Текст книги "Девчата. Полное собрание сочинений"

Илья начинает штурм. Тосю предупреждают

Тося кулинарила в лесу под кое-как утепленным на зиму кухонным навесом. По привычке человека, работающего в одиночестве, она напевала тоненьким голоском, совсем не вдумываясь в слова песни:

 
Меж высоких хлебов затерялося
Небогатое наше село…
 

Она давно уже освоилась на новом месте, привыкла к тому, что все, кроме Фили, хвалят ее обеды, и даже как бы устала немного от кулинарных своих успехов. Двигалась Тося споро и неторопливо, в ней появилось что-то сродни мастерущему Ксан Ксанычу. И вместе с тем Тося все еще оставалась несерьезной девчонкой-малолеткой, и в работе ее нет-нет да и проскальзывало кое-что от девчоночьей игры в кулинарию, будто обед она готовила не для здоровенных, проголодавшихся на тяжелой работе лесорубов, а для кукол или котят.

Из лесу вышел Илья, положил на пенек свою чудо-пилу и по узкой тропке, протоптанной в глубоком снегу, не спеша направился к кухне. Тося повернулась к нему спиной, на всякий случай перевесила поближе к себе самый тяжелый черпак и запела громче прежнего:

 
Горе горькое по свету шлялося
И на нас невзначай набрело!
 

Чтобы Тося не думала, что он так уж рвется к ней замаливать вчерашние свои грехи, Илья остановился у костра, не спеша прикурил от перламутровой, подернутой пеплом головешки, поглазел на стеклянное зимнее солнце и лишь потом подошел к Тосиной избушке.

– Плесни-ка газировки из ручья, – попросил он обычным своим чуть-чуть небрежным голосом, каким всегда разговаривал с девчатами.

Тося покосилась на ведро, подернутое льдом. Против воли она пожалела вздорного человека и, недовольная собой, буркнула, глядя Илье в плечо:

– У меня отварная есть…

– Не употребляю, – с сожаленьем сказал Илья.

Не упуская из виду спасительного черпака, Тося сняла с гвоздя кружку, ополоснула ее кипятком и стала вытирать самым чистым на кухне полотенцем, чтобы Илья видел: личные их отношения – это одно, а сейчас она находится на работе и по долгу службы обязана прежде всего заботиться о гигиене. Илья с интересом наблюдал, как Тося готовит для него посудину. А Тося испугалась вдруг, что он может неверно истолковать ее старание, и пояснила:

– Чтоб микроба не заглотил…

Илья презрительно махнул рукой:

– Такой мелочи я не боюсь!

Тося прикинула, нет ли здесь скрытого намека на ее неудачный рост, – но попробуй разберись, когда имеешь дело с таким человеком, как Илья. Дном кружки она проломила ледок в ведре, зачерпнула густой студеной воды. Держа кружку на весу, Илья спросил с неумелой заботой:

– Ну как, не тяжело тебе у нас? – и на полшага придвинулся к Тосе.

Заподозрив неладное, Тося схватилась за черпак и сразу же почувствовала себя в безопасности, как испытанный рубака-кавалерист, дотянувшийся до своей боевой шашки.

Илья заметил Тосину мобилизацию и пошел напролом:

– А здорово мы тебя вчера разыграли!

– Как разыграли?! – опешила Тося, и черпак в ее руке сам собой опустился…

– Ну да! А ты думала, я всерьез приглашал тебя таким макаром? – Илья по-вчерашнему согнул палец крючком.

Тося растерянно заморгала: снова все рушилось и ничего нельзя было понять. И что он за человек?.. Она с невольным страхом посмотрела на Илью, не вынесла взгляда его правдивых и безмятежных глаз и первая отвернулась, решительно не зная, как же теперь быть. Ей и поверить Илье хотелось, и полной веры все-таки не было. А с другой стороны, зачем ему обманывать и притворяться? Или замазать хочет вчерашнюю свою грубость? И опять же: зачем ему замазывать, если она для него – пустое место?.. Вот человек: сам запутался и других путает!

Тяжелый черпак оттягивал руку и мешал сосредоточиться. Тося повесила на гвоздь бесполезное оружие и мельком увидела, что работяга-мороз снова начал плести в ведре паутину.

– Зачем же ты?..

Она согнула палец крючком, напоминая о вчерашнем.

– А у нас такой порядок, – сказал Илья самым честным своим голосом. – Всех новеньких испытываем: кто чего стоит, понимаешь? Вчера вот твоя очередь подошла… Припозднились мы с тобой, ты уж нас извини…

Она же еще должна и прощать!

– Ну и сколько же я стою? – с проснувшимся вдруг любопытством спросила Тося.

– Подороже других будешь! – заверил Илья и хотел было клятвенно приложить правую руку к сердцу, но кружка с водой помешала ему. – Из девчат мало кто испытание выдерживает, а ты вот выдержала!

Тося против воли польщенно улыбнулась, но тут же посерьезнела, погрозила Илье все еще согнутым пальцем и не в ладу со смыслом своих слов сказала подобревшим голосом:

– Так я тебе и поверила!

– Дело хозяйское… – тоном непонятого и незаслуженно обиженного человека проговорил Илья и поднес кружку ко рту.

– Ты еще скажешь, и Фильке обеды мои нравятся?

– Еще как нравятся: на два кило потолстел!

– А что ж он болтал: «Бывают хуже щи, да редко»?

Илья одобрительно усмехнулся:

– Запомнила?

– Я критику всегда запоминаю, даже глупую, – с достоинством сказала Тося.

– Так все сознательные люди делают… – припомнил Илья. – Слышь, Тось, ты все старое из головы – фью! – Он широко взмахнул свободной рукой, показывая Тосе, как должна она выбросить из головы все прежние свои обиды. – Раз ты такая боевая, значит теперь у нас все по-новому пойдет. Если кто тебя обидит, ты только шепни мне, я ему сразу мозги вправлю! Договорились?

Тося призадумалась, не пожаловаться ли ей сейчас же на Филю, но природная ее нелюбовь к ябедничеству тяжким грузом повисла на языке и не давала ей слова сказать. Она и не заметила, как машинально кивнула головой в ответ на последний вопрос Ильи.

Тот облегченно вздохнул и, не давая Тосе опомниться, крепко стиснул острый ее локоток, закрепляя первую свою победу. Потом Илья мужественно осушил до дна кружку студеной воды, перевел дух и захрустел на закуску льдинкой. Тося стояла, бессильно уронив руки, и ей самой казалось, что ее здесь нету.

– Хороша газировка! – похвалил Илья напоследок, дружески подмигнул оглушенной Тосе, прося не забывать их уговора, и зашагал на делянку с видом человека, выполнившего свой долг и довольного собой и жизнью.

Тося смотрела ему в спину – пока лес не поглотил его. Только тогда она очнулась и первым делом, по женской своей природе, кинулась к ведру, разогнала морозную паутину, глянула в воду, как в зеркало, и убрала под шапку-ушанку выбившуюся прядь волос.

И тут к навесу подкралась вездесущая Катя.

– Ты не очень-то!.. – предупредила она прихорашивающуюся подружку. – На твоем месте я Илюху за семь верст обходила бы!

– А что? – забеспокоилась Тося.

– В глаз заскочит – не вытащишь. С Анфисой он крутит почем зря и вообще… порхает!

– Чего-чего? – не поняла малолетка Тося и заинтересованно придвинулась к старшей подруге.

– Бабник, вот чего!

– Ба-абник? – удивилась Тося. – А так вроде незаметно…

– Заметно станет – тогда уж поздно будет!.. В кино еще не приглашал?

Тося замотала головой.

– Ну так жди, тактика у него известная… Дура будешь, если поддашься!

– Сама ты дура! – выпалила Тося, злясь на Катю за непрошеное ее вмешательство. У нее еще ныл локоть, сдавленный железными пальцами Ильи, а приходилось снова все переоценивать. Вот чехарда… – Ходят тут всякие!

– Ты слушай, что тебе старшие говорят! – рассердилась Катя.

…Илья уговорил Сашку и еще двух парней помочь Тосе, и к обеду они заявились на кухню с большущими охапками сухих смолистых дров. Девчата за столом осуждающе зашушукались: в поселке не принято было помогать поварам – даже таким мастерущим, как Тося. Парни подошли к печке и по сигналу Ильи свалили дрова, закрыв ими Тосю до самого подбородка.

– Сколько много-о!.. – по-детски восторженно протянула Тося. – Вот спасибо, ребятки!

– Пустяки! – небрежно сказал Илья.

Тося припомнила вдруг, как осенью, когда она только что приехала в поселок и всего тут боялась, Илья первый оценил по достоинству ее кулинарию, а потом уж и другие лесорубы спохватились и стали ее нахваливать. Старая, поразвеянная временем признательность снова ужом вползла в Тосино сердце.

Скорая на расправу, Тося плеснула Кате жидких щей: пусть не наговаривает на достойного человека. А Сашку и других добровольных помощников она не обидела.

Последним к ней подошел Илья. Тося долго и старательно мешала черпаком в котле, боясь взглянуть на Илью, чтобы снова в нем не разочароваться. Илья терпеливо и покорно стоял возле печки с пустой миской в руке. За столом засмеялись девчата. Тося рывком вскинула голову, с опасливым любопытством заглянула в веселые и ясные глаза Ильи.

– Между прочим, кино сегодня в клубе… – вкрадчиво сказал он.

Тося бухнула черпак в его миску и, вся подобравшись, готовая осрамить Илью со всей его испытанной тактикой бабника, настороженно спросила:

– Ну и что?

Илья внимательно посмотрел на Тосю, так крепко вцепившуюся в рукоятку черпака, что даже ногти у нее побелели. Он и сам не мог бы толком объяснить, откуда пришло к нему смутное ощущение опасности, угрожающей ему сейчас. Было такое чувство, будто по хлипкой жердочке он перебирается через поток, бушующий глубоко внизу: один неверный шаг – и поминай как звали… Илья раздумал вдруг приглашать Тосю в кино.

– А ничего… Говорят, цветная картина будет, – уклончиво ответил он и отошел от котла.

Тося хлопотала на кухне, украдкой наблюдая за непонятным Ильей. Лесорубы привычно потеснились за столом – и он сел. Вид у него, как у всякого обедающего человека, был мирный и вполне благонадежный. Илья придвинул к себе плетенку с хлебом, но горбушки уже не отыскал. «Расхватали, пока он дрова для меня колол…» – покаянно подумала Тося и прислонилась к свежей поленнице. Она как-то разом вдруг устала от всей этой путаницы и неразберихи.

А Илья с аппетитом хлебал хваленые Тосины щи, ничем решительно не выдавая, что он – презренный бабник и опасный для Тоси человек. Вот он доверительно склонился к уху Ксан Ксаныча и сказал – не тихо, не громко, как раз чтобы Тося услышала:

– Отродясь я таких щей не едал!

– Наша Тося – всем поварам повар, – охотно согласился добрый Ксан Ксаныч.

– Да-а!.. – ехидно протянул Филя, зачем-то снял с головы кубанку и помахал перед лицом.

В его кривлянии Тосе почудился какой-то обидный намек, но у нее не было уже ни сил, ни желания разбираться во всем этом. Совсем сбитая с толку, она жалобно шмыгнула носом, громыхнула черпаком в котле и промямлила:

– Добавки кому? Навались…

Тени на полу

Поздним вечером Анфиса дежурила на коммутаторе. Коротая время, она, позевывая, просматривала старую газету – последнюю страницу, где печатают объявления о разводе. По-ночному громко и раскатисто зазвонил телефон. Анфиса нехотя взяла трубку.

– Слушаю, – сказала она сухим, служебным голосом. – Успеется, весь лес все равно не вырубите. – Зажав трубку между щекой и плечом, Анфиса раскрыла тетрадь для телефонограмм, привычно огрызнулась: – От лодыря слышу… Ну что там у вас стряслось?

Она записала телефонограмму, достала из ящика стола продолговатый осколок зеркала, очертанием смахивающий на Африку. Когда Анфиса два года назад пришла работать на коммутатор, осколок этот был уже здесь, и никто не помнил, откуда он взялся. Осколок прижился на коммутаторе чуть ли не с довоенного времени и с тех пор верой и правдой служил всем телефонисткам. Иногда от нечего делать Анфиса гадала: кто принес это зеркальце на коммутатор? Ей почему-то казалось, что первая хозяйка осколка была чем-то похожа на нее – может быть, нескладной своей судьбой. Интересно, где она сейчас, что поделывает…

Анфиса взбила прическу, потуже натянула свитер на груди. Взялась было снова за газету и тут же ее отшвырнула. Ей давно уже все это надоело: и работа на коммутаторе, и объявления о чужом позоре в газете, и частое разглядыванье себя в зеркале, и даже собственная, всеми признаваемая красота.

Воровато скрипнула дверь, и на пороге показался Илья – в праздничном своем кожаном пальто, пыжиковой шапке, с толстой папиросой в зубах.

– Явился, ненаглядный? – с усмешкой спросила Анфиса. – А я уж думала, совсем ты меня… разлюбил!

С таким видом, будто он пришел на работу, Илья молча снял кожанку, привычно повесил ее на гвоздь у двери, вынул из кармана коробку пастилы и положил на стол перед Анфисой. Она лениво потянулась и задернула на окне куцую занавеску. Не теряя даром времени, Илья шагнул к Анфисе. Одной рукой он обнял ее, а другую, с дымящейся папиросой, держал на отлете.

Свет от яркой, по-конторски неуютной лампочки отбросил их тени на пол. Илья не впервой приходил на коммутатор к Анфисе, но только сегодня заметил, какие здесь резкие черные тени.

Дверь распахнулась под сильным ударом, и в комнату вошла Надя. Илья запоздало отшатнулся от Анфисы.

– Закрываться надо, – хмуро сказала Надя.

– А мы не прячемся! – с вызовом отозвалась Анфиса.

– Ты хоть передо мной-то не козыряй!

Надя выдвинула нижний ящик стола, взяла оттуда забытые ею носки, которые вязала она для Ксан Ксаныча на дежурстве, и вышла из комнаты, ни разу не взглянув на Илью, будто его здесь и не было.

– Не бойся, – сказала Анфиса. – Она никому не скажет: не человек, а могила!

– Мне-то что? К мужику сплетня не липнет. Это вашей сестре опасаться надо!

– Вообще-то, это правда, – согласилась Анфиса. – И тут вы нас обставили… Ну да ничего: на мне столько всего налипло – полтонны больше, полтонны меньше, теперь уж все равно!

Илья отодвинулся от Анфисы, спросил с застарелой досадой:

– И зачем ты на себя напраслину возводишь?

– А это я себе назло, – с вызовом ответила Анфиса. – Чтоб веселей жить было!

– Какое уж тут веселье?.. Вот и целуешь ты меня, а сама вся равнодушная, вроде номер какой отбываешь. Будто опротивело тебе все до чертиков.

– Ах, ах, какие мы стали требовательные! – попробовала отшутиться Анфиса.

– На людях весело с тобой, это точно. Все глазеют, завидуют… А останемся наедине – и все больше в молчанку играем. Почему так?

– Не знаю, – угрюмо ответила Анфиса. – И чего ты на ночь глядя в философию ударился?

Зазвонил телефон, приходя на выручку Анфисе. Она проворно взяла трубку, кивнула Илье на тетрадь для телефонограмм. С привычной сноровкой человека, понаторевшего в этом деле, Илья раскрыл тетрадь в нужном месте, обмакнул ручку в чернильницу и подал Анфисе.

Она застрочила в несвежей своей тетради, а Илья стоял рядом и через ее плечо читал телефонограмму. Со стороны смотреть – он был похож сейчас на придирчивого диспетчера, контролирующего работу подчиненной ему телефонистки. Илья с ненавистью покосился на телефон и отошел от стола.

Он шагал по комнате и от нечего делать следил за своей тенью. То вытягиваясь, то сплющиваясь, черная тень металась по полу, карабкалась на стену, застывала в причудливом изломе в углу печи. Как и полагается всякой тени, тень Ильи старательно повторяла все его движения, но у нее движения эти выглядели уродливыми и нелепыми. Казалось, тень жила своей отдельной, самостоятельной жизнью и лишь из озорства прикидывалась похожей на Илью, чтобы легче было его передразнивать.

Когда Анфиса повесила трубку, Илья признался:

– Знаешь, я сперва, как с тобой познакомился, думал: на такой в случае чего и жениться можно. А теперь…

– На таких, как я, Илюша, не женятся, – твердо, как о давно решенном деле, сказала Анфиса. – Время провести – еще куда ни шло, а для женитьбы другие есть, морально устойчивые… Давай, Илюша, кончать этот вечер вопросов и ответов! И чего ты ко мне в душу лезешь? Ведь я же тебя не спрашиваю…

Телефонный звонок не дал ей договорить.

– Вот черт, всегда он не вовремя! – подосадовал Илья и сердито схватил трубку. – Какой там еще инженер Дементьев? Вас только и не хватало! – Он повернулся к Анфисе: – Слушай, чего ему надо?

– А ты спроси, – посмеиваясь, посоветовала Анфиса.

– Товарищ инженер Дементьев, спали бы и другим не мешали, время позднее… Да не кричи ты, пугливые у нас на лесопункте давно повывелись!.. Шумит чего-то, – сказал он Анфисе, передавая ей трубку.

Анфиса послушала, равнодушно переспросила:

– Задерживаетесь в тресте? Ну и задерживайтесь себе на здоровье… От бездельника слышу! – Она повесила трубку, повернулась к Илье. – Ой, знаешь, это кто? Новый наш технорук, скоро заявится.

– Зря мы с ним этак, – пожалел Илья. – Как бы у тебя неприятностей не было.

– Выкручусь как-нибудь… – беззаботно ответила Анфиса и вдруг, припомнив что-то, насмешливо посмотрела на Илью. – Ты что, всерьез под нашу Тоську клинья подбиваешь? Вот уж никак не ожидала: ты – и вдруг Тоська. Ну и парочка!

Илья досадливо отмахнулся. И тень его на стене тоже махнула рукой, передразнивая Илью.

– Поспорили мы с Филей, – неохотно сказал он. – Сама же разбивала.

– Ах вот оно что! – припомнила Анфиса. – Только, сдается мне, она и без спора льнет к тебе. И на кого нацелилась!

– Что ж, тем лучше, – пробормотал Илья и отвернулся.

Анфиса с любопытством посмотрела на него:

– А она-то, дура, небось надеется!.. Знаешь, раздражает меня Тоська. Как-то наперекор мне она живет: я – так, а она – этак…

Анфиса показала на противоборствующих руках, как по-разному живут они с Тосей.

– И чего вы с Филькой на нее ополчились? – осудил Илья. – Больно всерьез вы ее принимаете: девчонка как девчонка, вот только язык у ней неплохо подвешен, в самый раз поболтать от скуки. А насчет такого-сякого – зеленая она еще… как елка!

– Добрый ты к ней, – подивилась Анфиса. – Зачем тогда спорить было?

– Так получилось, я и сам не рад…

– Да тебе вроде стыдно? – спросила Анфиса таким тоном, будто поймала Илью на чем-то нехорошем.

– Была бы она хоть немного повзрослей…

Анфиса посочувствовала:

– На молодую напоролся!

– Года у нее кой-какие есть, – встал Илья на Тосину защиту. – Она даже и не глупая, а только разум у нее какой-то пионерский, в пятом классе застрял…

– Какие тонкости! – фыркнула Анфиса.

– Да ты никак ревнуешь?

– И рада бы, да не умею… Просто не ожидала, что ты меня на такую променяешь.

– Да не менял я! Это ж слепым надо быть, чтобы променять тебя на такого недомерка.

– Вот это точно, – согласилась Анфиса. – А уж воображает о себе! Проучи ты ее хорошенько.

Илья пересел к ней поближе, похвастался:

– Ключик я к ней подобрал безотказный: хвалю ее стряпню – она и лапки кверху. Даже смешно, до чего же ей мало надо! Завтра сделаю контрольную проверку – да и кончать пора… Ох и взовьется она, когда про спор узнает! – Илья покачал головой и утешил себя: – Ну да ничего, сама виновата: не надо было в клубе фигурять. Вперед умней будет!

– Все-таки сволочи мы… – подумала вслух Анфиса.

– Скучно живем, – оправдался Илья. – Раньше я думал: главное – хорошо работать, а все остальное приложится. Черта лысого! Вот и портреты с меня малюют, а что толку?.. Вроде не весь я занятой, понимаешь?

– Каково мне это слышать? – делано закручинилась Анфиса и посоветовала Илье: – А ты запишись в струнный оркестр, чем не занятие? Помирать – так с музыкой!

– Я с тобой серьезно…

– Позже десяти вечера, Илюша, я серьезно не разговариваю, – наставительно сказала Анфиса. – Валяй лучше с Тоськой в клуб на лекцию про любовь и дружбу!

– Вижу, ревнуешь?

Анфиса пожала плечами:

– Думай так, если тебе нравится.

Зазвонил телефон.

– Даю шпалорезку, – сказала Анфиса в трубку и кивнула Илье на доску коммутатора.

Илья быстро и умело переставил на доске шнуры.

– Освоил! – похвалила Анфиса.

Они взглянули друг на друга и расхохотались.

– Вот такая ты мне больше по душе! – одобрил Илья, радуясь, что перепалка их кончилась.

Он придвинулся к Анфисе – и вдруг замялся, не зная, можно ли вот так сразу обнимать ее после всех своих признаний. На миг возникло и тут же сгинуло нелепое чувство, будто Тося-малолетка видит их сейчас. Илья подивился игре своей фантазии и привлек Анфису к себе.

– Да ну тебя!

Анфиса притворно нахмурилась.

– Красивей тебя у меня еще не было, – признался Илья.

– Ох и комплиментщик ты! И ко мне ключик подобрал? – насмешливо спросила Анфиса, но глаза у нее подобрели.

Илья распечатал коробку пастилы.

– Угощайся, твоя любимая – бело-розовая.

И снова затрезвонил телефон. Анфиса держала трубку близко от уха Ильи, и тот услышал, как простуженный бас в трубке спросил:

– Как у вас с планом?

– Перевыполняем! – игриво ответила Анфиса, запуская руку в коробку с пастилой и прижимаясь к Илье плечом.

– Ну его к лешему! – разозлился Илья. – Нашел время о плане спрашивать.

Он водворил трубку на место, отшвырнул окурок к печке и решительно обнял Анфису. Илья позабыл уже о тенях, а они продолжали жить своей отраженной, передразнивающей людей жизнью. Тень Ильи обняла на полу тень Анфисы. Головы теней сблизились в поцелуе, и губы их встретились там, где на жестяном листе у печки валялся скрюченный окурок.