Текст книги "Девчата. Полное собрание сочинений"

Пыжик меняет хозяина

Суровая Тося молча шла рядом с Ильей по улице поселка. Обеспокоенный Илья долго приглядывался к ней сбоку, не в силах понять, что приключилось с Тосей за те считаные минуты, пока он поджидал ее на крыльце.

– Тось, ты чего такая? – осторожно спросил он, прикидывая, какие еще испытания уготовила ему судьба.

Шагов десять Тося прошла молча.

– Так… Надоело на свете жить.

– Вроде подменили тебя, – пожаловался Илья. – А я как вышел от вас, все о тебе думал. Будто ты все время со мной была. Даже вот тут…

Он несмело ткнул себя кулаком в грудь.

– Это уж как водится! – презрительно сказала Тося, не веря ни единому его слову.

– Вижу, настропалили тебя монашки… – Илья покаянно вздохнул. – Что ж скрывать, я и до тебя тут кой с кем встречался. А только ничего я тогда в настоящей любви не понимал, глупый был как пробка. Это ты меня, Тось, всего перевернула, умным сделала… И как я раньше без тебя жил? Даже не верится.

– Вот ты и опять заговорил красиво… – враждебно сказала Тося.

– Да разве это красиво? – усомнился Илья. – Про тебя совсем не так надо говорить, да жаль вот, не обучен… – Он помолчал и признался: – Мне, Тось, чего-то страшно стало. Вроде стоит что-то меж нами, не пускает тебя ко мне. Ты скажи, я все перегородки в щепу искрошу!

Тося подивилась, что Илья так хорошо понимает ее. В другое время она порадовалась бы такому их единодушию, а теперь лишь подумала: «Из-за шапки старается, барахольщик несчастный!»

Она еще больше ожесточилась душой против Ильи и наконец-то решила, что ей надо делать. Сейчас она и виду не подаст, что ей все известно о споре, – затаится и будет ждать. А вот придут они в клуб, и тут выведет она Илью на самую середку зала и при всем честном народе приварит ему звонкую оплеуху, чтобы он на всю жизнь запомнил, как спорить на живых людей. У нее даже руки зачесались, так захотелось ей поскорей залепить пощечину подлому человеку, и Тося невольно прибавила шагу, чтобы приблизить заветную минуту.

– Хочешь, я тебе лучше расскажу, какая ты? – предложил вдруг Илья. – Рассказать?

Желание наконец-то узнать, какая она есть, пересилило в Тосе все ее мстительные планы, и она ответила более добрым голосом, чем собиралась:

– Что ж, расскажи, послушаем… Глядишь, и дорогу скоротаем!

– Знаешь, ты совсем не такая, как другие! – убежденно сказал Илья. – Другие только девчата, а ты, Тось, человек. Человек, понимаешь?

– Валяй дальше, – угрюмо сказала Тося, изо всех сил стараясь не поверить подлому барахольщику, променявшему ее на Филину кубанку.

– Ты, может, и не такая уж красивая…

– Спасибочко!

– Да ты погоди… Ну зачем тебе красота? Это другим она нужна, чтобы пыль в глаза пускать, а ты и без красоты красивая… Тось, ты только не смейся!.. Красота вроде платья. Можно и красивое напялить, а под ним – ничего. А ты… ты вся красивая, и как только другие этого не видят! – пожалел вдруг Илья слепых своих земляков и современников, равнодушно проходящих мимо тайной Тосиной красоты.

Тося слушала Илью, верила ему и не верила, а сама все думала о том, как порадовали бы ее все эти слова, если б не было никакого спора и Филя со своей дурацкой кубанкой не затесался меж ними. Ей вдруг остро стало жаль и себя, проспоренную, и запутавшегося Илью, который, судя по всему, не очень-то обманывал сейчас ее, а говорил то, что думал на самом деле. Подобревшей незаметно для себя Тосе начало уже казаться, будто Илья виноват перед ней лишь в том, что так припозднился с нынешними, возвеличивающими ее словами, давно уже нужными ей для полного счастья!

Вот человек, не мог раньше сказать! И чего, спрашивается, тянул? Ну что ему стоило заговорить об этом прежде, хотя бы на той же тормозной площадке, когда они от нечего делать болтали о снах и всякой чепухе?..

А Илья говорил все горячей и горячей, доказывая Тосе, как она нужна ему. Кажется, он не на шутку испугался, что может потерять ее, и спешил сейчас под корень смести все громоздкие баррикады, воздвигнутые против него Тосиными подругами.

Что-то дрогнуло и надломилось вдруг в Тосе. Жесткие тиски, в которые зажала она свое сердце, неожиданно сдали, какой-то самый главный винт в них вдруг забастовал и отказался работать против Ильи. И с хваленой Тосиной душой тоже творилось что-то совсем уж неладное. По-девчоночьи резкая и непримиримая Тосина душа нежданно-негаданно набухла слезами, размякла и стала такой женской, даже бабьей, что хоть выжимай ее или вывешивай на солнышко для просушки.

Тося заметила вдруг, что плачет. Она не вытирала слез, чтобы не выдать себя перед Ильей, лишь слизывала их кончиком языка и все круче и круче запрокидывала несчастную свою и счастливую голову.

На миг она представила, как обрадовалась бы раньше, на трясучей площадке, расскажи Илья тогда все, что он сейчас ей рассказывал. Тося тут же пожалела, что глупый Илюшка бессовестным и нелепым своим спором, помимо всего прочего, ограбил их любовь и убил вот эту ее несостоявшуюся радость…

Она неосторожно повернулась к Илье, и тот увидел ее лицо, залитое слезами.

– Тось, да что с тобой? – встревожился Илья. – Кто тебя обидел? Ты только намекни, я ему голову сверну!

Тося невесело усмехнулась и сказала, презирая себя за слабость:

– Вот и не хочу, а верю тебе…

– А ты верь! – горячо посоветовал Илья. – Верь, Тося! Вот увидишь, я тебя не подведу!.. Сильней верь – и все у нас хорошо будет!

И голос у него был такой честный и любящий, будто он никогда не спорил с Филей.

– А ну помолчи… – устало попросила Тося и, как встарь, отодвинулась от Ильи. – И откуда ты взялся на мою голову?

Они прошли мимо недостроенного дома, в котором Ксан Ксанычу с Надей обещали дать комнату. За последнюю неделю, благодаря стараниям Дементьева, новостройка заметно вымахала вверх. Свежие венцы бревен белели повыше старых, почерневших от непогоды, и издали многострадальный дом казался двухэтажным. Первая пара стропил-раскоряк обозначила высоту будущей крыши.

Из клуба выскочила девица с серьгами, преследуемая подвыпившими Филей и Мерзлявым. Она сбежала с крыльца, и тут парни настигли ее. Мерзлявый крепко держал свою жертву за руки, а Филя обеими пригоршнями совал снег за ворот ее платья, выпытывая:

– Будешь отказываться танцевать? Будешь?

– Ой, ребята, не буду! Не буду больше!.. – истошным голосом вопила девица с серьгами.

Тося задержала взгляд на Филиной кубанке. Так вот, значит, на какую шапку ее променяли! Шапка как шапка – и даже изрядно поношенная… И на что Илья польстился! Если уж спорить, неужели получше шапки нельзя было во всем поселке найти? Дешево же ее оценили!

Она искоса глянула на Илью, и приутихшая было обида с новой силой стала закипать в ней.

– Что ж вы вдвоем на одну? – с досадой спросил Илья, чувствуя, что Тося опять отгораживается от него какими-то новыми баррикадами. – А ну, бросьте!

Филя подмигнул Илье, уверенный, что тот говорит лишь затем, чтобы выслужиться перед Тосей. Илья шагнул к закадычным своим приятелям.

– Ну?

– Да брось ты интеллигенцию из себя разыгрывать! – посоветовал Мерзлявый.

Илья легко оторвал Мерзлявого от визжащей девицы с серьгами и отшвырнул его к ближайшему телеграфному столбу. Хлипкий парень распластанной вороной пролетел над сугробом, обнял столб обеими руками и больно приложился к нему подбородком. Со стороны смотреть, казалось, будто Мерзлявый надумал вдруг целоваться с телеграфным столбом.

В другое время Тося, чуткая ко всему смешному, от души посмеялась бы над незадачливым хулиганом. Но сейчас ей было не до смеха, и она насупилась, не зная, что ей в конце концов думать про Илью. И когда он настоящий: когда спорил на нее или вот сейчас, когда выручил девицу с серьгами. Попробуй тут разберись…

– Спасибо, Илюша, – благодарно пролепетала спасенная от расправы девица, проверила, целы ли серьги у нее в ушах, и шмыгнула в клуб.

– Зря ты… – хмуро сказал Филя, помогая Мерзлявому выкарабкаться из сугроба. – Свой же…

Илья с Тосей поднялись на крыльцо. На нижнем складе горячо закричал паровозик, будто хотел прийти на выручку Тосе и подсказать, как ей лучше вести себя. Тося вздохнула, злясь и на Илью-спорщика, и на себя за то, что такая бестолковая уродилась и никак не может разобраться в нем, и на девицу с серьгами, которая так не вовремя выскочила из клуба и дала Илье возможность проявить сомнительное свое благородство, и на все поголовно человечество, которое черт-те когда произошло от обезьян, а до сих пор не навело еще полного порядка во взрослой жизни и теперь всю свою многовековую неразбериху взвалило на несчастную Тосину голову…

Она купила в кассе билет взамен порванного Надей.

– Я же тебе давал! – удивился Илья.

– Посеяла где-то…

Они вошли в зал. Скамейки перед экраном только начали расстанавливать, танцы были в разгаре. Илья быстро скинул свою кожанку и помог Тосе снять невесомое ее пальтецо. Такого еще никогда не бывало в поселке – и вся женская стенка неодобрительно загудела. Тося перехватила любопытные и завистливые взгляды девчат, и ей что-то совсем расхотелось выводить Илью на середину зала и колошматить его при всем честном народе. Если б в зале остались только те люди, которых она уважает, – тогда другое дело. А забавлять всю эту ораву – больно много чести.

Чтобы выгадать время, она отобрала у Ильи свое пальто, стряхнула с него несуществующую пылинку и долго устраивала на груде одежды в углу зала. Потом сняла платок и, тщательно ровняя края, стала не спеша складывать его – вдвое, еще раз вдвое и еще. Илья с необычайно покорным видом стоял возле Тоси и терпеливо ждал, пока она приготовится к танцам. Кажется, он даже позабыл на время, зачем они пришли в клуб. Ничего другого ему и не надо было, а лишь стоять вот так рядом с Тосей и смотреть, как она копошится…

– Тось, ленточка у тебя развязалась, – шепнул Илья, радуясь, что может оказать Тосе хоть такую малую услугу.

Все взрослые обиды и печали сразу же улизнули от Тоси, она по-девчоночьи испуганно схватилась за ленточку в волосах, боясь опозориться перед завистливыми девчатами, и сама не заметила, как взглядом поблагодарила Илью. Ей понравилось, что Илья не похож сейчас сам на себя: такой у него был непривычно смирный, даже прирученный вид. И Тося знала, кто его приручил.

Пуще прежнего она засомневалась, правду ли сказали подруги, не напутали ли они чего-нибудь по неведенью или злому умыслу. Может, и был у Ильи какой-нибудь шутейный разговор с Филей, а Анфиса не разобрала толком и разнесла по всему поселку, как сорока на хвосте. Вот люди!..

Насчет спора судить еще было рано. Но уж одно было Тосе ясней ясного: Вера с Надей пугали ее стародавним Ильей и не разглядели в нем того нового, что проклюнулось в самое последнее время.

Филя неотрывно следил за ними, не понимая, что это стряслось с Ильей. Задумчивое Тосино лицо сбивало Филю с толку. Он никак не мог решить, близок Илья к победе или нет. На всякий случай, чтобы позлить отколовшегося своего приятеля, Филя вздел над головой руку с двумя оттопыренными пальцами и затряс ею в воздухе, напоминая Илье, что до конца их спора осталось всего лишь два денька.

Илья заметил красноречивый Филин сигнал, виновато покосился на маленькую Тосю, воюющую с ленточкой, и дал себе клятву сегодня же все рассказать ей о споре. Вот потанцуют они, посмотрят «Смелых людей», он проводит Тосю до общежития и покается на прощанье. Лучше самому все сказать, пока она от других не услышала…

Он услужливо склонился к Тосе:

– Вальс больше уважаешь или фокстрот?

Тося посмотрела на него далекими от всего окружающего глазами, не сразу поняла, о чем ее спрашивают.

– Все равно…

– Тогда вальс, – решил Илья и ринулся к радиоле.

Он сам не отдавал себе в этом отчета, но ему хотелось сейчас же, сию минуту что-то сделать для Тоси, хоть отчасти искупить немалую свою вину перед ней. Не обращая внимания на всеобщее недовольство, Илья снял пластинку, покопался в коробке и поставил другую. Грянул вальс. Илья поспешил к Тосе, бесцеремонно расталкивая танцующих.

А Тося вдруг испугалась, что он не найдет ее, не продерется к ней сквозь толпу. Или случится что-нибудь непредвиденное, например поломается радиола, а то еще потолок рухнет – мало ли каких несчастий не бывает на свете, – и им так и не удастся потанцевать. Далекой и смешной показалась Тосе недавняя ее придумка – при всех шлепнуть Илью по щеке, навсегда опозорить его. И кому это надо?..

Илья вынырнул из толпы. Тося шагнула ему навстречу, руки их встретились. С первого же совместного шага они попали в такт музыке, но ничуть не удивились этому, точно иначе просто и быть не могло. У них обоих было сейчас такое чувство, будто не они подчинялись музыке, а музыка ловила их движения и приноравливалась к ним. И выходит, Тося кругом была права, когда надеялась, что не опозорится в танце с Ильей и сможет танцевать не хуже красотки Анфисы.

Она и думать сейчас не хотела, виноват Илья перед ней или нет. Просто Тося жила вот этой короткой счастливой минутой, которую удалось ей выцарапать у жизни. Судьба словно притомилась испытывать Тосю и хотела показать им обоим, как расчудесно все могло бы у них быть, если б они оба были достойны своей любви. Тося и знать сейчас не хотела, как сложится все у них с Ильей дальше, когда окончательно выяснится, спорил он или нет. Пропади оно пропадом, это туманное будущее! Все равно как-нибудь да будет: не так – так иначе, ведь всегда как-нибудь да бывает…

Чтобы не разбивать впечатления, Тося закрыла глаза и отдалась широкой праздничной музыке. Она не хотела сейчас видеть ехидного Филю с его ватагой, Анфису, стерегущую кого-то у входа в зал, Катю, о чем-то шепчущуюся с женой механика, здоровенных девчат, выстроившихся у стены и ревнивыми глазами следящих за каждым Тосиным движением – в надежде, что она напутает и собьется. Ей даже Илью не очень-то хотелось сейчас видеть. С закрытыми глазами Илья казался Тосе лучше и почему-то легче верилось, что он не спорил.

– А ты хорошо танцуешь! – похвалил Илья.

Тося строго посмотрела на него. Она была так уверена, что сейчас им не надо ни о чем говорить, что эта ее уверенность сразу же передалась Илье. Он виновато прикусил язык и еще бережней повел Тосю в танце, словно она была стеклянная и могла разбиться от неловкого прикосновения.

Илья с Тосей неслись по залу, не видя никого вокруг. Им казалось, что они сейчас вдвоем не только в клубе, но и во всем поселке и даже в целом мире. Когда музыка вдруг оборвалась, они не сразу поняли, что случилось, и, только заметив отхлынувшие к стенам пары, догадались, что их счастливый вальс кончился.

Илья подвел Тосю к девчатам и остановился под своим иконописным портретом. Картинная галерея лесопункта за это время пополнилась портретами Нади и маленького тракториста Семечкина. Художник-самоучка хотел польстить Наде и нарисовать ее покрасивей, чем она была в жизни, но умения у него хватило только на одну половину лица. Яркий кумач с надписью «Передовики нашего лесопункта» полыхал над всеми портретами и выдавался далеко вперед, обещая принять под свое гостеприимное крыло еще с пяток знатных лесорубов.

Благодаря Тосю за танец, Илья почтительно склонил перед ней голову. Парни из Филиной ватаги оглушительно захохотали, восторгаясь шикарными манерами Ильи. Тот сердито глянул на них, но с места не тронулся, боясь и на минуту расстаться с Тосей.

Все кавалеры, подчиняясь обычаю, отошли от женской стенки, а Илья остался рядом с Тосей. Девчата вокруг зашептались, осуждающе поглядывая на Илью, нарушившего неписаный закон, которому с незапамятных времен все подчинялись в поселке.

А Тося припомнила вдруг слова Кати о том, что до ее приезда Илья крутил тут со многими девчатами, и резонно рассудила: если ухажерок этих было так уж много, то кто-нибудь из них должен быть и сейчас в клубе. Она передвинулась чуть в сторону, чтобы печка не закрывала ее. И Илья сейчас же покорно шагнул вслед за Тосей. «Прямо как нитка за иголкой!» – подумала Тося и горделиво выпрямилась. Пусть все прежние Илюхины ухажерки смотрят на нее и лопаются от зависти!

Она ничуть не злилась на этих покинутых симпатий и совсем не боялась их. По доброте душевной Тосе даже стало немного жаль всех этих невезучих здоровенных девчат, которые ни с того ни с сего втемяшили себе в головы, что Илья когда-то любил их. И уж конечно же Тося не ревновала к ним Илью. Во-первых, это еще тогда было, когда она не приехала в поселок и Илья не знал ее. А во-вторых… Хватит с них и одного во-первых!

Филина ватага снова зашумела громче прежнего. Тося покосилась на крикливых парней и насупилась. Сам Илья стерпел бы и не такое, но ватага замахнулась на Тосю, а уж этого он никак не мог вынести.

– Подожди, я сейчас, – сказал он Тосе и через весь зал напрямик двинулся к ватаге.

Тося хотела удержать Илью, боясь, что он из-за глупого мужского самолюбия ввяжется в драку с подвыпившими парнями, но не успела.

Илья вплотную подошел к недавним своим дружкам и пригрозил:

– Будете еще зубоскалить над Тосей – изувечу, как бог черепаху!.. Все понятно? Вопросы есть?

Горлопаны разом затихли, и вид у них стал такой унылый, будто шли они на веселую кинокомедию, а попали на лекцию о моральном облике молодого человека. Мерзлявый заскучал больше всех, потер подбородок, пострадавший при встрече с телеграфным столбом, и от греха подальше заспешил к выходу.

Тося не слышала, о чем говорил Илья, но догадалась, что он отчитывает прежних своих приятелей. Она подивилась, как быстро, прямо-таки на глазах, перевоспитывается Илья, и окончательно решила, что никакого спора и в помине не было. Ну зачем ему, такому сознательному, спорить? Просто не мог он спорить – и все! И она тоже хороша: так сразу и поверила всему, что наговорили ей девчата. Сама первая предала Илью, а ищет виноватых…

И скорая Тося загорелась желанием тут же добром отплатить Илье за все вздорные свои подозрения. Но Илья, как назло, задержался возле ватаги, а к Тосе подбежала озабоченная Катя:

– Слышь, Кислица, у тебя червонца не найдется? Жена механика уступает мне мулине… Почти по себестоимости!

– Какое еще мулине? – опешила Тося, не в силах понять, как может Катя в такую минуту думать о каком-то там мулине.

– Ленинградское, самое лучшее… Полный набор цветов! У Сашки все деньги выцыганила, а червонца не хватает. Хотела из лотерейных перехватить, все равно отчитываться не скоро, да Сашка – ни в какую… Категорически! Знаешь, что это за человек? – ликующим шепотом спросила Катя, восторгаясь Сашкиной честностью. – Чует мое сердце, хватану я с ним горюшка!

– Пойдем поищем, – сказала Тося и вместе с Катей направилась в угол, где на скамьях навалом лежала верхняя одежда.

Пока Тося разыскивала свое пальтецо, Катя окликнула Анфису, все еще стоящую у входа в зал:

– Что ж не танцуешь? Или ждешь кого?

Анфиса пожаловалась с заметной охотой:

– Договорились с Вадим Петровичем вместе в кино идти, скоро начало, а его все нет… Никого в жизни не ждала, а его вот жду! Как это тебе нравится?

– Дело хозяйское… – уклончиво ответила Катя и не удержалась, чтобы не похвастаться: – А я своего Сашку никогда не жду: досрочно приходит!

Анфиса улыбнулась тайным своим мыслям и сказала доверчиво:

– Знаешь, Вадим Петрович меня за кого-то другого принимает: все «вы», «вы», такой вежливый!.. А вообще-то, он чудной: инженер, диплом, говорят, с отличием, а сам мальчишка мальчишкой. Бывают же такие!

Катя зевнула и покосилась на замешкавшуюся Тосю.

– Дает Тоська жизни! Все-таки молодец она, – впервые похвалила Анфиса свою соседку по койке. – Чихала на спор и все Веркины предупрежденья! Я даже не думала, что она такая самостоятельная… И правильно делает: нечего на сплетни молиться!

Последние слова Анфиса выговорила так горячо и заинтересованно, что Кате показалось, будто она имеет в виду не только Тосю с Ильей, а и себя с инженером….

– Значит, Кислица знает уже про спор… – с сожаленьем сказала Катя.

Она жалела не так Тосю, как себя. Открывая Тосе глаза, девчата обошлись без нее и лишили ее интересного зрелища.

А Тося разыскала наконец пальтецо, выгребла из кармана все свои невеликие капиталы – в смятых бумажках, серебре и медяках – и отдала Кате.

– Вот спасибо, подруга, выручила! – растроганно поблагодарила Катя и тут же, без передышки, пристыдила легкомысленную девчонку: – Ты что же это делаешь, а? Смотреть противно! Он спорил на тебя, а ты без никаких танцуешь. Имей хоть каплю гордости!

– Мало мне капли! – заупрямилась Тося.

– Ой, Кислица, не финти! – накинулась Катя на Тосю с видом человека, обманутого в лучших своих ожиданиях. – Обещала мстить – так мсти! – и напомнила язвительно: – За весь женский пол!..

– А ну, цыц! – оборвала ее Тося. – Заладили: «спорил, спорил»… Слышала звон, да не знаешь, где он! Будешь еще на честного человека напраслину возводить – я… Сашке пожалуюсь! Он тебя за сплетни по головке не погладит.

Катя оторопела, попав из прокуроров в обвиняемые, а Тося бросила ее и пошла через весь зал к Илье, скучающему возле своего портрета. Илья радостно встрепенулся и поспешил к Тосе. Они встретились на полпути, опять с первого же совместного шага попали в такт, и музыка понесла их на широкой своей волне.

Между танцующими парами пробирался Филя, поминутно поправляя кубанку, чертом сидящую у него на макушке. Илья наскочил на него, отвернулся и увлек Тосю в самый дальний угол зала.

Но от Фили не так-то легко было избавиться. Доморощенным Мефистофелем из самодеятельного спектакля он высунулся из-за печки, как веером обмахиваясь двумя растопыренными пальцами. Встретившись с Тосей глазами, Филя живо стащил с головы кубанку и многозначительно покрутил ею в воздухе, словно тут же предлагал Илье обменять Тосю на потертую свою шапку.

Илья свирепо цыкнул на него – и Филя поспешно юркнул за печку. Но было уже поздно. Тося хорошо разглядела Филины манипуляции с шапкой. Все сомнения разом вылетели из ее головы. Она замерла на месте, будто уперлась с разбегу в стену, и с отвращением вырвала свою руку: ей теперь даже прикасаться к Илье было противно.

– Тось, послушай… – начал было Илья, но Тося в упор глянула на него, и все защитительные слова застряли в его горле.

Илья сразу догадался, что Тося все знает о споре. Он не выдержал ее гневного, откровенно презирающего взгляда, трусливо отвел глаза и с нашкодившим видом застыл рядом с Тосей.

Они стояли посреди зала, мешая танцующим. Пары натыкались на них и, недоуменно оглядываясь, обходили.

А парни из Филиной ватаги старательно глазели на Илью с Тосей, почуяв приближение скандала.

А Тосе даже и не себя было жаль сейчас, не своей оплеванной первой любви, а того, что Илья так опозорился: летал перед ней орлом, делал вид, что душа у него широкая, а на поверку оказался самой настоящей мокрой курицей. Если разобраться, он был даже хуже Фили! Тот хоть никого из себя не корчил: был мелким хулиганом – таким его все и знали.

И не в одном Илье тут было дело. Привыкшей к размашистым обобщениям Тосе обидно вдруг стало, что вся людская порода такая еще несовершенная. Никак люди со своими постыдными пережитками не распрощаются, так и тащат их с собой в коммунизм. А уж болтают о себе, болтают…

На миг все люди, живущие вместе с ней на земле, все поголовно человечество сникло вдруг в глазах Тоси, пригнулось, как бы даже сплющилось, несмотря на все свои чудесные спутники и гордые космические ракеты. Будто его, это самое непутевое человечество, какой-то небывалой вселенской косой полоснули вдруг по ногам и разом укоротили вдвое… Эх, люди-человеки! И когда вы только лучше станете?..

А Филя набрался храбрости и высунулся из-за спасительной печки.

– Филя! – зазвеневшим от обиды и гнева голосом позвала Тося. – Отдай ему свою шапку… – Не оборачиваясь, жестом крайней гадливости Тося ткнула пальцем в сторону Ильи: – Он выиграл… А я тебе новую куплю… Отдай, ну!

И такая убежденность в своей правоте и великое презрение к ним обоим прозвучали в Тосином голосе, что ершистый Филя безропотно подчинился, стащил с головы кубанку и нерешительно протянул Илье, а тот, не смея перечить смертельно обиженной Тосе, послушно взял чужую шапку.

Замолкла радиола. Все танцующие замерли на своих местах.

– Эх ты! – тихо сказала Тося, глядя Илье в плечо.

Она не договорила, махнула безнадежно рукой и пошла к выходу – маленькая и прямая, с окаменевшим от лютого горя лицом. Лесорубы молча расступались перед ней, давая дорогу. Илья намертво врос в пол и только голову поворачивал, провожая Тосю глазами. Девица с серьгами завела было радиолу, но все, как по команде, осуждающе глянули на нее, и она тут же выключила неуместную свою музыку. Тося закрыла лицо локтем и выбежала из зала.

Раскатисто хлопнула дверь. Илья увидел в своей руке кубанку и швырнул ее Филе. Тот машинально вскинул руку и поймал шапку. А Илья шагнул в угол зала, выхватил из вороха одежды приметный свой пыжик и послал его вдогонку за кубанкой:

– Держи!

Свободной рукой Филя по-обезьяньи ловко поймал знаменитый пыжик, увековеченный для потомства на портрете Ильи, и спросил враз осевшим от волнения голосом:

– Это как же понимать?

– А вот как… – Илья наконец-то отыскал виновника всех своих бед и сильным ударом сбил Филю с ног. – Все из-за тебя!

Он кинулся к выходу вслед за Тосей, расталкивая лесорубов.

Оглушенный Филя медленно поднялся с пола, держа в каждой руке по шапке. Переводя глаза с пыжика на кубанку, Филя растерянно заморгал, не понимая, выиграл он спор или нет…

Илья выскочил на крыльцо клуба. Вдали, то появляясь в свете фонарей, то пропадая во тьме, по ночной пустынной улице бежала Тося. Илья спрыгнул с крыльца и ринулся догонять ее. И тут на пути Ильи, загораживая дорогу, стали трое парней из Филиной ватаги. Они шли смотреть «Смелых людей» и ничего не знали о том, что случилось в клубе.

– Когда ж ты на Камчатку ее приведешь? – ехидно спросил Длинномер. – Заждались мы…

Разъяренный Илья схватил Длинномера в охапку, перевернул его в воздухе и сунул головой в сугроб. Двое других парней испуганно попятились. Илья рванулся вперед и тут же остановился, не видя нигде Тоси. Барахтаясь в рыхлом снегу, Длинномер проваливался все глубже и глубже. Одни лишь длинные нескладные ноги торчали позади Ильи из сугроба.

Илья вбежал в женское общежитие и сейчас же выбежал, не найдя там Тоси.

– Тось, где ты? – крикнул он в сторону Камчатки. – Я тебе все объясню… Это еще когда было… Тось, отзовись… То-ося!..

Крупная луна стояла в небе. Гасли окна в домах. И в клубе разом погасли все огни – начался киносеанс. Пустой, молчаливый, будто вымерший поселок, залитый неживым лунным светом, лежал перед Ильей. На миг ему почудилось, что он остался один во всем мире.

Тося забилась под густую елку возле конторы. Илья пробежал мимо и не увидел ее. Он потоптался на углу, крикнул в переулок:

– Тось? – вернулся, опять пробежал мимо елки – и опять не заметил Тоси.

Боясь, что не совладает с собой и отзовется, Тося обеими руками зажала уши, чтобы не слышать жалкого и виноватого голоса Ильи.

Над притихшим поселком метался отчаянный крик:

– Тось, где ты?.. То-ось!.. То-о-ося-а!..

Лишь дальнее лесное эхо отвечало Илье.