Текст книги "Точка-джи-эл"

Экспедиция агентов СИ в предполагаемый район падения, предпринятая с величайшей осторожностью, определила повреждение морского дна, однако эксперты единодушно сошлись во мнении, что подобный след не мог оставить кусок скалы предполагаемой массы, прилетевший из космоса. Глубины в океане в районе катастрофы были не слишком большими, и упавший астероид оставил бы настоящий кратер, а таковой отсутствовал. Кроме того, не осталось следов самого астероида – почти как в случае с Тунгусским метеоритом на Земле.

Конечно, данных для оценок катастрофически не хватало, но простые математические вычисления позволили разглядеть несоответствие фактам, которые удалось установить достаточно точно. Всё вместе делало картину падения небесного тела настолько нетипичной, что поневоле возникали подозрения о связи этого явления с появлением на О-Мене фрогов.

Надо сказать, что главное поселение фрогов располагалось всего в двухстах с небольшим километрах от этой точки. Являлась ли это совпадением, выяснить пока не представлялось возможным, однако многие считали, что это не совпадение. Самым простым было бы задать такой вопрос фрогам, но с ними никто не устанавливал прямых контактов – во-первых, из-за того, что они могли иметь связь с альтерами. Во-вторых, к моменту открытия О-Мена представителями Содружества фроги уже контактировали с местными жителями, и контакт с первыми мог раскрыть агентов перед коренными аборигенами.

Ситуация приобрела «вялотекущий характер»: руководство Содружества скрывало существование О-Мена не только от альтеров, но и от своих сограждан, и вело наблюдения. Фроги жили замкнуто в одном большом поселении, которым собиралась заняться группа Игната, и нетипичное сосуществование двух разных разумных рас на О-Мене шло своим чередом. Странные корабли фрогов изредка привозили людям морские продукты и взамен увозили материалы с суши, но в более тесные отношения с аборигенами пришельцы не вступали.

Положение изменилось не так давно, когда правительства нескольких стран О-Мена, обеспокоенные непонятным и пугающим соседством, решили атаковать примитивными глубинными бомбами поселение фрогов, или, как её называли агенты КСИ, центральную и тогда единственную «базу». Атака, как и следовало ожидать, провалилась, а фроги последовательно начали уничтожать любые корабли, выходящие в океаны планеты, пока не оставили прибрежные державы без мало-мальски серьёзных флотов. Страны, пытавшиеся отвечать, «наказали»: несколько прибрежных городов подверглись бомбардировке чем-то вроде крылатых ракет, выпущенных из-под воды. После этого фроги создали несколько меньших баз, для контроля основных морских путей.

Как ни парадоксально, конфликт привёл к упрочению связей фрогов с запуганным человечеством О-Мена – «лягушки» предложили всем желающим создать стационарные пункты обмена «даров моря» на сухопутные товары, в которых нуждались сами. Автоматические корабли забирали грузы и пассажиров в любых точках – сроки путешествия между островами и континентами планеты сократились во много раз.

Руководство СИ видело в этом большую опасность: такое положение грозило серьёзно затормозить развитие местной человеческой цивилизации, так как полностью выключало из «технологической цепочки» совершенствование морских средств транспорта, и грозило превратить людей в некоторой степени в иждивенцев фрогов. А возможно, в этом крылся некий зловещий умысел пришельцев.

В принципе, в ситуации, когда о фрогах не знали альтеры, входившие в Галактическое Сообщество, уничтожить немногочисленные поселения на О-Мене не составляло труда. Единственным, что пока сдерживало спецслужбы идентичных, оставалась загадка попадания фрогов на планету. Но время шло, а ответа на вопрос не находилось.

Попытки группы Игната самовольно решить «проблему цвирлт», как именовался этот вопрос в секретных документах, подтолкнула контрразведчиков к решительным действиям. Подготовку ослушниками взрыва центральной базы фрогов решили не пресекать, а использовать для оказания прямого давления на негуманоидов, с которыми агенты СИ и должны были вступить в контакт.

* * *

Через четыре дня после пожара, уничтожившего дирижабли, группа Игната начала запасную операцию. Использовать крупные технические средства не решились: фроги могли их засечь. Поэтому, добравшись по воздуху в район побережья, поблизости от которого на материковом шельфе располагалось главное поселение фрогов, спецназовцы в лёгких костюмах погрузились под воду. У каждого пловца имелось небольшое устройство для быстрого перемещения под водой, использующее малошумный двигатель, берущий топливо из окружающей среды.

Позади пловцов двигалась платформа с зарядом. Игнат, втайне от остальных членов группы, по указанию генерала Лавтака разместил внутри бомбы дополнительный нейтронный заряд, который в случае отказа фрогов вступить в переговоры с представителями СИ, явился бы последним аргументом решительного ультиматума.

Платформу прикрывала мимикрофибра, из аналогичной ткани делались и комбинезоны: материал копировал фон, на котором оказывался укрытый им объект.

Игнат не опасался, что группу пловцов засекут какие-то изощрённые технические средства фрогов: пришельцы не использовали таковые для контроля глубин. Фрогам этого не требовалось, ведь у людей, населявших О-Мен, не существовало возможности добраться к базам под водой. Поэтому цвирлт, для собственной безопасности, оставалось контролировать лишь поверхность океанов. Этого они добивались, эффективно пресекая попытки сухопутных жителей восстановить собственное мореплавание.

Наличие «хамелеоновой» маскировки не отменяло необходимости двигаться осторожно: наблюдатели на базе могли заметить ил, поднятый пловцами со дна моря. К своему облегчению, оказавшись на месте, агенты увидели, что какая-либо активность вокруг базы отсутствовала.

Соблюдая максимальную осторожность, они подобрались к основанию десятиэтажного цилиндрического строения, протянувшегося по дну на сотни метров, и заложили мину, замаскировав её специальным составом под камень, покрытый донными отложениями.

Установив активатор, Игнат смог вздохнуть относительно спокойно. Теперь имелся веский довод попробовать установить полноценный контакт с фрогами, а в случае их отказа уничтожить главный объект существ, непонятно как оказавшихся на планете людей.

– Ну, теперь все назад, запустим с берега? – спросил Давид.

Игнат покачал головой:

– Нет, не совсем так.

– Не понял?.. – спецназовец за стеклом шлема вопросительно пошевелил густыми бровями.

Джасмин внимательно смотрела на командира группы, вися в воде в паре метров от мужчин.

Лосев вздохнул:

– Ребята, объясню позже… Или вам другие объяснят. А пока – слушай приказ! Сейчас вы возвращаетесь на берег в точку с координатами… – Он назвал координаты. – Там вас немедленно подберёт челнок с орбиты.

– Что?! – теперь возмутилась Джасмин. – Ты нас сдал, что ли?

– Женская логика! – усмехнулся Игнат. – Подумай: если бы сдал, зачем тогда я ставил заряд? Говорю же: вам всё объяснят на станции. Там будет генерал Лавтак, вы временно переходите в его распоряжение.

Давид присвистнул, услышав фамилию генерала.

– А ты, командир? – спросил он, всегда беспрекословно подчиняющийся приказам.

Игнат хмыкнул:

– Либо к десяти часам среднепланетарного времени от меня поступит сообщение, либо не поступит. Сейчас, если вопросов больше нет, то у меня всё – выполняйте! Время дорого!

Обескураженные спецназовцы пожелали удачи, повернулись и поплыли прочь. Игнат шумно вздохнул и направился к базе цвирлт.

Миниатюрные автоматические разведчики досконально изучили строение огромного подводного сооружения. Поэтому Игнат, получивший массу подробностей от генерала, точно знал, куда двигаться – к выпуклому колпаку одного из технологических шлюзов.

Создав голографический образ фрога, он заставил реле включиться, а после того, как крышка скользнула в сторону, мысленно перекрестившись, вплыл в полумрак похожего на трубу прохода.

Тёмный коридор с округлыми люками вёл вглубь помещения. Фроги имели куда более чувствительные глаза, чем люди, и потому без тепловизора Игнату пришлось бы сложно. Он искал дорогу в одно из центральных помещений базы, где по данным сканирования у инопланетян происходили большие собрания. Возможно, здесь заседал какой-то коллегиальный орган управления.

Правда, тепловизором пришлось пользоваться недолго: Игната неожиданно окружили фроги. Первая часть задания провалилась, поскольку расчёт строился и на неожиданной демонстрации того, как легко люди могут проникнуть в главную резиденцию противника.

Впрочем, обнадёжило то, что его не обездвиживали, не старались лишить сознания. Фроги вполне понятными знаками приказали следовать дальше по коридорам базы. В конце концов Игната привели в округлую комнату площадью не более двадцати квадратных метров, где по меркам фрогов горел очень яркий свет. Здесь находился стол и несколько табуретов. Лицом к двери сидели пятеро фрогов, одетых в переливающиеся разноцветием балахоны, лица их прикрывали тёмные маски.

«Меня словно ждали, – подумал Игнат. – Ишь, вырядились!»

Некоторое время человек и цвирлт молча разглядывали друг друга. Затем один из балахонщиков произнёс какую-то фразу. Голос был негромкий, преобладали шипящие звуки с паузами и придыханиями, будто говорившему не хватало воздуха. Перевод прозвучал на языке одной из наций О-Мена правильным, но неестественно-механическим голосом:

– Можешь снять шлем, мы дышим обычным воздухом.

Игнат подчинился, ожидая развития событий.

– Ты пришёл говорить, мы понимаем. Мы сами хотим говорить с вами, с теми, кто давно пытается изучать нас. Вы не местные жители, и мы осознаём, что вы – угроза нам. Мы понимаем, что будет правильно, если станем говорить с вами. У вас есть вопросы – спрашивайте.

«Вот ведь как просто…», – подумал Лосев.

Он проглотил слюну и сказал:

– Да, мне поручено передать вам, что именно на этом настаивает наше руководство. Поэтому мне немедленно нужно сообщить, что со мной всё в порядке и что вы согласны вести переговоры. Для переговоров в указанное вами место прибудут уполномоченные представители.

* * *

На станции переброски, пройдя в одну из комнат ожидания, Игнат уселся в ближнее к иллюминатору кресло. Разумеется, это не был иллюминатор в обычном понимании: часть стены служила экраном, на котором давалась панорама пространства и планеты, на орбите которой вращалась станция.

Точно так же он сидел в первый день после подписания договора. Летел на самолёте, уснул, а когда проснулся, оказался в огромном, фантастического вида ангаре, даже не заметив момента приземления. На одной из стен ангара располагалось огромное, как показалось, окно, в котором виднелись звёзды и изогнутый край планеты.

Игнат кинулся к «руководителю группы» за разъяснениями. Впрочем, он оказался не один: все пятнадцать новобранцев обступили Виктора Францевича, и, отбросив сдержанность, наперебой требовали рассказать, куда их привезли.

Вопрос о том, каким образом самолёт, вылетающий из земного аэропорта и который в полёте отслеживают десятки радаров, вдруг исчезает – и это остаётся никем не замеченным, первым задал именно Лосев.

Виктор Францевич повертел в воздухе пальцами:

– Это не самая сложная проблема в нашей работе на Земле, она чисто техническая. Особенно когда в вашей стране, Игнат, воцарились так называемые рыночные отношения. Не лучший способ устройства общества, поверьте, но работать нам, как секретным агентам, при нём гораздо удобнее. Во времена Советского Союза было много сложнее. Сейчас же любая компания может иметь свой самолёт, состав пассажиров практически никем не контролируется. Вылетам мы из маленьких аэропортов…

– Позвольте, но значит, самолёт, на котором мы вылетали – не совсем обычный, верно? Тогда вас могут чисто случайно раскусить техники аэродрома, да мало ли кто!

Наставник-вербовщик усмехнулся:

– А вот и неверно – про необычный самолёт! Вылетали вы на простом «як-сорок», а в воздухе вас, пока вы крепко спали, переместили в аппарат, который является самолётом необычным, хотя внешне – точная копия первого.

Валера, высокий парень из группы, с которым Игнат успел познакомиться, пока ехали в автобусе на аэродром в Калугу, присвистнул:

– А к чему тогда балаган городить?! Это ж надо: космический корабль под самолётик маскировать! Ну вы, ребята, даёте!

– Этот вопрос к психологам! – снова засмеялся Виктор Францевич. – Могу сказать, что так сделано с целью не шокировать вас. Представьте, если бы уснули вы в салоне самолёта, а проснулись в совершенно необычном месте? Многие бузить бы сходу начали, а это ни к чему. У нас многие вопросы хорошо продуманы, поверьте!..

Кресло было уютным, в меру мягким. Игнат откинул спинку, положил ноги на выдвижную подножку и стал слушать тихую музыку, льющуюся из подголовника.

Он думал. Весь завтрашний день придётся посвятить написанию отчёта. Теперь ясно, что ситуация много сложнее, чем виделась сначала. Цвилрт – пришельцы из невероятных звёздных далей, возможно, из иной галактики, обладают технологией, чрезвычайно интересной Содружеству Идентичных. И пока о существовании О-Мена неизвестно никому из альтеров, объединённое человечество должно извлечь из этого максимум пользы.

В принципе, фрогами можно восхищаться: земноводная раса, не выходившая в космос дальше окрестностей планеты (они испытывали большие проблемы при межпланетных перелётах, чем люди) создала установку, которая в течение десятков лет аккумулировала энергию умирающего солнца, а потом перебросила капсулу с двумя тысячами избранных и запасом накопленных знаний, прошив пространство на сотни тысяч световых лет. «Выстрел» сделали практически наугад, но беженцам повезло: поле гиперпространственного переноса сфокусировалось на планете, на которой они смогли жить.

Поскольку для СИ это очень ценный материал, возможно, данный контакт станет первым случаем, когда люди смогут ужиться с чужой расой? Содружество предлагало цвирлт эвакуацию на любую подходящую им незаселённую планету. Взамен пришельцы на О-Мен должны поделиться технологией, позволившей преодолеть пространство.

Впрочем, Игнат, будучи военным, и к тому же сотрудником спецслужбы, понимал, что вопрос жить цвирлт или умереть может когда-нибудь встать вновь. Как ни скрывай, рано или поздно фроги поймут, что недалеко живут существа более близкие им, чем люди.

«Господи, – подумал Игнат, – мы вечно вынуждены драться за космос с чужаками, если не в прямой войне, то в войне тайной. Спокойствие наступит, если не станет нас или их. Мы не хотим уничтожать альтеров, но не можем ужиться с ними – и никак не сможем смириться с тем, что нас не станет. А всем почему-то не хватает места под звёздами. Во всяком случае, всем хочется, чтобы иным места не нашлось.

И – как там сказал генерал Лавтак? – сие есть печаль великая…

Городок Земля

Новогодние праздники заканчивались.

Впереди, правда, ждало ещё 13 января, но Быков никогда не воспринимал сию дату серьёзно: «Старый Новый год» казался ему выдуманным праздником – потугой продлить вереницу безусловных и условных выходных дней, поводом лишний раз «заложить за воротник».

По большому счёту, Быков не признавал и Рождество, которому старались усиленно возвратить статус «национального празднества». Разве может человек, взращённый атеистом, серьёзно воспринимать религиозный календарь?

А как его может воспринимать страна, в которой чуть не столетие отбивали почтение к религии? Ясное дело – в первую очередь, как очередной повод выпить. Да и имелось ли истинное почтение в народе, который столь легко сносил собственные храмы?..

Да нет, кто же против того, чтобы отмечать церковные праздники, как традицию? Но Россия – страна многоконфессиональная, и если церковь отделена от государства, то потребуется вводить много «общенациональных» выходных. Чтоб было по справедливости, и никому не обидно: мусульманам, иудеям, буддистам и всем остальным, вплоть до адвентистов седьмого дня или чукотских шаманов. Вывешивать вдоль улиц рисунки всех пророков – Моисея, Иисуса, Заратустры, Мухаммада, Будды, а иже с ними всех богов нынешних российских язычников, чтобы политкорректность соблюсти. В ряд вывешивать, как когда-то портреты членов Политбюро.

И тогда Новый год можно встречать и по лунному, и по всем остальным календарям. Мусульмане его в июне празднуют, буддисты – в феврале. Здравствуй, здравствуй, Новый год, круглый год!

Театр абсурда, но – весело!

Понятно, что Новый год, отмечаемый европейцами 31 декабря, весьма надуманная веха, как и отсчёт времени с бегства Мухаммада в Медину, или – с даты рождения Будды. Или с Великой Октябрьской социалистической революции, прости господи. Всё относительно, как в теории Эйнштейна.

Более логичным представляется такой Новый год, какой праздновали, скажем, по началу пробуждения природы. Но, опять же, где-то природа пробуждается, где-то мороз стоит и снега лежат, а где-то и не понять границы между зимой и летом. А в Южном полушарии всё наоборот.

В принципе, праздновать можно когда угодно – главное, чтобы в душе жило ощущение надежды на чудо, что является основой любого праздника. А из тех праздников, что сложились, самый лучший – Новый год.

С детства Саша Быков привык к ёлочке, деду Морозу и Снегурочке, а с ними – к ожиданию чуда, к ощущению Праздника и Волшебства. Правда, истинный праздник Нового года заканчивался для Быкова сразу после Новогодней ночи.

С самого детства Саше казалось, что в эту ночь случится нечто волшебное. Ребёнком он ждал каких-то особенных подарков. Студентом и молодым человеком именно в новогоднюю ночь рассчитывал встретить необыкновенную девчонку (красивую, обаятельную и умную – одновременно). Он надеялся на это даже когда точно знал, что в компании, где придётся встречать Новый год, никаких «необыкновенных» девчонок не предвидится.

Но всё равно казалось, что вот распахнётся дверь, и словно волшебная Снегурочка с поблёскивающими на плечах снежинками, впорхнёт та, какой не было, и именно тогда начнётся настоящий Праздник жизни. За этой единственной захочется побежать, делать какие-то романтические глупости (хоровод водить или залезать в окно на пятом этаже!), а дальше – как знать?..

Но в компаниях подобные «снегурочки» не появлялись, а двери хотя и распахивались, но впускали самых обычных девчонок, с такими же обычными парнями. Последние, разумеется, интересовали Быкова только как приятные собеседники и собутыльники.

Правда раз по ошибке в квартиру, где праздновали Александр и компания, ввалились совершенно пьяный дед Мороз и – о! – Снегурочка. Их усадили за стол, под который вскоре «дед» и свалился, а Снегурочка оказалась покрепче…

Быков со скабрёзной ухмылкой вспоминал ту новогоднюю забаву, когда он и ещё двое парней, присутствовавшие без «своих» девчонок, втихаря по очереди, уводили пьяную Снегурочку в ванную. И в компании случился скандал – когда в «санузел любви» вознамерился тайком просочиться ещё один парень, праздновавший вместе с подружкой, а та в порыве ревности всадила «ловеласу» вилку в задницу. Целилась в передницу, но парень успел подставить менее ценную часть тела.

В общем, Новый год прошёл весело, хотя, протрезвев, Быков сильно опасался, не наградила ли его Снегурочка «французским насморком», но всё обошлось.

В общем «та, ради которой», не встречалась. Новогодние ночи разных лет проходили одна за другой, и радостное ожидание волшебства всё уменьшалось и уменьшалось, пока не сделалось совсем маленьким – приятным, но слишком рациональным, как, например, покупка нового мобильника или магнитолы: вещей необходимых, но давно не внушающих ошеломляющей радости.

Быков имел неплохую работу и однокомнатную квартиру, доставшуюся по наследству от одинокой родственницы по материнской линии. Его родители и две старшие сестры оставались в далёком Красноярске, а все студенческие годы Быков жил в общежитии.

Сразу после института, который за время учёбы переименовали в технический университет, Быков оказался на заводе. Платили там мало, зато дали отдельную комнату в общежитии для малосемейных, буквально рядом с проходной. По сравнению со студенческим обиталищем это были хоромы. В общежитии в основном квартировали ИТРовцы и командированные специалисты: публика, как правило, образованная и сравнительно спокойная. К тому же стоила эта жилплощадь гроши. Правда, само здание давно требовало ремонта, часто отключали холодную воду, но, что удивительно, теплоснабжение не страдало: на заводе работала собственная котельная. Купить квартиру, конечно, «не светило», поскольку на ту зарплату, которую получал Александр, копить даже на захудалое жильё пришлось бы лет сорок. Быков старался не думать об этом, подобные мысли ничего, кроме тоски и желания выть на луну, не приносили.

Как раз в это время случилось несчастье: умерла мать, а отец пережил супругу всего на год. Саша стал подумывать, не вернуться ли в Красноярск, в родительскую квартиру, но сёстры, считая что им, обременённым семьями, деньги намного важнее, продали квартиру, не дожидаясь его решения. Быков не стал затевать свару, но в душе обиделся, и практически перестал общаться с родственниками. Да он, в общем, всегда был самодостаточным индивидуалистом.

Так бы он и жил, неизвестно сколько, в общежитии, но через несколько лет в том же Красноярске умерла дальняя родственница матери, всегда осуждавшая сестёр Александра за то, как они поступили с парнем. Женщина была одинокая, и, как выяснилось, завещала квартиру именно ему, так что печальное, как и любая смерть, событие неожиданно обернулось для Александра положительной стороной.

Именно тогда Быков впервые пришёл к самостоятельно рождённой философской мысли, что счастье и несчастье – неразрывные «полюса» мироздания, как два знака электрического заряда или два полюса магнита: кому-то несчастье, а кому-то из данного несчастья следует своё, пусть не гигантское, но – счастье.

В Красноярск Быков возвращаться не стал, хотя денег от продажи там «двушки» хватило только на однокомнатную в более дорогом Екатеринбурге, но постепенно этот город стал для него своим. Саша бросил завод и устроился в коммерческую фирму, торговавшую мебелью. Зарплата стала несравнимо выше, Саша прикупил неплохую мебель, телевизор, проигрыватель дисков и новый компьютер. Он болтался в сети, сидел в чатах, смотрел фильмы (часто – порно), и при этом много читал, благо зарплата позволяла приобретать не только материальные, но и духовные ценности.

Александр разместил свои данные на нескольких, казалось, серьёзных сайтах знакомств, но обращались какие-то идиотки – либо явные проститутки, либо провинциальные девицы и зрелые бабы, озабоченные возможностью перебраться в крупный город и создать хоть какую-то семью. Одна из таких, на пять лет старше Быкова, прислала ему «мыло» следующего содержания: «… Ваше фото, Александр, сразу произвело на меня впечатление своими глазами. Когда же я прочитала Вашу анкету, я поняла, что мы – родственные души. Я ясно вижу, что нужна Вам женщина, именно как я…».

Вспоминая об этом послании, Быков каждый раз передёргивал плечами и грязно ругался. Чего стоила фраза: «…фото произвело на меня впечатление своими глазами»!

За повседневностью как-то незаметно «рассосались» студенческие друзья-приятели: кто женился, кто переехал в другой город, а ставший преуспевающим предпринимателем Витька Шубин, самый весёлый и безбашенный, разбился вдребезги на новеньком БМВ, прихватив с собой в царство Харона жену, тёщу и пятилетнюю дочку.

С женатыми друзьями-приятелями отношения не складывались: ведь почти любая из так называемых «нормальных» жён, как правило, сдержанно ненавидит неженатого приятеля мужа, и делает всё, чтобы благоверный не общался со старым корешем, который имеет отдельную квартиру, и значит, может – а как же иначе? – приводить туда «разных девок».

По большому счёту, несмотря на сравнительную молодость, Быков жил одиноко, и единственный, с кем он виделся относительно регулярно, был Коля Кандауров, тоже холостяк и старый – на двенадцать лет старше Александра – женоненавистник. Причём женоненавистничество не мешало Коле сохранять нормальную ориентацию, и периодически таскать в дом девиц в интервале от восемнадцати до двадцати пяти лет.

Более зрелых особей Коля не признавал, полагая, что и у старого быка всегда будет вдоволь старой говядины. «Запомни, – внушал он Быкову, – с собственными ровесницами у тебя не возникнет проблем и в тридцать лет, и в сорок, и в пятьдесят, и даже в шестьдесят, бог даст, а вот молоденьких иметь будет сложнее и дороже. Поэтому пользуйся, пока возможно!»

Александр любил посидеть у Николая, порассуждать под пиво или водку с пельменями о сути бытия, о мировых проблемах, и о том, куда катится страна. Постепенно он и не заметил, как существование вошло в устойчиво наезженную колею: работа для заработка – иногда девчонки для удовольствий – сидение у компьютера – чтение книжек – разговоры с Колей, и т. д. по кругу. И слабая надежда на «чудо» в Новогоднюю ночь, ускользающая сразу после новогодних курантов.

Так тянулись год за годом, причём настолько плавно, естественно и ужасающе-неотвратимо, что Быков и глазом не моргнул, как стукнуло тридцать – первая из фатальных дат, «обещанных» Колей, и время стало подбираться к возрасту Христа…

Обо этом, начиная от празднования Нового года и кончая указанной Николаем временной мужской шкалой, Александр подумал скопом, словно итожа прожитое, поздним вечером 3 января, стоя нахохлившись на троллейбусной остановке.

У Коли он просидел часов восемь. Они приговорили литровую бутыль водки, сожрали тазик самолепных пельменей, потаращились в телевизор, поругали ублюдков-олигархов и подонков-министров, которым плевать на Россию и собственный народ, раскритиковали нового губернатора и заклеймили очередную пассию Коли, которая слишком откровенно возжелала поселиться в квартире стойкого холостяка, за что и была с позором изгнана.

Наконец Саша стал собираться домой. Коля оставлял ночевать, но если девчонок не предвиделось, Быков предпочитал спать в личной постели.

Стоя под козырьком остановки и безуспешно стараясь укрыться от мокрого косого снега, Быков подумал, что его бытие въехало в какую-то унылую колею. Поднимая влажный меховой воротник куртки, он саркастически усмехнулся: в общем, в очередной раз – здравствуй, здравствуй, Новый год!

Снег окончательно перешёл в дождь, теперь под навес залетали капли воды. Погода – хуже некуда: дождь 3 января! Завтра, вполне вероятно, приморозит, тротуары и дороги превратятся в каток – только и будет слышен мат падающих прохожих и треск автомобильных бамперов.

Из боковой улицы в паре кварталов от остановки вывернула легковушка. Зрение у Быкова, несмотря на годы плотного сидения у монитора, сохранилось великолепное, и даже в паршивом ночном освещении он чётко разглядел, что это простенькая «шестёрка».

Быков остановил машину, и, сговорившись с водителем о цене, поехал домой.

«Попью чаю и завалюсь спать, отосплюсь – последний выходной!», решил он. Можно, конечно, проверить Наташку или Таньку, но, скорее всего, девчонки уже втянулись в какую-то компанию, поскольку он с ними специально не договаривался, и Саша не стал никому звонить.

Однако, проверив мобильник, который специально оставил дома, чтобы никто не доставал, чуть не застонал от огорчения: два раза звонил шеф. Александр выругался, предчувствуя кардинальное нарушение планов, и надавил клавишу вызова.

Прочитав короткую лекцию о том, что мобильник на то и существует, чтобы носить с собой, а не оставлять дома, шеф сообщил, что завтра приходит фура из Ташкента. Следовало принять товар на склад, и оприходовать, как положено. Матерясь в душе, Саша заверил шефа, что всё будет сделано в лучшем виде.

– … твою мать! – сказал он, швыряя мобильник на диван, и пошёл наливать.

Собственно, выгрузить фуру с полусотней комплектов паршивой ташкентской детской мебели не сложно, вот только бы знать, во сколько точно фура прибудет. По расчётам шефа, часов в девять грузовик окажется в зоне, где устойчиво работает сотовая связь – на юго-восточном направлении километрах в двухстах от города. Тогда и можно созвониться с дальнобойщиками для уточнения. В общем, с раннего утра придётся сидеть в офисе и периодически звонить узбекским водилам.

Так может продолжаться хоть сколько – хоть до вечера, хоть до послезавтрашнего утра. Конечно, можно было звонить из дома, а когда связь появится, поехать в офис, но надо успеть собрать штатных грузчиков. Альтернатива – выгружать мебель самому, или кидать на лапу дальнобойщикам из собственного кармана, так заведено у шефа. Поэтому придётся вызывать магазинных рабочих и сидеть с ними в офисе, выслушивая нытьё четырёх здоровых мужиков о том, что хорошо бы им денег подкинуть. Как будто Быков ждёт доставку мебели себе домой!

Первое время Александр несколько смущался, слушая подобные претензии младшего персонала, но быстро научился отвечать то же, что слышал и сам, высказывая недовольство начальству: «Не нравится – найди другую работу. Улица широкая, длинная…». И грузчики на время затыкались: им, ничего иного, кроме таскания тяжестей не умеющим делать, «другую работу» не найти даже вдоль очень длинной улицы. А в мебельном салоне чисто и тепло по сравнению с овощебазой или стройкой.

Штучки с ожиданием фур случались нередко, но в этот Новый год прихода товара не ждали, и потому Александр полностью настроился на четыре выходных дня. Хотелось просто ничего не делать, не вспоминать про работу, которая не то чтобы ненавистна, а просто неинтересна, как постылая баба, от которой вроде и не воротит, но рутина постоянной обязанности выполнять «мужской долг» грозит привести к импотенции психогенного характера.

Больше всего Быкова раздражали именно выпрыгивающие вдруг ниоткуда фуры: сложно распределить собственное свободное время. Мало того, что приходилось работать со скользящими выходными по шесть, а то и семь дней в обычные рабочие недели, так ещё и во внеурочное время выдёргивали встречать товар!

Самое неприятное: последние месяца четыре шеф стал поручать встречи исключительно Александру. При этом некоторые коробки шеф не позволял распаковывать, а лично куда-то увозил. Саша подозревал, что тут дело не чисто, но старался не совать нос, куда не нужно, и на то имелись основания.

Дело в том, что старший товаровед Света, которая как-то раз в буквальном смысле поимела Сашу на широком итальянском кожаном диване прямо в торговом зале после вечеринки по случаю 8 Марта, шепнула, что Сергей Игоревич планирует поставить Быкова заведовать новым филиалом в Кировском районе. Не то чтобы Саша очень хотел эту женщину – он считал, что интрижки на работе до добра не доводят. Но Света в таком смысле не вызывала опасений: она была замужем и с удовольствием пропускала через себя всех мало-мальски приятных мужиков в зоне досягаемости. При этом являлась правой рукой, или чем-то ещё у шефа, и с ней требовалось иметь хорошие отношения, а посему стоило давать возможность иногда иметь себя. Да и, в общем, она была вполне ничего.