи, на стебле древолианы, были оборудованы многочисленные «паучьи» фермы – плетёные из ветвей и проволочного вьюна решётки. Обычно она были сплошь белы от паутины – тончайших нитей, производимых «стеклярусами». Люк много раз бывал здесь, помогая собирать эти нити с решёток и сматывать в особые коконы – нудная, но важная работа, к которой время от времени привлекали народ со всего Офиса. На долю же самих «шелкопрядов» выпадало всё остальное: уход за раскинувшимися снаружи, на стеблях ближайших лиан, пастбищами паучков-«стеклярусов», защита их от вредителей, подкормка, сбор шелковичных коконов и обработка горячим паром из солнечных конвекторов с целью убить личинок и подготовить сырьё к дальнейшей переработке. не смешивались, получая только им предназначенную «подкормку».

В мастерских, где работали со стеклянным шёлком, можно было – за плату, разумеется – заказывать какие-нибудь особенные изделия. Например – дуги и плечи для луков и самострелов. Оснащённые тетивами, свитыми из стеклянного шёлка, они были мощными, прочными и совершенно не боялись сырости.

Люк относился к этим ухищрениям снисходительно – сам он стрелял неважно, да и вообще, не любил охотиться. Пол же был убеждённым лучником. Недавно он подсмотрел в найденном на Верхних этажах журнале лук необычной конструкции – с роликами и тройной тетивой – и загорелся сделать такой же. И даже сумел заразить своим энтузиазмом Лею – девочка с нетерпением ждала результата эксперимента и донимала и Пола просьбами сделать ей точно такой же лук. Тот отшучивался и обещал подумать.

Визит на «паучьи фермы» и в мастерские занял около часа. Возвращаться на обед не было смысла; наскоро перекусив прихваченной из дома снедью, тройка «водопроводчиков» в сопровождении верного Пумбы поспешила в Главный Холл. Там через четверть часа должен был начаться суд.

V

Лестничные пролёты, ведущие на Нижние Этажи – основные, технические, аварийные, пожарные, даже лифтовые шахты были забиты разнообразным хламом – так плотно, чтобы крупные пауки-волосаны, расплодившиеся на Нижних этажах, не могли протиснуться через сплошные многометровые завалы. Те же, кому это удавалось, были мелкими и серьёзной опасности не представляли. Кроме того, двери, ведущие на лестницы, были тщательнейшим образом заложены кусками бетона и пеноблоками на строительном растворе, а для верности ещё и забаррикадированы изнутри.

Все – кроме одной, ведущей в большое помещение на самом нижнем, пятьдесят четвёртом этаже Офиса. «Паучий холл» (так называли это место) разделяли два барьера: один деревянный, по пояс взрослому человеку (из-за него они и вели свои наблюдения), второй, в нескольких шагах дальше – решётчатый. За ним, в дальней стене, темнел зарешеченный дверной проём, в котором, на ведущей вниз лестнице, копошились ядовитые твари.

Маленький Люк не раз бегал сюда вместе с Леей и таким же несмышлёным Полом, чтобы, замирая от ужаса, разглядывать волосатые тела отвратительных тварей, пытающихся протиснуться между прутьями, на топорщащиеся щетинистые лапы и хелицеры, россыпи угольно-чёрных глаз, сверкающих из-за решётки. Охранники смеялись и пугали ребят, делая вид, что вот-вот откроют дверь и впустят волосанов – и дети с визгом разбегались, чтобы снова прокрасться в зал, прильнуть к перегородке и издали наблюдать за скребущейся, шелестящей смертью.

Тогда они не ведали истинного назначения этого сооружения. Понимание пришло позже – тогда он впервые увидел, как охранники разбрасывают возле решётки куски гнилого мяса, услышал, как глашатай объявил: «Согласно приказу за номером … всем, свободным от работы собраться в холле пятьдесят четвёртого этажа». Помнится, он схватил за руку сгорающую от любопытства сестрёнку и побежал вместе со всеми, не слушая мать, умолявшую их остаться дома. Как это – остаться? Им обоим только что исполнилось по десять лет, а значит, теперь они полноправные обитатели Офиса и приказ распространяется на них тоже. Жаль, конечно, огорчать, маму, но как можно ослушаться самого Генерального?

Тогда он слабо представлял, что должно произойти. Любые расспросы натыкались на угрюмое молчание взрослых; байки же, пересказываемые сверстниками, отличались красочностью, содержали массу леденящих кровь подробностей, но увы, не содержали ни слова правды.

С тех пор минуло почти пять лет. Теперь Люк и его спутники совершенно точно знали, зачем пауки-волосаны, привлечённые тухлой вонью приманок, десятками сбегаются к решётке Паучьего холла.

Суд не занял много времени. Свидетелей не опрашивали – к чему пустые формальности, если и так всё ясно? Преступников застали возле открытого огня, состояние одежды неопровержимо доказывает, что они имели с ним дело на протяжении долгого времени – какие могут быть сомнения? И потом, это же дауны…

Люк, Лея, и не отстававший от них ни на шаг Пол (Пумбу пришлось оставить дома – не место непоседе-минипигу на официальной церемонии) могли наблюдать, привстав на цыпочки из– за спин собравшихся, как Генеральный, низенький, очень полный, лысый человек в кожаном плаще с высоко поднятым воротником, выслушивает обвинение. После чего задумывается – ненадолго, всего на несколько секунд – и выносит вердикт.

Смертная казнь всем пятерым обвиняемым. Приговор привести в исполнение сегодня же, через полтора часа. Желающие могут присутствовать и своими глазами наблюдать за торжеством правосудия.

В Офисе применялись три вида наказания. За не слишком тяжкие проступки секли в центральном холле, отсчитывая столько ударов палкой по спине, сколько было назначено в зависимости от тяжести содеянного. За серьёзные преступления полагалось изгнание: преступнику вручали заточку, моток верёвки и котомку со съестными припасами на трое суток – и на канате спускали на нижние уровни древолианы, куда нельзя было попасть по ветвям или подвесным мосткам. Иногда преступник, не дожидаясь этого, сам прыгал вниз, предпочитая лёгкую смерть мучительной неизвестности…

Был ещё один вид наказания – жестокий, кровавый, не оставляющий человеку ни единого, пусть и призрачного шанса. Приговоренного, одного или нескольких, выводили в «Паучий холл» и выталкивали за решётчатый барьер. Просовывали вслед метровый кусок заточенной арматурины – и по сигналу Генерального приподнимали решётку, отгораживавшую лестницу.

Палачи (в этой роли выступали телохранители Генерального) порой вносили в процесс казни разнообразие. Они могли поднять решётку до упора – тогда приговорённого захлёстывал вал пауков, и всё заканчивалось в считанные секунды. А могли и подтянуть её на десяток-другой сантиметров, чтобы ядовитые твари протискивались внутрь понемногу, по две-три особи. Тогда обречённые пытались отбиваться от них, дробя и протыкая арматуринами волосатые тулова, ломая суставчатые конечности. Заканчивалось это всегда одинаково: какой-нибудь паук ухитрялся достать жертву, яд делал своё дело, и волосаны приступали к пиршеству. Им позволяли насладиться добычей, после чего решётку опускали, а оказавшихся внутри прикалывали длинными пиками. «Убиваем двух птиц одной стрелой, – шутили иные остряки, – и поголовье волосанов сокращается, и дауны получают урок…»

Такая казнь случалась нечасто – на памяти Люка их было пять или шесть, и каждый раз это были пойманные дауны. Так что известие о том, что пятерых поджигателей приговорили к Паучьему холлу всколыхнула весь Офис. До объявленного срока оставалось не меньше получаса, а та часть холла, что была отведена для зрителей, уже была набита битком – никто не желал пропустить кровавое зрелище.

«Водопроводчикам» достались лучшие места – у барьера, в нескольких шагах от железной решётки. Но сестра совсем не радовалась такой удаче – наоборот, сделала попытку увильнуть от посещения Паучьего холла. И если бы не дядя Антон, взявшийся сопроводить их, и вовсе уклонилась бы от этой процедуры. Пол тоже пошёл особой охоты, и Люк ни на секунду не сомневался, что он сделал только ради Леи. Вид у него был нерадостный, если не сказать мрачный; встретившись взглядом с Люком, он поспешно отводил глаза, и не произносил ни слова.

Людской гомон толпы перекрыл хриплый вой жестяного рожка, и толпа раздалась надвое, освобождая узкий проход. По нему, подталкиваемые тычками охранников, плелись приговоренные. «Как можно так покорно идти навстречу смерти? – удивился Люк. – Впрочем, разве у них есть выбор?»

Первым снова шёл здоровяк в прожжённом кожаном фартуке. Как и в прошлый раз, он нёс на руках сына, и Люк заметил, как безжизненно болталась свесившаяся рука мальчика – тонкая, бледная, какая-то синюшная. За ними шли остальные – мальчик постарше, видимо, второй сын здоровяка, и старик со старухой. Она едва шагала, и спутники поддерживали её под тощие, морщинистые руки.

Когда мужчина проходил мимо Люка, тот снова почувствовал знакомый запах. Неистребимый, въевшийся в одежду, кожу – запах гари, тлеющих угольёв, огня. Запах опасности.

– Парнишка умер. – тихо сказал дядя Антон. – Сразу после оглашения приговора. Охранники хотели забрать тело, но отец вцепился, не дал. Решили не настаивать – зачем? Так и так достанется паукам, так пусть уж…

Процессия поравнялась с помостом. Охранники остановились; мужчина, повинуясь тычку в спину, повернулся к Генеральному. Тот приспустил воротник своего плаща и посмотрел прямо в глаза приговоренному. Люк увидел, как взгляд дауна, только что полный гнева и ненависти, вдруг потух, сделался покорным, уткнулся в пол.

«….недаром в Офисе говорят, что Генеральный может усмирить любого бунтаря одним-единственным взглядом…»

Приговоренных по одному затолкали в клетку. Снова они шли покорно, подчинялись тычкам охранников, и лишь мальчишка озирался, тщетно пытаясь поймать взгляд Генерального.

Здоровяк осторожно положил свою ношу на пол. Старуха (она замыкала процессию) уселась на пол, положила голову мальчика себе на колени и принялась гладить безжизненное лицо, напевая что-то себе под нос. Для неё словно перестали существовать и вопящая за барьером толпа и обречённость в глазах прочих приговоренных, и леденящие кровь шелесты, поскрёбывания, стуки, доносящиеся из-за решётки. Она была прикрыта криво сколоченным деревянным щитом, так что ни зрители, ни приговоренные не могли видеть, что их ждёт.

«…как будто, они и так это не знают…»

Генеральный что-то шепнул наклонившемуся к нему охраннику – широкоплечему, бритому наголо типу. Тот кивнул, гадко ухмыльнулся и направился к решётке, неся в руках три обрезка арматуры.

Поравнявшись с «водопроводчиками, охранник ухмыльнулся щербатой редкозубой улыбкой. Люка обдало волной гнилостного запаха изо рта. Лея, наморщив носик, отшатнулась, охранник же злобно скривился, прошипел «не нравлюсь, сучка малолетняя?». Сплюнул, грязно выругался, подошёл к решётке и просунул арматурины между прутьями.

Метровые железяки звякнули по бетону по голому бетонному полу и заулюлюкали. Люк покосился на Лею – сестра судорожно сжимала обеими руками ладонь Пола, не отрывая взгляда от старухи.

А та по-прежнему сидела, прислонившись спиной к решётке, и мерно раскачивалась, скрипуче напевая себе под нос. «Колыбельную» – почему-то подумал Люк, и он этой мысли у него незнакомо сжалось сердце и защипало глаза. Голова мёртвого (теперь он в этом не сомневался) парнишки по-прежнему лежала у старухи на коленях, и узловатые коричневые пальцы нежно перебирали его волосы.

Генеральный поднял пухлую пятерню с зажатым в ней платком. Один из телохранителей постучал дубинкой о барьер – и стучал, пока шум в холле не начал стихать.

– Эти чужаки… – голос Генерального, тонкий, писклявый, разительно контрастировал с необъятной тушей, из которой он исходил. – Эти пришлые негодяи, которых мы не зря называем «даунами», ибо немыслимо отнести их к людям – так вот, эти чудовища собирались поджечь Офис! Поджечь наш дом и погубить в огне всех нас до единого – мужчин и женщин, стариков и младенцев, всех! И лишь благодаря неусыпной бдительности нашей доблестной охраны, вовремя обнаружившей и обезвредившей гнусных поджигателей, удалось избежать этой чудовищной трагедии!

Люк недоумённо нахмурился. Как так – «только благодаря охране»? Он обернулся к спутникам, но оба с независимым видом смотрели в стену поверх голов собравшихся.

– Так запомните все!..

Голос Генерального не казался больше писклявым – он гремел, заполняя Паучий холл целиком. Люку на какой-то миг показалось, что слова скользкими, настырными червячками вползают в егомозг через уши, лишают воли, вынуждая кивать и впитывать, и запоминать всё, что звучит из-за высокого кожаного воротника…

Он помотал головой, отгоняя наваждение.

– …запомните все, как закон в моём – в нашем с вами лице! карает подлых нелюдей, никчёмных чужаков, посмевших посягнуть на безопасность нашего любимого Офиса! На вашу, друзья мои, безопасность, благополучие и саму жизнь!