Текст книги "Нацизм. Третий рейх. Сопротивление"

Визит Молотова в Берлин в ноябре 1940 года

Выступая 19 декабря 2019 г на пресс-конференции, президент России В.В. Путин отметил, что Сталин – единственный, кто не запятнал себя прямыми контактами с Гитлером. Это правда. Руку Гитлеру советский вождь никогда не пожимал. Это делал председатель Совета народных комиссаров СССР и народный комиссар иностранных дел Вячеслав Молотов во время официального государственного визита в Берлин в ноябре 1940 г.

12 ноября 1940 г в 11 утра на Ангальтский вокзал Берлина прибыл специальный поезд советской делегации во главе с Молотовым. Главу советского правительства и Наркомата иностранных дел (НКИД) сопровождали нарком черной металлургии СССР Иван Тевосян, пять замнаркомов: иностранных дел – Владимир Деканозов, внутренних дел – Всеволод Меркулов, внешней торговли – Алексей Крутиков, два замнаркома авиационной промышленности – Василий Баландин и Александр Яковлев и заведующие отделами НКИД. В состав делегации входили также старший адъютант наркома обороны СССР генерал Вениамин Злобин и первый заместитель начальника Оперативного управления Генштаба Красной армии генерал Александр Василевский. Всего в список лиц, сопровождавших Молотова в Берлине, вошло 65 человек: ответственные сотрудники наркоматов, эксперты, референты, переводчики, стенографисты, машинистки, фотографы, корреспонденты, врач, повар, официанты, охранники и даже парикмахер. Вместе с Молотовым в Берлин выехали посол Германии в СССР граф Фридрих Вернер фон дер Шуленбург, советник посольства Герхард фон Вальтер и глава германской делегации на переговорах с СССР по экономическим и торговым вопросам Карл Шнурре.

В Берлине советскую делегацию встречали: рейхсминистр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп, рейхсминистр внутренних дел и рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, начальник штаба Верховного главнокомандования вермахта генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, начальник Имперской канцелярии Ганс Ламмерс; статс-секретарь Министерства иностранных дел Германии Эрнст фон Вейцзекер, имперский шеф прессы Германской национал-социалистической рабочей партии и пресс-секретарь имперского правительства Отто Дитрих, руководитель Германского трудового фронта Роберт Лей, другие официальные лица рейха, а также сотрудники советских учреждений в Германии во главе с полпредом Александром Шкварцевым.

На церемонии встречи, четко печатая «прусский шаг», промаршировала, салютуя главе советской делегации, рота почетного караула. Однако гимн Советского Союза «Интернационал» в честь высоких советских гостей хозяева не исполнили. Да и красных флагов с серпом и молотом было не так много, преобладали красные флаги со свастикой.

Молотов, разумеется, не знал, что накануне его визита в Берлин в германском МИД разгорелась дискуссия по поводу исполнения советского гимна. Риббентроп был в затруднении: уместно ли в Третьем рейхе на государственной церемонии исполнение большевистского «Интернационала»? Руководитель бюро Риббентропа и официальный переводчик Гитлера Пауль Шмидт неосторожно пошутил: почему бы нам и не сыграть пролетарский гимн? Немцы подпоют – еще не успели забыть коммунистов. Риббентроп суровым взглядом дал понять, что от таких шуток лучше воздержаться.

Кортеж черных «Мерседесов», сопровождаемый мотоциклистами в стальных шлемах, направился во дворец Бельвю, предназначенный для официальных гостей германского правительства. Позднее, уже после отъезда советских гостей, личный врач Гитлера имперский комиссар здравоохранения Карл Бранд доставил своему высокопоставленному пациенту немало удовольствия, рассказывая, как врач советского премьера отдал распоряжение, опасаясь инфекции, прокипятить во дворце Бельвю все тарелки и приборы.

Для чего же Молотов приехал к Гитлеру?

Во время «архивной революции» середины 1990-х годов в России историк Лев Безыменский обнаружил в Архиве Президента РФ (фонд 36, опись 1, дело 1161, листы 147–155) и опубликовал в журнале «Новая и новейшая история» записку от 9 ноября 1940 г., содержащую директивы Сталина Молотову, данные для ведения переговоров с вождем Третьего рейха:

«С. секретно. В. М. Некот. дир-вы к берл. поездке (9/XI.40 г.)

1. Цель поездки

а) Разузнать действительные намерения Г[ермании] и всех участников Пакта 3-х (Г[ермании], Я[понии]) в осуществлении плана создания “Новой Европы”, а также “Велик[ого] Вост[очно]-Азиатского Пространства”; границы “Нов[ой] Евр[опы]” и “Вост[очно]-Аз[иатского] Пр[остранства]”; характер госуд[арственной] структуры и отношения отд[ельных] европ[ейских] государств в “Н[овой] Е[вропе]” и в “В[осточной] А[зии]”; этапы и сроки осуществления этих планов и, по крайней мере, ближайшие из них; перспективы присоединения других стран к Пакту 3-х; место СССР в этих планах в данный момент и в дальнейшем.

б) Подготовить первоначальную наметку сферы интересов СССР в Европе, а также в Ближней и Средней Азии, прощупав возможность соглашения об этом с Г[ерманией] (а также с И[талией]), но не заключать какого-либо соглашения с Германией и И[талией] на данной стадии переговоров, имея в виду продолжение этих переговоров в Москве, куда должен приехать Риббентроп в ближайшее время.

2. Исходя из того, что с[оветско]-г[ерманское] соглашение о частичном разграничении сфер интересов СССР и Герм[ании] событиями исчерпано (за исключ[ением] Финл[яндии]), в переговорах добиваться, чтобы к сфере интересов СССР были отнесены:

а) Финляндия – на основе с[оветско]-г[ерманского] соглашения 1939 г., в выполнении которого Г[ермания] должна устранить всякие трудности и неясности (вывод герм[анских] войск, прекращение всяких политич[еских] демонстраций в Ф[инляндии] и в Г[ермании], направленных во вред интересам СССР).

б) Дунай, в части Морского Дуная, в соответствии с директивами т. Соболеву.

Сказать также о нашем недовольстве тем, что Германия не консультировалась с СССР по вопросу о гарантиях и вводе войск в Румынию.

в) Болгария – главный вопрос переговоров – должна быть, по договоренности с Г[ерманией] и И[талией], отнесена к сфере интересов СССР на той же основе гарантий Болгарии со стороны СССР, как это сделано Германией и Италией в отношении Румынии, с вводом советских войск в Болгарию.

г) Вопрос о Турции и ее судьбах не может быть решен без нашего участия, т. к. у нас есть серьезные интересы в Турции.

д) Вопрос о дальнейшей судьбе Румынии и Венгрии, как граничащих с СССР, нас очень интересует, и мы хотели бы, чтобы об этом с нами договорились.

е) Вопрос об Иране не может решаться без участия СССР, т. к. там у нас есть серьезные интересы. Без нужды об этом не говорить.

ж) В отношении Греции и Югославии мы хотели бы знать, что думает Ось предпринять?

з) В вопросе о Швеции СССР остается на той позиции, что сохранение нейтралитета этого государства в интересах СССР и Германии. Остается ли Г[ермания] на той же позиции?

и) СССР как балтийское государство интересует вопрос о свободном проходе судов из Балтики в мирное и военное время через М[алый] и Б[ольшой] Бельты, Эрезунд, Категат и Скагерак. Хорошо было бы, по примеру совещания о Дунае, устроить совещание по этому вопросу из представителей заинтересованных стран.

к) На Шпицбергене должна быть обеспечена работа нашей угольной концессии.

3. Транзит Германия—Япония – наша могучая позиция, что надо иметь в виду.

4. Если спросят о наших отношениях с Турцией – сказать о нашем ответе туркам, а именно: мы им сказали, что отсутствие пакта взаимопомощи с СССР не дает им права требовать помощи от СССР.

5. Если спросят о наших отношениях с Англией, то сказать в духе обмена мнений на даче Ст[алина].

6. Сказать, что нам сообщили о сделанных через Рузвельта мирных предложениях Англии со стороны Германии. Соответствует ли это действительности и каков ответ?

7. На возможный вопрос о наших отношениях с США ответить, что США также спрашивают нас: не можем ли мы оказать поддержку Турции и Ирану в случае возникновения опасности для них. Мы пока не ответили на эти вопросы.

8. Спросить, где границы “Восточно-Азиатского Пространства по Пакту 3-х.

9. Относительно Китая в секретном протоколе, в качестве одного из пунктов этого протокола, сказать о необходимости добиваться почетного мира для Китая (Чан-Кайши), в чем СССР, м[ожет] б[ыть], с участием Г[ермании] и И[талии] готов взять на себя посредничество, причем мы не возражаем, чтобы Индонезия была признана сферой влияния Японии (Маньчжоу-Го остается за Я[понией]).

10. Предложить сделать мирную акцию в виде открытой декларации 4-х держав (если выяснится благоприятный ход основных переговоров: Болг[ария], Тур[ция]? и др.) на условиях сохранения Великобританской Империи (без подмандатных территорий) со всеми теми владениями, которыми Англия теперь владеет, и при условии невмешательства в дела Европы и немедленного ухода из Гибралтара и Египта, а также с обязательством немедленного возврата Германии ее прежних колоний и немедленного предоставления Индии прав доминиона.

11. О сов[етско]-японских отношениях – держаться вначале в рамках моего ответа Татекаве.

12. Спросить о судьбах Польши – на основе соглаш[ения] 1939 г.

13. О компенсации собственности в Прибалтах: 25 % в один год, 50 % – в три года (равн[ыми] долями).

14. Об эконом[ических] делах: в случае удовл[етворительного] хода перегов[оров] – о хлебе».

Таким образом, в ноябре 1940 года в Берлине советская сторона собиралась диктовать свои правила игры, как это было в Москве в августе—сентябре 1939 г. Это был решающий просчет Сталина и Молотова, о чем свидетельствуют германские и советские записи переговоров в Берлине. Если немецкие протоколы переговоров были опубликованы в Германии в 1949 г., то советские – лишь в постсоветской России в 1990-е годы.

В полдень 12 ноября Молотова принял Риббентроп. После беседы Молотов телеграфировал Сталину: «Состоялся первый более чем двухчасовой разговор с Риббентропом. Ввиду того, что сейчас должны идти на беседу к Гитлеру, сообщаю о разговоре с Риббентропом кратко. Пространно повторив свое письмо к Сталину, он добавил, что интересы Германии идут в Восточной и Западной Африке; Италии – в Северо-Восточной Африке; Японии – на юге, а у СССР также на юге – к Персидскому заливу и Аравийскому морю. Пока я только кратко мог ответить, что мысли Риббентропа весьма интересны, заслуживают обсуждения в Берлине, а затем в Москве с его участием, что мне нужно выяснить у него предварительно ряд вопросов в связи с Тройственным пактом и что в принципе возможны акции четырех держав, а также, что я считаю прошлогоднее советско-германское соглашение исчерпанным в ходе событий за исключением вопроса о Финляндии, но что у меня есть и другие вопросы взаимоотношений с Германией, Италией и Японией. 12.XI.40 г. Молотов».

Ответ Сталина гласил: «В твоей шифровке о беседе с Риббентропом есть одно неточное выражение насчет исчерпания соглашения с Германией за исключением вопроса о Финляндии. Это выражение неточное. Следовало бы сказать, что исчерпан протокол договора о ненападении. А не соглашение. Ибо выражение “исчерпание соглашения” немцы могут понять как исчерпание договора о ненападении. Что, конечно, было бы неправильно. Жду твое сообщение о беседе с Гитлером».

Первая беседа Молотова с Гитлером началась в 15 часов в новой имперской канцелярии. Переводить и протоколировать переговоры было поручено первому секретарю советского полпредства в Берлине Владимиру Павлову и сотруднику НКИД Валентину Бережкову, который как «референт В.М. Богданов» сопровождал Молотова в берлинской поездке.

В книге «С дипломатической миссией в Берлин» Бережков вспоминал: «Сбавив скорость, машины въехали во внутренний двор новой имперской канцелярии… У входа нас встретил статс-секретарь Отто Мейснер… Наконец, мы очутились в круглом, ярко освещенном вестибюле. В центре стоял стол с прохладительными напитками и закусками. Вдоль стен – длинные диваны. Тут находились немецкие чиновники, эксперты, офицеры охраны. Между ними бесшумно двигались официанты. Здесь же остались и эксперты нашей делегации. В примыкавший к круглому залу кабинет Гитлера прошли только глава советской делегации В.М. Молотов, его заместитель (В.Г. Деканозов. – Б.Х.) и переводчики…

Гитлер сидел за письменным столом, и в этом огромном зале его небольшая фигура в гимнастерке зеленовато-мышиного цвета была едва заметна. Рукав его гимнастерки охватывала красная повязка с черной свастикой на круглом просвете. На груди красовался железный крест… Когда мы вошли, фюрер молча посмотрел на нас, затем резко поднялся и быстрыми мелкими шагами вышел на середину комнаты. Здесь он остановился, поднял руку в фашистском салюте, как-то неестественно загнув при этом ладонь. Не произнося по-прежнему ни слова, он подошел к нам вплотную, поздоровался со всеми за руку. Его холодная влажная ладонь напоминала прикосновение лягушки. Здороваясь, он как бы сверлил каждого буравчиками лихорадочно горевших зрачков. Над коротко подстриженными усиками нелепо торчал острый угреватый нос. Сказав несколько слов о том, что он рад приветствовать советскую делегацию в Берлине, Гитлер предложил расположиться за столом в той части кабинета, которая представляла собой гостиную. В это время в противоположном углу комнаты из-за драпировки, видимо, скрывавшей еще один вход, появился министр иностранных дел Риббентроп. За ним шли личный переводчик Гитлера Шмидт и хорошо знавший русский язык советник германского посольства в Москве Хильгер. Все расположились вокруг стола на диване и в креслах, обтянутых пестрой тканью.

Смысл рассуждений Гитлера сводился к тому, что Англия уже разбита и что ее окончательная капитуляция – лишь вопрос времени. Скоро, уверял Гитлер, Англия будет уничтожена с воздуха. Затем он сделал краткий обзор военной ситуации, подчеркнув, что Германская империя уже сейчас контролирует всю Западную Европу. Вместе с итальянскими союзниками, продолжал фюрер, германские войска ведут успешные операции в Африке, откуда англичане вскоре будут окончательно вытеснены. Из всего сказанного, заключил Гитлер, можно сделать вывод, что победа держав Оси предрешена. Поэтому, мол, настало время подумать об организации мира после победы. Тут Гитлер стал развивать такую идею: в связи с неизбежным крахом Великобритании останется ее “бесконтрольное наследство” – разбросанные по всему земному шару осколки империи. Надо распорядиться этим имуществом. Германское правительство, заявил фюрер, уже обменивалось мнениями с правительствами Италии и Японии и теперь хотело бы узнать соображения Советского правительства. Более конкретные предложения на этот счет он намерен сделать в дальнейшем…

Когда Гитлер окончил речь, которая вместе с переводом заняла около часа, слово взял Молотов. Не вдаваясь в обсуждение предложений Гитлера, он заметил, что следовало бы обсудить более конкретные практические вопросы. В частности, не разъяснит ли рейхсканцлер, что делает германская военная миссия в Румынии и почему она направлена туда без консультации с Советским правительством? Ведь заключенный в 1939 году советско-германский пакт о ненападении предусматривает консультации по важным вопросам, затрагивающим интересы каждой из сторон. Советское правительство также интересует вопрос о том, для каких целей направлены германские войска в Финляндию. Почему и этот серьезный шаг предпринят без консультации с Москвой?

Эти вопросы подействовали на Гитлера как холодный душ. Несмотря на актерские способности, фюреру не удалось скрыть растерянности. Скороговоркой он объявил, что немецкая военная миссия направлена в Румынию по просьбе правительства Антонеску для обучения румынских войск. Что касается Финляндии, то там германские части вообще не собираются задерживаться: они лишь переправляются через территорию этой страны в Норвегию. Однако это объяснение не удовлетворило советскую делегацию. У Советского правительства, заявил Молотов, на основании сообщений его представителей в Финляндии и Румынии создалось совсем иное впечатление. Войска, высадившиеся на южном побережье Финляндии, никуда дальше не двигаются и, видимо, собираются надолго задержаться в этой стране. В Румынии дело также не ограничилось одной лишь военной миссией. Туда прибывают все новые германские воинские части. Их уж слишком много для одной миссии. Какова же цель этих перебросок германских войск? В Москве подобные мероприятия не могут не вызвать беспокойства, и германское правительство должно дать четкий ответ на эти вопросы.

Тут Гитлер предпринял испытанный дипломатический маневр: сослался на свою неосведомленность. Пообещав поинтересоваться вопросами, поставленными советской стороной, Гитлер заявил, что считает все эти дела второстепенными. Сейчас, сказал он, возвращаясь к своей первоначальной теме, настало время обсудить проблемы, вытекающие из скорой победы держав Оси. Затем Гитлер стал снова развивать свой фантастический план раздела мира. Англия, уверял он, в ближайшие месяцы будет разбита и оккупирована германскими войсками, а Соединенные Штаты еще многие годы не смогут представлять угрозу для “новой Европы”. Поэтому пора подумать о создании “нового порядка” на всем земном шаре. Что касается германского и итальянского правительств, продолжал фюрер, то они уже наметили сферу своих интересов. В нее входят Европа и Африка. Японию интересуют районы Восточной Азии. Исходя из этого, пояснил далее Гитлер, Советский Союз мог бы проявить заинтересованность к югу от своей государственной границы в направлении Индийского океана. Это открыло бы Советскому Союзу доступ к незамерзающим портам.

Молотов перебил Гитлера, заметив, что он не видит смысла обсуждать подобного рода комбинации. Советское правительство заинтересовано в обеспечении спокойствия и безопасности тех районов, которые непосредственно примыкают к границам Советского Союза.

Гитлер, никак не реагируя на это замечание, снова стал излагать свой план раздела британского “бесконтрольного наследства”. Беседа стала приобретать какой-то странный характер, немцы словно не слышали, что им говорят. Советский представитель настаивал на обсуждении конкретных вопросов, связанных с безопасностью Советского Союза и других независимых европейских государств, и требовал от германского правительства разъяснения его последних акций, угрожающих самостоятельности стран, непосредственно граничащих с советской территорией. А Гитлер вновь и вновь пытался перевести разговор на выдвинутые им проекты передела мира, всячески стараясь связать Советское правительство участием в обсуждении этих сумасбродных планов. Беседа длилась уже два с половиной часа. Вдруг Гитлер посмотрел на часы и, сославшись на возможность воздушной тревоги, предложил перенести переговоры на следующий день».

Из воспоминаний Валентина Бережкова следует, что беседа Молотова с Гитлером была похожа на «диалог глухих». Гитлер говорил об одном, Молотов – о другом; Гитлер стремился затрагивать общие концепции переустройства мира, Молотов же сосредоточился на конкретных вопросах безопасности СССР.

Переводчик немецкой стороны Густав Хильгер воспоминал об этой беседе иначе: «Приветствуя Молотова 12 ноября, Гитлер был удивительно любезен и дружелюбен. После нескольких слов приветствия он разразился продолжительной тирадой, полной повторов, в которой обрисовал грандиозные, но туманные планы раздела мира между оставшимися великими державами (Англия была списана на основе предположения, что ее окончательное крушение гарантировано). Он признал за СССР нужду в портах теплых морей, указывая, что Германия с радостью бы сотрудничала с Советским Союзом в достижении этой цели, и заверил Молотова, что не интересуется никакими экспансиями на Восток. Он отмел любые существующие или потенциальные конфликты как бессмысленные, и все его поведение показывало, что ему очень хотелось завоевать лично Молотова, чтобы тот разделил его взгляды. И поначалу казалось, что ему удалось это сделать. Молотов выслушал пространные и многословные объяснения Гитлера с огромным вниманием и ответил, что в принципе он согласен, хотя и отдельные условия все еще требуют разъяснения».

В телеграмме Сталину по итогам первого дня переговоров Молотов докладывал: «Большой интерес Гитлера к тому, чтобы укрепить дружбу с СССР и договориться о сферах влияния, налицо. Заметно также желание толкнуть нас на Турцию, от которой Риббентроп хочет только абсолютного нейтралитета. О Финляндии пока отмалчиваются, но я заставлю их об этом заговорить. Прошу указаний. Молотов».

Указания поступили утром 13 ноября. Сталин, одобряя общую тактику Молотова, дал ему конкретные рекомендации, которые тот дословно включил в свою беседу с Гитлером на следующий день.

В первой половине дня 13 ноября Молотов встретился с послом Шуленбургом, рейхсминистром авиации Германом Герингом и заместителем Гитлера по НСДАП Рудольфом Гессом.

В 14.00 Гитлер дал в личной резиденции завтрак в честь Молотова. В Архиве внешней политики РФ сохранилось напечатанное золотой краской приглашение на немецком языке: «Фюрер и рейхсканцлер приглашает председателя Совета народных комиссаров СССР и народного комиссара иностранных дел СССР господина Молотова на завтрак в среду 13 ноября 1940 года в 14 часов. Дом фюрера и рейхсканцлера. Вильгельмштрассе, 77».

После завтрака состоялась вторая беседа Молотова с Гитлером. Она проходила в новой имперской канцелярии и длилась три с половиной часа.

Ход переговоров заставил Молотова резко изменить свои прежние оптимистические оценки: Гитлер занял резко негативную позицию в отношении претензий, высказанных накануне советской стороной. В свою очередь, глава правительства СССР не дал рейхсканцлеру Германии увлечься обсуждением глобальных геополитических вопросов, для обсуждения которых Гитлер и пригласил Молотова в Берлин. Фюрер Третьего рейха предложил СССР присоединиться к Тройственному пакту Германии, Италии и Японии и участвовать в разделе Британской империи, а в ответ получил «частные» вопросы о Финляндии, Болгарии, черноморских проливах и т. д.

Это вызывало резкое недовольство Гитлера, который дал Молотову понять, что существуют определенные границы германо-советских отношений. Завязался спор. Молотов требовал, чтобы Финляндия без всяких оговорок считалась сферой советских интересов. Гитлер отвечал, что «Финляндия не уйдет от Советского Союза». Однако Молотов продолжал говорить «о решении финского вопроса» таким же образом, как это произошло, «например, с Эстонией и Бессарабией». Гитлер, окончательно прервал дискуссию на тему Финляндии, заявив: «Если там будет война, то этим будут усложнены и затруднены отношения между Германией и Советским Союзом, а также затруднена дальнейшая совместная работа. Эта моя точка зрения останется неизменной».

В результате на обсуждение других проблем времени не осталось. После беседы с Гитлером и последней встречи с Риббентропом Молотову пришлось доложить: «Сталину. Сегодня, 13 ноября, состоялась беседа с Гитлером три с половиной часа и после обеда, сверх программных бесед, трехчасовая беседа с Риббентропом. Пока сообщаю об этих беседах кратко. Подробности следуют. Обе беседы не дали желательных результатов. Главное время с Гитлером ушло на финский вопрос. Гитлер заявил, что подтверждает прошлогоднее соглашение, но Германия заявляет, что она заинтересована в сохранении мира на Балтийском море. Мое указание, что в прошлом году никаких оговорок не делалось по этому вопросу, не опровергалось, но и не имело влияния. Вторым вопросом, вызвавшим настороженность Гитлера, был вопрос о гарантиях Болгарии со стороны СССР на тех же основах, как были даны гарантии Румынии со стороны Германии и Италии. Гитлер уклонился от ответа, сказав, что по этому вопросу он должен предварительно запросить мнение Италии. Таковы основные итоги. Похвастаться нечем, но по крайней мере выяснил теперешние настроения Гитлера, с которыми придется считаться».

В результате дискуссии стали ясны две вещи: намерение Гитлера подтолкнуть Советский Союз в сторону Персидского залива и его неготовность признать советские интересы в Европе. Собеседники расстались раздраженными. Гитлер не появился на приеме в советском посольстве. Визит пошел не так, как его планировали в Москве: почти вся высокопоставленная свита Молотова оказалась не у дел.

13 ноября Риббентроп вручил Молотову «черновые наброски» будущего соглашения о присоединении СССР к Тройственному пакту Германии, Италии и Японии. Молотов ответил, что без консультаций со Сталиным он не может дать окончательного ответа. Согласовать условия нового советско-германского договора о сотрудничестве не удалось. О будущем визите рейхсминистра иностранных дел в Москву речь уже не шла. Единственным подписанным в Берлине документом было коммюнике по итогам переговоров: «Обмен мнений протекал в атмосфере взаимного доверия и установил взаимное понимание по всем важнейшим вопросам, интересующим СССР и Германию».

Утром 14 ноября советская делегация покинула столицу рейха. Как вспоминал генерал Василевский, «от помпезности и от показной приветливости хозяев не осталось и следа: холодные проводы, сухой обмен официальными фразами».

Миссия Молотова окончилась неудачей. Козлом отпущения за нее стал полпред Шкварцев, который был снят с должности. Новым полпредом был назначен Деканозов – креатура Берии в ведомстве иностранных дел.

Секрет провала советско-германских переговоров был прост: выбирая между прагматической «дружбой» с Советским Союзом в условиях продолжающейся войны с Великобританией, с одной стороны, и перспективой войны с СССР – с другой, Гитлер сделал свой выбор. 12 ноября 1940 г., в день приезда в Берлин советской правительственной делегации, он подписал совершенно секретную директиву ОКВ № 18, пункт № 5 которой гласил: «Россия. Политические переговоры с целью выяснить позицию России на ближайшее время начаты. Независимо от того, какие результаты будут иметь эти переговоры, приказываю продолжать все приготовления в отношении Востока, приказ о которых уже был отдан ранее устно».

Через месяц, 18 декабря 1940 г., Гитлер подписал директиву ОКВ № 21 «План Барбаросса», которая начиналась словами: «Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии». До нападения нацистской Германии на Советский Союз оставалось всего полгода…