Текст книги "Забытые в небе"

XII

Коридор заканчивался в маленьком зале, из которого выходили ещё два тоннеля. Один запирала железная дверь с кремальерой – судя по толстому слою ржавчины, к ней не прикасались с самого Зелёного Прилива. Второй же был не тоннелем, а наклонной галереей, вроде тех, по которым спускаются в метро – с закруглёнными сводами и бетонными ступеньками – и упирался наверху в ржавую решётку. Дальше тонуло в чернильном мраке обширное помещение. На самой решётке имелись следы недавнего взлома – похоже, её резали, а потом неумело заваривали автогеном. Месяц, может два назад здесь кто-то прошёл, – прикинул Сергей, поскребя ножом наросшую на сварном шве ржавчину, – а потом принял меры, чтобы осложнить жизнь тому, кто явится следом.

Или – просто опасался, что из подземных коридоров наверх вылезет что-нибудь похлеще давешней медведки?

Ослепительное голубое пламя вспыхнуло, отбрасывая на полукруглый свод прыгающие тени. Сергей вёл узким огненным лезвием по старому разрезу; через пару минут такой работы дверь скрипнула на ржавых петлях и приоткрылась примерно на полсантиметра. Металл по срезам светился оранжевым, на полу дотлевали кусочки окалины.

Его спасла чуйка – удержала в самый последний момент, когда он сомкнул пальцы на горячей ещё решётке и напряг мышцы, чтобы хорошенько рвануть на себя. Глаза, ослеплённые факелом автогена, не успели привыкнуть к темноте – а потому, тонкая проволочка, одним концом прицепленная к решётке, а другим к рубчатому яйцу, едва не осталась незамеченной.

Растяжка. И взрыватель наверняка поставлен на мгновенное срабатывание – приоткрой он дверь ещё чуть-чуть, и яйцо (на самом деле, универсальная противопехотная граната) лопнет, разлетится сотнями острых кусочков керамики.

«……кто бы ты ни был, парень, осторожности тебе не занимать. Как и безразличия к чужой жизни – растяжка-то поставлена никак не на медведку…»

Сергей прикинул – можно было дотянуться кусачками до проволоки или нашарить сквозь решётку предохранительную скобу или осторожно вывинтить взрыватель. Но решил не рисковать отцепил от рюкзака моток шнура, привязал к решётке и, пятясь, стал спускаться по лестнице в зал. Отошёл на десяток шагов вглубь тоннеля – и, намотав шнур на рукоятку пальмы, сильно, обеими руками, рванул.

Гулко грохнуло, зал затянуло клубами пыли, остро запахло сгоревшей взрывчаткой.

Покосившаяся решётчатая дверка висела на одной петле. Сергей пошарил лучом по стенам галереи – они все были в выщербинах от осколков. Да, дёрни он тогда посильнее нашпиговало бы, как гуся черносливом…

Егерь постоял немного и, ощупывая ступеньки рукоятью пальмы, двинулся вперёд.

Как он и ожидал, зал оказался служебным, подземным ярусом МИДовской высотки. Здесь до сих пор сохранились нанесённые по трафарету стрелы-указатели со зловещими надписями «Спуск в бомбоубежище». Сергею пришлось не меньше получаса проплутать в бесконечных коридорах, пока не набрёл на лестницу, выводящую наверх, в парадный холл. Лестницу тоже перекрывала решётка, на этот раз – не заваренная. Он опустился на корточки, тщательно осмотрел дверную коробку в поисках новых растяжек – и услышал надтреснутый, хорошо знакомый голос:

– Ба, кого я вижу? Старина Бич собственной персоной! А я-то гадаю, кто это дёрнул за мой дверной колокольчик?

Сергей поднялся, стараясь не делать резких движений. Перед ним стоял Седрик.

Выглядел сетунец неважно. С тех пор, как егерь видел его в последний раз – а было это во время той, памятной стычки, когда беглый сетунец возглавлял преследовавший их со Студентом отряд наёмников – Седрик осунулся, и облез и даже стоял как-то неловко – кособоко, оберегая неловко висящую левую руку. Охотничье ружьё-вертикалку с укороченными стволами, он держал одной рукой, зажав приклад под мышкой. Вторая рука неловко висела на тряпичной перевязи.

– Любуешься? – оскалился беглец, перехватив его взгляд. Работа твоего сопляка.

– Кость перебил? Плохо срослась?

Сердик кивнул.

– И этот, из Кремля, тебя такого красивого, на серьёзное дело подписал? Ты ведь тут по его наводке тут?

Сетунец пожал плечами.

– Старый конь борозды не испортит. Видать, очень уж радужно ему меня отрекомендовали: глава одной из сильнейших фракций Леса, то-сё… Почему-то ему требовался не просто исполнитель, а такой, чтоб стояла за ним сила. А о том, что меня… он замялся, – …словом, насчёт моих дел он не в курсе.

Сергей кивнул. Незадолго до роковой стычки, Седрика сместили с поста лидера Сетуньского Стана, который он занимал много лет подряд. После чего, отставленный глава Тинга бежал, прихватив с собой несколько единомышленников. Которых вскорости и угробил, всех до единого, ввязавшись в интригу, затеянную Золотыми Лесами.

– А кто отрекомендовал-то?

– Да были знакомые… – отмахнулся Седрик. – Уж не знаю теперь, благодарить их или наоборот…

– Вот даже как?

Сетунец помолчал.

– Ты, Бич, не думай, я на тебя зла не держу. – тихо сказал он после долгой паузы. – Ничего личного, только бизнес, как говорят замкадыши. Сумели вы нас тогда подловить – молодцы, а я, старый идиот, лопухнулся. Ребят только жаль.

– Жаль. Не ждал я, что воины Стана уподобятся тем, кого они поклялись истреблять.

Когда-то давно, ещё на заре существования своей общины, сетуньцы, подражая легендарным персонажам старинных книг и видеоигр, объявили своей главной задачей уничтожение монстров. К ним причислялись твари Чернолеса, порождения Щукинской Чересполосицы, и разнообразные страшилища, что время от времени объявлялись в разных уголках бывшего мегаполиса. И с тех пор снискали себе славу истребителей чудовищ и защитников мирных обитателей Леса – и дорожили этой репутацией до чрезвычайности. Егеря относились к ним скептически, но в прямые конфликты с обитателями Стана не вступали – наоборот, уважали их, как к смелых охотников и благородных воинов.

Седрик скривился, словно от зубной боли.

– Посмотрел бы я, как ты на моём месте… а, ладно, что тут говорить! Сам во всём виноват, сам и расплатился за всё. Ты, Бич, вот что мне скажи: как я понимаю, тебя тоже за кейсом сюда прислали?

– Тонкое наблюдение, клык на холодец…

– Нормально ответить не можешь?

– Уберёшь ружьё – отвечу. Я под прицелом не разговариваю.

Он уже понял, что стрелять Седрик не собирается. Во-первых, чуйка упорно молчала – как молчала с тех пор, как он чуть не напоролся на растяжку. А во-вторых, егерь видел глаза беглого сетуньца – полные затаённой боли и надежды, вспыхнувшей с его, Сергея, появлением.

Седрик опустил двустволку.

– Другое дело. Да, за ним. За кейсом то есть. Прислали. Кстати, этот тебе полкан тоже Константином представился?

– Угу. Ну что, пойдём тогда?

– Куда? – удивился Сергей.

– За чем прислали – за тем и пойдём. Думаешь, я тут груши околачивал?

XIII

Яков Израилевич снял очки и принялся протирать их большим клетчатым платком.

– …значит, в Башню Федерации?

– В восточную. – подтвердил Егор. – Примерно на уровне шестидесятого этажа. Белка, Яськина подруга как раз была неподалёку, её ждал адресат в Медицинском Саду. Она и видела. Говорит: параплан подхватило порывом ветра и зашвырнуло в древолианы, оплетающие небоскрёб. Хотела даже подняться, посмотреть, что случилось, но не смогла.

– Пауки-птицееды? – понимающе кивнул Шапиро.

– Да, а ещё эти, как их… резиновые…

– Гуттаперчевые. – поправил завлаб. – Да, они там тоже должны быть.

– Ещё какие-то особые черви. Яська называла их «олгой-хорхой». Ни разу про таких не слышал.

Яков Израилевич водрузил очки на нос и поглядел на лаборанта поверх стёкол. Как всегда в подобных случаях, лицо его приобрело добродушно-ироничное выражение – как у старенького доктора, относящегося к пациенту с симпатией, но не испытывающего иллюзий по поводу его умственных способностей.

– Вы, юноша, надо думать, и Ефремова не читали?

– Нет. А кто это?

– Фантаст и палеонтолог, ещё советских времён. У него в одном из рассказов описан чудовищный червь из пустыни Гоби, поражающий свои жертвы на расстоянии.

Шапиро порылся в книжном шкафу и достал потрёпанную книжку. На бледно-зелёной обложке красовался вставший на дыбы доисторический ящер с замершей перед ним человеческой фигуркой, и, выше – крошечный космолёт в окружении звёзд. Надпись на книге гласила: «И. Ефремов. Библиотека приключений. Сердце змеи».

– Вот, извольте убедиться…

– «Олгой-Хорхой не попадал в руки ни одному из исследователей отчасти из-за того страха, который питают к нему монголы. Этот страх, как я сам убедился, вполне обоснован: животное убивает на расстоянии и мгновенно. Что это за таинственная сила, которой обладает Олгой-Хорхой, я не берусь судить. Может быть, это огромной мощности электрический разряд или яд, разбрызгиваемый животным, – я не знаю…»

Егор едва сдержал усмешку. Страсть заведующего лабораторией экспериментальной микологии к фантастике, особенно старой, советской, была общеизвестна. Оставалось только гадать: как получалось, что книга, о которой заходил разговор, всяких оказывалась в его заветном шкафчике?

– Это я предложил назвать древесных электрический червей в честь твари, описанной Иваном Антоновичем. – похвастался Шапиро. – Конечно, у нас не пустыня, да и размерами они уступают гобийскому – но в остальном сходство несомненно! Кстати, впервые мне о них рассказала Яська – она как-то пыталась забраться на одну из башен и встретила олгой-хорхоев.

– Для людей они опасны?

– Разумеется, юноша! – закивал завлаб. – Но вам стоит опасаться не их. Олгой-хорхои не слишком подвижны, если напоретесь на них – легко перестреляете на расстоянии. Другое дело – пауки-птицееды. Они вырастают порой до размеров крупной собаки и имеют неприятное свойство нападать стаей, со всех сторон. Вообще-то, для пауков это нетипично – они, как правило, охотники-одиночки.

– Пауки, значит… – Егор задумался. – Помнится, вы что-то говорили насчёт средства против насекомых? Тот распылитель, что испытывали партизаны?

Шапиро кивнул.

– Споры, пожирающие хитин? Да, конечно. Но, должен заметить, пауки – не насекомые, они относятся к членистоногим.

– Но ваши споры на них действуют?

– А как же! Мне принесли куски хитиновых панцирей, подвергнувшиеся воздействию – отличный, просто превосходный результат!

– Вот и хорошо. Вы сможете подготовить для нас два… нет, лучше три распылителя?

– Несомненно, юноша, несомненно. Но, я надеюсь…

– Отчёт об их действии вы получите, как только мы вернёмся.

Только одна просьба, Яков Израилевич: можно как-то это ускорить? Чем дольше мы тут торчим – тем выше вероятность, что девчонку в башне попросту сожрут. Те же птицееды.

Шапиро строго посмотрел на него поверх очков.

– А вы наглец, юноша. Я даже слов не могу подобрать, какой вы наглец. Где это видано – чтобы мой собственный лаборант ставил мне сроки?

– Так успеете?

– Что с вами поделать!.. – завлаб всплеснул руками, признавая капитуляцию. – Но уговор: вам тоже придётся поработать. Мои сотрудники заняты, готовимся к проверке…

– Не вопрос, Яков Израилевич! – Егор широко улыбнулся, довольный этой маленькой победой. – В конце концов, я, как вы справедливо отметили, ваш лаборант…

– Хотелось бы, чтобы вы вспоминали об этом почаще.

* * *

Уголок ржавой двери проскрежетал по бетону. Егор, уже бывавший здесь, ожидал что внутри – полумрак, который едва разгоняла одинокая лампочка, могильная тишина и затхлая сырость с отчётливой ноткой разложения.

Вместо этого в нос ударил густой запах кислятины, в котором без труда угадывался спиртовой дух. Горячий воздух волнами распространялся от уродливого агрегата – творения кустаря-самогонщика, дорвавшегося до свалки химического оборудования. Центральное место композиции занимал лабораторный автоклав. Выходящая из крышки медная трубка ныряла в бак с водой и криво закручивалась змеевиком. Из него в большую колбу падали весело звенящие капли. Рядом, в жестяном чане булькала и исходила подозрительными миазмами густая жижа.

– Брага. – безошибочно определил Шапиро. – Интересно, где он сахар раздобыл?..

– И дрожжи. – добавил Егор.

– Это как раз не вопрос. Не забывайте юноша, вы в лаборатории микологии. Чтобы здесь да не нашлось паршивого Saccharomyces?[1]1
  Вид дрожжей, обеспечивающий наибольший выход спирта в процессе брожения.


[Закрыть]

Сам творец удивительного образчика алкогольного стимпанка обнаружился в самом дальнем углу. В шлёпанцах, несвежей майке– алкоголичке и трениках с пузырями на коленях, он раскачивался на трёхногом железном табурете, совершал непонятные пассы руками и что-то жужжал себе под нос. Перед ним, на потрескавшемся кафеле стены творилось нечто удивительное.

Грязно-бурое пятно плесени на глазах потрясённых визитёров превратилось изображение мужского полового органа – каким его рисовали в прежние времена на стенах вокзальных сортиров. Снабжённый парой часто трепещущих ангельских крылышек, орган порхал по кафелю, изгибаясь и тряся тем, чем и полагалось трясти в подобном случае. Причём двигалась сортирная анимация строго в такт взмахам правой руки «дизайнера», сжимающей полуметровый белый стержень.

Да это же Жезл Порченого! – оторопел Егор. – Таинственный артефакт, позволяющий управлять трансформацией живых тканей, который до сих пор ищут друиды всего Леса! После падения Чёрного Друида Жезл по настоянию Бича спрятали здесь, в «секретной» подвальной лаборатории, устроенной Яковом Израилевичем для самых важных своих экспериментов. Он и Жезл пытался изучать – потратил на это уйму времени, но не добился ровным счётом ничего.

А лысый алкаш использует Жезл, чтобы изображать на стенах анимированные непристойности! Вон как старается: размахивает руками, словно заправский дирижёр, по-детски выпячивает губы, сопровождая каждое движение звуками: «Бж-ж-ж-ж-ж-ж! Вж-ж-ж-ж-ж-ж-ж!». Похоже, творческий процесс захватил его целиком.

Шапиро откашлялся. Мартин обернулся, чуть не свалившись с табурета, увидел посетителей, громко икнул и уронил Жезл. В электрическом свете блеснули тончайшие нити, связывающих загадочный инструмент с ожившей картинкой.

Егор покосился на спутника. Доцент Шапиро воззрился на Мартина, сжимая и разжимая сухонькие кулачки. Глаза его метали громы и молнии.

«…ну, сейчас начнётся…»

– И куда ты можешь загнать эту плесень?

– Да куда угодно! – с энтузиазмом ответил Мартин. В отличие от Якова Израилевича, совершенно выбитого из колеи явлением летучей похабщины, он был бодр и весел. Добросердечный завлаб позволил ему приложиться к колбе – надо полагать, чтобы поощрить к откровенности – и теперь плешивый самогонщик охотно выдавал на-гора подробности своей деятельности. В данный момент он рассказывал, как с помощью Жезла заставлял колонии плесневых грибков выбираться за пределы лаборатории.

– Куда только она у меня не забиралась! – продолжал он, размахивая, для пущей убедительности, руками. – И в дальние подвалы, и в ректорат, и в «шайбу» на первом этаже. Даже к нам, на двенадцатый этаж. По вентиляционным ходам куда угодно можно доползти, хоть до самого верха ГЗ!

И указал на вентиляционную отдушину под потолком.

Егор живо представил себе реакцию студентов на крылатый член, порхающий по стенам – и едва сдержал приступ хохота.

– Погоди… – Шапиро смотрел на био-террориста с огромным подозрением. – А откуда ты знаешь, куда оно проникало? Тебя же там не было! Только не пытайся врать, что всё рассчитал, не может такого быть…

Мартин поспешно отвёл глаза.

– А чё… я ж не виноват, что оно видеть может? Тоись, это я могу… как бы его глазами. В смысле – глазами, ясное дело а… чем оно там видит?

– Что? – завлаб явно ничего не понимал и оттого разозлился ещё сильнее. – Кто может видеть? Какие ещё глаза? У тебя что, совсем крыша с перепоя поехала?

Выяснилось, что старый алкаш, в числе прочего, научился каким-то образом подключать нервную систему к Жезлу, а через него и к самой управляемой плесени. Что заменяло бродячей блямбе органы слуха и зрения – это была загадка. Несомненный факт состоял в том, что Мартин слышал и видел всё, что происходило в помещении, куда она пробиралась, повинуясь командам Жезла.

– Всё с тобой ясно… – Шапиро с отвращением посмотрел на преступника. – За студентками в общаге подглядывать приспособился? Всё никак не уймёшься, старый ты козёл…

Судя по тому, как «старый козёл» потупился, завлаб угодил в десятку.

На допрос ушло около часа. Яков Израилевич не знал, что делать: то ли гнать Мартина взашей, пока тот не учинил очередное безобразие, то ли, наоборот, предоставить ему свободу действий в расчёте на то, что в процессе удастся проникнуть в секреты работы Жезла. Победил второй подход; детальные исследования было решено отставить на потом, а пока, заняться, наконец, тем, зачем они сюда явились – зарядить баллоны распылителя. С тем они и направились в другой конец лаборатории, где стояли вытяжные шкафы.

Напоследок Егор обернулся – Мартин, глумливо усмехаясь, делал им ручкой. В другой руке он держал Жезл, и прозрачные нити вновь тянулись от белого стержня к стене. Летучий член (головка изрядно увеличилась в размерах, и теперь образчик туалетной граффити напоминал гриб на длинной, толстой ножке), в такт взмахам руки издевательски махал вслед гостям кургузыми крылышками.

XIV

– Что-то многовато насекомых. – недовольно заметил Сергей. – Сколько ты тут торчишь – неделю, две? Мог бы и проредить…

Они сидели на площадке пятнадцатого этажа, переводя дух после долгого подъёма.

– Разве ж это много? – удивился Седрик. – Вот в районе Пресни и Москва-Сити – там да, там рассадник. Даже доисторические есть. Как их, арто… атро…

– Артроплевры. Здоровенные такие многоножки, метра по полтора в длину. Только они не опасные – листву жрут, мох, всякие грибы.

За время подъёма Сергей расстрелял десятка два патронов к обрезу. Волосатые, здоровенные, размером с собаку, пауки– птицееды кидались на них на каждом лестничном пролёте – и разлетались в клочья от заряда картечи. Тратить на многоногую мерзость патроны к крупнокалиберному револьверу он не стал. Много чести.

– Они вообще любят высотные здания. – сказал Седрик. – Случались мне как-то сунуться в башню Федерации…

– Да ну? – восхитился егерь. – А я думал, туда одни белки забирались.

– Лет семь назад один из наших принёс на хвосте сплетню, что на верхних этажах одного из небоскрёбов Москвы-Сити обосновалась небольшая община. Будто бы не пускают их вниз пауки. Ну, ребята, конечно, загорелись: как же, святой долг Стана спасать людей от чудовищ Леса…

– И как, пошли?

– А куда бы мы делись? Да только ничего хорошего их этого не получилось: башня битком набита паучьими гнёздами. Наши, сам знаешь, огнестрел не жалуют, обходятся пиками да рунками, а эти твари ядовитые, в ближнем бою – поди, уберегись…

Сергей кивнул. Всему Лесу были известны рунки сетуньцев – двузубые, похожие на огромные вилки, охотничьи копья.

«…действительно, не лучшее оружие против пауков. Особенно, когда их много…»

– …ну вот, поднялись этажа до тридцатого и завязли. Из наших половина были уже покусаны, только на эликсирах и держались. Подсчитал я, сколько пузырьков осталось в аптечках, и скомандовал: «всё, шабаш, иначе, всех тут сожрут…»

– И что?

– Спустились, конечно. Потом две недели отсиживались в Медицинском саду, ждали, когда отравленные встанут на ноги. А я, не поверишь, каждую ночь забирался на фермы моста и оттуда наблюдал в бинокль за верхними этажами. Думал – если там, и правда, кто-нибудь есть, то хоть огонёк замечу.

– И как, заметил? – заинтересованно спросил егерь. Он слышал эту байку от Яськи – легенда о скрытом на высоте поселении давно ходила среди постовых белок. В своё время он провёл несколько ночей на том же самом мосту, пытаясь разглядеть на верхних ярусах небоскрёбов хоть малейшую искорку.

– Нет. – Покачал головой Седрик. – Один раз почудилось какое– то зелёное свечение и всё.

– Гнилушки, наверное. – предположил егерь. – Или светящиеся грибы, видал я такие.

– Вот и я так подумал.

Сетунец встал, потянулся, хрустнув суставами.

– Ну что, пошли? Ещё десять этажей, пока дотопаем…

* * *

На участке Леса, между Москвой-рекой и Садовым Кольцом доминировала южная флора: карагачи, акации, чинары и прочие выходцы с юга. В высоту они вытягивались не особенно сильно – среди ярко-зелёных куп то здесь, то там виднелись крыши уцелевших домов вдоль Плющихи, да громоздились на противоположной стороне Смоленской площади обгрызенные непогодой и Лесом параллелепипеды гостиницы «Белград».

Сама площадь, как и наружная сторона Садового, сплошь заросла колючим, в два человеческих рода кустарником. Такой, вспомнил Сергей, называют в Крыму «держидеревом». Посередине его непроходимые, ощетинившиеся длинными шипами заросли прорезала узкая тропа, ведущая в сторону Бородинского моста.

Внутреннюю сторону Садового поглотил Ковёр. Мохнатое буро– зелёное одеяло затекало в переулки, взбиралось на фасад МИДовской высотки. Придётся, прикинул егерь, спускаться по верёвке. Конечно, Ковёр примет упавшего с большой высоты не хуже циркового батута, но рисковать, прыгая с пятого этажа – это уже перебор.

– Ну что, налюбовался? – Седрик терпеливо дожидался, пока егерь насладится открывающимся с двадцать пятого этажа видом. – Ты, кажется, хотел посмотреть на кейс? Так вот он, пожалуйста, смотри…

Искомый предмет лежал на низком столике в приёмной. Какому именно высокопоставленному МИДовцу она принадлежала во времена оны, оставалось только гадать – на массивной дубовой двери не было таблички с именем владельца кабинета. Видимо, предполагалось, что визитёр сам знает, куда пришёл – а если не знает, то и делать ему здесь нечего.

Егерь подошёл поближе. В придвинутом к столику кресле белел человеческий костяк. Рядом, на покрытом пятнами плесени полу, валялся проржавевший пистолет с отведённой назад затворной рамой.

– Застрелился. – пояснил сетунец. – Видать, понял, что помощи не будет, запаниковал и решил покончить со всем разом. Представляю, каково это: смотреть в окно и видеть, что там творится…

Сергей попытался поставить себя на место неведомого фельдъегеря. Как тот день за днём глядел с высоты на пожираемый Зелёным приливом мегаполис и с каждым часом всё яснее осознавал, что помощи не будет, что отёки, приступы зуда и удушья становятся раз от раза сильнее, а таблетки, найденные в секретарском столе, не помогают нисколечко…

– Похоже, он пробыл тут довольно долго. Даже дверь завалил – мне пришлось искать пожарный щит с топором.

Возле двери в коридор, громоздились обломки книжных шкафов. Видимо, верный долгу фельдегерь счёл всё происходящее хитроумной провокацией врагов, жаждущих получить совсекретную начинку чемоданчика – и принял меры согласно имевшимся у него инструкциям. А потом… потом у несчастного попросту не нашлось сил разобрать сооружённую им же баррикаду.

– Ты его открывал? – Сергей кивнул не чемоданчик. Прикасаться к нему не хотелось.

– А как же! И бумаги просмотрел, самым внимательным образом. Там та-акое…

Седрик заметно нервничал, и это разительно контрастировало с его обликом сурового, тёртого жизнью воина.

– …ты просто не понимаешь, Бич! Тому, кто хоть раз видел эти бумаги, не жить. Меня ведь считают погибшим, раз тебя прислали?

Сергей припомнил беседу с кремлёвцем.

– Да, скорее всего. Прямо он мне не ответил.

– Вот и пусть дальше считают. – кивнул сетунец. – Ты ведь меня не выдашь, Бич? Документы – вот они, делай с ними что хочешь, а обо мне забудь!

– Забуду, коли просишь. Только ведь это не поможет, сам понимаешь.

Повисла долгая пауза. Сергей, стараясь не задеть скелет, взял кейс и принялся запихивать его в «Ермак».

– И куда ты дальше?..

– Пока не решил. – Седрик угрюмо наблюдал за его действиями.

– Сначала думал здесь отсидеться. А что? Пожарная лоза есть, с голоду не помру, наверху полно птичьих гнёзд, растения есть съедобные. Рука со временем восстановится, эликсиры у меня с собой… Наши, сетуньские, тоже, поди, в погибшие меня записали, искать не станут. А там – посмотрим. Леса хватит на всех.

Егерь с сомнением покачал головой.

– Я одного в толк не возьму: ради чего ты вообще на это подписался?

Сетунец горько усмехнулся.

– Честно? Рассчитывал, что выполню этот заказ – и попрошу забрать меня в Кремль.

– В Кремль? – такого оборота Сергей не ожидал. – Бред…

– Не скажи. Думал: подлечусь, приду в себя, глядишь, и пригожусь. Не может быть, чтобы им не нужен был кто-то, знающий Лес?

– А полкану этому ты свои планы изложил?

– Оставил на потом. А когда изучил документы – понял, что дело швах. Грохнут они меня, даже если поклянусь, что никаких бумаг не видел, и вообще ничего не нашёл. На всякий случай грохнут, просто чтобы не рисковать. И тебя, Бич, грохнут, не сомневайся…

Сергей затянул шнуровку рюкзака и выпрямился.

– Ну, это будем посмотреть. Ты мне вот что скажи: если уж ожидал, что тебя будут убивать – зачем здесь-то остался? Валил бы поскорее, и вся недолга!

– Валить? Куда?

– Сам же говоришь: Леса на всех хватит.

Сетунец пожал плечами.

– Да я собирался. Хотел только взглянуть, кого пришлют вслед за мной? Я ведь как рассуждал: сочтут, что мне кирдык, найдут другого идиота. Если бы это не ты это оказался, а кто-то ещё – хрен бы он меня нашёл…

– За идиота – спасибо. – хмыкнул егерь. – Хотя тут ты, пожалуй, прав. А бумаги – с собой бы унёс?

– Понятия не имею. Но, раз уж дело так обернулось, единственный вариант спасти шкуру – это поторговаться. А куда мне в таком-то положении?..

Он кивнул на искалеченную руку.

– Предпочитаешь, чтобы я за тебя торговался?

– Предпочитаю поскорее обо всём забыть. И чтобы обо мне забыли.

Егерь покачал головой.

– И ведь не поспоришь…

* * *

– Как спускаться-то будем?

Сергей выглянул из окна. До земли – вернее, до зелёных пушистых сугробов, выросших у стены – на глаз было метров двадцать. Лес бы побрал высоченные, парадные потолки сталинских высоток…

– Ты, кажется, говорил о пожарном щите?

– Было дело. Весь этаж обыскал, пока нашёл тот, на котором есть топор.

– Вот и иди, ищи снова. На этот раз нужны пожарные шланги, все, что найдёшь. Помнишь «Крепкий орешек»?

Седрик посмотрел на егеря с недоумением, потом лицо его просветлело.

– Первый? Тот, где Брюс Уиллис на рукаве с небоскрёба спускается? Дело! Сейчас притащу, штуки три точно есть. А не хватит – на других этажах пошарим…

Размотать тяжеленные шланги и состыковать их с помощью металлических соединительных муфт было делом нескольких минут. Получившуюся «колбасу» расстелили в коридоре и измерили шагами. Вышло около тридцати метров – больше, чем достаточно, объявил Седрик. Один из концов обмотали вокруг квадратной колонны (дело происходило в холле четвёртого этажа) а другой спустили вниз. Длины, и правда, хватило с запасом.

Сетунец вызвался спускаться первым. Сергей усомнился, что он одолеет спуск с покалеченной рукой, но Седрик только злобно фыркнул в ответ. Егерь настаивать не стал: считает, что справится – значит, ему виднее. Небось, не зелёный новичок.

– Я пошёл! – крикнул сетунец, перевалился через подоконник и скользнул вниз. Рукав он обмотал вокруг тела и постепенно вытравливал его свободной рукой. Сергей успел подумать, как он будет проходить муфтовый стык, когда в ноздри ему ударил едкий кислотный запах.

Пятно подстерегало сетуньца между третьим и вторым этажами – в падающих на фасад солнечных лучах оно совершенно терялось. Седрик влип в хищную плёнку обеими ногами, и Сергей отчётливо видел, как при очередном толчке от стены отделились, потянулись за подошвами, длинные клейкие полосы. «Прыгай! – отчаянно заорал егерь, и тут же понял, что делать этого нельзя ни в коем случае. Пятно было не только на стене – оно покрывало пространство перед фасадом не меньше, чем на два десятка метров. Егерю ни разу не доводилось видеть таких огромных экземпляров – видимо, Пятна учуяли поживу и сползлись к высотке, образовав сплошной покров, в который попросту невозможно не вляпаться…

Седрик тоже понял, что угодил в западню. Он неуклюже попытался влезть наверх – повреждённая рука не позволяла. Жгучая плёнка, тем временем, разъела обувь и кожаные штаны – и наконец, вцепилась в незащищённую кожу. Сетунец завопил от боли. Он извивался, болтаясь на пожарном шланге, как сломанная марионетка на ниточке, и наконец, не выдержал – сорвался, пролетел десяток метров и рухнул прямо в объятия Пятна. Оцепеневший от ужаса Сергей видел, как смертоносная плёнка со всех сторон наползла на несчастного. Он бился в судорогах, катался по Ковру, но жгучая мерзость только сильнее облепляла его, превращая в подобие куколки шелкопряда – визжащей от нестерпимой боли, дёргающейся, никак не желающей умирать.

Огромным усилием егерь стряхнул с себя оцепенение. Мысли понеслись вскачь:

«…«Чёртов пух»… «жгучие дождевики»… а вдруг Пятна – тоже своего рода грибницы?.. А, чем Лес не шутит, пока Замкадье спит…»

Он рванул из кармашка рюкзака распылитель, встряхнул – вроде, не пустой… Пустить струю спор прямо из окна? Дохлый номер: рассеется, снесёт ветром….

Лезть следом? Ещё минута, максимум, две, и Седрику конец. Боль прикончит его раньше, чем едкая дрянь доберётся до внутренних органов.

Сергей вытащил кукри, задержал дыхание, зажмурился и ткнул острием в жестяной бок баллончика. И когда пронзительно зашипел, вырываясь из дырки, сжатый воздух, смешанный со спорами – швырнул «бомбу» наугад, зная, что ни за что не промахнётся мимо десятков квадратных метров смертоносной субстанции, расстилающейся у подножия здания.