Текст книги "Девчата. Полное собрание сочинений"

Перед началом – танцы

В просторном неуютном клубе лесопункта гремела радиола. Посреди зала кружилось в танце с десяток пар. На ногах танцующих мелькали ботинки, сапоги, туфли на высоких каблуках, запоздалые босоножки и преждевременные валенки. Озабоченный комендант с молотком в руке и портретом под мышкой пробирался между танцующими. Он охранял портрет от толчков с таким бережным старанием, словно нес полотно знаменитого художника.

В углу зала на сдвинутых скамьях навалом лежали плащи, пальто, ватники. По стародавнему поселковому обычаю, нетанцующие девчата выстроились у одной стены, а ребята – у противоположной. Шумная ватага сгрудилась вокруг подвыпившего Фили. Парни дружно дымили папиросами, не обращая внимания на застенчивые запретительные таблички, и от нечего делать громко обсуждали достоинства танцующих девчат.

Любители «козла» отчаянно стучали костяшками домино, будто собирались проломить крышку стола. Перекликаясь с их стуком, поминутно хлопала наружная дверь. Все новые и новые лесорубы поодиночке и парами входили в зал. У двери пары расставались: девчата сворачивали к женской стенке, а парни – к мужской.

Вот в зал вошла Катя под руку с неуклюжим Сашкой, а вслед за ними прошмыгнула Тося. Сашка с заметным сожаленьем выпустил Катину руку и, подчиняясь обычаю, шагнул к парням, а Катя – к девчатам. Мешая входящим лесорубам, Тося растерянно замерла у порога, не зная, куда ей податься. И тут как раз замолкла радиола. Танцующие отхлынули от середины зала, одна лишь Тося осталась стоять на виду у всех, с боязливым любопытством озираясь вокруг.

– Эй, новенькая, шагай сюда! – крикнул Филя.

Тося подалась было к нему, но увидела смеющиеся рожи ребят из Филиной ватаги, испуганно отпрянула и побежала к женской стенке. Ватага заулюлюкала ей вслед.

– Зря вы… – пристыдил парней Сашка.

Он терпеть не мог, когда сильные обижали слабых, а тем более измывались над такими вот беззащитными девчонками, как Тося-повариха. Когда Сашке доводилось читать в газете, что бригадмильцы, а то и просто правильные ребята приструнили где-то распоясавшихся хулиганов, он всегда приветствовал такие добрые дела и радовался, что порок наказан, а справедливость восторжествовала. Сам Сашка никогда ничего постыдного не делал, а всякое хулиганство прямо-таки ненавидел. Если б его воля, он собрал бы хулиганье со всей страны, погрузил бы на какой-нибудь старый, отслуживший свое корабль, вывел бы его в океан и утопил всю эту человеческую шваль в самой глубокой ямине. Вот какой непримиримый человек был Сашка!

Но при всем том у себя в поселке Сашка как-то не замечал, что Филя со своими дружками сплошь и рядом творит точно такие же дела, против которых воюют бригадмильцы из газеты. И не надо думать, что Сашка боялся Фили. Никого в поселке он не боялся, и если б дело дошло до драки, Сашка один раскидал бы добрую половину Филиной ватаги. Просто он никак почему-то не мог догадаться, что Филя со своими дружками хулиганит. Сашка не хитрил сам с собой, ища спокойной жизни, а в самом деле не догадывался. И вроде неглупый был парень, а вот поди ж ты…

В газете сразу было видно: такой-то – хулиган, пакостник, бить его надо в морду или сажать за решетку. А Филиных дружков равнять с таким отпетым хулиганьем было никак нельзя. Те, чужие, газетные хулиганы были только хулиганы, и все. А многих ребят из Филиной ватаги Сашка знал с детства: они работали вместе с ним в лесу, и неплохо работали – «вкалывают будь здоров», как любил говорить Сашка. Все их пакости Сашка, конечно же, не одобрял, но приструнить своих приятелей детства и товарищей по работе у него как-то рука не поднималась. Он все надеялся, что они одумаются, но время шло, а Филина ватага что-то не очень спешила одумываться.

В общем, Сашка был убежден, что тем стойким парням из газеты, которые мужественно хватали своих хулиганов за шиворот, было гораздо легче, чем ему. Им все было ясно и сразу было видно, где черное, а где белое. А в родном Сашкином поселке все как-то смешалось и перепуталось. Тот же Филя, только что зря обидевший забавную девчушку Тосю, до этого целый день, не жалея себя, вкалывал вместе с Сашкой на делянке; он дал Сашке закурить, когда у того кончились папиросы, а завтра они сядут за одну парту в вечерней школе…

Комендант с портретом под мышкой подошел к Тосе. Выбирая место для портрета, он бесцеремонно передвинул Тосю сначала в одну сторону, потом в другую и стал заколачивать в стену большущий гвоздь. Комендант повесил портрет, отступил на шаг, любуясь делом своих рук, и, просвещая Тосю, важно сказал:

– Передовик!

Тося почтительными глазами глянула на портрет, на котором был изображен парень в пыжиковой шапке, с бензомоторной пилой в руках. Он показался вдруг Тосе знакомым, хотя она могла бы поклясться, что никогда в жизни не видела этого носа-сливы. Всю силу своего таланта местный художник вложил в то, чтобы поточней выписать бензопилу. Шапка тоже удалась ему, а вот лицо парня вышло неживое и постное. С бензопилой в руках и благочестивым лицом праведника лесоруб смахивал на новейшего лесозаготовительного святого механизированной формации.

Стайка любопытных девчат подбежала к портрету.

– Ой, кто это?

– Да вроде Илюха…

– Не похож!

– А ты на шапку глянь.

– Шапка его…

Тося попристальней вгляделась в портрет и узнала вальщика леса Илью Ковригина. Не дай бог, если такой вот художник-мазила вздумает и ее нарисовать. Вот чучело получится!

Большая рыхлая девица с крупными серьгами, добровольно обслуживающая радиолу, поставила новую пластинку. Сашка пригласил танцевать Катю. Тося надеялась, что и ее тоже кто-нибудь пригласит, но всех девчат вокруг давно уже расхватали, а она все еще стояла под портретом, словно приставлена была караулить его.

От нечего делать Тося стала следить за танцующими. Скоро она заметила, что лесорубы не очень-то церемонятся с девчатами: танцевали они с таким снисходительным видом, будто делали невесть какое одолжение. Попадались среди них и такие кавалеры, что не вынимали папирос изо рта, а самые отпетые даже бросали девчат в разгар танца.

«Что делают, ироды!» – ужаснулась Тося. Ее удивило, что местные девчата не протестуют и, по всему видать, давно уже свыклись с таким обращением. «Вот телушки!» – негодовала Тося. Ей вдруг захотелось, чтобы какой-нибудь лоботряс с папиросой пригласил ее, а потом бросил бы посреди танца. Она бы ему показала, как вести себя с девушкой!

Но танец сменялся танцем, а Тосю никто не приглашал, и ей так и не удалось поучить лесорубов уму-разуму. Все нетанцующие девчата сбились вокруг радиолы, а Тося одна-одинешенька стояла под портретом Ильи. Пела-заливалась радиола, насмехаясь над Тосей:

На скамейке, где сидишь ты, Нет свободных мест…

Танцевать хотелось так, что у Тоси даже похолодели кончики пальцев. «Хоть какой-нибудь завалященький пригласил бы!» – молила Тося, перезабыв все свои мстительно-воспитательные планы. Но молодые лесорубы стойко подпирали плечами стены и совсем не замечали Тосю, будто ее и в зале не было. Катя проплыла мимо в танце с Сашкой и улыбнулась ободряюще Тосе. Хорошо ей было улыбаться, на ее месте Тося и не так бы еще заулыбалась!

А может, и зря позавидовала Тося своей подруге. Неуклюжий Сашка танцевал плохо и поминутно наступал Кате на ноги.

– Ох и пентюх ты! – упрекнула его Катя, морщась от боли.

– Под гармошку у меня получается, – защищался Сашка. – А радиола эта шепелявит, ничего не разберешь… Только ради тебя и танцую!

– Потому и терплю, – призналась Катя.

Сашка счастливо заулыбался и большущим сапожищем припечатал Катину туфлю.

– Может, передохнем? – покаянно предложил он.

– Танцуй, чего уж там! – сквозь слезы сказала Катя.

К Тосе подошла Вера. Ее тоже никто не приглашал танцевать, но у Веры был такой вид, будто она этого даже и не замечает. Тося пристально посмотрела на нее, но так и не поняла, на самом деле старшей подруге не хочется танцевать или она только притворяется. Кто их, тридцатилетних заочниц, разберет…

– Ну, как тебе наш клуб? – спросила Вера.

– Клуб ничего себе, – честно признала Тося, окидывая взглядом просторный зал. – А вот культурной работенки у вас кот наплакал!

Вера кивнула головой, соглашаясь с Тосей, и тут же, не сходя с места, разъяснила ей все по-научному:

– Такое несоответствие часто бывает. Надстройка всегда отстает от материальной базы… Ведь так?

Тося сразу заскучала. Ей почудилось, что высокообразованная Вера как-то нескладно распорядилась своей наукой и вроде бы даже оправдывает ею все поселковые безобразия. Но спорить с ученой подругой Тося не отважилась и сказала уклончиво:

– Мы этого в вечерней школе еще не проходили…

Раскатисто хлопнула наружная дверь, и в зал вошел Илья. В живом Илье не было ничего иконописного, только по шапке и можно было признать в нем парня, увековеченного на портрете. Попыхивая папиросой, Илья прошествовал через весь зал, на ходу пожимая руки танцующим парням и небрежно кивая девчатам. Он остановился в трех шагах от Тоси. При мысли, что ее сейчас наконец-то пригласят танцевать, у Тоси перехватило дыхание, и она, потеряв всякий стыд, чуть было не шагнула первая навстречу Илье.

– А это что за птица? – спросил Илья, скользнув глазами по своему портрету.

Нетанцующие девчата сбежались со всего зала, подобострастно захихикали:

– Себя не узнал!

Илья придвинулся к портрету и искренне удивился:

– Да разве это я?

– А шапка?

– Шапка моя… – признался он и покрутил головой. – Искусство!

Не отрывая глаз от портрета, Илья с ленивой уверенностью первого в поселке парня протянул руку в сторону девчат. Рука его повисла в воздухе между Тосей и девицей с серьгами. Тося невольно подалась вперед. Она тут же сама ужаснулась тому, что натворила, но было уже поздно. Слепая рука Ильи нашла ее и увлекла в танце. Чтобы не опозориться перед знатным лесорубом, Тося старательно семенила ногами, а лицо у нее стало таким напряженным, будто она решала трудную алгебраическую задачу с буквенными коэффициентами. И только Тося приноровилась к широкому свободному шагу Ильи, как радиола замолкла.

– Не везет тебе, Дуся! – посочувствовал Илья.

Тося растерялась, не зная, обижаться ей или можно стерпеть и такое.

– Меня Тосей зовут… – тихо сказала она.

– Это все равно! – уверил Илья и отошел к парням.

Тося немножко надеялась, что и на следующий танец Илья пригласит ее, но он куда-то запропал, а потом вынырнул из толпы уже вместе с Анфисой. Они промчались в танце мимо Тоси, обдав ее теплым ветром, – высокие, красивые, под стать друг другу. Рядом с ними Тося самой себе показалась вдруг невзрачным заморышем. Даже не верилось, что минуту назад Илья танцевал с ней. И чего она, такая замухрышка, ерепенится? Только чужие портреты ей и сторожить! Красотой обделили – так хотя бы росту набавили, все, глядишь, на человека была бы похожа, – так нет, и тут Тосе не повезло. Видно, в первый год ее жизни мать недодала ей каких-то витаминов, решила Тося, припомнив брошюру, которую читала она у доцента с аспиранткой, чтобы подковаться теоретически и по-научному воспитывать их девочку. Оно и понятно: война тогда кругом бушевала, не до витаминов тут было…

Мальчишки-безбилетники под руководством коменданта устанавливали скамейки перед экраном. Хоть бы поскорей начинали картину крутить, и чего расплясались!

– Станцуем? – вкрадчиво спросил чей-то голос над ухом Тоси.

Она живо обернулась и увидела перед собой Филю, одергивающего пиджак. Что ж, на безрыбье и рак – рыба… Тося придвинулась к Филе, доверчиво положила руку ему на плечо – и тут же отпрянула, брезгливо скривив лицо.

– Чего ты? – не понял Филя.

– Постыдился бы приглашать: водкой от тебя несет.

– Да не водка это! – оправдался Филя. – Самогон…

– Какая разница? – удивилась Тося.

– Ну, разница-то есть! – просвещая Тосю, снисходительно сказал Филя и пообещал: – Слышь, я отворачиваться буду…

– Тут уж как ни отворачивайся!

– Да что ты корчишь из себя! Получка у нас была, опять же премия… Я всего вот столько и хватанул.

Филя чуток расклеил пальцы, показывая придирчивой Тосе, как мало он выпил.

– Иди-иди, не буду я с тобой танцевать.

– Пожалеешь, девушка… – ласковым голосом сказал Филя, грозно посмотрел на Тосю и двинулся к своей ватаге.

– А ты отчаянная! – удивилась девица с серьгами. – Видать, не учили еще тебя.

Тося презрительно махнула рукой:

– Все вы тут какие-то чокнутые!

В перерыве между танцами она видела, как Филя подошел к Илье, шепнул ему что-то на ухо и повел головой в ее сторону. Илья усмехнулся и с любопытством глянул на Тосю. И хотя до них было шагов двадцать, Тосе показалось, что смеялся Илья не над ней, а над Филей.

Катя пришла проведать свою неудачливую подругу. У нее был такой откровенно счастливый вид, что Тосе даже как-то неловко стало, будто Катя начала вдруг раздеваться на людях. Судя по всему, Сашка не только наступал ей на ноги, но и успел шепнуть какое-то заветное словцо. Дальновидная Тося тут же дала себе клятву: какое бы счастье в грядущие дни ни свалилось ей на голову, у нее никогда не будет такого вот глупого, обидного для подруг, нестерпимо счастливого вида.

– Ты что ж не танцуешь? – спросила Катя.

– Пол у вас… сучковатый, – нашла Тося причину.

– А я что-то не заметила… Хочешь, Сашка с тобой потанцует?

Вот-вот, Тосе только и осталось разбивать чужие пары! И до чего же любят удачливые девчата выручать своих несчастных подруг! Прямо медом их не корми, а дай сотворить без спросу доброе дело! И Тося не удержалась, чтобы не преподнести Кате пилюлю:

– Спасибочко, а только ноги мне еще пригодятся. Не всем же быть инвалидами, хватит и тебя одной!

– Как знаешь… – обиделась Катя за своего косолапого Сашку и отошла прихрамывая.

Одну полечку Тося все-таки оттопала с девчонкой-школьницей из тех бойких девчонок, которые вечно крутятся возле взрослых и больше всего на свете любят смотреть запретные кинокартины. Девчонка и еще набивалась танцевать, но Тосе не понравилось, что та держится с ней как с равной, и она ее прогнала.

Тося стояла и скучала, дожидаясь начала сеанса. Мимо нее опять промчался в танце Илья – на этот раз уже не с Анфисой, а с другой девушкой, работающей калькулятором в поселковой столовой.

«Когда много – значит нет ни одной!..» – подумал вдруг в Тосе кто-то незнакомый ей, дремавший до поры до времени, а теперь вдруг проснувшийся. С непривычки к таким мыслям Тося сначала даже не поверила, что она сама, без чужой подсказки все это подумала, – прямо как мудрая заочница Вера! Но как следует порадоваться неожиданному своему таланту она не успела: мимо нее снова промчался Илья с хихикающей калькуляторшей.

На миг Тося встретилась глазами с Ильей, и ей почудилось, что он, как в открытой книге, прочитал все ее тайные мысли – прочитал и понял: не от хорошей жизни занялась она не своим делом и ударилась вдруг в умственность. Кажется, Илья даже пожалел ее – маленькую, некрасивую, никому здесь не нужную. Только жалости его Тосе и не хватало! Она закусила губу и выбежала из клуба.

На крыльце шла совсем другая жизнь: безбилетные мальчишки и девчонки уговаривали старичка-контролера пустить их в клуб на свободные места. Парнишка лет четырнадцати курил в рукав, осторожно озираясь по сторонам. Тося сразу будто вывалилась из взрослой жизни, к которой начала было приобщаться, в недалекое, но уже позабытое ею детство.

– Ага, вот ты где! – хищно сказал Филя, выходя из клуба вслед за ней.

Тося шаром скатилась с крыльца и отодрала от земли примерзший горбыль[7]7
   Горбыль – крайняя доска при распилке бревна, с одной стороны выпуклая.


[Закрыть].

– Только подойди!

– Кислицына, брось палку! – строго сказал Филя и шагнул с крыльца.

– Милок, да разве так за девкой ухаживают? – прошамкал вдогонку ему контрольный старичок.

Тося занесла горбыль над головой и пригрозила:

– Ка-ак стукну!

– Ты что, шуток не понимаешь? – удивился Филя, плюнул под ноги и вернулся в клуб.

Волоча за собой горбыль-спаситель, Тося прогуливалась по ночному поселку. Первый морозец сковал землю, молоденький ломкий ледок со стеклянным хрустом трещал в лужицах под ногами. Циркульная пила на шпалорезке угомонилась на ночь, и в поселке было непривычно тихо. Лишь на нижнем складе глухо рокотали скатываемые с платформ бревна. Тося взобралась на высокий дощатый тротуар. Настил не хлюпал больше под ногами, как в недавнюю слякоть, а сухо гремел под Тосиными каблуками. Вот бы где танцевать!

В небе один-одинешенек гулял молодой тонкий месяц. Тосе вроде даже легче на душе стало, когда увидела, что не одна она коротает в мире свое одиночество.

Месяц стоял боком к земле, чтобы трудней было попасть в него космической ракетой. Тосе вдруг сильно захотелось, чтобы именно сейчас, сию вот минуту, когда она смотрит на месяц, в него ударила бы ракета и высекла искру и чтоб на всем белом свете это видела одна лишь она. Ну… пусть еще ученые, которые дежурят у своих зорких труб и получают за это ордена и высокую зарплату. Против ученых Тося ничего не имела.

Она стояла целую минуту, задрав голову к небу и надеясь, что заказанное ею чудо сбудется. Может быть, Тося и дождалась бы своей ракеты, но тут в клубе погас свет.

– Начинают! Начинают! – загалдели безбилетники на крыльце.

Тося отшвырнула горбыль и припустила к клубу.

Жили-были…

За окном общежития завывал студеный ветер, и время от времени с нижнего склада доносились приглушенные стенами гудки паровозика, лязг буферов и дробный стук сгружаемых бревен.

Вера оторвалась от книги и оглядела комнату. Все девчата были в сборе, одна лишь Тося куда-то запропастилась. Надя жарила картошку для Ксан Ксаныча. Анфиса причесывалась перед зеркалом, собираясь на ночное дежурство. Принаряженная Катя, готовясь к решительному свиданию с Сашкой, смотрелась в зеркало из-за плеча Анфисы и, послюнив палец, расправляла белесые брови.

Со дня Тосиного приезда прошло уже две недели. Вера и не заметила, как привязалась к непоседливой, взбалмошной девчонке и стала близко к сердцу принимать все ее радости и беды.

Любимые Тосины киноактрисы, прикатившие в поселок в бауле, успели уже перекочевать на стенку. Вперемежку с ними висели пестрые картинки, которые Тося выдирала из иллюстрированных журналов. Даже и тут она была верна поварской своей профессии и всем самым красивым пейзажам предпочитала вкусные натюрморты. Любила Тося краски ярчайшие. Стена над ее койкой стала самым экзотическим уголком во всей комнате. У Веры при одном лишь взгляде на пеструю Тосину экзотику сразу же рябило в глазах…

Дверь со стуком распахнулась, и в комнату ступила радостная Тося с великим множеством разнокалиберных кульков и пакетов в руках. Не оборачиваясь, она закрыла дверь ногой – с ловкостью инвалида, давно уже привыкшего обходиться без помощи рук, и высыпала покупки на стол.

– Налетай!

Тося разворошила кульки, отыскала любимые свои конфеты. С раскрытым кульком обошла девчат.

– Красные берите, вкуснее!

Себе Тося взяла желтую, чтобы подругам досталось побольше красных. И Анфису-злюку не миновала Тося, высыпала на тумбочку перед зеркалом горсть конфет. Анфиса удивленно покосилась на Тосю и машинально сунула конфету в рот.

– Весь аванс угробила? – полюбопытствовала Вера, на правах старшей подруги осуждая юное Тосино расточительство.

Тося беспечно махнула рукой:

– А чего там! Я так считаю: деньги для того и зарабатывают, чтобы тратить. Ведь правда, мама-Вера?

– Открыла Америку! – фыркнула Анфиса.

Тося обернулась было к ней, чтобы дать отпор, но тут в поле ее зрения попала прихорашивающаяся Катя, и мысли Тоси сразу же настроились на другой лад.

– Это платье тебе не к лицу! – решительно объявила она. – Надень лучше Верину блузку и Анфискину черную юбку. – Недолго думая, Тося вытащила из шкафа чужие одежины и примерила издали к Кате. – Девчонки, правда, лучше?

Анфиса пожала плечами. Надя на миг оторвалась от плиты, безучастно посмотрела на Катю и снова занялась своей картошкой. А Вера даже головы не повернула.

– Единоличники вы несчастные! – пристыдила Тося девчат. – Подруга на первое свидание идет, а вам хоть бы хны!

– Одни женихи у вас на уме, – отозвалась уязвленная Вера. – Занялись бы чем посерьезней.

– Эх, мама-Вера! Как тридцать стукнет, обещаю только про международное положение думать. С утра до вечера, без перерыва на обед!.. – Тося кинула юбку с блузкой Кате. – Переодевайся!

Катя многозначительно повела глазами в сторону Анфисы.

– Мам-Вера, Анфиска, можно? – запоздало спросила Тося.

Вера разрешающе кивнула головой, а Анфиса снова неопределенно пожала плечами, удивляясь детдомовской Тосиной бесцеремонности.

Катя поспешно стала переодеваться, боясь, что Анфиса передумает и отнимет у нее лучшую свою юбку.

– Глянет Сашка – и наповал! – убежденно говорила Тося, тормоша Катю и изо всех сил стараясь сделать подругу покрасивей.

Болтая ногой в тонком чулке, Анфиса сидела на койке и насмешливо-снисходительно следила за Катей и без толку суетящейся возле нее Тосей: так ветераны смотрят на сборы новобранца. И Надя у плиты украдкой поглядывала на Катю. В коротких Надиных взглядах было жадное любопытство человека, обделенного в жизни многими радостями, выпавшими на долю ее более счастливых подруг, в том числе и этой вот молодой трепетной радостью первого свидания, какой полна была сейчас Катя.

– Он как тебе сказал? Приходи, мол, буду ждать? – выпытывала у Кати малолетка Тося, которой еще никто в жизни не назначал свидания.

– Да что-то вроде этого… – неуверенно ответила Катя, смущенная всеобщим вниманьем.

– Счастливая ты, Катька! – позавидовала Тося. – Слушай, возьми мою брошку.

– Да ее под пальто и не видно будет.

– Все равно возьми. Пусть хоть брошка моя на свидании побывает!

Тося живо нырнула под койку, достала из баула крупную брошку – единственное свое украшение – и нацепила ее на грудь смирно стоящей Кате. Тосина бескорыстная забота о подруге неожиданно заразила и Анфису, она тоже внесла свою посильную лепту в Катины сборы.

– Целоваться без спросу полезет – ты вот так руку держи, – посоветовала опытная Анфиса и выставила руку локтем вперед.

Тося запоминающе повторила полезный Анфисин жест: на всякий случай – может, когда и пригодится.

– А совсем обнаглеет – бей прямо по мордасам, это их успокаивает! – Критически осмотрев Катю, Анфиса решила: – Да куда тебе!.. Ты хоть не бросайся ему сразу на шею, поманежь хорошенько, крепче привяжешь.

– А зачем Кате притворяться, раз она и сама Сашку любит? – удивилась Тося.

– Лю-убит? – насмешливо переспросила Анфиса, рассматривая флакон с одеколоном на свет. – Никакой любви нету.

– Нету любви? – опешила Тося. – А куда ж она подевалась?

– А ее никогда и не было! – сказала Анфиса, наслаждаясь Тосиным изумлением. – Врут люди, сочинили себе сказочку, чтоб веселей жить было… Поверь мне: всем мужикам лишь одно нужно!

Тося растерянно огляделась вокруг, ища подмоги.

– И… Пушкин, по-твоему, врет?.. «Я вас любил, любовь еще, быть может…»

– «Быть может»! – передразнила Анфиса.

– Хватит тебе девчонку пугать, – остановила ее Вера. – Не слушай ты ее, Тось.

– У меня своя голова на плечах есть, – обиделась вдруг Тося и пристально посмотрела на Анфису. – Жалко мне тебя, Анфиска, если ты всерьез так думаешь… – Она придвинулась к Кате и тихонько, как говорят о тайном и стыдном, спросила: – Ты и на Камчатку с ним пойдешь, если позовет?

За две недели Тося узнала уже все местные обычаи. У Камчатки были свои неписаные, но всем в поселке известные законы. Для девушки пойти с парнем на Камчатку – значило на весь поселок объявить о своей любви, все равно что обручиться. Вместо старомодных «жених и невеста» здесь говорили: «Они на Камчатке сидят». Почти все молодые семьи в поселке прошли через Камчатку, и многие пожилые ныне дяди и тети частенько поминали ее добрым словом.

– Там видно будет… – уклончиво ответила Катя.

Тося с молодым ужасом посмотрела на нее и с решительным видом повернулась к Анфисе:

– Дай одеколонцу для Катерины, будь человеком!

Анфиса молча протянула Кате флакон с одеколоном. Тося бесцеремонно перехватила флакон, понюхала.

– Дай другой, у тебя лучше есть, я знаю.

– Ага! – торжествующе выпалила Анфиса. – Наконец-то я тебя поймала, вечно по чужим тумбочкам лазишь!

Тося воинственно подступила к Анфисе:

– А ты видела?!

Анфиса нырнула рукой в тумбочку, достала из дальнего угла маленький заветный флакончик, глянула на свет.

– Так и есть! Я как знала, царапину вчера сделала, а теперь царапина на весу… Поймаю на месте – руки поотрываю!

– Попробуй… – без прежнего пыла молвила Тося, отодвигаясь от Анфисы.

Хитрая Анфисина царапина, кажется, не на шутку озадачила Тосю. Пряча смущение, она подошла к своей койке и срочно занялась покосившимся натюрмортом.

Катя взглянула на ходики, испуганно ойкнула:

– Ой, опаздываю! – и выбежала из комнаты.

У Нади на плите громко зашипела на сковородке картошка. Анфиса брезгливо поморщилась:

– И охота тебе каждый вечер с ужином возиться? Ведь столовая есть.

– Охота… – хмуро ответила Надя.

– Да не слушай ты ее, Надежда! – вступила в разговор оправившаяся Тося. – Ей только волю дай – на всех станет кидаться. Тигра лютая, а не человек! – Вызывая Анфису на бой, Тося храбро шагнула к ней и сказала с запоздалой яростью: – Если кто и брал твой паршивый одеколон, так почему я? Что я, крайняя?

– Больше некому! – убежденно ответила Анфиса.

– Нужен мне твой одеколон, – не сдавалась Тося. – Захочу – целое ведро куплю!

– Вот и купи, а чужой не бери.

– И куплю!

– Купи, купи… Не забудь и пудру заодно, вечно в мою пудреницу заглядываешь!

– В твою пудреницу? – возмутилась Тося. – Ну, знаешь… Когда у меня пудры нету, я могу и зубным порошком попудриться. Цацу из себя не корчу, как некоторые!

– Кончайте базар, – строго сказала Вера. – Слушать противно. А ты, Тось, просто удивляешь меня…

Тося топнула ногой и пропела:

 
Она всех вечно удивляла,
Такая… уж она была!
 

– Поэтесса! – фыркнула Анфиса. – Пушкин в томате!

– Как умею!.. – обиделась Тося и злопамятно посмотрела на ехидную Анфису.

– Тось, ты уроки сделала? – поспешно спросила Вера, чтобы помешать новой стычке.

– А нам, мама-Вера, кажется, не задавали… – схитрила Тося и стойко выдержала сомневающийся Верин взгляд.

– То-ося!

– Ох и надоели вы мне все! Зря я в вечернюю школу поступила… – не в первый раз пожалела Тося, но послушно достала из тумбочки учебники и тетрадки и села за стол.

Она зло полистала учебник, нашла нужную задачку, по школярской привычке сразу же заглянула в ответ и скорчила кислую мину, не зная, как ей этот ответ заполучить. Тишина – редкая гостья общежития – ненадолго установилась в комнате. Анфиса вернулась к зеркалу, а Вера снова легла на свою койку-гамак и уткнулась в пухлый роман.

– Как там они, еще не поженились? – вкрадчивым голоском спросила Тося.

– Ты решай задачу, решай… – посоветовала Вера.

– Ох и вредные вы все! – возмутилась Тося. – Все воспитывают, воспитывают… И как вам не надоест? – Обхватив голову руками, Тося с лютой ненавистью уставилась в задачник и забормотала: – Поезд отошел от станции…

В дверь тихонько постучали.

– Входи, кто там такой вежливый? – крикнула Тося, радуясь, что есть предлог оторваться от ненавистной задачки.

Дверь самую малость приоткрылась, и в комнату бочком проскользнул Надин жених Ксан Ксаныч.

В поселке Ксан Ксаныч был незаменимым человеком, и все его уважали. Числился он пилоправом, но знал толк и в плотницкой, и в слесарной работе, а при неотложном случае мог и лебедку наладить, и отпереть без ключа замок, и даже дамские часики починить. Работящие руки Ксан Ксаныча постоянно искали какое-нибудь занятие, и, мастеря что-либо, он чувствовал себя увереннее, а в редкие минуты вынужденного безделья ему было как-то не по себе, будто он людей обманывал.

В комнате своей невесты Ксан Ксаныч всегда смущался и неуклюже пробовал скрыть это смущение за несвойственной ему шутливой развязностью. Вот и сейчас он обошел комнату по кругу, осторожно пожимая руки девчатам и приговаривая:

– Вере Ивановне почтение… Учись, Тося, профессором станешь!.. А Анфиса наша все хорошеет…

Выполнив этот обязательный, как он считал, обряд, Ксан Ксаныч подошел к Наде, заглянул ей в глаза, спрашивая, не оплошал ли он сегодня, и на правах жениха нежно пожал ей руку выше локтя. Надя ободряюще кивнула ему и водрузила на угол стола сковородку с дымящейся жареной картошкой.

– Хорошо ты, Надюша, картошку жаришь! – с чувством сказал Ксан Ксаныч.

Они сидели рядышком и ужинали по-семейному.

– Насчет квартиры, Ксан Ксаныч, ничего нового? – поинтересовалась Вера.

Ксан Ксаныч безнадежно махнул рукой:

– Что-то не пойму я нашего Игнат Васильевича: сам же первый нам с Надюшей сочувствует, а стройку опять заморозил.

– План его поджимает, – сказала Вера. – Не научились мы еще сочетать производство с бытом…

– Так-то оно так, да только нам с Надюшей от этого не легче. Как подумаешь, что счастье двух человек зависит от кусочка жилплощади…

Ксан Ксаныч не договорил и снова махнул рукой.

– Безобразие это! – вспылила Тося, чуткая к чужой беде, и даже кулаком по столу стукнула. – Комната пустая стоит, а вам не дают. В газету надо написать!

Тося боязливо скосила глаза на Верин гамак. Но все в общежитии принимали такое горячее участие в устройстве семейного благополучия Нади и Ксан Ксаныча, что даже строгой Вере на этот раз Тосина вспышка показалась уважительной, и она не заикнулась о задачке.

– Вот ты писала про своего агронома, – напомнила Анфиса, – а что вышло?

Тося на секунду смутилась, будто по ее вине Ксан Ксанычу с Надей до сих пор не дают квартиру.

– До агронома еще доберутся! – убежденно сказала она.

– Ту комнату для технорука берегут, – робко объяснил Ксан Ксаныч. – Говорят, инженер к нам скоро приедет…

– Инженер? – переспросила Анфиса. – Расставляйте карман пошире. Так вам настоящий инженер и заявится в наш задрипанный лесопункт! На вашем месте, Ксан Ксаныч, я вселилась бы – и все. Пусть потом попробуют выселить!

– Как же так, самовольно? – удивился Ксан Ксаныч. – Ведь там замок висит…

– Эх вы! – пристыдила Анфиса. – Любой замок умеете открыть, а тут скромничаете.

– Правильно! – одобрила Тося. – Хоть и Анфиса сказала, а правильно. Я… это самое, присоединяюсь!

– А почему «хоть»? – высокомерно спросила Анфиса.

– Да ну тебя! – отмахнулась от нее Тося, вскочила с табуретки и азартно предложила – Ксан Ксаныч, миленький, айда замок ломать! Ну что вам стоит? А завтра свадьбу закатим! Я еще ни разу в жизни на настоящей свадьбе не гуляла… Ну, Ксан Ксаныч?

Ксан Ксаныч покосился на Надю, безучастно сидящую рядом с ним, покачал головой и сказал с сожалением:

– Нет, так не пойдет… Мы уж лучше с Надюшей дождемся, пока нам комнату законно дадут.

Тося разочарованно шлепнулась на свою табуретку.