Текст книги "Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого"

В первый раз он обвенчался законным браком, по православному обряду, в 1906 году, когда ему исполнилось 27 лет, на очень молоденькой пышной грузинке, с поволокой в глазах, Екатерине Сванидзе. Говорят, что родом она была из деревни Диди-Лило, откуда были родом дед и отец Кобы. Очень может быть, что это был брак «по сговору» родителей, точнее – матери. Конечно, лишь по случайности ее звали так же, как мать Сталина. Через год от нее родился сын Яков, а через два месяца Като (Екатерина) умерла. На фотографии похорон Коба выглядит убитым горем.

В промежутках между официальными и неофициальными женитьбами и параллельно с ними Сталин не упускал случая завести любовницу. В 1910 году он жил в Баку с партийной соратницей и дворянкой Стефанией Леонардовной Петровской, с которой познакомился еще в сольвычегодской ссылке в 1908 году. Именно оттуда она последовала за Сталиным на Кавказ. Когда их арестовали, именно он просил у местного жандармского начальства разрешить официально на ней жениться[371]371
  РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1290. Л. 31–32.


[Закрыть]. Но брак не состоялся. В 1933 году, возможно, именно она проходила по «делу Слепкова»[372]372
  См.: Ильинский М. Нарком Ягода. М., 2002. С. 197.


[Закрыть].

Наиболее известны его амурные похождения в сибирских ссылках, где он чувствовал себя особенно заброшенно и одиноко. Во время пребывания во второй сольвычегодской ссылке в 1910–1911 годах у него родился сын Константин от молодой вдовы Матрены Кузаковой. После революции Сталин тайно поддерживал их. Все в той же вологодской ссылке в 1912 году он отбил у своего товарища и в будущем самого близкого клеврета В. М. Молотова девушку Марусю, о чем тот не забывал до самой смерти. Там же в Вологде у него случился и более продолжительный роман с не очень красивой и не очень молодой Полиной Георгиевной Онуфриевой[373]373
  В 1949 году у нее была изъята книга П. Когана «Очерки по истории западноевропейских литератур» (Т. 1. М., 1909) с пометами Сталина и две открытки с репродукциями произведений Родена и «игривыми» посланиями Сталина Онуфриевой (РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1657. Л. 14).


[Закрыть]. Были и другие более или менее длительные связи. Так что женщины его любили. Но об истории, о которой я сейчас расскажу, до недавнего времени мало кто знал.

Работая в архиве Сталина уже несколько лет, я как-то решил просмотреть документы, связанные со слухами о его провокаторской дореволюционной деятельности. В 1956 году в американском журнале «Лайф» появилась фотокопия документа, якобы доказывающая связь Сталина с тайной царской полицией. Произошло это на фоне начавшейся борьбы за разоблачение «культа личности Сталина». Тогдашний руководитель государства Н. С. Хрущев отдал распоряжение председателю КГБ Ивану Серову разобраться с этим вопросом. В июле 1956 года Серов направил письмо на имя Хрущева, в котором, опираясь на мнение экспертов, доложил, что документ, опубликованный в «Лайф», фальшивый. Одновременно с этим Серов писал: «Кроме того, по рассказу гражданки Перелыгиной было установлено, что И. В. Сталин, находясь в Курейке (крохотная деревня в Восточной Сибири. – Б. И.), совратил ее в возрасте 14 лет и стал сожительствовать.

В связи с этим И. В. Сталин вызывался к жандарму Лалетину для привлечения к уголовной ответственности за сожительство с несовершеннолетней.

И. В. Сталин дал слово жандарму Лалетину жениться на Перелыгиной, когда она станет совершеннолетней. Как рассказывала в мае месяце с. г. Перелыгина, у нее примерно в 1913 году родился ребенок, который умер. В 1914 году родился второй ребенок, который был назван по имени Александр. По окончании ссылки Сталин уехал, и она была вынуждена выйти замуж за местного крестьянина Давыдова, который усыновил родившегося мальчика Александра. За все время жизни Сталин ей никогда не оказывал никакой помощи. В настоящее время Александр служит в Советской Армии и является майором»[374]374
  РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1288. Л. 15–16.


[Закрыть].

На документе сохранились визы девяти руководящих членов партии и правительства, в частности Булганина, Кагановича, Маленкова, Молотова, Микояна, Ворошилова и других. После этого на записке Серова поставили гриф, означающий высшую степень секретности: «“Особая папка”. Общий отдел ЦК КПСС. 18 июля 1956 г.». Возможно, по инициативе Молотова было решено не обнародовать эти факты, поскольку сохранилась резолюция именно с его подписью: «В архив президиума ЦК. В. Молотов. 18.VII.56». Никто из членов ЦК никогда об этой истории не рассказывал. И это понятно. Разоблачение «культа личности» пошло по инициативе Хрущева не по линии дискредитации личности, как это произошло с Берией, а по более серьезной политической линии. Напротив, личные достоинства Сталина, в частности его бытовой аскетизм, остались для народа вне сомнений. Свою роль здесь сыграла и «мужская солидарность» – почти у каждого члена Политбюро были свои семейные и сексуальные тайны.

Возникает вопрос: насколько достоверны сведения Серова? Действительно ли в жизни Сталина была эта девочка, был ли от нее ребенок, насколько аморальны были поступки будущего «вождя»?

В середине 1956 года быть причастным к интимной жизни Сталина было уже неопасно. Но и настаивать на своей причастности к его судьбе, и потому нагло обманывать высших чинов советской тайной полиции и государства Лидии Перелыгиной не было большого смысла. Но я обнаружил и более серьезные аргументы, подтверждающие в основном ее показания и в то же время значительно уточняющие их.

Из второй редакции официальной биографии Сталина мне еще раньше было известно, что его выслали в Курейку не в 1913-м, а в марте 1914 года вместе с другим видным большевиком Яковом Свердловым[375]375
  В первом варианте биографии Сталина, написанной И. Товстухой, об этом периоде сказано кратко: «1913, 1914, 1915, 1916  гг. Сталин проводит в туруханской ссылке, в селе Курейка» (Сталин. Сб. статей к пятидесятилетию со дня рождения. М-Л.: Госиздат, 1929. С. 19).


[Закрыть]. Вот что там говорится:

«3 февраля 1913 года Сталин был арестован на вечеринке, устроенной Петербургским комитетом большевиков в зале Калашниковской биржи. На этот раз царское правительство высылает Сталина в далекий Туруханский край на четыре года. Сталин вначале живет в станке Костино, а затем, в начале 1914 года, царские жандармы, опасаясь нового побега, переводят его еще севернее – в станок Курейка, к самому Полярному кругу. Здесь он проводит 1914, 1915 и 1916 годы. Это была самая тяжелая политическая ссылка, какая только могла быть в глухой сибирской дали»[376]376
  И. В. Сталин. Краткая биография. 2-е изд., исправ. и доп. М., 1948. С. 55.


[Закрыть].

То, что Сталин впервые появился в Курейке в марте 1914 года, подтверждается и другими источниками. Впрочем, и сама Перелыгина сомневалась в точности даты встречи со Сталиным. Сохранилось письмо Свердлова сестре, перехваченное полицией, в котором он писал о будущем переезде в Курейку: «Меня и Иосифа Джугашвили переводят на 180 верст севернее, севернее Полярного круга на 80 верст. Только двое будут на станке (в деревне. – Б. И.) и при нас два стражника»[377]377
  Цит. по кн.: Городецкий Е., Шарапов Ю. Свердлов. М., 1971. С. 97 (ЖЗЛ).


[Закрыть]. Курейка до сих пор существует, но в действительности она расположена несколько южнее Полярного круга. К каждому из ссыльных приставили по индивидуальному жандарму. Это был исключительный случай, так как по правилам полагалось одного жандарма на пятнадцать ссыльных. До этого и Сталин, и Свердлов так часто и дерзко убегали из мест ссылок, что их решили сослать в самый отдаленный на тот момент пункт и приставить по персональному надсмотрщику. Жандарма, который охранял Сталина, действительно звали Иван Иванович Лалетин.

Сначала Свердлов и Сталин поселились вместе в доме братьев крестьян Тарасевых, где вместе со ссыльными проживало еще четверо. Через месяц ссыльные разъехались. Дело в том, что между Свердловым и Сталиным начались трения. Свердлов в то время писал: «Нас двое. Со мною грузин Джугашвили… Парень хороший; но слишком большой индивидуалист в обыденной жизни. Я же сторонник минимального порядка. На этой почве нервничаю иногда, но это не так важно. Гораздо хуже то, что нет изоляции от хозяев»[378]378
  Там же. С. 98.


[Закрыть]. Спустя много лет после революции старшая сестра Надежды, Анна Аллилуева, вспоминала: «Коба рассказывал, как жил он со Свердловым в ссылке… По неписаному распорядку тот, кто отправлялся за почтой, освобождался от домашних работ.

– Любил я ускользнуть лишний раз на почту, – посмеивался Сталин. – Свердлову поневоле приходилось хозяйничать – топить печку, заниматься уборкой…»

Сталин совершенно спокойно позволял себе и ребяческое жульничество, в котором он, все так же посмеиваясь, сам признавался:

«– Сколько раз старался провести тебя, увильнуть от хозяйства. Проснусь, бывало, в свое дежурство и лежу, как будто заспался… – говорил Сталин.

– А ты думаешь, что я этого не замечал? – добродушно и весело рассмеялся Свердлов. – Прекрасно замечал»[379]379
  Аллилуева А. С. Воспоминания. М.: Сов. писатель, 1946. С.115 // Библиотека И. В. Сталина.


[Закрыть].

Вскоре Сталин, по собственной инициативе, перебрался в пристройку дома, принадлежавшего тоже многодетной семье, фамилия которой в разных источниках пишется по-разному, но очень похоже: «Перекрытины», «Перелыгины», «Перепрыгины». Деревенские жители, вплоть до хрущевской поры не имевшие паспортов, фамилии соседей часто перевирали, иногда насмешливо. В большинстве архивных источников пишется, и современные потомки этой семьи помнят ее написание, в транскрипции «Перепрыгины». Так буду писать и я. В семье не было взрослых, она состояла из семерых осиротевших подростков и детей: пяти мальчиков и двух девочек.

В тот же день, когда я обнаружил докладную записку Серова, зашел в букинистический отдел большого книжного магазина в Москве, где судьба преподнесла мне еще один сюрприз. Там приобрел книгу, изданную в самый разгар войны, в декабре 1942 года в Сибири, в Красноярске. В советское время этот город стал административным центром края, в котором находилась деревня Курейка. В Красноярске располагался и архив департамента полиции, в котором хранились документы о пребывании Сталина в ссылках. Книга «И. В. Сталин в Сибирской ссылке» была написана по поручению Красноярского краевого комитета ВКП(б) уже маститым партийным историком М. А. Москалевым. Издать книгу о вожде пятнадцатитысячным тиражом без его ведома в то время было немыслимо. Вышла книга под редакцией друга Москалева, секретаря Красноярского крайкома ВКП(б) К. У. Черненко – того самого, который после смерти Брежнева и Андропова в 1984 году стал на несколько месяцев Генеральным секретарем ЦК КПСС. Мне повезло еще раз. Направив запрос в бывший Красноярский партархив, а ныне Центр хранения и изучения документов новейшей истории Красноярского края, я получил дополнительные сведения о приполярном периоде жизни вождя[380]380
  Благодарю работников Центра хранения документов новейшей истории Красноярского края.


[Закрыть].

Хотя книга действительно была отпечатана в 1942 году, в продажу она не поступила. В соответствии с принятой практикой ее контрольный экземпляр направили на имя начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александрова. Авторы получили замечания от работников ИМЭЛ и Управления пропаганды. Доработали книгу, вновь отправили в Москву. Прошел год – нет ответа. Черненко пишет запрос: «Год тому назад направлены сигнальные экземпляры книги “Сталин в Сибирской ссылке”… до сих пор мы не получили ответа. Убедительно прошу сообщить Ваше мнение о книге и возможности ее издания»[381]381
  ЦХИДНИ КК. Ф. 26. Оп. 13. Д. 297. Л. 65.


[Закрыть]. В самом конце декабря 1943 года – новый запрос[382]382
  Там же. Л. 128.


[Закрыть]. Наконец, судя по письму Всесоюзной книжной палаты в Красноярск от 16 сентября 1944 года, отпечатанный тираж книги Москалева был разрешен к распространению[383]383
  Там же. Оп. 14. Д. 445. Л. 227.


[Закрыть]. Два года книга лежала на складах. Сам факт издания книги прошел малозаметно, совсем не так, как появление книг о Сталине Л. Берии, А. Барбюса, Л. Фейхтвангера. Наступили другие времена, и сделать головокружительную карьеру или приобрести мировую славу одной причастностью к биографическому воспеванию вождя было уже трудно. Если в предвоенное десятилетие Сталин активно занимался «ваянием» собственного образа в его различных хронологических срезах: детство, юность, подполье, революция, Гражданская война, «Полководец», «Вождь»… то с началом войны Сталин притормозил эту деятельность. В первые годы войны сам ее ход был плачевен, а затем еще долгое время был неясен окончательный итог. Поэтому, несмотря на постоянные напоминания различных биографов и издателей его собрания сочинений, Сталин отмалчивался и ждал. И только в 1944 году, когда все явственнее стала обозначаться победа, Сталин счел нужным вернуться к дальнейшей разработке собственного гештальта. При этом сместил часть чиновников идеологических ведомств за «нерасторопность». Но сдержанное отношение Сталина к деятельности красноярских партийцев могло быть связано и с тем, что, во-первых, автор был уже знаком Сталину по предыдущим работам, во-вторых, он был по национальности евреем, в-третьих, потому, что стало очевидно – автор волей-неволей ознакомился с некоторыми щекотливыми тайнами биографии вождя.

В феврале 1940 года Сталин разразился большим гневным письмом «не для печати» в адрес журнала «Историк-марксист», в котором была опубликована статья Москалева «И. В. Сталин во главе бакинских большевиков». Статья, по его мнению, была полна ошибок, а главное, незаслуженно завышала роль Ворошилова и некоторых других бакинских деятелей в большевистской организации[384]384
  РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1509. Л. 82–84. В том же письме, за те же «ошибки» Сталин разносит и статью Е. Н. Городецкого «Сталинская школа революции», опубликованную им в «Правде» от 4 февраля 1940 г.


[Закрыть]. Его не могло не насторожить и то, что спустя два года однажды одернутый им автор вновь берется за сталинскую тематику.

А в 1942–1944 годах, в самое, казалось бы, неподходящее время, на идеологических совещаниях принимаются решения полномасштабного возрождения великодержавно-русского, пропагандистского клише и, как его неизбежного дополнения, антисемитской составляющей. Первое, что было сделано, – перекрывались всякие карьерные поползновения евреев, тем более в сфере идеологии и тем более в такой опасной близости к образу самого вождя. И хотя книгу в конце концов разрешили к распространению, она не получила никакого политического резонанса, а сам автор позже все же был репрессирован.

Как рассказал мне внук профессора Москалева, Михаил Викторович Москалев, которого я знал, когда он был студентом, его дед в 1942 году оказался в Красноярске по распоряжению правительства как человек, включенный гитлеровцами в список евреев, подлежащих немедленному уничтожению. Но в 1947 году он был арестован и посажен в советскую тюрьму уже как «троцкист». В семье сохранилось предание о том, что в 1942 году, после выхода книги, М. А. Москалеву позвонил секретарь Сталина А. Н. Поскребышев, который сообщил об отрицательном отношении вождя к этому изданию. В семье сложилось мнение, что это и послужило истинной причиной ареста. Но мне представляется, что с мотивировками ареста историка надо еще разбираться. В 1947 году благополучно вышла другая книга М. А. Москалева – «Русское бюро ЦК РСДРП(б)»[385]385
  Москалев М. Русское бюро ЦК РСДРП(б). М., 1947.


[Закрыть]. Не забудем, что именно с 1947 года началась открытая, масштабная и постоянно нараставшая, вплоть до смерти Сталина, борьба с «безродным космополитизмом». Думаю, что профессор Москалев был наказан «по совокупности» еще и за то, что почти наверняка узнал в Красноярске «лишнее».

* * *

В книге Москалева опубликованы фотографии молодых Сталина и Свердлова, фотографии и рисунки поселков, домиков и интерьеров, в которых проживал Сталин в разных сибирских ссылках и, конечно, в Курейке: фотографии музея вождя, жителей деревни, помнивших его. И книга и фотографии вышли в не очень хорошем полиграфическом исполнении, что было связано с войной и провинциальной издательской базой и что никогда в мирное время не допускалось по отношению к изданиям о вожде. Правда, внук историка рассказал, что у них в семье хранится экземпляр книги в отличном полиграфическом исполнении. Так что и во время войны делалось различие между массовым и элитным изданиями.

Накануне войны в Курейке или в областных городах встречались не только старожилы, помнившие ссыльного Сталина, но и жили Перепрыгины-Давыдовы. Явно с их слов и слов других жителей села Москалев писал в 1942 году: «К пасхе (март 1914 года. – Б. И.) перешел Иосиф Виссарионович к Перепрыгиным… У Перепрыгиных пять мальчиков и две девочки-сиротки, без отца, без матери. Жили бедно, скудно, день со щами, два со святым духом. Корову держали, – один только толк, что корова на дворе, а квас на столе.

Если бы не помощь Иосифа Виссарионовича, умерли бы с голоду. Он часто поддерживал их. Наловит рыбы – делится. Перепрыгины-то было и стеснялись, а он слова не даст вымолвить: “Бери, ешь”.

У Перепрыгиных часто молодежь собиралась на вечеринку. Услышит Иосиф Виссарионович песни, откроет дверь и поет. Страсть любил песни»[386]386
  И. В. Сталин в сибирской ссылке. Красноярск: Краевое изд-во, 1942. С. 147–148.


[Закрыть]. В пристройке, где жил Сталин, отдельного входа с улицы не было. Так что открыть дверь он мог только в единственную жилую и проходную комнату-избу Перепрыгиных.

Петь он действительно любил, особенно когда был навеселе. Но если учесть, что в Курейке было всего 8 домов, в которых проживало 38 мужчин и 29 женщин четырех-пяти фамилий, то «молодежь» – это десятка два детей и подростков, включая Перепрыгиных, а Сталину уже стукнуло 36 лет. Он был далеко не юноша. Одна из двух «племянниц» – девочек-сироток, о которых пишет Москалев, и есть малолетняя любовница будущего вождя. И рыбой он вряд ли спасал от голода Перепрыгиных, а делился ею скорее как жилец и «родственник». Более взрослые подростки сами были, как и все жители деревни, прирожденными рыбаками и звероловами. В Сибири в те времена жили бедно, грязно, но сытно.

Конечно, отношения взрослого мужчины с 14-летней девушкой-подростком не могли оставаться неизвестными населению крохотного станка. Тем более приставленному к Сталину для надзора жандарму. Действительно ли Сталин дал заверения Лалетину в том, что женится на девочке, когда она станет совершеннолетней (то есть в 1916–1917 гг.), утверждать теперь трудно. Впрочем, все мужчины в подобных ситуациях довольно легко дают обещания, а Сталин к этому времени уже шесть лет как потерял первую жену и был формально свободен. Но тот факт, что у него был серьезнейший конфликт с жандармом Лалетиным, говорит о многом. Москалев цитирует воспоминания разных сельчан, в том числе и Марьи Петровны Давыдовой, о назревавшем тяжелом конфликте. Марья Давыдова, скорее всего родственница Якова Давыдова, будущего законного мужа Лидии Перепрыгиной, о котором упоминается в записке Серова.

В 1942 году Москалев аккуратно процитировал маленький фрагмент рассказа:

«Колхозница Мария Петровна Давыдова вспоминает:

– Однажды Иосиф Виссарионович взял у моего брата ружье и хотел сходить на охоту. А охота у нас рядом, тайга начинается под окном. Жандарм Лалетин налетел на Иосифа Виссарионовича, обнажил шашку и хотел его обезоружить. Брать ружье товарищу Сталину не разрешалось. Но товарищ Сталин не отдал ружья жандарму, а возвратил его брату. Помню, тогда жандарм порезал Иосифу Виссарионовичу руки». О том, что Кобе в горячке порезали шашкой руку, запомнили и другие жители станка. Невольно вспоминается предание о Тимуре – Тамерлане, который в молодости спасся тем, что ухватился за обнаженное лезвие сабли, занесенной над его головой. Перед войной, когда гробницу Тамерлана вскрыли, предание о «железном хромце» подтвердилось.

Другим жителям села также врезался в память этот конфликт: «Особенно ревностно выполнял приказания начальства держиморда, свирепый и жестокий охранник Иван Лалетин. Курейские старожилы помнят этого стражника с большими рыжими усами и окладистой рыжей бородой»[387]387
  И. В. Сталин в сибирской ссылке. С. 142–143.


[Закрыть].

Дело в том, что согласно инструкции охранник обязан был дважды в день посещать поднадзорного: в десять часов утра и вечером. Лалетин же «часто ходил проверять Сталина не вовремя и вваливался в его комнату без стука». Захаживал и ночью. Он очень боялся, что Сталин в очередной раз сбежит из ссылки. Во время своих визитов он должен был поднимать на ноги весь дом, так как единственный вход в жилище Сталина вел через теплый хлев, а затем через единственную и убого обставленную горницу хозяев. Вечерние и ночные посещения особенно должны были раздражать Сталина, если охранник заставал его не одного. Отношения накалились до того, что Сталин пытался распускать руки, силой выталкивал его на улицу и охранник опять обнажал оружие – шашку.

«– Как-то вечером весной 1914 года, – вспоминает колхозник Федор Андреевич Тарасев, – мы наблюдали такую картину: жандарм пятился к Енисею и трусливо махал обнаженной шашкой впереди себя, и товарищ Сталин шел на него возбужденный и строгий, с сжатыми кулаками. Оказывается, в этот день товарищ Сталин сидел, работал и не выходил на улицу. Жандарму показалось это подозрительным, он и решил проверить. Без спроса ворвался в комнату, и товарищ Сталин в шею выгнал этого мерзавца»[388]388
  Указ. соч. С. 143.


[Закрыть].

Что так разозлило Сталина, над чем он так сосредоточенно работал, что даже срывался и набрасывался с кулаками на вооруженного жандарма? Хочу обратить внимание на достовернейший факт – за время последней ссылки Сталин ничего серьезного не написал и даже заметно интеллектуально деградировал. Дальше смутных замыслов о продолжении работы по национальному вопросу дело не пошло. Хотя материалами коллеги его снабжали. К концу ссылки накопилось два-три мешка с книгами, большая часть которых валялась под кроватью. Но почему, собственно, мужчина – надзиратель – не может войти без стука в помещение ссыльного мужчины, даже если он занимается недозволенной интеллектуальной деятельностью? Пусть и невежливо, но вряд ли это повод для опасных драк с вооруженным охранником. В это же самое время, в той же Курейке и других местах ссылки, Яков Свердлов без каких-либо помех писал и публиковал статьи и целые политические трактаты. И не он один.

Стычки с жандармом начались только после переселения Сталина в дом Перепрыгиных в начале весны и продолжались до мая 1914 года, когда после неоднократных «настоятельных требований товарища Сталина» и Свердлова пристав Кибиров, чей пост находился в двухстах километрах от Курейки, в селе Монастырском, был вынужден заменить стражника. Возможно, это было сделано из-за опасения, что дело может дойти до кровавой развязки. Или же Коба нашел иной, одному ему известный, но убедительный подход к начальству? Так или иначе, вместо Ивана Лалетина прибыл покладистый и сообразительный молодой жандарм Михаил Александрович Мерзляков, который сам был потомком ссыльного поселенца, скорее всего уголовного. Мерзляков вообще не заходил к Сталину в дом, а ждал, когда тот явится к нему с визитом. Часто отпускал его в тайгу на несколько недель одного на охоту или рыбалку. Это разрешалось, если ссыльный направлялся вниз по течению Енисея, то есть на север. Мерзляков, обремененный большой семьей, охотно ездил вместе с Кобой в длительные «побывки» в соседние селения и поселки, где тот встречался со знакомыми ссыльными. В будущем судьба вознаградит его за проявленную деликатность. В феврале 1930 года, в разгар коллективизации, Мерзляков обратился к Сталину с письмом, в котором напоминал о былых своих заслугах перед ним и просил защитить от произвола местных властей. «Прошу тов. Сталина, – писал он, – довести до сведения нашего сельсовета о том, что я действительно имел с Вами дружеские отношения во время службы в Туруханском и не делал противодействия[389]389
  Здесь и далее подчеркнуто Сталиным карандашом.


[Закрыть], которые сведения для меня нужны для вступления в колхоз “Красный ключ”, я думаю, Вы меня выручите, я думаю, я для Вас не был и не буду чуждым элементом, я считаю, Вы меня не забыли, какой я был»[390]390
  РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 773. Л. 79.


[Закрыть]. Мало того, что он бывший жандарм и к тому же был стражником самого вождя, он попадал под разряд «кулаков» и был бы непременно репрессирован. Сталин не поленился написать простым карандашом доброжелательное письмо-воспоминание на имя местного начальства. Факт сам по себе примечательный, если учесть, что он в эти годы все больше и больше приходил в бешенство, когда даже ближайшие родственники обращались к нему с просьбами о заступничестве.

Небрежно, параллельно размышляя о чем-то еще (на бумаге следы каких-то расчетов), Сталин писал:

«В сельсовет дер. Емельяновой Красноярского района и округа.

Михаила Мерзлякова знаю по месту ссылки в селе Курейка (Турух. край), где он был в 1914–1916 гг. стражником. У него было тогда одно-единственное задание от пристава – наблюдать за мной (других ссыльных не было тогда в Курейке). Понятно поэтому, что в “дружеских” отношениях с Мих. Мерзляковым я не мог быть. Тем не менее, я должен засвидетельствовать, что если мои отношения с ним не были “дружескими”, то они не были и враждебными, какими обычно бывали отношения между ссыльными и стражниками. Объясняется это, мне кажется, тем, что Мих. Мерзляков относился к заданию пристава формально, без обычного полицейского рвения, не шпионил за мной, не травил, не придирался, сквозь пальцы смотрел на мои частые отлучки и нередко поругивал пристава за его надоедливые “указания” и “предписания”. Все это я считаю своим долгом засвидетельствовать перед вами.

Так обстояло дело в 1914–1916 гг., когда М. Мерзляков, будучи стражником, выгодно отличался от других полицейских»[391]391
  Там же. Л. 81. Это письмо Сталина было опубликовано по «отпуску» в книге Москалева в подстрочном примечании. (См.: И. В. Сталин в сибирской ссылке. Красноярск, 1942. С. 144–145.)


[Закрыть].

После этого письма Мерзляков превратился в «ударника» колхозного строительства и умер своей смертью. Так что Сталин мог быть благодарным. Не трогал Сталин и семью Перепрыгиных-Давыдовых, хотя письмо Мерзлякова без сомнения напомнило ему о них в 1930 году.

* * *

В своем послании Сталин не совсем искренен и точен. Из чужаков в Курейке, кроме него и Свердлова, был еще «ссыльнопоселенец из бродяг» Василий Ивасяк[392]392
  РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1289. Л. 144.


[Закрыть]. Сталин с ним сдружился. Не случайно именно в это время он избирает еще одну кличку – псевдоним Васька, Василий[393]393
  Там же. Л. 139.


[Закрыть], которым потом будет время от времени пользоваться, особенно в период Великой Отечественной войны. И своего второго сына он назовет Василием. Вообще Коба, в отличие от многих революционеров из интеллигентов, легко находил общий язык с уголовниками, бродягами, охранниками и полицейскими, с представителями коренных сибирских народов, с таежниками и вообще с малоразвитыми и малокультурными людьми. Он легко становился для них авторитетом, о чем свидетельствует и данная ему в Сибири точная кличка: Оська Корявый. Он сам о ней рассказал Молотову[394]394
  Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991. С. 241.


[Закрыть]. И на Кавказе одной из первых его кличек была Чопур – корявый, щербатый. В тюрьмах и ссылках (в которых Сталин провел, с 1912 по 1917 год, в общей сложности восемь лет) живущие рядом невольно становились «социально близкими элементами», как их стали торжественно величать в Сталинскую эпоху. До революции Коба не раз предлагал привлекать их (и уголовников, и полицейских) к революционной подпольной деятельности. Никогда со времен своих отсидок и ссылок его не отвращала и не ужасала атмосфера российской тюрьмы, пересылки, этапа и самой ссылки. Он на своей шкуре изучил все слабости российской тюремной системы и поэтому со знанием дела ужесточал советскую, но уже социальную систему в целом. ГУЛАГ являл собой синтез коллективного обобщенного опыта бывших революционеров, и не в последнюю очередь – Сталина.

Жизнь в Курейке и отношения со стражником Мерзляковым были очень даже замечательные. Настолько хорошие, что Сталин, совершив перед этим пять успешных побегов из ссылок, на этот раз решительно отказывался бежать, несмотря на настойчивые понуждения и недоумения Ленина и Крупской. Васька объяснял им, что устал, болен и хочет дождаться официального конца ссылки, так как легальному легче заниматься революционной деятельностью. На самом деле именно в Курейке у него остановился туберкулезный процесс в легких. Целыми днями он занимался рыбалкой, охотой, на недели уходил в тайгу к местным полярным кочевникам, постоянно ездил вместе с Мерзляковым в большое село Монастырское и другие пункты на встречи и вечеринки со С. Спандаряном, Л. Каменевым, В. Швейцер, членами большевистской фракции Государственной Думы, со своими кавказскими земляками из других революционных партий. И они время от времени приезжали к нему в Курейку на пароходе или на собаках по замерзшему Енисею. Вера Швейцер, отбывавшая в те же годы ссылку в «соседнем» селе Монастырском (в двухстах километрах южнее), так описала одно из своих путешествий в Курейку к Сталину: «Мчались под нескончаемый вой волков… Вот и Курейка. На берегу, там, где мелкая изломанная порогами быстрая речка Курейка впадала в бурный полноводный Енисей, разбросано было несколько деревянных домишек, стоявших далеко друг от друга. У самого Енисея на небольшой возвышенности виднелся деревянный дом, занесенный снегом. Здесь жил товарищ Сталин. Мы подъезжали. Собаки, завидев впереди жилье, бежали во всю прыть. Из домиков выбежали люди. Навстречу нам вышел товарищ Сталин. Местные жители с любопытством рассматривали полярных путешественников. Из соседнего дома лениво вышел охранник, медленно и важно подошел к нам»[395]395
  Швейцер В. Сталин в Туруханской ссылке. Воспоминания подпольщика. Изд-во ЦК ВЛКСМ «Мол. гвардия», 1940. С. 20–21 // Библиотека И. В. Сталина.


[Закрыть]. Она же подробно описала как будто бы благополучное сталинское жилье, жарко натопленное хозяйскими дровами, и огромного трехпудового осетра, только что пойманного Кобой в личной проруби на Енисее. Куда и зачем он должен был бежать, тем более что шла Первая мировая война? Правда, ему из-за врожденных физических недостатков фронт, похоже, не угрожал. Самым страшным была тоска одиночества, от которой, по словам Свердлова, человек впадал в мозговую спячку и доходил до состояния анабиоза. Но не похоже, чтобы Сталин переживал в Курейке нечто подобное.

* * *

С начала 30-х годов и до смерти Сталина работа по собиранию документов и воспоминаний о дореволюционной деятельности вождя велась во всевозрастающем масштабе. Этим занимались и местные партийные работники, и специально присылаемые из Москвы эмиссары. Поскольку местные жители были сплошь неграмотными, то воспоминания записывались с их слов. Это следует учитывать, так как не все, что они рассказывали, оставалось на бумаге. В июне 1936 года были записаны воспоминания Мерзлякова, которые, как я понимаю, никто из исследователей до настоящего времени не видел. Они настолько безыскусны и полны такими характерными бытовыми деталями и многозначительными подробностями, что я решил их процитировать почти полностью. Не забудем, что здесь мы имеем дело с наблюдателем-профессионалом, с цепкой, опять-таки профессиональной памятью, и (как того требовало когда-то начальство от бывшего охранника) объективно описывающего обстановку. Я по возможности сохраняю просторечный стиль автора.

Рассказ Михаила Александровича Мерзлякова:

«В 1891 году мой отец ссыльный поселенец (свободный) со мной приехал в г. Красноярск и поселились на 25 км от Красноярска, в Зеледеевской волости с. Емельяново.

В 1914 г. я выехал г. Таруханск с целью избежать мобилизации на войну так как из Таруханского края на войну не брали. В том же году поступил в полицейское управление на должность стражника. В начале июня 1914 г. был назначен в поселок Курейка, где был в ссылке И. В. Сталин (Джугашвили). Пристав Таруханска Кибиров, при откомандировании в Курейку приказал в Курейке наблюдать и отвечать за Джугашвили, наблюдать зорко так как этот Джугашвили очень ненадежен, уже не раз бежал из ссылки. В Курейке было 8–10 домиков, проживали домохозяева следующие: Калашников Афанасий, мещанин Иванов, Перепрыгины 5 братьев и 2 сестры – все батрачили, 6 семей Тарасевых: Яков, Степан, Михаил, Федор и др.