Текст книги "Лубянская ласточка"

Аркадий с открытым ртом и широко раскрытыми глазами обходил все это великолепие, ведомый Владимиром, который, как заправский гид в Эрмитаже, рассказывал о наиболее значительных «экспонатах» этого музея. Самый большой сюрприз ожидал Аркадия, когда ребята зашли в детскую комнату. Там в дальнем углу стоял огромный белый сундук, напоминающий саркофаг усопшего фараона. На крышке «саркофага» крупно и изящно сиял золотом вензель «H.G.».

– Герман Геринг, – с деланной небрежностью пояснил Владимир. Когда он открыл крышку сундука, Аркадий почти завопил от восторга. Внутри на деревянных полочках с ячейками, покрытыми красным бархатом, лежали немецкие солдатики – скорее, вся германская армия – от рядовых солдат до фельдмаршалов всех родов войск. Они отличались от отечественных оловянных солдатиков и материалом, и скрупулезностью исполнения, и, конечно, разнообразием. В последнем отделении сундука в идеальном порядке выстроились танки, пушки и самолеты с черными крестами на фюзеляжах. То, что предстало перед глазами мальчика, было настоящим чудом, игрушкой заморского принца. Аркадий как зачарованный смотрел на все это великолепие. Какие там картины, часы, «були» и прочие белые рояли! Наконец он смог выговорить:

– Геринг? При чем тут Геринг?

– Ты знаешь, – бойко затараторил Владимир, – в позапрошлом году в день моего рождения я проснулся и увидел перед собой напротив кровати выстроенные фашистские войска во главе вот с этим фельдмаршалом. – Владимир ткнул пальцем в фарфорового солдатика в мышиного цвета форме с красными лампасами и такого же цвета отворотами форменного френча, сжимающего в руке фельдмаршальский жезл. – Впереди стояли танки, позади войск были расставлены пушки и самолеты. Я думал, что все еще сплю. Я сначала не знал, что обозначает «H.G.». Потом из разговора папы с мамой я услышал, что этих солдатиков немецкие генералы подарили Герингу в день его рождения. Папа забрал этот сундук в одном из дворцов, где он коротко останавливался и который принадлежал самому Герингу.

В тот зимний вечер Аркадий совершил свое первое, но далеко не последнее воровство, за которое его никогда не мучили угрызения совести: один из солдатиков – летчик люфтваффе – незаметно перекочевал в его карман.

Володя «потери бойца» за прошедшие три года так и не заметил. Уж слишком много всего было набито в эту квартиру-музей, и мальчик постоянно наталкивался на что-то новое для него. В тот знаменательный для Аркадия день приятели просматривали увесистые кожаные альбомы с марками, которые Володя раскопал на антресолях дачи в Барвихе. Альбомы, очевидно, тоже были взяты в качестве «трофеев», как в то время называли всё вывезенное добро из оккупированной Германии. Аркадию бросилось в глаза, что в одном из альбомов на отдельной странице помещалась старая марка Британской Гвинеи, которая своей блеклой неприметностью выглядела совсем не на своем месте среди множества других ярких и живописных экземпляров.

Внезапно он вспомнил, что где-то уже видел этот тусклый профиль британской королевы и читал о подобной или очень похожей марке в каком-то журнале. Там, под фотографией марки, сообщалось, что она ранее находилась в коллекции известного берлинского филателиста и была безвозвратно утеряна во время Второй мировой войны. Марка была уникальна из-за какой-то ошибки типографии: то ли профиль королевы смотрел не в ту сторону, то ли на голове королевы отсутствовала венценосная корона, то ли количество зубцов не соответствовало стандартному числу.

Аркадий не стал делиться своими соображениями с Владимиром, а решил под тем или иным предлогом заполучить раритет. «Чем подцепить Володьку? – размышлял юный комбинатор. – У него всего до фига. А если чего нет, но хочется, – папочка из-под земли достанет. На марки ему вообще наплевать. Эх, нет у меня ничего такого, чему бы Володька завидовал…» Но очень скоро, повнимательнее присмотревшись к соседу по парте, Аркадий с радостью обнаружил, что ошибался. Одна вещь обладала в глазах Кулябова почти мистическим ореолом: «Щуров нож».

Щур обитал в одной из коммуналок с матерью, бабкой и двумя сестрами. Вернее, появлялся в промежутках между исчезновениями или отсидками. Эту мрачную личность и боялись, и жалели: хорошо ведь воевал, герой… Щур первый раз крепко сел перед войной; в 41-м выпросился в штрафной батальон и после безумного штурма очередной неодолимой высоты вместе с двумя уцелевшими товарищами был переведен в обычную часть. Почти прославился как военный разведчик, но сцепился с офицером и только чудом не загремел в штрафбат по второму разу. А в 46-м сержант Щуров, отмеченный боевыми наградами, тихо демобилизовался, чтобы… вернуться к прежнему образу жизни, который он очень любил. К маленькой семье Кобзарей у него было особое отношение: Роза Ефимовна как-то помогла Щуровой матери получить «аудиенцию» у «нужного человека» из своего подъезда. Уголовный Арбат знал, что Кобзари – «соседи Щура», хотя и живут в другом доме. По тем временам это была своего рода охранная грамота…

Когда Аркадию исполнилось лет двенадцать, Щур, расчувствовавшись в честь Дня Победы (из всех праздников он признавал только 9 мая), подарил мальчику нож, который прослужил ему всю войну. Ничего особенного – хороший самодельный нож с выкидным, похудевшим от многочисленных заточек лезвием и много претерпевшей рукоятью. Но это был нож-легенда! Аркадию завидовала вся шпана. Казалось, «Щуров нож» обладает магической властью возвысить своего хозяина над простыми смертными.

Володька Кулябов был не прочь возвыситься. Но как? Физически парень не был слабаком, но родители столь старательно ограждали его от «улицы» и нежелательных контактов, что он толком не умел ни отношения наладить со сверстниками, ни тем более разрешить – миром или силой – дворовый конфликт. А благодаря своей заносчивости он нажил врагов среди тех, кого считал ниже себя. Если бы не дружба с Аркадием, Кулябову пришлось бы несладко. Ах, если бы у него был…

Аркадий ждал, когда Владимир «созреет» и выразит свое желание. Вслух. Конечно, юный психолог не бездействовал; он избрал тактику, которую ученые люди окрестили «активно-выжидательной». Заветный ножичек мелькал в его руках чуть чаще, чем обычно. И вот благоприятный момент наступил.

Кобзарь только что помог другу выпутаться из очередной переделки, и приятели забежали к Кулябовым – перекусить и привести себя в порядок после баталии. Блаженно растянувшись на ковре в «детской», они поглощали бутерброды, запивая домашним квасом, и обсуждали планы на будущее. Володя из вежливости (для него это была китайская грамота) поинтересовался филателистическими успехами друга:

– А как твоя коллекция? Ты достал ту марку со слоном, о которой говорил в прошлую четверть?

– Нашел. Но за нее трех королев просят.

– Королев?..

– Ну да. Англичане на марках очень любят рисовать королеву. Как завоюют колонию, так тамошняя почта марку с королевой выпускает. Вот мне и нужно набрать три – непременно из разных колоний – марки с английской королевой. Слушай, а ведь у тебя есть одна, из Британской Гвинеи. Не поменяешь? У меня есть классные…

– Да зачем мне они… – рассеянно протянул Володя. – Я марки не собираю.

Сущая правда: Кулябов собирал только складные ножи.

– И не продашь? – без нажима спросил Аркадий.

– Что ты, отец рассердится. – Владимир покрутился на ковре, словно потерял на нем решение проблемы и пытался теперь отыскать. Его так и подмывало повернуть переговоры в нужную сторону, но он всё не мог решиться. Наконец, собрался с духом и выпалил:

– Давай меняться на твой нож!

– На «Щуров нож»? – артистически изумился Аркадий. – У тебя такая классная коллекция: немецкие, швейцарские, даже американские есть… А мой – обгрызанная самоделка.

– Ну и что! Нож военного разведчика, между прочим. Аркадий покачал головой: простофилю не дурят, простофиля дурит себя сам. Будем относительно честными.

– Вовка, если ты так запал на мой нож, пожалуйста! Но учти: я его оценивать не берусь, а потому продешевил ты в нашей мене или нет – судить только тебе.

– Заметано! Даже если я продешевил, для друга ничего не жалко! – И Кулябов, не чуя ног от радости, кинулся в кладовку – «откапывать» заветный кляссер.

Владимир, как, очевидно, и его отец, не разбирался в марках, к тому же он был рад в очередной раз отблагодарить своего защитника такой «мелочью». Через несколько дней он уже ничего не помнил об этой невзрачной марке и вряд ли даже мог ее описать, несмотря на прекрасную память. Аркадий тоже был доволен, что так легко ее заполучил, не совершая при этом никаких противозаконных действий, как три года назад, когда он тайно экспроприировал геринговского солдатика.

На другой день, захватив с собой марку, он с утра пораньше побежал в Ленинку (так до сих пор называют самую крупную библиотеку страны) и методично стал просматривать литературу по филателии. Вскоре он нашел то, что искал. Сомнений быть не могло – он стал обладателем фантастического раритета – одного из двух выпущенных экземпляров, стоимость которого на довоенных аукционах исчислялась запредельной цифрой.

Внезапное богатство надо было переварить и осмыслить, а затем решить, как действовать дальше. В голову не приходило ничего путного. Аркадий понимал, что при самых благоприятных обстоятельствах он не сможет выгодно реализовать марку в Москве. К счастью, марка была тем предметом, который можно легко и надежно спрятать до лучших времен. В том, что такие времена для него скоро наступят, Аркадий твердо верил. Их предвестниками были затонувший в Москве-реке школьный портфель, возникшее чувство свободы, а также неожиданно свалившееся на него целое состояние, которое он изобретательно запрятал в обложку пятого тома Полного собрания сочинений В.И. Ленина, неизвестно как попавшего в комнатушку лифтерши.

Подробности о том, что было с Аркадием дальше, не представляют большого интереса в контексте операции «Альпийский мираж». Путь к богатству был долгий, но интересный и полный приключений. В отличие от Остапа Бендера, Уголовный кодекс Кобзарь не чтил. Можно только сказать, что до своего отъезда на Землю обетованную (где также долго не задержался) он занимался всем, что приносило быструю прибыль. Это были и мелкое мошенничество, и банальная спекуляция, и фарцовка, и незаконное занятие частным предпринимательством, и многое другое. Однако следует отметить, что в Союзе против него никогда не возбуждалось уголовного дела. Как и подпольный миллионер Корейко из «Золотого теленка», Кобзарь берег себя для капитализма.

«Неправильная» королева благополучно миновала «железный занавес» и, обращенная в твердую валюту, фантастически увеличила активы «Кобзаря и Ко». Арбатский мальчик оказался умнее подпольного миллионера Корейко. Прошло совсем немного времени, и его легальное состояние достигло сотен миллионов (плюс недвижимость).

Вместе с Кобзарем Россию покинул и маленький пилот люфтваффе, ставший для Аркадия чем-то вроде талисмана. Солдатик из армии Третьего рейха, некогда принадлежавший Герману Герингу, поколесил с новым хозяином по свету, побывал в Тель-Авиве, но осели они во Франции.

Кобзарь понимал, что самую ответственную часть плана придется выполнять ему. В Россию за последние годы он приезжал довольно часто. Пришло время, когда лозунгом дня стало основное правило американской борьбы «кетч» – захвати столько, сколько ты сможешь ухватить. (Лозунг сохранился и по сей день, ожесточилась только конкуренция между любителями «побороться».) Аркадию удалось за эти годы наладить мощные связи во многих сферах российского истеблишмента. То, что он являлся гражданином Франции, Португалии и государства Израиль, обладателем полудюжины паспортов различных африканских государств, а также знал все особенности «русской национальной охоты», давало ему огромные преимущества перед всеми другими иностранными бизнесменами. Одной из важнейших сфер, где ему удалось установить самые прочные связи, был ВПК[51]51
  Военно-промышленный комплекс.


[Закрыть] России.

…Аркадий подмигнул солдатику и вернул его за стекло витрины. Совещания закончились. Операция «Альпийский мираж» началась.

– Произвел посадку самолет компании «Эр Франс», – прозвучал в огромном пространстве Шереметьева-2 слегка торжественный женский голос. – Рейс…

Через секунду к трапу подкатил микроавтобус, чтобы забрать VIP-пассажиров и отвезти в уютный комфортабельный зал, где их уже ожидали родные, друзья или чиновники.

«Охо-хо, – хрустнул суставами, разминая руки, Кобзарь, с удовольствием оглядывая блага, положенные персонам его уровня. – Что скажете, господин Корейко Александр Иванович?» И повернулся к Летисье:

– Мсье Жак, пока подвезут багаж, пропустим по рюмочке?

Магнат двинулся к бару. Зеркальная витрина за стойкой сверкала террасами бутылок, пестреющих соблазнительными этикетками.

– Два… Tullamor Dew. – Советоваться с Летисье Аркадий не собирался. Его потянуло на ирландское виски, к тому же обе его дочери, особенно младшая, были чуть ли не с пеленок поклонницами ирландских волкодавов. Как известно, изображение именно этой прославленной собаки Зеленого Эрина украшает бутылки Tullamor Dew. Аркадий с наслаждением потягивал обжигающий напиток.

– О, знакомое лицо! Вас спросят: «Любите ли вы черешню?» Вы ответите: «Конечно!» …Наши парижские «хранители» не иначе как Высоцкого по ночам слушают. Может, и мультик «Шпионские страсти» смотрели? Тогда, мон шер Жак, плыть нашей подводной лодке в Патриарший пруд…

Навстречу Аркадию сползал с высокого табурета перед стойкой бара человек, фотографию которого Бидо показывал Кобзарю перед отъездом. Наставления контрразведчика порядком надоели Аркадию. Не так уж и много у делового человека времени, чтобы терять его на подобную чепуху.

– Запомните это лицо. Это наш человек, – инструктировал Аркадия перед вылетом Бидо. – Он француз русского происхождения. Зовут его Анатоль Басов. У него есть надежное прикрытие в торговом представительстве в Москве, хотя он и не имеет дипломатического статуса. Он будет отвечать за московскую часть операции, – занудно вещал Бидо. – Постоянный контакт с ним будет осуществлять Жак Летисье. В случае непредвиденных обстоятельств вы можете сами выйти на него через офис компании «Франс Телеком» в Москве.

«Что он городит? Какие непредвиденные обстоятельства? – раздраженно думал Аркадий. – Похоже, Натали перестаралась и нагнала на мужика страху больше, чем следует… Этот Бидо во власти дурных шпионских романов. Впрочем, пусть и пребывает в уверенности, что в Москве всё как во времена Андропова, а я каждую секунду могу оказаться в подстроенной КГБ ловушке. Правда, я тоже хорош – все еще продолжаю пользоваться старыми терминами. КГБ уже нет, а то, что осталось от него, лежит в руинах. Сейчас эти руины называются ФСБ, и восседает на них бывший пожарный с лицом то ли евнуха, то ли обиженного ребенка. Удивительная способность русского народа самостоятельно уничтожать все до основания, а затем…»

В VIP-зале, чуть ли не от стойки бара, вновь занудил голос Бидо:

– Поскольку вы новичок в нашем деле… я вовсе не хочу обидеть вас, – поспешил добавить он, заговорщицки понизив голос, – просто констатирую факт. Поймите, я еще раз беру на себя смелость повторить вам основные правила конспирации. Каждый должен знать только то, что ему необходимо для выполнения своей части задания…

Он снова,уже в который раз, стал перечислять заповеди своей профессии.

«Напыщенный балбес, – безнадежно определил Аркадий, – он не понимает, что я все это проходил еще в пятом классе, до наступления половой зрелости. До одурения забавны эти люди – старые солдаты „холодной войны“. Они до сих пор сидят в окопах, хотя враг уже давно повержен…»

– Все разговоры между вами, Летисье и Басовым, которые непосредственно касаются операции, проводить только в специально оборудованной комнате посольства Франции в Москве, – донеслось очередное назидание Бидо. – В случае задержания вы не должны отвечать ни на один вопрос до прибытия консульского работника посольства.

«Господи, неужели конец? – с надеждой подумал Аркадий. – Похоже, Бидо выложил абсолютно все, что только знал».

Действительно, более никаких назиданий от Бидо до вылета в Москву Аркадию не последовало. И вот, прошу любить и жаловать – законспирированное лицо с фотографии. Из левого кармана твидового пиджака мужчины, как было обусловлено, неуклюже торчала газета «Фигаро».

Анатоль Басов, очевидно, тоже узнал Аркадия и Жака, хотя никто из них не держал в кармане пиджака никакого французского или русского периодического издания. Или нарезного батона, перевязанного бантиком алой ленточкой. Анатоль улыбнулся сразу обоим и завершил свое сползание со стула, отчего моментально превратился в коротышку: по сравнению с высоким, стройным Аркадием и атлетически сложенным верзилой Жаком он выглядел подростком.

– Я ждал вашего прилета, – фальцетом произнес Басов совершенно бессмысленную фразу. Звучание его голоса забавно контрастировало с его фамилией.

– Насколько я знаю, вы решили остановиться в «Метрополе». Хороший выбор. Самый центр. Очень живописно. Мне от моей квартиры на Тверской до вашей гостиницы рукой подать. Кстати, гостиница находится также не очень далеко от посольства, куда мы частенько будем заглядывать.

«Он что, кретин? Забыл, что я родился и вырос в Москве? – не переставал удивляться Аркадий. – Что на местности ориентируюсь лучше всей их компании?»

Наконец, к счастью, пришли вещи пассажиров VIP-зала, и все поспешили к выходу. У неухоженного, некогда респектабельного здания аэропорта их ждала машина с номерами торгового представительства. Кобзарь обратил внимание, что она припаркована у самого выхода – в одном ряду с двумя милицейскими автомобилями с синими маячками на крышах.

– Уж не за нами ли? – пошутил Аркадий. Анатоль резко дернул головой в сторону машин, затем укоризненно посмотрел на Кобзаря.

«Боже, мало того, что с памятью у мужика плохо, так и шуток он не понимает, – огорчился Аркадий. – И с этим болваном мы будем делать дело? Не забавно…»

Они вскоре выехали на Ленинградское шоссе и затерялись в плотном потоке машин, львиную долю которых составлял грузовой транспорт.

Летисье с любопытством смотрел из окна автомобиля на прозаическую картину пригородной Москвы: с эпохи «Мертвого сезона» берез по дороге от Шереметьева до Москвы заметно убавилось. Басов с увлечением продолжал играть роль гида, и Жак внимательно слушал начальство.

– Москвичи очень гостеприимны, но учтите, господин Летисье, в отличие от европейцев, русские обговаривают серьезные дела за очень обильным столом. Причем нередко обед или ужин происходит не в ресторане, как это принято в Европе, а дома. У одной из заинтересованных сторон. Будьте готовы к тому, что вас пригласят в гости. И тогда вы должны… – бубнил Анатоль.

«Ну и бог с ними. Я вот давно готов, что пригласят». – Аркадий, довольный, что его, наконец, оставили в покое, мысленно строил канву разговора с одним из бывших генералов ВВС Захаром Картузовым.

Когда-то, во времена краха режима Хоннекера, у них сложились взаимовыгодные доверительные отношения. Это был период, когда наряду с советской летной техникой, находившейся на вооружении ГДР, «оставлялись» на ее территории и некоторые новые образцы оружия, принадлежавшие Вооруженным силам СССР. Тогда для Аркадия это была только «проба пера». Крупные сделки последовали позже, когда осуществлялись поставки военной техники из России в Анголу, Мозамбик и другие африканские страны. Ну а на территории бывшей ГДР в период вывода советских войск происходили беспрецедентные вещи. Зачастую это были штучные сделки с западными немцами, за которыми стояла военная разведка США. Эти «частные» лица скупали все: самолеты, танки, ракеты всех назначений, новейшие образцы стрелкового оружия, приборы ночного видения и многое, многое другое. Все, что удавалось заполучить таким образом, потом внимательно изучалось специалистами и тестировалось на полигонах в США. Советский Союз в то время еще был грозным потенциальным противником.

Исчез с карты Советский Союз. Генерал Картузов вышел в отставку. Однако он продолжал заниматься торговлей российской военной техникой, но уже под крышей недавно созданной конторы под названием «РОСАРМКО». Начинать нужно было с него.

«Захар любит деньги, но не любит неприятности. Он, собака, жутко подозрителен. Хорошо, что со мной он работает приличный срок и я всегда оправдывал его доверие. Картузов, конечно, никому не верит на все сто, но знает, насколько мала вероятность всяких пакостей с моей стороны: я его не кину и не сдам, – мне ж это невыгодно. И тут Захар в основном прав, – подытожил Аркадий. – А вот к правительству, будь оно родное или французское, он отнесется с подозрением. И опять не скажу, что он не прав. Но главное – деньги. Сумма комиссионных, которой я махну перед его носом, – достаточный аргумент, чтобы Захар перестал сомневаться».

Аркадий тихо выругался, увидев, во что превратился центр столицы: казалось, весь город стал гигантским базаром. От угла Малого театра и до Лубянки стояли женщины, предлагая одежду, обувь, пирожки. Если бы Аркадий приехал на год-полтора раньше, то мог бы лицезреть монумент Островского, восседающего в кресле у входа в театр, обвешанного сосисками, а также костры из ящиков в подземных переходах, где ночью обустраивались торговцы. Отправляясь в Россию, он всегда был уверен, что ее дела волнуют его так же мало, как дела тридесятого африканского царства. Но Москва каждый раз ухитрялась зацепить Кобзаря за живое, за что-то давно забытое, и от этого он становился саркастичен и язвителен сверх меры. Ничто не держит человека так крепко, как воспоминания детства. Отрицать это – упражняться в самообмане. А Кобзарь был слишком умным и трезвомыслящим человеком, чтобы дурить голову себе, любимому.

В номере он задернул шторы и подошел к столику, где стоял телефонный аппарат. Номер Аркадий помнил наизусть.

–А, Аркадий! Молодец, что наконец приехал в Москву. Как дела? Где остановился? Когда увидимся? – со скоростью пулеметной очереди выпалил Картузов. – Давай, друг мой, встретимся у меня на даче. Посидим, потолкуем, поедим шашлычки, попьем водочки… Жаль, Елена с внуками в Крыму. Не повидаешься. Что, лады? Да сегодня пятница, чего откладывать в долгий ящик? К шести я подошлю машину к «Метрополю». В каком ты номере? Не занимай линию. Жди! Через две минуты перезвоню – скажу номер машины. Будешь не один? С французом? – Картузов насторожился. Но немедленно врубился в ситуацию: – Еще лучше. Споим лягушатника! До скорого…

«Дача» Картузова оказалась совсем рядом – по Киевскому шоссе, недалеко от Московской кольцевой автодороги. Аркадий, который побывал, наверное, на сотне вилл и «вилочек» и вкус которого оставлял желать лучшего, и то изумился нелепой грандиозности генеральской «фазенды». За каменной стеной, напоминающей крепостное средневековое сооружение с бойницами, высился трехэтажный замок, увенчанный десятком остроконечных башен. На каждой из них торчал замысловатый флюгер с геральдическими знаками. Чудовищный ансамбль говорил о безумном воображении архитектора, разгоряченного готическими триллерами, а то и дурной сивухой с «колесами». Подобное творение можно увидеть только на старинных гравюрах-иллюстрациях к первому изданию кровожадных сказок братьев Гримм. Все окна-бойницы замка были защищены стальными решетками, въездные ворота и двери покрывала листовая сталь, на которой лепились кованые орнаменты a la russe. Центральным персонажем внутреннего двора был, вне сомнения, неправдоподобно огромный фонтан.

«Елки-палки! Елки зеленые! Елки канадские голубые! Е-ее…! – захлебывался от восторга Аркадий. – Ну почему я не прихватил Наташкиного архитектора – тут бы ему и конец пришел, от этакой картинки. Ну, Мишка Мурвиль, будешь еще мне лекции читать – пошлю на дачку к Картузову!»

Представительский БМВ смотрелся на фоне жилища Картузова как пришелец из иного мира. Аркадий и Жак вышли из автомобиля и, увидев генерала, поняли: хозяин ждет восторгов. Летисье мгновенно оценил ситуацию и, цокая языком, принялся повторять на все лады:

– Версаль! Версаль! Просто Версаль…

Угомонившийся Аркадий посмотрел на «фазенду» уже деловым оком: вот яркое доказательство того, что в стране еще есть много чего ценного, что плохо лежит. Так сказать, поддается стихийной приватизации. И обладатель открывшегося взору нагромождения камней и металла – далеко не последний человек в данном процессе.

Два дюжих, коротко стриженных молодца в черных одинаковых костюмах, вынырнувшие словно из-под земли, почтительно, замерли перед Картузовым.

«Так вот где нынче квартирует российский спецназ», – насмешливо хмыкнул про себя Аркадий, заметив еще несколько стриженых клонов в дальнем конце двора.

– Накройте, ребята, в беседке, – распорядился хозяин. – Погода сегодня что надо. Как шашлыки? Смотрите… Через минут двадцать-тридцать мы подойдем. А пока осмотрим фазенду!

С этими словами Картузов широким жестом пригласил гостей на осмотр этого образчика необузданной фантазии.

В прихожей гостей встретило чучело медведя с традиционным подносом в лапах – то ли для стопочек, то ли для визиток. Очевидно, по обстоятельствам. На галошнице из натурального малахита отсыпался здоровенный кот с драным ухом (тоже своего рода спецназовец), не соизволивший даже приоткрыть глаз. Похлопав мишку по плечу, хозяин провел гостей по просторному холлу, с традиционным набором вещей, рекомендованных глянцевыми журналами: телевизор в половину стены, огромные колонки, обрамляющие ламповую аудиоаппаратуру, натуральные персидские ковры на полу и так далее. Неизменный глобус-бар в центре комнаты, а вот в углу – еще один (видно, коллеги уже не знали, что дарить!) и, разумеется, камин – настоящий, на мраморной доске которого громоздились позолоченные часы – топорная подделка, изображающая колесницу и шестерку лошадей, тянувших ее в разные стороны. По углам стояли жестяные рыцари в полный рост, на стенах красовались щиты с экзотическими гербами вперемежку с ятаганами, шпагами, пищалями и бог знает чем еще. В укромном углу тщетно пытался скрыться кожаный диван невиданных размеров, охраняемый еще одним рыцарем.

– А теперь, господа, вас ожидает сюрприз. Знаешь, Аркадий, зимой мы сделали легкую перепланировку… Сюда, пожалуйста.

Хозяин предупредительно пропустил гостей через двухстворчатую дверь из тонированного стекла. Они прошли по замысловато изгибающемуся коридору, за который многое бы отдал режиссер голливудского триллера. «Похоже, архитектор крепко набрался, перекраивая твою фазенду, Захар», – мысленно хмыкнул Кобзарь, когда, не вписавшись в очередную «загогулину», больно стукнулся плечом о что-то железное. Предмет искусства, надо понимать.

– Прошу, господа, – Картузов распахнул очередную дверь. – Наша столовая-гостиная, почти студия. К сожалению, почти. Кухня осталась на старом месте. Архитектор предлагал последний парижский дизайн, но жена встала насмерть, чтобы кухню не трогали. Женщина, знаете ли… Ля фам!

«Последний парижский дизайн» поверг Аркадия в долговременный шок. Огромную, неправильной формы комнату дизайнер оформил – от пола до потолка – в густых сине-фиолетовых тонах. В них, как в ночном океане, тонули редкие ниши с белыми статуями. Но ни статуи, ни царских размеров портрет хозяина дома, ни огромный («на 50 персон!» – похвастался генерал) стол, вокруг которого громоздились белые канделябры, не могли оживить мрачный зал. Зато буквально к краю стола примыкал огромный бассейн.

– А что? – истолковав по-своему выражение лица Кобзаря, захохотал генерал. – Хочешь, плавки дам?

На что Аркадий, хлопнув по плечу ошарашенного Летисье, рявкнул почти по-строевому:

– Мы и без того аппетит дорогой нагуляли. Кормить-то будешь, Захар?

– Да, да, конечно, – засуетился генерал. Он слыл хлебосолом во все времена, правда, эпоха «чем богаты, тем и рады» пережила цепь периодов от «чай с хлебом» до «икра с шампанским». Картузов, гордый тем ошеломляющим впечатлением, которое произвел его дом на парижан, вывел их в сад неожиданно коротким путем – прямо из гостиной.

Упоительные запахи окутали замороченных экскурсией гостей, едва они спустились с крыльца. И чем ближе они подходили к беседке, тем сильнее становился аромат печеной баранины, домашних огурчиков, маринованного чеснока… Несмотря на крушение Союза, на столе мирным образом уживались домашние подмосковные соленья и закавказские маринады, изумительное деревенское сало с чесночком и длинный жгучий перчик, острый, «как кинжал». Наконец, все уселись поудобнее, наполнили тарелки и, подняв рюмки запотевшего хрусталя, приступили к трапезе. Пять минут прошли в священном молчании – гости и хозяин отдавали дань кулинарному мастерству поваров генерала.

После десятка русских традиционных тостов с непременным обязательством пить до дна, наступил черед тостам личным и более предметным. Картузов традиционно поднял рюмку «за нас с вами и за хрен с ними!». Это был сигнал приступать к деловой части программы. К тому времени бедный Летисье, которого когда-то французские инструктора обучали навыкам «пить не пьянея», успел обнаружить, что пройденный курс был далеко не совершенен, а препарат, который он принял перед поездкой на дачу, наверное, оказался с просроченным сроком годности. Мысли его путались, в глазах мелькали попеременно лица генерала, Аркадия, четырех черных близнецов, и все это крутилось вперемежку с роем остроконечных башен с флюгерами. Усилием воли француз пытался отгонять видения, но вскоре, устав от неравной борьбы, погрузился в глубокий сон без сновидений. Он не почувствовал, как чьи-то сильные руки подхватили его и отнесли на огромный кожаный диван в зале на первом этаже, специально предназначенный для подобных оказий.

Картузов уже давно с нетерпением ожидал деловой части разговора. Он справедливо считал, что подобные беседы лучше вести тет-а-тет, и вовсю старался нейтрализовать нежелательного, по его разумению, свидетеля в образе Летисье. Парень обнаружил неплохие задатки, и генерал про себя уже окрестил Жака «стойким французским солдатиком». Однако, несмотря на здоровье и молодость гостя, французская школа «устойчивого застолья» оказалась не способной конкурировать с русской безудержной лихостью.

– Знаешь, Захар, у нас с тобой есть возможность хорошо заработать, а тебе еще и получить повышение по службе, – осторожно подступил к делу Аркадий.

Картузов выжидающе смотрел на него своими острыми крохотными глазками.

– Скажу честно, дело крайне щепетильное, – продолжал Кобзарь, – и имеет политическую окраску, поэтому на начальном этапе необходимо соблюдать абсолютную секретность.