Текст книги "Рабыня Малуша и другие истории"

Девочка отошла, и птица неторопливо подлетела к открытой части клетки. Она огляделась, нет ли подвоха, а потом резко присела, оттолкнулась и взлетела. Сев на вершину ближайшего дерева, она отряхнулась, посмотрела на бывших своих хозяев, что-то прочирикала и взлетела, скрывшись за деревьями.

– Ты обратила внимание, что она попрощалась с нами и поблагодарила за спасение? – спросил Митрофан Евграфович младшую дочурку.

– Да, – ответила та. – Она сказала: «Спасибо!»

– Не жалеешь, что выпустили?

– Нет, – покачала головой дочка.

А в конце июля пришел долгожданный вызов в Москву.

Через пару дней Митрофан Евграфович вернулся из столицы и рассказал, что его назначили учителем в одну из школ за Калужской заставой. Он уже подыскал довольно приличный дом, который сдают за весьма умеренную плату.

– Ура! В Москву! – запрыгали девчонки.

Семейство начало готовиться к переезду…

Москва встретила их дождем.

– Вымокли до ниточки, – пожаловалась было Варя, на что мать резонно заметила:

– Дождь – это к удаче.

– Там видно будет, – проговорил отец семейства. – Пойдите, взгляните на дом.

Пока под руководством нового хозяина возчики с помогавшим им дворником разгружали мебель, Марфа Савельевна с дочерьми осматривали новое свое жилище. Здесь было значительно просторнее, чем в их прежнем доме, – каждому члену семьи можно было выделить пусть по небольшой, но отдельной комнате. Кроме того, здесь имелась гостиная, столовая и кладовка.

– Ого, сколько места! – восторгалась Варя.

А Маняша полезла по лестнице в небольшой мезонин.

– Можно, я здесь буду жить? – спросила она маму.

– Нет, это будет папин кабинет, где он будет работать, не отвлекаясь на нас.

– Пойдем лучше выбирать себе комнаты, – предложила сестренке Варя.

Она выбрала себе угловую комнату, где окна располагались по разные стороны и где было довольно просторно. Младшей сестренке досталась комната поменьше.

После того, как мебель была внесена и расставлена по своим местам, Марфа Савельевна, готовя обед, заметила:

– С нашей мебелью в мытищинской квартире было тесновато, а здесь ее почти не видно. И выглядит она как-то бедно. А полы-то мыть замучаешься.

– Ну, мне теперь положили больше жалованье, так что мы можем даже нанять прислугу, – горделиво выпрямился Митрофан Евграфович.

– Еще чего, – возмутилась жена. – Только деньги транжирить. А у нас вон одна дочь на выданье, не успеешь опомниться, как другая подрастет. А в помощницах у меня вон Варя есть.

– Гляди сама, – ответил муж. – Коли станет тяжело, по другому запоешь.

– Руки пока не отваливаются, – обрезала Марфа Савельевна. – Сами управимся, не велики барыни.

– Смотри, остаешься одна на хозяйстве, – настаивал на своем муж, но супруга осталась при своем мнении.

Директор школы, в которой преподавал Митрофан Евграфович, несколько раз посещал его уроки и, вызвав его, отметил свободу общения между учителем и учениками и особенно – заметное повышение успеваемости школьников.

Судя по всему, он кому-то рассказал о своем новом учителе, иначе невозможно было объяснить то, что через три месяца приказом начальства Митрофан Евграфович был переведен работать в женскую гимназию, где училась его дочь Варя. Это было не только повышение в должности, но и заметное увеличение платы за работу.

В новом учебном заведении он быстро сошелся с преподавателем географии Евдокимом Силантьевичем, также своеобразно преподающем свой предмет. И на Рождество пригласил его в гости.

– Удобно ли? – застеснялся тот.

– Полно вам, дорогой, – успокоил его коллега. – Не сидеть же вам, холостому и молодому человеку дома в такой светлый праздник. И не чинитесь, у нас все просто, без каких-либо церемоний. Будет елка, придет мой старый знакомец отец Макарий с супругой и сынком…

– Благодарствую, – поклонился Евдоким Силантьевич. – Непременно буду-с.

– Вот и договорились…

На Рождество в доме учителя ярко горели свечи, в центре залы стояла богато украшенная елка, на которой среди игрушек виднелись подвешенные пряники, мандарины, яблоки, конфеты.

Двенадцатилетний Василек, сынок отца Макария и матушки Екатерины, поначалу стеснялся новой компании, а потом включился в общее веселье. Вокруг елки вождили хоровод, а потом стали играть в фанты. Игру вел Евдоким Силантьевич, а Варя с закрытыми ладошками глазами водила.

– Кому этот фант? – громко спрашивал Евдоким Силантьевич.

Варя называла чье-то имя и, открыв глаза, смотрела, какой подарок достался названному ею человеку. В это время молодой учитель снимал выбранный им пряник, либо конфету или фрукт и передавал тому, кого назвала девушка.

– Не подглядывать! – время от времени шутливо покрикивал Евдоким Силантьевич на Варю, когда та пыталась хитрить, подглядывая сквозь растопыренные пальчики.

– Ну, как вам Москва? – спросил отец Макарий хозяев, когда все устали от игр и снова сели за стол. – Освоились в белокаменной?

– Суетно больно, – ответила Марфа Савельевна.

– Это с непривычки, – ответила матушка Екатерина. – Я вот тоже поначалу терялась, а нынче ничего, привыкла. И вы со временем привыкните…

– Дорогонько все здесь, – не отставала хозяйка.

– Так и Митрофан Евграфович, небойсь, получает вдвое больше, чем в Мытищах, – укорил ее отец Макарий. – Грех жаловаться…

– Да я не жалуюсь, – начала оправдываться Марфа Савельевна. – Просто здесь все по-другому, не так, как прежде.

– Что верно, то верно, – степенно заметил отец Макарий. – Бойкая здесь жизнь, деловая и разгульная.

Маняша сидела возле елки, играла с подаренной куклой, что-то выговаривая ей, а рядом примостился Василек, читавший также подаренную ему книжку о витязе Громобое.

Варя, как более взрослая, сидела за общим столом вместе со старшими и изредка оглаживала подаренную ей подвеску с яшмой и агатами. Подарок пришелся ей явно по душе.

– Главное, нужно осторожнее быть на дорогах, – вон сколь повозок, тарантасов да и просто верхи мотаются, – вступил в разговор Евдоким Силантьевич. – Неровен час, можно и под лошадь попасть.

Время от времени он поглядывал на Варю, а та, почувствовав этот взгляд, слегка розовела и опускала голову. Это не прошло мимо внимательных глаз взрослых. Когда гости расходились, Матушка Екатерина тихонько шепнула подруге:

– Никак приглянулась ваша Варюша молодому-то учителю.

– Ой, да не знаю, время покажет, – отмахнулась та.

На следующий день Митрофан Евграфович нанял извозчика и повез семью осматривать Москву.

– Покажи-ка нам, любезный, столицу, а то мы так толком ее и не рассмотрели, – попросил он извозчика.

– Чего ж не показать, обязательно покажем, барин, – важно ответил тот и тронул лошадей.

Проезжая по центру столицы, дети, да и взрослые, с удовольствием разглядывали Манежную площадь, Охотный ряд, откуда по Варварке выехали на Красную площадь.

Домой семейство возвратилось чрезвычайно довольное и немного усталое.

– Какая она большая, эта Москва! – воскликнула Маняша.

– Э, милая, мы осмотрели только середку Москвы, ее центр, – улыбнулся Митрофан Евграфович. – Но мы еще не видели Замоскворечья, Зарядья, да мало ли что еще. Ничего, надо что-то оставить и на потом.

– Я никогда не встречала Рождество так весело и интересно, – призналась Варя.

– Ну, вот и ладно, вот и хорошо, – ответил отец.

Вначале июня в женской гимназии состоялся выпускной бал. По этому поводу Варе заказали красивое с вышивкой платье у местной модной портнихи, на что ушла достаточно большая сумма из семейного бюджета.

Марфа Савельевна поворчала было по поводу столь значительных трат, но это, скорее всего, было не проявление жадности, а природная привычка экономить каждую копейку. Но, подумав, она скоро смирилась: в таком платье, если его чуть переделать, и под венец не зазорно идти.

По случаю празднования в гимназию были приглашены выпускники мужской гимназии, был нанят оркестр из расположенной неподалеку пожарной части. Зал был красиво украшен рисунками, искусственными цветами, вышивками выпускниц, по стенам развесили цветные шары с шелковыми ленточками.

Торжественная часть началась выступлением директора гимназии, который в парадном сюртуке, с каким-то орденом на груди, приветствовал собравшихся, поздравил выпускниц с окончанием родной альма матер и пожелал им счастливого пути в дальнейшей долгой и плодотворной жизни.

Митрофан Евграфович, стоя в толпе преподавателей за спиной директора, отыскал глазами дочь и с удовлетворением отметил, что она выглядит не хуже других, а пожалуй, даже и лучше многих.

«Господи, – вертелось у него в голове, – даже не заметили, как она выросла и превратилась в красавицу».

Потом было вручение аттестатов, когда каждую выпускницу директор вызывал на сцену и лично жал руки и произносил добрые напутственные слова. Девушки, выходя за документом, страшно смущались и, подойдя к директору, непременно полуприседали в книксене. Вместе с аттестатом заместитель директора вручал белую гвоздику – символ чистоты и непорочности…

Приглашенные гимназисты стояли отдельной стайкой и среди них выделялись трое, стоящие отдельно от всех. Судя по всему, предводителем у них был высокий, не по годам повзрослевший, молодой человек, который вел себя довольно надменно по отношению к своим товарищам. Он внимательно оглядывал выпускниц, выбирая из них самую привлекательную.

По окончании торжественной части были объявлены танцы. Опустевшую сцену занял оркестр, и распорядитель зала объявил:

– Па-де-катр! Кавалеры приглашают дам. Прошу вас, господа!

При первых тактах оркестра ненадолго возникла пауза, и вот, наконец, самые смелые гимназисты решились на выбор партнерши. В центре зала появилась одна пара, затем другая, и вот уже большинство молодых людей весело выделывали па под ритмы музыки.

По окончании танца кавалеры проводили своих дам и, церемонно заложив руку за спину, поклонились.

Дав некоторое время для отдыха, распорядитель объявил следующий танец. Едва зазвучало вступление, высокий гимназист решительно направился в сторону Вари и церемонно предложил ей руку. Они вошли в круг танцующих.

– Кто таков? – поинтересовался Митрофан Евграфович у Евдокима Силантьевича.

– Сын действительного статского советника М., – ответил тот.

– Весьма самоуверенный молодой человек, – проворчал Митрофан Евграфович.

– Положение обязывает, – усмехнулся коллега.

– А вы бы не хотели тряхнуть стариной? – спросил его Митрофан Евграфович. – Вы не настолько старше этих гимназистов.

– Не знаю, удобно ли? – засмущался Евдоким Силантьевич.

– Полноте, вы же не в классе, а выпускницы уже не ваши ученицы, – шутейно подтолкнул его Митрофан Евграфович.

– А и правда, – отчаянно махнул рукой тот. – Старый конь борозды не портит.

– Ну, «старый конь», утрите нос молодым, – продолжал подбадривать его старший коллега.

И когда объявили следующий танец, Евдоким Силантьевич решительно двинулся в сторону Вари. И вот они уже закружились в ритме вальса.

Когда закончился танец, Евдоким Силантьевич, церемонно поддерживая руку Вари, отвел ее на место, раскланялся с ней и вернулся к Митрофану Евграфовичу.

– А наговаривали на себя, – проговорил тот. – Да вы, батенька, танцевали, словно всю жизнь провели на балах.

– Меня покойная маменька учила, – слегка задохнувшись, сказал Евдоким Силантьевич. – Она, бывало, наставляла: в танцах, говорила она, человек раскрывает свою душу. Посему надо непременно учиться танцевать. Всенепременно!..

– Да вы же всех обставили! Вон молодежь танцует так, словно им кол в спину вставили.

– Вы меня совершенно захвалили, – смутился Евдоким Силантьевич.

Последующие танцы Варя танцевала только с высоким гимназистом, которого, как оказалось, звали Николаем. Да и после танца он оставался позади ее и едва звучали первые такты музыки, тут же приглашал ее на тур.

По окончании бала он предложил девушке:

– Позвольте, я отвезу вас на своей коляске.

– Благодарствую, – просто ответила она. – Но я пойду с батюшкой, подышим свежим воздухом.

– А кто ваш батюшка? – спросил он.

– Да вон он, преподает в нашей гимназии математику.

– Мы встретимся? – не отставал он.

– У нас вся жизнь впереди, многое что может случиться, – лукаво ответила она и, подойдя к отцу, взяла его под руку.

Евдоким Силантьевич хотел было попрощаться с ними, но Митрофан Евграфович так же взял его под руку и категорически объявил:

– Э, нет, батенька. Сейчас мы идем к нам и непременно отметим такой важный день.

– Удобно ли, – застеснялся тот. – Да и Варвара Митрофановна устала, ей отдых нужен.

– Ты устала, дочка? – спросил отец.

– Нисколечко, – весело ответила та. – Я сейчас готова, как птичка, взлететь в небо и летать далеко-далеко!

– Ну вот! – проговорил Митрофан Евграфович. – Какая может быть усталость в таком нежном возрасте?

Вечером Варя, еще не отошедшая от восторженных переживаний бала, долго не могла уснуть. События дня стояли перед ее глазами и она заново переживала происшедшие с ней события.

Наконец она не выдержала, встала, открыла окно и выглянула в сад. Ночь была лунная, небо совершенно очистилось от облаков, в ветвях деревьев изредка шебершали птицы… Не сдержав потока нахлынувших на нее чувств, она тихонько запела. А потом, словно опомнившись, прикрыла рот ладошкой и нырнула под одеяло. И незаметно для себя уснула…

Проснувшись, она застала мать на кухне.

– Что вы так рано, маменька? – спросила она.

– Как это рано? – удивилась та. – Вон уже которые петухи пропели. Это ты заспалась. Не забыла, что мы хотели пойти в церковь к отцу Макарию, помолиться по случаю твоего окончания гимназии?

– Ну, что снилось? – спросил отец, входя на кухню. – Небойсь, ангелы трубили во все трубы?

Варя засмеялась.

– Счастливая ты у нас, – он обнял дочь. – Такой день, как вчера, бывает только раз в жизни. А ты выглядела королевой. Кстати, ты, кажется, приглянулась долговязому гимназисту.

– Кто он? – спросила Марфа Савельевна.

– Да видишь ли, нашей дочерью заинтересовался сын самого действительного статского советника М., – ответил муж.

– Не приведи, господи, таких знакомцев, – коротко ответила жена. – От них маленьким людям, вроде нас, одно только горе. Не напрасно говорят: гусь свинье не товарищ.

В это время в дверь постучали, – это явился Евдоким Силантьевич, с которым договорились пойти в церковь вместе.

На пути в церковь Евдоким Силантьевич спросил Варю:

– Варвара Митрофановна, чем думаете заняться после гимназии?

– Хочет заняться репетиторством, – вместо дочери ответил Митрофан Евграфович.

– Что же, доброе дело, – ответил молодой учитель. – Мы с вами, Митрофан Евграфович, можем поспособствовать этому, подсказать учениц, которым необходимы дополнительные занятия.

– Да я уже думал об этом и наметил несколько кандидатур.

В это время мимо них неторопливо проехала коляска. Сидящий в ней молодой и франтовато выглядевший седок приподнял шляпу и слегка поклонился.

– Кто это? – удивленно спросила Марфа Савельевна, посмотрев на мужа.

– А это и есть сын того действительного статского советника, о котором я говорил тебе, – ответил Митрофан Евграфович.

Осенью, когда начались занятия в школах и гимназиях, Варя начала работать с отстающими учениками, благо таких в районе оказалось немало. Правда, было утомительно ходить пешком по адресам, но, как посоветовал папа, для того, чтобы втянуться в работу и войти в необходимый ритм, она взяла для начала всего троих учеников. Одного из них приходилось натаскивать по грамматике, второго – по математике, третьего – по географии.

Помогало ей то, что она закончила гимназию с отличием, да и знания еще довольно крепко держались в голове. По математике ее консультировал отец, а по географии над ней взял шефство Евдоким Силантьевич, который не только помогал ей составить урок, но и снабжал необходимой литературой.

Именно благодаря их помощи о ней довольно быстро узнали родители других отстающих учеников, так что предложений о помощи у Вари было предостаточно.

Но в апреле месяце ее пригласили в особняк действительного статского советника М., – младший сын с трудом осваивал математику, и ему требовался репетитор.

Поговорив с мальчиком, Варя поняла, что тот действительно плохо разбирается в математике – случай крайне запущенный. Посоветовавшись с батюшкой, она отказалась. Но те присылали гонца вновь и вновь, предлагая неплохие деньги за работу.

В конце концов Варя согласилась заниматься с ребенком, оговорив условия работы. Начинать занятия пришлось едва ли не с самых азов – простейших правил сложения и вычитания.

В один из дней, когда она уже закончила занятия с мальчиком и собиралась уходить, в прихожей она столкнулась со старшим сыном хозяина Николаем, с которым танцевала на выпускном балу.

Увидев ее, он искренне обрадовался.

– Вот видите, судьба снова свела нас, – сказал он, целуя ей руку.

– Гора с горой не сходится, а человек с человеком… – в тон ему ответила девушка. – Где вы сейчас?

– Учусь в университете, – пояснил он. – Поэтому редко бываю дома. Мне говорили, что у Антошки новая учительница, но не придал этому значения. А это оказались вы.

– Простите, но мне необходимо идти – другие ученики ждут, – заторопилась она.

– Да, да, конечно, – не стал удерживать ее Николай. – Надеюсь, теперь мы станем встречаться чаще…

– Прощайте, – заторопилась девушка, – мне действительно надо идти…

Варя пришла на третий день, но Антошка лежал в постели с температурой, так что вести занятия не имело смысла. Она собралась было уходить, но ее остановил Николай.

– Послушайте, Варвара Митрофановна. У вас образовалось свободное время. Скажите, вы были в Кремле? – спросил он.

– Нет, – как-то отвлеченно ответила она.

– А не хотите туда пойти посмотреть?

– Право, я не знаю, – неуверенно проговорила она.

– Давайте сделаем так: я прикажу сейчас заложить коляску, мы съездим, посмотрим, а затем я отвезу вас домой. Договорились?

Сегодня у Вари Антон был единственным учеником, с кем необходимо было проводить репетиторство, поэтому она, подумав немного, согласилась.

И вот уже коляска везла их по Варварке в сторону Кремля.

Николай живо и со знанием дела рассказывал ей о владельцах домов, о храмах, занимающих всю сторону улицы, о событиях, связанных с этой частью Москвы.

На Красной площади они ненадолго остановились, и Николай, указав на Лобное место, поведал ей, кого и за что казнили здесь, в том числе разбойника Пугачева.

Через Спасскую башню он въехали в Кремль.

На Соборной площади они вышли из коляски, и Варя несколько растерянно оглядывала окружающие площадь храмы.

– Господи, какая красота! – искренне восхитилась она. – Даже не верится, что все это создано человеческими руками!

– Хотите посмотреть их изнутри? – спросил Николай.

– А можно? – посмотрела на него Варя.

– Можно, – усмехнулся он. – С какого храма начнем?

– Вот с этого, – девушка ткнула пальчиком в Успенский собор.

– Пошли, – коротко сказал он и, взяв Варю под локоток, повел ее к выбранному собору.

Перед входом она сняла шейный платок и укрыла им голову, а Николай снял шляпу с высокой тульей.

Внутри собора было несколько темновато, тускло горели свечи. Варя перекрестилась и стала оглядывать расписные стены и свод. Николай не мешал ей изучать иконы.

Выбрав момент, когда она, кажется, осмотрела все, он подвел ее к какой-то беседке, расположенной у задней стены.

– Отсюда священник читал проповеди? – наивно спросила она.

Николай снисходительно улыбнулся:

– Нет, это царское место. Представьте себе: в нем сидел сам царь Иоанн Васильевич Грозный и грозно поглядывал на бояр, теснящихся перед ним. А вдоль стен – стрельцы, готовые по малейшему знаку царя схватить кого угодно и тащить в пыточную или на плаху.

– Ужас какой! – вздрогнула она. – Не приведи, господи, чтобы повторилось такое!

– Да, я представляю, каково было москвичам наблюдать, например, на повешенных на зубцах кремлевской стены, – добавил Николай.

– Пожалуйста, не надо об этом, – попросила Варя.

Лето в этом году выдалось довольно жаркое. Свободное от занятий в гимназии и от репетиторства семейство Митрофана Евграфовича, пригласив с собой Евдокима Силантьевича, уходило на Новинский бульвар, где в тени деревьев пряталось окрестное население, устраивая пикники. Здесь же сновали назойливые лотошники, предлагавшие сладкую сельтерскую воду, пирожки, баранки, пряники, моченую антоновку, сохранившуюся еще с осени.

А в иной день шли гулянья на Девичьем поле, где собиралась преимущественно молодежь из простого люда. Тем временем незаметно подкралась осень, напомнившая, что время безраздельных гуляний закончилось.

И снова потянулись для Вари серые будни, – учеников у нее прибавилось, и она, уходя с утра, возвращалась только к вечеру.

Естественно, хождение по разным адресам утомляло ее, но молодой здоровый организм быстро восстанавливал силы, и с утра она снова ходила учить бестолковых мальчишек и девчонок, которые отнимали у нее немало нервной энергии.

Антошка М., благодаря стараниям Вари, явно делал успехи и догнал сверстников. Варе даже заплатили сверх положенного и попросили, чтобы, если он вновь начнет отставать, именно она подтянула его до уровня однокашников.

В последний день занятий с ним Варя спросила, где его старший брат?

– Так он сейчас учится в Германии, – гордо ответил тот. – Его папенька отправил. Обещал на Рождество приехать.

– Выучится там, большим человеком станет, – только и сказала Варя. – Вот и ты должен идти по его стопам. Негоже от брата отставать.

– Да я математику плохо понимаю, – огорченно ответил мальчуган. – Не дается она мне.

– Это потому, что ты так себя настроил, – поучала девушка. – А если поймешь ее красоту и полезность, сразу легче понимать станешь.

– А вы придете еще ко мне? – Антошка посмотрел на Варю.

– Это не от меня зависит, – ответила та.

В конце зимней четверти Антошке снова понадобилась помощь репетитора. Поняв, каких успехов он добился с помощью репетиторства, к нему вновь позвали Варю.

Во второй половине декабря она по привычке направилась на занятия с Антошкой. Но слуга сказал, что он с родителями уехал на несколько дней в Петербург.

Она уже собиралась уходить, как неожиданно наверху парадной лестницы появился Николай.

– Варвара Митрофановна! – воскликнул он. – Какими судьбами!

Варя рассказала, что пришла на занятия с Антошкой, а того, оказывается, увезли, а ее не предупредили.

– Давно приехали? – спросила она молодого барина исключительно для того, чтобы не молчать.

– Позавчера, – ответил он. – Едва отоспался от путешествия. Вы спешите?

– Да, в общем… – начала было она, но Николай взял ее под руку.

– Вы позволите? Посидите со мной немного, я, откровенно говоря, совершенно одичал в этой неметчине. А потом, вы не видели коллекцию картин в кабинете папа и в моей комнате. У нас есть истинные шедевры.

Говоря это, Николай незаметно кивнул молодому слуге и повел девушку осматривать картины.

Кабинет хозяина дома ее совершенно разочаровал, – он был похож скорее на будуар кокотки, чем на деловой кабинет. Бирюзовый цвет стен совершенно не гармонировал с росписью на овальном потолке, темными картинами, белым камином, бежевого цвета мебелью и черным роялем, совершенно неуместным здесь. Кабинет больше напоминал купеческий склад, куда временно и в совершенном беспорядке поставили все эти дорогие вещи.

А свод потолка более подходил для церкви.

Осмотрев картины и фарфоровые статуэтки на каминной полке, Варя только и нашлась, чтобы сдержанно выразить свое отношение к этой роскоши:

– Мило и своеобразно.

Николай откровенно расхохотался:

– Вы – прелесть! – воскликнул он. – Вы сразу уловили полное отсутствие вкуса у папа́. Не правда ли, это больше напоминает случайное собрание раритетов, которые готовят к продаже на аукционе?

Варя засмеялась, ее смущение сразу пропало.

– В моей комнате есть несколько уникальных картин, – продолжил Николай. – Причем художников, о которых даже не слышали на Руси. Я привез их из Германии. К примеру, картину Шнорр фон Карольсфельда «Царь Соломон и царица Савская». Слышали о такой?

– Кто такие царь Соломон и царица Савская, я, конечно, знаю, а из художников мне более знакомы итальянцы, голландцы, испанцы и, само собой, русские.

– Пойдемте, я вас познакомлю с Карольсфельдом, – Николай снова взял Варю под руку.

Довольно просторная комната Николая была обставлена несравненно с большим вкусом, чем кабинет его отца. На резном столе из карельской березы из ведерка со льдом выглядывало горлышко бутылки шампанского, в вазе лежали фрукты – апельсины, порезанный на дольки ананас и лимон.

Марфа Савельевна готовила обед, когда в дверь сильно постучали.

– Господи, кто это барабанит? – слегка перепугалась она. – Манюша, поди открой…

Девочка кинулась к двери и, открыв ее, с удивлением уставилась на свою сестру, – прическа ее была растрепана, платье слегка порвано и помято, лицо красное и заплаканное… Варя придерживала платье на груди и, едва ей открыли, бросилась в свою комнату и закрылась там. Вскоре оттуда донеслись отчаянные рыдания.

Оставив кухонные дела, мать бросилась к дочери.

– Варюшка, милая, что случилось-то? Кто тебя обидел?

Рядом стояла Маняша, мать строго приказала ей:

– Иди в свою комнату, займись игрушками.

Варя лежала, уткнувшись лицом в подушку, плечи ее сотрясались в такт плачу.

– Доченька, родненькая, да что произошло-то? Скажи мне, бога ради, не держи в себе…

Поглаживая дочь, она вдруг обратила внимание на капельки засохшей крови на подоле платья и тут поняла причину несчастья дочери.

– Тебя снасильничали? Кто, скажи мне, кто он?

Варя не ответила и заплакала еще пуще.

И тут только до матери дошло, что она ходила на занятия к М. Стало быть, в этом доме и случилось несчастье.

– Господи, да что же это деется? – заревела и она в голос. – За что нам такое наказание?

Вернувшегося со службы Митрофана Евграфовича встретила насмерть перепуганная Маняша.

– Что с тобой? – спросил он дочь. – А где маменька с Варей?

Девочка молча показала на комнату сестры.

Не переодеваясь в домашнее платье, он поспешил туда и увидел обнявшихся и плачущих жену и дочь.

– Что случилось? – встревожился он.

Но заплаканные женщины прижались друг к другу и ничего не говорили. После долгих расспросов он наконец понял причину несчастья, обрушившегося на их семью.

В своем кабинете он долго сидел, подперев голову руками, раздумывая, что можно предпринять.

На следующий день он отправился к судье господину Зарницкому, дочь которого училась в одном классе с Варей.

– Митрофан Евграфович, – радушно встретил учителя судья. – Какими судьбами! Искренне рад вас видеть!

Но, заметив какую-то обреченность в лице посетителя, сменил тон.

– У вас неприятности? Чем могу помочь? – уже по-деловому спросил он. Помолчав немного, словно не решаясь начать беседу, посетитель сказал:

– Евгений Викторович, я хотел бы, чтобы все, о чем я расскажу, осталось между нами. Даже супруге попрошу вас не рассказывать.

– Господи, пренепременно-с. Судя по всему, у вас случилось что-то из рук вон выходящее.

– Именно так, – опустил голову Митрофан Евграфович. – Именно так-с.

– Слушаю вас, – судья пригласил учителя на диван и сам сел рядом.

– Беда у нас непоправимая, – начал рассказывать Митрофан Евграфович. – Вы, вероятно, слышали, что моя дочь Варя по окончании гимназии занимается репетиторством.

– Как же, слышал немало похвальных слов о ней, – подтвердил судья.

– Так вот, одним из ее учеников являлся младший сын действительного статского советника М. И в один из дней…

Митрофан Евграфович, смущаясь, путаясь и спотыкаясь рассказал о постигшей семью беде.

Евгений Викторович выслушал его, не перебивая, а когда тот закончил, искренне воскликнул:

– Нет, скажите, каков подлец! Решил, что если его батюшка в высоких чинах, то ему все позволено! Какая мерзость!

– Я пришел к вам с просьбой, чтобы вы завели дело, – сказал Митрофан Евграфович. – Нельзя же это оставлять без наказания.

– Нельзя, – в какой-то задумчивости проговорил Евгений Викторович. – Никоим образом…

Он подсел поближе к посетителю и тихо, почти шепча, заговорил:

– Да только вот что, дорогой мой Митрофан Евграфович. Конечно, можно завести судебное дело, провести расследование, но, боюсь, это ничего не даст. Прежде всего, судебная тяжба неизбежно приведет к огласке, и как будет выглядеть при этом ваша дочь? Опозоренной, да-с. Клеймо на всю жизнь. А потом, с деньгами и связями М. замнет любое дело. И кто от этого проиграет? Ответ однозначен – вы. Как говорится, бодался теленок с дубом да лоб себе расшиб. Поверьте моему опыту – ваше дело окажется заведомо проигрышным, как это ни прискорбно. А потом, насколько мне известно, этот негодяй учится в Германии. Сегодня он здесь, а завтра – там, попробуй, достань его.

Подумав, Митрофан Евграфович спросил:

– Так вы отказываетесь браться за это дело?

– Я не отказываюсь, – судья положил руку на плечо учителя. – Я могу взяться за него, но оно закончится плачевно для вас же самих. И любой другой судья вам скажет то же самое. Вам это надо?

– Как же быть в таком случае?

– Поймите, что не только суд, но и общество представит ваши претензии как стремление выдать вашу дочь за богатого жениха.

Митрофан Евграфович возмущенно вскинул было голову, но судья не дал ему заговорить:

– Вы не обижайтесь, а подумайте на досуге. Подумайте и решите, как вам поступить. И примите мои самые искренние сочувствия. За конфиденциальность не беспокойтесь, – отсюда лишнее на волю не вылетит.

Вернувшись домой, Митрофан Евграфович горестно задумался: подлость, которую совершил молодой барин, выходит, остается безнаказанной?

Домашние уже легли спать, а он все сидел и думал, как ему наказать обидчика?

Утром он надел свой парадный сюртук и собрался было уходить, но его остановила жена:

– Далече собрался?

– По делам, – коротко бросил он.

Подойдя к дому статского советника, он громко постучал. А на вопрос слуги, к кому? ответил:

– Доложи молодому барину: учитель гимназии по личному делу.

– Подождите в вестибюле, – важно ответил тот, оглядев Митрофана Евграфовича с головы до ног.

Вскоре по лестнице спустился Николай в сопровождении двух друзей, которые вертелись вокруг него во время выпускного бала.

– Вы ко мне? – спросил он.

– Да, – пытаясь сдержать себя, ответил посетитель. – Я отец Вари, над которой вы надругались.

– И что же вы хотите? – усмехнулся Николай. – Отступного? Сколько, скажите, я заплачу.

Кровь ударила в голову Мирофана Евграфовича. И уже не сдерживаясь, он выкрикнул:

– Вы подлец, сударь!

И, не помня себя, размахнулся и отвесил наглецу звонкую пощечину.

Николай было дернулся к учителю, но вовремя сдержался и прохрипел сквозь зубы:

– Завтра я пришлю к вам своих секундантов.

– Окажите честь, – в тон ему ответил Митрофан Евграфович и, не говоря больше ни слова, повернулся и вышел.