Текст книги "Лубянская ласточка"

– Милый, я вам буду только мешать. Я давно не была в Фонтенбло и с удовольствием погуляю по парку, схожу на экскурсию во дворец.

Ей совершенно незачем туда соваться. Пусть Рене организовывает все исключительно самостоятельно – за это он получит свои сорок процентов. «Я же всегда могу сказать, что понятия не имела о том, где и как производятся фальшивки». Перспектива для Рене оказаться в тюрьме в случае неудачи ее совершенно не волновала, более того – она об этом даже не думала. Равнодушную к людям вообще и безжалостную, если дело касалось ее интересов, Натали на данный момент беспокоило лишь одно: насколько надежен художник?

– Скажи, милый, твой друг не сможет всучить нам вместо подлинника копию?

– Не волнуйся, дорогая. Алан ничего не знает о специальной изотопной метке, которую я оставляю на подлиннике. Ее можно обнаружить только особым прибором.

– Однако если Алан такой умелец, то где гарантия, что он не сумеет сконструировать нужное приспособление? – резонно спросила Натали.

– Ему незачем рубить сук, на котором сидит, – объяснил Рене. – Я единственный, кто связывает его с этим крайне замкнутым рынком. Ко мне он привык, чувствует себя в безопасности. Да не станет Алан рисковать – вряд ли его привлекает перспектива сесть на второй срок.

Решив, что причин волноваться не осталось, Натали отправилась гулять. Как же чудесно здесь!..

Через три недели она так же, как в свое время Рене, стояла напротив обеих икон и – Бог свидетель – не могла отличить одну от другой. В конце концов, взмолилась:

– Рене, перестань мучить меня – покажи, где прабабушкина икона!

Все – до мельчайшей сети паутинок – на иконах было идентично. Рене утверждал, что любой, самый тщательный химический анализ красок покажет сходство их состава. То же относилось к старому дереву с трещинками. Состаривать дерево почти не пришлось. Доска, с изготовленной копией, была примерно такая же старая, как и подлинник. Возможно, что в свое время на ней также был изображен шедевр древнерусской иконописи, безвозвратно утерянный в хаосе революционных преобразований и варварского обращения со святынями.

Что касается оклада, то с ним все было значительно проще. Мастерство бывшего фальшивомонетчика и тут оказалось на высоте. К тому же Рене имел выход на одного «чистодела», который обладал набором печаток с клеймом известных старых ювелиров, включая марку Фаберже. В свое время он со смехом поведал Рене, что три четверти пасхальных яиц из коллекции известного миллиардера Форбса помечены этим его «парижским» клеймом, привезенным во Францию еще в первую иммиграцию. Что касается драгоценного металла, эмали и камней, то с этим также не было проблем. Чего и говорить: копия иконы «фрейлины Ольги» оказалась достойной оригинала.

Спустя пару дней Рене позвонил возлюбленной:

– У меня есть кое-что интересное для тебя, дорогая. Не выпить ли нам кофе на набережной Анатоля Франса?

В библиотеке Рене на столике эпохи позднего Ренессанса лежала стопа русских журналов «Нива» за 1911 год.

– Смотри сюда, дорогая. – И Рене раскрыл тот, что находился сверху. – Хроника придворных событий в фотографиях.

На одной из них крупным планом была запечатлена русская монаршая чета – Николай и Александра – в каюте императорской яхты во время плавания их величеств по Ладожскому озеру. К своему величайшему удивлению, в верхнем углу каюты Натали отчетливо увидела свою икону! Она не могла поверить своим глазам. Значит, она каким-то сверхъестественным образом смогла сквозь десятилетия разглядеть истинных хозяев иконы, когда рассказывала Рене свою историю. Невероятно! Натали не могла оторвать взгляд от журнала.

– Неплохо, не правда ли? – риторически спросил Рене.

– Где ты это взял? – только и могла произнести Натали.

– Напечатал, cherie.

Натали непонимающе уставилась на Рене.

– Вряд ли ты сможешь заметить, но эта страница искусно перепечатана и так же искусно вставлена в подлинный журнал.

– А как же бумага? – Натали продолжала разыгрывать невинное удивление.

– Бумагу еще легче состарить, чем холст. А в старых типографиях хранятся образцы любой бумаги начала века.

– Ну а печать, шрифты? – не унималась Натали.

– Собственно страница тоже практически подлинная. Только на фотографии царя и царицы появилась маленькая деталь. Журнал будет служить убедительным доказательством подлинности иконы и ее принадлежности царской фамилии. И этот факт станет гарантией того, что обладатель копии не рискнет афишировать ее приобретение.

– Это почему же?

– Понимаешь, cherie, икону я продам одному ливанскому богатею из христиан. Между прочим, он последователь византийской церкви. Ливанцу незачем показывать или продавать ее частным коллекционерам, выставлять на «Сотбис» или заниматься чем-то подобным. Икона больше никогда не покинет его дворца. Его потомки будут хранить ее как зеницу ока. Лучшего способа для тихой и дискретной сделки быть не может.

Натали с неподдельным интересом слушала Рене.

– Так вот, после того как ливанец насладится видом иконы, я ему покажу журнал, который якобы взял у одного старого друга и должен ему вернуть. Ливанец будет вне себя от радости. Что касается ксерокопии, которую он, несомненно, попросит, то я великодушно разрешу ему ее сделать. Это безотказный прием, который я изобрел сам по этому случаю.

– Ты гений!!!

Натали порывисто обняла и нежно поцеловала Рене в губы. Она не отпускала его. В следующее мгновение они оказались на диване. Терпения у Рене хватило только на то, чтобы снять брюки. Натали же на этот раз не нужно было никакого вступления. Секс был стремительный и агрессивный. Как будто они не виделись вечность. Наконец они замерли в объятиях друг друга.

– Ради этого, дорогая, я готов изготовить копию «Плейбоя». А в нем снимок Армстронга на фоне лунного пейзажа с твоей иконой в руках, – только и смог произнести Рене.

Фальшивая икона и копия страницы «полуподлинного» журнал «Нива» с восхищением и благодарностью были приняты новым владельцем «исторических реликвий». Мадам Легаре пополнила один из своих счетов солидной суммой, позволяющей официально начать собственное дело.

– Ты понимаешь, что значат для меня деньги, Пьер? Нет, ты никогда не сидел без единого су, ты не можешь понять!

Легаре, улыбаясь, слушал панегирик, который возносила возлюбленная золотому тельцу И вновь удивлялся – на этот раз тому, как здраво и по-деловому рассуждала молодая женщина. Откуда у нее эти мысли, достойные опытного предпринимателя? Он не представлял, какую школу бизнеса, причем в нелегальных условиях, прошла и освоила в совершенстве Натали на родине. Здесь она, наконец, получила то, чего ей не хватало в Москве, – деньги и законное право стать предпринимателем. Но главное – деньги.

– Деньги – это свобода. Все мы зависим от них: священник, министр, предприниматель. Нет денег – нет свободы действий.

Легаре уже не подсмеивался, с умилением глядя на возлюбленную, окрыленную первым успехом. А она продолжала:

– Деньги – это почести. Тебе ведь льстит, что ты входишь в клуб «1000». Это могущество и власть. Ваш Мольер презирал тех, кто повторяет: «Мои деньги, мои деньги!..» Но если никто не оспаривает право любить сыр или спаржу, то почему не может существовать право на любовь к деньгам? Что здесь преступного или аморального?

Потрясающе, но Натали – почти слово в слово – воспроизвела рассуждения Франсиса Буига, одного из гигантов французского бизнеса. Только тому пришло в голову сравнение не с сыром и спаржей, для примера он выбрал бифштекс. Позже Легаре перестанет удивляться, а будет лишь восхищаться деловым талантом Натали превращать в деньги все, к чему она прикасается. Она шла по намеченному пути, не сворачивая. И каждый час, украденный у Легаре, дарила Рене.

Однажды, когда Рене и Натали, истомленные любовью, блаженно распластались на шелковых простынях, любовница, прижавшись к Рене произнесла:

– А не отпраздновать ли нам нашу победу как следует?

– Все, что пожелаешь.

– Давай махнем в Антибы на пару дней, я хочу увидеть землю, где ты родился, дорогой. Мой муж уехал на неделю в командировку – я свободна.

– С удовольствием, mon amour[22]22
  Любовь моя (фр.).


[Закрыть], – идея вдохновила.

Они поселились в доме друзей Рене, которые весьма кстати отправились к родственникам в Ниццу Купались в море, любили друг друга на пляже уединенных бухточек – такие местечки на Лазурном Берегу в то время отыскать было несложно. Потом, добравшись из последних сил домой, отдыхали на прохладных простынях. И снова любили друг друга. А вечером Рене приводил Натали в маленький ресторанчик и угощал лакомствами Антиб. Им подавали пюре из трески, обильно сдобренное чесноком. Его можно было цеплять гренками, которыми обкладывали блюдо. Натали объедалась мидиями, запеченными с чесноком и пармезаном.

Никогда и ни с одним мужчиной больше не будет Натали такой искренней (насколько она вообще была на это способна) и – что важно – относительно честной. Рене, мошенник высочайшего класса, был безупречен по отношению к партнерам. Со временем он обнаружит, что его возлюбленная придерживается иных принципов. Ее жестокость, а порой беспощадность и способность отказываться от любых обязательств настораживали Рене. Он принимал ее такой, какая она есть, но, возможно, эти особенности характера любимой ускорили охлаждение страсти с его стороны. Остывала и Натали, правда, нравственные принципы (которых у нее просто не имелось) роли в данном случае не играли. Она стремилась к непрерывной смене впечатлений, обманчивая новизна и жажда заполучить как можно больше всего в свои руки заменяли ей глубину чувств.

Они расстанутся нежно и спокойно, вскоре Рене уедет из Парижа на родину и они будут изредка перезваниваться. Для Натали, которая со временем вырастет в настоящего хищника в мире бизнеса, Рене Тапи, как ни странно, окажется единственным человеком, осуждения которого она не хотела услышать.

Часть вторая
ОПЕРАЦИЯ «СВЕРЧОК»

Натали откровенно скучала. Казалось, ужину не будет конца. Хозяин, мсье Житару старинный приятель Легаре, посадил ее по левую руку от себя. Время от времени он наклонялся к Натали и шепотом упрекал:

– Вы, моя прелесть, поторопились разводиться. Да-да, вы с Пьером явно поторопились.

Они действительно недавно расстались. Для Пьера это была большая трагедия. Слишком много моральных сил, эмоций и финансовых затрат стоила ему эта «история любви». Легаре, возможно не признаваясь самому себе, глубоко в душе и раньше осознавал, что, в конце концов, все так и должно кончиться. Слишком они разные – по культуре, мироощущению, по возрасту. Да что у них было общего с самого начала? Только то, что у него при виде Натали появилось неотвратимое желание увезти ее для себя из России, а у Натали такое же желание покинуть эту страну. Сейчас они лишь добрые друзья, сохранился и общий круг знакомых. Перед тем как оформить развод, Пьер, встретившись с Натали, сообщил ей:

– Дорогая, я положил на твой личный счет десять миллионов франков.

– О-о, милый… – только и смогла прошептать счастливая Натали.

– Но, – улыбнулся Пьер, – денег ты этих не увидишь. Ты будешь ежегодно получать лишь банковский процент. Во всяком случае, пока я жив. Таким образом, отправляясь к праотцам, я буду уверен, что ты останешься с капиталом.

– Мне не нравится твое решение, Пьер.

– Понравится, если, однажды пустившись в очередную авантюру с антиквариатом, прогоришь дотла.

Легаре так до конца и не понял, что его бывшая жена никогда не остается в проигрыше, обладая поистине даром Мидаса[23]23
  Мидас – в греческой мифологии царь Фригии, славившийся своим богатством. Получил от бога Диониса дар превращать все, к чему он прикоснется, в золото.


[Закрыть]. К этому времени у нее самой – о чем бывший муж, естественно, не догадывался – на нескольких счетах лежали значительные суммы. Часть капитала она разместила в ценные бумаги и, кроме того, положила начало коллекции антиквариата, которая со временем станет несравненно богаче, чем у Житару.

…Справа от хозяина беспрерывно журчала солидная дама, занимая не столько соседей, сколько себя самое. В довершение всего, через стол на Натали откровенно пялился – иначе не скажешь – симпатичный молодой человек. Стильно подстриженные густые темные волосы, мягкий овал лица, милая полуулыбка…

«Ну просто готовая модель для журнала мужских причесок, – беззлобно отметила про себя Натали. – Кажется, его зовут Люсьен. Кто-то обмолвился, что он работник МИД Франции».

Наконец гости встали из-за стола и разбрелись по огромной квартире мсье Житару. В малой гостиной желающих ждали напитки и кофе. Натали еще с порога отметила обилие картин – они располагались на стенах холла, украшали интерьер гостиной и кабинета, – похоже, в доме, если и находилось свободное местечко, то его немедленно занимало очередное приобретение хозяина. Мсье Житару, добродушный, толстенький, убежденный холостяк, был отличным знатоком и любителем живописи. А успешный бизнес позволял ему покупать почти все, что нравилось его душе. Оставив шампанское и мороженое на потом, Натали занялась осмотром коллекции, насчитывающей, по ее поверхностному взгляду, около тридцати полотен известных мастеров, начиная с ранних фламандцев. Вдруг она почувствовала на себе чей-то взгляд. Оглянувшись, с удивлением обнаружила, что находится в небольшом зале в полном одиночестве. С недоумением внимательно оглядела стены – пристальный изучающий взгляд принадлежал человеку с известного на весь мир портрета: мудро и скептически смотрел на нее собственной персоной Арман Жан дю Плесси Ришелье. Хозяин дома был горячим поклонником всемогущего кардинала и мог себе позволить великолепную копию с известного портрета. Натали профессиональным оком «ощупала» картину, прикинув, какой «подлинник» она могла бы продать мсье Житару с помощью Алана из Фонтенбло, разумеется, если бы портрет не находился в Лувре, если бы его считали потерянным, если бы…

– Между прочим, именно Ришелье был родоначальником дешифровальной службы Франции. И так называемый «черный кабинет» появился указом премьер-министра. Вы помните, мадам, что кардинал исполнял и эту обязанность? – Люсьен Пуатье неслышно подошел к Натали так близко, что почти касался губами ее щеки.

– Да что вы? – вежливо удивилась Натали, не обратив внимания на «случайный» пассаж Пуатье. Она еще не оправилась от возможных перспектив с «подлинниками». Однако в ее хорошенькой головке, где мозг работал исключительно на перспективу, немедленно включился сигнал.

– Присядем, Люсьен, – указала она на интимный уголок, где притаилось кресло «сиамские близнецы» и перед ним – миниатюрный столик. – Принесете мне мартини и все расскажете подробно.

Окрыленный надеждой, молодой человек мигом обернулся, едва не расплескав напиток. Себе он тоже налил мартини, хотя предпочел бы коньяк.

– Вам действительно интересно?

– Вы даже себе не представляете, насколько… – пропела Натали.

Ах, если бы эрудированный сотрудник Министерства иностранных дел Франции Люсьен Пуатье мог знать, куда заведет его неистовое желание приобщить новоявленную соотечественницу к историческим ценностям родины, он в одну секунду исчез бы из этого дома. Но, как и большинство представителей сильного пола, он отнес живой интерес собеседницы не на счет занимательной информации, а на счет своих собственных мужских достоинств.

«Она согласна меня слушать, значит, я ей…» Его внутренний голос оставался в полной безмятежности, и… и все пошло так, как пошло.

– Ну так вот. Наш король Людовик XIII был слабым монархом, и вся власть в стране держалась усилиями кардинала.

Натали сделала глоток и кивнула. Дюма она прочитала еще в детстве и представление об Анне Австрийской, госпоже де Шеврез и знаменитых мушкетерах имела.

– …Первый министр отличался недоверчивостью к окружающим, тем более что вокруг короля постоянно возникали заговоры, да еще шла борьба с гугенотами, – вдохновенно начал рассказывать Люсьен. – Принц Конде, командующий войсками, доставил кардиналу зашифрованное письмо, перехваченное гвардейцами у гонца, отправленного из осажденного города Бельмон. Случайно рядом оказался один из немногих доверенных лиц кардинала – юный Антуан Россиньоль. «Позвольте мне, ваше преосвященство», – и протянул руку к листочку. Ришелье и принц с недоумением переглянулись. Но к вечеру Россиньоль положил перед ними расшифрованную депешу: занудная, полуграмотно написанная ода на условном языке сообщала, что осажденным требуются боеприпасы и, если их не доставят в ближайшие сутки, они сдадутся. Принц Конде с чрезвычайной предупредительностью вернул горожанам Бельмона их расшифрованную депешу. На второй день осажденные подняли белый флаг… Вам и правда интересно?

– Продолжайте, Люсьен, очень захватывающая история. Ей действительно нравилось, что почти все ее поклонники прекрасно знали историю Франции, гордились ею. Более того, видели славу страны даже в том, что остальным представлялось поражением.

– Что же вы замолчали, Люсьен? – Она одобрительно улыбнулась и грациозным движением поправила галстук несчастного эрудита, взиравшего на нее, как… Ага, вспомнила: как ребята, разинув рот, смотрели на Лешкин «мерс», – и хочется, и знают, что такой машины у них не будет никогда. Потому как их денег не хватит даже на бензин. – Продолжайте.

– Хорошо. Ришелье немедленно издал тайный, секретный приказ о назначении Антуана Россиньоля начальником дешифровального кабинета. Позже во всем мире их станут называть черными кабинетами.

– Россиньоль – означает «соловей»? Замечательная птичка. А ваше ведомство – или отдел, я не знаю – тоже среди специалистов называют черным кабинетом? – невинно спросила Натали.

– Да нет. Но я-то, напротив, занимаюсь кодированием.

– Какая разница, – с деланным безразличием протянула Натали. И тем же тоном, словно из вежливости к собеседнику, не более, поинтересовалась: – А что сложнее – кодирование или расшифровка?

– Ну, важно и то и другое. Просто каждый на своем месте делает свое дело. Я, например…

Натали с неослабевающим вниманием выслушала введение в историю криптографии и, не стесняясь, задавала вопросы как примерная студентка, хотя «профессор» был ровесником слушательницы.

– А что означает «криптография»?

– «Крипто» – скрытое, «графия» – письмо.

– То есть попросту – тайнопись?

– Ну да. Причем искусство шифрования развивалось намного быстрее, чем дешифрования, но одно подгоняло другое.

– Скажите, Люсьен, а какой шифр труднее раскрыть? Военный?

– О, вовсе нет. Самое тонкое дело – дипломатия. Еще Россиньоль сформулировал принцип создания дипломатического шифра: он должен оставаться нераскрытым десятилетия, а иногда и сотни лет.

– Это почему же?

– Но ведь дипломатические документы часто хранят секреты, которые должны оставаться таковыми весьма длительное время. Отношения между государствами дело тонкое, и какая-то мелочь в прошлом может показаться одной из сторон поводом для обиды или оскорбления. Наконец, государство имеет право хранить секреты.

– А разве военные тайны менее важны?

– По Россиньолю, военная секретность имеет смысл от составления приказа до передачи его по назначению. Далее начавшаяся операция перестает быть для противника тайной, а становится реальностью, – важничал Люсьен. И, поймав одобрительный взгляд собеседницы, вдруг резко сменил тему: – Скажите, Натали, я могу пригласить вас пообедать?

– А почему бы и нет? – поощрительно улыбнулась мадам Легаре.

– Забавный этот молодой Пуатье, – делилась с Пьером впечатлениями ужина Натали, когда тот провожал ее домой.

– Да, молодой человек очень мил, образован, воспитан, но… денег у него нет. Так, невысокая зарплата мелкого государственного служащего. Поэтому, если он пригласит тебя в дорогой ресторан, откажись, – захохотал Легаре. Шутка показалась ему удачной.

Люсьен отлично понимал, что ухаживать за такой женщиной, как Натали, с его тощим кошельком практически невозможно, и был благодарен ей за то, что она выбирала недорогие кафе и отказывалась от многих его предложений. Но однажды он вдруг смущенно признался:

– Натали, мне хочется позавтракать с вами у «Максима». Соглашайтесь, прошу вас.

Казалось, он заплачет, если его предложение будет отвергнуто. И Натали согласилась.

Расположенный между улицей Фобур Сен-Оноре и Большими бульварами с одной стороны и площадью Согласия с другой, «Максим» давно уже стал местом встреч финансистов, предпринимателей, деятелей искусства. Символ шикарной жизни и больших денег – ресторан приобрел мировую известность уже в начале XX века.

Здесь гремели имена графа де Монтескье, принца де Сагана и многих других аристократов, здесь просиживали состояния великие русские князья, богатейшие промышленники и купцы, а с ними – певицы и балерины. Денег, случалось, у русских было больше, чем у французской аристократии, да и тратили они не скупясь.

Фуа-гра с инжиром и хлебом на травах, филе дорады с ризотто, мороженое «Бурбон»… Натали с любопытством наблюдала, как расплачивался ее кавалер. Ее бывший муж, любовники всегда в таких случаях пользовались чековыми книжками. Люсьен же расплачивался мятыми, скомканными и разнокалиберными ассигнациями. Натали не стала афишировать свое удивление. Однако через неделю Люсьен повел ее в «Крейзи Хоре».

– Люсьен, вам повысили жалованье?

Натали никогда не стеснялась, если речь шла о деньгах.

– Не беспокойтесь, мадам, мне просто очень повезло вчера, – похвастался молодой человек и осекся.

«Так-так, – мгновенно сообразила Натали, – ты, мой милый, – игрок. Карты или рулетка?»

Состоялась пара совместных визитов в казино. Люсьен в серьезную игру благоразумно не вступал – главной ставкой на данный момент для него была благосклонность мадам Натали, и он старался ее всячески развлечь и очаровать. Но от наблюдательной мадам не ускользали никакие нюансы.

– Ну, Люсьен, почему вы так скептически относитесь к рулетке! Одна моя подруга в прошлом году… нет, в позапрошлом, выиграла восемьдесят тысяч. Правда, она играла по системе. Может, мне поставить по системе? Вы знаете какую-нибудь?

И Люсьен терпеливо объяснял своей «наивной» красавице, что реклама большинства таких «систем» – дело рук не только игроков, но и содержателей казино: чем большее число игроков будет пренебрегать строгими математическими законами вероятности и принимать шансы выигрыша во всех играх за равные, тем больше денег останется в заведении.

– Но ведь при длительной игре шансы повышаются!

– Дорогая, поздравляю: вы находитесь под обаянием «заблуждения Монте-Карло», или доктрины повышения шансов. Эта система замешена на мистике, а не на математике. – Усмешка Люсьена была слегка презрительной. – Что закладывается в основу этих убыточных расчетов? Принимается, что каждая партия в азартной игре не является независимой от других и что серия неудачных результатов должна, ну просто обязана в скором времени быть сбалансирована серией удачных, и наоборот, серия выигрышей должна смениться серией проигрышей. Но ваш «механический противник» – рулетка – эту мистическую математику не изучал. Он повинуется более строгим законам, и, чтобы оправдать «систему», вам надо сыграть с ним просто астрономическое число партий. Жизни не хватит! А при малых числах ваша удача – не более чем случайность.

– Неужели эту случайность нельзя ничем подкорректировать?

– В рулетке? Ну приделать тормоз и нажимать его в нужный момент, – съязвил «великий математик». – Нет, Натали, если вы хотите влиять на свой шанс, выбирайте игры с людьми. Там вы сможете сбалансировать случайность знанием психологии, выдержкой, актерским мастерством, наконец. Автомат нельзя переиграть честным путем. Человека – можно. Кроме того, некоторые карточные игры…

Карты! Натали автоматически продолжала слушать – и очень внимательно слушать! – разговорившегося поклонника. Грех прерывать человека, когда его глаза сверкают, а страстный монолог вырывается прямо из сердца. Но, непревзойденный мастер «игр с людьми», она уже просчитывала ситуацию. Карты. Надо же, какая «удобная» тайная страсть у сотрудника отдела кодирования! Это нам подходит. И как удачно все складывается – через месяц она будет в Москве, и…

Господи, как она волновалась, когда возвращалась домой в первый раз, как боялась встречи с прошлой жизнью и как смеялась над своими опасениями, едва переступила порог родной коммуналки на Арбате. Она словно находилась в декорациях спектакля, оформленного дешевым художником и по бедности театра несменяемых десятилетиями. Настоящими живыми людьми были только мама и сестра. Софья Григорьевна, всегда скупая на внешние проявления чувств, обнимая дочь, тихо сказала:

– Ты стала совсем чужая, девочка.

Натали суетилась, доставала подарки, торопливо прикладывала к матери то одно, то другое платье, костюм, сумочку…

– Все очень красивое, доченька, очень.

А Натали хотелось зареветь, зареветь в голос, как в детстве, – громко и отчаянно. И она и мать – обе понимали, что не Париж сделал их далекими друг от друга, что уже давно, не выходя из коммуналки, они стали жить в разных мирах. Никакие подарки и никакие благодарности этой пропасти не уничтожат. Но они все-таки любят друга друга. Они – мать и дочь…

Зато практичная Изольда мгновенно влезла в брючный костюмчик и уже трудилась над плотно притертой пробочкой флакончика духов «Эрмес».

– Мама, посмотри, мне идет? Ну, мама! Наташа, ты что молчишь?

– Чудесно, Изель, только не стоит выливать на себя такое количество парфюма!

– Я нечаянно!

Когда уставшая от примерок Изольда умчалась к подружкам, Натали и Софья Григорьевна остались вдвоем.

– Мам, не знаю точно, но, думаю, через два года, самое большее, я заберу тебя в Париж.

– Спасибо, моя хорошая, только я никуда отсюда не поеду.

– Но почему?! Здесь же невозможно жить! За каждой тряпкой стой сутки в очереди или переплачивай за чеки в «Березку».

– Все так, но мы остаемся здесь.

– Но почему?! – кричала в слезах мадам Легаре. – Мамочка, я не понимаю тебя!

– Успокойся, дорогая. Видишь ли, ты действительно не понимаешь, а я не сумею тебе объяснить. Оставим это, оставим навсегда. Давай потратим время, которое ты будешь с нами, весело.

Натали поняла: так оно и будет. И смирилась. На следующий день она уже была на конспиративной квартире, предварительно оговорив время встречи с Виктором.

– Хороша, ничего не скажешь. И, судя по глазам, есть что рассказать?

– Комитетчик и есть комитетчик, – ухмыльнулась беззлобно Натали. – Да, кое-что есть. Появился у меня поклонник, некто Люсьен Пуатье – скромный служащий Министерства иностранных дел Франции.

– Уже интересно…

– Сейчас станет еще завлекательнее. Пуатье молод и амбициозен. В средствах стеснен. Имеет тайную страсть – карты. Играет часто, выигрывает, думаю, – не очень. Однако о себе как об игроке высокого мнения. Деньги, когда появляются, быстро утекают: мсье Пуатье следит за модой и старается вести светский образ жизни. Вечно в долгах.

– Не без твоей помощи, поди. Ну и что дальше?

– А дальше то, что служит наш картежник… – Натали выдержала паузу, – в отделе кодирования.

– Заманчиво. – Глаза у Виктора загорелись не хуже, чем у Люсьена при виде карточного стола. Получить шифр иностранного государства – одна из самых лакомых добыч любой разведки.

– Сейчас, Наташа, ты все это очень подробно изложишь. – Виктор достал из стола пачку писчей бумаги и положил перед ней.

– Я тут почитаю, пока ты будешь работать. – Пересев на диван, он удобно расположился со стопкой текущей прессы. – Закончишь – мы с тобой попрощаемся. Я должен срочно вернуться на работу. А вообще, ты – молодец! – тепло сказал Виктор и как-то совсем по-мужски пожал ей руку.

Информацию от агента Мимозы срочно передали в Первое главное управление КГБ СССР[24]24
  Внешняя разведка.


[Закрыть].

Таковы внутриведомственные правила. Там открыли дело оперативной разработки под кодовым названием «Сверчок». Цель операции – добыть коды Министерства иностранных дел Франции. Люсьен Пуатье получает псевдоним Валет. Все оставшееся до отъезда Натали время с ней работает сотрудник внешней разведки, представленный ей Виктором как Валентин Николаевич.

– Наталья Наумовна, операция начинается сложная, но интересная. И вы в ней ключевая фигура. Объяснять вам этого не надо – сами уже профессионал. Но запомните, за вами еще продолжает посматривать ДСТ Будьте предельно осторожны. Переведите свои встречи с Пуатье практически на конспиративные. Предлог – вы восстанавливаете отношения с бывшим мужем, а он очень ревнивый человек. Поэтому не разрешайте Валету звонить себе домой, старайтесь встречаться с ним так, чтобы никто из общих знакомых об этом не знал. Однако, при всем противоречии с этой важной установкой, первостепенная ваша задача – развивать отношения. Ходите на выставки. Посещайте вернисажи, гуляйте в Тюильри и Венсенском лесу. Разумеется, кафе и рестораны, но подальше от центра.

– Ну что ж, рестораны так рестораны, – усмехнулась Натали. – Правда, у него деньги – от выигрыша до выигрыша. Наш Валет невезучий. Слишком он презирает Случай, чтобы тот к нему благоволил.

– Если идете в ресторан – можете заплатить сами. Предложите ему это. Он же знает, что вы состоятельная и самостоятельная женщина.

– А не обидит ли это его?

– Можете сказать, что так принято на вашей бывшей родине…

– Валентин Николаевич, не надо так… У нас, правда, еще имеются отдельные недостатки и пережитки прошлого, но… Наши дамы за себя не платят, у них для этого мужики имеются, – решила пошутить Натали с новым куратором.

– Люди обычно верят в то, что им удобно. А ваш Люсьен, похоже, стесняться не станет. Цветочки пусть дарит недорогие, мимозы например, скромненький букетик. И символично к тому же! – Куратор также решил пошутить.

Натали представила Люсьена с мимозами и улыбнулась: во Франции это не цветы, а, скорее, сорняки. А возлюбленным дарят розы и орхидеи.

Валентин, похоже, прочитал мысли Натали и тут же добавил:

– Придет с розами или орхидеями – не гоните. …Короче, ваша цель – поставить его в полную зависимость, – поучал он. – Чувство обязанности создавайте осторожно, замешивайте его на «горячей искренней любви и сексе». В последнем, как сообщало «армянское радио», вам равных нет.

– Работа есть работа, – театрально потупив взор, согласилась Натали.

– Пойдем дальше, – посерьезнев, продолжил инструктаж новый знакомый.

Похоже, они друг другу понравились. Чувства юмора Валентину было не занимать. В этом он обходил Виктора.

– Ну как съездила? – обнимая ее в Орли, спросил Люсьен. Багажа у Натали не было – это ведь рейс из Москвы в

Париж. И они направились к машине Люсьена.

– Отвезти тебя сразу домой или где-нибудь поужинаем?

Как это здорово – она ни в чем не стеснена: свободная дама вольна заводить любовников по потребности сердца и в любом количестве, одного или сразу нескольких. Натали с юности привыкла к разнообразию, но Люсьен Пуатье становится на какое-то время ее постоянным любовником. Приучать молодого человека к роскошной жизни она начала с пустяков.