Текст книги "Лубянская ласточка"

Натали взглянула на бумажку и тут же порвала ее, положив клочки в стоящую на столике пепельницу.

– Уже запомнили? – удивленно спросил «евнух».

Тут только вступил в разговор Виктор, который был симпатичен Натали.

– Валерий Александрович, у Наталии Наумовны редкая память. Можно только позавидовать. Вы знаете, она меньше чем за полгода прошла курс истории зарубежного искусства, которую студенты Суриковки мусолят шесть лет. Задайте любой вопрос по теме – ответит!

«Опять демонстрация всевидящего комитетского ока, – отметила про себя Натали. Она действительно была удивлена информированностью чекистов и одновременно польщена такой лестной оценкой своих способностей. – Однако надо быть повнимательней и обязательно разобраться, кто стучит».

– У вас, Наташа, есть к нам вопросы?

– Пока нет, но со временем, я думаю, появятся, – ответила она.

– Это верно. Не стесняйтесь, задавайте! Мы всегда разъясним и поможем. Мы вам тоже будем звонить по мере необходимости, – закончил дядя Витя.

– Ну, желаем вам успеха. До свидания! – торжественно добавил «евнух» и первый поднялся со стула, давая понять, что разговор закончен.

– Да, любопытная особа. Хладнокровна. Прекрасно владеет собой. Чувствуется уверенность и даже какая-то внутренняя сила. Не по годам… Ты был прав – внешне она просто красавица, – закончил Буров.

Последняя фраза очень удивила Виктора. «На Бурова это совсем непохоже. Уж если он отметил и ее внешние данные, то что там говорить… Других мужиков, не обремененных моральным кодексом строителя коммунизма, она, видно, просто сводит с ума, заставляя их плясать под свою дудку, да так, что они этого и не замечают, – подумал Виктор. – Что ж, пора писать рапорт на вербовку…»

– Дача Нэпмана (под такой кличкой Бутман проходил в оперативных документах) находится недалеко от станции Новый Иерусалим по Рижской дороге, – докладывал Виктор. – Есть там такой поселок работников «НИЛ» на берегу Истры – расшифровывается «наука, искусство, литература». Купил он ее лет пять назад. Находится рядом с дачей писателя Шпанова. Там, кстати, рядом и дача Эренбурга. Мы там вчера побывали. Осмотрели помещение. При поверхностном осмотре, как и ожидалось, ничего не обнаружено. Неудивительно. Видимо, есть где-то в доме хорошо замаскированный тайник. А возможно, на участке….

– Ничего, найдем, – прервал Виктора Буров. – Важно собрать достаточно материала и взять с поличным. Тогда получим санкцию прокурора на проведение обыска. Сейчас главное – ни в коем случае не спугнуть. Что дал анализ материалов по отработке связей?

Виктор протянул листок бумаги, на котором были напечатаны десятка два фамилий – последняя в списке подчеркнута красным карандашом.

– Да здесь пол-Москвы знатных людей… Вы что, перепечатали фамилии из справочников Академии наук и творческих союзов?

– Это виднейшие коллекционеры Москвы, с кем Нэпман поддерживает связь и время от времени встречается. А вот подчеркнутая фамилия в конце списка – точно наш клиент. Сегодня он встретился с Нэпманом у входа в музей, где тот работает. Сигнал о предстоящей встрече получил от Бережковской. В 9 утра на квартире Нэпмана раздался телефонный звонок. Она подняла трубку: мужской голос спросил Нэпмана. Был слышен уличный гул и звуки проезжающих автомобилей. Звонили явно из автомата. Она подозвала Нэпмана и передала ему трубку. Тот коротко бросил: «Приезжай на работу часа через два, встречу у входа», – и тут же положил трубку. Забрал свой допровский портфельчик и поехал на работу. В 11 часов встретил у входа в музей молодого мужчину. Что-то у них там не заладилось. Коротко поговорили, не заходя в здание музея, и Нэпман тотчас вернулся домой с портфелем. Без заезда на дачу. Бережковская отметила, что он был явно чем-то расстроен.

– Рокотов, – произнес Буров. – Что мы о нем знаем?

– Вот здесь и начинается самое интересное, Валерий Александрович. Сотрудники наружного наблюдения, сопровождавшие Нэпмана до музея, узнали в дожидавшемся его человеке Рокотова Яна Тимофеевича, которым уже несколько месяцев плотно занимается служба Второго главка КГБ.

– Что ж ты с этого не начал? Не лезем ли мы в чужой огород?

– Да нет. Мы же пока занимаемся только Нэпманом по поступившей к нам оперативной информации. Рокотов – это уже другая песня.

– Так. Продолжайте смотреть за Нэпманом. Если на горизонте появится Рокотов, ничего не предпринимать, пока я не проясню обстановку в службе Второго главка.

Все началось два года назад, когда к высшему советскому руководству от иностранных официальных лиц стали поступать жалобы, что по улицам Москвы невозможно ходить без того, чтобы к тебе не приставали какие-то темные личности с предложением продать валюту. В частности, на это жаловались французский актер и певец Ив Монтан и известный своими просоветскими взглядами американский публицист Альберт Кан. К тому же в западной прессе все чаще стали появляться сообщения о существовании в Москве огромного «черного рынка» по продаже и скупке валюты и золота. Дошло до того, что об этом не без ехидства западные журналисты сказали и самому Хрущеву во время его очередного зарубежного вояжа.

Тут уж последовала бурная реакция. Главный партийный босс был вне себя от гнева. Он вызвал на ковер председателя КГБ Шелепина и устроил ему форменную головомойку. В результате вышел специальный указ Верховного Совета СССР о передаче всех дел, связанных с валютными операциями, в ведение КГБ. В считанные дни при Втором главке была организована Служба по борьбе с контрабандой и незаконными валютными операциями. Ей поставили четкую и радикальную задачу: перекрыть каналы валютного «черного рынка», выявить наиболее одиозные его фигуры с целью искоренения этого явления самым решительным образом. Во время описываемых событий и подошел момент для реализации одной из самых блестящих внутренних операций КГБ. Дело в том, что агентурно-оперативного материала на Рокотова накопилось предостаточно. Были выявлены все его связи, каналы покупки валюты и золота, составляющие основу его капитала. Рокотов особенно тяготел к золоту, приобретал не только монеты, но и различные другие изделия из этого благородного металла: перстни, кольца, большие кресты, принадлежавшие когда-то верховному церковному начальству, и многое другое. Также известно, что Рокотов хранил валюту в особом чемодане, специально заказанном им для этой цели через одного западного дипломата в Нью-Йорке. Чемодан имел вмонтированную в него хитроумную систему сложных замков. Рокотов его постоянно перемещал из квартиры в квартиру, используя для этой цели своих знакомых. Иногда он сдавал его в привокзальные камеры хранения. Делал это неожиданно, тщательно проверяясь, отработав несколько довольно-таки изобретательных трюков.

Итак, было принято решение взять Рокотова, но только вместе с его чемоданом. На этом операцию можно было заканчивать и передавать дело в Следственное управление КГБ.

Буров выяснил, что среди выявленных связей Рокотова и других валютчиков Нэпман не значился. «Осторожно работают», – подумал он.

Натали заметила, что поведение Эдика резко изменилось. Он стал нервным, пропала характерная для него самоуверенность. Он чаще сидел дома, перебирая и наводя, по какому-то только ему известному принципу, порядок в коллекции. Натали пыталась выяснить, в чем дело. Бутман только отшучивался – так, английский сплин. Дело, конечно, было не в английской аристократической болезни. Просто недавно он был в гостях у одного своего хорошего знакомого, с которым на протяжении многих лет складывались очень доверительные отношения. Этот знакомый, академик, известный медицинский светило, тоже коллекционер, под большим секретом поведал ему следующую историю. Вот уже год он пользует жену большого чина в Прокуратуре Союза. Кто это – он не стал говорить, только поднял глаза к небу. Жена – молодящаяся, кокетливая особа, всегда старается подчеркнуть близость своего мужа к властям предержащим и блеснуть своей осведомленностью. В тот раз она сказала академику, что в ближайшее время в Москве развернут самую жесткую кампанию против фарцовщиков, валютчиков, спекулянтов и других дельцов теневой экономики. Это будет форменная чистка, в духе 37-го года. КГБ занимается этим вопросом по личному указанию Хрущева. Зная о страсти академика к коллекционированию, она дала понять, что эта кампания может коснуться и коллекционеров, которые зачастую имеют дело с драгоценностями и золотом. Полученная информация очень насторожила Эдуарда. Он действительно, когда чувствовал выгоду, приобретал монеты и другие золотые изделия, которые потом обменивал на доллары у Рокотова. Это были взаимовыгодные сделки: Рокотов любил золото, Бутман предпочитал долларовые купюры.

Памятуя о предостережении, полученном от академика, Эдуард решил залечь глубоко на дно. Однако перед этим он намеревался собрать все имеющиеся у него золотые монеты и совершить последнюю сделку с Рокотовым. Интуиция подсказывала ему, что ввиду сложившейся ситуации контакты с ним надо немедленно прекращать.

Натали тоже не страдала отсутствием интуиции. Она понимала, что Бутман чем-то обеспокоен и к чему-то готовится. Нужно было быть вдвойне начеку. К вечеру Эдик надолго удалился к себе в кабинет, вышел оттуда с портфелем и запер его затем в стоящий в прихожей шкаф. В 10 вечера раздался телефонный звонок. Незнакомец вежливо попросил подозвать к телефону Эдуарда. Натали, передав трубку, спокойно, как бы по своим делам, вышла в соседнюю комнату и тотчас прильнула ухом к двери, которую плотно закрыла за собой. Эдуард говорил вполголоса, но Натали отчетливо слышала содержание разговора.

– Завтра в два я буду в центре… Нет… Давай уж лучше в том же ресторане на Ярославском. Захвати с собой все, как мы договаривались в прошлый раз, – только давай без холостых заездов… Хорошо, ровно в три часа… До завтра!

– Виктор Петрович, звоню из автомата. Вчера в 10 вечера он разговаривал по телефону с тем же человеком… – Натали слово в слово повторила вчерашний разговор Эдуарда. – Затем он долго копался в кабинете, укладывая что-то в свой портфель. Оставил его наготове в прихожей в шкафу. Сейчас дома. Я сказала, что поехала к маме… Что? Да нет, мне надо вернуться и забрать книгу. Я должна сдать ее в библиотеку. Что?.. Забрать все вещи? Не возвращаться? Хорошо.

Войдя в ресторан на Ярославском вокзале, Бутман сразу увидел Рокотова, который сидел за дальним столиком лицом ко входу. Он доедал свой шашлык по-карски, запивая сухим вином. В зале ресторана было практически пусто. У стойки бара стояли несколько скучающих официантов, коротающих время до вечера, когда зал начинал пополняться пассажирами ночных поездов, желающих вкусно поесть и выпить перед дальней дорогой.

Эдуард молча сел напротив Рокотова. Свой портфель он поставил под столик рядом с точно таким же портфелем, стоявшим у ног Рокотова. Тот заговорил первый.

– Все принес, как договорились. Еще раз прошу прощения за прошлый раз. Сами понимаете, столько «капусты» наличными не всегда удается собрать за такое короткое время. Капитал должен находиться в обороте. Деньги должны делать деньги, – назидательно произнес Рокотов.

Эдуард оставил это заявление без комментариев. Ему совсем не хотелось дискутировать с Рокотовым на экономические темы. Да и вообще ни о чем. Откровенно говоря, ему было просто неприятно находиться в компании с этим типом. Бутман презирал его. О чем с ним говорить, кроме как о цене за грамм золота, курсе доллара или фунта стерлингов на «черном рынке»? Но не это главное! Дело в том, что ему, рафинированному московскому интеллигенту, приходится встречаться с этим ничтожеством с вороватыми глазками. Два года назад Эдуарда с ним познакомил его тбилисский товарищ Миша Чачанашвили, крупный коллекционер и цеховик. В пригороде Тбилиси он имел подпольную обувную фабрику, которая шила обувь по западным лекалам и приносила ему сумасшедший доход. Добрая половина прибыли шла на взятки большому грузинскому начальству. Это позволяло Мише спать спокойно и не очень беспокоиться за свой экстравагантно широкий образ жизни. Как-то Эдуард спросил своего тбилисского друга, во что тот вкладывает свои бешеные деньги.

– Как во что? – вытаращил тот глаза и с присущей ему беспечной откровенностью сказал: – Конечно, в доллары, генацвали. В доллары…

От него и узнал Эдуард о существовании Рокотова, который снабжал валютой большинство тбилисских и бакинских дельцов. Миша свел этих так не похожих друг на друга людей. С тех пор Бутман стал одним из клиентов Рокотова. С точки зрения деловых интересов они идеально подходили друг другу: оба были очень осторожными людьми. Об их контактах не знала ни одна живая душа. Они вдвоем разработали систему оповещения, сигналов безопасности и периодичности встреч. Тем не менее Эдуард понимал, что даже самая надежная конспирация не может выдержать длительной проверки временем. Где-то, когда-то, в чем-то может наступить сбой. Поэтому под влиянием информации, полученной от приятеля-академика, он твердо решил, что это будет его последняя встреча с Рокотовым. Судя по лежащему на столе счету, Рокотов заранее расплатился за обед. Он еще раз заверил Эдуарда, что все оговоренные условия выполнены, взял портфель, который был значительно тяжелее его собственного, кивнул на прощание и направился к выходу. Эдуард подозвал скучающего официанта, заказал себе судака по-польски, который в этом ресторане отменно готовили, и чашку чая. Закончив трапезу и расплатившись, он медленно пошел к своему автомобилю, оставленному на привокзальной площади. Однако сесть в него ему не пришлось. Два молодых парня крепко взяли его под руки, третий забрал из его рук портфель и быстро открыл дверку стоящего рядом такси. Мотор взревел, и через секунду оперативная машина, замаскированная под такси, неслась в сторону Лубянки. Ошалелый, бледный Эдуард, сидящий между двумя оперативниками, даже не пытался что-либо сказать. Казалось, он находился в глубоком трансе. Он так и не пришел в себя за десять минут езды до зеленого особняка.

Вернувшись в квартиру Бутмана, Натали быстро собрала в сумку свои немногочисленные вещи, не забыв даже зубную щетку.

«Вот и настал тот миг, ради которого было все задумано и так точно, без малейшего сбоя исполнено», – промелькнула мысль. В душе она ликовала. Характерно, что Натали ни разу не подумала об Эдике, о том страшном потрясении, которое его ожидает. О его в дальнейшем исковерканной судьбе. В мозгу пульсировала только одна мысль: «Я это сделала! Я добилась всего сама! Я стала богата!»

Она все до мельчайших подробностей продумала заранее, понимая, что в квартире произведут обыск, опишут имущество, составят подробный перечень коллекций… Затем опросят других коллекционеров, приятелей и знакомых Эдуарда, которые вхожи к нему в дом.

Расчет Натали был прост. Бутман имел некоторые особо ценные предметы антиквариата, которые не афишировал – они находились в его личном «запаснике». По-видимому, для этого имелись основания. Возможно, их украли из музеев или из частных коллекций, да мало ли?.. Натали это совершенно не интересовало. Главное, что о них никто не знал. Эти раритеты никогда не демонстрировались в мини-музее Эдуарда.

Натали быстро прошла в кабинет, подошла к письменному столу и из верхнего правого ящика взяла связку ключей. Одним из них открыла дверцу стоящего в углу комнаты полушкафа, вынула ящики и, не раздумывая, с точностью опытного хирурга просунула руку вглубь, предварительно повернув голову бронзового орла, гордо восседавшего на массивных золоченых часах, находившихся на верхней мраморной плите. Тут же внутри на задней стенке раздвинулась створка, за которой открылся небольшой тайник. Оттуда Натали вытащила завернутый в бархатную материю тяжелый предмет размером с атташе-кейс. Она не сняла материи… Она знала, что держит в руках бесценный шедевр работы самого Андрея Рублева! Через несколько столетий в Санкт-Петербурге на фабрике Фаберже мастером Михаилом Перхиным для рублевской иконы был сделан золотой оклад с венчиком. Икону в окладе, усыпанном драгоценными камнями и покрытом цветной эмалью с чудесной росписью, однажды расслабленный обильной выпивкой Эдуард в приступе хвастливой откровенности показал Натали.

Она была уверена, что Эдик на следствии сам не скажет о существовании иконы. Вероятнее всего, с ней связана какая-то темная история – иначе он бы не прятал это сокровище. Да о ней его никто и не спросит. А он решит, что тайник в шкафу не обнаружили и икона по-прежнему в тайнике.

Вот и все. Дело сделано… Теперь нужно поставить все на место, навести порядок и быстро уезжать.

Примерно в это же время закончилась операция по задержанию с поличным Рокотова. Захват был проведен у камеры хранения Ленинградского вокзала. Рокотов намеревался заложить в свой чудо-чемоданчик золото, полученное в обмен на доллары у коллекционера Бутмана, с которым он только что встречался на соседнем Ярославском вокзале. Дальнейшая судьба Рокотова широко известна. Приговор менялся два раза. Последний – высшая мера – расстрел!

Можно только добавить, что Рокотов родился на 30 лет раньше своего времени. В противном случае он, без сомнения, вошел бы в число современных российских олигархов.

Суд над Бутманом состоялся позже. Ему повезло: дело его не привлекло внимания советской общественности. Да и валютное состояние Бутмана не шло ни в какое сравнение с казной Рокотова. В результате Эдуард получил 10 лет лагерей, после которых эмигрировал с первой волной в Израиль. Правда, до «исторической родины» он не доедет. Какое-то время Бутман будет жить во Франции и через несколько лет окончательно обоснуется в ФРГ. Судьба ему уготовила новые встречи с Натали. Только командовать станет бывшая ученица. Кстати, ему и в голову никогда не приходило, что Натали являлась первопричиной всех его бед. Он был абсолютно уверен, что это Рокотов вольно или невольно навел чекистов на его след. На суде он ни разу не назвал имени Натали.

Через неделю была получена санкция на вербовку Наталии Наумовны Бережковской. А еще через два дня на очередной встрече в известном ей гостиничном номере Натали, ни секунды не колеблясь, приняла предложение о секретном сотрудничестве. Здесь и состоялась инициация еще одного источника информации вездесущего и всевидящего Комитета государственной безопасности СССР. Помимо того что Натали импонировала принадлежность к тайному корпусу добровольных помощников «рыцарей без страха и упрека», она в первую очередь гордилась тем, что сработал без малейшего сбоя задуманный ею план. Точнее, его первая, но очень важная часть. Она нисколько не сомневалась, что и впредь, когда это будет необходимо, она сможет переигрывать своих кураторов. И, в конце концов, осуществит свой план до конца! Будучи далеко не наивной, она понимала, что и со своей стороны ей придется пока «в поте лица» потрудиться на КГБ. Но это ее нисколько не пугало. Напротив, природный авантюризм и острая жажда приключений, наконец, смогут найти свой выход – она интуитивно это чувствовала. Общий баланс будет в ее пользу – в этом она тоже не сомневалась!

Под диктовку Виктора Петровича Натали дала подписку о согласии добровольно сотрудничать с органами КГБ и с этого дня подписывать свои агентурные сообщения псевдонимом «Мимоза». Почему Мимоза? Сегодня она вряд ли смогла бы ответить на этот вопрос. Вероятно, это был самый доступный по весне в Москве цветок.

Вторая часть плана оставалась пока тайной мечтой, в которую она не могла посвятить даже самых близких людей. Быть всю жизнь лишь пешкой, работая на комитет здесь, в Москве, она не собиралась. Ну а пока…

И тут, как по заказу, произошла для того времени совершенно необычная история. Истории любви молодой москвички и сотрудника посольства США Роя Кульриджа советские газеты внимания не уделяли. Но Натали затаив дыхание слушала передачи радиостанции «Голос Америки», которая на все лады расписывала жестокости советских властей, препятствующих «простому человеческому счастью», не позволяя Розе Яблонской, студентке Московской консерватории, заключить брак с дорогим ее сердцу Роем Кульриджем. Понадобилось вмешательство Государственного департамента США, а затем и обращение самого президента Ричарда Никсона к Хрущеву, чтобы добиться благополучной развязки. И вот счастливая Роза – теперь уже миссис Кульридж – благополучно отбыла в Соединенные Штаты вместе с мужем. Натали возликовала. Дорожка была проторена. Теперь шанс появился и у нее. То, что ей это удастся без международных скандалов, она нисколько не сомневалась. Ведь за ней теперь будет стоять всесильный КГБ!

…С Пьером Легаре Натали познакомилась на международной выставке в Сокольниках. Удачливый и расчетливый бизнесмен несколько лет весьма успешно сотрудничал с советскими внешнеторговыми организациями. В активе у него несколько контрактов по продаже химического оборудования, недавно открылось представительства фирмы в Москве. Легаре повезло: непредсказуемый советский лидер Никита Хрущев объявил о начале новой кампании в стране, перефразировав в кругу ученых специалистов странное высказывание Ленина о том, что «коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны». Не мудрствуя лукаво, Хрущев добавил к «электрификации» слово «химизация». Внешнеторговое объединение «Химэкспорт», забыв об экспорте, решило срочно приступить к переговорам о закупке дорогостоящего химического оборудования известной французской фирмы.

Пьер ликовал: возле стенда, представляющего его продукцию на выставке, постоянно толпился народ: советские специалисты одолевали расспросами менеджеров фирмы, и французам становилось ясно, что впереди маячит перспективный договор с Москвой. Так оно и случилось.

По этому поводу Пьер пригласил новых партнеров, а также своих друзей и коллег на фуршет. Виновника торжества поздравляли соотечественники, коллеги из Бельгии, ФРГ…

Легаре сиял от счастья, купаясь в лучах всеобщего внимания. И вот тут-то он заметил Натали, которая стояла в толпе приглашенных, с интересом поглядывая на француза. Она последнее время не пропускала ни одного крупного международного мероприятия, о которых ей заведомо было известно от куратора, снабжавшего Бережковскую к тому же пригласительными билетами. Иногда она имела установку на определенную «цель», но чаще находилась в «свободном поиске», как, впрочем, и в этот раз.

Сверкнула вспышка фотоаппарата – кто-то сделал снимок, а Легаре в этот момент отчетливо увидел, что у красавицы ярко-зеленые глаза. Он то и дело поглядывал на нее, и их взгляды встречались все чаще. Пьеру показалось, что незнакомка улыбнулась ему… Да нет, не показалось, вот она улыбнулась снова, слегка приподняв бокал с вином. Легаре уже ничего не мог с собой поделать. Его притягивала к ней какая-то неодолимая сила.

– Мсье Легаре, что вы думаете об экономических перспективах сотрудничества Франции и СССР? – интересовались мнением удачливого бизнесмена журналисты.

– Я полагаю, что наш успех в Сокольниках не только будет оценен как шаг на пути экономического сотрудничества, но станет отличной основой в деле дальнейшего развития дружеских и культурных связей Франции и СССР, – напыщенно вещал на публику Пьер Легаре. Про себя же он судорожно обдумывал, как подступиться к зеленоглазой даме, с которой ему очень хотелось как можно быстрее наладить декларируемые связи.

Окружающие дружно соглашались, салютуя Легаре бокалами.

Наконец он решился. Воспользовавшись секундным затишьем, Пьер на обороте своей визитной карточки записал название гостиницы, номер апартаментов и телефона: «Буду с нетерпением ждать Вашего звонка, мадемуазель».

Набрав воздух в легкие, как перед решительным прыжком, Легаре незаметно приблизился к зеленоглазой красавице, вложил ей в руку карточку и поспешно отошел к группе бельгийских специалистов, присоединяясь к беседе.

Очарованный француз вряд ли догадывался, что искусительница была из стайки прелестных «ласточек» – так называли их между собой чекисты. Конечно, высота полета у птичек была разная: одни порхали невысоко, иные со временем становились высокопрофессиональными разведчицами. К моменту знакомства с Легаре Натали уже имела достойный опыт агента-подставы. Ее основное оружие – интеллект, секс и интуиция – никогда не давало осечки.

Пьер совершенно потерял голову и не помнил себя от счастья, когда на пороге его апартаментов в гостинице «Метрополь» появилась долгожданная гостья – в общем, ждать-то пришлось всего два дня! А когда на огромной гостиничной кровати Натали обрушила на него свое виртуозное искусство, Легаре некоторое время лежал неподвижно, пребывая в глубоком трансе, и вывести его из этой нирваны можно было, только начав все сначала.

Первые слова, которые он произнес, придя в себя, звучали так:

– Что же теперь делать? Как мне взять тебя с собой в Париж? Я же просто не смогу без тебя жить…

Сквозь ресницы прелестная Натали с интересом наблюдала за влюбленным французом.

«Итак, в Париж! Именно этот город привлекает меня больше всех городов на свете». В том, что Легаре послужит для нее всего лишь «вьючным мулом», она не сомневалась. На роль героя-любовника он явно не годился. Это не романтическая история Розы и Роя. Внезапно перед глазами промелькнуло лицо Владимира Кулябова. «Боже, кажется, что все происходило так давно! И не со мной! Интересно, где он сейчас? Попал он в Париж, закончив институт?» Но мысль эта так же быстро исчезла, как и возникла.

Всем телом – изумительно молодым и соблазнительным – Натали прижалась к французу, вновь и вновь разжигая его чувственность.

«Мсье, ваш успех на выставке в Сокольниках… бла-бла-бла… – Слова коллег и журналистов звучали в ушах Пьера. – На черта мне такой успех, когда жизнь теряет смысл. Я не умру и не обеднею, если уеду из Москвы без контракта, но я сойду с ума, если со мной не будет этой женщины…»

Оставшиеся вечера и ночи в Москве они провели вместе.

Натали рассчитала правильно. Легаре привык получать все, чего хотел, – не случайно его бизнес процветал. И он нашел выход. Ей даже не пришлось прикладывать к этому каких-либо усилий.

Вернувшись в Париж, Легаре зашел в отдел к одному из молодых и способных сотрудников своей фирмы – Жаку Дюпре. Надо отметить, что платил своим служащим Легаре вполне прилично, но Дюпре имел тайный порок, питая слабость к смазливым капризным молодым людям, имевшим страсть к дорогим вещам и красивой, соответственно, необременительной жизни. Немудрено, что почти все зарабатываемые деньги Дюпре тратил на своих часто меняющихся «пассий». Пьеру было известно, что Дюпре постоянно находится под прессом кредиторов – это читалось по его вечно озабоченному выражению лица.

– Жак, у меня к вам предложение, – без обиняков начал патрон, когда они уселись за столик в кафетерии фирмы под любопытными взглядами сотрудников. – Я, кажется, смогу решить ваши финансовые проблемы, по крайней мере на ближайшие год-два. Но для этого вам придется в свою очередь помочь мне. Дело выглядит несколько экстравагантно, возможно, не совсем обычно, но вам, насколько я знаю, к этому не привыкать…

Получив согласие, Легаре оформил Дюпре командировку в Москву и на крыльях любви вылетел следом.

– Любимая, – торжественно начал Пьер после бурной и страстной встречи в ставшем родным «Метрополе», – я нашел выход. Мой служащий Жак Дюпре сделает тебе официальное предложение, и вы зарегистрируете брак, как положено у вас в Союзе. Естественно, после улаживания всех формальностей в посольстве Франции вы вылетаете в Париж, где тебя ожидает чудесная квартира. Да, кстати, твой «муж» интересуется только молодыми мужчинами. Так что даже не пытайся его совратить, – засмеялся Пьер, довольный своей предусмотрительностью и удачной шуткой. – Через какое-то время и мы сможем открыто жить вместе. Ты довольна?

Натали молча приподнялась на локотке, нежно поцеловала любовника и… в течение трех часов показывала Пьеру, как она относится к такому повороту событий. Обессиленному Легаре пришлось позвонить секретарше в московский офис:

– Мадемуазель Бино, я не смогу сегодня прийти, в случае необходимости звоните мне в отель.

Расчетливая и хитрая Натали скрывала свои отношения с Легаре от КГБ, разумно полагая, что всему свое время. Ничего предосудительного она не делала. «Засветить» француза она еще успеет. Но прежде плод должен созреть и упасть в руки. Администратора и дежурных по этажу гостиницы «Метрополь», где традиционно останавливался Пьер, она подмасливала иностранными подарками, привозимыми ее избранником. Служивые к тому же не сомневались, что встречи Натали с Легаре санкционированы комитетом. Они ведь тоже не вчера родились.

Однако настал момент легализовать свои отношения с потерявшим от любви голову Легаре. Дольше тянуть было некуда. Для этого все готово. И Натали на очередной встрече с куратором рассказала о скоротечном романе с французом, сделавшим ей официальное предложение. Для тех времен – настоящая экзотика! Случаи, подобные истории Розы Яблонской, можно сосчитать по пальцам одной руки. По заблестевшим глазам оперативника Натали поняла, что она все рассчитала правильно и попала в самое яблочко. Действительно, вывод агента за рубеж на длительное оседание, да еще в страну НАТО, – это не каждому удается… Проговорили они допоздна: было уже десять вечера, когда Натали покинула конспиративную квартиру у Киевского вокзала.

В Московском управлении КГБ решение этого вопроса не затягивали – сложившуюся ситуацию просто грех было не использовать. И через некоторое время ее первый куратор, Виктор Петрович Клыков, торжественно сообщил Натали, что руководство комитата санкционировало ее «вывод во Францию для выполнения задания по обеспечению безопасности СССР от вражеских разведок». Внутренне Натали просто трепетала от радости, хотя внешне не подала виду, а лишь изобразила озабоченность и понимание важности стоящих перед ней задач.

В пасмурный апрельский день к старинному особняку на улице Грибоедова подъехали несколько черных «Волг». Только здесь, во Дворце бракосочетаний, граждане СССР могли оформить брак с иностранцами. Эффектная пара, а вслед за ней немногочисленная группа подобающе для таких случаев одетых людей скрылась за дверьми особняка. Натали Бережковская играла сегодня одну из главных ролей своей жизни, и ей не хотелось сфальшивить. Впрочем, последующие роли тоже игрались «без права на ошибку». И всегда на кону ее судьба!

Служащие дворца, перевидавшие разных молодоженов, не уставали восторгаться невестой. Юная, изящная… Смуглая кожа эффектно контрастирует с белоснежным костюмом. Шляпка-таблетка с белой короткой вуалью. Строгие ажурные перчатки. Прелестные ножки в туфельках на шпильке – такие можно было купить в салонах для новобрачных по талончику из Дворца бракосочетаний. Словом, скромно и элегантно – ничего лишнего. Жених – строгий, ни разу не улыбнулся. В глазах – ответственность и забота о красавице жене. «Солидный молодой человек», – одобрили окружающие.